Страница:
Хорошо, что Ладимир жестом велел ей остановиться. Иначе в своих мыслях она дошла бы Свет знает до чего.
– Здесь тайный ход в крепостной стене, – шепнул он ей на ухо. – Я спрятал свечу за камнем, иначе в подземелье мы заблудимся, там ходов-переходов до дури.
При слове «подземелье» Донате стало плохо. Так плохо, что пока она ждала Ладимира со свечой, насилу сдерживала озноб, что колотил тело. Зуб на зуб не попадал. Пришлось стиснуть зубы и сжать кулаки. Некоторое успокоение принесли лишь рукояти метательных ножей.
Проводник отыскал узкий лаз в крепостной стене. Доната встала на корточки и после некоторого замешательства полезла в черную дыру. Она уж было подумала, что весь – неизвестно какой по протяженности путь – ей придется проделать ползком, натыкаясь ладонями на мусор и острые камни. Но Ладимир, следующий за ней, зажег свечу и она увидела, что узким и тесным оказался лишь вход, тогда как дальше ее ожидало настоящее подземное раздолье. По крайней мере, голова не касалась потолка, а идти можно было, вольготно распрямив плечи.
Робкие шаги вязли в подземном безмолвии, как в болоте. Тишина глотала их, как голодный зверь. И только насытившись, позволила расслышать то, что говорил Ладимир.
– …будет разветвляться, и не раз, – глухо, как сквозь слой войлока, донеслись до нее слова. – Надо каждый раз выбирать тот, что левее. Тогда не заблудимся.
Он оказался прав. Вскоре основной ход разветвлялся тремя новыми отростками. Памятуя о сказанном, Доната, идущая первой, повернула в левый. Потом было еще одно ответвление. Потом еще одно. Потом она сбилась со счета, выбирая очередной ход. Подземный ход ветвился, как ствол молодого деревца, после засухи получивший долгожданную влагу.
Тишина, вдоволь насытившись звуком их шагов, отступила, и Доната с удовольствием слушала, как позади не только топает, но и сопит Ладимир. Свеча в его руке, поднятая на высоту роста, ровно освещала близкое пространство. Доната совершенно успокоилась.
Обо всех страстях, с которыми предстояло столкнуться в следующем переходе, Ладимир предупреждал заранее.
– Не пугайся, там скелет лежит. Видно, не повезло мужику.
Доната остановилась от мысли, что пришла в голову.
– Сколько раз ты был здесь? – с опозданием обернулась она.
– Один. Вчера. Не мог же я вести тебя туда, не зная дороги, – просто ответил он. И сделал движение, приглашая ее следовать дальше. Она с содроганием подумала о том, что он, так же как те люди, лишенные человеческого подобия стараниями крысиных челюстей, мог заблудиться и блуждать в подземных переходах, постепенно сходя с ума от голода и страха.
– Но… Ладимир, – она споткнулась в словах, – я… ты же мог…
– Мог, мог, – он зло сорвался. – Иди вперед, Доната. Или ты передумала, и тебе этот колдун даром не нужен?
Но его злость возымела обратный эффект. Сердце Донаты дрогнуло от жалости. Неужели, неужели все его поступки – благодарность? И не перевесила еще та благодарность чашу весов, на которой лежало давнее спасение от зубов матери?
Переступая через скелет, блестевший обнаженным от кожного покрова черепом в свете, отброшенном свечой, Доната раз и навсегда запретила себе думать об этом. Принимая из рук доброго человека кусок хлеба, не будешь дотошно его расспрашивать, а на какие деньги он его купил?
Находясь под впечатлением принятого решения, она и не заметила, как очередной левый ход вывел ее к такому же узкому выходу.
Ночь дышала свежестью после душного, пропитанного страхом подземелья.
– Дальше пойдешь одна, – в темноте глаза Ладимира блеснули, поймав свет Селии. – Так надо. Я расскажу, куда.
С подсказки Доната без труда отыскала заброшенный дом… или замок колдуна. Пришлось, правда, пробежаться по ровной как дорожное полотно тропинке, ведущей вдоль реки мимо мертвых, покинутых крестьянских домов. Деревня пустовала давно. Покосилась щербатая изгородь, выставив напоказ то, что призвана была скрывать: бесстыдно разинутые окна, лишенные ставень, черные провалы дверей да рухнувшие крыши.
Доната бежала мимо, лишая себя возможности рассмотреть остов давно умершего мертвеца. Ток крови разогнал страх, и жалобный, заунывный скрип колодезного журавля показался ей криком ночной птицы. Она сама летела как птица, наслаждаясь давно забытым чувством полета, и остановилась только, уткнувшись носом в каменную стену, огораживающую то ли дом, то ли замок. Встала как вкопанная, и запоздало удивилась, что не споткнулась в темноте на незнакомой дороге, не скатилась с обрывистого берега к реке, пожиная неизбежные плоды безрассудства: сломанные руки и ноги.
Держась рукой за крепкую еще стену, она пошла вдоль нее, пробираясь сквозь кусты, жавшиеся к камням, как малолетние дети к матери. Но отходить в сторону, огибая колючие ветви, она не спешила, боясь в темноте упустить из виду стену, порой сплошь скрытую в густой листве.
Как Ладимир и предупреждал, она прошла тайную дверцу в стене и столкнувшись с неожиданным препятствием: развесистым дубом, остановилась. Разглядев в темноте, как мощные ветви впились в стену, разрывая каменную кладку, Доната подавила острое желание как ступеньками воспользоваться стволом с глубокими поперечными трещинами и перебраться на другую сторону.
– Увидишь дуб, который не обойти, вернись назад, там рядом будет потайная дверь, – предупреждал ее Ладимир. – Помни, возвращаться туда у меня нет ни малейшего желания.
Доната послушно вернулась назад и тут же нашла дверцу. Теперь понятно, почему она не сразу заметила ее. Она держалась рукой на уровне своего роста, а дверь, обитая железом, была ниже плеча.
Ожидая пронзительного, будоражащего душу скрипа давно не мазаных петель, она прониклась невольным уважением к хозяину: надо же, ни скрип, ни шорох не потревожил ночную тишину!
Пригнувшись, Доната шагнула на запретную землю. И остановилась, унимая сильно бьющееся сердце. Она ждала, что с ней сразу же начнут происходить всяческие чудеса. Но время шло, а все оставалось по-прежнему.
Подсказки Ладимира кончились. Пришлось довольствоваться своим умом. И Доната пошла по тропинке, вполне угадывающейся в темноте. Деревья, живой изгородью окружавшие тропу с обеих сторон, словно нарочно не касались ветвями лица Донаты. И она склонна была рассматривать это как добрый знак. Где-то в вышине, в кронах деревьев гулял ветер, пересказывая деревьям ночные сказки. Совсем рядом ухнул филин, и Доната оступилась. Больше от неожиданности, чем от страха. Нашел колдун, чем пугать, придумал бы чего поужасней!
Словно услышав ее слова, деревья внезапно расступились, и открылась лишенная всякой растительности земля. Земля, которая ничего не рожала и запах имела еще тот: запах гнили и разложения. Ветер, до того приятно холодивший кожу, умер. В душной затхлости – недоброй памяти, подземелья – Доната смело направилась к… не поймешь чему. То ли маленький замок, то ли большой дом. Сорванная с петель дверь болталась на честном слове. Стрельчатые окна в немом удивлении разглядывали невесть откуда взявшегося человека. Разрушенные башни, как гнилые зубы, торчали на странного вида крыше, поднимающейся широкими уступами. Все запущено, заброшено и… безнадежно. Доната глубоко вздохнула, оглядывая зловещего вида строение, хотя и ожидала нечто подобное. Да и грех было ждать от человека, презираемого в городе – свежевыстроенного жилища с гостеприимно распахнутыми дверями.
Даже Селия от стыда спряталась за тучу. Однако ее свет уже был не важен. Удерживая растущее волнение, девушка переступила порог странного дома. Дверь за ней с грохотом закрылась, но Доната не почувствовала дуновения ветра.
Она стояла у порога, положив руку на рукоять ножа, и ждала. Тишина постепенно полнилась угрозой. Воздух сгустился, и стало трудно дышать. Но более ничего не происходило.
– Мне показала путь старуха Люция, – твердо сказала Доната подсказанные Ладимиром слова и поразилась, насколько жалко прозвучал ее голос под печальными сводами.
– Жива еще старая ведьма.
Голос раздался у самого уха. Но Доната заставила себя сдержать дрожь, холодом пробежавшую по телу. Только отшатнулась, чтобы горячее дыхание колдуна не коснулось ее шеи. Огромный зал еще шумно переваривал произнесенные слова, а все вокруг осветилось. И не каким-нибудь призрачным светом, а просто в узкие стрельчатые окна – от пола до потолка – проник белесый свет Селии.
Перед ней стоял парень одного с ней роста. Одних с нею лет, вряд ли старше. Грязный, оборванный. Давно не чесанные и немытые космы падали на лоб, закрывая пол-лица. Она поначалу и приняла его за бездомного оборванца, наметившего заброшенный дом в качестве пристанища.
– Ну, чего уставилась? – так знакомо прозвучали его слова, что она оторопела. Он сдул прядь волос, упавшую на глаза, и уткнулся руками в бока. – Сказать нечего? Вон порог – сама найдешь или помочь?
– Я по делу, – нерешительно промямлила Доната.
– По какому это делу? – ехидно передразнил парень. – Знаю я ваши дела.
Он обошел Донату и остановился с другой стороны.
– Знаю я ваши дела! Парень с другой девкой ушел. Зелье приворотное будешь просить, чтоб до гроба вместе с ним быть. Не получишь ни хрена, а гроб на двоих могу устроить, нетрудно мне, – он демонстративно зевнул, показав ряд ровных зубов. – Нет? – его светлые глаза со слабым подобием голубого цвета приблизились к ее лицу. – Нет так нет. Нет-нет-нет.
Он развернулся и пошел от Донаты прочь, вглубь зала, где тотчас услужливо обозначились огромные ступени лестницы.
– Не парень – не парень, – пропел он на ходу, отбросив ногой полусгнившую корзину. – Тогда бабку на тот свет отправить. И желательно быстро, чтобы старуха перед смертью не болтнула чего лишнего… называемого в простонародье Истиной…
Доната хмыкнула, наблюдая за игрой в угадывание.
– Нет-нет-нет, – опять пропел он, удаляясь. – И перестаньте доставать меня вопросами: будет ли война. Будет непременно. Кровавая, страшная, и до самого Бритоля дойдет. Жить вам всем ближайшие годы в рабстве и под пятой у степного хана. Вот так, – он весело подскочил, сбивая что-то сверху, не видимое для Донаты. – И ходят, и ходят…
– Радовался бы, что ходят еще, – проворчала Доната. Внешний вид колдуна не внушил ей должного почтения.
Парень развернулся в очередном прыжке, и не успела она глазом моргнуть, как оказался рядом. Буквально нос к носу. Тонкие губы упрямо сжаты, а в угрожающе открытом вороте грязной рубахи стали видны костлявые ключицы, словно тоже стремились разглядеть ту, что осмелилась слово сказать. На худой шее блестел медальон – на золотой пластине оскаленная морда оборотня Шанди, оберега от дурного глаза. Доната не сдержала пренебрежительной усмешки: колдун, а дурного глаза боится!
Парня от усмешки перекосило. Бесцветные глаза надвинулись на нее, и оттуда на Донату глянуло что-то страшное. Что-то ветхое и зловещее, как сам дом.
– Пойдем, – он цапнул ее за руку, и горячая волна обожгла Донату до локтя.
Увлеченный какой-то своей идеей, он бросился бежать через зал к лестнице. Донате пришлось бежать следом. Точнее, она и рада была остановиться, но парень проявил не только прыть, но и недюжинную силу. Он тащил ее за собой по лестнице, и чтобы не упасть, приходилось бежать рядом. Парень перепрыгивал через две и без того широких ступени. Доната сначала пыталась наступать на каждую, но после короткой заминки едва удержалась на ногах. Несколько раз она была близка к тому, чтобы запнуться и проехаться на животе. И каждый раз парень, едва не выкручивая руку, тянул ее за собой.
– Пу-сти! – крикнула Доната и не удержалась – упала, выставив вперед правую руку. Локоть подогнулся, не выдержав движения вперед, не прекратившегося ни на мгновенье. Острая боль пронзила плечо. – Пу-пу-пу-пусти!
Трижды проклятая лестница не могла продолжаться бесконечно. Поэтому, как только замаячила ровная поверхность, Доната сделала попытку освободиться. Она изо всех сил рванула руку из цепкого как волчий укус захвата. Но парень уже не удерживал ее.
Кубарем откатившись в сторону, Доната спиной ударилась о стену, успев поблагодарить судьбу за то, что не развернуло ее влево, где ее наверняка ждал бы такой же долгий, как подъем, полет вниз по лестнице.
Она сидела у стены, растирая ушибленное плечо, и не сразу догадалась, что звук, который она приняла за визг смертельно напуганного поросенка, спрятанного где-то наверху, означал смех колдуна. Он повизгивал от удовольствия, сгибаясь в три погибели. И успокоился не сразу.
В круглом зале было светло. Свет Селии беспрепятственно чертил на полу дорожки. Пока парень давился смехом, Доната разглядела на полу выжженную линию, по форме повторяющую линию стен. В центр окружности уходили такие же борозды, и так знакомо встречались у выступа, напоминающего плаху. С железными кольцами, намертво вбитыми в камень.
– Да-да-да, тут все сложнее, – наконец, сказал колдун. Он подошел к ней и сел рядом. Босые ступни с грязными, давно не стрижеными ногтями вытянулись вперед. – Дай руку, – приказал он, и не дожидаясь ответной реакции, насильно взял ее за руку, заставив коротко зашипеть от боли. – Пройдет.
Некоторое время они сидели молча, слушая, как в вышине башни завывает ветер.
– Тебе тоже, как остальным, нужно подтверждение, что я колдун, или обойдешься? – буднично спросил парень.
– Не обойдусь.
– Понятно. Зовут тебя как?
– А тебя?
Он хрюкнул от удовольствия.
– Согласен. Обойдемся без имен. Ты называй меня колдун, а я тебя… девушкой буду называть. Тем более, что это недалеко от истины. От обычной истины, и не надо тут кривиться, – он продолжал держать ее за руку. – Так зачем тебе нужна еще одна мать? – он переждал, пока ее рука дернется, но отпускать не спешил. Тепло от его руки согревало до самого сердца. – Некоторым и одной-то матери во как хватает, – он коротко резанул себя ребром ладони по горлу. – А ты вторую ищешь. Позволь спросить тебя, как воспитанный человек воспитанного человека… на хрена?
– Я дала клятву.
– Кому? Кошке? – он высокомерно скосил на нее глаза.
– Матери.
– Вот именно – матери. Так на хрена тебе еще одна? Тем более, когда тебе и самой осталось жить-то всего ничего.
От неожиданного заявления она хотела вскочить, но он не позволил. Извернулся, встал на четвереньки и нажал ей коленом на бедро, пригвоздив к месту.
– Это она гонит тебя в Белый город? – светлые глаза смотрели на Донату в упор, и в них не было ничего человеческого. – Она… Тебе не справиться с ней. В Белом городе она покинет тебя… вернее, то, что от тебя останется. А после нее от тебя останутся кожа да кости. Нет, пожалуй, и костей не останется. Одна кожа.
– Твое-то какое дело, если даже так? – обозлилась она, стараясь отодвинуться от его лица.
– Мое-мое-мое… Мое дело? А дело в том, что незачем тебе тащиться в Белый город. Я могу сделать все здесь, – он кивнул в сторону плахи с железными кольцами. – Только ты останешься жива. Вот и вся разница.
Она позволила себе пренебрежительную усмешку.
– И я должна тебе верить? Все колдуны наверняка вруны.
– Ой-ой-ой. Какой знаток колдунов тут у меня завелся! Что ты, вошь болотная, можешь о колдунах знать? Ты! – он горячо заговорил, брызгая слюной. – Раньше нас называли – Повелители демонов! Понятно тебе, бестолочь?!
– Допустим, я даже поверю тебе! – она тоже закричала. – Что ты попросишь за это?
– Ничего не попрошу! Я возьму ее у тебя осторожно, как берут младенца у матери. Она останется со мной, а ты пойдешь на хрен… к своей матери! Тебе понятно? Я возьму ее у тебя!
– Ты хоть представляешь, о ком говоришь?
– Она, – он мечтательно закатил глаза и снова сел рядом. – Она – черное совершенство. Черное творенье в белой женщине… Обожаю прямолинейные вещи. Никаких полутонов. Черная как ночь… Ну, да – куда ночи до нее! Неужто ты подумала, что она оставит тебя в живых, когда вырвется на свободу? – он пожал плечами. – Зачем? Зачем ей тратить на тебя силы? Знаешь, кто ты для нее?
– А ты?
– Я умею с ними управляться.
– Я спрашиваю, как я могу быть уверена в том, что ты оставишь меня в живых?
– А мне ты ни к чему. Это как прерывание беременности, слышала о таком? Без повитухи – вряд ли выживешь. А тут я буду твоей, – он хохотнул, – повитухой. В Белом городе помочь тебе будет некому.
– Зачем она тебе?
– Это уж мое дело. К тому же, тебя вряд ли на самом деле волнует этот вопрос.
– Ты прав, – вздохнула она. – Мне это не интересно.
– Соглашайся. Все равно у тебя выхода нет. Она порвет тебя в Белом городе, когда выходить будет, и даже спасибо не скажет. Управлять нашим черным совершенством ты все равно не умеешь. Что толку, что носишь ее в себе? Решайся сейчас. У тебя никогда не будет второго шанса. Она погонит тебя в Белый город. О… Ты еще не видела, на что она способна. Отдай ее мне. Я уж как-нибудь с одним демоном разберусь. А то еще… Вполне может так случиться, что облаву на тебя в Гранде начнут, как на демонское отродье. Только здесь люди проворнее, чем деревенские увальни. Поймают… И сгорит на огне такой прекрасный экземпляр… Я не о тебе. Хотя ты сгоришь в первую очередь.
– Я согласна, – скрипнув зубами, согласилась она. – Сделай это быстрее.
– Загвоздочка, – в тон ей ответил колдун. – Сегодня не время. Я должен подготовиться. Приходи завтра. Одна. Я все сделаю. Улетишь от меня на крылышках от радости…
– Где моя настоящая мать?
– Вот завтра все и узнаешь. Должен я, в конце концов, иметь какие-то гарантии. А то весь день готовиться буду, а ты не придешь. Завтра. Я жду тебя в это же время.
– Я приду.
– Не сомневаюсь, – хохотнул он напоследок.
3
– Здесь тайный ход в крепостной стене, – шепнул он ей на ухо. – Я спрятал свечу за камнем, иначе в подземелье мы заблудимся, там ходов-переходов до дури.
При слове «подземелье» Донате стало плохо. Так плохо, что пока она ждала Ладимира со свечой, насилу сдерживала озноб, что колотил тело. Зуб на зуб не попадал. Пришлось стиснуть зубы и сжать кулаки. Некоторое успокоение принесли лишь рукояти метательных ножей.
Проводник отыскал узкий лаз в крепостной стене. Доната встала на корточки и после некоторого замешательства полезла в черную дыру. Она уж было подумала, что весь – неизвестно какой по протяженности путь – ей придется проделать ползком, натыкаясь ладонями на мусор и острые камни. Но Ладимир, следующий за ней, зажег свечу и она увидела, что узким и тесным оказался лишь вход, тогда как дальше ее ожидало настоящее подземное раздолье. По крайней мере, голова не касалась потолка, а идти можно было, вольготно распрямив плечи.
Робкие шаги вязли в подземном безмолвии, как в болоте. Тишина глотала их, как голодный зверь. И только насытившись, позволила расслышать то, что говорил Ладимир.
– …будет разветвляться, и не раз, – глухо, как сквозь слой войлока, донеслись до нее слова. – Надо каждый раз выбирать тот, что левее. Тогда не заблудимся.
Он оказался прав. Вскоре основной ход разветвлялся тремя новыми отростками. Памятуя о сказанном, Доната, идущая первой, повернула в левый. Потом было еще одно ответвление. Потом еще одно. Потом она сбилась со счета, выбирая очередной ход. Подземный ход ветвился, как ствол молодого деревца, после засухи получивший долгожданную влагу.
Тишина, вдоволь насытившись звуком их шагов, отступила, и Доната с удовольствием слушала, как позади не только топает, но и сопит Ладимир. Свеча в его руке, поднятая на высоту роста, ровно освещала близкое пространство. Доната совершенно успокоилась.
Обо всех страстях, с которыми предстояло столкнуться в следующем переходе, Ладимир предупреждал заранее.
– Не пугайся, там скелет лежит. Видно, не повезло мужику.
Доната остановилась от мысли, что пришла в голову.
– Сколько раз ты был здесь? – с опозданием обернулась она.
– Один. Вчера. Не мог же я вести тебя туда, не зная дороги, – просто ответил он. И сделал движение, приглашая ее следовать дальше. Она с содроганием подумала о том, что он, так же как те люди, лишенные человеческого подобия стараниями крысиных челюстей, мог заблудиться и блуждать в подземных переходах, постепенно сходя с ума от голода и страха.
– Но… Ладимир, – она споткнулась в словах, – я… ты же мог…
– Мог, мог, – он зло сорвался. – Иди вперед, Доната. Или ты передумала, и тебе этот колдун даром не нужен?
Но его злость возымела обратный эффект. Сердце Донаты дрогнуло от жалости. Неужели, неужели все его поступки – благодарность? И не перевесила еще та благодарность чашу весов, на которой лежало давнее спасение от зубов матери?
Переступая через скелет, блестевший обнаженным от кожного покрова черепом в свете, отброшенном свечой, Доната раз и навсегда запретила себе думать об этом. Принимая из рук доброго человека кусок хлеба, не будешь дотошно его расспрашивать, а на какие деньги он его купил?
Находясь под впечатлением принятого решения, она и не заметила, как очередной левый ход вывел ее к такому же узкому выходу.
Ночь дышала свежестью после душного, пропитанного страхом подземелья.
– Дальше пойдешь одна, – в темноте глаза Ладимира блеснули, поймав свет Селии. – Так надо. Я расскажу, куда.
С подсказки Доната без труда отыскала заброшенный дом… или замок колдуна. Пришлось, правда, пробежаться по ровной как дорожное полотно тропинке, ведущей вдоль реки мимо мертвых, покинутых крестьянских домов. Деревня пустовала давно. Покосилась щербатая изгородь, выставив напоказ то, что призвана была скрывать: бесстыдно разинутые окна, лишенные ставень, черные провалы дверей да рухнувшие крыши.
Доната бежала мимо, лишая себя возможности рассмотреть остов давно умершего мертвеца. Ток крови разогнал страх, и жалобный, заунывный скрип колодезного журавля показался ей криком ночной птицы. Она сама летела как птица, наслаждаясь давно забытым чувством полета, и остановилась только, уткнувшись носом в каменную стену, огораживающую то ли дом, то ли замок. Встала как вкопанная, и запоздало удивилась, что не споткнулась в темноте на незнакомой дороге, не скатилась с обрывистого берега к реке, пожиная неизбежные плоды безрассудства: сломанные руки и ноги.
Держась рукой за крепкую еще стену, она пошла вдоль нее, пробираясь сквозь кусты, жавшиеся к камням, как малолетние дети к матери. Но отходить в сторону, огибая колючие ветви, она не спешила, боясь в темноте упустить из виду стену, порой сплошь скрытую в густой листве.
Как Ладимир и предупреждал, она прошла тайную дверцу в стене и столкнувшись с неожиданным препятствием: развесистым дубом, остановилась. Разглядев в темноте, как мощные ветви впились в стену, разрывая каменную кладку, Доната подавила острое желание как ступеньками воспользоваться стволом с глубокими поперечными трещинами и перебраться на другую сторону.
– Увидишь дуб, который не обойти, вернись назад, там рядом будет потайная дверь, – предупреждал ее Ладимир. – Помни, возвращаться туда у меня нет ни малейшего желания.
Доната послушно вернулась назад и тут же нашла дверцу. Теперь понятно, почему она не сразу заметила ее. Она держалась рукой на уровне своего роста, а дверь, обитая железом, была ниже плеча.
Ожидая пронзительного, будоражащего душу скрипа давно не мазаных петель, она прониклась невольным уважением к хозяину: надо же, ни скрип, ни шорох не потревожил ночную тишину!
Пригнувшись, Доната шагнула на запретную землю. И остановилась, унимая сильно бьющееся сердце. Она ждала, что с ней сразу же начнут происходить всяческие чудеса. Но время шло, а все оставалось по-прежнему.
Подсказки Ладимира кончились. Пришлось довольствоваться своим умом. И Доната пошла по тропинке, вполне угадывающейся в темноте. Деревья, живой изгородью окружавшие тропу с обеих сторон, словно нарочно не касались ветвями лица Донаты. И она склонна была рассматривать это как добрый знак. Где-то в вышине, в кронах деревьев гулял ветер, пересказывая деревьям ночные сказки. Совсем рядом ухнул филин, и Доната оступилась. Больше от неожиданности, чем от страха. Нашел колдун, чем пугать, придумал бы чего поужасней!
Словно услышав ее слова, деревья внезапно расступились, и открылась лишенная всякой растительности земля. Земля, которая ничего не рожала и запах имела еще тот: запах гнили и разложения. Ветер, до того приятно холодивший кожу, умер. В душной затхлости – недоброй памяти, подземелья – Доната смело направилась к… не поймешь чему. То ли маленький замок, то ли большой дом. Сорванная с петель дверь болталась на честном слове. Стрельчатые окна в немом удивлении разглядывали невесть откуда взявшегося человека. Разрушенные башни, как гнилые зубы, торчали на странного вида крыше, поднимающейся широкими уступами. Все запущено, заброшено и… безнадежно. Доната глубоко вздохнула, оглядывая зловещего вида строение, хотя и ожидала нечто подобное. Да и грех было ждать от человека, презираемого в городе – свежевыстроенного жилища с гостеприимно распахнутыми дверями.
Даже Селия от стыда спряталась за тучу. Однако ее свет уже был не важен. Удерживая растущее волнение, девушка переступила порог странного дома. Дверь за ней с грохотом закрылась, но Доната не почувствовала дуновения ветра.
Она стояла у порога, положив руку на рукоять ножа, и ждала. Тишина постепенно полнилась угрозой. Воздух сгустился, и стало трудно дышать. Но более ничего не происходило.
– Мне показала путь старуха Люция, – твердо сказала Доната подсказанные Ладимиром слова и поразилась, насколько жалко прозвучал ее голос под печальными сводами.
– Жива еще старая ведьма.
Голос раздался у самого уха. Но Доната заставила себя сдержать дрожь, холодом пробежавшую по телу. Только отшатнулась, чтобы горячее дыхание колдуна не коснулось ее шеи. Огромный зал еще шумно переваривал произнесенные слова, а все вокруг осветилось. И не каким-нибудь призрачным светом, а просто в узкие стрельчатые окна – от пола до потолка – проник белесый свет Селии.
Перед ней стоял парень одного с ней роста. Одних с нею лет, вряд ли старше. Грязный, оборванный. Давно не чесанные и немытые космы падали на лоб, закрывая пол-лица. Она поначалу и приняла его за бездомного оборванца, наметившего заброшенный дом в качестве пристанища.
– Ну, чего уставилась? – так знакомо прозвучали его слова, что она оторопела. Он сдул прядь волос, упавшую на глаза, и уткнулся руками в бока. – Сказать нечего? Вон порог – сама найдешь или помочь?
– Я по делу, – нерешительно промямлила Доната.
– По какому это делу? – ехидно передразнил парень. – Знаю я ваши дела.
Он обошел Донату и остановился с другой стороны.
– Знаю я ваши дела! Парень с другой девкой ушел. Зелье приворотное будешь просить, чтоб до гроба вместе с ним быть. Не получишь ни хрена, а гроб на двоих могу устроить, нетрудно мне, – он демонстративно зевнул, показав ряд ровных зубов. – Нет? – его светлые глаза со слабым подобием голубого цвета приблизились к ее лицу. – Нет так нет. Нет-нет-нет.
Он развернулся и пошел от Донаты прочь, вглубь зала, где тотчас услужливо обозначились огромные ступени лестницы.
– Не парень – не парень, – пропел он на ходу, отбросив ногой полусгнившую корзину. – Тогда бабку на тот свет отправить. И желательно быстро, чтобы старуха перед смертью не болтнула чего лишнего… называемого в простонародье Истиной…
Доната хмыкнула, наблюдая за игрой в угадывание.
– Нет-нет-нет, – опять пропел он, удаляясь. – И перестаньте доставать меня вопросами: будет ли война. Будет непременно. Кровавая, страшная, и до самого Бритоля дойдет. Жить вам всем ближайшие годы в рабстве и под пятой у степного хана. Вот так, – он весело подскочил, сбивая что-то сверху, не видимое для Донаты. – И ходят, и ходят…
– Радовался бы, что ходят еще, – проворчала Доната. Внешний вид колдуна не внушил ей должного почтения.
Парень развернулся в очередном прыжке, и не успела она глазом моргнуть, как оказался рядом. Буквально нос к носу. Тонкие губы упрямо сжаты, а в угрожающе открытом вороте грязной рубахи стали видны костлявые ключицы, словно тоже стремились разглядеть ту, что осмелилась слово сказать. На худой шее блестел медальон – на золотой пластине оскаленная морда оборотня Шанди, оберега от дурного глаза. Доната не сдержала пренебрежительной усмешки: колдун, а дурного глаза боится!
Парня от усмешки перекосило. Бесцветные глаза надвинулись на нее, и оттуда на Донату глянуло что-то страшное. Что-то ветхое и зловещее, как сам дом.
– Пойдем, – он цапнул ее за руку, и горячая волна обожгла Донату до локтя.
Увлеченный какой-то своей идеей, он бросился бежать через зал к лестнице. Донате пришлось бежать следом. Точнее, она и рада была остановиться, но парень проявил не только прыть, но и недюжинную силу. Он тащил ее за собой по лестнице, и чтобы не упасть, приходилось бежать рядом. Парень перепрыгивал через две и без того широких ступени. Доната сначала пыталась наступать на каждую, но после короткой заминки едва удержалась на ногах. Несколько раз она была близка к тому, чтобы запнуться и проехаться на животе. И каждый раз парень, едва не выкручивая руку, тянул ее за собой.
– Пу-сти! – крикнула Доната и не удержалась – упала, выставив вперед правую руку. Локоть подогнулся, не выдержав движения вперед, не прекратившегося ни на мгновенье. Острая боль пронзила плечо. – Пу-пу-пу-пусти!
Трижды проклятая лестница не могла продолжаться бесконечно. Поэтому, как только замаячила ровная поверхность, Доната сделала попытку освободиться. Она изо всех сил рванула руку из цепкого как волчий укус захвата. Но парень уже не удерживал ее.
Кубарем откатившись в сторону, Доната спиной ударилась о стену, успев поблагодарить судьбу за то, что не развернуло ее влево, где ее наверняка ждал бы такой же долгий, как подъем, полет вниз по лестнице.
Она сидела у стены, растирая ушибленное плечо, и не сразу догадалась, что звук, который она приняла за визг смертельно напуганного поросенка, спрятанного где-то наверху, означал смех колдуна. Он повизгивал от удовольствия, сгибаясь в три погибели. И успокоился не сразу.
В круглом зале было светло. Свет Селии беспрепятственно чертил на полу дорожки. Пока парень давился смехом, Доната разглядела на полу выжженную линию, по форме повторяющую линию стен. В центр окружности уходили такие же борозды, и так знакомо встречались у выступа, напоминающего плаху. С железными кольцами, намертво вбитыми в камень.
– Да-да-да, тут все сложнее, – наконец, сказал колдун. Он подошел к ней и сел рядом. Босые ступни с грязными, давно не стрижеными ногтями вытянулись вперед. – Дай руку, – приказал он, и не дожидаясь ответной реакции, насильно взял ее за руку, заставив коротко зашипеть от боли. – Пройдет.
Некоторое время они сидели молча, слушая, как в вышине башни завывает ветер.
– Тебе тоже, как остальным, нужно подтверждение, что я колдун, или обойдешься? – буднично спросил парень.
– Не обойдусь.
– Понятно. Зовут тебя как?
– А тебя?
Он хрюкнул от удовольствия.
– Согласен. Обойдемся без имен. Ты называй меня колдун, а я тебя… девушкой буду называть. Тем более, что это недалеко от истины. От обычной истины, и не надо тут кривиться, – он продолжал держать ее за руку. – Так зачем тебе нужна еще одна мать? – он переждал, пока ее рука дернется, но отпускать не спешил. Тепло от его руки согревало до самого сердца. – Некоторым и одной-то матери во как хватает, – он коротко резанул себя ребром ладони по горлу. – А ты вторую ищешь. Позволь спросить тебя, как воспитанный человек воспитанного человека… на хрена?
– Я дала клятву.
– Кому? Кошке? – он высокомерно скосил на нее глаза.
– Матери.
– Вот именно – матери. Так на хрена тебе еще одна? Тем более, когда тебе и самой осталось жить-то всего ничего.
От неожиданного заявления она хотела вскочить, но он не позволил. Извернулся, встал на четвереньки и нажал ей коленом на бедро, пригвоздив к месту.
– Это она гонит тебя в Белый город? – светлые глаза смотрели на Донату в упор, и в них не было ничего человеческого. – Она… Тебе не справиться с ней. В Белом городе она покинет тебя… вернее, то, что от тебя останется. А после нее от тебя останутся кожа да кости. Нет, пожалуй, и костей не останется. Одна кожа.
– Твое-то какое дело, если даже так? – обозлилась она, стараясь отодвинуться от его лица.
– Мое-мое-мое… Мое дело? А дело в том, что незачем тебе тащиться в Белый город. Я могу сделать все здесь, – он кивнул в сторону плахи с железными кольцами. – Только ты останешься жива. Вот и вся разница.
Она позволила себе пренебрежительную усмешку.
– И я должна тебе верить? Все колдуны наверняка вруны.
– Ой-ой-ой. Какой знаток колдунов тут у меня завелся! Что ты, вошь болотная, можешь о колдунах знать? Ты! – он горячо заговорил, брызгая слюной. – Раньше нас называли – Повелители демонов! Понятно тебе, бестолочь?!
– Допустим, я даже поверю тебе! – она тоже закричала. – Что ты попросишь за это?
– Ничего не попрошу! Я возьму ее у тебя осторожно, как берут младенца у матери. Она останется со мной, а ты пойдешь на хрен… к своей матери! Тебе понятно? Я возьму ее у тебя!
– Ты хоть представляешь, о ком говоришь?
– Она, – он мечтательно закатил глаза и снова сел рядом. – Она – черное совершенство. Черное творенье в белой женщине… Обожаю прямолинейные вещи. Никаких полутонов. Черная как ночь… Ну, да – куда ночи до нее! Неужто ты подумала, что она оставит тебя в живых, когда вырвется на свободу? – он пожал плечами. – Зачем? Зачем ей тратить на тебя силы? Знаешь, кто ты для нее?
– А ты?
– Я умею с ними управляться.
– Я спрашиваю, как я могу быть уверена в том, что ты оставишь меня в живых?
– А мне ты ни к чему. Это как прерывание беременности, слышала о таком? Без повитухи – вряд ли выживешь. А тут я буду твоей, – он хохотнул, – повитухой. В Белом городе помочь тебе будет некому.
– Зачем она тебе?
– Это уж мое дело. К тому же, тебя вряд ли на самом деле волнует этот вопрос.
– Ты прав, – вздохнула она. – Мне это не интересно.
– Соглашайся. Все равно у тебя выхода нет. Она порвет тебя в Белом городе, когда выходить будет, и даже спасибо не скажет. Управлять нашим черным совершенством ты все равно не умеешь. Что толку, что носишь ее в себе? Решайся сейчас. У тебя никогда не будет второго шанса. Она погонит тебя в Белый город. О… Ты еще не видела, на что она способна. Отдай ее мне. Я уж как-нибудь с одним демоном разберусь. А то еще… Вполне может так случиться, что облаву на тебя в Гранде начнут, как на демонское отродье. Только здесь люди проворнее, чем деревенские увальни. Поймают… И сгорит на огне такой прекрасный экземпляр… Я не о тебе. Хотя ты сгоришь в первую очередь.
– Я согласна, – скрипнув зубами, согласилась она. – Сделай это быстрее.
– Загвоздочка, – в тон ей ответил колдун. – Сегодня не время. Я должен подготовиться. Приходи завтра. Одна. Я все сделаю. Улетишь от меня на крылышках от радости…
– Где моя настоящая мать?
– Вот завтра все и узнаешь. Должен я, в конце концов, иметь какие-то гарантии. А то весь день готовиться буду, а ты не придешь. Завтра. Я жду тебя в это же время.
– Я приду.
– Не сомневаюсь, – хохотнул он напоследок.
3
– Понравилось? – Ладимир сузил карие глаза и шумно поставил кружку с пивом на стол. Не первую за вечер. Так он с лихвой искупал утреннее молчание.
Когда она, потерянная и оглушенная вернулась к лазу, скрытому в густой листве, Ладимир ее ждал. Он не позволил себе ни единого намека на то, что ему не чуждо любопытство. Ни взгляда, ни жеста, ни тем более, вопроса. Молчал весь день. И только теперь, услышав, что она собирается пойти к колдуну снова, не выдержал.
– Знаешь, Доната, я никогда тебя ни о чем не спрашивал. Тебе нужно было в Бритоль – мы шли в Бритоль. Тебе понадобился Гранд – будьте любезны. Тебе нужен был… он, – даже в запале Ладимир предпочитал не называть некоторые вещи своими именами, – ты его получила. Ты что, собираешься наведываться туда каждый день, как в соседний кабак? Или вы с ним подружились? Как с Бертом? Я не удивлюсь.
– Ладимир, – миролюбиво заговорила она. – Это последнее дело, которое держит меня здесь. Завтра я буду свободна.
– Завтра меня не будет в этом городе, – он потер рукой переносицу. – Дорога тянет меня. Гранд меня душит. Вот и все.
Она долго смотрела, пытаясь определить, не шутит ли он. Но в его глазах стояла тревога и тоска.
– Завтра мы уйдем из города вместе. Ты куда пойдешь? – спросила просто так, чтобы иметь возможность собраться с мыслями.
– А ты куда пойдешь? – так и плеснула злость, переливаясь через край.
– Я… Я тебе завтра скажу.
– Вот и я тебе завтра скажу. А сегодня можешь идти туда сама. Дорогу ты знаешь.
– Хорошо, – она пожала плечами, мысленно радуясь, что «завтра» у них еще общее. – Только я не понимаю, чего ты так злишься?
– Я не на тебя злюсь, – он так глубоко вздохнул, что в ней шевельнулась жалость. – Не ходи туда. Я боялся, что ты не вернешься… В смысле, что с тобой что-то случится.
– Все будет хорошо, Ладимир. Я схожу туда еще один раз, последний. И… Я буду свободной. Совершенно свободной.
Ладимир вертел в руках кружку с пивом, долго вглядывался в пышную пену, словно пытался разглядеть, что ждет его в будущем. Потом поднес ко рту и несколькими глотками осушил ее.
– Ты пойдешь туда. Но без меня, – тускло сказал он. – Я буду ждать тебя здесь. Если утром ты не придешь, я…
Он хотел сказать: «уйду». Хотел, но не смог. Только посмотрел на нее с осуждением, как будто это она была во всем виновата, как будто она высказала ему злополучную Истину, что заставляет бродить по дорогам. Потом подозвал прислужника и заставил снова наполнить кружку. Доната ни разу не видела его пьяным и вот, сдавалось ей, этот момент не за горами.
– Ты так и не рассказал мне, – чтобы отвлечь его от пива спросила она. – За что колдуна ненавидят в городе?
– А, – оживился он, – расскажу, если хочешь. Только рассказывать придется издалека. Ты ведь в жизни ничего, кроме леса не знаешь.
Доната вздохнула. Ну, что за парень? Поступки добрые, а слова сплошь злые. Как вот эта пена из кружки с пивом.
– Ты, надеюсь, знаешь, хотя бы, – только легкая ирония, далеко до сарказма, – что издавна считалось, что природная сила послушна лишь женщинам. И то девственницам. Слово знакомое?
Эк его развезло, покачала головой Доната, уже и издеваться начал.
– Я знаю это. Поэтому знаются с темной силой только знахарки. И то сильные, которые с ней справиться могут.
– Правильно, – одобрил он. – Считалось, да и по сей день считается, что женская сила вбирает и удерживает, а мужская лишь расходует то, что было дано от природы. Но на юге, кстати, недалеко от моей деревни, раньше стоял Белый город или город колдунов.
Слушая его, Доната затаила дыхание, боясь перебить.
– Вот там и жили мужчины, наделенные настоящей силой. Их называли Повелители демонов. На тайном обряде они вызывали из Иного мира демона, и если он оказывался слабее – покоряли его, и он им служил. И чем больше слуг было у Повелителя, тем он был сильнее. Что там произошло на самом деле, никто не знает. Но однажды главный Повелитель умер… Был убит… не знаю. Только вместо того, чтобы погибнуть вместе с хозяином, его слуги вырвались на свободу. И лет… может, пятнадцать назад, или больше, я совсем маленьким был, демоны разлетелись по свету. Если в деревнях с одним таким выродком знахарка справлялась, то городу досталось больше того. В Гранде до сих пор об этом легенды ходят. И вот тогда этот колдун и вызвался помочь. Сказал, избавлю вас от напасти. И, действительно, избавил – всех демонов себе забрал. Город радовался – его тут на руках носили.
– А эти, – не удержалась она, – люди, которых он от демонов избавил, живы остались?
– Ты что? – он посмотрел на нее, как на больную. – Когда демон завладевает человеком – душа погибает. А стоит от демона избавиться – от человека только пустая оболочка остается. Умерли, конечно.
«Умерли, конечно». Доната прикусила губу. Демон убивает человека и вселяется в его тело. В таком случае, конечно, человек умрет, стоит лишить его демона. Но в том-то и дело, что никто о таком и не слыхивал, чтобы в одном теле уживались и человек, и демон! Но ведь живут же они с черной стервой не пересекаясь, и что? Вытащи из нее эту гадину – и одной чудесно будет! Зачем ей умирать?
Это объяснение успокоило, но ненадолго. Тревога сидела в сердце занозой. Колдун правды не скажет, как не проси. Доната от злости скрипнула зубами. Но ведь может избавить ее от черной напасти – может!
Стоит рискнуть. И она рискнет. Если ее не смогла убить черная дрянь, то, наверное, этого не сможет сделать и колдун. Оставалось надеяться, что не сможет.
– …Демоны в нем и не удержались. Однажды ночью вырвались на свободу, и в городе началась Кровавая ночь. Не любят о ней вспоминать, – Ладимир говорил тихо, и из-за шума в зале Донате приходилось прислушиваться. – Город утонул в крови. Каждый десятый погиб. Не было семьи, где кто-нибудь не пострадал бы от демонов. Пока губернатор посылал за знахарками из близлежащих деревень, пока их всех собрали, пока суть да дело… Ужас, что было. Мне отец такие страсти рассказывал… И, конечно, как только город избавился от нашествия, первым делом взялись за… него. Окружили замок и сожгли. Досталось и той деревне, что рядом была. Тоже сожгли, под горячую руку. Потом поговаривать стали, что выжил колдун. Страсти утихли. Глаза закрывают на то, что шастать к нему стали. Кто силу мужскую попросит, кто родственников на тот свет отправить, чтобы не болтали перед смертью. А кто вообще, от Истины избавиться.
Доната вскинула удивленные глаза.
– И избавились?
– Сейчас тебе, – усмехнулся Ладимир. – Многие к нему ходили, а тот подлец прямо так и сказал: могу, говорит, от Истины избавить, только вместе с жизнью. Потому что против Истины, как известно…
Угрозу Доната почувствовала нутром. Вдруг шумно стукнуло сердце и оборвалось вниз. Воздух сгустился, а свечи полыхнули коротким ослепительным светом. Еще не понимая, что происходит и откуда ждать опасности, она схватила первое, что попалось под руку: столовый нож, которым отделяла куски мяса.
– Вот где встретиться довелось, – перед их столом, выпучив белые от ненависти глаза, во весь свой немалый рост возвышался Вукол. Тот самый, кто после смерти матери надел на нее железный ошейник. Он навис над столом, сверля Донату пронзительным взглядом. – Вот ты где, кошачье отродье! А мы весь лес обыскали. Ну теперь, сука, не уйдешь!
Когда она, потерянная и оглушенная вернулась к лазу, скрытому в густой листве, Ладимир ее ждал. Он не позволил себе ни единого намека на то, что ему не чуждо любопытство. Ни взгляда, ни жеста, ни тем более, вопроса. Молчал весь день. И только теперь, услышав, что она собирается пойти к колдуну снова, не выдержал.
– Знаешь, Доната, я никогда тебя ни о чем не спрашивал. Тебе нужно было в Бритоль – мы шли в Бритоль. Тебе понадобился Гранд – будьте любезны. Тебе нужен был… он, – даже в запале Ладимир предпочитал не называть некоторые вещи своими именами, – ты его получила. Ты что, собираешься наведываться туда каждый день, как в соседний кабак? Или вы с ним подружились? Как с Бертом? Я не удивлюсь.
– Ладимир, – миролюбиво заговорила она. – Это последнее дело, которое держит меня здесь. Завтра я буду свободна.
– Завтра меня не будет в этом городе, – он потер рукой переносицу. – Дорога тянет меня. Гранд меня душит. Вот и все.
Она долго смотрела, пытаясь определить, не шутит ли он. Но в его глазах стояла тревога и тоска.
– Завтра мы уйдем из города вместе. Ты куда пойдешь? – спросила просто так, чтобы иметь возможность собраться с мыслями.
– А ты куда пойдешь? – так и плеснула злость, переливаясь через край.
– Я… Я тебе завтра скажу.
– Вот и я тебе завтра скажу. А сегодня можешь идти туда сама. Дорогу ты знаешь.
– Хорошо, – она пожала плечами, мысленно радуясь, что «завтра» у них еще общее. – Только я не понимаю, чего ты так злишься?
– Я не на тебя злюсь, – он так глубоко вздохнул, что в ней шевельнулась жалость. – Не ходи туда. Я боялся, что ты не вернешься… В смысле, что с тобой что-то случится.
– Все будет хорошо, Ладимир. Я схожу туда еще один раз, последний. И… Я буду свободной. Совершенно свободной.
Ладимир вертел в руках кружку с пивом, долго вглядывался в пышную пену, словно пытался разглядеть, что ждет его в будущем. Потом поднес ко рту и несколькими глотками осушил ее.
– Ты пойдешь туда. Но без меня, – тускло сказал он. – Я буду ждать тебя здесь. Если утром ты не придешь, я…
Он хотел сказать: «уйду». Хотел, но не смог. Только посмотрел на нее с осуждением, как будто это она была во всем виновата, как будто она высказала ему злополучную Истину, что заставляет бродить по дорогам. Потом подозвал прислужника и заставил снова наполнить кружку. Доната ни разу не видела его пьяным и вот, сдавалось ей, этот момент не за горами.
– Ты так и не рассказал мне, – чтобы отвлечь его от пива спросила она. – За что колдуна ненавидят в городе?
– А, – оживился он, – расскажу, если хочешь. Только рассказывать придется издалека. Ты ведь в жизни ничего, кроме леса не знаешь.
Доната вздохнула. Ну, что за парень? Поступки добрые, а слова сплошь злые. Как вот эта пена из кружки с пивом.
– Ты, надеюсь, знаешь, хотя бы, – только легкая ирония, далеко до сарказма, – что издавна считалось, что природная сила послушна лишь женщинам. И то девственницам. Слово знакомое?
Эк его развезло, покачала головой Доната, уже и издеваться начал.
– Я знаю это. Поэтому знаются с темной силой только знахарки. И то сильные, которые с ней справиться могут.
– Правильно, – одобрил он. – Считалось, да и по сей день считается, что женская сила вбирает и удерживает, а мужская лишь расходует то, что было дано от природы. Но на юге, кстати, недалеко от моей деревни, раньше стоял Белый город или город колдунов.
Слушая его, Доната затаила дыхание, боясь перебить.
– Вот там и жили мужчины, наделенные настоящей силой. Их называли Повелители демонов. На тайном обряде они вызывали из Иного мира демона, и если он оказывался слабее – покоряли его, и он им служил. И чем больше слуг было у Повелителя, тем он был сильнее. Что там произошло на самом деле, никто не знает. Но однажды главный Повелитель умер… Был убит… не знаю. Только вместо того, чтобы погибнуть вместе с хозяином, его слуги вырвались на свободу. И лет… может, пятнадцать назад, или больше, я совсем маленьким был, демоны разлетелись по свету. Если в деревнях с одним таким выродком знахарка справлялась, то городу досталось больше того. В Гранде до сих пор об этом легенды ходят. И вот тогда этот колдун и вызвался помочь. Сказал, избавлю вас от напасти. И, действительно, избавил – всех демонов себе забрал. Город радовался – его тут на руках носили.
– А эти, – не удержалась она, – люди, которых он от демонов избавил, живы остались?
– Ты что? – он посмотрел на нее, как на больную. – Когда демон завладевает человеком – душа погибает. А стоит от демона избавиться – от человека только пустая оболочка остается. Умерли, конечно.
«Умерли, конечно». Доната прикусила губу. Демон убивает человека и вселяется в его тело. В таком случае, конечно, человек умрет, стоит лишить его демона. Но в том-то и дело, что никто о таком и не слыхивал, чтобы в одном теле уживались и человек, и демон! Но ведь живут же они с черной стервой не пересекаясь, и что? Вытащи из нее эту гадину – и одной чудесно будет! Зачем ей умирать?
Это объяснение успокоило, но ненадолго. Тревога сидела в сердце занозой. Колдун правды не скажет, как не проси. Доната от злости скрипнула зубами. Но ведь может избавить ее от черной напасти – может!
Стоит рискнуть. И она рискнет. Если ее не смогла убить черная дрянь, то, наверное, этого не сможет сделать и колдун. Оставалось надеяться, что не сможет.
– …Демоны в нем и не удержались. Однажды ночью вырвались на свободу, и в городе началась Кровавая ночь. Не любят о ней вспоминать, – Ладимир говорил тихо, и из-за шума в зале Донате приходилось прислушиваться. – Город утонул в крови. Каждый десятый погиб. Не было семьи, где кто-нибудь не пострадал бы от демонов. Пока губернатор посылал за знахарками из близлежащих деревень, пока их всех собрали, пока суть да дело… Ужас, что было. Мне отец такие страсти рассказывал… И, конечно, как только город избавился от нашествия, первым делом взялись за… него. Окружили замок и сожгли. Досталось и той деревне, что рядом была. Тоже сожгли, под горячую руку. Потом поговаривать стали, что выжил колдун. Страсти утихли. Глаза закрывают на то, что шастать к нему стали. Кто силу мужскую попросит, кто родственников на тот свет отправить, чтобы не болтали перед смертью. А кто вообще, от Истины избавиться.
Доната вскинула удивленные глаза.
– И избавились?
– Сейчас тебе, – усмехнулся Ладимир. – Многие к нему ходили, а тот подлец прямо так и сказал: могу, говорит, от Истины избавить, только вместе с жизнью. Потому что против Истины, как известно…
Угрозу Доната почувствовала нутром. Вдруг шумно стукнуло сердце и оборвалось вниз. Воздух сгустился, а свечи полыхнули коротким ослепительным светом. Еще не понимая, что происходит и откуда ждать опасности, она схватила первое, что попалось под руку: столовый нож, которым отделяла куски мяса.
– Вот где встретиться довелось, – перед их столом, выпучив белые от ненависти глаза, во весь свой немалый рост возвышался Вукол. Тот самый, кто после смерти матери надел на нее железный ошейник. Он навис над столом, сверля Донату пронзительным взглядом. – Вот ты где, кошачье отродье! А мы весь лес обыскали. Ну теперь, сука, не уйдешь!