Буковски Чарльз. Юг без севера (Истории похороненной жизни)

   Дверь открыл Маджа.
   - Хестер нет, - сказал он, - она ушла в магазин.
   - У нас было назначено на 2 часа. Мне бы хотелось зайти и подождать.
   Мы вошли и сели.
   - Я поиграю вам барабан, - сказал Маджа.
   Он поиграл на барабанах и спел несколько песнопений из джунглей. Довольно неплохо. Он деловито заканчивал еще одну бутылку портвейна. По-прежнему в полосатой майке и джинсах.
   - Еби еби еби, - сказал он, - она только это хочет. Она меня злит.
   - Ты скучаешь по джунглям, Маджа?
   - Против течения не насрешь, папаша.
   - Но ведь она тебя любит, Маджа.
   - Ха, ха, ха!
   Маджа сыграл еще одно соло на барабанах. Даже пьяный он был хорош.
   Когда Маджа закончил, Сэм сказал мне:
   - Как ты думаешь, у нее может быть пиво в холодильнике?
   - Может.
   - Что-то нервы разыгрались. Мне нужно пива.
   - Давай. Принеси два. Я ей еще куплю. Надо было с собой принести.
   Сэм встал и ушел на кухню. Я услышал, как открылась дверца холодильника.
   - Я пишу статью о тебе и о Хестер, - сказал я Мадже.
   - Большой дыры женщина. Никогда не полная. Как вулкан.
   Я услышал, как Сэма рвет на кухне. Он сильно пил. Я знал, что он с бодуна. Но все равно - один из лучших фотографов в округе. Затем все стихло. Сэм вышел.
   Сел. Пива с ним не было.
   - Я поиграю барабаны опять, - сказал Маджа. Он снова сыграл на барабанах.
   По-прежнему неплохо. Но не так хорошо, как в прошлый раз. Видать, вино действовало.
   - Пошли отсюда, - сказал мне Сэм.
   - Мне надо дождаться Хестер, - ответил я.
   - Мужик, да пойдем же, - сказал Сэм.
   - Вы, парни, хотите вина? - спросил Маджа.
   Я встал и вышел на кухню за пивом. Сэм за мной. Я двинулся к холодильнику.
   - Пожалуйста, не открывай дверцу! - простонал он.
   Сэм подошел к раковине и снова стравил. Я посмотрел на дверцу холодильника.
   Открывать ее я не стал. Когда Сэм закончил, я сказал:
   - Ладно, пошли.
   Мы вышли в комнату, где Маджа все так же сидел со своими бонгами.
   - Я поиграю барабан еще, - сказал он.
   - Нет, спасибо, Маджа.
   Мы вышли, спустились по лестнице на улицу. Сели в мою машину. Я отъехал. Я не знал, что и сказать. Сэм не говорил ничего. Мы находились в деловом районе. Я подъехал к заправке и попросил служителя залить обычного. Сэм вышел из машины и пошел к телефонной будке звонить в полицию. Я увидел, как он выходит из будки.
   Расплатился за бензин. Интервью не взял. 500 баксов прощелкал. Я сидел и ждал, пока Сэм подойдет к машине.
   УБИЙЦЫ
   Гарри только сошел с товарняка и теперь шел по Аламеде к Педро выпить чашечку грошового кофе. Стояло раннее утро, но он помнил, что у Педро раньше открывались в 5. Там можно было за никель посидеть и час, и два. Подумать. Вспомнить, где облажался, а где все сделал правильно.
   У Педро было открыто. Мексиканочка, подавшая ему кофе, посмотрела на него, как на человека. Голь знает жизнь не понаслышке. Хорошая девушка. Ну, скажем, достаточно хорошая девушка. Вообще-то, все они означают напасти. Всч в жизни означает напасти. Он припомнил услышанное где-то утверждение: Напасти - Определение Жизни.
   Гарри сел за один из старых столиков. Хороший у них кофе. Тридцать восемь лет - и жизнь кончена. Он сербал кофе и вспоминал, где облажался и где нет. Он просто устал: от игры в страхование, от кабинетиков, высоких стеклянных загонов, от клиентов. Он просто устал обманывать жену, обжимать секретарш в лифтах и вестибюлях; устал от рождественских и новогодних вечеринок, дней рождения, проплат за новые машины и мебель - свет, газ, воду - от всего проклятущего комплекса необходимостей.
   Он устал и все бросил, всего-то делов. Развод наступил довольно скоро, и пьянство пришло довольно скоро, и вдруг он вышел из игры. У него не было ничего, и он обнаружил, что не иметь ничего - тоже довольно трудно. Просто другая ноша.
   Если б только где-нибудь посередине пролегала дорога поглаже. У человека, кажется, только один выбор - либо жопу рви, либо иди в бродяги.
   Гарри поднял голову, когда напротив сел какой-то человек, тоже с чашкой кофе за никель. Ему, казалось, было слегка за сорок. Одет так же бедно, как и Гарри.
   Человек свернул сигаретку и, зажигая ее, посмотрел на Гарри.
   - Как оно?
   - Ну и вопросик, - ответил Гарри.
   - Это уж точно.
   Они сидели и пили кофе.
   - Интересно, как люди сюда попадают.
   - Ну, - подтвердил Гарри.
   - Кстати, если это важно, мое имя Уильям.
   - Меня называют Гарри.
   - Можешь звать меня Биллом.
   - Спасибо.
   - У тебя такой вид, будто ты дошел до конца чего-то.
   - Просто устал бичевать, как собака, устал.
   - Хочешь вернуться в общество, Гарри?
   - Нет, не так. Но я хотел бы из вот этого выбраться.
   - Есть самоубийство.
   - Я знаю.
   - Слушай, - сказал Билл, - нам надо только немного налички раздобыть, да побыстрее, чтобы перевести дух можно было.
   - Конечно, но как?
   - Н-ну, надо немного рискнуть.
   - Типа как?
   - Я раньше дома грабил. Это неплохо. Мне бы хороший партнер не помешал.
   - Ладно, я уже почти на все согласен. Достали меня бобы на воде, недельные пончики, миссии, лекции о Боге, храп...
   - Наша проблема - в том, как добраться туда, где можно будет поработать, - сказал Билл.
   - У меня есть пара баксов.
   - Хорошо, встречаемся в полночь. Карандаш есть?
   - Нет.
   - Подожди. Я сейчас у них попрошу.
   Билл вернулся с огрызком. Взял салфетку и что-то нацарапал на ней.
   - Садишься на автобус до Беверли-Хиллз и просишь водителя высадить тебя вот здесь. Затем идешь два квартала на север. Я буду там тебя ждать. Доберешься?
   - Доберусь.
   - Жена, дети есть? - спросил Билл.
   - Были, - ответил Гарри.
   Той ночью было холодно. Гарри слез с автобуса и прошел два квартала на север.
   Темень стояла просто непроглядная. Билл стоял и курил самокрутку. Причем, не на виду стоял, а в тени большого куста.
   - Привет, Билл.
   - Привет, Гарри. Готов начать новую прибыльную карьеру?
   - Готов.
   - Отлично. Я эти места уже разведал. Мне кажется, нашел хороший дом. Вдалеке от остальных. От него просто воняет бабками. Боишься?
   - Нет. Не боюсь.
   - Прекрасно. Не суетись и пошли за мной.
   Гарри пошел за Биллом по тротуару - квартала полтора, затем Билл резко свернул между кустами на широкую лужайку. Они подошли к дому сзади двухэтажная громадина. Билл остановился у заднего окна. Разрезал ножом сетку и прислушался.
   Тишина стояла как на кладбище. Билл отцепил раму с сеткой и приподнял ее.
   Возился с ней он долго. Гарри уже начал думать: Господи. Связался с любителем. С каким-то психом связался. Тут окно открылось, и Билл забрался внутрь. Гарри видел, как елозила в темноте его задница, пока он втискивался в окно. Это смешно, подумал он. Неужели мужики этим занимаются?
   - Залезай, - прошептал Билл изнутри.
   Гарри залез. Там действительно воняло деньгами и мебельной полировкой.
   - Господи, Билл. Вот теперь мне страшно. В этом нет никакого смысла.
   - Не ори так сильно. Ты ведь не хочешь больше бобов на воде, так?
   - Так.
   - Значит, будь мужчиной.
   Гарри стоял рядом, пока Билл медленно выдвигал ящики и набивал чем-то карманы.
   Похоже, что они попали в столовую. Билл совал в карманы ложки, ножи и вилки.
   Как мы сможем что-то за них получить? - думал Гарри.
   Билл распихивал столовое серебро по карманам куртки. Затем уронил нож. Пол был твердый, без ковра, и звон прозвучал отчетливо и громко.
   - Кто там?
   Билл и Гарри не ответили.
   - Я сказал: кто там?
   - В чем дело, Сеймур? - раздался голос девушки.
   - Мне что-то послышалось. Меня что-то разбудило.
   - Ох, да спи ты.
   - Нет. Я что-то слышал.
   До Гарри донесся скрип кровати, потом - мужские шаги. Человек открыл дверь и теперь стоял вместе с ними в столовой. Он был в пижаме, молодой, лет 26-27, с козлиной бородкой и длинными волосами.
   - Ладно, пидарасы, что вы делаете в моем доме?
   Билл повернулся к Гарри:
   - Иди в спальню. Там может быть телефон. Проследи, чтобы она никуда не звонила.
   А с этим я разберусь.
   Гарри направился к спальне, отыскал дверь, зашел, увидел там молодую блондинку лет 23-х, длинные волосы, в роскошной ночнушке, груди болтаются. Рядом на тумбочке стоял телефон, но она никуда не звонила. Она сидела на постели и в ужасе прижимала запястье к губам.
   - Не ори, - сказал ей Гарри, - а то убью.
   Он стоял и смотрел на нее сверху вниз, думал о своей жене - та никогда не была такой. Гарри прошиб пот, закружилась голова. Они смотрели друг на друга.
   Гарри сел на край постели.
   - Оставь мою жену в покое, или я тебя убью! - произнес молодой человек. Билл только что завел его в спальню. Он завернул парню руку за спину, держа нож у позвоночника.
   - Никто ничего твоей жене не сделает, паря. Только скажи нам, где лежат твои вонючие башли, и мы уйдем.
   - Я же сказал вам, все, что у меня есть, - в бумажнике.
   Билл завернул ему руку чуть круче и вонзил нож чуть глубже. Парень поморщился.
   - Цацки, - сказал Билл. - Отведи меня к цацкам.
   - Наверху...
   - Ладно. Веди меня наверх!
   Гарри проводил их взглядом. Потом продолжал разглядывать девушку, а та продолжала смотреть на него. Синие глаза, зрачки переполнены страхом.
   - Не ори, - сказал он ей, - а не то убью, честное слово, убью!
   Ее губы задрожали. Они были бледно-розового оттенка, и тут его рот сомкнулся на них. Он колол ее щетиной, обдавал вонью, гнилью, а она белая, нежно-белая, нежная - дрожала. Он держал ее голову в ладонях. Потом оторвался и заглянул ей в глаза.
   - Ты блядь, - сказал он, - проклятая блядь! - И поцеловал снова, жестче. Вместе они рухнули на постель. Он дергал ногами, скидывая башмаки, прижимая ее. Затем стал стаскивать штаны, выбираться из них, все время удерживая и целуя ее. - Блядь, блядь чертова...
   - Ох Нет! Господи Боже мой, Нет! Не трогайте жену, сволочи!
   Гарри не слышал, как они вернулись. Парень испустил вой. Затем Гарри услышал какое-то клокотание. Он вытащил и оглянулся. Парень лежал на полу с перерезанным горлом; кровь ритмично била на паркет.
   - Ты его убил! - произнес Гарри.
   - Он орал.
   - Его можно было и не убивать.
   - Его жену можно было и не насиловать.
   - Я ее не насиловал, а ты его убил.
   Тут начала орать она. Гарри зажал ей рот ладонью.
   - Что будем делать? - спросил он.
   - Ее тоже придется. Она свидетель.
   - Я не могу ее убить, - сказал Гарри.
   - Я убью, - ответил Билл.
   - Жалко, если добро пропадет.
   - Тогда давай, бери.
   - Заткни ей рот чем-нибудь.
   - Не волнуйся, - сказал Билл. Из ящика он вытащил шарф, засунул ей в рот. Потом разорвал наволочку на полосы и привязал кляп.
   - Валяй, - сказал Билл.
   Девушка не сопротивлялась. Казалось, она была в шоке.
   Когда Гарри слез, забрался Билл. Гарри смотрел. Вот так. Так было во всем мире.
   Когда входит армия завоевателей, берут женщин. Они с Биллом были армией завоевателей.
   Билл слез.
   - Блядь, а хорошо было.
   - Слушай, Билл, давай не будем ее убивать.
   - Она настучит. Она свидетель.
   - Если мы ее пощадим, она не настучит. Так будет честно.
   - Настучит. Я знаю человеческую природу. Настучит потом.
   - Почему бы ей не настучать на людей, которые сделали то, что мы сделали?
   - Вот это я и имею в виду, - ответил Билл, - так зачем позволять ей?
   - Давай у нее спросим. Давай с ней поговорим. Давай спросим, что она думает.
   - Я знаю, что она думает. Я сейчас ее убью.
   - Пожалуйста, не надо, Билл. Давай порядочно все оставим.
   - Порядочно оставим? Сейчас? Слишком поздно. Если б ты остался мужчиной и свою глупую письку куда не надо не совал...
   - Не убивай ее, Билл, я не... могу...
   - Отвернись.
   - Билл, прошу тебя...
   - Я сказал, отвернись, мать твою!
   Гарри отвернулся. Казалось, не раздалось ни звука. Прошло несколько минут.
   - Билл, ты уже все?
   - Все. Повернись и посмотри.
   - Мне не хочется. Пойдем. Пошли отсюда.
   Они вылезли через то же самое окно. Ночь стала еще холоднее. Они прошли вдоль темной стороны дома и пролезли через живую ограду.
   - Билл?
   - Ну?
   - Мне уже лучше, как ничего и не было.
   - Было.
   Они пошли обратно к автобусной остановке. По ночам автобусы ходили реже, может, придется целый час ждать. Они стояли на остановке и осматривали друг друга: нет ли где крови, - и странно, но крови нигде не было. Поэтому они свернули пару самокруток и закурили.
   Внезапно Билл выплюнул свою.
   - Ч-черт! Ах, проклятье!
   - Что такое, Билл?
   - Мы забыли забрать его бумажник!
   - Ох, ебаный в рот, - сказал Гарри.
   МУЖИК
   Джордж лежал у себя в трейлере, растянувшись на спине, и смотрел маленький переносной телевизор. Тарелки после обеда стояли немытые, после завтрака - тоже, ему давно нужно было побриться, а пепел с самокрутки падал ему на майку. Часть его еще тлела. Иногда тлеющий пепел падал мимо майки и прижигал кожу - тогда он чертыхался и смахивал его.
   В дверь трейлера постучали. Он медленно поднялся на ноги и открыл. Это была Констанс. У нее в кульке лежала непочатая квинта виски.
   - Джордж, я ушла от этого сукина сына, не могу выносить этого сукина сына больше.
   - Садись.
   Джордж открыл бутылку, достал два стакана, налил в каждый на треть вискача, на две трети - воды. Сел на постель рядом с Констанс. Она вытащила из ридикюля сигарету и зажгла ее. Она была пьяна, и руки у нее дрожали.
   - Его чертовы деньги я тоже забрала. Я забрала все его проклятые деньги и отвалила, пока он был на работе. Ты себе не представляешь, как я страдала с этим сукиным сыном.
   - Дай курнуть, - попросил Джордж.
   Она протянула ему сигаретку, и, когда она склонилась чуть ближе, Джордж обхватил ее рукой, придвинул к себе и поцеловал.
   - Ах ты сукин сын, - сказала она, - я по тебе скучала.
   - Я скучал по твоим ножкам, Конни. Я в самом деле скучал по твоим хорошеньким ножкам.
   - Тебе они до сих пор нравятся?
   - Только гляну - и в жар бросает.
   - У меня никогда не получалось с парнями из колледжа, - сказала Конни. - Слишком мягкотелые, хиляги. А этот дом в чистоте держал. Джордж, это как с горничной жить. Он все делал сам. Нигде ни пятнышка. Можно баранье рагу хоть прямо из сортира лопать. Живой антисептик, вот какой он был.
   - Пей. Полегчает.
   - И любовью заниматься тоже не умел.
   - Ты имеешь в виду - не вставало?
   - Ох, нет, вставало. Вставало постоянно. Но он не знал, как тетку осчастливить, понимаешь? Он не знал, что нужно делать. Все эти деньги, все это образование - и псу под хвост.
   - Жалко, что у меня нет образования.
   - Тебе и не нужно. У тебя есть все, что тебе надо, Джордж.
   - Я просто двоечник. Все эти говенные работы.
   - Я же сказала: у тебя есть все, что нужно, Джордж. Ты знаешь, как сделать, чтобы женщина была счастлива.
   - Н-да?
   - Да. А еще знаешь что? Его мамочка вокруг тусовалась! Его мамочка! Два-три раза в неделю приходила. И сидела. На меня таращилась, типа, я ей нравлюсь, а сама все время обращалась со мной так, будто я девка гулящая. Типа я большая гадкая потаскуха, которая у нее сыночка украла! Ее Уолтера драгоценного! Х-хосподи!
   Какая срань!
   - Пей, Конни.
   Джордж уже допил. Он подождал, пока допьет Конни, взял у нее стакан, наполнил оба.
   - Утверждал, что меня любит. А я говорила: "Посмотри на мою пизду, Уолтер!" А он не хотел смотреть на мою пизду. Он говорил: "Я не хочу смотреть на эту вещь."
   Эту вещь! Вот как он ее называл! Ты ведь моей пизды не боишься, а, Джордж?
   - Она меня еще ни разу не укусила.
   - Зато ты ее кусал, ты ее грыз, правда, Джордж?
   - Полагаю, что да.
   - И лизал ее, и сосал ее?
   - Полагаю.
   - Ты чертовски хорошо знаешь, Джордж, что ты с ней делал.
   - Ты сколько денег прихватила?
   - Шестьсот долларов.
   - Мне не нравятся люди, которые грабят других людей, Конни.
   - Именно поэтому ты - посудомойка ебаная. Ты честный. А он - такая жопа, Джордж.
   Эти деньги он себе может позволить, а я их заслужила... и он, и эта его мамочка, и его любовь, его материнская любовь, его чистенькие маленькие тазики, и сортиры, и мешки для мусора, и новые машины, и освежители дыхания, и лосьоны после бритья, и его маленькие эрекции, и его драгоценная любовь. Все ради него самого, ты понимаешь, ради себя! А ты знаешь, чего хочется женщине, Джордж...
   - Спасибо за виски, Конни. Дай-ка мне еще сигаретку.
   Джордж снова наполнил стаканы.
   - Я скучал по твоим ногам, Конни. Я действительно скучал по этим ногам. Мне нравится, как ты носишь свои каблуки. Они меня с ума сводят. Все современные женщины не знают, что они теряют. Высокие каблуки придают форму икрам, бедрам, заднице; от них появляется ритм в походке. Меня это по-настоящему заводит!
   - Ты говоришь, как поэт, Джордж. Иногда у тебя это действительно получается. Ты просто чертовская посудомойка.
   - Знаешь, чего мне в самом деле хочется?
   - Чего?
   - Мне хочется отхлестать тебя ремнем по ногам, по заднице, по бедрам. Мне хочется, чтобы ты трепетала и плакала, а когда ты затрепещешь и заплачешь, я тебе засажу в чистой любви.
   - Я так не хочу, Джордж. Ты раньше никогда так не разговаривал. Ты со мной всегда обходился правильно.
   - Задери платье повыше.
   - Что?
   - Задери платье повыше, я хочу больше видеть твои ноги.
   - Тебе мои ноги ведь нравятся, правда, Джордж?
   - Пускай на них свет прольется!
   Констанс поддернула платье.
   - Господи Иисусе черт, - вымолвил Джордж.
   - Тебе нравятся мои ноги?
   - Я обожаю твои ноги!
   Джордж перегнулся через кровать и жестко залепил Констанс пощечину. Сигарета выскочила у нее изо рта.
   - Зачем ты это сделал?
   - Ты ебла Уолтера! Ты ебла Уолтера!
   - Так и что с того, к чертовой матери?
   - А то, что задирай платье!
   - Нет!
   - Делай, что говорю!
   Джордж вмазал ей еще раз, сильнее. Констанс задрала юбку.
   - Только до трусиков! - заорал Джордж. - Мне не очень хочется видеть трусики!
   - Господи, Джордж, что с тобой произошло?
   - Ты еблась с Уолтером!
   - Джордж, клянусь, ты спятил. Я хочу уйти. Выпусти меня отсюда, Джордж!
   - Не двигайся, а то я тебя убью!
   - Ты меня убьешь?
   - Ей-Богу, убью!
   Джордж поднялся и нацедил себе полный стакан неразбавленного вискача, выпил и сел рядом с Констанс. Вынул изо рта сигарету и приложил ей к запястью. Она завопила. Он подержал бычок некоторое время, твердо, затем убрал.
   - Я - мужик, малышка, ты это понимаешь?
   - Я знаю, что ты мужик, Джордж.
   - Вот, погляди на мои мышцы! - Джордж встал и напряг обе руки. Красиво, а, малышка? Посмотри на этот мускул! Пощупай! Пощупай!
   Констанс потрогала его за одну руку. Потом - за другую.
   - Да, у тебя прекрасное тело, Джордж.
   - Я мужик. Я посудомойка, но я - мужик, настоящий мужик.
   - Я это знаю, Джордж.
   - Я не как этот твой дохляк сраный, которого ты бросила.
   - Я знаю.
   - Я и петь могу. Тебе надо послушать мой голос.
   Констанс сидела на месте. Джордж запел. Он спел "Реку Старика". Затем спел "Никто Не Узнает Всех Бед, Что Я Видел". Он спел "Сент-Луисский Блюз". Он спел "Боже, Благослови Америку", несколько раз запинаясь и хохоча. Потом сел рядом с Констанс. Сказал:
   - Конни, у тебя прекрасные ноги. - Попросил у нее еще одну сигарету. Выкурил ее, выпил еще два стакана, положил голову на ноги Конни, щекой к чулкам, на колени и сказал: - Конни, я, наверное, никуда не гожусь, наверное, я сумасшедший, прости, что ударил тебя, прости, что обжег тебя сигаретой.
   Констанс сидела, не шевелясь. Она пропускала волосы Джорджа сквозь пальцы, гладила его, успокаивала. Вскоре он заснул. Она подождала еще немного. Затем приподняла его голову, положила на подушку, подняла ему ноги и уложила их на кровать. Встала, подошла к бутылке, плеснула в стакан хорошую меру виски, добавила чуточку воды и залпом выпила. Она дошла до двери трейлера, потянула на себя, вышла наружу, прикрыла. Прошла через задний двор, открыла калитку в ограде, прошла по переулку под заполуночной луной. Небо очистилось от облаков.
   Прежнее небо, полное звезд, было на месте. Она вышла на бульвар и зашагала на восток, дошла до входа в "Синее Зеркало". Вошла, оглянулась Уолтер сидел один и пьяный на другом конце стойки. Она подошла и села рядом с ним.
   - Соскучился, малыш? - спросила она.
   Уолтер поднял голову. Он ее узнал. Ничего не ответил. Он посмотрел на бармена, и бармен направился к ним. Все они хорошо знали друг друга.
   КЛАСС
   Я не уверен, где было это место. Где-то к северо-востоку от Калифорнии.
   Хемингуэй только что закончил роман, вернулся из Европы или откуда-то еще и теперь был на ринге, с кем-то дрался. Вокруг толпились газетчики, критики, писатели - вся эта братия, - и какие-то дамочки сидели возле ринга. Я уселся в последний ряд. Народ на Хэма, в основном, не смотрел. Они болтали друг с другом и смеялись.
   Солнце стояло высоко. День был в разгаре. Я наблюдал за Эрни. Он своего противника делал, играл с ним. Наносил удары по корпусу и обводил его, как захочется. Затем свалил вообще. Тогда на него обратили внимание. Противник Хэма поднялся на счет 8. Хэм двинулся на него, но остановился. Вытащил изо рта загубник, рассмеялся и отмахнулся от соперника. Слишком легкая жертва. Эрни ушел в свой угол. Закинул назад голову, и кто-то брызнул ему в рот воды.
   Я встал с места и медленно пошел по проходу между сидений. Дотянулся до ринга и слегка пихнул Хэма в бок.
   - Мистер Хемингуэй?
   - Да, в чем дело?
   - Я бы хотел выйти против вас.
   - Боксерский опыт есть?
   - Нет.
   - Иди и заработай.
   - Я хочу надрать вам задницу.
   Эрни расхохотался. Секунданту в углу он сказал:
   - Выдай парнишке трусы и перчатки.
   Парень соскочил с ринга, и я пошел за ним по проходу в раздевалку.
   - Ты спятил, пацан? - спросил меня он.
   - Не знаю. Нет, наверное.
   - Вот. Померяй трусы.
   - Нормально.
   - Ого... Слишком здоровые.
   - На хуй. Сойдут.
   - Ладно, давай кисти перемотаю.
   - Никаких перемоток.
   - Никаких перемоток?
   - Никаких перемоток.
   - А загубник?
   - Никакого загубника.
   - Ты в этих башмаках драться выйдешь?
   - Я выйду драться в этих башмаках.
   Я зажег сигару и вышел в зал следом за ним. Я шел по проходу и курил сигару.
   Хемингуэй снова взобрался на ринг, и на него надели перчатки. В моем углу никого не было. Наконец, кто-то вылез и тоже натянул на меня перчатки. Нас вызвали на центр ринга давать инструкции.
   - Так, когда войдете в клинч, - начал рефери, - я...
   - Я не вхожу в клинч, - сообщил я судье.
   Инструктаж продолжался.
   - Ладно, теперь по своим углам. После гонга выходите и деритесь. Пусть победит лучший. А вам, - обратился ко мне рефери, - лучше сигару изо рта вынуть.
   Когда ударил гонг, я вышел на середину с сигарой. Набрав полный рот дыма, я выпустил его в лицо Эрнесту Хемингуэю. Толпа заржала.
   Хэм двинулся на меня, сделав хук и целясь в корпус, и оба раза промазал. Ноги у меня двигались быстро. Я станцевал маленькую джигу, пошел на него - пух пух пух пух пух - пять быстрых ударов Папе по носу. Я взглянул на девчонку в переднем ряду, очень хорошенькую, и тут Хэм засадил мне справа, размазав сигару мне по физиономии. Она обожгла мне рот и щеку, я смахнул горячий пепел. Выплюнул сигарный окурок и сделал хук, целясь Эрни в живот. Он провел апперкот правой, а левой поймал меня в ухо. Увернулся от моей правой и серией ударов загнал меня на канаты. С ударом гонга он смачно завалил меня правой в подбородок. Я поднялся и побрел в свой угол.
   Подошел мужик с ведерком.
   - Мистер Хемингуэй хочет узнать, не желаете ли вы еще один раунд? спросил он.
   - Передайте мистеру Хемингуэю, что ему повезло. Мне дым попал в глаза. Пусть даст мне еще один раунд, и я докончу работу.
   Мужик с ведерком отошел, и я увидел, как Хемингуэй засмеялся.
   Прозвенел гонг, и я выскочил. Мои удары стали попадать в цель, не слишком жестко, но в хороших комбинациях. Эрни отступил, стал пропускать удары. Впервые в жизни я заметил сомнение у него в глазах.
   Кто этот мальчишка? - думал он. Я сократил интервалы между ударами, заработал жестче. Каждый мой удар приземлялся хорошо. В голову и в корпус. Напополам. Я боксировал, как Сахарок Рэй, и бил, как Демпси.
   Я прижал Хемингуэя к канатам. Упасть он не мог. Каждый раз, когда он валился вперед, я поправлял его новым ударом. Сплошное убийство. Смерть после полудня.
   Я отступил, и мистер Эрнест Хемингуэй рухнул в отключке.
   Я расшнуровал перчатки зубами, стянул их и соскочил с ринга. Прошел в свою раздевалку - то есть, в раздевалку Хемингуэя - и залез под душ. Выпил бутылку пива, закурил сигару и сел на краешек массажного стола. Эрни внесли и водрузили на другой стол. Он еще не пришел в себя. Я сидел голышом и смотрел, как они хлопочут над Эрни. В комнату набились и тетки, но я не обращал на них внимания.
   Потом ко мне подошел какой-то парень.
   - Кто вы такой? - спросил он. - Как вас зовут?
   - Генри Чинаски.
   - Не слыхал, - сказал он.
   - Услышишь, - ответил я.
   Подошел весь остальной народ. Эрни бросили одного. Бедный Эрни. Все столпились вокруг меня. И женщины тоже. Все просто пожирали меня глазами, если не считать одного места. По-настоящему классная чувиха просто впилась в меня взглядом.
   Похожа на светскую бабу, богатую, образованную и прочее - хорошее тело, хорошая мордашка, хорошая одежда и все остальное.
   - Чем вы занимаетесь? - спросил меня кто-то.
   - Ебусь и пью.
   - Нет-нет, я имею в виду род занятий.
   - Мою посуду.
   - Моете посуду?
   - Ага.
   - А хобби у вас есть?
   - Ну, не знаю, можно ли это назвать хобби. Я пишу.
   - Вы пишете?
   - Угу.
   - Что?
   - Рассказы. Довольно неплохие.
   - А вас печатают?
   - Нет.
   - Почему?
   - Не посылаю.
   - А где ваши рассказы?