Булатникова Дарья. Капля огня

   Но тут, как ни странно, взыграл местечковый патриотизм, и на одной из сходок репьевских бизнесменов, некий майонезный король Чохов объявил вдруг, что он решил спонсировать драмтеатр. Подобрав грохнувшиеся на стол челюсти, остальные коммерсанты принялись размышлять, нафига это майонезнику сдалось. А потом до них дошло - реклама! Реклама Чоховского продукта теперь была на всех афишах, программах и даже во время спектаклей среди реквизита на сцене то и дело возникали баночки с желто-зеленой этикеткой.
   Но главное была даже не реклама, а более высокие материи. Чохов теперь имел право считаться патриотом города, радеющим за его культуру. Остальных это задело - чем они-то хуже? Или у них благородства и денег меньше?
   И началось! Производители колбасы, пластиковых окон и эксклюзивных мочалок ринулись к обалдевшему от свалившегося счастья директору театра. Культурная публика града Репьева радовалась новым постановкам, артисты получали регулярную зарплату, а мэр в каждой своей речи не забывал упомянуть о недосягаемо возросшем под его чутким руководством уровнем культуры.
   - Занятно, - пробормотала Ника, рассматривая все ещё несъеденный и уже изрядно подтаявший монблан из мороженого. - Но я никогда даже не была в вашем театре.
   - А зря, - с чувством произнес Коровин. - Я бы хотел вас пригласить. Сегодня дают "Чайку".
   - Нет-нет, - вздрогнула девушка, представив, что она увидит на репьевской сцене, - как-нибудь потом.
   - И опять зря. Потому что у меня есть подозрения...
   - Какие?
   - Дело в том, что прима нашего театра, Анна Свидерко обожает драгоценности. Особенно старинные. И если где и искать рубин Антонии, то в первую очередь - у Свидерко.
   - Вы думаете, что она могла...
   - Нет-нет, не украсть, а купить! В нашем городе все знают, что прежде чем золото или камни в скупку нести, нужно их Анне показать, она же, как сорока...
   - Неужели у провинциальной актрисы есть средства на покупку драгоценностей? - недоверчиво спросила Ника.
   - Конечно, есть, - хмыкнул Коровин. - Она же любовница Ступина. А тот её ещё и поощряет - нравится ему, что его красавица бирюльками обвешена.
   Отметив про себя раздраженную интонацию Вадима Игоревича, когда он повествовал о Свидерко и Ступине, Ника решила, что вникать во взаимоотношения репьевского бомонда ей совершенно ни к чему. Но вот информация о пристрастии примадонны местной сцены к драгоценностям может быть весьма ценной.
   - И все же, где я мог видеть вас?... - продолжал бормотать Коровин.
   - Это неважно, - Ника встала. - Спасибо за мороженое, но мне нужно идти. Номер моего телефона у вас остался, так что если будут какие-то известия - звоните.
   - Как?! - вскричал бизнесмен. - А я думал, что мы вместе...
   - Нет, - девушка покачала головой. - В этом нет смысла - порознь мы сможем добиться большего.
   - Жаль... Очень жаль! - не унимался Коровин. - А что если нам вечером встретиться? Тут есть весьма милый ресторан, "Каскад" называется. Я приглашаю вас поужинать.
   - Извините, не получится, вечер у меня уже занят.
   - Тогда я готов отвезти вас туда, куда прикажете.
   - Не стоит, я хочу прогуляться, подышать воздухом. Заодно и на ваш театр взгляну. Он ведь где-то неподалеку?
   - У нас тут все неподалеку - театр за углом, идемте покажу.
   Нику не устраивало общество Коровина - пусть бы он лучше делом занимался и рубин искал. Поэтому она всеми способами пыталась отделаться от сопровождения. Не удалось - Вадим Игоревич довел её до угла выкрашенного в странную бирюзово-розовую гамму продуктового магазина и показал здание театра. Оно действительно было изукрашено рекламными плакатами самых разных фирм, среди которых терялись собственно афиши спектаклей.
   - Ну вот, - огорчился бизнесмен, - а сегодняшний спектакль не состоится.
   Действительно прямо на дверях главного входа белело объявление: "Вечерний спектакль отменяется в связи с болезнью актрисы".
   - Интересно, чем это Анна Глебовна захворали, не иначе несвежих устриц поели, - продолжал удивляться Коровин.
   - А почему вы думаете, что заболела именно Свидерко? - сообразив, о ком речь, спросила Ника.
   - Так у них же только она незаменимая. Остальные - в два состава играют.
   - Да вы просто настоящий театрал, - похвалила его Ника. - Но мне пора, да и вам тоже. Если хотите в срок отыскать камень.
   Кажется, в этот момент Коровин впервые задумался, что ему нужно не просто разглагольствовать, а совершать конкретные действие. Мученическим взглядом он уставился на Нику и принялся чесать в затылке. Девушка напоследок полюбовалась Вадимом Игоревичем - экстерьер у него был что надо. Но вот с сообразительностью оказалось неважно - когда она свернула в переулок, он все ещё пребывал в мучительных раздумьях.

* * *

   Следующим по степени подозрительности был газовщик. И Ника даже знала, где его искать - все властные и коммунальные службы Репьевска, в том числе и "Горгаз" располагались вокруг небольшого асфальтированного пятачка, громко именуемого площадью Свободы. От театра до неё был ровно один квартал.
   Через полчаса блуждания по разномастным кабинетам, личность газовщика, обслуживающего дом, в котором жила Антония, она установила совершенно точно - некто Кузьмин. Мало того, ей сообщили, что вот-вот данный товарищ должен появиться в конторе, чтобы забрать какие-то ценные трубы и ключи.
   Было без четверти двенадцать.
   Удивительно, но Кузьмин действительно появился не спустя полдня, а буквально через десять минут. На этом положительные моменты кончились. Потому что "оператор по контролю за оборудованием", как он значился в штатах управления, мало того, что был нетрезв, так вообще напрочь отрицал, что когда либо посещал квартиру Антонии. На этом моменте он уперся, как баран и только головой мотал. Ника, однако, заметила, что при этом он ещё и старательно отводил глаза.
   Выход оставался один, и девушка, ухватив упрямого газовщика за локоть, затащила его в ближайший укромный уголок на лестничной площадке и взяла быка за рога:
   - Сотню на опохмел хочешь?
   - Хочу, - Кузьмин моментально оживился и сфокусировал блудливый взгляд на извлеченной Никой купюре.
   - Тогда быстро говори, кто вместо тебя туда ходил? Ну? Бабушка сказала, что удостоверение у того типа имелось!
   Газовщик издал совсем уж душераздирающий вздох и кивнул.
   - Ходил. Один такой... - шевеление пальцами должно было означать некую характеристику, правда, непонятно какую. - Короче, не знаю я, кто он - первый раз видел. И последний.
   - Рассказывай, все, как было.
   - Ну, нашел он меня на участке, предложил за бутылку дать ему на часок удостоверение - дескать, хочет у одного хмыря свою жену застукать. Тот его не знает, а без удостоверения в квартиру не впустит. - Кузьмин мученически скривился. - Я уже после сообразил, что чушь он порет - какой мужик вообще в такой ситуации пойдет дверь открывать? Ну, и решил подстраховаться.
   - И?
   - Что и? Пошел потихоньку за ним, посмотрел, в какой дом он вошел, и все ли тихо будет. Ничего, обошлось, шума никто не поднимал. А потом он мне корочки отдал и - гуд бай.
   Кажется, первый реальный след наметился... Ника с воодушевлением принялась расспрашивать Кузьмина о том, как выглядел и откуда взялся неизвестный, и выяснила, что тот был средней комплекции, среднего роста и с рыжей лохматой шевелюрой и рыжими же усами. А взялся... да черт его знает - в дверь вошел.
   Стоп! Насчет рыжей масти Антония и Орландо ничего не говорили...
   Отдав алчному газовщику сторублевку и проводив взглядом его рванувшую прочь фигуру, она достала мобильник и позвонила старой актрисе.
   Точно - газовщик был без усов и никакой не рыже-лохматый. Наоборот - лысоватый шатен лет пятидесяти. Это что же получается?
   Ника вышла на улицу и остановилась в задумчивости. Странная мимикрия псевдо-газовщика ассоциировалась у неё с чем-то до боли знакомым и близким.
   Было жарко и ужасно хотелось пить. Заметив на углу цистерну с квасом, она подошла и заплатила смешную сумму в два рубля за пластиковый стаканчик желтого пенистого напитка. Квас был холодным и неожиданно вкусным - лучше любой импортной газировки.
   Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало - большей частью дети или пенсионеры. Прогромыхала груженая досками "Газель", проехал мужик на велосипеде...
   Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.
   Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.

* * *

   Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:
   - Вы к кому?
   - Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину. - Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?
   Вахтерша вздрогнула и потупилась.
   - Нету её, - пробормотала она тихо. - Нет, и сегодня вряд ли будет.
   - Заболела?
   Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.
   - Идите, идите, - засуетилась вахтерша. - Свидерко нет, нету её.
   Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.
   - Что там происходит? - удивилась Ника.
   - Репетируют, - неуверенно сообщила дама. - Дневная репетиция идет.
   Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.
   - А-а... а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась? - пошла Ника напролом.
   - Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша. - Только, может, не стоит?..
   - Стоит, стоит... - Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.
   - Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас. - Врачи разберутся.
   - В психиатрию? - нерешительно спросил тенорок.
   - Почему сразу в психиатрию? А впрочем... Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!
   Ника взглянула на табличку "Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич". Ага, директор подойдет...
   Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.
   - Сволочь! - опять взвизгнула женщина, и послышался звук оплеухи. Ничего себе, нравы у них тут...
   За директорской дверью притихли, а визг сменился рыданиями.
   Все это начинало поминать какую-то современную постановку, переполненную бестолковой экспрессией. Может, и правда - репетируют? Нерешительно потоптавшись, девушка двинулась вперед - вряд ли этот Коломийцев расположен сейчас с кем-то общаться.
   Но не успела она сделать и несколько шагов, как вновь выскочил старикашка и умчался по коридору, что-то бормоча себе под нос и причитая. Ника не решилась его окликнуть.
   На цыпочках она подошла к оставшейся слегка приоткрытой двери и заглянула в неё. Это была артистическая уборная с туалетным столиком, освещаемом двумя яркими галогеновыми лампами. Напротив него на желто-зеленом велюровом диване полулежала особа довольно странного вида. Тощее старушечье тельце было облачено в прозрачную кофточку и короткие, чуть ниже колен расклешенные брючки, отделанные крупными стразами. Волосы старушки, выкрашенные красно-белыми перьями, стояли дыбом. Посреди комнаты на паласе валялась босоножка на огромной платформе, а вторая почему-то стояло на туалетном столике среди открытых коробок с гримом и пудрениц.
   Внезапно экзальтированная старуха открыла густо накрашенные глаза и злобно уставилась на Нику так, что последняя вздрогнула.
   - Ты кто? - проскрежетала лежащая. - А ну вали отсюда!
   - Я журналист, - нахально представилась Ника. - Ищу Анну Свидерко. Вы её не видели?
   В ответ на этот невинный вопрос раздался такой дикий нечеловеческий хохот, что незваная гостья предпочла ретироваться. Тетка точно рехнулась. Однозначно.
   Отдышавшись в коридоре, Ника оглянулась и прочитала на двери табличку "Свидерко Анна Евгеньевна". Вон оно как. И кто эта безумная фурия на диване? Ведь Коровин говорил, что Анна - примадонна и любовница этого... Ступина. А заходящаяся за дверью в истерике особа годилась разве что на роль возлюбленной его дедушки.
   В этот момент из-за угла вывернул старик со стаканом воды. Интересно, он собрался даму на диване поливать или поить? Водопроводной водой? Хотя наверняка она в Репьевске не столь опасна для жизни, как в Москве.
   - Вы что тут делаете? - сердито сверкнул глазками дедок. - Вы новая костюмерша?
   - Да, - поспешно закивала головой Ника. - Ищу Свидерко, чтобы снять размеры. А её нет.
   - Она есть, - старичок притормозил и кивнул на дверь, за которой только что побывала девушка. - Но она не в форме. Приходите позже.
   С этими словами он впрыгнул в уборную, а Ника, разинув рот, осталась торчать в коридоре. Потом достала мобильник и, покосившись на дверь, отправилась туда, откуда прискакал резвый старичок. За углом она без труда отыскала пустой туалет и оттуда позвонила Коровину. Тот удивился, но охотно описал Свидерко - худенькая сероглазая, лет тридцати, но выглядит моложе. Моложе?!
   Ника дала отбой и задумалась. Может быть, это была другая Свидерко? Мама Анны или даже бабушка? Как бы это поделикатнее выяснить.?
   Выйдя из туалета, она двинулась по петляющему коридору. Откуда-то доносилась музыка и топот, но людей не было видно. Наконец, из-за одной двери послышался громкий голос - он на разные лады охал, и затем патетически произносил: "Я вовсе не та, кем вы меня считаете!". Похоже, кто-то разучивал роль.
   Ника деликатно постучала, и голос смолк. Потом послышалась:
   - Кто там, входите - не заперто!
   В крошечной, заваленной каким-то тряпками комнатушке около зеркала сидела дородная дама в неглиже. Увидев Нику, она округлила глаза и задала стандартный вопрос:
   - Вы кто?
   - Я... - девушка размышляла, как бы ей окончательно не запутаться во вранье, - я журналистка. Хотела взять интервью у вашей ведущей актрисы Анны Свид...
   - А что, эта курица уже в примадонны записалась?! - подпрыгнула дама так, что её пышный бюст возмущенно заколыхался. - Или это Ступин вам матерьяльчик заказал? Считают, что все купить можно! А сами-то...
   Внезапно толстуха смолкла, и выражение её лица стало ликующим.
   - А вы сегодня её видели? - почему-то шепотом спросила она. - С утра-то козой прыгала, прямо девочка, а потом вдруг скукожилась вся. Я думаю, она каких-то таблеток для омоложения наелась! А химия, штука такая - неизвестно, какой эффект даст. Вот наша Анюточка и нарвалась!
   - Как это - скукожилась? - вытаращила глаза Ника.
   - А так... - дама свела губа в куриную гузку, должно быть, обозначающую скукоженность ненавистной коллеги по сцене, отчего её лицо стало напоминать мордочку разжиревшей обезьянки. - И теперь они со своим Олежиком горланят на весь театр. Прямо не очаг культуры, а какая-то коммуналка!
   - С Олежиком?
   - Ага, со Ступиным своим, колбасным бароном. Вот...
   Опять послышались вопли и визг, что-то с грохотом упало и зазвенело разбитое стекло.
   - Ишь, буянит, психопатка, - закатила глаза толстуха. - Вот и напишите обо всем, что вы тут у нас увидели! Честно и правдиво!
   - Да, обязательно... Скажите, а у вас тут нет такого шатена невзрачного и слегка лысоватого?
   - Да у нас таких невзрачных полтеатра, - отмахнулась дама, с наслаждением прислушиваясь к происходящему в глубинах театра. - Во дают!
   Пятясь, Ника покинула комнату и тут же едва не попала под ноги резво мчащемуся куда-то юноше. Споткнувшись о неожиданно возникшее препятствие, юноша отскочил в сторону, и у него из рук посыпались картонные коробки.
   - Вот дьявол! - вскричал парень. - Ты чего прыгаешь?
   - А ты чего бегаешь? - огрызнулась Ника.
   - Мне положено бегать, я тут на побегушках, - хмыкнул юнец. - Кто это там орет, не знаешь?
   - Вроде бы Свидерко... Ничего не разбилось? - девушка подняла одну из коробок, она оказалась пустой.
   - Анна на шее? Чего это она? А разбиваться нечему - для бутафории кубики. Всякую фигню для сцены мастрячить.
   - Понятно. А кричит... я сама не знаю, почему. Наверное, случилось что-то.
   - Пойду, посмотрю, что там, - парень почесал нос, пнул коробку и отправился на шум.
   Поражаясь собственной бестолковости, Ника потащилась следом. Нет, она, конечно, привыкла к тому, что театр - место не всегда организованное и чинное, но то, что творилось тут, превосходило все ранее виденное.
   В гримуборной Свидерко толпились люди, часть из которых была облачена в белые халаты. Судя по всему, они уговаривали даму в штанишках со стразами поехать с ними, но та ни в какую не соглашалась. Сильно пахло чем-то медицинским, вроде бы даже эфиром.. У стены в коридоре напротив распахнутой двери стоял вальяжный с виду мужчина. Выражение его лица было мученическим.
   Из комнаты вывалился худой и высокий дядька в халате.
   - И что нам с ней делать? Увозить принудительно? Но мы же не из психиатрии, мы только скорая помощь. А так у неё с виду все в порядке, только возбуждена очень.
   - В порядке? - замахал руками вальяжный. - А то, что на утреннюю репетицию она пришла свеженькая, словно бутончик, просто девушка юная, а через пару часов в старую каргу превратилась, это - в порядке?!
   - Э-э-э..? - протянул высокий. - В каком смысле? Загримировалась?
   - Это грим?! - неожиданным фальцетов взвизгнул вальяжный. - Это не грим! Она превратилась в старуху буквально на глазах у двух партнеров и режиссера. А сейчас... - тут он перешел на свистящий шепот, - сейчас появился ещё какой-то хрыч, который говорит, что он ни кто иной, как Олег Евгеньевич Ступин. Ступин! А Ступину ведь лет тридцать пять, ну сорок максимум! А этому деду не меньше семидесяти.
   - Так прогоните его! - предложил худой.
   - А вдруг это и есть Ступин? - вальяжный заломил руки.- Ведь Анна-то... Вся надежда только на медицину!
   - Но медицина в данном случае бессильна. Мы не можем уговорить госпожу Свидерко даже в больницу отправиться, чтобы пройти обследование! Вы от нас лишком многого хотите.
   - Попробую ещё раз, - простонал вальяжный и тут его взгляд упал на Нику. В глазах буквально высветились два огромных вопросительных знака: - А вы, собственно, кто такая?
   - Я... - начала, было, Ника, и тут, словно кузнечик из травы, из-за его плеча вынырнула вахтерша и проблеяла:
   - Журналистка это.
   - Журналистка! - вальяжный выпучил глаза и схватился за сердце. - Только журналистов нам тут не хватало! Уважаемая, давайте вы как-нибудь в другой раз придете! У нас тут видите, с актрисой плохо, сердце прихватило. Так что не до прессы...
   Нике и самой было не с руки оставаться - мало ли кому придет в голову попросить предъявить её журналистское удостоверение или что они там носят. Так что лучше на неприятности не нарываться. Тем более что вряд ли она узнает что-то новое, а слушать истерические рыдания и крики ей уже поднадоело.
   Выйдя из театра, Ника, за неимением скамеек, устроилась около служебного входа на поперечине щербатого штакетника и закурила. Делала она это нечасто и обычно под влиянием сильных эмоций.
   Спустя несколько минут, из дверей появилась процессия - две женщины в белых халатах вели под руки древнюю старуху все в той же прозрачной кофточке. Она еле ковыляла, переставляя худые ноги, обутые в сабо, разноцветные волосики на голове изрядно поникли. Следом за ней семенил старик, размахивая руками, что-то объяснял худому в белом халате. Все быстро погрузились в две машины - "скорую помощь" и зеленый джип-"субару" - и отбыли.
   - Наконец-то свалили, - тот самый парень, который носился с коробками, подошел, доставая из кармана сигареты. - Бр-р... Ну и бабка-ёжка из Анны получилась. Интересно, это чего же она наглоталась, что её так скрутило? Если бы сам не видел - не поверил бы.
   - Наверное, что-то гормональное, - пожала плечами Ника. - Сейчас какой только дрянью не торгуют. Но, конечно, выглядела она не очень.
   - И вообще, чертовщина у нас какая-то творится... С утра младенца подкинули, днем вот это.
   - Какого младенца? - удивилась Ника. - В театр, что ли, подкинули?
   - Ага, - кивнул парень. - Меня, кстати, Сашкой зовут.
   - А я - Ника. Так что за младенец?
   - Представляешь, прихожу на работу, как всегда к десяти... Ну, не совсем, скорее, к половине одиннадцатого - в мастерскую. Нам с Петровичем надо реквизит для "Белоснежки" быстрей поросячьего визга делать - премьера через полмесяца. А там...
   - В реквизите?
   - Да нет, в мастерской, в раздевалке. А там - ребенок в углу на тряпках лежит. Голый, в одной мужской майке. Хорошо хоть не на бетонный пол положили. Я - к Коломийцеву, тот велел завхозу ребенка в милицию отнести. Там Петровича рубашка валялась, в неё и завернули. А потом с Анной началось. Дурдом какой-то!
   - И большой ребенок?
   - Да откуда мне-то знать, я в младенцах не разбираюсь. Коломийцев с Марией Степановной сказали - полгода примерно. Не ходит ещё.
   Сашка швырнул окурок в урну и нервно дернул плечом.
   - Пойду я. А то шеф мой, похоже, опять в штопор ушел, так что реквизит самому колотить придется.
   - Это в каком смысле - в штопор?
   - В том самом. Мастер-то он на все руки, но пару раз в квартал уходит в запой на неделю. У директора целая пачка заявлений от него на отпуск за свой счет припасена, на такие случаи - только даты проставить. Потом выходит - и снова работает.
   - Знакомо, - кивнула Ника. О том, что у них в театре точно такой же стиль жизни сразу у троих реквизиторов, она предпочла промолчать.
   - Но самое странное вот что... - парень задумчиво уставился на пыльный куст. - Майка на младенце тоже Петровича была. Я её сразу узнал - шеф её на прошлой неделе краской испачкал. И как же ребенка голым несли, да ещё через нашу вахту? Мария Степановна сразу бы шум подняла. А она ничего такого не видела...
   - Ну могли и не голым, это потом уже раздели.
   - Зачем?
   - Понятия не имею. Может, чтобы милиция по пеленкам следов не нашла?
   - И решили поэтому подозрения на Петровича навести? Логично.
   Сашка с уважение посмотрел на девушку. Красавица, журналистка, да ещё и умная. И лицо знакомое - популярная, наверное. Он печально вздохнул - шансов у него нет никаких, и пытаться не стоит. Такие штучки предпочитают не помощников бутафора, а крутых мужиков с бабками.
   Но Нике до Сашкиных страданий никакого дела не было - она пыталась сообразить имеет ли отношение то, что произошло в театре, к пропавшей "Капле огня". И если имеет, то какое. Собственно, никакой связи она обнаружить не смогла, кроме одного - Анна Свидерко, любительница антикварных камней, странно видоизменилась и состарилась. Ну и что? И было ещё что-то, связанное с театром...
   - Слушай, а ты не знаешь такого - Прибыткова Максима Кузьмича?
   - Макса? - удивился Сашка. - Часовщика, который одно время без ума за Свидерко ухлестывал? Так в Репьеве его каждая собака знает. А зачем он тебе?
   - Ну вот, так я тебе все профессиональные секреты и выложи. Надо. Раз уж со Свидерко облом вышел. Так могу я его найти?
   Парень пожал плечами и задумался.
   - Живет он в доме, где центральный гастроном, тут рядом, за углом. Но сейчас он на работе - в своей мастерской. Напротив мэрии Дом Быта, вот там на втором этаже он и окопался. Наверное, с обеда уже пришел.
   - Спасибо тебе огромное, - искренне поблагодарила нового знакомца девушка.
   - Да не за что. Пойду я... а то коробки растащат, - вздохнул Сашка.
   - Ну давай. До встречи.
   - Мы увидимся? - с некоторой надеждой оглянулся парень.
   - Понятия не имею, - честно призналась Ника.

* * *

   С рынка Орландо вернулся в глубокой задумчивости.
   - Прекрасная донна, - обратился он к дремлющей в кресле Антонии. Старуха открыла глаза. - Меня беспокоит некоторая абсурдность ситуации...
   - Думаешь, меня она не беспокоит? - Антония с чувством потянулась и встала. С колен сползла недочитанная газета. Дремавший на бюро попугай немедленно вытащил голову из-под крыла и с интересом уставился на банку пива в руках карлика. Вернее, не на саму банку, а на колечко, которое всегда получал в качестве игрушки.
   - Кстати, присмотрелся я к этим южанам. Очень они мне не нравятся - рожи хитрые, глаза бегают. А когда я одного Осирисом назвал, он аж подпрыгнул.
   - Тебе бы в контрразведке служить, - отмахнулась старуха. - Только пустое все это. Даже если они и жрецы-храмовники, даже если решились соединить "Каплю пламени" с "Каплей льда", то все равно - кража не их рук дело.