Страница:
* * *
Наконец-то жаркий и душный день сменялся вечерней прохладой.После чаепития и разгона, полученного от Петрухина, медсестра Сашенька вернулась в седьмую палату и уселась с книжкой на стуле в углу. Можно было спокойно почитать любовный роман. Время от времени она не забывала коситься на лежащую на кровати фигуру. Когда эту буйную старуху привезли днем, казалось, что она обычная их пациентка. Ну, съехала бабулька с рельс и впала в агрессию, вопит, что все вокруг подлые враги, такое бывает. А уж когда она про колдовство речь завела, все стало окончательно ясно.
Но Иван Глебович отчего-то занервничал, кому-то позвонил, после чего велел поместить старушку в отдельную палату и постоянно присматривать. Пристегнули ремнями, чтобы на персонал не кидалась, укольчик сделали, все, как обычно. А потом Лиза-врачиха, шепнула, округлив глаза, что старуха мнит себя ни кем иным, как великой актрисой Анной Свидерко. Свидерко Сашенька помнила - та играла в трех спектаклях городского театра, на которые они когда-то ходили всем классом. Поэтому, вспомнив её в роли Джульетты, медсестра только хмыкнула - да, солидный у старушенции закидон случился, на юную красавицу она уж никак не тянула.
Сашенька даже рада была, что её определили в сиделки к рехнувшейся карге - толку в отделении от юной практикантки все равно мало, большей частью только под ногами путалась. Это понимала и сама Сашенька, существо неопытное, но объективное. Она придвинула стул поближе к кровати, на которой спала старуха, и углубилась в чтение. Упрямый, как осел, главный герой романа все никак не хотел обратить внимания на прелестную героиню и ухлестывал за самыми непотребными девицами. Возмущаясь идиотизмом красавца-мужчины, Сашенька едва не плакала. Ну вот, опять отправился на Лазурный берег с коварной подругой героини... Внезапно раздавшийся скрежет панцирной сетки заставил медсестру оторвать взгляд от захватывающей интриги.
Старуха смотрела на неё широко открытыми водянистыми глазами в обрамлении сильно накрашенных ресниц и теней с модным отливом-металлик. Лежала спокойно, не пытаясь освободить притянутые к кровати широкими ремнями руки.
- Как тебя зовут? - облизав губы, спросила бабка.
- Саша, - девушка закрыла томик и положила его на тумбочку. - Хотите пить?
Старуха кивнула, и девушка поднесла к её губам носик поилки.
- Саша, а где моя сумка? - выхлебав почти всю воду, спросила пациентка вполне нормальным голосом. - Куда её дели?
- Не знаю, наверное, туда, куда все вещи складывают - в кладовую.
- Слушай, - прошептала старуха, - а ты можешь мне её принести?
- Нет, что вы... - замялась Сашенька. - У нас нельзя, запрещено.
- Что запрещено? Причесываться и нос пудрить? Посмотри на меня, как я, по-твоему, выгляжу?
Медсестра невольно отвела глаза - вздыбленные волосы с экзотическим мелированием, размазанная по сморщенным щекам лиловая помада, да и тушь на одном глазу поплыла. Зрелище не для эстетов.
- Вот видишь, - едва не заплакала пациентка. - Чучело чучелом. А ведь я - женщина. Думаешь, приятно в таком виде лежать, когда сюда мужчины заходят? Представь себя на моем месте.
Сашенька ужаснулась. Вообразить себя на месте этой раскрашенной кикиморы она не могла и в страшном сне.
- Я только приведу себя в порядок, правда-правда, - умоляла её старуха. - У меня в сумке косметичка и расческа, сама проверишь. И потом - ты же рядом будешь.
Медсестра заколебалась. По правилам никакая косметика больным не полагалась, зеркала и прочие дамские мелочи могли быть опасны. Даже пластмассовые расчески. Но бедняжка так жалобно смотрела на Сашу, вздыхая и охая, что у той дрогнуло сердце.
- Вот что, - поколебавшись, предложила она. - Давайте, я вас сама причешу и приведу в порядок. Врачи не велят вам пока руки освобождать.
- Хорошо, - охотно согласилась старуха. - Только причесывай меня моей расческой, я ужасно брезглива. А руки... Ну что же, потерплю. Неси скорее сумку, вдруг зайдет кто, я ж со стыда сгорю.
И она заморгала абсолютно честными глазами.
Сашенька выглянула в коридор. Вроде бы, никого нет. Кладовая находилась неподалеку и запиралась на навесной замок, ключ от которого находился у дежурной медсестры. То есть, у Саши - потому что Полина отпросилась у заведующего отделением сразу после обеда и свои полномочия передала практикантке. Ничего, отделение небольшое, справится.
Шмыгнув в кладовую, Сашенька обнаружила сумочку старухи почти мгновенно - она ещё при поступлении запомнила ярко-розовый ридикюльчик, который у вновь прибывшей пришлось отбирать с боем, так она за него цеплялась. А тот старичок, которого вместе с ней привезли, кстати, тихим оказался, только озирался и носом шмыгал. Его в общую палату определили.
Схватив сумку и спрятав её под халат, медсестра вернулась в палату. Там она достала из ридикюльчика небольшую щетку для волос и принялась приглаживать ею разноцветные вихры на голове старухи. Та морщилась, но терпела. Потом Сашенька намочила под краном полотенце и обтерла напоминающее сушеный инжир личико.
- Ну вот, совсем красавицей стали, - одобрила медсестра полученный результат.
- Нет, - закапризничала больная, - без зеркала не верю. Убедиться хочу.
- Тут нет зеркал, совсем.
- Достань, у меня в косметичке пудреница. Ну пожалуйста.
Сашенька знала, что старушка не совсем нормальна, но сейчас она смотрела на неё беззащитными выцветшими глазками. Да и руки у неё закреплены.
Нехотя медсестра полезла в сумочку - пахло из неё совершенно умопомрачительно - и достала овальную косметичку на молнии. Перламутровую. Сашеньке вещица ужасно понравилась. А уж содержимое... О таких изящных тюбиках и баночках можно было только мечтать. Какова старушка!
Осторожно открыв серебристую пудреницу, Саша поднесла зеркальце так, чтобы её владелица могла себя увидеть. Увидела. Скукоженное личико затряслось, а из глаз градом полились слезы. Пришлось опять вытирать черные потеки. Да что же они в приемном покое и умыть пациентку не могли, что ли?!
- Ужас... - донеслось сквозь рыдания. - Кошмар...
- Ну не плачьте, - уговаривала старуху медсестра. - Ну, давайте, я вам ещё губки подкрашу, а?
- Не хочу губки, - продолжала страдать несчастная. - Лучше дай мне подарок моего любимого... Последнее утешение....
- Это какой подарок? - растерялась Сашенька.
- Там, в косметичке подвесочка - красный шарик в оправе, - тихо запричитала старуха. - Дай мне на него хотя бы посмотреть.
Добросердечная Сашенька заглянула в косметичку - там среди тюбиков с тональным кремом и коробочек с тенями действительно лежала прелестная безделушка. Алый шарик перекатывался в золотой клеточке, свитой в форме луковицы. К её верхушке крепилась цепочка с колечком. Ухватив это колечко, медсестра достала подвеску, и та закачалась, разбрасывая розовые блики. Камень внутри напоминал пламя свечи.
- Эта?
- Да, да! - лихорадочно зашептала старуха. - Так хочется прикоснуться к ней хоть на мгновение. Умоляю!
Подумав, Сашенька осторожно опустила безделушку в просительно скрюченные пальцы. Все равно рука привязана, так что ничего страшного произойти не может.
- Спасибо... - бабка вцепилась в подвеску, самозабвенно принялась её ощупывать и гладить. - Спасибо, милочка...
Девушку слегка покоробило слово "Милочка", ну да ладно, могла ведь и пальцы откусить. Она вспомнила, как вела себя старуха днем и как сейчас - огромный прогресс.
В коридоре послышались голоса, и Саше пришлось быстренько ликвидировать следы нарушения - она сунула косметичку в сумку и спрятала её в тумбочку. Потом, спохватившись, отобрала у пациентки подвеску и швырнула её туда же. Кажется, успела...
- Тс-с-с... - приложила она палец к губам.
Старуха кивнула и закрыла глаза, делая вид, что спит.
* * *
Орландо сервировал ужин с рекордной скоростью - Вероника едва успела умыться и причесаться, а на её тарелке уже красовалась здоровенная отбивная с жареной картошкой, солеными помидорчиками и листьями салата.Ничего не скажешь, день у неё прошел нескучно. И неизвестно ещё, что скажет Антония, когда узнает, что она вступила в альянс с Коровиным, а главное - с Реми, членом конкурирующего ордена. А с другой стороны, старая актриса так и не сказала ей всей правды о рубине. Почему? Настолько не доверяет или считает информацию излишней? При мысли об этом, Нике становилось обидно.
Но виду она не подавала, и хотя карлик требовал, чтобы она вначале поела, а затем только приступала к рассказу, все же девушка успела изложить основные этапы розысков ещё до чая. Антония слушала внимательно, изредка задавая вопросы, а когда дело дошло до Реми, обменялась с Орландо многозначительными взглядами. Затем оба уставились на шею Ники. Не понимая, в чем дело, та опустила глаза и увидела, что черная цапля на кулоне стала серебряной - ослепительной, словно её только что отшлифовали.
- Что это значит? - растерянно спросила она, прикасаясь к блестящей птице.
- Я заменю амулет, - засуетился Орландо. - Этот свое отслужил, можно выбрасывать. А означает это, душа моя, что кто-то вас сегодня весьма ловко обманывал, и, похоже, не раз.
Он полез в бюро и достал из него другой кулон - на этот раз черную прыгающую кошку-пуму.
- А сами-то вы меня не обманывали и ничего не утаили? - рассердилась вдруг Ника, вешая на шею новое украшение. - О ритуалах возрождения, о том, к примеру, что "Капля огня" имеет свойство возвращать молодость или, наоборот, старить того, кто к ней прикоснется во второй раз? Об ордене Феникса? Совершенно посторонний тип мне все это выкладывает, а вы все в партизан играете.
- Говорил я вам, сеньора, что нужно сразу было сказать все, как есть, - пожал плечами карлик. - Ведь девочка сильно рисковала...
- Да ладно тебе, - отмахнулась Антония. - Кто из нас не рисковал? Никуша, ты можешь еще раз подробно описать все, что произошло в театре? Когда именно и что.
- Я так поняла, что Анна Свидерко с утра пораньше явно помолодела и появилась на репетиции в самом радужном настроении. После чего начался обратный процесс, и около часа дня актриса представляла собой уже весьма пожилую особу, которую я имела сомнительное счастье видеть лично. В два её увезли в больницу. Насчет омоложения Ступина ничего не известно, но... - Ника на минуту задумалась, что-то вычисляя, - но если тот дед - и есть Ступин, то у него все происходило почти синхронно. То есть, они оба хватались за рубин примерно в одно время.
- Два часа, - заметил Орландо. - Цикл трансформации занимает примерно два часа. Значит, второе касание произошло около одиннадцати утра...
- Так быстро?
- Да!
- Тогда первое произошло около десяти... Ведь она не превратилась в грудного младенца, как этот самый... Петрович?
- Да, Петрович, - машинально подтвердила Ника. Кстати, этот тип у ва был под видом газовщика?
Она достала из кармана изрядно помятую фотографию, на которой лысоватый мужичок был изображен в компании с прорисованной зеленым фломастером коброй, долженствующей означать зеленого змия. Брезгливо взяв двумя пальцами снимок, Антония кивнула.
- Итак, Петрович вполне мог после контакта с камнем отправиться в мастерскую, - продолжала Ника, - где и омолодился до последней стадии, если можно так выразиться. Но тогда он прикоснулся к рубину немного раньше, чем остальные.
Тут Вероника замолчала, вдруг сообразив, что рассуждает обо всех этих немыслимых вещах в полной уверенности, что они действительно происходили. А что если это какая-то мистификация, затеянная для того... Для чего? Для того чтобы Антония на старости лет развлеклась, мороча ей голову? Такой вариант выглядел совсем уж диким и несообразным. Но она на всякий случай шепотом спросила:
- Скажите, а вы меня не разыгрываете? Это правда?
- Делать нам больше нечего, - возмутилась старуха. - Между прочим, завтра прибудет Магистр и... остальные, так что нам самое время валять дурака.
- Но вы сказали - завтра к полночи, - удивилась Ника.
- В полночь я должна буду достать камень из шкатулки. И очень надеюсь, что он там будет. Теперь почти уверена. Только не думала, что его придется добывать из сумасшедшего дома.
- Фи, леди, - скривился Орландо. - Не из сумасшедшего дома, а из психиатрического отделения. Кстати, я как-то туда однажды наведывался, помните?
Обе Романовских оторопело уставились на карлика.
- Не помню, - покачала головой Антония.
- И, тем не менее, я там был по вашему же поручению - Розалии Игнатьевне коробочку пьяной вишню в шоколаде относил.
- Ах, да... было такое. Ну и что ты хочешь сказать?
- А то, что вы сами понимаете - ситуация пиковая - в этой богадельне камень может побывать в руках уймы людей. Но это - днем, а ночью - вряд ли... Ночью они там спать должны. Так что лучше действовать прямо сейчас. Я гарантирую, что смогу проникнуть туда, а вы тем временем на стреме постоите.
- Откуда ты только набрался этих кошмарных выражений? - мрачно вздохнула старуха. - Но ты прав. Придется попробовать, иначе завтра ситуация может стать критической. Ещё кто-нибудь из психов сопрет камень...
- Если уже не спер.
- Типун тебе на язык!
Антонии встала и шаркающей походкой направилась в прихожую. От дверей обернулась:
- Ну что застыли? Едем!
- Прямо сейчас? - растерялась Ника. - Но ведь уже темно.
За окном вечерние сумерки уже сменились почти полной темнотой. На небе появились первые, самые крупные звезды.
- А чего ждать? Если Орландо сказал, что сможет туда влезть, значит сможет. Ерунда дело.
Ничего себе ерунда! Девушка вспомнила решетки и металлические двери с глазком и звонком. В темноте лезть куда-то, где содержать ненормальных...
- На всякий случай переоденьтесь в брюки, - шепнул ей Орландо. - Мне может понадобиться ваша помощь, принцесса. И... не забудьте амулет.
Ника послушно отправилась в отведенную ей комнату и сменила сарафан на бриджи и легкую кофточку. Босоножки, подумав, оставила те же. Раз уж эта парочка настроена так решительно, ей придется отправиться с ними. Хотя более всего ей хотелось сейчас укрыться с головой одеялом и спать, спать.
Ах, да ещё кулон. Теперь всё.
Антония тем временем поверх платья облачилась в пунцовый шелковый кардиган и взяла в руки трость с серебряным набалдашником. В таком виде она стала напоминать итальянского кардинала.
Орландо уже вывел машину из гаража и, увидев её, Ника вздохнула - после джипа крошка "Ока" показалась ей размером с наперсток. Но разместились они довольно удобно. Антония, усевшись рядом с водителем, обозрела темный двор. Где-то играла музыка и орали коты.
- Трогай, - скомандовала старуха. - Вспомним прежние годы.
Она не стала уточнять, что именно имела в виду, но, судя по предстоящей операции, явно нечто неординарное.
До территории больницы они добрались быстро, причем въехали не со стороны главного корпуса - трехэтажного, с облупленным порталом, а откуда-то сбоку. Орландо остановил машину, заглушил мотор и, выскочив наружу, бросился открывать дверцу Антонии. Ника вылезла следом.
- Правильно место выбрал, - одобрила старуха, - кивая на темный флигель. - Тут никого точно не будет.
- А что тут? - спросила Ника, оглядываясь.
- Морг, - коротко бросил карлик. - А психиатрия чуть подальше, за деревьями. Ну, я пошел.
- А мы? - хором спросили его спутницы.
- Вы пока прогуливайтесь вокруг здания и прислушивайтесь. Если все будет тихо, ничего не предпринимайте. Охрана только на центральном входе, тут никого нет. А если я влипну, постараюсь позвонить. Мобильник у вас с собой, моя принцесса?
- С собой, - Ника хлопнула себя по карману бриджей.
Карлик кивнул и почти мгновенно исчез в темноте - только едва слышные звуки быстрых шагов обозначили направление его передвижения.
Выждав несколько минут, Вероника и Антония, не спеша, двинулись по дорожке. Старая актриса обстоятельно расспрашивала молодую о работе, о спектаклях, и вскоре обе настолько увлеклись профессиональными разговорами, что почти забыли о том, зачем собственно они разгуливают в столь неподходящее время в не менее неподходящем месте. Морг остался позади, а в двухэтажном здании психиатрического отделения часть окон все ещё светилась.
- Значит, в столице театры не бедствуют? - спросила Антония, останавливаясь под одним из них и всматриваясь в мелькающую за стеклом фигуру.
- Да, некоторые даже процветают, - улыбнулась Ника.
- Это хорошо. - Старуха остановилась и тростью указала на наполовину закрашенное белым окно. - А смотри-ка, там явно что-то не то происходит.
Вероника увидела, как отчетливо различимый женский силуэт в освещенном окне вначале заломил руки, а затем отпрыгнул и пропал из виду.
- Неужели Орландо заметили?
- Вряд ли. Хотя всякое может быть. Похоже, девушка за подмогой побежала.
Но Антония ошиблась. К тому моменту Сашенька - а это была именно она - побоялась бы вызвать подмогу, поскольку окончательно уверилась, что с ней случилось самое страшное - она заразилась безумием.
* * *
Поле вечернего обхода, во время которого привязанная к кровати пациентка старательно изображала спящую, медсестра вздохнула с облегчением. Все же она нарушила строгие правила - не давать пациентам никаких не разрешенных лечащим врачом предметов.Иван Глебович посчитал пульс на запястье больной и одобрительно похлопал её по порозовевшей щеке. Ресницы старухи даже не дрогнули.
- Поставьте ей на ночь ещё вераниум, а утречком - капельничку, - проворковал заведующий отделением.
- А ремни уже можно отстегнуть? - осмелилась спросить Сашенька.
- Вот после капельнички и решим, - Петрухин поправил на лежащей простыню и смилостивился, объявив Саше: - После укольчика можно уже не торчать тут безвылазно. Но каждый часик обязательно заглядывай.
- Хорошо ещё, что клизмочку не велел сделать, - выдохнула Сашенька, когда дверь за Иваном Глебовичем закрылась. - Все, ушли, можете не притворяться.
Но старушка не реагировала на её слова. Медсестра прикоснулась к её плечу, и поняла, что та на самом деле крепко спит. И выглядит такой спокойной и безмятежной. Ну и хорошо, можно не дергаться, а спокойно поужинать. Потом раздать лекарства, разложить таблетки на завтра, проверить другие палаты... Хорошо бы сегодня никто не бузил. Впрочем, контингент, кроме этой шебутной бабки, сейчас довольно спокойный.
Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.
- Как Анна? - вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати. - Как она?
- Она спит, - ответила Сашенька.
- А можно мне немножко около неё посидеть?
Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:
- Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.
Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.
В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.
Сашенька сидела в крошечном холле в неудобном, обитом истертым в хлам дерматином кресле. Углубившись в новые перипетии романа, она забыла о времени, и спохватилась только когда Пелагея согнала её, чтобы вымыть в углу.
Вздохнув, медсестра отправилась проверить, как там старуха.
Но вместо неё в седьмой палате на железной койке в куче тряпья, сунув в рот палец, мирно спала крошечная девчушка.
Сказать, что Сашенька онемела, означало не сказать ничего. Она точно знала, что ничего подобного в принципе быть не может, что не бывает у них в отделении младенцев, да и как бы эта кроха сюда попала в такой поздний час и через стальные двери?
И куда делась старуха?
Подойдя на ватных ногах к кровати, Сашенька обнаружила, что ремни по-прежнему застегнуты, только теперь свободно болтаются по обе стороны железной рамы. На ребенка она почему-то боялась смотреть, было в нем нечто ненатуральное и пугающее. И почему она решила, что это девочка?
Сделав над собой усилие, медсестра склонилась над младенцем. Малыш как малыш, если бы не странные пегие волосики - светлые и красно-каштановые. И не густой слой туши на коротких ресничках. Господи, кто такое мог сделать?...
Она подхватила голенького ребенка на руки. Это действительно была девочка. Куда бежать, кому сообщить о неожиданной находке. И куда все же исчезла лежавшая тут больная? Сама проснуться после укола она не могла, и уж тем более, освободиться. Может быть, это сделала старик? Как его - Ступин? Но он ушел сразу же, как Саша вернулась в палату, и больше на глаза не показывался. Сюда он незаметно пройти не мог, а после его посещения, старуха по-прежнему спала!
И все же Сашенька, уложив девочку обратно и заботливо прикрыв простыней, помчалась в третью палату, где лежал старик. Там было почти темно - горел только тусклый ночник - и тихо, больные спали. Странно, но вместо знакомой лысоватой головы на подушке Саша увидела буйную рыжеватую шевелюру. Вместо старика на кровати лежал довольно молодой мужик, причем, раньше его медсестра в отделении не видела. А ведь всех больных она уже знала наперечет: вот Кузин с паранойей, вот Червоненко с депрессией, у окна толстяк Мухаметшин с психозом. А Ступин-то где?
Саша бегом вернулась в седьмую палату, опасаясь, что ребенок может проснуться и заплакать или упасть с кровати. По виду младенцу было меньше года, и он спал без задних ног.
Все же придется звонить Петрухину - пусть приезжает и разбирается, откуда взялся ребенок, куда делись Ступин и бабка, выдававшая себя за Свидерко. Или Костю позвать сначала? Если кто-то входил и выходил из здания, он за это отвечает.
Или не звать? Саша застонала и прижалась лбом к холодной, выкрашенной голубой краской стене. Происходило нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению. Что ей делать?!
Перед тем, как принять окончательное решение, она ещё раз заглянула к старику. Теперь на его койке тоже спал ребенок - мальчишка лет семи или восьми.
Отчего-то Саша не удивилась, лишь внутри образовалась гулкая пустота, а в висках застучала кровь. Это безумие, это самое настоящее безумие... А ведь раньше она даже не задумывалась, как оно приходит. Вот так и приходит - она видит то, чего быть не может. Нет тут никакого ребенка - это она рехнулась, сама по себе. А детей никаких тут нет, потому что быть не может.
На цыпочках она вышла из палаты и остановилась, напряженно вглядываясь в тускло освещенный коридор. Он казался ей незнакомым и страшным. И только Пелагея Николаевна привычно и обыденно гремела ведром где-то на первом этаже. И тут справа около лестницы мелькнуло что-то... Так и есть - ещё один ребенок!
Интересно, почему считается, что сошедшим с ума должны мерещиться черти? Вот ей - дети, как ни странно. Хотя, что может быть более странным, чем осознавать собственное безумие?
С этой мыслью, медсестра бросилась туда, где исчезла маленькая фигурка, выскочила на лестничную площадку и едва не завизжала: перед ней с задумчивым видом стоял самый настоящий черт, со сморщенной мордочкой и с ног до головы черный.
- Тс-с-с... - сказал черт и приложил палец к губам.
* * *
В здание Орландо проник самым простым способом - взломав замок на двери подвала. Замок был огромным и древним, так что первая же отмычка подошла. Карлик ухмыльнулся, вспоминая давнего знакомца, обучавшего его навыкам домушника. Вот и пригодились.Притворив за собой тяжелую дверь и подсвечивая фонариком, Орландо спустился вниз и оказался в настоящем лабиринте. Мало того, что тут была уйма труб и каких-то бездействующих агрегатов, так ещё повсюду громоздились старые ржавые кровати, сломанные каталки, столы и стулья. Похоже, завхоз в психиатрии был настоящим Плюшкиным, не желавшим расстаться даже с портретом Брежнева и битыми унитазами. Луч света блуждал в этих дебрях, и вскоре Орландо стало казаться, что он останется тут навеки, не найдя обратной дороги. А потом он случайно толкнул хромоногий шкаф, и на него опрокинулась коробка с древесным углем. Радости, конечно, мало, но, по крайней мере, не с хлоркой или крысиной отравой. Уголь вполне безобиден, вот только вид после контакта с ним должен быть..... Отплевываясь и отряхиваясь, карлик побрел дальше и спустя несколько метров наткнулся, наконец, на лестницу.
Орландо, представляя порядки в скорбном заведении, собирался банально пробраться в помещение, где складируют личные вещи больных, и попытаться отыскать там похищенный камень. Не так уж и много этих больных тут содержится - максимум человек тридцать, если не меньше.