Оценив обстановку, президент Буш решил несколько смягчить свою позицию. Извиняться Соединенные Штаты очень не любят, хотя иногда им и приходится это делать. Некогда Северная Корея захватила в международных водах американский разведывательный корабль с занятным для русского слуха именем "Пуэбло"; его экипаж провел в заточении несколько месяцев, и был отпущен лишь после унизительных извинений со стороны США. Сейчас американская администрация полагает, что до такого унижения на этот раз дело не дойдет, но продемонстрировать свою добрую волю уже не помешает. Тщательно взвесив слова, Джордж Буш выразил свое "сожаление по поводу судьбы китайского пилота", по-прежнему отказавшись, однако, извиняться за действия американской стороны. В Пекине это назвали "шагом в правильном направлении", но, тем не менее, сочли этот шаг "недостаточным". Видимо, для того, чтобы подбодрить президента Буша и поощрить его к дальнейшим высказываниям в том же духе, китайские власти распорядились начать допросы плененных американцев.
В это время Председатель Поднебесной Цзян Цземинь прибыл наконец в Латинскую Америку, "мягкое подбрюшье США", если пользоваться выражением Черчилля, и там вновь потребовал официальных извинений от Вашингтона. В ответ на это Буш опять публично выразил свое "сожаление" по поводу исчезновения китайского летчика, после чего неожиданно добавил, что "мы молимся за пилота и его семью". Правда, упрямый техасец тут же заявил, что "мы молимся также и за наших мужчин и женщин - военнослужащих" (странное разграничение; наверное, это еще одно проявление пресловутой американской политкорректности). "Они должны вернуться домой", сказал президент; на вопрос, намерены ли США извиниться перед Китаем за инцидент, он, однако, так и не дал прямого ответа. Америка, похоже, решила держаться до последнего и не просить прощения ни при каких обстоятельствах. В какой-то момент стало казаться, что эта твердая политика уже начала приносить свои плоды: по дипломатическим каналам распространилась информация, что китайская сторона готова отказаться от своего категорического требования об извинениях и удовольствоваться выражением соболезнования, "если оно будет получено в письменном виде за подписью президента США". Но вскоре это сообщение было дезавуировано; Пекин заявил, что он по-прежнему настаивает на "извинениях перед китайским народом", а всякие "сожаления" и "соболезнования" для него неприемлемы.
Я потому так подробно остановился на всех этих лингвистических тонкостях, что они-то, как ни странно, и играют первостепенную роль в этом конфликте цивилизаций. Когда официальный Вашингтон утверждает, что он "предпочел бы разрешить спор как можно скорее и без потери лица с обеих сторон", он пытается здесь заговорить на языке китайцев, но делает это не слишком удачно. Американцы вообще, как правило, слабо представляют себе китайскую специфику, коренящуюся на очень древней, идущей еще от Конфуция традиции. Стержень этой культурной традиции составляет труднопереводимое понятие "ли", которое известный русский китаист В. М. Алексеев передает как "образцовое приличие", "нравственность", "благочестие", "благочиние", "чин", "регламент", "ритуал", "порядок", "право", "законность", "обрядность", "устав" и иногда как "китайские церемонии". Это то самое "ли", которое, как говорит Алексеев, "бросилось в глаза европейцам при первом же их столкновении с китайской культурой и для перевода они в своих языках не могли и доселе не могут найти адекватного слова, которое могло бы охватить собою эту колоссальную этико-культурную систему или даже, может быть, целый ряд таких систем, выходящих из единой идеи, но покрывающих собою те именно культурные разрезы Китая как древнего, так и современного, которые ни с какою другою культурой не совпадают". Иероглифически оно означает "строгое служение при совершении ритуальных обрядов древности", а фонетически совпадает, с одной стороны, со словом "ли", означающим "тайные, но основные линии всего сущего", а с другой - следование неким идеальным образцовым нормам поведения. Китайцы придают непомерное значение этому своему веками отполированному ритуалу, который строится на жесткой иерархичности их общества. К любым проявлениям мятежа и бунта Конфуций относится резко отрицательно, возводя "подчинение старшим" в краеугольный камень своего учения. Весь вопрос, однако, заключается в том, как именно выстраивается эта иерархичность, когда речь заходит не о глухой китайской деревне, а о мировом сообществе.
В пору расцвета советско-китайской дружбы китайцы совершенно искренне и без какого-либо внутреннего сопротивления (не говоря уже об иронии) называли СССР "старшим братом". Русская культура несопоставимо моложе китайской, но новое, построенное на самой передовой идеологии общество Россия создала на несколько десятилетий раньше, чем Китай, и именно ей принадлежала честь этого открытия. В конфуцианстве огромную роль играет понятие "сверхчеловека" (цзюньцзы), о котором Мэн-цзы говорит: "сверхчеловек - это учитель всех поколений". Другой блестящий идеолог конфуцианства, Су Сюнь, вообще ставит своего "сверхчеловека" над временем и пространством, приписывая ему единолично построение общества, изобретение ритуала (ли) и сотворение живописи, литературы и музыки. При таком подходе перенести эти воззрения на мироустройство в целом уже не представляло особого труда. Вместо людей и сверхлюдей в нем появились державы и сверхдержавы, причем первые не играли никакой своей роли, целиком идя в чужом фарватере, а вторые, то есть сверхдержавы, определяли мировой порядок, устанавливали всеобщий ритуал, и создавали для всего остального мира кино, литературу и музыку.
В начале 90-х Россия добровольно отказалась от своей роли сверхдержавы, и Китай, подождав из вежливости (опять-таки строго регламентированной конфуцианским ритуалом) целых десять лет (не передумают ли?), теперь решил, похоже, наконец занять это вакантное место. Именно этим объясняются его очень странные, на взгляд американцев, теперешние притязания. В претензиях Китая нет ничего необоснованного, по крайней мере, для самих китайцев. Китай как государство намного старше США (с конфуцианской точки зрения это очень существенно), культура у него несравнимо более глубокая и древняя, экономика по размеру ВНП сейчас уже почти не уступает американской, а скоро и превзойдет ее. Территория Китая больше территории США, а население превышает американское в четыре раза. Неудивительно, что постоянные попытки американцев "прищемить хвост китайского дракона" вызывали сильнейшее раздражение в Поднебесной. Пока Америка и Китай не сталкивались лбами непосредственно, все это не играло слишком большой роли. Но мировое пространство стремительно сужается, и рано или поздно должно было настать время, когда этим двум циклопам станет тесно в одной пещере. Последние события показывают, что этот момент уже наступил.
29 Апреля 2001 года Sein Kampf
В последние недели то, что называется у нас "укреплением властной вертикали" на глазах приобретает зримые и выпуклые очертания. Несмотря на большую занятость в связи с разгромом телеканала НТВ, власти не упустили из виду и бунтарей-одиночек, арестовав знаменитого писателя и политика Эдуарда Лимонова. Произошло это на далеком Алтае, поэтому пикантные подробности этого события стали известны широкой публике лишь через несколько дней. В Алтайском крае Лимонов находился в творческой командировке. Жил он там на пасеке известного барнаульского травника Семена Пирогова (в 10 км от села Банное, в красивейшем ущелье Усть-Коксинского района). Как рассказал один из алтайских соратников Лимонова, писатель "мирно пьянствовал на пасеке в окружении пятнадцати друзей. В это время пасеку оцепили пятьдесят вооруженных до зубов головорезов, которые прилетели в Банное на вертолете. Они ворвались в помещение и арестовали всех присутствующих". Это были сотрудники московского (!) отделения ФСБ; по другим данным они, однако, прибыли в Банное не на вертолете, а пешком, для чего им пришлось целую ночь карабкаться по горной местности, утопая в глубоких сугробах. Как утверждает адвокат Эдуарда Лимонова, этот маневр был специально предусмотрен руководством ФСБ, чтобы группа захвата заранее пришла в соответствующее настроение и арестовала лимоновцев уж как следует. В результате, как отметил адвокат, "само задержание происходило с такими особенностями, что можно роман писать; я думаю, Лимонов и напишет". Я не в первый раз уже слышу мнение, что жизненные неурядицы идут только на пользу хорошим писателям; у самих писателей, правда, эти идеи почему-то обычно вызывали сильное отторжение. "Левочке можно нанимать дурного управляющего", говорил как-то один родственник Льва Толстого, "управляющий нанесет ему убытку на две тысячи рублей, а Левочка опишет его в романе и получит за него пять тысяч рублей". Подобные речи доводилось слышать и Пушкину:
Постигнет ли певца незапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье,
"Тем лучше, - говорят любители искусств,
Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
И нам их передаст".
Заточенье, постигнувшее Лимонова, наделало много шуму в печати и особенно в Интернете. Как заметил анонимный посетитель одного из сетевых политических форумов, это событие обсуждалось на нем еще оживленнее, чем даже "бомбежки Югославии и проблемы метафизики конца света". Особенно торжествовали в связи с этим арестом почему-то члены политического объединения "Евразия", провозгласившего на недавнем учредительном съезде своим девизом, казалось бы, далекий от злободневной политики принцип "евразийской общности" и "цветущей сложности". "Лимонов - налип на теле новой России-Евразии", заявил в Интернете один из "евразийцев". "С великим ВВП (видимо, Владимир Владимирович Путин - ТБ) идут новые люди. Их логика не укладывается в категории нашего рассудка, потому что ее источник принципиально иной - это загнанное в угол, упрятанное в плен времени само БЫТИЕ". Другие отклики были не менее красноречивы, хотя и не более вразумительны. Жаль, что сам "ВВП" не имеет обыкновения с ними знакомиться; я думаю, его изрядно подивило бы такое, например, толкование мотивов его последних действий: "страну, где стали производить слишком много хорошего пива, страну, где сознанию большинства людей привиты идеалы мелких лавочников, готовят к новому крестовому походу, дальше, на Восток".
Другие участники сетевых дискуссий понимали происшедшие события более приземленно. "Накануне страстной недели страсти обуяли наши доблестные органы", писал один из них. "Арестован Эдуард Лимонов. Этот человек достоин уважения. Факт остается фактом: молодежь, даже из очень обеспеченных семей, тянется к Лимонову, чувствуя его внутреннюю честность и искренность". Потянувшаяся к Лимонову молодежь, как известно, осенью прошлого года устроила впечатляющий дебош в Латвии: угрожая деревянной гранатой, лимоновцы захватили в центре Риги башню собора Св. Петра и удерживали ее в течение довольно долгого времени, вывесив флаг с символикой своей партии. Сейчас они находятся под арестом в Латвии. Многие посетители интернетовских форумов сочли, что и вождю движения было бы весьма полезно на какое-то время разделить участь своих соратников. "Насколько мне известно", заметил один из участников дискуссии, "пожилой писатель и публицист еще нигде не сидел, кроме как на собственной жопе". "Арест Лимонова не трагедия", пишет другой любитель русской словесности. "В последние годы этот старый идиот окончательно протранжирил остатки таланта. Вместо посадки его следовало бы выслать в Париж, в его квартирку".
Сам Эдуард Лимонов спокойно воспринял свое задержание, несмотря на самые зловещие слухи, циркулирующие вокруг его дела (по одному из них, писателю будет предъявлено обвинение в приобретении крупной партии оружия, в том числе китайских ракет класса "земля-земля"). Как утверждает адвокат Лимонова, писатель чувствует себя "в принципе хорошо", и условия его содержания вполне нормальные. "Он сидит в камере с каким-то наркобароном, занимается спортом, пишет новую книгу. Кормят его вполне сносно. Лимонов говорит, что будет сидеть столько, сколько потребуется", - сказал адвокат. Уже известно даже то, какого рода будет новая книга Лимонова: "в тюрьме я напишу "Mein Kampf"", сообщил литератор.
Спору нет, тюрьма - это одно из самых благоприятных для литературной деятельности мест на земле. Как заметил Александр Бестужев, "Вольтер лучшую свою поэму написал углем на стенах Бастилии". Что там Вольтер с его жалкой поэмой! В заключении писались такие основополагающие для мировой культуры произведения, как "Дон-Кихот" Сервантеса, "Хорошо темперированный клавир" Баха, "Жюстина" де Сада. Лютер в замке Вартбург переводил Библию на немецкий язык. Что уж говорить о России! Петропавловскую крепость можно смело считать первым прообразом советских домов литератора - там жили и работали декабристы, Радищев, Достоевский, Чернышевский, Бакунин. Так что Лимонов попал в хорошую компанию.
И вообще ему, похоже, повезло. В такие бурные эпохи, как наша, интерес к литературе закономерно падает; для того, чтобы привлечь к себе внимание, литератору нужно все время совершать какие-нибудь экстраординарные действия. В последние годы Лимонову удавалось это делать все хуже, несмотря на все его усилия. Теперь власть взяла эти проблемы на себя, и он может спокойно заниматься литературой, не отвлекаясь более на self promotion. С другой стороны, само по себе ограничение ельцинской вольницы, усиленно проводимое сейчас властями, может поспособствовать расцвету русской культуры больше, чем все демократические завоевания предшествующего периода. "Нимфетки не водятся в арктических областях", заметил однажды Набоков. Точно так же и высокая культура, эта хрупкая и пугливая бабочка, избегает "открытых обществ" ("open society") и "свободных стран" ("free country"). Но она удовольствием залетает в государства деспотические и даже тиранические. Многие поэты и писатели понимали это; даже такой приверженец американского образа жизни, как Иосиф Бродский, мечтательно отметил это в своем стихотворении:
Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.
Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран
тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".
4 Мая 2001 года Северная столица
Два месяца назад я окончательно женился, и поселился в Стрельне, ближнем петербургском пригороде. Недавно жена говорит мне:
Твои джинсы пора уже стирать, но сначала их надо замочить.
В сортире? - спрашиваю.
Что-что?
В сортире замочить?
Ну если ты так хочешь, можно и в сортире...
Я же не виноват, что наш августейший сосед так выражается...
Большой Стрельнинский дворец, который сейчас отделывают под морскую резиденцию Путина, находится в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Сразу за ним открывается великолепный парк, с тремя продольными каналами, идущими от дворца к морю, и четко, по-французски расчерченными аллеями. У самого Финского залива каналы, обрамляющие сад, изящно изгибаются, образуя остров идеально круглой формы, явно искусственного происхождения. С песчаного морского берега, усеянного соснами, видна вся западная оконечность Петербурга - дома, храмы, дворцы, по вечерам ярко подсвеченные заходящим солнцем. Слева, прямо из водной глади, вздымается внушительная громада Морского собора, подавляя своим мощным куполом приземистую кронштадтскую архитектуру. Где-то здесь, на берегу Финского залива ("au bord de la mer", по его собственному признанию), юный Лермонтов, впервые прибывший в столицу, написал свой "Парус". И сейчас в погожие летние дни все пространство от Стрельны до Кронштадта покрыто парусными судами; в Стрельне расположен знаменитый яхт-клуб, удобно разместившийся в небольшой бухте, отгороженной от моря песчаной дамбой. По старой русской традиции, все это (т. е. все вышеперечисленное, от Петербурга до русской литературы) было основано Петром I, который по совместительству был первым стрельнинским яхтсменом, архитектором, садовником, строителем и мелиоратором. Петр спроектировал местоположение дамбы, портового канала и входного фарватера в порт Стрельны, сориентировав его на свой дворец, построенный невдалеке на возвышенности, и проложил несколько центральных улиц. По его распоряжению реку Стрелку перегородили плотиной, от чего образовалось большое озеро, давшее воду для любимой забавы царя - фонтанов. Впоследствии, правда, Петр увлекся новой игрушкой, Петергофом, и Стрельна на долгое время погрузилась в прочное забвение. Этот недостаток внимания к ней чувствуется и по сей день. Конечно, отсутствие праздных зевак, свободно разросшиеся деревья, полуразрушенные мостики, общий вид заброшенности и запустения придают этой местности свое особое грустное очарование. Но все это уже в прошлом. Сейчас, прогуливаясь по некогда пустынному парку вокруг дворца, то и дело наталкиваешься на схоронившиеся в кустах служебные машины, за рулем которых сидят странного вида субъекты, почему-то, как правило, в темных очках. Совершив гигантский круговорот, власть снова возвращается сюда, в новом обличье и под новым именем.
Вообще в тяге Путина ко всему петровскому есть что-то мистическое; в Петербурге на свидетельства этого наталкиваешься на каждом шагу. Свадебный ужин у нас с женой был в ресторане "Кронверк", старинной шхуне, пришвартованной у Адмиралтейской набережной. В тот день весь огромный корабль был совершенно пуст, и на один вечер оказался полностью в нашем распоряжении. А несколько недель спустя в том же роскошно обставленном трюме ужинали Путин со Шредером, удобно расположившись за столиком и непринужденно болтая по-немецки. Так и вспомнишь известную сцену из пушкинского "Арапа Петра Великого", в которой царь, навестив один боярский дом в Петербурге, расположился там пообедать. "Хозяин, из почтения и радости, ничего не ел, гости также чинились и с благоговением слушали, как государь по-немецки разговаривал с пленным шведом о походе 1701 года". Путину со Шредером, я думаю, тоже было о чем поговорить. А в двух шагах от них, на набережной, замер, как бы прислушиваясь, бронзовый плотник с топором в руке, сработанный в Голландии и не так давно подаренный нашему городу.
В Стрельне от колоссального путинского дворца до скромных "попутных хором" Петра Великого всего несколько минут ходу; но и другая президентская резиденция, в особняке на Петровской набережной, тоже вплотную, стена к стене, примыкает к домику Петра. Этот домик, или, как раньше, его называли, "первоначальный дворец", несмотря на свой невзрачный вид, играет огромную роль в петербургской метафизике: это первое строение в городе. Как повествует рукопись "О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга", 14 мая 1703 года Петр I осмотрел Заячий остров и принял решение заложить тут крепость. Взяв багонет, он вырезал два куска дерна, сложил крестообразно и водрузил сверху деревянный крест. Сразу после этого Петр перешел через протоку по плотам на правый берег Невы, и срубил там ракитовый куст, а немного дальше еще один. На месте первого куста была поставлена Троицкая церковь, а на месте второго - "первой дворец", то есть домик Петра. Собран он был всего за три дня из сосновых тесаных бревен, и в таком виде, почти не изменившись, сохранился до наших дней.
Эти подробности очень важны для понимания структуры "петербургского мифа", сложившегося в своей основе уже тогда, в первые дни после основания города, и существующего и поныне. Как пишет Д. Л. Спивак, автор великолепного недавнего труда по метафизике Петербурга ("Северная столица", СПб 1998): "Все, что произошло в момент рождения города, тем более то, что было отмечено современниками - принципиально важно". "Последовательность действий Петра - своеобразный гражданский ритуал, разметивший главные точки будущего Города, и своего рода via sacra - священная дорога - установившая направление позднейших процессий".
На этой священной дороге, путь по которой занимает сейчас пять или десять минут, и расположены президентские апартаменты. Отделка их еще не завершена, но уже известно, что именно здесь президент будет останавливаться, посещая Петербург. Говорят, что в кремлевском кабинете Путина висит небольшая пейзажная картинка, изображающая типично петербургский уголок: канал, набережная, кусочек решетки Летнего сада. Теперь она раздвинется до вида из окна, из которого хорошо просматривается не только Летний сад, но и Дворцовая набережная вплоть до Зимнего дворца. Жаль только, что сам genius loci Петербурга, "державный основатель" на вздыбленном коне, остался не виден с Петровской набережной, заслоненный монументальным зданием Адмиралтейства.
21 Мая 2001 года Друзья по переписке
На днях "Известия" напечатали гневное письмо Эндрю Миллера, жителя г. Нью-Йорка, оскорбленного донельзя недавней публикацией в "Комсомольской правде". "Вам придется извинить меня", пишет американец, источая самый язвительный сарказм, "что я пишу не по-русски: к сожалению, мой бедный американский компьютер не годится для этого" ("you must excuse me for not writing in Russian, but unfortunately my poor American computer is not equipped to do it"). "Спросите любого американца", продолжает он, "кто был величайшим американским актером и актрисой ХХ века, и он, скорее всего, ответит: Кэтрин Хепберн и Хамфри Богарт. Но если вы поинтересуетесь об этом у читателей "Комсомольской правды", одной из самых популярных российских газет, вам ответят: Арнольд Шварценеггер и Мэрилин Монро (не получившие ни одного "Оскара"). Большинство русских, насколько я знаю, никогда даже не слышали о Кэйт и Боги, им никогда не рассказывали Филадельфийскую историю, и они никогда не бывали в Касабланке".
"Любой американец", пишет далее г-н Миллер, "скажет, что двумя величайшими президентами ХХ века были Франклин Рузвельт и Рональд Рейган. А "Комсомолка"? Она утверждает: Билл Клинтон (которому Конгресс чуть было не вынес импичмент) и Джон Кеннеди (которого убили). Что же касается американских писателей, то американцы назвали бы одного из семи наших Нобелевских лауреатов в области литературы (следует полный список всех семи небожителей - Т. Б.). Вердикт русских был, однако, таков: есть некто более примечательный, чем все эти неудачники. И имя его - Стивен Кинг (крови в избытке и нехватка Нобелевских премий). Согласно данным того же опроса, величайшим певцом Америки оказался не Боб Дилан, не Вуди Гатри и даже не Барбара Стрейзанд. Это Майкл Джексон (предполагаемый педофил). И так далее в том же духе".
"Естественно, как американец, я был потрясен и оскорблен (surprised and offended), прочитав список "Комсомольской правды"", говорит Эндрю Миллер. "Для американца вообще поразительно, что русские захотели иметь газету с таким названием, напоминающим обо всех ужасах, которым подвергалась нация со стороны коммунистических правителей. Но это, конечно, личное дело России. Рядом там приводились аналогичные рейтинги достижений России, где фигурировали прима-балерина Плисецкая и режиссер-тяжеловес (heavyweight film director) Тарковский, известные писатели, как Толстой и Солженицын, такие политические деятели, как Горбачев и Ельцин, исполнители Гребенщиков, Высоцкий и Пугачева (русские версии Боба Дилана, Вуди Гатри и Джуди Гарланд) - и в то же время приводились откровенно меньшие достижения Америки. По-видимому, редакция газеты нашла в этом соревновании нечто приятное для себя (the editors found a kind of pleasurable sport in this). Интересно, как бы отреагировали русские, окажи им американская газета такую же ответную любезность?"
После того, как я перепечатал этот документ, у меня, признаться, возникло сильное искушение отправить его подписчикам "Хроники" без каких-либо комментариев - настолько анекдотично он выглядит сам по себе. Мне много говорили о крайней наивности простых американцев (впрочем, и непростых тоже), но каждый раз, сталкиваясь с таким жизнерадостным подходом к действительности, я все равно испытываю легкое изумление. Ну какое отношение, скажем, "Оскары" имеют к художественной ценности фильма или дарованию актера? Сколько их было у того же "режиссера-тяжеловеса" Тарковского? Насколько я помню, ничуть не больше, чем у Арнольда Шварценеггера. То же касается и Нобелевских премий, особенно "в области литературы". Уж не знаю, какими соображениями руководствуются при их распределении, но во всяком случае, не литературными заслугами. Но для американца официальное признание - самая священная вещь на свете. По такому же принципу оценивает г-н Миллер и политиков. Как может быть великим президент, которого убили? Раз убили, значит, было за что! То же касается и сомнительной репутации Билла Клинтона и Майкла Джексона. Американцы, как дети, неспособны понять, что люди не делятся на плохих и хороших, а если и делятся, то не так безоговорочно, как герои компьютерных игр и диснеевских мультсериалов.
Но дышащее откровенной обидой письмо Эндрю Миллера интересно и в другом отношении. Его задело, что в России Америку знают не по тем ее достижениям, которые самому Миллеру кажутся значительными и эпохальными, а по самым ходовым проявлениям массовой культуры. Бог его знает, какого качества его высокая американская культура; мне и в самом деле никогда "не рассказывали Филадельфийскую историю", я ничего "не слышал о Кэйт и Боги" и ни разу в жизни "не бывал в Касабланке" ("visited Casablanca" - мне даже интересно, что это такое? в буквальном переводе с итальянского это слово значит "Белый дом"). Но кичиться своим невежеством в любом случае глупо, так что лучше сосредоточиться на сути наших с Миллером разногласий.
В это время Председатель Поднебесной Цзян Цземинь прибыл наконец в Латинскую Америку, "мягкое подбрюшье США", если пользоваться выражением Черчилля, и там вновь потребовал официальных извинений от Вашингтона. В ответ на это Буш опять публично выразил свое "сожаление" по поводу исчезновения китайского летчика, после чего неожиданно добавил, что "мы молимся за пилота и его семью". Правда, упрямый техасец тут же заявил, что "мы молимся также и за наших мужчин и женщин - военнослужащих" (странное разграничение; наверное, это еще одно проявление пресловутой американской политкорректности). "Они должны вернуться домой", сказал президент; на вопрос, намерены ли США извиниться перед Китаем за инцидент, он, однако, так и не дал прямого ответа. Америка, похоже, решила держаться до последнего и не просить прощения ни при каких обстоятельствах. В какой-то момент стало казаться, что эта твердая политика уже начала приносить свои плоды: по дипломатическим каналам распространилась информация, что китайская сторона готова отказаться от своего категорического требования об извинениях и удовольствоваться выражением соболезнования, "если оно будет получено в письменном виде за подписью президента США". Но вскоре это сообщение было дезавуировано; Пекин заявил, что он по-прежнему настаивает на "извинениях перед китайским народом", а всякие "сожаления" и "соболезнования" для него неприемлемы.
Я потому так подробно остановился на всех этих лингвистических тонкостях, что они-то, как ни странно, и играют первостепенную роль в этом конфликте цивилизаций. Когда официальный Вашингтон утверждает, что он "предпочел бы разрешить спор как можно скорее и без потери лица с обеих сторон", он пытается здесь заговорить на языке китайцев, но делает это не слишком удачно. Американцы вообще, как правило, слабо представляют себе китайскую специфику, коренящуюся на очень древней, идущей еще от Конфуция традиции. Стержень этой культурной традиции составляет труднопереводимое понятие "ли", которое известный русский китаист В. М. Алексеев передает как "образцовое приличие", "нравственность", "благочестие", "благочиние", "чин", "регламент", "ритуал", "порядок", "право", "законность", "обрядность", "устав" и иногда как "китайские церемонии". Это то самое "ли", которое, как говорит Алексеев, "бросилось в глаза европейцам при первом же их столкновении с китайской культурой и для перевода они в своих языках не могли и доселе не могут найти адекватного слова, которое могло бы охватить собою эту колоссальную этико-культурную систему или даже, может быть, целый ряд таких систем, выходящих из единой идеи, но покрывающих собою те именно культурные разрезы Китая как древнего, так и современного, которые ни с какою другою культурой не совпадают". Иероглифически оно означает "строгое служение при совершении ритуальных обрядов древности", а фонетически совпадает, с одной стороны, со словом "ли", означающим "тайные, но основные линии всего сущего", а с другой - следование неким идеальным образцовым нормам поведения. Китайцы придают непомерное значение этому своему веками отполированному ритуалу, который строится на жесткой иерархичности их общества. К любым проявлениям мятежа и бунта Конфуций относится резко отрицательно, возводя "подчинение старшим" в краеугольный камень своего учения. Весь вопрос, однако, заключается в том, как именно выстраивается эта иерархичность, когда речь заходит не о глухой китайской деревне, а о мировом сообществе.
В пору расцвета советско-китайской дружбы китайцы совершенно искренне и без какого-либо внутреннего сопротивления (не говоря уже об иронии) называли СССР "старшим братом". Русская культура несопоставимо моложе китайской, но новое, построенное на самой передовой идеологии общество Россия создала на несколько десятилетий раньше, чем Китай, и именно ей принадлежала честь этого открытия. В конфуцианстве огромную роль играет понятие "сверхчеловека" (цзюньцзы), о котором Мэн-цзы говорит: "сверхчеловек - это учитель всех поколений". Другой блестящий идеолог конфуцианства, Су Сюнь, вообще ставит своего "сверхчеловека" над временем и пространством, приписывая ему единолично построение общества, изобретение ритуала (ли) и сотворение живописи, литературы и музыки. При таком подходе перенести эти воззрения на мироустройство в целом уже не представляло особого труда. Вместо людей и сверхлюдей в нем появились державы и сверхдержавы, причем первые не играли никакой своей роли, целиком идя в чужом фарватере, а вторые, то есть сверхдержавы, определяли мировой порядок, устанавливали всеобщий ритуал, и создавали для всего остального мира кино, литературу и музыку.
В начале 90-х Россия добровольно отказалась от своей роли сверхдержавы, и Китай, подождав из вежливости (опять-таки строго регламентированной конфуцианским ритуалом) целых десять лет (не передумают ли?), теперь решил, похоже, наконец занять это вакантное место. Именно этим объясняются его очень странные, на взгляд американцев, теперешние притязания. В претензиях Китая нет ничего необоснованного, по крайней мере, для самих китайцев. Китай как государство намного старше США (с конфуцианской точки зрения это очень существенно), культура у него несравнимо более глубокая и древняя, экономика по размеру ВНП сейчас уже почти не уступает американской, а скоро и превзойдет ее. Территория Китая больше территории США, а население превышает американское в четыре раза. Неудивительно, что постоянные попытки американцев "прищемить хвост китайского дракона" вызывали сильнейшее раздражение в Поднебесной. Пока Америка и Китай не сталкивались лбами непосредственно, все это не играло слишком большой роли. Но мировое пространство стремительно сужается, и рано или поздно должно было настать время, когда этим двум циклопам станет тесно в одной пещере. Последние события показывают, что этот момент уже наступил.
29 Апреля 2001 года Sein Kampf
В последние недели то, что называется у нас "укреплением властной вертикали" на глазах приобретает зримые и выпуклые очертания. Несмотря на большую занятость в связи с разгромом телеканала НТВ, власти не упустили из виду и бунтарей-одиночек, арестовав знаменитого писателя и политика Эдуарда Лимонова. Произошло это на далеком Алтае, поэтому пикантные подробности этого события стали известны широкой публике лишь через несколько дней. В Алтайском крае Лимонов находился в творческой командировке. Жил он там на пасеке известного барнаульского травника Семена Пирогова (в 10 км от села Банное, в красивейшем ущелье Усть-Коксинского района). Как рассказал один из алтайских соратников Лимонова, писатель "мирно пьянствовал на пасеке в окружении пятнадцати друзей. В это время пасеку оцепили пятьдесят вооруженных до зубов головорезов, которые прилетели в Банное на вертолете. Они ворвались в помещение и арестовали всех присутствующих". Это были сотрудники московского (!) отделения ФСБ; по другим данным они, однако, прибыли в Банное не на вертолете, а пешком, для чего им пришлось целую ночь карабкаться по горной местности, утопая в глубоких сугробах. Как утверждает адвокат Эдуарда Лимонова, этот маневр был специально предусмотрен руководством ФСБ, чтобы группа захвата заранее пришла в соответствующее настроение и арестовала лимоновцев уж как следует. В результате, как отметил адвокат, "само задержание происходило с такими особенностями, что можно роман писать; я думаю, Лимонов и напишет". Я не в первый раз уже слышу мнение, что жизненные неурядицы идут только на пользу хорошим писателям; у самих писателей, правда, эти идеи почему-то обычно вызывали сильное отторжение. "Левочке можно нанимать дурного управляющего", говорил как-то один родственник Льва Толстого, "управляющий нанесет ему убытку на две тысячи рублей, а Левочка опишет его в романе и получит за него пять тысяч рублей". Подобные речи доводилось слышать и Пушкину:
Постигнет ли певца незапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье,
"Тем лучше, - говорят любители искусств,
Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
И нам их передаст".
Заточенье, постигнувшее Лимонова, наделало много шуму в печати и особенно в Интернете. Как заметил анонимный посетитель одного из сетевых политических форумов, это событие обсуждалось на нем еще оживленнее, чем даже "бомбежки Югославии и проблемы метафизики конца света". Особенно торжествовали в связи с этим арестом почему-то члены политического объединения "Евразия", провозгласившего на недавнем учредительном съезде своим девизом, казалось бы, далекий от злободневной политики принцип "евразийской общности" и "цветущей сложности". "Лимонов - налип на теле новой России-Евразии", заявил в Интернете один из "евразийцев". "С великим ВВП (видимо, Владимир Владимирович Путин - ТБ) идут новые люди. Их логика не укладывается в категории нашего рассудка, потому что ее источник принципиально иной - это загнанное в угол, упрятанное в плен времени само БЫТИЕ". Другие отклики были не менее красноречивы, хотя и не более вразумительны. Жаль, что сам "ВВП" не имеет обыкновения с ними знакомиться; я думаю, его изрядно подивило бы такое, например, толкование мотивов его последних действий: "страну, где стали производить слишком много хорошего пива, страну, где сознанию большинства людей привиты идеалы мелких лавочников, готовят к новому крестовому походу, дальше, на Восток".
Другие участники сетевых дискуссий понимали происшедшие события более приземленно. "Накануне страстной недели страсти обуяли наши доблестные органы", писал один из них. "Арестован Эдуард Лимонов. Этот человек достоин уважения. Факт остается фактом: молодежь, даже из очень обеспеченных семей, тянется к Лимонову, чувствуя его внутреннюю честность и искренность". Потянувшаяся к Лимонову молодежь, как известно, осенью прошлого года устроила впечатляющий дебош в Латвии: угрожая деревянной гранатой, лимоновцы захватили в центре Риги башню собора Св. Петра и удерживали ее в течение довольно долгого времени, вывесив флаг с символикой своей партии. Сейчас они находятся под арестом в Латвии. Многие посетители интернетовских форумов сочли, что и вождю движения было бы весьма полезно на какое-то время разделить участь своих соратников. "Насколько мне известно", заметил один из участников дискуссии, "пожилой писатель и публицист еще нигде не сидел, кроме как на собственной жопе". "Арест Лимонова не трагедия", пишет другой любитель русской словесности. "В последние годы этот старый идиот окончательно протранжирил остатки таланта. Вместо посадки его следовало бы выслать в Париж, в его квартирку".
Сам Эдуард Лимонов спокойно воспринял свое задержание, несмотря на самые зловещие слухи, циркулирующие вокруг его дела (по одному из них, писателю будет предъявлено обвинение в приобретении крупной партии оружия, в том числе китайских ракет класса "земля-земля"). Как утверждает адвокат Лимонова, писатель чувствует себя "в принципе хорошо", и условия его содержания вполне нормальные. "Он сидит в камере с каким-то наркобароном, занимается спортом, пишет новую книгу. Кормят его вполне сносно. Лимонов говорит, что будет сидеть столько, сколько потребуется", - сказал адвокат. Уже известно даже то, какого рода будет новая книга Лимонова: "в тюрьме я напишу "Mein Kampf"", сообщил литератор.
Спору нет, тюрьма - это одно из самых благоприятных для литературной деятельности мест на земле. Как заметил Александр Бестужев, "Вольтер лучшую свою поэму написал углем на стенах Бастилии". Что там Вольтер с его жалкой поэмой! В заключении писались такие основополагающие для мировой культуры произведения, как "Дон-Кихот" Сервантеса, "Хорошо темперированный клавир" Баха, "Жюстина" де Сада. Лютер в замке Вартбург переводил Библию на немецкий язык. Что уж говорить о России! Петропавловскую крепость можно смело считать первым прообразом советских домов литератора - там жили и работали декабристы, Радищев, Достоевский, Чернышевский, Бакунин. Так что Лимонов попал в хорошую компанию.
И вообще ему, похоже, повезло. В такие бурные эпохи, как наша, интерес к литературе закономерно падает; для того, чтобы привлечь к себе внимание, литератору нужно все время совершать какие-нибудь экстраординарные действия. В последние годы Лимонову удавалось это делать все хуже, несмотря на все его усилия. Теперь власть взяла эти проблемы на себя, и он может спокойно заниматься литературой, не отвлекаясь более на self promotion. С другой стороны, само по себе ограничение ельцинской вольницы, усиленно проводимое сейчас властями, может поспособствовать расцвету русской культуры больше, чем все демократические завоевания предшествующего периода. "Нимфетки не водятся в арктических областях", заметил однажды Набоков. Точно так же и высокая культура, эта хрупкая и пугливая бабочка, избегает "открытых обществ" ("open society") и "свободных стран" ("free country"). Но она удовольствием залетает в государства деспотические и даже тиранические. Многие поэты и писатели понимали это; даже такой приверженец американского образа жизни, как Иосиф Бродский, мечтательно отметил это в своем стихотворении:
Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.
Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран
тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".
4 Мая 2001 года Северная столица
Два месяца назад я окончательно женился, и поселился в Стрельне, ближнем петербургском пригороде. Недавно жена говорит мне:
Твои джинсы пора уже стирать, но сначала их надо замочить.
В сортире? - спрашиваю.
Что-что?
В сортире замочить?
Ну если ты так хочешь, можно и в сортире...
Я же не виноват, что наш августейший сосед так выражается...
Большой Стрельнинский дворец, который сейчас отделывают под морскую резиденцию Путина, находится в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Сразу за ним открывается великолепный парк, с тремя продольными каналами, идущими от дворца к морю, и четко, по-французски расчерченными аллеями. У самого Финского залива каналы, обрамляющие сад, изящно изгибаются, образуя остров идеально круглой формы, явно искусственного происхождения. С песчаного морского берега, усеянного соснами, видна вся западная оконечность Петербурга - дома, храмы, дворцы, по вечерам ярко подсвеченные заходящим солнцем. Слева, прямо из водной глади, вздымается внушительная громада Морского собора, подавляя своим мощным куполом приземистую кронштадтскую архитектуру. Где-то здесь, на берегу Финского залива ("au bord de la mer", по его собственному признанию), юный Лермонтов, впервые прибывший в столицу, написал свой "Парус". И сейчас в погожие летние дни все пространство от Стрельны до Кронштадта покрыто парусными судами; в Стрельне расположен знаменитый яхт-клуб, удобно разместившийся в небольшой бухте, отгороженной от моря песчаной дамбой. По старой русской традиции, все это (т. е. все вышеперечисленное, от Петербурга до русской литературы) было основано Петром I, который по совместительству был первым стрельнинским яхтсменом, архитектором, садовником, строителем и мелиоратором. Петр спроектировал местоположение дамбы, портового канала и входного фарватера в порт Стрельны, сориентировав его на свой дворец, построенный невдалеке на возвышенности, и проложил несколько центральных улиц. По его распоряжению реку Стрелку перегородили плотиной, от чего образовалось большое озеро, давшее воду для любимой забавы царя - фонтанов. Впоследствии, правда, Петр увлекся новой игрушкой, Петергофом, и Стрельна на долгое время погрузилась в прочное забвение. Этот недостаток внимания к ней чувствуется и по сей день. Конечно, отсутствие праздных зевак, свободно разросшиеся деревья, полуразрушенные мостики, общий вид заброшенности и запустения придают этой местности свое особое грустное очарование. Но все это уже в прошлом. Сейчас, прогуливаясь по некогда пустынному парку вокруг дворца, то и дело наталкиваешься на схоронившиеся в кустах служебные машины, за рулем которых сидят странного вида субъекты, почему-то, как правило, в темных очках. Совершив гигантский круговорот, власть снова возвращается сюда, в новом обличье и под новым именем.
Вообще в тяге Путина ко всему петровскому есть что-то мистическое; в Петербурге на свидетельства этого наталкиваешься на каждом шагу. Свадебный ужин у нас с женой был в ресторане "Кронверк", старинной шхуне, пришвартованной у Адмиралтейской набережной. В тот день весь огромный корабль был совершенно пуст, и на один вечер оказался полностью в нашем распоряжении. А несколько недель спустя в том же роскошно обставленном трюме ужинали Путин со Шредером, удобно расположившись за столиком и непринужденно болтая по-немецки. Так и вспомнишь известную сцену из пушкинского "Арапа Петра Великого", в которой царь, навестив один боярский дом в Петербурге, расположился там пообедать. "Хозяин, из почтения и радости, ничего не ел, гости также чинились и с благоговением слушали, как государь по-немецки разговаривал с пленным шведом о походе 1701 года". Путину со Шредером, я думаю, тоже было о чем поговорить. А в двух шагах от них, на набережной, замер, как бы прислушиваясь, бронзовый плотник с топором в руке, сработанный в Голландии и не так давно подаренный нашему городу.
В Стрельне от колоссального путинского дворца до скромных "попутных хором" Петра Великого всего несколько минут ходу; но и другая президентская резиденция, в особняке на Петровской набережной, тоже вплотную, стена к стене, примыкает к домику Петра. Этот домик, или, как раньше, его называли, "первоначальный дворец", несмотря на свой невзрачный вид, играет огромную роль в петербургской метафизике: это первое строение в городе. Как повествует рукопись "О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга", 14 мая 1703 года Петр I осмотрел Заячий остров и принял решение заложить тут крепость. Взяв багонет, он вырезал два куска дерна, сложил крестообразно и водрузил сверху деревянный крест. Сразу после этого Петр перешел через протоку по плотам на правый берег Невы, и срубил там ракитовый куст, а немного дальше еще один. На месте первого куста была поставлена Троицкая церковь, а на месте второго - "первой дворец", то есть домик Петра. Собран он был всего за три дня из сосновых тесаных бревен, и в таком виде, почти не изменившись, сохранился до наших дней.
Эти подробности очень важны для понимания структуры "петербургского мифа", сложившегося в своей основе уже тогда, в первые дни после основания города, и существующего и поныне. Как пишет Д. Л. Спивак, автор великолепного недавнего труда по метафизике Петербурга ("Северная столица", СПб 1998): "Все, что произошло в момент рождения города, тем более то, что было отмечено современниками - принципиально важно". "Последовательность действий Петра - своеобразный гражданский ритуал, разметивший главные точки будущего Города, и своего рода via sacra - священная дорога - установившая направление позднейших процессий".
На этой священной дороге, путь по которой занимает сейчас пять или десять минут, и расположены президентские апартаменты. Отделка их еще не завершена, но уже известно, что именно здесь президент будет останавливаться, посещая Петербург. Говорят, что в кремлевском кабинете Путина висит небольшая пейзажная картинка, изображающая типично петербургский уголок: канал, набережная, кусочек решетки Летнего сада. Теперь она раздвинется до вида из окна, из которого хорошо просматривается не только Летний сад, но и Дворцовая набережная вплоть до Зимнего дворца. Жаль только, что сам genius loci Петербурга, "державный основатель" на вздыбленном коне, остался не виден с Петровской набережной, заслоненный монументальным зданием Адмиралтейства.
21 Мая 2001 года Друзья по переписке
На днях "Известия" напечатали гневное письмо Эндрю Миллера, жителя г. Нью-Йорка, оскорбленного донельзя недавней публикацией в "Комсомольской правде". "Вам придется извинить меня", пишет американец, источая самый язвительный сарказм, "что я пишу не по-русски: к сожалению, мой бедный американский компьютер не годится для этого" ("you must excuse me for not writing in Russian, but unfortunately my poor American computer is not equipped to do it"). "Спросите любого американца", продолжает он, "кто был величайшим американским актером и актрисой ХХ века, и он, скорее всего, ответит: Кэтрин Хепберн и Хамфри Богарт. Но если вы поинтересуетесь об этом у читателей "Комсомольской правды", одной из самых популярных российских газет, вам ответят: Арнольд Шварценеггер и Мэрилин Монро (не получившие ни одного "Оскара"). Большинство русских, насколько я знаю, никогда даже не слышали о Кэйт и Боги, им никогда не рассказывали Филадельфийскую историю, и они никогда не бывали в Касабланке".
"Любой американец", пишет далее г-н Миллер, "скажет, что двумя величайшими президентами ХХ века были Франклин Рузвельт и Рональд Рейган. А "Комсомолка"? Она утверждает: Билл Клинтон (которому Конгресс чуть было не вынес импичмент) и Джон Кеннеди (которого убили). Что же касается американских писателей, то американцы назвали бы одного из семи наших Нобелевских лауреатов в области литературы (следует полный список всех семи небожителей - Т. Б.). Вердикт русских был, однако, таков: есть некто более примечательный, чем все эти неудачники. И имя его - Стивен Кинг (крови в избытке и нехватка Нобелевских премий). Согласно данным того же опроса, величайшим певцом Америки оказался не Боб Дилан, не Вуди Гатри и даже не Барбара Стрейзанд. Это Майкл Джексон (предполагаемый педофил). И так далее в том же духе".
"Естественно, как американец, я был потрясен и оскорблен (surprised and offended), прочитав список "Комсомольской правды"", говорит Эндрю Миллер. "Для американца вообще поразительно, что русские захотели иметь газету с таким названием, напоминающим обо всех ужасах, которым подвергалась нация со стороны коммунистических правителей. Но это, конечно, личное дело России. Рядом там приводились аналогичные рейтинги достижений России, где фигурировали прима-балерина Плисецкая и режиссер-тяжеловес (heavyweight film director) Тарковский, известные писатели, как Толстой и Солженицын, такие политические деятели, как Горбачев и Ельцин, исполнители Гребенщиков, Высоцкий и Пугачева (русские версии Боба Дилана, Вуди Гатри и Джуди Гарланд) - и в то же время приводились откровенно меньшие достижения Америки. По-видимому, редакция газеты нашла в этом соревновании нечто приятное для себя (the editors found a kind of pleasurable sport in this). Интересно, как бы отреагировали русские, окажи им американская газета такую же ответную любезность?"
После того, как я перепечатал этот документ, у меня, признаться, возникло сильное искушение отправить его подписчикам "Хроники" без каких-либо комментариев - настолько анекдотично он выглядит сам по себе. Мне много говорили о крайней наивности простых американцев (впрочем, и непростых тоже), но каждый раз, сталкиваясь с таким жизнерадостным подходом к действительности, я все равно испытываю легкое изумление. Ну какое отношение, скажем, "Оскары" имеют к художественной ценности фильма или дарованию актера? Сколько их было у того же "режиссера-тяжеловеса" Тарковского? Насколько я помню, ничуть не больше, чем у Арнольда Шварценеггера. То же касается и Нобелевских премий, особенно "в области литературы". Уж не знаю, какими соображениями руководствуются при их распределении, но во всяком случае, не литературными заслугами. Но для американца официальное признание - самая священная вещь на свете. По такому же принципу оценивает г-н Миллер и политиков. Как может быть великим президент, которого убили? Раз убили, значит, было за что! То же касается и сомнительной репутации Билла Клинтона и Майкла Джексона. Американцы, как дети, неспособны понять, что люди не делятся на плохих и хороших, а если и делятся, то не так безоговорочно, как герои компьютерных игр и диснеевских мультсериалов.
Но дышащее откровенной обидой письмо Эндрю Миллера интересно и в другом отношении. Его задело, что в России Америку знают не по тем ее достижениям, которые самому Миллеру кажутся значительными и эпохальными, а по самым ходовым проявлениям массовой культуры. Бог его знает, какого качества его высокая американская культура; мне и в самом деле никогда "не рассказывали Филадельфийскую историю", я ничего "не слышал о Кэйт и Боги" и ни разу в жизни "не бывал в Касабланке" ("visited Casablanca" - мне даже интересно, что это такое? в буквальном переводе с итальянского это слово значит "Белый дом"). Но кичиться своим невежеством в любом случае глупо, так что лучше сосредоточиться на сути наших с Миллером разногласий.