Есть в середине лета такое время, когда в белых ночах появляется синий час, когда лопухи матереют, когда можно ночевать на земле, прижимаясь к ее теплой краюхе. Бурьяном и сурепкой зарастают обочины дорог. Солнце греет даже из-за туч, на дворе, как в бане, мокро, темно и жарко. В такое время Веселуха и его соратники и начали завоевание мировых рынков. Контракт со Здиславом Шкварой обмывали в маленькой гостиничке города Торуни - города университетского, старинного, - там некогда жил Коперник, днем попивал пиво, ночью ходил с клюкой по небесному своду, собирал звезды в лукошко.
- За наш контракт! - провозглашал пан Ян.
- О, за наш контракт! - подпевал пан Здись. - Повезенья в каждой справе!
- Ура! - подпевал пан Ян. - Же бы все было - окей!
- Так что мы теперь с вами - кто?
- Парт-неры!
- Су-пра-цовники!
Супрацовники значит подельники. Здислав Шквара маленький, темноволосый, Ян Веселуха - высокий, и волосы у него светло-металлического цвета, но у обоих две макушки, и у обоих - красавицы жены. Жена Здися улыбалась сочными губами: Рябинин, кокетник, накладывал и подливал ей, и она мела все подчистую, успевая при этом быстро-быстро лопотать. Жена Яна Веселухи мадам Веселуха - молча красовалась на противоположном конце стола между двух сотрудников польской фирмы, и на ее девственной тарелочке лежала одна оливка. За столом царило оживление.
- Вот вы всем дамам руки целуете, - смеялась пьяненькая Наталья Борисовна Денежкина, - а я их, между прочим, бензином мыла. Я же химик.
- Ну и что, - не унывал пан Здись, - с ваших ручек и уксус выпить приятно...
- Ой, лис! - грозилась Денежкина.
У Веселухи голова от успехов кружилась, а сердце таяло. Солнце садилось за крыши, только желтая полоса пролегла в небе. Старый грузин-бармен за стойкой смотрел прозрачными глазами на вечерние картинки: вот вновь и вновь сталкиваются бокалы, пихается в рот еда, но уже не так свободно... Вот уже кто-то обалдевшим взором поводит и видит, что кругом неожиданно стемнело... Вот две пары решили сплясать напоследок... Вот два сильно поддатых, но вежливых поляка пытаются вынести через дверь пьяную в хлам госпожу Койотову, переводчицу, бывшую шпионку, - длинные ножки расслабленно цепляются за косяк, головка запрокинута, - "Прошу, пани!.. Прошу, пани!.." Вот за окном плещутся в бассейне два русских - им-то все нипочем... Но темнеет неминуемо, и вот всех уже сдуло теплым ветром, и разбрелись все по номерам маленькой гостиницы, хватаясь за дубовые перила, пританцовывая и засыпая на ходу от перенасыщения и перепоя.
А среди хрустального хлама, наливая друг другу и все более грустнея, остались сидеть паны директоры. Они глядели друг другу в глаза и тихо говорили за жизнь.
- Я, было, дом свой строил на пятачке пять метров на пять. Шесть этажей отгрохал, с внутренним двориком и фонтаном. По дощечке собирал, вот как птицы гнезда вьют. Полиция пришла, говорит: "Что ты выделяешься? Выше всех строишь? Мы тебя снесем!" А я им говорю: "Только попробуйте!"
- Я, было, кандидатскую писал, шесть глав за три ночи написал, бумаги не хватало, писал на старых журналах, графики рисовал при помощи штопора. Аж брызги с пера летели. Потом прихожу, а мне ректор говорит, усмехаясь: "Ты эту тему не будешь защищать, пока я жив". А я говорю: "Разбежались!"
- Дурной коньяк и покер.
- Дешевый портвейн и преф. Как мы пили...
- И что мы пили... У вас хоть за оборонку деньги платили!
- У вас хоть собственность на землю была! А наше правительство...
- А наше-то, наше правительство! Акции с биржи...
- Арбузы с баржи...
- Был один Бальцерович, да и тот...
- Один Чубайс, да и то...
Свежий договор торжественно кладется в папку. Он свят. Недаром Польша стала первой страной, с которой Веселуха начал свою экспансию на мировые рынки. Пан Здись и пан Ян выходят на крылечко. Сырой землей пахнет, волнует этот запах. Острые крыши, покорные и пыльные дороги. Здесь проходили танки на Берлин. Здесь с огнями шатались по улице кандидаты в короли, рассыпая золото.
И тут пан Здись отмочил штуку.
- Пан директор, - сказал он, - а вы знаете, какой побочный эффект вызывает ваш прибор?
- Ну? - поинтересовался Веселуха. - Неужели что-то, чего я сам не знаю?
- Вам бы и в голову не пришло! - ухмыльнулся пан Здись. - Он духи женщинам подбирает.
- Но я всегда думал, что лучше самой женщины никто...
- Ну, конечно, - махнул рукой пан Здись. - Тонкое дело! Однако подумайте: к примеру, вы с вашей ослепительной женой пришли в парфюмерный магазин.
(Магазин по-польски склад, а склад по-польски склеп.)
- ...и выбираете. Надушили одну ручку, потом другую. Запахи смешиваются, да еще и в самом магазине пахнет так, что ничего не понять. А приборчик ваш? - воскликнул Здись. - Капнул в кюветку, женщину рядом поставил, и он сам пропищит, когда запах идет, и на сколько процентов.
- Конечно, - кивнул Веселуха, - мой прибор... он все измеряет количественно. Да, спасибо! Я сам ужасно люблю такие вещи.
- Еще бы! - поднял голову пан Здись. - Мы же с вами оба поляки... Да! Я хочу еще поэкспериментировать с приготовлением еды. Если выйдет что-нибудь заслуживающее внимания, сразу пришлю вам результаты.
- Буду рад, - разулыбался Веселуха.
На следующее утро Веселуха думал отбыть в Петербург, но неожиданно оказалось, что с ними готов иметь дело некто Вацлав Кармашек из Праги. Веселуха комментировал это так:
- Придется понижать градус... Пиво после старки! Ну что ж, выбирать не приходится.
На российских просторах может показаться, будто от Польши до Чехии рукой подать. Некоторые даже путают чехов и поляков. Но все это в корне неверно: в пробке на границе "Амарант" простоял часа три, а сходство сказалось только в наименовании "пан". Во всем остальном и Веселуха, и Паша Ненашев, и Лукин, и Рябинин, и Денежкина отметили большую разницу.
- Русские! - фыркнул Кармашек. - Петербург! Я там был один раз, лет десять назад. И это вы называете пивом? Нет, я не поеду к вам, у вас очень опасно, а мы цивилизованные люди... Мы почти что немцы!!!
На этом высказывании пробрало даже Пашу Ненашева, который гордо именовал себя безродным космополитом.
- Ни хрена себе патриотизм! - подивился он.
Впрочем, впоследствии оказалось, что чванится Кармашек только в трезвом состоянии, - и госпожа Денежкина сделала смелый, парадоксальный, но в чем-то верный вывод:
- Я поняла. Пьяные чехи - это поляки. А пьяные поляки очень похожи на нас.
- Пьяные все похожи, - возразил суровый Рябинин. - На свиней. И чем больше выпьют, тем больше сходство.
И вот, когда Веселуха довел Кармашка до полного сходства (не одним пивом, надо сказать, но также и припасенной бутылкой водки "Флагман"), чех таинственно поманил его толстым пальцем в каморку, обитую темными дубовыми панелями.
- А что я вам скажу, - просипел он. - Такое дело! У вашего прибора случайно обнаружилась еще одна функция. Вот я вам расскажу, а вы посидите, а то вы упадете.
Сидеть в каморке было совершенно негде, и Веселуха опустился на пол.
- В общем, - доложил Кармашек, - ваш прибор лечит кариес. Только не падайте. Да, лечит. Затягивает дырки в зубах... Если это дело обнародовать, все дантисты... и все мировые производители зубной пасты... хе-хе! положат зубы на полку! Чур, половину денег мне!
- Ладно, а как вы это обнаружили? - спросил Веселуха, хрюкая в горсть.
- Ну, - протянул Кармашек, - я тут недавно вложился в зубы... так капитально потратился! а пломба, мать ее!
Кармашек сплюнул.
- Ну, вот я и говорю... при нем...
- При ком??
- При приборе вашем говорю... мол, вот бы проблем никаких не было с зубами! И я прям почувствовал - дырку-то затягивает... как прорубь в морозный день!
- А новые зубы не растут? - давясь смехом, проговорил Веселуха.
- Н-нн... не знаю, - серьезно ответил Кармашек. - Эт надо будет... проверить.
Веселуха не выдержал и зашелся хохотом. Утром он рассказал про дырки Рябинину, и он тоже довольно долго смеялся.
- А заказов-то прибывает и прибывает! - сказал им Паша Ненашев. - Мне еще три письма пришло: из Австрии, из Италии и из Ирландии.
- В Италии сейчас выборы, - сказал Веселуха, который всегда все знал о политике. - Полетели в Ирландию.
- Я в Ирландию не полечу! - перепугалась Наталья Борисовна Денежкина. Там террористы. Давайте сначала в Австрию.
- А вдруг при нас начнут банк грабить? - спросил Лукин. - Я же не выдержу и присоединюсь.
- А я знаю, почему вы хотите в Ирландию, Ян Владиславович, - сказал дерзкий Паша. - Там...
Веселуха порозовел: Паша был прав.
И они полетели в Ирландию пить можжевеловку. "Ах, природа! партизаны! думал романтик Рябинин, вздремывая. - Вереск! Ирландское рагу".
Куча огней сияла им сквозь крутой туман: заводы, фабрики и мосты. Может быть, где-то там, за городом, были в Ирландии и те кругленькие холмики, и рябые озера, о которых рассказывали им другие, но не в том районе. Зато ирландец, с которым они имели дело, оказался рыжим, и фамилия его была О'Коннор. Это ужасно умилило госпожу Денежкину.
- Вот прямо так! - смеялась она. - Может, он засланный?
- Вы не принимаете во внимание, - указал ей Паша Ненашев, - что в России тоже довольно много русых голубоглазых Иванов. У меня лично есть знакомый - русый голубоглазый Иван. Ашкинази Иван Абрамович.
С можжевеловкой Веселуха оттянулся по полной. Ирландец почуял, что Ян Владиславович знаток, и позвал его, кроме официальной встречи, отметить день рождения его друга. Пили в каком-то большом цеху - сверху лежали тяжелые металлические балки - а оба друга О'Коннора оказались программистами.
- Говорить ему? - толкнул один из них О'Коннора в разгаре пьянки.
- Да говори, что уж тут, - махнул рукой тот.
- В чем дело? - заинтересовался Веселуха, который уже, что называется, просек фишку. - Мой прибор завязывает шнурки? топчет кур? пишет стихи?
- Хуже, - ответил программист. - Он играет в покер.
- То есть до такой степени? - удивился Веселуха. - Ну, и как? Хорошо хоть играет-то?
- Не садись! - заверил О'Коннор. - Мы вообще-то все смолоду мастера, но до вашего прибора нам далеко. Уделал нас всех по самое никуда.
- И еще одно, - но это уже не так интересно, - добавил именинник. - У меня знакомый есть, он интернет-трейдингом занимается... ну, ценными бумагами на Лондонской бирже спекулирует... Так ваш прибор...
- Спот, - сказал Веселуха, - своп... блин... стоп, то есть. Я знаю.
- А, ну так неинтересно, - протянули ирландцы. - Мы уж думали... патент на новое применение.
Веселуха тяжело вздохнул.
- Какие же вы все меркантильные! - высказался он.
На следующее утро он вышел во двор, встряхнулся, построил сотрудников клином, и "Амарант" полетел в Швейцарию. Там, поросшие еловой шерстью, возвышались горы, там дырки прорывались в сыре, а еще Веселуха крепко надеялся на пунш и грог.
- Любезная моя шпионка, вы знаете немецкий? - спросил он Койотову.
- Я знаю только русский, - призналась переводчица. - Просто я всегда понимаю, что мне говорит собеседник, и стараюсь ответить ему, а язык тут ни при чем.
Австрия оказалась вся зеленая, белая и в клеточку, - белое небо, зеленые поля, дорожки, выложенные плиткой. Вечер и ночь Веселуха провел в удовольствиях, а на следующее утро перед отелем стояла целая толпа, и морды у всех были деловые и сосредоточенные.
- Господин Веселуха, - зачастили они. - Мы считаем своим долгом предупредить вас о том, что в методике, написанной вашей сотрудницей Денежкиной, отсутствуют некоторые существенные свойства вашего прибора. Мы бы хотели знать: вы просто забыли внести их в методичку, или ваше правительство еще не дало вам лицензии на некоторые виды деятельности? Тогда мы, конечно, не будем...
- Думаю, мы забыли, - сказал вежливо Веселуха. - Если вам не трудно, напомните нам, пожалуйста.
Вперед вышел горный тролль с фонариком в руках, маленький, подпоясанный кожаным ремнем, и сказал:
- Вы забыли написать, что ваш прибор также может применяться для обнаружения мелких и крупных подводных источников, озер, пустот в грунте и месторождений различных минералов.
Веселуха рассмеялся и посмотрел на Рябинина; тот потер руки и спросил рассудительно:
- Ну, а что еще?
- Еще, - выступил органист из деревушки Унтераммергау, - ваш прибор превращает полынь и бурьян в эдельвейсы.
- А молоко вблизи него не киснет, - важно добавила его жена.
- И все это вы обнаружили за одну ночь? - Веселуха поднял брови. - Вы, наверное, не выспались.
- Лучше не выспаться одну такую ночь, но стать первыми, чем пожертвовать славой и выгодой ради нескольких часов сна, - польстил герр Апфельбаум, лыжник с мохнатыми бровями -- и при этом так значительно на Веселуху поглядел, что директору пришлось срочно вырасти на два сантиметра.
- Мы устроим праздник в вашу честь, герр Веселуха, - сказала некая фрау Штер. - Пойдемте скорее в гостиницу!
Рябинин рассудительно потер переносицу, помигал глазами и задал окружающим вполне естественный вопрос:
- Но почему же ни мы, ни наши клиенты в России не заметили всех этих дивных свойств?
- Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы.
- Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит...
К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога.
За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, мысленно спрашивал Апфельбаум, наливая себе грога и одновременно болтая с окружающими, - и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть и он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха.
Впрочем, вслух они говорили совершенно другие, более серьезные и практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так всегда люди порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на колени, - над ушами блестели металлическим блеском отросшие волосы, и глаза улыбались окружающим.
Собственно говоря, дальше они могли бы никуда не лететь, потому что приборов с собой у них больше не было, а количество заявок росло в геометрической пропорции, - но Паша Ненашев, проявив римскую доблесть, смотался в Петербург за еще одним прибором. Ждали его всего сутки; за это время госпожа Денежкина успела найти под елкой чей-то кулон с александритом и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали.
Дело было так: в одной из семнадцати пивных, расположенных в долине, сидели немцы и разные иностранцы; ночь шла на чистое небо, смех слышался у огня. Все было тихо и мирно, как вдруг круть - со скрежетом дверь кэк шмяк! Кто это так хлопает дверью, с неудовольствием подумали немцы, - обернулись и увидели высокого господина с гитарой, а с ним шла дама такой обалденной красоты, что немцы восхищенно переглянулись, и подавились черной травой, которой было приправлено в тот вечер мясо, а иностранцы - так те даже разулыбались. Но главное - с их приходом как будто ток прошел, как будто свежим ветром повеяло, и все почувствовали некоторый душевный подъем.
Высокий господин скинул куртку и шапку, серыми глазами зыркнул в огонь, взял гитару и объявил:
- Господа! Чтоб вам было понятно: я немного выпил, и у меня хорошее настроение. Сейчас я буду играть, и кто из вас сколько минут сможет проплясать - тот на столько лет больше проживет.
Обалдевшие немцы выпучили глаза и стали переминаться с ноги на ногу; особенно стыдно казалось дамам, многие из которых не отличались молодостью и красотой.
- Отпуск, Мари, - махнул наконец рукой один из немцев. - Пошли, правда, потанцуем!
Мари встала, и они под одобрительный смех начали танцевать; за ними поднялся старый еврей в белых пейсах; за ними еще кто-то; наконец, все лавки были сдвинуты в угол, и пошла общая пляска.
Мелодия, которую играл Веселуха, была нрава порядочного и постоянного, но веселого. Началась она довольно медленно, а потом потихоньку стала разгоняться, так что большинству присутствующих удалось прибавить себе не более чем по пятнадцать лет - хотя многие из них были неплохими лыжниками.
Одна мадам Веселуха, не зная усталости, плясала под Веселухины струны. Брызги огня вылетали из-под ее каблуков: потом хозяин бара показывал отметины на сосновом полу, рассказывал легенду. В ее волосах радость свила гнездо, она дарила взгляды - глаза у нее блестели, как вишни после дождя, а сама она была стройна, как кошка, в отличие от многих присутствовавших дам, напоминавших кто веретено, кто грушу. Наконец, и Веселуха не выдержал: щелкнул пальцами, чтобы кто-то, неведомо кто, играл за него, поставил гитару (а музыка продолжалась, все убыстряясь), и схватил жену за талию.
- И-и-и-эх! - взвизгнула мадам Веселуха, тряхнув темной копной волос.
Только сноп искр по столу раскатился золотыми монетами.
Вот такой бывает любовь, господа, - смотрите, вам показывают... - "Это не любовь!" - поднимают палец серьезные люди. А что же? Это красота. Пожалуй, это верно, но для Веселухи красота и любовь были - как мясо и соль. А мадам Веселуха никого не любила, и будь ее воля, - но волю Ян Владиславович выпил из ее губок первым же поцелуем, привязал к ней камень и утопил в море. Веселуха вообще считал женщин прелестными, но пустоголовыми созданиями, предназначенными для украшения жизни: это, по его понятиям, было очень много, - и, хотя и носил на руках всех дам, независимо от возраста и близости знакомства, абсолютно их не уважал.
На следующий день явился Паша Ненашев с прибором, и Веселуха, простившись с герром Апфельбаумом, сел в санки, усадил сзади всех своих соратников, немцы подтолкнули их сзади - и "Амарант" поехал в Италию. Мальчишки бежали за санками елки слились по сторонам дороги пеленой.
- Сторонись! Пади! - кричал Лукин, и свистел, и махал шелковым кнутиком.
Лыжники разлетались с дороги, снег клубился, потом санки взлетели на воздух, и так, как по маслу, домчали Веселуху и соратников до самой Флоренции.
Во Флоренции славно воевать, и изо всех углов тянет великим морем. Герцог привел войска в долину, - во Флоренции собрался совет, а наемники взяли и всех перебили, о чем без всякой горести повествует синьор Макиавелли в "Истории Флоренции", - даже самые гнусные измены - как красивые плутовские истории. Стены залов расписаны травами, над куполами солнце плавится багровым шаром.
- Sapristi, ваш прибор предсказывает погоду!
Большой корабль качался у берега на мутных волнах реки Арно. Помидоры красны, как губки мадам Веселухи. Ян Владиславович млел от любви и от тепла.
- Мой прибор еще и не то может! - похвалялся он. - Погода - это не главное.
- А что главное? - три итальянца мигали черными глазами в такт секундам. - Скажите нам, чтобы мы знали, а то мы умрем на месте от любопытства!
Но Веселуха скрытно улыбался, как его ни поили. Только, когда стал совсем пьян, взял гитару, закинул ножку на ножку и сыграл им что-то старинное в своей обработке. С модуляциями, неожиданными, как всплески рыб, - невидимая на небе луна восходила все выше. Было в Веселухиной игре древнее изящество: так иногда умело рубят дрова, и это красиво. Россыпи спиралей, волн, страсть по всем правилам: барокко...
Но тут, качаясь и хватаясь за палубу, явился Паша, - лицо его было отменно хмурым, хвостик менеджера по продажам, сальный и кудрявый, сбился набок, - его тоже оторвали от выпивки.
- Директор! - сказал Паша тоном мученика. - К нам приехали джентльмены с города Нью-Йорка! Хотят вас видеть!
- Как, прямо сейчас? - Веселуха притормозил и поставил гитару. - Скажи им, что я не могу их видеть.
- Так и сказать? - "Видеть вас не могу"? - уточнил Паша. - Простите, директор, но они подумают, что вы шпана с Лиговки.
Этого Веселуха не мог себе позволить, - он понял, что придется идти.
- Так не по-русски же! - ты уморишь меня, ох! - синьоры, вы видите, какие у меня супрацовники... конфиденты, или как там... - Веселуха поднялся, палуба встала торчком, - ну вот, понаехали тут... Оч-чень не вовремя... Вкуса к жизни нет у людей... трудоголики, блин...
Тут Ян Владиславович бросил строгий взгляд на свой прибор и спросил:
- А я протрезвею?
Прибор ничего не ответил директору, потому что был выключен из сети.
- Воткните кто-нибудь, - пожелал Веселуха.
Итальянцы втроем кинулись в бар и принесли удлинитель; Веселуха включил прибор и откинулся назад: он трезвел, если так можно выразиться, как на дрожжах, под мелким грибным дождичком, на глазах у изумленных итальянцев, качаясь на мутных волнах реки Арно.
Три джентльмена из Нью-Йорка уже давно сидели в холле, в полумраке, ожидая Веселуху, в застывшем виде - как сели, так и сидели, улыбаясь, как в гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули и переменили позы. Все вокруг казалось серым и черным, только неяркий свет просачивался сквозь окно.
- День добрый, джентльмены, - поздоровался Веселуха, садясь рядом. Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает.
- Спасибо, - ответил один из американцев жизнерадостно. - Мы не пьем. Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину.
- Ну, тогда хоть салатику поклюйте, - предложил Веселуха, изображая простодушие. - Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все в шортах и с фотоаппаратами на шеях.
- Нет, - заметил американец, - это вовсе не обязательно.
- На-адо же, - сокрушенно поцокал Веселуха. - А я думал...
Американцы опять переменили позы.
- Мы предлагаем вам сделку, - перешел к делу тот, который говорил. - До нас дошли сведения, что вы торгуете рентгеновскими флуоресцентными спектрометрами.
- Да уж, запираться глупо, - сказал Веселуха, лопаясь от внутреннего смеха. - Есть такой грех - торгуем... Но мы же сами их и производим, заметьте, на основе собственных научных разработок.
- Это нам также известно, - американец улыбнулся так, что уголки его рта чуть не сошлись на затылке. - Видите ли, дело в том, что наша корпорация также торгует рентгеновскими флуоресцентными приборами.
- Вот как? - обрадовался Веселуха. - Значит, мы коллеги!
Американцы переглянулись.
- Мы хотим продавать ваши приборы под своей маркой, - сказал тот, который говорил и прежде.
- Но это абсолютно невозможно! - ответил Веселуха учтиво.
- Я вас понимаю, - кивнул американец, - условия, которые предлагают иностранные фирмы для сотрудничества, часто бывают просто грабительскими, из-за рисков, которые они несут, имея дело с русскими. Но не в нашем случае. Понимаете, мы - компания-лидер. Мы очень богаты. И условия будут для вас действительно очень выгодными.
- Мы заплатим вам вперед на пять лет из расчета, что объем продаж будет расти на пятьдесят процентов в год.
- Мы сами будем страховать все риски, чинить ваши приборы, а методики будем покупать у вас же за отдельную плату.
- Более того! Если вам что-нибудь не понравится, вы в любой момент сможете разорвать контракт.
Американцы покивали головами и заглянули Веселухе в глаза.
- Ах, вот как, - пробормотал Ян Владиславович, - хо-хо! ого! Вы предлагаете мне принимать крепкое стопроцентное решение или можно развести демократию?
- Разводите, - согласился американец.
Тогда Веселуха повернулся и увидел, что на кожаном диване сгрудились кучей Рябинин, Паша, Наталья Борисовна и Лукин, и глаза у них горели, как фары.
- Твое мнение, Миша?
- Ковать ли станет на граждАн, - сказал Рябинин, - пришлец иноплеменный цепи - я на него, как хищный вран, как вихрь губительный из степи!
- Так, понятно, - твое мнение, Лукин?
Лукин покрутил носом:
- Продавай по максимуму, Веселуха, а я не думаю, что это максимум.
- Так, - ну, а ты, Паша, как?
- Сравнение стоимости торговых марок - дело трудное. Может быть, когда мы раскрутимся, продавать под нашей маркой будет выгоднее.
- Ясно, - а вы, Наталья Борисовна?
- Я тоже думаю, что не стоит, - чистосердечно сказала Денежкина.
- Почему?
- Рожи мне их не нравятся.
Тоже аргумент, подумал Веселуха, - и обернулся опять к американцам:
- Мои сотрудники против.
- Может быть, вы все-таки примете крепкое стопроцентное решение? спросил американец. - Как вы бы сами поступили?
- Конечно, я согласился бы, - улыбнулся Веселуха грустно, - но, увы, мои сотрудники... совки, нос не дорос, понимаете ли... Что делать!
- Нехорошо, когда директор фирмы так подвержен чужому влиянию, доверительно прошептал один из американцев. - Вам следует быть более...
- Харизматическим, да, - покивали остальные два.
- Я постараюсь, - козырнул Веселуха. - Все-таки я еще совсем недавно занимаюсь бизнесом.
- За наш контракт! - провозглашал пан Ян.
- О, за наш контракт! - подпевал пан Здись. - Повезенья в каждой справе!
- Ура! - подпевал пан Ян. - Же бы все было - окей!
- Так что мы теперь с вами - кто?
- Парт-неры!
- Су-пра-цовники!
Супрацовники значит подельники. Здислав Шквара маленький, темноволосый, Ян Веселуха - высокий, и волосы у него светло-металлического цвета, но у обоих две макушки, и у обоих - красавицы жены. Жена Здися улыбалась сочными губами: Рябинин, кокетник, накладывал и подливал ей, и она мела все подчистую, успевая при этом быстро-быстро лопотать. Жена Яна Веселухи мадам Веселуха - молча красовалась на противоположном конце стола между двух сотрудников польской фирмы, и на ее девственной тарелочке лежала одна оливка. За столом царило оживление.
- Вот вы всем дамам руки целуете, - смеялась пьяненькая Наталья Борисовна Денежкина, - а я их, между прочим, бензином мыла. Я же химик.
- Ну и что, - не унывал пан Здись, - с ваших ручек и уксус выпить приятно...
- Ой, лис! - грозилась Денежкина.
У Веселухи голова от успехов кружилась, а сердце таяло. Солнце садилось за крыши, только желтая полоса пролегла в небе. Старый грузин-бармен за стойкой смотрел прозрачными глазами на вечерние картинки: вот вновь и вновь сталкиваются бокалы, пихается в рот еда, но уже не так свободно... Вот уже кто-то обалдевшим взором поводит и видит, что кругом неожиданно стемнело... Вот две пары решили сплясать напоследок... Вот два сильно поддатых, но вежливых поляка пытаются вынести через дверь пьяную в хлам госпожу Койотову, переводчицу, бывшую шпионку, - длинные ножки расслабленно цепляются за косяк, головка запрокинута, - "Прошу, пани!.. Прошу, пани!.." Вот за окном плещутся в бассейне два русских - им-то все нипочем... Но темнеет неминуемо, и вот всех уже сдуло теплым ветром, и разбрелись все по номерам маленькой гостиницы, хватаясь за дубовые перила, пританцовывая и засыпая на ходу от перенасыщения и перепоя.
А среди хрустального хлама, наливая друг другу и все более грустнея, остались сидеть паны директоры. Они глядели друг другу в глаза и тихо говорили за жизнь.
- Я, было, дом свой строил на пятачке пять метров на пять. Шесть этажей отгрохал, с внутренним двориком и фонтаном. По дощечке собирал, вот как птицы гнезда вьют. Полиция пришла, говорит: "Что ты выделяешься? Выше всех строишь? Мы тебя снесем!" А я им говорю: "Только попробуйте!"
- Я, было, кандидатскую писал, шесть глав за три ночи написал, бумаги не хватало, писал на старых журналах, графики рисовал при помощи штопора. Аж брызги с пера летели. Потом прихожу, а мне ректор говорит, усмехаясь: "Ты эту тему не будешь защищать, пока я жив". А я говорю: "Разбежались!"
- Дурной коньяк и покер.
- Дешевый портвейн и преф. Как мы пили...
- И что мы пили... У вас хоть за оборонку деньги платили!
- У вас хоть собственность на землю была! А наше правительство...
- А наше-то, наше правительство! Акции с биржи...
- Арбузы с баржи...
- Был один Бальцерович, да и тот...
- Один Чубайс, да и то...
Свежий договор торжественно кладется в папку. Он свят. Недаром Польша стала первой страной, с которой Веселуха начал свою экспансию на мировые рынки. Пан Здись и пан Ян выходят на крылечко. Сырой землей пахнет, волнует этот запах. Острые крыши, покорные и пыльные дороги. Здесь проходили танки на Берлин. Здесь с огнями шатались по улице кандидаты в короли, рассыпая золото.
И тут пан Здись отмочил штуку.
- Пан директор, - сказал он, - а вы знаете, какой побочный эффект вызывает ваш прибор?
- Ну? - поинтересовался Веселуха. - Неужели что-то, чего я сам не знаю?
- Вам бы и в голову не пришло! - ухмыльнулся пан Здись. - Он духи женщинам подбирает.
- Но я всегда думал, что лучше самой женщины никто...
- Ну, конечно, - махнул рукой пан Здись. - Тонкое дело! Однако подумайте: к примеру, вы с вашей ослепительной женой пришли в парфюмерный магазин.
(Магазин по-польски склад, а склад по-польски склеп.)
- ...и выбираете. Надушили одну ручку, потом другую. Запахи смешиваются, да еще и в самом магазине пахнет так, что ничего не понять. А приборчик ваш? - воскликнул Здись. - Капнул в кюветку, женщину рядом поставил, и он сам пропищит, когда запах идет, и на сколько процентов.
- Конечно, - кивнул Веселуха, - мой прибор... он все измеряет количественно. Да, спасибо! Я сам ужасно люблю такие вещи.
- Еще бы! - поднял голову пан Здись. - Мы же с вами оба поляки... Да! Я хочу еще поэкспериментировать с приготовлением еды. Если выйдет что-нибудь заслуживающее внимания, сразу пришлю вам результаты.
- Буду рад, - разулыбался Веселуха.
На следующее утро Веселуха думал отбыть в Петербург, но неожиданно оказалось, что с ними готов иметь дело некто Вацлав Кармашек из Праги. Веселуха комментировал это так:
- Придется понижать градус... Пиво после старки! Ну что ж, выбирать не приходится.
На российских просторах может показаться, будто от Польши до Чехии рукой подать. Некоторые даже путают чехов и поляков. Но все это в корне неверно: в пробке на границе "Амарант" простоял часа три, а сходство сказалось только в наименовании "пан". Во всем остальном и Веселуха, и Паша Ненашев, и Лукин, и Рябинин, и Денежкина отметили большую разницу.
- Русские! - фыркнул Кармашек. - Петербург! Я там был один раз, лет десять назад. И это вы называете пивом? Нет, я не поеду к вам, у вас очень опасно, а мы цивилизованные люди... Мы почти что немцы!!!
На этом высказывании пробрало даже Пашу Ненашева, который гордо именовал себя безродным космополитом.
- Ни хрена себе патриотизм! - подивился он.
Впрочем, впоследствии оказалось, что чванится Кармашек только в трезвом состоянии, - и госпожа Денежкина сделала смелый, парадоксальный, но в чем-то верный вывод:
- Я поняла. Пьяные чехи - это поляки. А пьяные поляки очень похожи на нас.
- Пьяные все похожи, - возразил суровый Рябинин. - На свиней. И чем больше выпьют, тем больше сходство.
И вот, когда Веселуха довел Кармашка до полного сходства (не одним пивом, надо сказать, но также и припасенной бутылкой водки "Флагман"), чех таинственно поманил его толстым пальцем в каморку, обитую темными дубовыми панелями.
- А что я вам скажу, - просипел он. - Такое дело! У вашего прибора случайно обнаружилась еще одна функция. Вот я вам расскажу, а вы посидите, а то вы упадете.
Сидеть в каморке было совершенно негде, и Веселуха опустился на пол.
- В общем, - доложил Кармашек, - ваш прибор лечит кариес. Только не падайте. Да, лечит. Затягивает дырки в зубах... Если это дело обнародовать, все дантисты... и все мировые производители зубной пасты... хе-хе! положат зубы на полку! Чур, половину денег мне!
- Ладно, а как вы это обнаружили? - спросил Веселуха, хрюкая в горсть.
- Ну, - протянул Кармашек, - я тут недавно вложился в зубы... так капитально потратился! а пломба, мать ее!
Кармашек сплюнул.
- Ну, вот я и говорю... при нем...
- При ком??
- При приборе вашем говорю... мол, вот бы проблем никаких не было с зубами! И я прям почувствовал - дырку-то затягивает... как прорубь в морозный день!
- А новые зубы не растут? - давясь смехом, проговорил Веселуха.
- Н-нн... не знаю, - серьезно ответил Кармашек. - Эт надо будет... проверить.
Веселуха не выдержал и зашелся хохотом. Утром он рассказал про дырки Рябинину, и он тоже довольно долго смеялся.
- А заказов-то прибывает и прибывает! - сказал им Паша Ненашев. - Мне еще три письма пришло: из Австрии, из Италии и из Ирландии.
- В Италии сейчас выборы, - сказал Веселуха, который всегда все знал о политике. - Полетели в Ирландию.
- Я в Ирландию не полечу! - перепугалась Наталья Борисовна Денежкина. Там террористы. Давайте сначала в Австрию.
- А вдруг при нас начнут банк грабить? - спросил Лукин. - Я же не выдержу и присоединюсь.
- А я знаю, почему вы хотите в Ирландию, Ян Владиславович, - сказал дерзкий Паша. - Там...
Веселуха порозовел: Паша был прав.
И они полетели в Ирландию пить можжевеловку. "Ах, природа! партизаны! думал романтик Рябинин, вздремывая. - Вереск! Ирландское рагу".
Куча огней сияла им сквозь крутой туман: заводы, фабрики и мосты. Может быть, где-то там, за городом, были в Ирландии и те кругленькие холмики, и рябые озера, о которых рассказывали им другие, но не в том районе. Зато ирландец, с которым они имели дело, оказался рыжим, и фамилия его была О'Коннор. Это ужасно умилило госпожу Денежкину.
- Вот прямо так! - смеялась она. - Может, он засланный?
- Вы не принимаете во внимание, - указал ей Паша Ненашев, - что в России тоже довольно много русых голубоглазых Иванов. У меня лично есть знакомый - русый голубоглазый Иван. Ашкинази Иван Абрамович.
С можжевеловкой Веселуха оттянулся по полной. Ирландец почуял, что Ян Владиславович знаток, и позвал его, кроме официальной встречи, отметить день рождения его друга. Пили в каком-то большом цеху - сверху лежали тяжелые металлические балки - а оба друга О'Коннора оказались программистами.
- Говорить ему? - толкнул один из них О'Коннора в разгаре пьянки.
- Да говори, что уж тут, - махнул рукой тот.
- В чем дело? - заинтересовался Веселуха, который уже, что называется, просек фишку. - Мой прибор завязывает шнурки? топчет кур? пишет стихи?
- Хуже, - ответил программист. - Он играет в покер.
- То есть до такой степени? - удивился Веселуха. - Ну, и как? Хорошо хоть играет-то?
- Не садись! - заверил О'Коннор. - Мы вообще-то все смолоду мастера, но до вашего прибора нам далеко. Уделал нас всех по самое никуда.
- И еще одно, - но это уже не так интересно, - добавил именинник. - У меня знакомый есть, он интернет-трейдингом занимается... ну, ценными бумагами на Лондонской бирже спекулирует... Так ваш прибор...
- Спот, - сказал Веселуха, - своп... блин... стоп, то есть. Я знаю.
- А, ну так неинтересно, - протянули ирландцы. - Мы уж думали... патент на новое применение.
Веселуха тяжело вздохнул.
- Какие же вы все меркантильные! - высказался он.
На следующее утро он вышел во двор, встряхнулся, построил сотрудников клином, и "Амарант" полетел в Швейцарию. Там, поросшие еловой шерстью, возвышались горы, там дырки прорывались в сыре, а еще Веселуха крепко надеялся на пунш и грог.
- Любезная моя шпионка, вы знаете немецкий? - спросил он Койотову.
- Я знаю только русский, - призналась переводчица. - Просто я всегда понимаю, что мне говорит собеседник, и стараюсь ответить ему, а язык тут ни при чем.
Австрия оказалась вся зеленая, белая и в клеточку, - белое небо, зеленые поля, дорожки, выложенные плиткой. Вечер и ночь Веселуха провел в удовольствиях, а на следующее утро перед отелем стояла целая толпа, и морды у всех были деловые и сосредоточенные.
- Господин Веселуха, - зачастили они. - Мы считаем своим долгом предупредить вас о том, что в методике, написанной вашей сотрудницей Денежкиной, отсутствуют некоторые существенные свойства вашего прибора. Мы бы хотели знать: вы просто забыли внести их в методичку, или ваше правительство еще не дало вам лицензии на некоторые виды деятельности? Тогда мы, конечно, не будем...
- Думаю, мы забыли, - сказал вежливо Веселуха. - Если вам не трудно, напомните нам, пожалуйста.
Вперед вышел горный тролль с фонариком в руках, маленький, подпоясанный кожаным ремнем, и сказал:
- Вы забыли написать, что ваш прибор также может применяться для обнаружения мелких и крупных подводных источников, озер, пустот в грунте и месторождений различных минералов.
Веселуха рассмеялся и посмотрел на Рябинина; тот потер руки и спросил рассудительно:
- Ну, а что еще?
- Еще, - выступил органист из деревушки Унтераммергау, - ваш прибор превращает полынь и бурьян в эдельвейсы.
- А молоко вблизи него не киснет, - важно добавила его жена.
- И все это вы обнаружили за одну ночь? - Веселуха поднял брови. - Вы, наверное, не выспались.
- Лучше не выспаться одну такую ночь, но стать первыми, чем пожертвовать славой и выгодой ради нескольких часов сна, - польстил герр Апфельбаум, лыжник с мохнатыми бровями -- и при этом так значительно на Веселуху поглядел, что директору пришлось срочно вырасти на два сантиметра.
- Мы устроим праздник в вашу честь, герр Веселуха, - сказала некая фрау Штер. - Пойдемте скорее в гостиницу!
Рябинин рассудительно потер переносицу, помигал глазами и задал окружающим вполне естественный вопрос:
- Но почему же ни мы, ни наши клиенты в России не заметили всех этих дивных свойств?
- Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы.
- Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит...
К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога.
За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, мысленно спрашивал Апфельбаум, наливая себе грога и одновременно болтая с окружающими, - и построил тюрьму?" - "Значит, в этой тюрьме будет сидеть и он, а вернее всего - только он", - отвечал мысленно Веселуха.
Впрочем, вслух они говорили совершенно другие, более серьезные и практические вещи, а подобных легкомысленных предметов избегали. Так всегда люди порядочные не говорят о том, что больше всего их беспокоит, и не чешут там, где больше всего чешется. Веселуха сидел, как изваяние, положив руки на колени, - над ушами блестели металлическим блеском отросшие волосы, и глаза улыбались окружающим.
Собственно говоря, дальше они могли бы никуда не лететь, потому что приборов с собой у них больше не было, а количество заявок росло в геометрической пропорции, - но Паша Ненашев, проявив римскую доблесть, смотался в Петербург за еще одним прибором. Ждали его всего сутки; за это время госпожа Денежкина успела найти под елкой чей-то кулон с александритом и посмотреть, как делают дырки в сыре, Рябинин истратил половину зарплаты на подъемник, а Веселуха с женой, наоборот, заработали.
Дело было так: в одной из семнадцати пивных, расположенных в долине, сидели немцы и разные иностранцы; ночь шла на чистое небо, смех слышался у огня. Все было тихо и мирно, как вдруг круть - со скрежетом дверь кэк шмяк! Кто это так хлопает дверью, с неудовольствием подумали немцы, - обернулись и увидели высокого господина с гитарой, а с ним шла дама такой обалденной красоты, что немцы восхищенно переглянулись, и подавились черной травой, которой было приправлено в тот вечер мясо, а иностранцы - так те даже разулыбались. Но главное - с их приходом как будто ток прошел, как будто свежим ветром повеяло, и все почувствовали некоторый душевный подъем.
Высокий господин скинул куртку и шапку, серыми глазами зыркнул в огонь, взял гитару и объявил:
- Господа! Чтоб вам было понятно: я немного выпил, и у меня хорошее настроение. Сейчас я буду играть, и кто из вас сколько минут сможет проплясать - тот на столько лет больше проживет.
Обалдевшие немцы выпучили глаза и стали переминаться с ноги на ногу; особенно стыдно казалось дамам, многие из которых не отличались молодостью и красотой.
- Отпуск, Мари, - махнул наконец рукой один из немцев. - Пошли, правда, потанцуем!
Мари встала, и они под одобрительный смех начали танцевать; за ними поднялся старый еврей в белых пейсах; за ними еще кто-то; наконец, все лавки были сдвинуты в угол, и пошла общая пляска.
Мелодия, которую играл Веселуха, была нрава порядочного и постоянного, но веселого. Началась она довольно медленно, а потом потихоньку стала разгоняться, так что большинству присутствующих удалось прибавить себе не более чем по пятнадцать лет - хотя многие из них были неплохими лыжниками.
Одна мадам Веселуха, не зная усталости, плясала под Веселухины струны. Брызги огня вылетали из-под ее каблуков: потом хозяин бара показывал отметины на сосновом полу, рассказывал легенду. В ее волосах радость свила гнездо, она дарила взгляды - глаза у нее блестели, как вишни после дождя, а сама она была стройна, как кошка, в отличие от многих присутствовавших дам, напоминавших кто веретено, кто грушу. Наконец, и Веселуха не выдержал: щелкнул пальцами, чтобы кто-то, неведомо кто, играл за него, поставил гитару (а музыка продолжалась, все убыстряясь), и схватил жену за талию.
- И-и-и-эх! - взвизгнула мадам Веселуха, тряхнув темной копной волос.
Только сноп искр по столу раскатился золотыми монетами.
Вот такой бывает любовь, господа, - смотрите, вам показывают... - "Это не любовь!" - поднимают палец серьезные люди. А что же? Это красота. Пожалуй, это верно, но для Веселухи красота и любовь были - как мясо и соль. А мадам Веселуха никого не любила, и будь ее воля, - но волю Ян Владиславович выпил из ее губок первым же поцелуем, привязал к ней камень и утопил в море. Веселуха вообще считал женщин прелестными, но пустоголовыми созданиями, предназначенными для украшения жизни: это, по его понятиям, было очень много, - и, хотя и носил на руках всех дам, независимо от возраста и близости знакомства, абсолютно их не уважал.
На следующий день явился Паша Ненашев с прибором, и Веселуха, простившись с герром Апфельбаумом, сел в санки, усадил сзади всех своих соратников, немцы подтолкнули их сзади - и "Амарант" поехал в Италию. Мальчишки бежали за санками елки слились по сторонам дороги пеленой.
- Сторонись! Пади! - кричал Лукин, и свистел, и махал шелковым кнутиком.
Лыжники разлетались с дороги, снег клубился, потом санки взлетели на воздух, и так, как по маслу, домчали Веселуху и соратников до самой Флоренции.
Во Флоренции славно воевать, и изо всех углов тянет великим морем. Герцог привел войска в долину, - во Флоренции собрался совет, а наемники взяли и всех перебили, о чем без всякой горести повествует синьор Макиавелли в "Истории Флоренции", - даже самые гнусные измены - как красивые плутовские истории. Стены залов расписаны травами, над куполами солнце плавится багровым шаром.
- Sapristi, ваш прибор предсказывает погоду!
Большой корабль качался у берега на мутных волнах реки Арно. Помидоры красны, как губки мадам Веселухи. Ян Владиславович млел от любви и от тепла.
- Мой прибор еще и не то может! - похвалялся он. - Погода - это не главное.
- А что главное? - три итальянца мигали черными глазами в такт секундам. - Скажите нам, чтобы мы знали, а то мы умрем на месте от любопытства!
Но Веселуха скрытно улыбался, как его ни поили. Только, когда стал совсем пьян, взял гитару, закинул ножку на ножку и сыграл им что-то старинное в своей обработке. С модуляциями, неожиданными, как всплески рыб, - невидимая на небе луна восходила все выше. Было в Веселухиной игре древнее изящество: так иногда умело рубят дрова, и это красиво. Россыпи спиралей, волн, страсть по всем правилам: барокко...
Но тут, качаясь и хватаясь за палубу, явился Паша, - лицо его было отменно хмурым, хвостик менеджера по продажам, сальный и кудрявый, сбился набок, - его тоже оторвали от выпивки.
- Директор! - сказал Паша тоном мученика. - К нам приехали джентльмены с города Нью-Йорка! Хотят вас видеть!
- Как, прямо сейчас? - Веселуха притормозил и поставил гитару. - Скажи им, что я не могу их видеть.
- Так и сказать? - "Видеть вас не могу"? - уточнил Паша. - Простите, директор, но они подумают, что вы шпана с Лиговки.
Этого Веселуха не мог себе позволить, - он понял, что придется идти.
- Так не по-русски же! - ты уморишь меня, ох! - синьоры, вы видите, какие у меня супрацовники... конфиденты, или как там... - Веселуха поднялся, палуба встала торчком, - ну вот, понаехали тут... Оч-чень не вовремя... Вкуса к жизни нет у людей... трудоголики, блин...
Тут Ян Владиславович бросил строгий взгляд на свой прибор и спросил:
- А я протрезвею?
Прибор ничего не ответил директору, потому что был выключен из сети.
- Воткните кто-нибудь, - пожелал Веселуха.
Итальянцы втроем кинулись в бар и принесли удлинитель; Веселуха включил прибор и откинулся назад: он трезвел, если так можно выразиться, как на дрожжах, под мелким грибным дождичком, на глазах у изумленных итальянцев, качаясь на мутных волнах реки Арно.
Три джентльмена из Нью-Йорка уже давно сидели в холле, в полумраке, ожидая Веселуху, в застывшем виде - как сели, так и сидели, улыбаясь, как в гробу. Увидев Яна Владиславовича, они разом хмыкнули и переменили позы. Все вокруг казалось серым и черным, только неяркий свет просачивался сквозь окно.
- День добрый, джентльмены, - поздоровался Веселуха, садясь рядом. Что же вы ничего не заказали? Наша фирма вас угощает.
- Спасибо, - ответил один из американцев жизнерадостно. - Мы не пьем. Закон нашей корпорации запрещает нам пить вино и есть свинину.
- Ну, тогда хоть салатику поклюйте, - предложил Веселуха, изображая простодушие. - Я вообще-то американ не так представлял. Я думал, что вы все в шортах и с фотоаппаратами на шеях.
- Нет, - заметил американец, - это вовсе не обязательно.
- На-адо же, - сокрушенно поцокал Веселуха. - А я думал...
Американцы опять переменили позы.
- Мы предлагаем вам сделку, - перешел к делу тот, который говорил. - До нас дошли сведения, что вы торгуете рентгеновскими флуоресцентными спектрометрами.
- Да уж, запираться глупо, - сказал Веселуха, лопаясь от внутреннего смеха. - Есть такой грех - торгуем... Но мы же сами их и производим, заметьте, на основе собственных научных разработок.
- Это нам также известно, - американец улыбнулся так, что уголки его рта чуть не сошлись на затылке. - Видите ли, дело в том, что наша корпорация также торгует рентгеновскими флуоресцентными приборами.
- Вот как? - обрадовался Веселуха. - Значит, мы коллеги!
Американцы переглянулись.
- Мы хотим продавать ваши приборы под своей маркой, - сказал тот, который говорил и прежде.
- Но это абсолютно невозможно! - ответил Веселуха учтиво.
- Я вас понимаю, - кивнул американец, - условия, которые предлагают иностранные фирмы для сотрудничества, часто бывают просто грабительскими, из-за рисков, которые они несут, имея дело с русскими. Но не в нашем случае. Понимаете, мы - компания-лидер. Мы очень богаты. И условия будут для вас действительно очень выгодными.
- Мы заплатим вам вперед на пять лет из расчета, что объем продаж будет расти на пятьдесят процентов в год.
- Мы сами будем страховать все риски, чинить ваши приборы, а методики будем покупать у вас же за отдельную плату.
- Более того! Если вам что-нибудь не понравится, вы в любой момент сможете разорвать контракт.
Американцы покивали головами и заглянули Веселухе в глаза.
- Ах, вот как, - пробормотал Ян Владиславович, - хо-хо! ого! Вы предлагаете мне принимать крепкое стопроцентное решение или можно развести демократию?
- Разводите, - согласился американец.
Тогда Веселуха повернулся и увидел, что на кожаном диване сгрудились кучей Рябинин, Паша, Наталья Борисовна и Лукин, и глаза у них горели, как фары.
- Твое мнение, Миша?
- Ковать ли станет на граждАн, - сказал Рябинин, - пришлец иноплеменный цепи - я на него, как хищный вран, как вихрь губительный из степи!
- Так, понятно, - твое мнение, Лукин?
Лукин покрутил носом:
- Продавай по максимуму, Веселуха, а я не думаю, что это максимум.
- Так, - ну, а ты, Паша, как?
- Сравнение стоимости торговых марок - дело трудное. Может быть, когда мы раскрутимся, продавать под нашей маркой будет выгоднее.
- Ясно, - а вы, Наталья Борисовна?
- Я тоже думаю, что не стоит, - чистосердечно сказала Денежкина.
- Почему?
- Рожи мне их не нравятся.
Тоже аргумент, подумал Веселуха, - и обернулся опять к американцам:
- Мои сотрудники против.
- Может быть, вы все-таки примете крепкое стопроцентное решение? спросил американец. - Как вы бы сами поступили?
- Конечно, я согласился бы, - улыбнулся Веселуха грустно, - но, увы, мои сотрудники... совки, нос не дорос, понимаете ли... Что делать!
- Нехорошо, когда директор фирмы так подвержен чужому влиянию, доверительно прошептал один из американцев. - Вам следует быть более...
- Харизматическим, да, - покивали остальные два.
- Я постараюсь, - козырнул Веселуха. - Все-таки я еще совсем недавно занимаюсь бизнесом.