Алиса перевернулась на спину:
- Это я не хочу, чтобы ты пил. Почему у тебя дурные предчувствия? Или, вернее, почему ты делаешь странные выводы - что ты должен делать что-то другое, как-то мешать развитию событий? А не боишься вместе с бурьяном картошку вытащить?
- Не боюсь. Мне просто сил не хватает. Кто-то, - сказал Веселуха, увлек меня... уволок и потащил, куда хочет. Скорее всего - судьба. Мне это не нравится. Я к судьбе в любовники не просился. Не осознав всей меры ответственности...
Красное за окном гнило и гасло, увязало и чернело; на снегах лежала фиолетовая и черная пелена, фонари горели лишь по углам, мертвая тишь воцарилась в преображенном Петербурге: усталые граждане спали по домам.
- Скажите пожалуйста, ему все само в рот падает, а он сопротивляется, сказала Алиса сонно.
Прореха черная в красном небе, и в прорехе - звезда.
- Человеку подарков не дарят; человеку в кредит дают. Меня уже до полусмерти заинвестировали. Я уже на человека не похож - вот как.
Алиса посмотрела: действительно, на фоне призрачного света из окна Веселуха был больше похож на тень, на силуэт, на монумент - только блеск волос, - удрученный, груженый, как баржа с яблоками.
- Сыграй мне, Веселуха, - попросила Алиса в потемках.
Гитара висела на стене, отливала вишневым блеском, струны ее были аппетитно натянуты; Веселуха снял ее, осторожно присел на край кровати, взял первые три аккорда - и, вздохнув, повесил обратно.
- Не вытанцовывается, - сказал он. - Нет.
Утро выводило ночь из сугробов. Солнце грело, по серединам улиц бежали ручьи, снежные шумные горы были свалены и таяли, снег сбрасывали с крыш, тарахтели сосульки. Наступило прощеное воскресенье, и по лесам проступили весенние запахи. Преображенный Петербург ожидал приезда его высокопревосходительства Президента России Тугина.
А тот уже сидел в самолете, выглядывая из-за голубой занавески, и, затаив дыхание, взирал, как близится земля. Машины блестели на стоянках вымытыми крышами, снега были необыкновенно белы и свежи, и лились ручьями нежные огуречные запахи корюшки.
- Как меня встретит Родина? - с усмешкой пошутил он Фергу, сидевшему рядом. - Я давно здесь не был!
Толпа, волнуясь, наблюдала за тем, как подали трап. Милиционеры в памперсах замерли по сторонам расчищенной дороги, - вперед вышли Веселуха, Рябинин и губернатор. Сердце у губернатора совестливо билось: он, признаться, побаивался Тугина и его справедливости. Президент слетел по трапу, пожал руки губернатору, Веселухе внимательно заглянул в глаза, сделал шаг вперед - и замер.
Город, раскинувшийся внизу, под холмом, был чудо как хорош. Блестели шпили Адмиралтейства и Петропавловки; по высоким тугим мостам волнами ходили машины. В заснеженных реках солнце прогрело черные проруби. Нарядные люди приветствовали Президента поклонами.
- О! - воскликнул Тугин, вдыхая свежий ветер. - Господа, вы на славу поработали!
Оценив шутку, губернатор и чиновники засмеялись, а Веселуха понял, что президент хотел сказать что-то более возвышенное, но постеснялся. Краска играла у Тугина на щеках; он был поражен и смущен. Веселуха держался несколько в стороне, почтительно кланяясь вместе со всеми - в пояс.
И летели машины по Московскому сквозь пять ворот, украшенных лавровыми венками, и под каждыми воротами Тугин слегка пригибался, хоть и был невысокого роста: он хотел этим показать, что он-то проедет, а вот чин его чин властителя великой державы - может и не пройти.
- Блеф, говоришь, Ферг? - вполголоса обратился Тугин к своему советнику, заметив его иронические усмешки. - А вот полюбуйся-ка на это; это не блеф, это Веселуха с губернатором весь Питер вот так отделали! Впрочем, нет, - Тугин протер глаза, - мне не верится! А ну как все это потемкинские деревни? Эй, останавливай!
- Никак нет, не велено, - испугался шофер.
- Тормози, тебе твой главнокомандующий приказывает.
Шофер затормозил. Весь кортеж затормозил, да так, что кое-кто чуть в лобовое стекло носом не въехал. Губернатор понял, в чем дело, щеки его покраснели, как морковка.
- Ой, Ян Владиславович! - перепугался он. - А вдруг да чего не так?
Веселуха не ответил ему: он видел, как Тугин выскочил из машины, как легким шагом подошел к стене, посмотрел на дорогу. Нигде не было ни пятнышка, и новенькие ограждения вдоль дороги сияли каждым завитком. Тогда Тугин знаком велел всем выйти из машин (собравшийся народ весело приветствовал своего Президента), подозвал Веселуху и сказал ему, кося взглядом по углам по своей привычке:
- Э-э... Ян Владиславович. Я... рад, что в России не перевелись такие люди как вы. В вас есть гений, и я вам завидую.
Тугин всегда говорил на людях только то, что мог бы сказать человеку и лично, отчего все его обращения приобретали интимный, хотя и чуть слишком сентиментальный тон. Может быть, это было потому, что президент довольно долго жил в Германии.
- Спасибо, - сказал Веселуха, - за доверие, надеюсь употребить свой гений на благо Родины и вас, Владимир Борисович.
После чего Тугин призвал Ферга, снял с него орден (другого такого ордена под рукой не оказалось, да больше в России и не было кавалеров этого ордена), и перевесил его на Веселуху. Ян Владиславович покраснел и чуть не опустился на колени, как посвящаемый в рыцари, но удержался.
- Я просто не знаю, как еще выразить свое почтение, - вполголоса и взволнованно пробормотал Тугин. - Ей-Богу, в наше время, когда...
На этом Тугин махнул рукой, усмехнулся опять, сел поскорее в свою машину, чиновники тоже спешно расселись, и кортеж свистнул дальше. Вся импровизация заняла не более трех минут.
А дорога была уже усыпана цветами, транспаранты были натянуты через дорогу, и на них были не реклама и даже не приветствия государю, а просто слова: "Масленица, весна", - больше ничего. Но эти слова и были приветствием, и рекламой они же были в полной мере. Цыгане и таджики разоделись в лучшее, от блинов и пирогов шел пар. Въехали в центр города, где машинам ездить было уже нельзя, и все пересели в санный поезд: тут-то началось веселье! Тугин глядел на Родину влюбленными глазами. Костры горели на перекрестках, веселый народ вывалил праздновать и смотреть на Президента, губернатора и (не в последнюю очередь) на Веселуху.
- Вот они! - восхищенно кричали женщины. - Ой, смотрите!
Сытые кони встали у высокого крыльца; все другие, кто не ездил встречать в аэропорт, вышли кланяться Тугину. Президент взошел быстрее всех; он был заметно взволнован и поражен, но вел себя, как обычно. За ним тенью следовал Ферг. Веселуха, как мы уже упомянули, держался в отдалении. Здесь нахлынули на Тугина журналисты, и он был принужден сказать несколько слов в их микрофоны.
- Я поражен, - сказал он честно, но спокойно. - Мне никогда не приходилось видеть такого преображения. Главное, что и люди стали какими-то другими. Чья это заслуга, я еще не понял, но я разберусь, - пообещал он шутливо, - со всеми разберусь.
- А вы проверите, как были израсходованы средства? - прилетел, как снежок, взъерошенный Петя Варвар в шапке-ушанке.
Он был похож на снегиря.
- Лично тебя проверю! - пригрозил Президент, развернулся и пошел дальше, свита поспешила за ним.
В большой зале стол был накрыт на множество людей. Блюда были изысканны и красивы: нежная зелень, и гусь в яблоках, и, конечно, блины. По красной икре было выложено черной икрой: "Жизнь удалась". Тугин пожелал, чтобы по правую руку от него сел Ферг (и за ним питерские чиновники), а по левую Веселуха и вся команда фирмы "Амарант". Так и было сделано; потом губернатор тряхнул прической, встал и произнес:
- Мы рады приветствовать в преображенной Северной Столице нашего дорогого Владимира Борисовича Тугина! Звезды благоприятствуют взаимной симпатии, - губернатор обаятельно улыбнулся и скрюченными пальцами водопроводчика покрутил бокал, - мы готовы к труду, мы дадим рост ВВП на будущий год сто процентов, и не машите на меня рукой, господин Ферг, сделаем!
Общий смех; Ферг снисходительно улыбнулся.
- И вот, - продолжал губернатор вдохновенно, - чтобы все было хорошо, ведь все это сделал не я, а все это чистая заслуга господина Веселухи, - так выпьем за Россию, и за Петербург, и за Президента - за всех разом, и чтобы все так дальше бы и шло!
- Ну, дай Бог, - пожелал Тугин, и все потянулись чокаться.
Зазвенели бокалы, заходили круговые чаши, и люстра над столом согласно дрогнула, блестя гранями. Ветерок сочился сквозь створки деревянных дверей, стелился по паркету дворца; Алиса в шикарном платье с голой спиной улыбалась беззаботно, и Рябинин уже раскраснелся и навалил на тарелку любимой еды, и редактор "Специалиста" хохотал, а розово-желтое брюхо его тряслось, застенчиво выглядывая в щели рубахи. И солнце уже шло к закату, заливая сады и дворцы золотым блеском.
Но предательский ветерок, сквозняк, дух, что сочился сквозь створы, но то странное дуновение, поползновения с Запада - оно росло, и вот уже Алиса голой спиной почуяла его, и спина покрылась мелкими мурашками. Алиса накинула оренбургскую шаль. И вот уже не только Алиса - многие стали украдкой поглядывать в окно, а там солнце садилось в Залив за крепостью, желтой дымкой, краснее и краснее, - и ветер окреп, подтаявшие размякшие сугробы подернулись сверху ледяной коркой, сумерки тьмой находили на город, день уходил. А с запада, с той стороны, откуда сочилось, поддувало, заливало, выло, крепчало - оттуда неверной мглой, медленно и верно, находил циклон, разделяя небо надвое багровой линией, как будто отмечая на карте свои завоевания. То была черно-синяя туча, и в ней просветом висел белый месяц.
Еще пили и ели во дворце, но уже веселье приняло несколько натянутый характер. Старались не смотреть в окно, как будто там творилось что-то неприличное.
- Погода, кажется, портится, - заметил Тугин наконец среди общего разговора.
- Ничего не портится! - возразил кто-то льстиво. - Право, это ничего!
- Ничего, конечно, - с фальшивой бодростью подхватил губернатор, - это просто ночь идет на чистое небо...
- Это у нас так всегда, просто вы забыли, - заверил Рябинин.
- Как может испортиться погода, если вы здесь! - хором принялись уверять чиновники. - Ведь весь день был солнечный в знак нашего будущего сотрудничества!
Луч солнца, рыжий, последний, блеснул из-под тучи, как глаз из-под бровей.
- Вот видите! - закричал редактор "Специалиста". - Все хорошо! Эгей, солнце! Масленица, весна!
И тут грянул гром, раскатисто и недвусмысленно. Все вздрогнули. Положение было обозначено. Грозная тень надвинулась на стол, улыбки сплыли с лиц, пирующие замолчали.
- Ну и что, - сказал в общей тишине Веселуха. - Погода, к примеру! Будто не было у нас красного дня! После солнца гром - да это же самый признак весны и есть. Разве гром гремит зимою?
Еще как гремит! Он грянул и еще раз, и молния сверкнула, но вместо дождя с неба посыпался снег, и серым мраком заволокло окна. Все совершалось как-то необыкновенно быстро, и все почувствовали это. Тугин бросился к окну, многие последовали за ним: там дул гневный, пронзительный ветер с Запада, ели под окном дворца гнулись и трещали, машины сносило, слепой снег бил в окна, одна из рам распахнулась, и в зал, кружась, влетела злая метель.
- Скорее закроем! - закричала Наталья Борисовна Денежкина, и они с Алисой кинулись закрывать окна, но закрыть было трудно, женщин сносило, и только Веселуха смог захлопнуть наконец рамы.
- Светопреставление, - пробормотал губернатор в замешательстве.
Все были потрясены; тревожный шепот разлился в зале, за стол никто не садился, Президент стал пробиваться сквозь толпу к Веселухе.
Но тут в зал вбежал Паша Ненашев, менеджер по продажам, и господин Ферг. На обоих просто лица не было.
- Господа! - закричали они. - Скорее, скорее, идите, смотрите!
- Что такое? - воскликнул Президент, и толпа, взволнованно переговариваясь, устремилась в соседнюю залу.
Там горел свет; а в углу, на старинном треножнике, стоял большой телевизор с плоским экраном. И как море, застывшее в один миг, остановились все - в дверях, по углам, на полу, - замерли в потрясении.
Там, в телевизоре, занимая весь экран, стояла перед микрофоном пожилая полная афроамериканка. Глаза у нее были пустые и бешеные, как ветер в Сахаре. Челка сбилась на лоб, а над верхней губой росли маленькие страстные усики.
- Я, новый президент Америки Айн Раф, - возвещала она с экрана, намерена днесь и впредь считать главным врагом американского народа ту страну, что самим своим существованием ставит под сомнение стабильность нового миропорядка. Ни для кого не секрет, что я говорю о России.
По залу пронесся горестный вздох; все с ужасом посмотрели на президента Тугина, а тот, в гневе и изумлении, не сводил глаз с экрана.
- ... массовые нарушения прав человека, а также развязанные Россией ценовые войны, - вещала ставленница террористов, - заставляют нас... Россия - единственная страна, которая стоит на пути великого примирения Запада и Востока...
- Сумасшедшая! - Ферг, обычно сдержанный, схватился за голову руками.
- ...если президент Тугин не подчинится и не продаст нам акции своей корпорации за ту цену, которая сложилась на рынке, а цена эта весьма невысока, что бы сам он ни говорил, - то мы сделаем из России ядерную помойку... единственное назначение ее жителей - тяжелый физический труд... долой имперские притязания, долой дискриминацию, а также белых мужчин, не желающих спать с мужчинами и животными...
В этот момент электричество вырубилось. Может быть, ветром снесло провода, может, молния попала в подстанцию. Все, подавленные и как бы оглушенные, вернулись за круглый стол и в гробовом молчании расселись. Лакеи внесли свечи и расставили их так, чтобы люди видели лица друг друга. За окнами мела страшная метель.
- Граждане, - начал Тугин, встав. - Вы все свидетели тому, что случилось, пока мы праздновали Прощеное воскресенье. Мне - всей России! ставят ультиматум, - Тугин нервно взмахнул руками, и его тень на стене повторила его движение. - Никогда не согласимся на ту унизительную роль, которую готовит нам мировой жандарм. Никогда! - повторил Тугин. - Чего бы нам это ни стоило! Чего бы ни стоило, вы поняли? Мы найдем адекватный ответ!
Тугин отодвинул стул и скорым шагом покинул залу. Свита бросилась за ним, задержался только Ферг. К нему подбежал Веселуха и тихо спросил его:
- Что вы намерены делать?
Ферг покачал головой и ответил отрывисто:
- Кажется, господин Президент не понимает, о чем идет речь. Какой может быть адекватный ответ на такие речи? Как он собирается его искать? Я предупреждал его, что он может принять собственные мечты за близкую реальность. У России нет сил ответить.
- Что вы хотите сказать? - ахнул Веселуха.
Альберт Ферг опустил глаза:
- Я политик, Веселуха. Увы. Нам придется думать лишь о том, как бы продать Россию подороже, и как бы не пропить деньги, полученные от продажи. Приглашаю вас подумать над этим вопросом вместе со мной.
- Вы - подлец, - ответил Веселуха. - У меня нет слов.
- Э-э, - криво усмехнулся Ферг. - Не подлец я, а просто знаю, в отличие от вас, как дело обстоит... Веселуха, подумайте!
И Ферг улетел вслед за свитой, - последней снежинкой улетел в ночь, и гости разошлись, только посреди метели стоял, возрастая в возмущении, Ян Владиславович Веселуха. У него не было слов.
Глава 12: Do kraja (До края!)
Не связать дуб в стог
Не скруглить куб в круг
Долго гнется лук
Выпрямиться чтоб
Высокий брег
Навис, как низкий лоб,
И падает острый снег
В круглый сугроб
Перед большой войной
Степи встают стеной
Выше, чем небоскреб
Солнце над полями, в тысячах окон, банки и офисы поднимаются легко и плавно, холодный ветер. Но на самом деле как ужасно тяжелы эти вавилонские башни, сколько в них хрустящего стекла и несгибаемого металла!
Тугин сидел в кресле и пытался принять решение. Ему дали двадцать четыре часа. По истечении этого срока ему предстояло ответить, будет ли он продавать Россию, и почем; но думать ему мешали. Кабинет-министры и Ферг постоянно бегали с докладами и грузили Тугина информацией, - сколько боеголовок, как неутешительно вообще состояние армии, - как будто такие аргументы могут его в чем-то убедить! Он только щурился на всех них, но сам был уже далеко - там, где не знают ни оскорблений, ни почестей.
Мешал Тугину и телевизор. По нему транслировали в основном министра обороны Америки Зару Тустру, смазливую девчонку лет шестнадцати.
- Мы - успешные менеджеры, а Тугин - неуспешный, - пищала Зара Тустра, встряхивая черненькими косичками. - Поэтому мы можем скупить акции его корпорации, не дожидаясь банкротства. Это в порядке вещей. При нас всем россиянам будет выплачены пенсии и пособия.
- Сволочь, - прошептал Тугин, и переключил на другой канал.
Там показывали российскую провинцию; люди уже собирались кучками, махали руками и не знали, чего ждать.
- Да что ж, так нас и продадут? - возмущался в камеру мужчина с девочкой на руках. - Эй, московские, в вас честь-то осталась, ай нет?
В этот самый момент Тугина и осенило. Он встал, подскочил к дверям и заорал не своим голосом:
- Ферг!
- Здесь! - вырос из-под земли советник.
Он был, как всегда, безупречен и холоден, и очки без оправы поблескивали.
- Ферг, - молвил Тугин несколько виновато, вытирая потные руки о платок, - я принял решение. Оно, э-э... может показаться тебе несколько нестандартным. Но согласись, что ситуация призывает к нестандартным решениям.
Ферг насторожился.
- Я намерен вызвать на дуэль кого-нибудь из администрации Айн Раф, сказал Тугин твердо. - Если я одержу победу, она должна будет уйти.
Альберт Ферг выдохнул.
- Но повод? - спросил он.
- Меня назвали неуспешным менеджером! - взорвался Тугин. - Мою страну хотят купить!
- Дуэль с варварами? - переспросил Ферг. - Ведь в этой стране не было дворянства.
- Ничего! - Дуэль, кулачный бой, ковбойская перестрелка... мне дела нет.
Ферг посмотрел ему в глаза. Тугин не спал ночь, и лицо у него было довольно усталое.
- Вы хотите погибнуть?
- Не ваше дело! - закричал Тугин. - В стране объявлено чрезвычайное положение, и спрашивать меня о причинах моих поступков вы не имеете права!
- Самоубийц не хоронят в ограде церкви.
Тугин указал Фергу на дверь:
- Исполнять, не рассуждать, - сказал он негромко. - Сейчас же переговорите с администрацией Айн Раф, с кем угодно, и чтобы о моем решении было объявлено уже через час.
Ферг пошел исполнять, но у дверей еще помедлил.
- Вам не идет, - сказал Тугин насмешливо. - Вчера, когда вы торговались по телефону о цене нашей корпорации, вы выглядели куда естественнее.
Ферг повернулся и выбежал, а Тугин остался; он встал резко, подошел к окну, вернулся, присел за стол и написал на листке несколько слов; написал, опять подошел к окну. Там, у Кремлевских ворот, остановилась чья-то частная машина, и охрана усиленно пыталась не пропустить этого человека без пропуска. Водитель вылез из машины, снял шапку - его волосы рвал солнечный ветер, асфальт серый был местами забросан снегом. Тугин медленно повернулся: рыжие тени, блики, лучи. Двенадцать лет строили, двенадцать лет - мимо! "Акции вашей корпорации"... Черт! - Тугин сел в кресло и замер. Кровь шуршала у него в ушах, как мыши в сене.
Сколько прошло времени - час, два - неслышно вошел Альберт Ферг. Он не улыбался.
- Ваш вызов принят, - сказал Ферг бесстрастно. - С вами будет драться Джек Мортара, министр финансов.
В небе роза ветров, чем выше небо, тем оно синее.
- Оружие выбирают они, - продолжил Ферг, помедлив, - Мортара выбрал тяжелые палаши. Вы его просто не поднимете.
- Что ж, - сказал Тугин.
Дух его захватывало, а тот водитель, как дурак, бегал внизу под воротами, пытаясь соблазнить охрану деньгами. Тугин смотрел на него в оцепенении. Водитель тот был очень далеко, но было в нем что-то знакомое.
- Мортара, - продолжал Ферг с сожалением, - уже вылетел сюда.
Тугин представил себе Джека Мортару. Этот человек вышел в люди, сначала играя во всякие игры с не независимыми исходами, а потом служа в самой бесстыдной из всех финансовых контор Уолл-Стрит. Он был громок и груб, и чем богаче становился, тем делался громче и грубее. Мортара мог заглотить в один присест огромного барашка вместе с вертелом или со сковородой. Он смотрел из-под брови, прищурившись, на солнце, и следил, как кот, каждое его движение вверх, вниз и вбок. Так он привык с детства, - ноги его редко касались земли, Мортара всю жизнь провел в многоэтажных джунглях из железа, бетона и стекла.
Тугин помолился, надел кимоно, и, сопровождаемый плачущей свитой, вышел во двор. Кирпич и сухая сварка, солнце и белые облака вокруг заметались: Тугин вдруг понял, кто тот человек, который пытается отворить ворота. Он и был, кто еще!
- Ферг, это Веселуха, - показал он советнику. - Он и есть. Велите впустить.
Но было поздно. Со стороны воздушного океана налетели веером легкие белые стрекозы, опустились на Красную площадь. Из них вышли журналисты - в огромном множестве - а из последней вертушки вылез Джек Мортара.
К воротам с той стороны прильнули все, кто мог, и на стене сидел народ, хотя охрана пыталась не пустить никого глядеть на это жестокое зрелище.
Тугин чувствовал, как утекают последние минутки его жизни, и воздух казался ему плотным и густым, как ягодный сироп. Джек Мортара бил себя по груди и приседал, словно орангутан. Его никто не учил пожимать руки противнику.
- Я его сделаю, - сказал Мортара для истории. - Отымею, и все.
В компьютерной игре у нас по три жизни. Палаши лежали на ковре; Тугин взял один из них: он здорово оттягивал ему руку. Мир уменьшился, и стал, как комната. Мортара, в набедренной повязке, щурил глаза. Тугин отбросил палаш и вдарил ему пяткой по носу. Мортара рухнул на спину; Тугин подлетел, как вихрь, и в темноте (глаза ему застилало) принялся топтать ему лицо.
- Молодец! - послышался откуда-то взволнованный голос.
Тысячи глаз смотрели на него с кремлевских стен, головы в три слоя, друг на друге, руки махали, народ налезал на ворота, - а сбоку, у одной из башен, - увидел Тугин в последнем развороте, - стояли Веселуха и эта черноглазая с его фирмы - как ее... Ветер резал глаза - прощай, народ, прощай, Россия!
- Ура, наш государь! - ревел народ на стенах.
Вот я и стал вам отцом, подумал Тугин, - как я мечтал об этом! Напоследок я стал вам отцом.
Мортара уже поднялся на ноги. Он тряс головой в бессмысленной, черной злобе, махал палашом, отчего все пространство перед ним было окутано светящимися нитями. Тугин наклонил голову и влетел в этот круг. Народ издал единый вопль, но поверх этого вопля, перекрывая его, закричал Веселуха с башенки:
- Мортара, стоп! Продано!!!
Веселуха сказал это в той форме, в какой говорят в таких случаях на Уолл-Стрит, и только поэтому невольник чести Тугин остался жив. Рука у Мортары дрогнула, и удар пришелся не смертельный.
- Ах, ты... так, - пролепетал Тугин, опускаясь на землю, - все предатели...
Народ безмолвствовал; мало кто успел понять, что произошло. Мортара, отходя от ярого бешенства, опустил меч на землю и озирался с налитыми кровью глазами. Ферг вздохнул с облегчением: Веселуха оказался действительно умен! А Яну Владиславовичу уже подали приставную лестницу, по которой он и спустился неслышно и не держась.
- Дайте мне глянуть на того, кто заключает со мной сделку! - закричал Мортара, глотая из кружки спирт. - Дайте мне пожать руку этому Иуде! Веселуха, я тебя уважаю, дай мне руку!
- Передайте господину Мортаре, - сказал Веселуха Фергу весьма учтиво, и на Мортару не глядя, - что средства за "акции нашей корпорации" будут сейчас же переведены. Посоветуйте ему также как можно скорее повысить капитализацию активов свежекупленной корпорации, - ее уставный капитал, и так далее... Потому что, если ее акции будут и впредь столь же недооценены, то их уже к вечеру может кто-нибудь скупить... Может, и я... Он, говорят, хороший был трейдер; передайте ему: Buy low, sell high. Он поймет.
Фергу никогда не приходилось бывать в таких ситуациях, и он не мог потому понять, насколько серьезно все происходящее.
- Я не понимаю, - удивился он. - Вы продаете Россию, и тут же ее покупаете?
- Да, черт возьми!!! - рассердился Веселуха. - Если вы такой идиот, поступайте учиться на третье высшее образование!
Ян Владиславович махнул рукой, взбежал обратно по лестнице на стену кувырк, и пропал на синем ветру. Ферг покачал головой ошеломленно, шагнул к Мортаре и передал ему то, что говорил Веселуха - слово в слово.
- Дерьмо! - завопил Мортара в голос, хлопая себя по плотным бедрам. Он думает меня переиграть! Не выйдет!
Мортара отбросил палаш, кинулся в вертушку и взлетел.
Веселуха с шоссе видел, как он взлетает, как исчезает в серебристом небе, и слышал в эфире его отборную брокерскую ругань.
- Не выйдет, - бормотал Веселуха, нажимая на газ. - "Не позволям". Ого! Мортара! Ты мне все продашь. Нет, ты мне все продашь. Ого! Все, как миленький. Да!
- Ян, ты же не любишь такое, - рядом Алиса вжималась в сиденье. - Ты же не любишь такие игры.
- А это не игры, - возразил Веселуха, к ужасу Алисы, поворачиваясь к ней на полном ходу и обходя по три машины враз, - это в данном случае, Алиса, не игры! Это ведь Ферг да Мортара этот на пару с Айн Раф - они могут думать, что тут "акции" да "корпорации", а ведь это, Алиса, Россия. Это тебе не лавочка какая-нибудь, не покер, не преферанс, - ну, постой у меня, Мортара, ублюдок, я тебя сделаю, как ребенка...
- Ты сам себе противоречишь, - пыталась что-то доказать ему Алиса, вцепившись в сиденье и зеленея от быстрой езды, - эй, Ян, ох! Ты... ой! Да не гони ты так, уродушко!
- Это я не хочу, чтобы ты пил. Почему у тебя дурные предчувствия? Или, вернее, почему ты делаешь странные выводы - что ты должен делать что-то другое, как-то мешать развитию событий? А не боишься вместе с бурьяном картошку вытащить?
- Не боюсь. Мне просто сил не хватает. Кто-то, - сказал Веселуха, увлек меня... уволок и потащил, куда хочет. Скорее всего - судьба. Мне это не нравится. Я к судьбе в любовники не просился. Не осознав всей меры ответственности...
Красное за окном гнило и гасло, увязало и чернело; на снегах лежала фиолетовая и черная пелена, фонари горели лишь по углам, мертвая тишь воцарилась в преображенном Петербурге: усталые граждане спали по домам.
- Скажите пожалуйста, ему все само в рот падает, а он сопротивляется, сказала Алиса сонно.
Прореха черная в красном небе, и в прорехе - звезда.
- Человеку подарков не дарят; человеку в кредит дают. Меня уже до полусмерти заинвестировали. Я уже на человека не похож - вот как.
Алиса посмотрела: действительно, на фоне призрачного света из окна Веселуха был больше похож на тень, на силуэт, на монумент - только блеск волос, - удрученный, груженый, как баржа с яблоками.
- Сыграй мне, Веселуха, - попросила Алиса в потемках.
Гитара висела на стене, отливала вишневым блеском, струны ее были аппетитно натянуты; Веселуха снял ее, осторожно присел на край кровати, взял первые три аккорда - и, вздохнув, повесил обратно.
- Не вытанцовывается, - сказал он. - Нет.
Утро выводило ночь из сугробов. Солнце грело, по серединам улиц бежали ручьи, снежные шумные горы были свалены и таяли, снег сбрасывали с крыш, тарахтели сосульки. Наступило прощеное воскресенье, и по лесам проступили весенние запахи. Преображенный Петербург ожидал приезда его высокопревосходительства Президента России Тугина.
А тот уже сидел в самолете, выглядывая из-за голубой занавески, и, затаив дыхание, взирал, как близится земля. Машины блестели на стоянках вымытыми крышами, снега были необыкновенно белы и свежи, и лились ручьями нежные огуречные запахи корюшки.
- Как меня встретит Родина? - с усмешкой пошутил он Фергу, сидевшему рядом. - Я давно здесь не был!
Толпа, волнуясь, наблюдала за тем, как подали трап. Милиционеры в памперсах замерли по сторонам расчищенной дороги, - вперед вышли Веселуха, Рябинин и губернатор. Сердце у губернатора совестливо билось: он, признаться, побаивался Тугина и его справедливости. Президент слетел по трапу, пожал руки губернатору, Веселухе внимательно заглянул в глаза, сделал шаг вперед - и замер.
Город, раскинувшийся внизу, под холмом, был чудо как хорош. Блестели шпили Адмиралтейства и Петропавловки; по высоким тугим мостам волнами ходили машины. В заснеженных реках солнце прогрело черные проруби. Нарядные люди приветствовали Президента поклонами.
- О! - воскликнул Тугин, вдыхая свежий ветер. - Господа, вы на славу поработали!
Оценив шутку, губернатор и чиновники засмеялись, а Веселуха понял, что президент хотел сказать что-то более возвышенное, но постеснялся. Краска играла у Тугина на щеках; он был поражен и смущен. Веселуха держался несколько в стороне, почтительно кланяясь вместе со всеми - в пояс.
И летели машины по Московскому сквозь пять ворот, украшенных лавровыми венками, и под каждыми воротами Тугин слегка пригибался, хоть и был невысокого роста: он хотел этим показать, что он-то проедет, а вот чин его чин властителя великой державы - может и не пройти.
- Блеф, говоришь, Ферг? - вполголоса обратился Тугин к своему советнику, заметив его иронические усмешки. - А вот полюбуйся-ка на это; это не блеф, это Веселуха с губернатором весь Питер вот так отделали! Впрочем, нет, - Тугин протер глаза, - мне не верится! А ну как все это потемкинские деревни? Эй, останавливай!
- Никак нет, не велено, - испугался шофер.
- Тормози, тебе твой главнокомандующий приказывает.
Шофер затормозил. Весь кортеж затормозил, да так, что кое-кто чуть в лобовое стекло носом не въехал. Губернатор понял, в чем дело, щеки его покраснели, как морковка.
- Ой, Ян Владиславович! - перепугался он. - А вдруг да чего не так?
Веселуха не ответил ему: он видел, как Тугин выскочил из машины, как легким шагом подошел к стене, посмотрел на дорогу. Нигде не было ни пятнышка, и новенькие ограждения вдоль дороги сияли каждым завитком. Тогда Тугин знаком велел всем выйти из машин (собравшийся народ весело приветствовал своего Президента), подозвал Веселуху и сказал ему, кося взглядом по углам по своей привычке:
- Э-э... Ян Владиславович. Я... рад, что в России не перевелись такие люди как вы. В вас есть гений, и я вам завидую.
Тугин всегда говорил на людях только то, что мог бы сказать человеку и лично, отчего все его обращения приобретали интимный, хотя и чуть слишком сентиментальный тон. Может быть, это было потому, что президент довольно долго жил в Германии.
- Спасибо, - сказал Веселуха, - за доверие, надеюсь употребить свой гений на благо Родины и вас, Владимир Борисович.
После чего Тугин призвал Ферга, снял с него орден (другого такого ордена под рукой не оказалось, да больше в России и не было кавалеров этого ордена), и перевесил его на Веселуху. Ян Владиславович покраснел и чуть не опустился на колени, как посвящаемый в рыцари, но удержался.
- Я просто не знаю, как еще выразить свое почтение, - вполголоса и взволнованно пробормотал Тугин. - Ей-Богу, в наше время, когда...
На этом Тугин махнул рукой, усмехнулся опять, сел поскорее в свою машину, чиновники тоже спешно расселись, и кортеж свистнул дальше. Вся импровизация заняла не более трех минут.
А дорога была уже усыпана цветами, транспаранты были натянуты через дорогу, и на них были не реклама и даже не приветствия государю, а просто слова: "Масленица, весна", - больше ничего. Но эти слова и были приветствием, и рекламой они же были в полной мере. Цыгане и таджики разоделись в лучшее, от блинов и пирогов шел пар. Въехали в центр города, где машинам ездить было уже нельзя, и все пересели в санный поезд: тут-то началось веселье! Тугин глядел на Родину влюбленными глазами. Костры горели на перекрестках, веселый народ вывалил праздновать и смотреть на Президента, губернатора и (не в последнюю очередь) на Веселуху.
- Вот они! - восхищенно кричали женщины. - Ой, смотрите!
Сытые кони встали у высокого крыльца; все другие, кто не ездил встречать в аэропорт, вышли кланяться Тугину. Президент взошел быстрее всех; он был заметно взволнован и поражен, но вел себя, как обычно. За ним тенью следовал Ферг. Веселуха, как мы уже упомянули, держался в отдалении. Здесь нахлынули на Тугина журналисты, и он был принужден сказать несколько слов в их микрофоны.
- Я поражен, - сказал он честно, но спокойно. - Мне никогда не приходилось видеть такого преображения. Главное, что и люди стали какими-то другими. Чья это заслуга, я еще не понял, но я разберусь, - пообещал он шутливо, - со всеми разберусь.
- А вы проверите, как были израсходованы средства? - прилетел, как снежок, взъерошенный Петя Варвар в шапке-ушанке.
Он был похож на снегиря.
- Лично тебя проверю! - пригрозил Президент, развернулся и пошел дальше, свита поспешила за ним.
В большой зале стол был накрыт на множество людей. Блюда были изысканны и красивы: нежная зелень, и гусь в яблоках, и, конечно, блины. По красной икре было выложено черной икрой: "Жизнь удалась". Тугин пожелал, чтобы по правую руку от него сел Ферг (и за ним питерские чиновники), а по левую Веселуха и вся команда фирмы "Амарант". Так и было сделано; потом губернатор тряхнул прической, встал и произнес:
- Мы рады приветствовать в преображенной Северной Столице нашего дорогого Владимира Борисовича Тугина! Звезды благоприятствуют взаимной симпатии, - губернатор обаятельно улыбнулся и скрюченными пальцами водопроводчика покрутил бокал, - мы готовы к труду, мы дадим рост ВВП на будущий год сто процентов, и не машите на меня рукой, господин Ферг, сделаем!
Общий смех; Ферг снисходительно улыбнулся.
- И вот, - продолжал губернатор вдохновенно, - чтобы все было хорошо, ведь все это сделал не я, а все это чистая заслуга господина Веселухи, - так выпьем за Россию, и за Петербург, и за Президента - за всех разом, и чтобы все так дальше бы и шло!
- Ну, дай Бог, - пожелал Тугин, и все потянулись чокаться.
Зазвенели бокалы, заходили круговые чаши, и люстра над столом согласно дрогнула, блестя гранями. Ветерок сочился сквозь створки деревянных дверей, стелился по паркету дворца; Алиса в шикарном платье с голой спиной улыбалась беззаботно, и Рябинин уже раскраснелся и навалил на тарелку любимой еды, и редактор "Специалиста" хохотал, а розово-желтое брюхо его тряслось, застенчиво выглядывая в щели рубахи. И солнце уже шло к закату, заливая сады и дворцы золотым блеском.
Но предательский ветерок, сквозняк, дух, что сочился сквозь створы, но то странное дуновение, поползновения с Запада - оно росло, и вот уже Алиса голой спиной почуяла его, и спина покрылась мелкими мурашками. Алиса накинула оренбургскую шаль. И вот уже не только Алиса - многие стали украдкой поглядывать в окно, а там солнце садилось в Залив за крепостью, желтой дымкой, краснее и краснее, - и ветер окреп, подтаявшие размякшие сугробы подернулись сверху ледяной коркой, сумерки тьмой находили на город, день уходил. А с запада, с той стороны, откуда сочилось, поддувало, заливало, выло, крепчало - оттуда неверной мглой, медленно и верно, находил циклон, разделяя небо надвое багровой линией, как будто отмечая на карте свои завоевания. То была черно-синяя туча, и в ней просветом висел белый месяц.
Еще пили и ели во дворце, но уже веселье приняло несколько натянутый характер. Старались не смотреть в окно, как будто там творилось что-то неприличное.
- Погода, кажется, портится, - заметил Тугин наконец среди общего разговора.
- Ничего не портится! - возразил кто-то льстиво. - Право, это ничего!
- Ничего, конечно, - с фальшивой бодростью подхватил губернатор, - это просто ночь идет на чистое небо...
- Это у нас так всегда, просто вы забыли, - заверил Рябинин.
- Как может испортиться погода, если вы здесь! - хором принялись уверять чиновники. - Ведь весь день был солнечный в знак нашего будущего сотрудничества!
Луч солнца, рыжий, последний, блеснул из-под тучи, как глаз из-под бровей.
- Вот видите! - закричал редактор "Специалиста". - Все хорошо! Эгей, солнце! Масленица, весна!
И тут грянул гром, раскатисто и недвусмысленно. Все вздрогнули. Положение было обозначено. Грозная тень надвинулась на стол, улыбки сплыли с лиц, пирующие замолчали.
- Ну и что, - сказал в общей тишине Веселуха. - Погода, к примеру! Будто не было у нас красного дня! После солнца гром - да это же самый признак весны и есть. Разве гром гремит зимою?
Еще как гремит! Он грянул и еще раз, и молния сверкнула, но вместо дождя с неба посыпался снег, и серым мраком заволокло окна. Все совершалось как-то необыкновенно быстро, и все почувствовали это. Тугин бросился к окну, многие последовали за ним: там дул гневный, пронзительный ветер с Запада, ели под окном дворца гнулись и трещали, машины сносило, слепой снег бил в окна, одна из рам распахнулась, и в зал, кружась, влетела злая метель.
- Скорее закроем! - закричала Наталья Борисовна Денежкина, и они с Алисой кинулись закрывать окна, но закрыть было трудно, женщин сносило, и только Веселуха смог захлопнуть наконец рамы.
- Светопреставление, - пробормотал губернатор в замешательстве.
Все были потрясены; тревожный шепот разлился в зале, за стол никто не садился, Президент стал пробиваться сквозь толпу к Веселухе.
Но тут в зал вбежал Паша Ненашев, менеджер по продажам, и господин Ферг. На обоих просто лица не было.
- Господа! - закричали они. - Скорее, скорее, идите, смотрите!
- Что такое? - воскликнул Президент, и толпа, взволнованно переговариваясь, устремилась в соседнюю залу.
Там горел свет; а в углу, на старинном треножнике, стоял большой телевизор с плоским экраном. И как море, застывшее в один миг, остановились все - в дверях, по углам, на полу, - замерли в потрясении.
Там, в телевизоре, занимая весь экран, стояла перед микрофоном пожилая полная афроамериканка. Глаза у нее были пустые и бешеные, как ветер в Сахаре. Челка сбилась на лоб, а над верхней губой росли маленькие страстные усики.
- Я, новый президент Америки Айн Раф, - возвещала она с экрана, намерена днесь и впредь считать главным врагом американского народа ту страну, что самим своим существованием ставит под сомнение стабильность нового миропорядка. Ни для кого не секрет, что я говорю о России.
По залу пронесся горестный вздох; все с ужасом посмотрели на президента Тугина, а тот, в гневе и изумлении, не сводил глаз с экрана.
- ... массовые нарушения прав человека, а также развязанные Россией ценовые войны, - вещала ставленница террористов, - заставляют нас... Россия - единственная страна, которая стоит на пути великого примирения Запада и Востока...
- Сумасшедшая! - Ферг, обычно сдержанный, схватился за голову руками.
- ...если президент Тугин не подчинится и не продаст нам акции своей корпорации за ту цену, которая сложилась на рынке, а цена эта весьма невысока, что бы сам он ни говорил, - то мы сделаем из России ядерную помойку... единственное назначение ее жителей - тяжелый физический труд... долой имперские притязания, долой дискриминацию, а также белых мужчин, не желающих спать с мужчинами и животными...
В этот момент электричество вырубилось. Может быть, ветром снесло провода, может, молния попала в подстанцию. Все, подавленные и как бы оглушенные, вернулись за круглый стол и в гробовом молчании расселись. Лакеи внесли свечи и расставили их так, чтобы люди видели лица друг друга. За окнами мела страшная метель.
- Граждане, - начал Тугин, встав. - Вы все свидетели тому, что случилось, пока мы праздновали Прощеное воскресенье. Мне - всей России! ставят ультиматум, - Тугин нервно взмахнул руками, и его тень на стене повторила его движение. - Никогда не согласимся на ту унизительную роль, которую готовит нам мировой жандарм. Никогда! - повторил Тугин. - Чего бы нам это ни стоило! Чего бы ни стоило, вы поняли? Мы найдем адекватный ответ!
Тугин отодвинул стул и скорым шагом покинул залу. Свита бросилась за ним, задержался только Ферг. К нему подбежал Веселуха и тихо спросил его:
- Что вы намерены делать?
Ферг покачал головой и ответил отрывисто:
- Кажется, господин Президент не понимает, о чем идет речь. Какой может быть адекватный ответ на такие речи? Как он собирается его искать? Я предупреждал его, что он может принять собственные мечты за близкую реальность. У России нет сил ответить.
- Что вы хотите сказать? - ахнул Веселуха.
Альберт Ферг опустил глаза:
- Я политик, Веселуха. Увы. Нам придется думать лишь о том, как бы продать Россию подороже, и как бы не пропить деньги, полученные от продажи. Приглашаю вас подумать над этим вопросом вместе со мной.
- Вы - подлец, - ответил Веселуха. - У меня нет слов.
- Э-э, - криво усмехнулся Ферг. - Не подлец я, а просто знаю, в отличие от вас, как дело обстоит... Веселуха, подумайте!
И Ферг улетел вслед за свитой, - последней снежинкой улетел в ночь, и гости разошлись, только посреди метели стоял, возрастая в возмущении, Ян Владиславович Веселуха. У него не было слов.
Глава 12: Do kraja (До края!)
Не связать дуб в стог
Не скруглить куб в круг
Долго гнется лук
Выпрямиться чтоб
Высокий брег
Навис, как низкий лоб,
И падает острый снег
В круглый сугроб
Перед большой войной
Степи встают стеной
Выше, чем небоскреб
Солнце над полями, в тысячах окон, банки и офисы поднимаются легко и плавно, холодный ветер. Но на самом деле как ужасно тяжелы эти вавилонские башни, сколько в них хрустящего стекла и несгибаемого металла!
Тугин сидел в кресле и пытался принять решение. Ему дали двадцать четыре часа. По истечении этого срока ему предстояло ответить, будет ли он продавать Россию, и почем; но думать ему мешали. Кабинет-министры и Ферг постоянно бегали с докладами и грузили Тугина информацией, - сколько боеголовок, как неутешительно вообще состояние армии, - как будто такие аргументы могут его в чем-то убедить! Он только щурился на всех них, но сам был уже далеко - там, где не знают ни оскорблений, ни почестей.
Мешал Тугину и телевизор. По нему транслировали в основном министра обороны Америки Зару Тустру, смазливую девчонку лет шестнадцати.
- Мы - успешные менеджеры, а Тугин - неуспешный, - пищала Зара Тустра, встряхивая черненькими косичками. - Поэтому мы можем скупить акции его корпорации, не дожидаясь банкротства. Это в порядке вещей. При нас всем россиянам будет выплачены пенсии и пособия.
- Сволочь, - прошептал Тугин, и переключил на другой канал.
Там показывали российскую провинцию; люди уже собирались кучками, махали руками и не знали, чего ждать.
- Да что ж, так нас и продадут? - возмущался в камеру мужчина с девочкой на руках. - Эй, московские, в вас честь-то осталась, ай нет?
В этот самый момент Тугина и осенило. Он встал, подскочил к дверям и заорал не своим голосом:
- Ферг!
- Здесь! - вырос из-под земли советник.
Он был, как всегда, безупречен и холоден, и очки без оправы поблескивали.
- Ферг, - молвил Тугин несколько виновато, вытирая потные руки о платок, - я принял решение. Оно, э-э... может показаться тебе несколько нестандартным. Но согласись, что ситуация призывает к нестандартным решениям.
Ферг насторожился.
- Я намерен вызвать на дуэль кого-нибудь из администрации Айн Раф, сказал Тугин твердо. - Если я одержу победу, она должна будет уйти.
Альберт Ферг выдохнул.
- Но повод? - спросил он.
- Меня назвали неуспешным менеджером! - взорвался Тугин. - Мою страну хотят купить!
- Дуэль с варварами? - переспросил Ферг. - Ведь в этой стране не было дворянства.
- Ничего! - Дуэль, кулачный бой, ковбойская перестрелка... мне дела нет.
Ферг посмотрел ему в глаза. Тугин не спал ночь, и лицо у него было довольно усталое.
- Вы хотите погибнуть?
- Не ваше дело! - закричал Тугин. - В стране объявлено чрезвычайное положение, и спрашивать меня о причинах моих поступков вы не имеете права!
- Самоубийц не хоронят в ограде церкви.
Тугин указал Фергу на дверь:
- Исполнять, не рассуждать, - сказал он негромко. - Сейчас же переговорите с администрацией Айн Раф, с кем угодно, и чтобы о моем решении было объявлено уже через час.
Ферг пошел исполнять, но у дверей еще помедлил.
- Вам не идет, - сказал Тугин насмешливо. - Вчера, когда вы торговались по телефону о цене нашей корпорации, вы выглядели куда естественнее.
Ферг повернулся и выбежал, а Тугин остался; он встал резко, подошел к окну, вернулся, присел за стол и написал на листке несколько слов; написал, опять подошел к окну. Там, у Кремлевских ворот, остановилась чья-то частная машина, и охрана усиленно пыталась не пропустить этого человека без пропуска. Водитель вылез из машины, снял шапку - его волосы рвал солнечный ветер, асфальт серый был местами забросан снегом. Тугин медленно повернулся: рыжие тени, блики, лучи. Двенадцать лет строили, двенадцать лет - мимо! "Акции вашей корпорации"... Черт! - Тугин сел в кресло и замер. Кровь шуршала у него в ушах, как мыши в сене.
Сколько прошло времени - час, два - неслышно вошел Альберт Ферг. Он не улыбался.
- Ваш вызов принят, - сказал Ферг бесстрастно. - С вами будет драться Джек Мортара, министр финансов.
В небе роза ветров, чем выше небо, тем оно синее.
- Оружие выбирают они, - продолжил Ферг, помедлив, - Мортара выбрал тяжелые палаши. Вы его просто не поднимете.
- Что ж, - сказал Тугин.
Дух его захватывало, а тот водитель, как дурак, бегал внизу под воротами, пытаясь соблазнить охрану деньгами. Тугин смотрел на него в оцепенении. Водитель тот был очень далеко, но было в нем что-то знакомое.
- Мортара, - продолжал Ферг с сожалением, - уже вылетел сюда.
Тугин представил себе Джека Мортару. Этот человек вышел в люди, сначала играя во всякие игры с не независимыми исходами, а потом служа в самой бесстыдной из всех финансовых контор Уолл-Стрит. Он был громок и груб, и чем богаче становился, тем делался громче и грубее. Мортара мог заглотить в один присест огромного барашка вместе с вертелом или со сковородой. Он смотрел из-под брови, прищурившись, на солнце, и следил, как кот, каждое его движение вверх, вниз и вбок. Так он привык с детства, - ноги его редко касались земли, Мортара всю жизнь провел в многоэтажных джунглях из железа, бетона и стекла.
Тугин помолился, надел кимоно, и, сопровождаемый плачущей свитой, вышел во двор. Кирпич и сухая сварка, солнце и белые облака вокруг заметались: Тугин вдруг понял, кто тот человек, который пытается отворить ворота. Он и был, кто еще!
- Ферг, это Веселуха, - показал он советнику. - Он и есть. Велите впустить.
Но было поздно. Со стороны воздушного океана налетели веером легкие белые стрекозы, опустились на Красную площадь. Из них вышли журналисты - в огромном множестве - а из последней вертушки вылез Джек Мортара.
К воротам с той стороны прильнули все, кто мог, и на стене сидел народ, хотя охрана пыталась не пустить никого глядеть на это жестокое зрелище.
Тугин чувствовал, как утекают последние минутки его жизни, и воздух казался ему плотным и густым, как ягодный сироп. Джек Мортара бил себя по груди и приседал, словно орангутан. Его никто не учил пожимать руки противнику.
- Я его сделаю, - сказал Мортара для истории. - Отымею, и все.
В компьютерной игре у нас по три жизни. Палаши лежали на ковре; Тугин взял один из них: он здорово оттягивал ему руку. Мир уменьшился, и стал, как комната. Мортара, в набедренной повязке, щурил глаза. Тугин отбросил палаш и вдарил ему пяткой по носу. Мортара рухнул на спину; Тугин подлетел, как вихрь, и в темноте (глаза ему застилало) принялся топтать ему лицо.
- Молодец! - послышался откуда-то взволнованный голос.
Тысячи глаз смотрели на него с кремлевских стен, головы в три слоя, друг на друге, руки махали, народ налезал на ворота, - а сбоку, у одной из башен, - увидел Тугин в последнем развороте, - стояли Веселуха и эта черноглазая с его фирмы - как ее... Ветер резал глаза - прощай, народ, прощай, Россия!
- Ура, наш государь! - ревел народ на стенах.
Вот я и стал вам отцом, подумал Тугин, - как я мечтал об этом! Напоследок я стал вам отцом.
Мортара уже поднялся на ноги. Он тряс головой в бессмысленной, черной злобе, махал палашом, отчего все пространство перед ним было окутано светящимися нитями. Тугин наклонил голову и влетел в этот круг. Народ издал единый вопль, но поверх этого вопля, перекрывая его, закричал Веселуха с башенки:
- Мортара, стоп! Продано!!!
Веселуха сказал это в той форме, в какой говорят в таких случаях на Уолл-Стрит, и только поэтому невольник чести Тугин остался жив. Рука у Мортары дрогнула, и удар пришелся не смертельный.
- Ах, ты... так, - пролепетал Тугин, опускаясь на землю, - все предатели...
Народ безмолвствовал; мало кто успел понять, что произошло. Мортара, отходя от ярого бешенства, опустил меч на землю и озирался с налитыми кровью глазами. Ферг вздохнул с облегчением: Веселуха оказался действительно умен! А Яну Владиславовичу уже подали приставную лестницу, по которой он и спустился неслышно и не держась.
- Дайте мне глянуть на того, кто заключает со мной сделку! - закричал Мортара, глотая из кружки спирт. - Дайте мне пожать руку этому Иуде! Веселуха, я тебя уважаю, дай мне руку!
- Передайте господину Мортаре, - сказал Веселуха Фергу весьма учтиво, и на Мортару не глядя, - что средства за "акции нашей корпорации" будут сейчас же переведены. Посоветуйте ему также как можно скорее повысить капитализацию активов свежекупленной корпорации, - ее уставный капитал, и так далее... Потому что, если ее акции будут и впредь столь же недооценены, то их уже к вечеру может кто-нибудь скупить... Может, и я... Он, говорят, хороший был трейдер; передайте ему: Buy low, sell high. Он поймет.
Фергу никогда не приходилось бывать в таких ситуациях, и он не мог потому понять, насколько серьезно все происходящее.
- Я не понимаю, - удивился он. - Вы продаете Россию, и тут же ее покупаете?
- Да, черт возьми!!! - рассердился Веселуха. - Если вы такой идиот, поступайте учиться на третье высшее образование!
Ян Владиславович махнул рукой, взбежал обратно по лестнице на стену кувырк, и пропал на синем ветру. Ферг покачал головой ошеломленно, шагнул к Мортаре и передал ему то, что говорил Веселуха - слово в слово.
- Дерьмо! - завопил Мортара в голос, хлопая себя по плотным бедрам. Он думает меня переиграть! Не выйдет!
Мортара отбросил палаш, кинулся в вертушку и взлетел.
Веселуха с шоссе видел, как он взлетает, как исчезает в серебристом небе, и слышал в эфире его отборную брокерскую ругань.
- Не выйдет, - бормотал Веселуха, нажимая на газ. - "Не позволям". Ого! Мортара! Ты мне все продашь. Нет, ты мне все продашь. Ого! Все, как миленький. Да!
- Ян, ты же не любишь такое, - рядом Алиса вжималась в сиденье. - Ты же не любишь такие игры.
- А это не игры, - возразил Веселуха, к ужасу Алисы, поворачиваясь к ней на полном ходу и обходя по три машины враз, - это в данном случае, Алиса, не игры! Это ведь Ферг да Мортара этот на пару с Айн Раф - они могут думать, что тут "акции" да "корпорации", а ведь это, Алиса, Россия. Это тебе не лавочка какая-нибудь, не покер, не преферанс, - ну, постой у меня, Мортара, ублюдок, я тебя сделаю, как ребенка...
- Ты сам себе противоречишь, - пыталась что-то доказать ему Алиса, вцепившись в сиденье и зеленея от быстрой езды, - эй, Ян, ох! Ты... ой! Да не гони ты так, уродушко!