Бушков Александр Александрович. Нечаянный король

   Слуга, оскальзываясь, кинулся прочь – к поварне.
   – Добрые знакомые? – спросил монах.
   – Друзья, – сказал Сварог, все еще улыбаясь. – А у меня не так уж много друзей… Простите, святой брат, я вас оставлю…
   Уверенно стуча каблуками по древней брусчатке, он быстро зашагал к Маре, на ходу прикидывая, как Проще и незаметнее всего улизнуть из замка.

Глава 12

МЕЖДУ НАМИ КОРОЛЯМИ…

   Оказалось, незаметно покинуть древние стены – предприятие самое нехитрое… Мара, как командир королевских телохранителей, уже была посвящена в эту тайну, более того, располагала двумя комплектами ключей: своим и личным королевским. Нужно было спуститься в подвал под домиком для стражи у воротам, в самом дальнем углу, отпереть низенькую дверцу, спуститься на дюжину ступенек, пройти уардов сто по сводчатому туннелю, выложенному не пропускающим сырости «жабьим камнем», снова преодолеть дюжину ступенек, но уже вверх, – и оказаться в небольшом домике по ту сторону, площади, отделявшей королевский дворец от прочих городских строений. Хозяином домика по традиции был отставной гвардеец, надежный и семью семь раз проверенный. За четыреста лет существования подземного хода пользовались им часто – одни гланские короли, подобно Гарун аль-Рашиду, любили прогуляться по своей столице в облике простого прохожего, другие искали за пределами замка любовных приключений, третьи плели какие-то интриги там, где у стен нет ушей… Но задуман и построен был потайной ход в первую очередь не для пустых забав, а с чисто утилитарными целями, чтобы монарх в случае такой необходимости мог бы спастись от убийц. Гланские патриархальные традиции наложили свой отпечаток и на эту область жизни: в отличие от иных держав, где частенько заставляли свергнутых королей подписать бумагу об отречении, после чего все же сохраняли жизнь в каком-нибудь отдаленном замке, гланские заговорщики не разменивались на столь пошлое бумаготворчество, предпочитая попросту и без затей проткнуть короля чем-нибудь острым, чтобы, чего доброго, не сбежал потом из заточения и не отомстил по всей строгости. Шутки шутками, а Баглю рассказывал Сварогу о двух королях и одной королеве, которым этот ход спас жизнь, что за четыре столетия в замке были убиты семеро самодержцев, которым не дали возможности добежать до спасительного подвала…
   Отчасти и по этой причине замок Клойн (с которого некогда и взяла начало одноименная столица) Сварогу как-то сразу не пришелся по вкусу. Не особенно и приятно обитать в замке, где имеются пять комнат и две лестницы, некогда запятнанные кровью твоих злодейски загубленных предшественников. (Что интересно, ни один из них отчего-то так и не появился впоследствии в виде призрака. Но это ничуть не повлияло на отношение Сварога к неуютной каменной громаде.)
   Вот купленный Марой дом примерно в полулиге от замка – совсем другое дело. Там никого никогда не убивали, там было тесновато, но уютно, а главное, можно обходиться без кучи положенных по этикету постельничих, чашников и прочих холуев, с утра до вечера болтавшихся за дверью то королевской спальни, то королевского кабинета…
   Сварог стоял за портьерой, пока замковые слуги расставляли на столе привезенные с королевской кухни яства, вкатывали тот самый заветный бочонок. Слышал только, как Мара покрикивала:
   – Громоздите, громоздите! Чтобы стол ломился! Бочонок поставьте просто так, пробку я как-нибудь и сама вышибу! А то знаю я, как в таких случаях бочонки наполовину пустеют…
   – Госпожа гланфортесса… – послышался укоризненный тенорок третьего помощника главного королевского кухаря. – Вот уж воистину беспочвенное обвинение…
   – Знаю я, – безжалостно ответила Мара. – Оглянуться не успеешь, как ополовините. Кто на пиру в честь коронации печеного фазана под полой унес прямо с блюда? Не я вами заведую, объедалы-опивалы, а то наплакались бы вы у меня… Все выложили? Вот и шагайте восвояси, да пригласите сюда тех двух господ…
   Когда захлопнулась дверь, Сварог вышел из своего укрытия, оглядел стол, как положено, ломившийся от массивных золотых блюд, кубков, чеканных мисок, поставцов и чаш. Стол невыносимо заманчиво благоухал тушеным, пареным, пряженым, ставленным и верченым – да вдобавок свою лепту вносили горы фруктов, сладостей и заедок. Несмотря на вороватость, кухари и их подручные свое дело знали – за таким столом и в самом деле не стыдно одному королю принять другого.
   Мара присвистнула сквозь зубы:
   – Одну копченую рыбу все-таки ухитрились спереть, прохвосты. Хорошо помню, что их было семь, «благоприятное число», а теперь не более чем шесть…
   – Не придирайся, – сказал Сварог. – Между прочим, они о тебе то же самое думают – что ты под шумок, пользуясь служебным положением, кормишь своих гостей с королевского стола… А что еще им думать, коли они не знают, что я тут?
   И повернулся к двери, чувствуя, как рот сам собой растягивается в улыбке. Дружелюбно рявкнул:
   – Ну, что встали, обормоты? Почему никто на шею не бросается? Не к чужим приехали!
   Первым вошел Бони – такой же здоровенный, вот только румянца в лице что-то поубавилось, да над ремнем явственно выпирал живот. Двигавшийся следом Паколет тоже мало напоминал уже прежнего тощего недокормыша – щеки у него лоснились, фигура приобрела этакую сытую округлость, разве что редкие кошачьи усики остались прежними. Оба и двигались как-то иначе – осанисто, вальяжно, степенно.
   – Ну что вы в дверях торчите?! – нетерпеливо воскликнул Сварог, делая шаг вперед.
   – Кто ж вас знает, ваше величество, – осторожно сказал Бони, неторопливо продвигаясь к нему. – Вы, говорят, заматерели, не счесть титулов с орденами, Небесным Престолом отмечены… Полезешь по старой памяти ручкаться, позору не оберешься…
   – Болваном был, болваном и остался, – сказал Сварог беззлобно, крепко обнял его, похлопал по спине, потом тем же способом приветствовал Паколета. Отстранился, внимательно их оглядел. – Ребятки, а ведь вы, провалиться мне на этом месте, здорово жирком обросли…
   – И не говори, командир, – уныло сказал Бони прежним, естественным тоном, моментально заставившим вспомнить старые доблестные времена (не столь уж и старые, впрочем, всего-то полгода промелькнуло). – Чего уж нас щадить, скажи попросту: салом заплываете, кабаны… Святая правда. – Он звучно похлопал себя пониже ремня. – Эвона, бурдюк топырится, чтоб ему… Привет, рыжая! – обернулся он к Маре. – Волосья отрастила, похорошела-подросла, оружием увешана, как встарь… Много народу поубивала, пока не виделись?
   – Мне хватит, – скромно ответила Мара.
   – То-то мы, пока шли, видели – из каждой канавы ноги торчат, сразу на тебя и подумали…
   – Трепло деревенское, – с достоинством ответила Мара.
   – Увы, рыжая, увы… – ответил Бони с той же неприкрытой грустью. – Давно уж не деревенское, а вполне даже королевское. Ты не смотри, что я корону дома на гвозде оставил, – мы нынче тоже настоящие короли, хоть и младшие братья большеньких… А это кто? – Он подошел к Элкону, обошел его кругом, как столб, критически оглядывая. – В очечках, надо же…
   В мгновение ока он сграбастал юнца поперек талии, оторвал от пола и ловко крутанул на триста шестьдесят градусов, так, что пятки молодого лара на секунду оказались направленными в потолок. Ухитрившись при этом не уронить у него с носа очки, поставил назад, поцокал языком:
   – Хлипковат. Надо полагать, он у тебя, командир, по ученой части?
   Элкон сердито поджал губы, но грубость стерпел, вежливо раскланялся: – Совершенно справедливо изволили заметить, милейший, по ученой главным образом…
   – Ну, ничего, дело полезное, – благодушно сказал Бони. – Я вон тоже научился читать не только по-печатному, но и по-писаному, и даже, командир, не поверишь, писать умею! Почти что без ошибок. А если мне на ошибку какая въедливая зараза укажет, я уже не конфузюсь, а спокойно отвечаю: мол, своим королевским указом велел намедни изменить эту, как ее… орфографию и в данный текущий момент как раз по этой новой орфографии и пишу… – Он похлопал Элкона по плечу. – Молодец, держись командира. У командира редкостный талант выводить в люди всех, кто ему вовремя подвернется под руку и найдет в себе достаточно ума, чтобы встать под знамена, в ряды, так сказать… Вот посмотри на меня, кто я был в прошлом году? Беглый мятежник без гроша в кармане, без документов, без цели в жизни… А теперь? Натуральный король, с подданными, с дворцом, с фаворитками, чтоб их черти взяли… А этот вот хмырь, – покачал он через плечо большим пальцем на ухмылявшегося во весь рот Паколета, – и вовсе в Равене кошельки тырил, курей воровал по окраинам. Зато теперь – фу-ты, нуты! – ронерский маркиз и арирский барон, поместье у него, замок с башенками, вассалы шапки ломают, орденами звенит… А все почему? Потому что вовремя догадался в ногу маршировать за командиром…
   – Все это весьма познавательно, – как ни в чем не бывало поклонился Элкон. – Однако я и без ваших поучений успел понять, что лорд Сварог – личность незауряднейшая.
   – А он у тебя с гонором, командир, – фыркнул Бони. – Если еще и не дурак, далеко пойдет… Так-так-так… – сказал он, подошел к столу и, не обращая внимания на заманчиво благоухающие яства, уставился на Караха, примостившегося на широкой спинке дубового стула. – Чтоб меня об сарай шваркнуло! Натуральный домовой! И в орденах весь, надо же… Отроду не слышал про домовых при орденах, даже с простенькой медалюшкой, по-моему, ни одного не было…
   Карах, тоже уже обучившийся придворным политесам, вежливо ответил:
   – Между прочим, любезный король, я имел честь сопутствовать командиру в опаснейших предприятиях, пока вы у себя в деревне гусей пасли…
   – Вот уж чего сроду не делал, – беззлобно ответил Бони. – У нас в Скатуре гусей не было. Гуртовщиком был, это точно, не отрицаю, да это ж не позор… Значит, это тоже сподвижник? Ну, в таком случае – наше нижайшее! Командир в сподвижники кого попало не выберет – вон, один я чего стою… Писаный балладный персонаж. Вы чего так скептически ухмыляетесь, господин в очечках? Про меня, чтобы вы знали, самый настоящий поэт самую настоящую поэму пишет, самым что ни на есть стихослагательным манером – то ли блямбом, то ли холерой, не помню точно… В пяти частях, с восхвалительным прологом и прославительным эпилогом. Точно вам говорю, настоящий поэт, из Сословия Свободных Искусств, в трех университетах учился, книжки печатал. Я его не уговаривал, сам из Ронеро приблудился…
   – И жрет у тебя на поварне, поди, за троих? – невинным голоском поинтересовалась Мара. – И вино хлещет за четверых, и золотишко у тебя тянет?
   – Не без этого, – чуть смущенно сознался Бони. – А что поделать? Приличный король должен покровительствовать искусствам, это везде написано. Мой придворный стихоплет хоть поэмы пишет и репутацию ценителя искусств мне создает, а просто придворные, все эти там камергеры и кухмистеры, за те же денежки только милости выпрашивают и золотые вилки с солонками со стола прут на каждом обеде… Повесил одного с вилкой в зубах, так, ты думаешь, помогло и перевоспитало? Хрена с два! Хоть к столу солонки приколачивай, право слово…
   – Вот, кстати, о столе, – спохватился Сварог. – Что же мы стоим, как монументы? Прошу к столу! От души нагромоздили!
   К его некоторому удивлению, долгожданные и радовавшие душу гости уселись за стол определенно нехотя, восторгаясь его роскошью и обилием, такое впечатление, исключительно для того, чтобы не обидеть радушного хозяина. Бони лениво пожевал ломтик фаршированной креветками форели. Паколет равнодушно, будто повинность исполнял, отломил крыло у каплуна, плававшего в сложнейшем соусе «семь обжор»… Помнивший их аппетит Сварог поначалу недоумевал про себя, потом спросил прямо:
   – Зажрались, ребятки, в королях и баронах?
   – Вот то-то и оно, командир… – печально ответствовал Бони, вороша вилкой салат с таким видом, словно перед ним была отрава. – Зажрались, зажирели, брюхи ходить мешают… Не было б на свете вина, жизнь и вовсе смысл бы потеряла… – Он поднял сверкнувший неограненными самоцветами кубок и решительно осушил его до дна. – Что бы мы делали, бедные короли, без доброго винца… Между нами, королями, командир, – кто же знал, что жизнь наша королевская такая паскудная…
   – Правда? – серьезно спросил Сварог.
   – Святая правда, – не менее серьезно ответил Бони, приканчивая второй кубок вместимостью не менее чем в полторы бутылки. Щеки у него моментально раскраснелись прежним деревенским румянцем. – Ты у нас, конечно, дело другое – у тебя, как ни крути, держава настоящая. У тебя и войны взаправдашние, как у больших, и дворянские мятежи, я краем уха уже слышал, солидные, и армия, и университет, и все такое… А вот знал бы ты, какая это дыра – Вольный Манор! – Его разбирало на глазах. – Неописуемая дырища! Чтоб ей провалиться со мной вместе! Чтоб только дырка на географической карте осталась!
   Мара, насмешливо наблюдавшая за ним, не преминула тут же вмешаться:
   – Насколько я помню, никто тебя на арирский престол силком не тащил, в спину оглоблей не подталкивал…
   Вопреки обыкновению, Бони не огрызнулся и не отшутился. Сказал печально: – Ну что, свалял дурака. С тобой не бывало, что ли? Отомстить этому гаду, Арсару, конечно, следовало, но вот за каким чертом я на освободившийся престол влез, сам толком не пойму. Такая уж была обстановка – воинство мое подзуживало, бароны в пояс кланялись, корону трясущимися ручками протягивали… Вспомнил я сказки и баллады да подумал: отчего бы нет? В сказках, господа мои, бравый герой завсегда, спихнувши или прикончивши коварного тирана, сам на трон садится. Вот я и сел, дубина. Сначала повелел отыскать уцелевших скатурцев, чтобы облагодетельствовать, – земляки как-никак. Нашли человек двадцать. Душевного разговора о старых временах не получилось – в пояс кланяются, признавать боятся, два часа поил, да так и не разговорил толком. И понял я, что возврата к прошлому нет, особенно когда от прошлого остались одни головешки. Ну, отсыпал им золотишка да отправил восвояси. И сижу себе дальше на престоле, как дурак, правлю помаленьку. Вот именно, что помаленьку: где ж в нашей глуши развернешься? От нечего делать пошел воевать с соседом – у меня в соседях князь Велембан, совершеннейшая скотина, ободрал всех, как охотник белку, невест из-под венца утаскивает, половину земель в Балонге заложил… И что? Он, когда услышал, что мы идем на его столицу, собрал казну во вьюки и с самой доверенной челядью ускакал в изгнание, как миленький. – Бони невольно приосанился. – Это оттого, командир, что кое-какие слухи о наших славных свершениях под твоим мужественным руководством и до нашей глуши уже докатились, уж прости за прямоту, но и я в лучах твоей нешуточной славы иногда купаюсь… Репутация образовалась… Ну, что делать? Не вышло войны. Присоединил я его княжество к моему Ариру по праву ваганума и вернулся домой, как идиот, ни разу даже мечом никто не махнул… Подданные триумфальную встречу устроили, поэт мой впереди шагает и оды декламирует – а меня тошнит от всего от этого…
   Паколет, тоже успевший разделаться с парочкой Кубков, громко хихикнул: – Ты еще расскажи, как они тебе почетные титулы преподнесли…
   – Молчал бы ты, баронская морда… – печально отмахнулся Бони. – Ну да, точно, преподнесли. Собиратель Земель, Победоносный Воитель, еще как-то там… Подхалимы собрались мою конную статую на площади возводить, но тут уж я из себя вышел, рявкнул так, что без команды разбежались, а скульптор, для этой угодливой цели ими за большие деньги из Ронеро выписанный, с перепугу так из дворца припустил, что за границей только и остановился… Сижу, правлю дальше. Бароны на цыпочках ходят, самому кусок до рта донести не дают. Я даже мечтал, чтобы устроили они, наконец, какой-нибудь заговор – все-таки развлечение, да и можно их потом на воротах развешать… Да разве от них дождешься? Пятки мне чесать на ночь готовы, доченек в фаворитки наперегонки так и подсовывают… – Он покосился на Элкона. – Ты, отрок, уши пока заткни, тебе еще рано про баб слушать…
   Элкон преспокойно ответил:
   – Могу вас заверить, ваше величество, что мои познания в этом предмете отнюдь не теоретические.
   – Ну, тогда слушай, – махнул рукой Бони. На его щекастом, сытом лице отобразилось нешуточное страдание. – А эти доченьки – особая статья и новая печаль. Не успеет из-под тебя вылезти, зараза, начинает зудеть: мол, нельзя ли папеньке прирезать угодий? Или золотую цепь пожаловать? Или в камергеры произвести? Да вдобавок каждая в законные королевы рвется. Однажды подрались – ну, была картина! Бродячий цирк такой комедии не урежет! Одним словом, командир, вспоминаю я наши с тобой странствия и от тоски чуть подушку не грызу: как мы от погони бегали, под кустами спали и жрали что попало, как в Хелльстаде со страху писались, как с демонами в Трех Королевствах хлестались… – Его голос достиг высот пафосной мечтательности. – И под смертью ходили что ни день, и по воздуху летали, и по воде улепетывали, весь мир на нас шел войной… Вот была жизнь! Вот когда человеком себя чувствовал!
   – Взял бы да и отрекся, – насмешливо посоветовала Мара.
   – Не могу, – уныло признался Бони. – Духу не хватает. Крестьянская натура не позволяет – коли уж тебе досталось хозяйство, из рук его не выпускай… На этот счет есть какое-то ученое словечко, что-то насчет репы – реплекс вроде бы… Реплекс у меня такой…
   – А у тебя? – поинтересовалась Мара, с подначкой глядя на Паколета.
   – А мне его бросать неудобно, – столь же печально, как только что его коронованный сюзерен, признался Паколет. – Как он один останется со всей этой сволочью? У меня то же самое, командир: жизнь не в жизнь… Бони меня по великодушию своему пожаловал в бароны – когда свергали короля Арсара, кого-то из баронов по ходу дела пристукнули, и остались бесхозные земли… Только радости от этого никакой. Походил я гоголем ровно месяц – потом надоело. Не умею я этого – пиры устраивать, с соседями-олухами на охоту ездить, вассалов судить по выходным дням в самой что ни на есть торжественной обстановке, управителевы книги проверять, воровство выискивая… Осточертело.
   В горницу тихонько проскользнула старуха Грельфи. Увидев, что на нее обратили внимание, замахала сухонькими ручками:
   – Не беспокойтесь, светлый король, я где-нито с краешку примощусь, корочку пожую и водичкой запью…
   Однако, усевшись за стол, наложила себе на золотую тарелку немало вкусных кусочков и в кубок наплескала отнюдь не родниковой водички. Встретив взгляд Сварога, непритворно вздохнула:
   – Умаялась, государь. Весь замок облазила от подвалов до крыши, а уж зеркало три часа изучала, попробовала на нем все, что только умею… И сквозь решето на него смотрела, и семь иголок раскладывала, и на птичье крыло ворожила…
   – И что с ним, с зеркалом? – жадно спросил Сварог.
   – Откровенно тебе скажу, государь, – не понимаю… Ничего даже отдаленно похожего прежде не видела, в жизни не сталкивалась. – Грельфи выглядела не на шутку удрученной и усталой. – Что-то я за этим зеркалом увидела, знать бы только – что… Поначалу решила, что это Древние Дороги – нет, шалишь, совсем другое что-то… Заводь, думаю. Опять нет, никакая не Заводь. И уж никак не Соседняя Страница. Там какая-то Бездна, светлый король. – Она произнесла последнее слово, выделяя и чеканя каждую буковку. – Вот и все, что я углядела. Насквозь непонятная мне Бездна, жутко мне от нее, холодом на меня от нее дует… Но ихний Кривой Мак был прав, и монах тоже, – зеркало это, Бездна эта не имеет отношения ни к черной магии, ни к нечистому. Просто Бездна… – Она пожала плечами в тщетных попытках облечь в четкие человеческие слова непонятные ей самой образы. – Насквозь мне непонятная. Подержать бы тех, в балахонах, что из нее вылезают, за шкирку, в глаза посмотреть, «серебряным трезубцем» попытать… Или, скажем, «четырьмя углами»…
   – Вы это о чем? – жадно спросил Бони.
   – Да так… – скупо ответил Сварог, потому что хвастаться было нечем. – Очередная напасть, лезет тут из одного зеркала непонятно кто и непонятно откуда…
   – Видал? – Бони отнюдь не по-королевски подтолкнул Паколета локтем. – Живут же люди! Я так понимаю, командир, у тебя вроде намечается очередное рисковое предприятие?
   – Насчет риска пока не знаю, – честно признался Сварог. – Но загадочка серьезная и пакостная, чует мое сердце…
   – Командир! – вкрадчиво сказал Бони. – А не найдется ли у тебя по старой памяти местечка в рядах? Для нас обоих? Ты не смотри, что у меня брюхо отросло, – поболтаться по бездорожью недельку-другую, сухим куском питаясь, оно и пропадет…
   Паколет торопливо закивал: – Да уж понятно, для обоих. Куда тебя одного отпускать, деревенщину…
   – Мне мест в рядах не жалко, – сказал Сварог. – Ряды, честно признаюсь, настолько редки, что тоска берет. Вот только… Вы хорошо подумали, ребятки? Сейчас вы как-никак при достатке и покое…
   – А кто ж его знал, что достаток с покоем – такое дерьмо! – треснул по столу кулачищем захмелевший Бони. – Это поначалу, не знавши, думается, что лучше собственной поварни и парчовой одежи ничего на свете нет. А приобвыкнешься – и тоска берет. Я, командир, сплошная деревенщина, как точно подметил этот хмырь с воровским прошлым. Однакож успел врубиться в одну нехитрую истину: с тобой человеком себя чувствуешь. А не долбаным королем с засиженного трона. И дерешься, что характерно, за что-то путнее. Вот тебе и весь сказ. Ты не думай, я тебе и трезвым то же самое повторю. Задолбало меня это королевство, спасу нет. Если…
   У двери мелодично забренчал колокольчик. Кивнув Маре, чтобы подошла, Сварог быстренько облокотился на стол, закрыл лицо ладонью, сдвинув на ухо широкий гланский берет. Теперь, с закрытым лицом, он как нельзя лучше напоминал захмелевшего гуляку, к которому вошедший не особенно и будет приглядываться.
   Он так и не расслышал, о чем говорила Мара с пришедшим, – Бони громогласно принялся, загибая палец за пальцем, перечислять все неудобства королевского положения, пропади оно пропадом, в синий прах и вперехлест через колодец по лешачьей матери… Тем временем Грельфи, умиленно расслабившись лицом, выспрашивала Паколета о его покойной бабке, своей былой подруге, – и голосина у нее тоже не напоминал мышиный писк.
   Наконец Мара вернулась – с совершенно спокойным лицом, значит, никаких новых хлопот пока что не предвиделось, – уселась на свое место и тихонько сообщила Сварогу: – В замок только что приехал граф Грелор из Ронеро, уверяет, что он – чрезвычайный и тайный посол короля. Верительная грамота имеется. Ты ему нужен прямо-таки незамедлительно. Говорит, что знаком с тобой.
   – Граф Грелор? – проворчал Сварог, перебирая в памяти всех своих титулованных знакомых, которых к нынешнему времени уже набралось немеряно. – Что-то такое в голове вертится… – И звонко хлопнул себя по лбу, по королевскому челу. – Ну я болван! Впрочем, титулом он пользовался так редко… Орлы! – рявкнул он. – А ну-ка, минутку внимания! К нам Леверлин приехал!
   – Я ж говорю – судьба! – ухнул Бони. – Стягивается помаленьку старая гвардия, неспроста! Зови его сюда, у нас еще полбочонка осталось…
   – В самом деле, – сказал Сварог Маре. – Пошли за ним человека, пусть едет сюда, к старым друзьям. Вряд ли он за это время стал настолько спесив, чтобы непременно требовать приема во дворце, да и посол-то он – тайный. Посол, надо же. Помнится мне, всякая государственная служба была ему решительно…
   Он растерянно замолчал. Глухой удар, могучий, тяжелый, сотряс землю, казалось, совсем рядом, во дворике, куда завели коней. И тут же кони, прекрасно было слышно, тревожно заржали, загремели подковами по брусчатке. Посуда на столе – массивная, литого золота – подпрыгнула, как живая, жареный каплун, словно бы твердо решив избежать королевских и дворянских желудков, полетел со стола на пол.
   – Эт-то чего такое? – громко осведомился Бони. – Меня на стуле так и подкинуло, а я ж не пушинка… Землетрясение?
   – Не знаю, – пожал плечами Сварог. – Если верить знающим людям, давненько у меня в королевстве не случалось землетрясений…
   Он подошел к окну, повернул вниз медную вычурную ручку и потянул на себя низкую старинную раму с забранными в свинцовый переплет круглыми стеклышками. Высунулся наружу, в ночную прохладу.
   Судя по звукам, вокруг разгоралась самая настоящая паника. Сразу в нескольких местах, и далеко, и где-то совсем рядом, послышались многоголосые крики, испуганные и громкие, по мостовой грохотали копыта – кто-то опрометью пронесся верхом, кто-то бегал возле дома на противоположной стороне улицы, размахивая горящим фонарем. Еще верховые, еще бегущие… Во мраке, слабо освещаемом лишь парочкой тусклых фонарей, вырывавших из темноты то чье-то насмерть перепуганное лицо, то лошадиный круп, то блеск огня на лезвии меча, метались конные и пешие, недоуменно перекликаясь, и пешие шарахались от конных, а конные сами не знали, куда им скакать…
   Сварог отпрянул – совсем рядом, перед самым лицом мелькнуло широкое лезвие гуфы в руке промчавшегося под окном всадника.
   – Да куда ж ты! – заорал ему вслед кто-то под окном, едва не размазанный по стене мчавшейся лошадью.