Страница:
Дирижабль величественно достиг реки Ро, естественной границы Шадтага и Гаэдаро, пересек извилистую линию топкого, заросшего берега. Болотистая местность по обе стороны реки снимала необходимость в пограничных заставах, большим силам через топи не пройти, да и выгрузиться на такой берег – задачка еще той сложности.
У шадтагского берега крутилось несколько широких тупоносых лодок. Стоящие в них люди что-то вылавливали баграми из спокойной, стального отлива воды. Когда «Парящий рихар» оказался над ними, Сварог разглядел, какого рода рыбалкой заняты прибрежные жители. Они обыскивали утопленников. Один в лодке притягивал багром и придерживал утопленника у борта, другой обшаривал и раздевал. Судя по грузовой лодке, в которую сваливали улов, клевало сегодня хорошо.
«Рыбаки» заметили над собой летучий корабль, замелькали руки и багры. Один «рыболов» от испуга свалился в воду. И было бы смешно, да отчего-то Сварогу не смеялось.
– Вы знаете, как зажигаются светильники? – спросил он, так как этот вопрос становился своевременней с каждой минутой.
– Да. Приподнимаете фонарь, снизу за головку выдергиваете нечто вроде булавки. Вот и все.
– Долго горят?
– Около суток.
– Неплохо! Откуда ж такие?
– Гидернийские штучки. Каждый стоит, как стадо овец. Попытка разобрать приводит к воспламенению всего, что может гореть, в радиусе пяти каймов. Это чтоб никто другой на Атаре не разобрался, как они устроены…
– Ах, черт! Надеюсь, успею, пока никто из этих не додумался…
Успел в самый раз. Олес уже крутил в руках «китайско»-гидернийский фонарик, уже пробовал за что-то подергать. Рядом стоял Пэвер и с командирским видом давал какие-то советы. До беды оставались минуты.
– Отставить фонарь! – рявкнул Сварог из проема кабины. – На место его!
Бурча под нос «как дети малые, оставить нельзя, так и норовят разобрать, сломать, посмотреть, что внутри», Сварог пробирался узким проходом между ящиками, тюками, узлами.
Одна Клади порадовала шкиперский глаз. Одна она занималась делом. Но при внимательном рассмотрении стало ясно, что и ее дело явно застопорилось на ящике со свертками разных тканей. Цветастые рулоны с отмотанными краями образовали пеструю горку, на вершине которой восседала баронетта с невесть откуда взявшимися ножницами в руках. Ими прекрасная охотница вырезала треугольные образцы тканей. Наверное, чтобы после приставать к Сварогу: «Тебе какое платье понравится, из черного бархата в горошек или…» Тьфу ты, думать даже не хочется!
Клади, ни на кого не обращая внимания, тихонько напевала себе под нос:
– Незнакомые предметы трогать и разбирать только по моей команде. – Сварог взял в руки фонарь, перевернул его, обнаружил круглую головку, потянул, вытащил нечто вроде короткой спицы – и фонарь вспыхнул ярким немерцающим светом. – Вот так и никак иначе. Иначе сгорели бы к чертовой бабушке! Зажечь свет и всем заниматься работой. Работой, а не развлечениями! Всех касается!
Сплюнув в сердцах, Сварог прошествовал в машинное отделение, расположенное за дверью в самой дальней части гондолы. Зажег обнаруженные там фонари и в их свете рассмотрел установленную в середине паровую машину и два железных контейнера вдоль стен – с углем и водой. Перед холодной и раскрытой топкой ждали лопата и дрова для растопки.
– Рядовой Олес! – позвал Сварог, выглянув в дверь.
– Здесь, капитан!
– Вам доводилось иметь дело с лопатой? – встретил владетельного феодала вопрос.
– Шутить изволите, капитан Сварог? Я же как-никак князь…
– Тогда, душа моя, вас ждет приятное знакомство и новые удивительные ощущения.
– Да пожалуйста, – легко согласился Олес. – Что делать надо?
Сынок, конечно, балбес и разгильдяй, но особой фанаберии в нем нет. Или он глубоко ее задвинул, что тоже хороший симптом.
Промучавшись совсем недолго, Сварог запустил паровой двигатель. Машина распыхтелась закипающим чайником, задорно расстучалась. Агрегат новенький, весь в смазке, с нулевым износом – небезосновательны надежды на исправную работу в течение одного полета.
Князь-кочегар расшустрился не на шутку, лопата пришлась ему по вкусу, видимо, помогала выплеснуть за борт избыточную энергию.
– Ты смотри не увлекайся, – Сварог пощелкал по манометру. – Чтоб стрелка вот за эту черту не заходила, – и он ногтем провел невидимую черту поперек циферблата.
Так, блин, и летаем – пальцем направление указываем, ногтем оптимальное давление отмечаем…
Вот что не было продумано конструкторами, так это связь между кабиной и машинным отделением. Команды «полный ход», «малый ход», «жарь на всю катушку» и так далее придется подавать голосом, а значит, кому-то выпадет бегать туда-сюда.
Где-то снаружи сейчас должны были начать вращение лопасти пропеллеров. Теперь бывший старший охранитель короны Гаэдаро, а нынче пилот первого класса Гор Рошаль сможет пролететь мимо любого города. Даже мучаясь агорафобией… Вот только курс держа отчего-то на Гидернию. Тоже ведет какую-то свою игру? Не похоже. Такое ощущение, скорее, что он под гипнозом. Гипнозом? Хм, интересное кино получается… Сварог вышел в салон.
– Капитан, ужин заказывали? – Клади провела рукой над скатертью из отреза толстой ткани, на которой были разложены сухие лепешки, вяленое мясо, сухофрукты, халва, орехи и некие неопознанные Сварогом продукты. – Стол накрыт.
А кушать-то хоца. Не говоря уж о неоспоримой пользе сего занятия. Ладно, пилот первого класса может и подождать. Пусть себе покамест рулит на Гидернию.
Вспоминая капитана Кучина, Сварог предположил, что Гор Рошаль какое-то время сможет справляться с болезнью, а значит, и с управлением дирижабля, вот потом высотоболезнь положит измученный организм на обе лопатки. Потом мастеру Рошалю, наверное, станет совсем хреново.
– Ну что, покорители воздуха, давайте трапезничать, – Сварог присел к дастархану.
– Из напитков на борту обнаружены бочонки с водой и вином…
– Что, в сущности, одно и то же, – встрял в доклад баронетты Пэвер.
– Я пообещала, что облегчу наш корабль на винные запасы, если кое-кто дотронется до бочонка без разрешения шкипера, – поведала строгая баронетта. – А если он посмеет упорствовать, то и на одного старого пьяницу.
– Женщина, – выпятил грудь Пэвер, – я командовал батальоном при битве на Седле Единорога, а вы еще в это время «агу» не могли связно сказать!..
– Сегодня пьем воду, стратонавты. Для желающих могу сотворить кофе, не более того, – твердо сказал Сварог. Конечно, он и сам был бы не против стаканчика доброго перебродившего сока, но – командир должен подавать пример. Пэвер, идейный сторонник эпикурейства, вполне способен нешуточно разойтись. Возись с ним потом. Проще вовсе не начинать, чем потом бороться с последствиями. – Хочу поделиться кое-какими соображениями.
Сварог задумал не просто отвлечь экипаж от неуставных мыслей, но и действительно поговорить о деле. Вытерев испачканные халвой пальцы о край скатерти, Сварог развернул Бумагу Ваграна и прижал ее углы автоматными патронами.
Где-то снаружи негромко чихнуло, еще раз, потом раздалось приглушенное тарахтенье, дирижабль качнулся, и под мерный стрекот лопастных винтов «Парящий рихар» поплыл наперекор воздушным течениям.
– Наш бравый пилот отчего-то решил, что мы летим в Гидернию, – сказал Сварог. – И недрогнувшей рукой ведет машину именно туда. Не знаю, как вам, а мне хочется на Острова.
– В Гидернию? – удивился Пэвер. – Его ж там повесят первым делом! Спятил охранитель, что ли…
– Глупости! Никто никого там вешать не станет… А ты собирался на Острова? – поинтересовалась Клади и внимательно посмотрела на Сварога.
– Ну да, мы же вместе собирались! Хотя, если в этой вашей Гидернии найдется дверца на Тропу, я обеими руками за.
– Гидерния – самая развитая страна на Агаре, – напомнила Клади. – Может, они что-нибудь и придумали уже.
– Надеюсь… А я бы все же двинулся на поиски Островов. И вот смотрите, что придумал ваш храбрый капитан по этому поводу. – Он помолчал, собираясь с мыслями: рассказывать, не рассказывать? И решил рассказать. Хуже уже не будет. – Даже если мы захотим на этом красавце допорхать до Граматара, нам все равно потребуется посадка. Запастись едой, углем, водой. Потом, нет никакой уверенности, что мы правильно разберемся, где этот новый материк всплывает. А если и разберемся, то что нас там ждет?.. А вот ежели отыщем Острова – это докажет, что мы верно читаем карту. Теперь о чтении карты. Смотрите. Видите эти два пунктира? Два эллипса, Атар огибающие…
– Я бы так обозначил течения.
– Именно, мастер Пэвер! Именно течения. И другие пунктиры, по моему разумению, тоже обозначают течения. Но есть некая отличительная особенность конкретно у этих пунктиров. Во-первых, замкнутость. Во-вторых, проследите глазом по всему эллипсу, видите? Как бы утолщения, заштрихованные кружки на линиях. Что это? Я подозреваю дрейфующие острова. Дрейфующие по течению, как планеты по орбитам, и, как планеты, своих орбит не покидающие. И если мы пройдем по одной из пунктирных линий от и до, то рано или поздно отыщем Остров.
– А если ваши выкладки неверны? – скептически покачал головой суб-генерал.
– Тогда возвращаемся на материк, пополняем запасы и прокладываем новый маршрут. – Я еще далеко не все разобрала, но продуктов князь припас достаточно, чтобы летать без посадки месячишко-другой. А если добавить ваши чудодейственные умения, граф Гэйр…
– Уголь, к сожалению, я добывать не умею, баронетта.
– А как мы определим, что вышли на пунктирную орбиту? Вряд ли на морскую воду нанесены штришки, – в очередной раз атаковал сомнениями Пэвер.
– К сожалению, с навигационными приборами на княжеском корабле дело обстоит не так замечательно, как с модными тканями, – ответил Сварог и подмигнул Клади. – Масштаб карты мы примерно определить в состоянии. Далее прикидываем скорость нашей машины, выходим на предел, за которым точно уже не может лежать условная линия дрейфа, и начинаем барражировать синусоидой вокруг Атара, пока не увидим Остров. Может быть, придется помучиться, но способ должен сработать. Если, еще раз повторяю, прочтение карты верно и никто, кроме бравого Рошаля, в Гидернию не собирается.
Он посмотрел на Клади. Та сидела опустив глаза.
– М-да. – Пэвер явно не склонен был впадать в оптимизм. – Но, с другой стороны, что мы еще можем предпринять? Разве что ринуться на поиски новой земли, гораздо более далекой во всех смыслах, чем ваши Острова, или, зависнув над Атаром, дожидаться катастрофы, чтобы своими глазами убедиться в ее достоверности. Как верно заметил однажды полковник Некуази в «Книге распахнутой мудрости»: если ты вынужден выбирать между туманами, входи в тот, что ближе к твоему дому.
– Так что, поворачиваем все же на Острова? Пойду скажу, чтоб менял курс.
– Граф, а ведь вряд ли на Острове нас примут с распростертыми объятиями… – беспокойно вскинула глаза Клади.
– Мы всегда сможем оттуда свалить, – успокоил Сварог. – Подбить нас на подлете? Не должны. Если они так могущественны, как гласят легенды, то испугаться им не позволит самоуверенность, должно возобладать нормальное человеческое любопытство. А если там живут дикари, то им не из чего будет нас подбить.
Сварог не был убежден в безукоризненности своих выкладок. Зато в следующее слово он вложил искреннюю свою убежденность:
– Выпутаемся.
– Между прочим, о легендах, – сказал бесхитростный Пэвер, давя в ладонях ореховую скорлупу. – Я когда-то занимался этим вопросом и от моряков наслушался прорву историй о Блуждающих Островах. В некоторых упоминалось о землях, что показываются в один и тот же день на одной и той же широте. Веры таким байкам, конечно, сами понимаете… К тому же ни одна ж не рассказывалась на сухую. Кстати, мастер Сварог, – вспомнил Пэвер о еще одной проблеме, – как быть с тем, что вас принимают за тагорта и юный князь, и охранитель?
– Князю, смею вас заверить, все равно, тагорт я или кто-то еще, – ответил Сварог и поставил на скатерть сотворенную им чашечку кофе. – Он отнесется к новости с полнейшим своим равнодушием… Чего трудно ожидать от мастера Рошаля. Поэтому, сдается мне, нет нужды раньше времени оповещать и того, и, заодно, другого. Как-нибудь найду подходящее время удивить.
– Вспомнил, – в кулаке Пэвера хрустнула очередная скорлупа. – Орешков не желаете, баронетта? Готов наколоть. Так вот. Некий шкипер Урташ, с кем бы я не рекомендовал сталкиваться на морских просторах, но у которого просто не хватило бы воображения сочинить самому даже банальную историю про гигантского змея, так вот он поведал о том, как вел свой корабль, потрепанный в некоей морской стычке, к некоему Острову. Остров неожиданно показался… Именно Остров показался, поскольку посудина Урташа лежала в безнадежном дрейфе…
Все трое вскочили на ноги.
Гондола сотряслась от удара. Одно из окон-иллюминаторов треснуло, Сварог первым оказался около него. По стеклу разбежались трещины, текла кровь…
– Что это?! – прошептала Клади, оказываясь рядом.
Сварог отпрянул, сработав на рефлексах, толкнул Клади и прикрыл ее собой, когда темная масса, спикировав откуда-то сверху, влепилась в окно. Стекло опять выдержало, лишь дало новую трещину, а темная масса провалилась вниз. Сварог успел ухватить взглядом, что это было. Распластанные крылья, клюв и бусинки глаз… Птица.
Все иллюминаторы с этой стороны гондолы задрожали от ударов снаружи. Черные тени заполнили фиолетовое небо. Птицы одна за другой вбивали свои тела в окна. Только в окна…
– Свет! – догадался Сварог.
– Надо погасить фонари!
– Эти чертовы фонари погаснут через сутки! – крикнул Сварог и подхватил с пола автомат. – Клади, накрывай их тряпками!
Выбросить лампы – погрузить себя на ночь во мрак. Никак не годится.
– Пэвер! Сюда! – Сварог, по дороге подобрав и сунув в карман карту, распахнул дверь гондолы, закрепил ее на крюке. – Держать будешь! За пояс! Нежно держи!
Прежде чем Пэвер добрался до Сварога, десантник, лар и воздухоплаватель короткой очередью прошил темный птичий силуэт в дверном прямоугольнике. Как из взрезанной подушки, разметало по сторонам перья. В раскрытый проем с холодом и ветром врывались истошный клекот и хлопанье крыльев.
Спихнув носком сапога с комингса черную тушку не больше сорочьей, ухваченный за ремень Пэвером (другой рукой тот вцепился в поручень) Сварог тут же открыл огонь.
Бить можно было только по сторонам и вниз. И ни в коем случае вверх – бока баллона нависали над гондолой, и продырявить их было проще простого. Ладно еще, если в таком случае они всего лишь начнут терять высоту, сядем как-нибудь более-менее мягонько. А ну как закачан водород – бабахнет не приведи господь! Сомнительное счастье разделить участь детища герра фон Цеппелина по имени «Гинденбург»…
Работа лара и десантника Глебу Жеглову пришлась бы по душе. Короткими очередями Сварог сбивал птиц, яростно бьющихся в иллюминаторы по одну сторону от двери, поворачивался и расстреливал атакующих кормовые иллюминаторы гондолы; потом снова стрельба по пернатым, взламывающим лобовые иллюминаторы, потом перевод огня на стайку, пока еще сопровождающую дирижабль…
Хорошо, что взбесившиеся птахи заходят только отсюда. На другой стороне гондолы тоже имелась дверь, но путь к ней пришлось бы расчищать от княжеского хлама. Впрочем, Сварог догадался, почему так происходит: ящики и тюки, наваленные у противоположной стены, закрывали иллюминаторы, как светомаскировка.
Спикировавшую сверху птицу Сварог отбил прикладом, и, когда та, выделывая фигуры высшего пилотажа, пошла в лобовую атаку, встретил очередью. Оказалось, последней очередью. Запасного магазина не имелось. Оставался неистощимый шаур. А шаур остался у Рошаля…
Запирая дверь, Сварог окинул взглядом воздушные окрестности. И выругался незнакомыми Пэверу словами. Снизу надвигалась туча, меняющая свои очертания, разбивающаяся на точки. Если первая атакующая волна, частично рассеянная Сварогом, насчитывала десятки крылатых особей, то тут попахивало уже сотнями, если не тысячами. Отменной заварушкой, в общем, попахивало.
Сварог захлопнул дверь. Клади оставалось затемнить еще пару светильников, но на них времени не было. Первый фонарь сорвал с крюка Сварог, второй вытащил из зажима на стене Пэвер – и оба одновременно, приоткрыв на секунду дверь, вышвырнули непотушенные «китайские фонарики». Может, и поможет…
Теперь – гасить свет в кабине и забирать шаур.
– Эй! – послышался голос Олеса, и молодой князь оранжевым прямоугольником обозначил вход в машинное отделение – там иллюминаторы отсутствовали. – Что у вас за свистопляска? Помочь?
– Ты на машине до приказа «отбой»! И дверь закрой! Клади! – Прежде чем позвать баронетту, Сварог включил «кошачье зрение». Впрочем, полной темноты в салоне не получилось. А получилось что-то неуместно неприличное. Накрытые толстой материей фонари напоминали «ночники», они погрузили салон в интимный полумрак, отчего и само слово «салон» приобретало двусмысленность. Если птах завлекает и такой свет, если продолжат ломиться, тогда придется избавляться от всех фонарей. Однозначно и быстро.
– Да чтоб тебе в пах прямой наводкой бах!.. – зацепившись за что-то, загремел на пол Пэвер.
– Клади! Завешивай окна! Пэвер, помогай! – Сварог уже шел к кабине. – Дьявол, оружия мало! Ведь князь, как пить дать, его припас…
– Я наткнулась на мечи. Четыре. Они в ковер завернуты…
– Покажи генералу, где лежат! Хоть что-то… В кабине было темно и без Свароговых указаний. Рошаль тоже сообразил, что к чему, и избавился от фонарей. Вот только как? Оглядевшись, Сварог догадался – по полосе света, пробивающейся в щель из-под крышки ящика на полу. В ящике хранилась всякая мелочевка вроде гаечных ключей, ветоши и запасного компаса, туда же охранитель пристроил чертовы «китайские фонарики». Еще Сварог обнаружил на левом бортовом иллюминаторе отверстие, похожее на пулевое. Какой-то пернатой твари удалось-таки пробить стекло, но оно не разлетелось вдребезги – все-таки неплохие стеклышки приобрел князь. За окнами темнело на глазах, можно начинать отсчет ночному времени. А справа по ходу, на вскидку – кабелотах в сорока, полыхало зарево.
И еще какое зарево полыхало справа по ходу! Гореть так не мог ни дом, ни деревня, ни даже лес. Пожар охватывал невероятных размеров площадь; создавалось впечатление, что языки пламени взлетают чуть ли не на высоту дирижабля.
– Это Пангерт, – послышался ослабевший голос старшего охранителя. Рошаль скрючился в кресле и дрожал, как от озноба. – Древняя столица Шадтага, лучший город на Атаре. Храм сорока богов. Архив Истефана. Жемчужный Дворец. Вы видите, во что они превращаются…
Старший охранитель никак не напоминал сейчас того человека, к которому Сварог привык за сегодняшний день. Кто бы мог предположить, что обер-полицейский Гаэдаро, наводивший ужас на обывателей и действительно державший страну в железном кулаке, может выглядеть как обыкновенный человек, раздавленный болью…
– Мастер Сварог, я долго не выдержу. Садитесь на мое место. Голова разламывается. Что-то совсем… Водяная смерть, какая боль! Да. Мастер Сварог, взгляните… Собаки… Такими их я никогда не видел. Что с ними?
Собачий скулеж Сварог, разумеется, слышал, протяжный и заунывный, скорее не скулеж, а вой. Но на псов Гора Рошаля взглянул только сейчас. Все три собаки забились за второй штурвал, прижались к стене и друг к другу, царапали лапами палубу и завывали, задирая головы.
– Может быть, чувствуют, что хозяину плохо…
– Нет, – жестко, напомнив самого себя, перебил старший охранитель. – Эти собаки до такого жалкого состояния дойти не могут. Взгляните на них, взгляните им в глаза, внимательно взгляните. Там страх. Им страшно. Но эти собаки не умеют бояться, мастер Сварог. Их не успокаивает даже мой голос. А это невозможно, поверьте мне…
– Пожар пропал, – вдруг сказал Сварог. Сказал то, что видел. Был пожар – и нет.
– То есть как? – Рошаль повернул голову к окну. И увидел то же, что Сварог. То есть ничего, кроме ночного, непроницаемого мрака.
Непроницаемого даже для зрения Сварога. Обступившего со всех сторон. Словно они попали в грозовое облако. Но чтобы в него попасть, облако это должно надвигаться, приближаться. Тут же…
Дирижабль подбросило, словно он попал на ухаб, и следом его словно подтолкнули в бок, Сварог удержался на ногах, схватившись за штурвал. Рошаль вцепился в спинку кресла. Собаки с лаем заметались по кабине, бросаясь на стены. Собаки зашлись в лае. И лай внезапно перешел в хрип.
После чего Сварог включил «третий глаз».
Глава четырнадцатая,
У шадтагского берега крутилось несколько широких тупоносых лодок. Стоящие в них люди что-то вылавливали баграми из спокойной, стального отлива воды. Когда «Парящий рихар» оказался над ними, Сварог разглядел, какого рода рыбалкой заняты прибрежные жители. Они обыскивали утопленников. Один в лодке притягивал багром и придерживал утопленника у борта, другой обшаривал и раздевал. Судя по грузовой лодке, в которую сваливали улов, клевало сегодня хорошо.
«Рыбаки» заметили над собой летучий корабль, замелькали руки и багры. Один «рыболов» от испуга свалился в воду. И было бы смешно, да отчего-то Сварогу не смеялось.
– Вы знаете, как зажигаются светильники? – спросил он, так как этот вопрос становился своевременней с каждой минутой.
– Да. Приподнимаете фонарь, снизу за головку выдергиваете нечто вроде булавки. Вот и все.
– Долго горят?
– Около суток.
– Неплохо! Откуда ж такие?
– Гидернийские штучки. Каждый стоит, как стадо овец. Попытка разобрать приводит к воспламенению всего, что может гореть, в радиусе пяти каймов. Это чтоб никто другой на Атаре не разобрался, как они устроены…
– Ах, черт! Надеюсь, успею, пока никто из этих не додумался…
Успел в самый раз. Олес уже крутил в руках «китайско»-гидернийский фонарик, уже пробовал за что-то подергать. Рядом стоял Пэвер и с командирским видом давал какие-то советы. До беды оставались минуты.
– Отставить фонарь! – рявкнул Сварог из проема кабины. – На место его!
Бурча под нос «как дети малые, оставить нельзя, так и норовят разобрать, сломать, посмотреть, что внутри», Сварог пробирался узким проходом между ящиками, тюками, узлами.
Одна Клади порадовала шкиперский глаз. Одна она занималась делом. Но при внимательном рассмотрении стало ясно, что и ее дело явно застопорилось на ящике со свертками разных тканей. Цветастые рулоны с отмотанными краями образовали пеструю горку, на вершине которой восседала баронетта с невесть откуда взявшимися ножницами в руках. Ими прекрасная охотница вырезала треугольные образцы тканей. Наверное, чтобы после приставать к Сварогу: «Тебе какое платье понравится, из черного бархата в горошек или…» Тьфу ты, думать даже не хочется!
Клади, ни на кого не обращая внимания, тихонько напевала себе под нос:
Сказать откровенно, голос у нее был. Но и все равно! Бригада «Ух», ядрен батон! Надо было капрала-наемника на борт поднимать или сбегать за тем любителем табачка с городской заставы. Вот с кем можно летать на всем, что летает…
Голубка моя,
Умчимся в края,
Где все, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет…
– Незнакомые предметы трогать и разбирать только по моей команде. – Сварог взял в руки фонарь, перевернул его, обнаружил круглую головку, потянул, вытащил нечто вроде короткой спицы – и фонарь вспыхнул ярким немерцающим светом. – Вот так и никак иначе. Иначе сгорели бы к чертовой бабушке! Зажечь свет и всем заниматься работой. Работой, а не развлечениями! Всех касается!
– как ни в чем не бывало продолжала мурлыкать Клади, поглядывая на Сварога,
Взгляни на канал
Поглядывала Клади на него задумчиво и в текст песенки вкладывала какой-то свой смысл, но Сварогу сейчас было не до игр в гляделки. После с тобой разберемся… голубка моя.
– Где флот задремал:
Туда, как залетная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая.
Дома и залив
Вечерний отлив
Одел гиацинтами пышно.
И теплой волной,
Как дождь золотой,
Лучи он роняет неслышно…
Сплюнув в сердцах, Сварог прошествовал в машинное отделение, расположенное за дверью в самой дальней части гондолы. Зажег обнаруженные там фонари и в их свете рассмотрел установленную в середине паровую машину и два железных контейнера вдоль стен – с углем и водой. Перед холодной и раскрытой топкой ждали лопата и дрова для растопки.
– Рядовой Олес! – позвал Сварог, выглянув в дверь.
– Здесь, капитан!
– Вам доводилось иметь дело с лопатой? – встретил владетельного феодала вопрос.
– Шутить изволите, капитан Сварог? Я же как-никак князь…
– Тогда, душа моя, вас ждет приятное знакомство и новые удивительные ощущения.
– Да пожалуйста, – легко согласился Олес. – Что делать надо?
Сынок, конечно, балбес и разгильдяй, но особой фанаберии в нем нет. Или он глубоко ее задвинул, что тоже хороший симптом.
Промучавшись совсем недолго, Сварог запустил паровой двигатель. Машина распыхтелась закипающим чайником, задорно расстучалась. Агрегат новенький, весь в смазке, с нулевым износом – небезосновательны надежды на исправную работу в течение одного полета.
Князь-кочегар расшустрился не на шутку, лопата пришлась ему по вкусу, видимо, помогала выплеснуть за борт избыточную энергию.
– Ты смотри не увлекайся, – Сварог пощелкал по манометру. – Чтоб стрелка вот за эту черту не заходила, – и он ногтем провел невидимую черту поперек циферблата.
Так, блин, и летаем – пальцем направление указываем, ногтем оптимальное давление отмечаем…
Вот что не было продумано конструкторами, так это связь между кабиной и машинным отделением. Команды «полный ход», «малый ход», «жарь на всю катушку» и так далее придется подавать голосом, а значит, кому-то выпадет бегать туда-сюда.
Где-то снаружи сейчас должны были начать вращение лопасти пропеллеров. Теперь бывший старший охранитель короны Гаэдаро, а нынче пилот первого класса Гор Рошаль сможет пролететь мимо любого города. Даже мучаясь агорафобией… Вот только курс держа отчего-то на Гидернию. Тоже ведет какую-то свою игру? Не похоже. Такое ощущение, скорее, что он под гипнозом. Гипнозом? Хм, интересное кино получается… Сварог вышел в салон.
– Капитан, ужин заказывали? – Клади провела рукой над скатертью из отреза толстой ткани, на которой были разложены сухие лепешки, вяленое мясо, сухофрукты, халва, орехи и некие неопознанные Сварогом продукты. – Стол накрыт.
А кушать-то хоца. Не говоря уж о неоспоримой пользе сего занятия. Ладно, пилот первого класса может и подождать. Пусть себе покамест рулит на Гидернию.
Вспоминая капитана Кучина, Сварог предположил, что Гор Рошаль какое-то время сможет справляться с болезнью, а значит, и с управлением дирижабля, вот потом высотоболезнь положит измученный организм на обе лопатки. Потом мастеру Рошалю, наверное, станет совсем хреново.
– Ну что, покорители воздуха, давайте трапезничать, – Сварог присел к дастархану.
– Из напитков на борту обнаружены бочонки с водой и вином…
– Что, в сущности, одно и то же, – встрял в доклад баронетты Пэвер.
– Я пообещала, что облегчу наш корабль на винные запасы, если кое-кто дотронется до бочонка без разрешения шкипера, – поведала строгая баронетта. – А если он посмеет упорствовать, то и на одного старого пьяницу.
– Женщина, – выпятил грудь Пэвер, – я командовал батальоном при битве на Седле Единорога, а вы еще в это время «агу» не могли связно сказать!..
– Сегодня пьем воду, стратонавты. Для желающих могу сотворить кофе, не более того, – твердо сказал Сварог. Конечно, он и сам был бы не против стаканчика доброго перебродившего сока, но – командир должен подавать пример. Пэвер, идейный сторонник эпикурейства, вполне способен нешуточно разойтись. Возись с ним потом. Проще вовсе не начинать, чем потом бороться с последствиями. – Хочу поделиться кое-какими соображениями.
Сварог задумал не просто отвлечь экипаж от неуставных мыслей, но и действительно поговорить о деле. Вытерев испачканные халвой пальцы о край скатерти, Сварог развернул Бумагу Ваграна и прижал ее углы автоматными патронами.
Где-то снаружи негромко чихнуло, еще раз, потом раздалось приглушенное тарахтенье, дирижабль качнулся, и под мерный стрекот лопастных винтов «Парящий рихар» поплыл наперекор воздушным течениям.
– Наш бравый пилот отчего-то решил, что мы летим в Гидернию, – сказал Сварог. – И недрогнувшей рукой ведет машину именно туда. Не знаю, как вам, а мне хочется на Острова.
– В Гидернию? – удивился Пэвер. – Его ж там повесят первым делом! Спятил охранитель, что ли…
– Глупости! Никто никого там вешать не станет… А ты собирался на Острова? – поинтересовалась Клади и внимательно посмотрела на Сварога.
– Ну да, мы же вместе собирались! Хотя, если в этой вашей Гидернии найдется дверца на Тропу, я обеими руками за.
– Гидерния – самая развитая страна на Агаре, – напомнила Клади. – Может, они что-нибудь и придумали уже.
– Надеюсь… А я бы все же двинулся на поиски Островов. И вот смотрите, что придумал ваш храбрый капитан по этому поводу. – Он помолчал, собираясь с мыслями: рассказывать, не рассказывать? И решил рассказать. Хуже уже не будет. – Даже если мы захотим на этом красавце допорхать до Граматара, нам все равно потребуется посадка. Запастись едой, углем, водой. Потом, нет никакой уверенности, что мы правильно разберемся, где этот новый материк всплывает. А если и разберемся, то что нас там ждет?.. А вот ежели отыщем Острова – это докажет, что мы верно читаем карту. Теперь о чтении карты. Смотрите. Видите эти два пунктира? Два эллипса, Атар огибающие…
– Я бы так обозначил течения.
– Именно, мастер Пэвер! Именно течения. И другие пунктиры, по моему разумению, тоже обозначают течения. Но есть некая отличительная особенность конкретно у этих пунктиров. Во-первых, замкнутость. Во-вторых, проследите глазом по всему эллипсу, видите? Как бы утолщения, заштрихованные кружки на линиях. Что это? Я подозреваю дрейфующие острова. Дрейфующие по течению, как планеты по орбитам, и, как планеты, своих орбит не покидающие. И если мы пройдем по одной из пунктирных линий от и до, то рано или поздно отыщем Остров.
– А если ваши выкладки неверны? – скептически покачал головой суб-генерал.
– Тогда возвращаемся на материк, пополняем запасы и прокладываем новый маршрут. – Я еще далеко не все разобрала, но продуктов князь припас достаточно, чтобы летать без посадки месячишко-другой. А если добавить ваши чудодейственные умения, граф Гэйр…
– Уголь, к сожалению, я добывать не умею, баронетта.
– А как мы определим, что вышли на пунктирную орбиту? Вряд ли на морскую воду нанесены штришки, – в очередной раз атаковал сомнениями Пэвер.
– К сожалению, с навигационными приборами на княжеском корабле дело обстоит не так замечательно, как с модными тканями, – ответил Сварог и подмигнул Клади. – Масштаб карты мы примерно определить в состоянии. Далее прикидываем скорость нашей машины, выходим на предел, за которым точно уже не может лежать условная линия дрейфа, и начинаем барражировать синусоидой вокруг Атара, пока не увидим Остров. Может быть, придется помучиться, но способ должен сработать. Если, еще раз повторяю, прочтение карты верно и никто, кроме бравого Рошаля, в Гидернию не собирается.
Он посмотрел на Клади. Та сидела опустив глаза.
– М-да. – Пэвер явно не склонен был впадать в оптимизм. – Но, с другой стороны, что мы еще можем предпринять? Разве что ринуться на поиски новой земли, гораздо более далекой во всех смыслах, чем ваши Острова, или, зависнув над Атаром, дожидаться катастрофы, чтобы своими глазами убедиться в ее достоверности. Как верно заметил однажды полковник Некуази в «Книге распахнутой мудрости»: если ты вынужден выбирать между туманами, входи в тот, что ближе к твоему дому.
– Так что, поворачиваем все же на Острова? Пойду скажу, чтоб менял курс.
– Граф, а ведь вряд ли на Острове нас примут с распростертыми объятиями… – беспокойно вскинула глаза Клади.
– Мы всегда сможем оттуда свалить, – успокоил Сварог. – Подбить нас на подлете? Не должны. Если они так могущественны, как гласят легенды, то испугаться им не позволит самоуверенность, должно возобладать нормальное человеческое любопытство. А если там живут дикари, то им не из чего будет нас подбить.
Сварог не был убежден в безукоризненности своих выкладок. Зато в следующее слово он вложил искреннюю свою убежденность:
– Выпутаемся.
– Между прочим, о легендах, – сказал бесхитростный Пэвер, давя в ладонях ореховую скорлупу. – Я когда-то занимался этим вопросом и от моряков наслушался прорву историй о Блуждающих Островах. В некоторых упоминалось о землях, что показываются в один и тот же день на одной и той же широте. Веры таким байкам, конечно, сами понимаете… К тому же ни одна ж не рассказывалась на сухую. Кстати, мастер Сварог, – вспомнил Пэвер о еще одной проблеме, – как быть с тем, что вас принимают за тагорта и юный князь, и охранитель?
– Князю, смею вас заверить, все равно, тагорт я или кто-то еще, – ответил Сварог и поставил на скатерть сотворенную им чашечку кофе. – Он отнесется к новости с полнейшим своим равнодушием… Чего трудно ожидать от мастера Рошаля. Поэтому, сдается мне, нет нужды раньше времени оповещать и того, и, заодно, другого. Как-нибудь найду подходящее время удивить.
– Вспомнил, – в кулаке Пэвера хрустнула очередная скорлупа. – Орешков не желаете, баронетта? Готов наколоть. Так вот. Некий шкипер Урташ, с кем бы я не рекомендовал сталкиваться на морских просторах, но у которого просто не хватило бы воображения сочинить самому даже банальную историю про гигантского змея, так вот он поведал о том, как вел свой корабль, потрепанный в некоей морской стычке, к некоему Острову. Остров неожиданно показался… Именно Остров показался, поскольку посудина Урташа лежала в безнадежном дрейфе…
Все трое вскочили на ноги.
Гондола сотряслась от удара. Одно из окон-иллюминаторов треснуло, Сварог первым оказался около него. По стеклу разбежались трещины, текла кровь…
– Что это?! – прошептала Клади, оказываясь рядом.
Сварог отпрянул, сработав на рефлексах, толкнул Клади и прикрыл ее собой, когда темная масса, спикировав откуда-то сверху, влепилась в окно. Стекло опять выдержало, лишь дало новую трещину, а темная масса провалилась вниз. Сварог успел ухватить взглядом, что это было. Распластанные крылья, клюв и бусинки глаз… Птица.
Все иллюминаторы с этой стороны гондолы задрожали от ударов снаружи. Черные тени заполнили фиолетовое небо. Птицы одна за другой вбивали свои тела в окна. Только в окна…
– Свет! – догадался Сварог.
– Надо погасить фонари!
– Эти чертовы фонари погаснут через сутки! – крикнул Сварог и подхватил с пола автомат. – Клади, накрывай их тряпками!
Выбросить лампы – погрузить себя на ночь во мрак. Никак не годится.
– Пэвер! Сюда! – Сварог, по дороге подобрав и сунув в карман карту, распахнул дверь гондолы, закрепил ее на крюке. – Держать будешь! За пояс! Нежно держи!
Прежде чем Пэвер добрался до Сварога, десантник, лар и воздухоплаватель короткой очередью прошил темный птичий силуэт в дверном прямоугольнике. Как из взрезанной подушки, разметало по сторонам перья. В раскрытый проем с холодом и ветром врывались истошный клекот и хлопанье крыльев.
Спихнув носком сапога с комингса черную тушку не больше сорочьей, ухваченный за ремень Пэвером (другой рукой тот вцепился в поручень) Сварог тут же открыл огонь.
Бить можно было только по сторонам и вниз. И ни в коем случае вверх – бока баллона нависали над гондолой, и продырявить их было проще простого. Ладно еще, если в таком случае они всего лишь начнут терять высоту, сядем как-нибудь более-менее мягонько. А ну как закачан водород – бабахнет не приведи господь! Сомнительное счастье разделить участь детища герра фон Цеппелина по имени «Гинденбург»…
Работа лара и десантника Глебу Жеглову пришлась бы по душе. Короткими очередями Сварог сбивал птиц, яростно бьющихся в иллюминаторы по одну сторону от двери, поворачивался и расстреливал атакующих кормовые иллюминаторы гондолы; потом снова стрельба по пернатым, взламывающим лобовые иллюминаторы, потом перевод огня на стайку, пока еще сопровождающую дирижабль…
Хорошо, что взбесившиеся птахи заходят только отсюда. На другой стороне гондолы тоже имелась дверь, но путь к ней пришлось бы расчищать от княжеского хлама. Впрочем, Сварог догадался, почему так происходит: ящики и тюки, наваленные у противоположной стены, закрывали иллюминаторы, как светомаскировка.
Спикировавшую сверху птицу Сварог отбил прикладом, и, когда та, выделывая фигуры высшего пилотажа, пошла в лобовую атаку, встретил очередью. Оказалось, последней очередью. Запасного магазина не имелось. Оставался неистощимый шаур. А шаур остался у Рошаля…
Запирая дверь, Сварог окинул взглядом воздушные окрестности. И выругался незнакомыми Пэверу словами. Снизу надвигалась туча, меняющая свои очертания, разбивающаяся на точки. Если первая атакующая волна, частично рассеянная Сварогом, насчитывала десятки крылатых особей, то тут попахивало уже сотнями, если не тысячами. Отменной заварушкой, в общем, попахивало.
Сварог захлопнул дверь. Клади оставалось затемнить еще пару светильников, но на них времени не было. Первый фонарь сорвал с крюка Сварог, второй вытащил из зажима на стене Пэвер – и оба одновременно, приоткрыв на секунду дверь, вышвырнули непотушенные «китайские фонарики». Может, и поможет…
Теперь – гасить свет в кабине и забирать шаур.
– Эй! – послышался голос Олеса, и молодой князь оранжевым прямоугольником обозначил вход в машинное отделение – там иллюминаторы отсутствовали. – Что у вас за свистопляска? Помочь?
– Ты на машине до приказа «отбой»! И дверь закрой! Клади! – Прежде чем позвать баронетту, Сварог включил «кошачье зрение». Впрочем, полной темноты в салоне не получилось. А получилось что-то неуместно неприличное. Накрытые толстой материей фонари напоминали «ночники», они погрузили салон в интимный полумрак, отчего и само слово «салон» приобретало двусмысленность. Если птах завлекает и такой свет, если продолжат ломиться, тогда придется избавляться от всех фонарей. Однозначно и быстро.
– Да чтоб тебе в пах прямой наводкой бах!.. – зацепившись за что-то, загремел на пол Пэвер.
– Клади! Завешивай окна! Пэвер, помогай! – Сварог уже шел к кабине. – Дьявол, оружия мало! Ведь князь, как пить дать, его припас…
– Я наткнулась на мечи. Четыре. Они в ковер завернуты…
– Покажи генералу, где лежат! Хоть что-то… В кабине было темно и без Свароговых указаний. Рошаль тоже сообразил, что к чему, и избавился от фонарей. Вот только как? Оглядевшись, Сварог догадался – по полосе света, пробивающейся в щель из-под крышки ящика на полу. В ящике хранилась всякая мелочевка вроде гаечных ключей, ветоши и запасного компаса, туда же охранитель пристроил чертовы «китайские фонарики». Еще Сварог обнаружил на левом бортовом иллюминаторе отверстие, похожее на пулевое. Какой-то пернатой твари удалось-таки пробить стекло, но оно не разлетелось вдребезги – все-таки неплохие стеклышки приобрел князь. За окнами темнело на глазах, можно начинать отсчет ночному времени. А справа по ходу, на вскидку – кабелотах в сорока, полыхало зарево.
И еще какое зарево полыхало справа по ходу! Гореть так не мог ни дом, ни деревня, ни даже лес. Пожар охватывал невероятных размеров площадь; создавалось впечатление, что языки пламени взлетают чуть ли не на высоту дирижабля.
– Это Пангерт, – послышался ослабевший голос старшего охранителя. Рошаль скрючился в кресле и дрожал, как от озноба. – Древняя столица Шадтага, лучший город на Атаре. Храм сорока богов. Архив Истефана. Жемчужный Дворец. Вы видите, во что они превращаются…
Старший охранитель никак не напоминал сейчас того человека, к которому Сварог привык за сегодняшний день. Кто бы мог предположить, что обер-полицейский Гаэдаро, наводивший ужас на обывателей и действительно державший страну в железном кулаке, может выглядеть как обыкновенный человек, раздавленный болью…
– Мастер Сварог, я долго не выдержу. Садитесь на мое место. Голова разламывается. Что-то совсем… Водяная смерть, какая боль! Да. Мастер Сварог, взгляните… Собаки… Такими их я никогда не видел. Что с ними?
Собачий скулеж Сварог, разумеется, слышал, протяжный и заунывный, скорее не скулеж, а вой. Но на псов Гора Рошаля взглянул только сейчас. Все три собаки забились за второй штурвал, прижались к стене и друг к другу, царапали лапами палубу и завывали, задирая головы.
– Может быть, чувствуют, что хозяину плохо…
– Нет, – жестко, напомнив самого себя, перебил старший охранитель. – Эти собаки до такого жалкого состояния дойти не могут. Взгляните на них, взгляните им в глаза, внимательно взгляните. Там страх. Им страшно. Но эти собаки не умеют бояться, мастер Сварог. Их не успокаивает даже мой голос. А это невозможно, поверьте мне…
– Пожар пропал, – вдруг сказал Сварог. Сказал то, что видел. Был пожар – и нет.
– То есть как? – Рошаль повернул голову к окну. И увидел то же, что Сварог. То есть ничего, кроме ночного, непроницаемого мрака.
Непроницаемого даже для зрения Сварога. Обступившего со всех сторон. Словно они попали в грозовое облако. Но чтобы в него попасть, облако это должно надвигаться, приближаться. Тут же…
Дирижабль подбросило, словно он попал на ухаб, и следом его словно подтолкнули в бок, Сварог удержался на ногах, схватившись за штурвал. Рошаль вцепился в спинку кресла. Собаки с лаем заметались по кабине, бросаясь на стены. Собаки зашлись в лае. И лай внезапно перешел в хрип.
После чего Сварог включил «третий глаз».
Глава четырнадцатая,
короткая, которая могла стать еще короче – если вообще не последней
В «магическом зрении» это выглядело как завораживающий и отталкивающий хаос. Туча, развернувшаяся в бесконечность и сотканная из разудалого пляса геометрических фигур. Угольники, прямоугольники, многогранники, ломаные кривые, узоры и сплетения. Но ни единой плавной фигуры. Да, силы, не любящие свет, не любят и плавные линии. В чертах, творящих эту геометрию, Сварогу почему-то почудилась проволочная твердость. Некоторые линии и фигуры складывались в неведомые письмена, иероглифы, знаки – или так казалось, что складываются.
Это притягивало и слепило, это мешало. Сварог убрал «магическое зрение», и в реальности геометрический танец заменила грозовая, клубящаяся чернота. Клубы словно облизывали стекла, но через «пулевое» отверстие на стекле в кабину ничего не просачивалось. И то спасибо.
А потом вдарил громовой раскат, встряхнувший машину и оглушивший людей, а тучевое скопление вокруг дирижабля зажглось нитями молний, будто раскалилось на мгновение миллиардами вольфрамовых спиралей. Молниевый удар походил на чудовищную вспышку фотоблица, охватившую огромную территорию. Он высветил землю под ними и далеко впереди. Как оказалось, это был первый приступ грозы, но далеко не последний. А если баллон наполнен горючим газом и хоть одна молния…
И тут же, словно гром и молнии послужили неким сигналом, их с немыслимой, невозможной скоростью рвануло вперед. Если б на борту стоял спидометр, настроенный на здешние освоенные скорости, его бы зашкалило в один момент. Хуже того: обнаружилась и другая напасть – «Парящий рихар» прибивало к земле, что услужливо фиксировал альтиметр.
– Попали, твою мать! – рявкнул Сварог и одним ударом загнал в пазы клин, стопоря штурвал управления по горизонту. Держать направление по компасу утеряло сейчас всякий смысл. Гадать и выспрашивать, что за хренотень творится вокруг, не было ни времени, ни особого желания.
– Вверх… сбрасывайте балласт… – прохрипел Рошаль, вывалился из кресла, дополз и прижался к борту дирижабля. Собаки прильнули к нему, уткнули морды в складки его балахона. Они уже не дрожали – они заходились в трясучке. И не скулили, не выли, лишь тяжело дышали. Сбросить балласт. Свинцовые плиты в ящиках, прикрепленных к днищу гондолы по всей площади… Рошаль предлагал один из двух выходов, которые видел и сам Сварог: или попробовать выйти из грозового фронта, забравшись выше его, или резко уйти вниз, вынырнуть из туч и попытаться посадить машину более-менее аккуратно – если там, внизу, ветер слабее.
– Как его сбросить? – перекричал Сварог раскат грома.
– Люк… Где коврик… – услышал, когда отгремело.
Сварог понял, о чем говорит старший охранитель: коврик возле штурвала горизонтальных рулей.
Они будто ухнули в яму. Внутренности свело, Сварог невольно присел. И на корточках добрался до коврика. Содрал его, откинул крышку люка. В углублении блестели три ряда скоб. Сварог выдернул все, одну за другой. Если скидывать балласт, то весь без остатка, чтоб резко взмыть вверх. Существует опасность, что на высоте давление внутри баллона разорвет его в клочья, но думать об этом было занятием бессмысленным.
Не взмыли. Ни резко, ни вообще. Их и дальше тащил за собой, тащил в себе грозовой шторм, прижимал к земле, забавляясь дирижаблем, как игрушкой. Отказывать себе в удовольствии доиграть до конца стихия не собиралась.
Это притягивало и слепило, это мешало. Сварог убрал «магическое зрение», и в реальности геометрический танец заменила грозовая, клубящаяся чернота. Клубы словно облизывали стекла, но через «пулевое» отверстие на стекле в кабину ничего не просачивалось. И то спасибо.
А потом вдарил громовой раскат, встряхнувший машину и оглушивший людей, а тучевое скопление вокруг дирижабля зажглось нитями молний, будто раскалилось на мгновение миллиардами вольфрамовых спиралей. Молниевый удар походил на чудовищную вспышку фотоблица, охватившую огромную территорию. Он высветил землю под ними и далеко впереди. Как оказалось, это был первый приступ грозы, но далеко не последний. А если баллон наполнен горючим газом и хоть одна молния…
И тут же, словно гром и молнии послужили неким сигналом, их с немыслимой, невозможной скоростью рвануло вперед. Если б на борту стоял спидометр, настроенный на здешние освоенные скорости, его бы зашкалило в один момент. Хуже того: обнаружилась и другая напасть – «Парящий рихар» прибивало к земле, что услужливо фиксировал альтиметр.
– Попали, твою мать! – рявкнул Сварог и одним ударом загнал в пазы клин, стопоря штурвал управления по горизонту. Держать направление по компасу утеряло сейчас всякий смысл. Гадать и выспрашивать, что за хренотень творится вокруг, не было ни времени, ни особого желания.
– Вверх… сбрасывайте балласт… – прохрипел Рошаль, вывалился из кресла, дополз и прижался к борту дирижабля. Собаки прильнули к нему, уткнули морды в складки его балахона. Они уже не дрожали – они заходились в трясучке. И не скулили, не выли, лишь тяжело дышали. Сбросить балласт. Свинцовые плиты в ящиках, прикрепленных к днищу гондолы по всей площади… Рошаль предлагал один из двух выходов, которые видел и сам Сварог: или попробовать выйти из грозового фронта, забравшись выше его, или резко уйти вниз, вынырнуть из туч и попытаться посадить машину более-менее аккуратно – если там, внизу, ветер слабее.
– Как его сбросить? – перекричал Сварог раскат грома.
– Люк… Где коврик… – услышал, когда отгремело.
Сварог понял, о чем говорит старший охранитель: коврик возле штурвала горизонтальных рулей.
Они будто ухнули в яму. Внутренности свело, Сварог невольно присел. И на корточках добрался до коврика. Содрал его, откинул крышку люка. В углублении блестели три ряда скоб. Сварог выдернул все, одну за другой. Если скидывать балласт, то весь без остатка, чтоб резко взмыть вверх. Существует опасность, что на высоте давление внутри баллона разорвет его в клочья, но думать об этом было занятием бессмысленным.
Не взмыли. Ни резко, ни вообще. Их и дальше тащил за собой, тащил в себе грозовой шторм, прижимал к земле, забавляясь дирижаблем, как игрушкой. Отказывать себе в удовольствии доиграть до конца стихия не собиралась.