Страница:
– Отчего ж незнаком… – проворчал слуга. – Антуан сказал мне, что милорд ищет проворного человека, который смог бы организовать убийство кого-то там неугодного, ну, я сразу и подумал про своего хозяина. Уж он-то за такие дела брался без колебаний, заслышав звон золота… Я и Антуану услужил бы по-родственному, и мне самому перепала бы пара пистолей… Словом, он меня свел с англичанином, а уж потом я привел туда хозяина, и они договорились… Милорд мне щедро заплатил – не столько за услугу, сколько за то, чтобы я присматривал за хозяином и, вздумай он кому-то выдать милордовы секреты…
– Бедняга Пишегрю, – сказал д’Артаньян без особого сочувствия. – В конце концов он нарвался на подобного себе прохвоста, пусть и самого подлого звания… Погоди-ка! Вряд ли наш милорд покинет Париж, пока окончательно не удостоверится, что со мной покончено… Бьюсь об заклад, он и сейчас обитает на улице Вожирар!
– В самую точку, сударь, – проворчал слуга. – Вы ему крепенько насолили, я сам слышал, как он говорил, что не уедет отсюда, пока не полюбуется на вашу могилу. Англичане, да будет вашей милости известно, народ упрямый. Уж коли ему что в башку втемяшится, дубиной не выбьешь, в особенности если тут еще и месть припутана… А отомстить вам ему так хочется, что ночи не спит…
– Боюсь, придется ему и дальше маяться бессонницей, – усмехнулся д’Артаньян. – В Париже, по моему глубокому убеждению, для иностранца достаточно достопримечательностей и без моей могилы… Ну что, господа? Затравим лису в ее логове? Милорда Бекингэма давно нет в Париже, некому защитить этого мерзавца.
– А основания? – задумчиво спросил де Вард.
– Основания? – саркастически ухмыльнулся д’Артаньян. – По-моему оснований достаточно. Он нанимал убийц, чтобы расправиться со мной… и с миледи Кларик. У нас есть свидетель, – встряхнул он лязгнувшего зубами пленника. – Для любого парижского суда его показаний будет вполне достаточно, а если нет, то у нас есть еще сержант Росне и его сообщники, которые смирнехонько сидят за решеткой и ради спасения жизни запираться не будут! Нет уж, он у нас не отвертится!
– Может быть, сначала доложить кардиналу? – столь же задумчиво предположил де Вард.
– Вы меня удивляете, де Вард! – прогудел Каюзак. – В Париже любая новость разносится молниеносно, как лесной пожар! Прикажете ждать, пока этот негодяй прослышит о случившемся и ускользнет на свой туманный остров, откуда его уже не выцарапать? Д’Артаньян прав: на коней, господа, на коней! Эй, слуги! Прихватите этого мерзавца с собой и следите, чтобы не убежал, – он нам еще понадобится, чтобы проникнуть в дом без лишнего шума!
– Пожалуй, вы правы, – подумав, согласился де Вард. – На коней, друзья мои! На улицу Вожирар!
Часть вторая
Глава первая
– Бедняга Пишегрю, – сказал д’Артаньян без особого сочувствия. – В конце концов он нарвался на подобного себе прохвоста, пусть и самого подлого звания… Погоди-ка! Вряд ли наш милорд покинет Париж, пока окончательно не удостоверится, что со мной покончено… Бьюсь об заклад, он и сейчас обитает на улице Вожирар!
– В самую точку, сударь, – проворчал слуга. – Вы ему крепенько насолили, я сам слышал, как он говорил, что не уедет отсюда, пока не полюбуется на вашу могилу. Англичане, да будет вашей милости известно, народ упрямый. Уж коли ему что в башку втемяшится, дубиной не выбьешь, в особенности если тут еще и месть припутана… А отомстить вам ему так хочется, что ночи не спит…
– Боюсь, придется ему и дальше маяться бессонницей, – усмехнулся д’Артаньян. – В Париже, по моему глубокому убеждению, для иностранца достаточно достопримечательностей и без моей могилы… Ну что, господа? Затравим лису в ее логове? Милорда Бекингэма давно нет в Париже, некому защитить этого мерзавца.
– А основания? – задумчиво спросил де Вард.
– Основания? – саркастически ухмыльнулся д’Артаньян. – По-моему оснований достаточно. Он нанимал убийц, чтобы расправиться со мной… и с миледи Кларик. У нас есть свидетель, – встряхнул он лязгнувшего зубами пленника. – Для любого парижского суда его показаний будет вполне достаточно, а если нет, то у нас есть еще сержант Росне и его сообщники, которые смирнехонько сидят за решеткой и ради спасения жизни запираться не будут! Нет уж, он у нас не отвертится!
– Может быть, сначала доложить кардиналу? – столь же задумчиво предположил де Вард.
– Вы меня удивляете, де Вард! – прогудел Каюзак. – В Париже любая новость разносится молниеносно, как лесной пожар! Прикажете ждать, пока этот негодяй прослышит о случившемся и ускользнет на свой туманный остров, откуда его уже не выцарапать? Д’Артаньян прав: на коней, господа, на коней! Эй, слуги! Прихватите этого мерзавца с собой и следите, чтобы не убежал, – он нам еще понадобится, чтобы проникнуть в дом без лишнего шума!
– Пожалуй, вы правы, – подумав, согласился де Вард. – На коней, друзья мои! На улицу Вожирар!
Часть вторая
QuI MIHI DISCIPULUS
[15]
Глава первая
Дом на улице Вожирар
Кампания, предпринятая тремя друзьями против неприметного маленького домика на улице Вожирар, была подготовлена по всем правилам военного искусства в сочетании с опытом охотника на лис (военный опыт имели де Вард с Каюзаком, а в охоте неплохо разбирался д’Артаньян). Возле той стены, что соприкасалась со знаменитыми яблоневыми садами улицы Вожирар, заняли свои посты Планше с мушкетом и Эсташ с увесистой дубинкой (слуга Каюзака ростом, шириной плеч и кулаками мало уступал своему господину, а потому глубоко презирал в душе «все эти железки», по его собственному выражению, и, если уж судьба вынуждала его браться за оружие, он, подобно Гераклу, предпочитал палицу или нечто на нее похожее). Возле калитки, выходившей в короткий переулок, откуда можно было без труда бежать задворками, расположился Любен с двумя пистолетами. Трое гвардейцев прижались к стене по обе стороны двери, перед которой расположили своего пленника так, чтобы только его можно было увидеть в крохотное зарешеченное окошечко, проделанное в двери на высоте человеческих глаз.
Разумеется, они не собирались доверять своему пленнику безоглядно – а потому д’Артаньян, предусмотрительно обнажив шпагу, держа ее так, чтобы острие пребывало поблизости от левого бока Франсуа, шепотом посоветовал:
– Не вздумай откалывать номера, прохвост, а то изобразишь собой натурального жука на булавке… Ну, стучи!
Франсуа, с физиономией хмурой и обреченной, послушно заколотил дверным молотком так, словно намеревался поднять мертвых из могил еще до Страшного суда.
Очень скоро заскрипела задвижка, по ту сторону решетки откинулась крохотная заслонка, и послышался недовольный голос слуги по имени Антуан, которого д’Артаньян сразу узнал по ленивым и гнусавым интонациям:
– Иду, иду… Франсуа, чтоб тебе запаршиветь с головы до ног! Ты что, перепутал дверь с наковальней? В кузнецы податься решил? Маркиз твой наконец-то набрался ума и выгнал тебя за воровство? Честным ремеслом теперь зарабатывать будешь?
Д’Артаньян, сделав страшное лицо, приблизил острие к самому боку пленника, и тот, побуждаемый к действию, воскликнул с весьма натуральным волнением и поспешностью:
– Открывай скорее, сурок жирный! Англичанин тут?
– А куда он денется? – зевнул ленивый цербер.
– Открывай живее! Для него есть новости, и важные!
– Что, твой хозяин прикончил-таки этого паршивого гасконца?
– Ага! – воскликнул Франсуа. – Сейчас я тебе буду орать во всю глотку, прямо посреди улицы! Хочешь, чтобы нас обоих сволокли в Бастилию? Там и господам неуютно, а мы с тобой и вовсе не велики птицы! Открывай!
– Ну, смотри, младшенький, если опять приперся, чтобы выманить пару пистолей у английского гуся в обмен на пустую болтовню, я тебе наломаю холку собственными руками. Хозяйка и так ходит злая, как три ведьмы, знай шпыняет меня за то, что с тобой связался, с болтуном и бездельником…
– Я-то при чем? Не я должен был делать дело, а господин маркиз…
– Оба вы с господином маркизом одного поля ягоды, по хозяину и слуга. Точно тебе говорю, если пришел ни с чем, хозяйка совсем остервенеет, она и так взбеленилась, когда сбежала эта пикардийская паршивка…
Говоря это, он звенел и лязгал многочисленными цепями и запорами, памятными д’Артаньяну по прошлому визиту. Наконец дверь приоткрылась – не распахнулась, а именно приоткрылась, и Антуан, как видно, распространявший подозрительное недоверие ко всему на свете и на родного брата, высунул в щель настороженную физиономию.
Каюзаку этого вполне хватило. Он, вытянув ручищу, сграбастал слугу за глотку и без малейшего усилия выдернул его наружу, будто пробку из бутылки. Прислонив к стене и надежно сомкнув на горле пальцы, тихо пообещал с исконно спартанским немногословием, самым что ни на есть грозным тоном:
– Заорешь – совсем задушу. Понял? Если понял, кивни.
Полузадушенный Антуан, издавая лишь слабые звуки наподобие мышиного писка или голоса совести у отъявленного подонка, торопливо закивал, багровея лицом от нехватки воздуха и выпучив глаза.
Усмехнувшись, Каюзак чуть ослабил стальную хватку:
– Ну-ка, глотни воздуха чуток… Англичанин, стало быть, в доме?
– Ага… – просипел Антуан.
– А хозяйка?
– Тоже…
– Кто мы, тебе ясно? Вопросов задавать не будешь?
– Не буду… – его выпученные глаза остановились на красных плащах. – Чего уж тут…
– Толковый парень, – одобрительно кивнул Каюзак. – Теперь слушай внимательно и запоминай хорошенько. Сейчас мы все вместе войдем в дом. Проведешь нас к хозяйке, и боже тебя упаси поднять шум – шпага для тебя слишком благородное оружие, я обойдусь чем попроще… – он выразительно поднес к носу пленного громадный кулак. – Уяснил?
Усмиренный цербер отчаянно закивал. Каюзак напутствовал грозно-ласково:
– Ну, смотри у меня, прохвост… Вперед, господа, дорога открыта!
И они ворвались в прихожую, готовые к любым неожиданностям, каковых, впрочем, не последовало. Д’Артаньян, уже здесь бывавший, с уверенностью завсегдатая и близкого друга хозяйки дома – кто посмеет сказать, что это не так вопреки очевидным фактам?! – шагал впереди. Они очутились в той самой гостиной, где в тонкой перегородке гасконец сразу заметил проделанную им самим дырку, прислушались.
Тишину нарушил шелест платья – и перед ними предстала Мари де Шеврез, вне себя от гнева. Иных женщин гнев делает некрасивыми, но герцогиня, порочная и очаровательная, была невероятно хороша даже сейчас: ее бездонные глаза метали молнии, щеки раскраснелись, полуприкрытая кружевами грудь часто вздымалась, в общем, судя по ее виду, она искренне жалела, что не способна испепелять взглядом, как та мифологическая ведьма, о которой д’Артаньян слышал краем уха от какого-то книжника в Тарбе, – помнится, имя у нее было испанское, Мендоза Горгулья, что ли…
– И вы… – у нее не было слов. – И вы осмелились сюда явиться?! Шпион, предатель!
– Ну, это спорный вопрос, герцогиня, – сказал гасконец в совершеннейшем присутствии духа, изящно поклонившись. – Предатель – это тот, кто предает своих… А что до «шпиона» – я, клянусь честью, вовсе и не собирался шпионить. Каюсь, я выдал себя за другого, но исключительно для того, чтобы провести с вами ночь, и, если память мне не изменяет, меня буквально за шиворот втянули в заговор, о котором я и не подозревал… Какое же тут шпионство?
Прелестная Мари послала ему еще один уничтожающий взгляд, но и сама уже успела понять, что это не производит особенного впечатления. На ее очаровательном личике изобразилась прямо-таки детская обида, несколько мгновений всерьез казалось, что из этих огромных глаз, бесстыжих и невинных одновременно, брызнут слезы.
– Если вы не предатель и не шпион, то, безусловно, последний идиот, – выдохнула она. – Болван, дурак набитый, чурбан, деревенщина, дубина! Перед вами была ослепительная фортуна, вы могли взлететь невероятно высоко… и на что вы это променяли? На благосклонный взгляд кардинала и неуклюжие объятия этой белобрысой интриганки… Нечего сказать, хороша награда! Могу спорить, в постели она ужасно добродетельна и скучна!
Д’Артаньян смотрел на нее с благожелательной улыбкой и молчал. В конце концов она и сама замолчала, видя, что все ядовитые стрелы летят мимо цели. Оглядела всех по очереди – непроницаемого де Варда, ухмылявшегося во весь рот Каюзака, державшего одной рукой за шиворот Антуана, а другой его достойного братца, и спросила совсем другим тоном, уже, скорее, рассудочным:
– Что все это значит? Как вы посмели сюда ворваться? Антуан, скотина, зачем ты их пустил?
– Я ничего не мог поделать, хозяйка, – покаянно просипел слуга. – Этот вот дворянин как сгреб меня за глотку, чуть не задавил, я уж думал, конец пришел без покаяния…
– Великодушно прошу извинить, герцогиня, – непринужденно сказал д’Артаньян. – Служба кардинала, увы. Нам стало известно, что в вашем доме скрывается один подозрительный англичанин по имени Винтер, замешанный в подстрекательстве сразу к нескольким убийствам…
– Подите к черту!
– Сдается мне, кое-кто попадет туда раньше меня… – сказал д’Артаньян спокойно. – Я не шучу, герцогиня. Мы пришли арестовать вашего посто– яльца…
– Нет у меня никаких постояльцев! Я вам не трактирщица!
– Мари… – укоризненно произнес гасконец. – Ну зачем вы цепляетесь к словам? Нам нужен лорд Винтер, как его ни именуй… Или вы хотите сказать, что никогда не слышали о таком?
– Да провалитесь вы! Как вы смеете меня допрашивать?
– Между прочим, дом окружен, – небрежно добавил граф де Вард, очень громко, явно предполагая наличие поблизости кого-то подслушиваю– щего.
Он был совершенно прав: д’Артаньян, глядя на знакомую дырку в стене, проделанную острием его собственного толедского кинжала, уверился, что ее сейчас закрывает то ли чей-то глаз, то ли чье-то ухо…
– Ах, вот как? – саркастически усмехнулась герцогиня. – Уж не хотите ли вы увести меня в Бастилию? По какому праву?
– Мари… – поморщился д’Артаньян. – Вас мы трогать не собираемся. А вот милейшему лорду Винтеру, боюсь, придется с нами прогуляться до ближайшего полицейского комиссара. У нас есть свидетель, который совершил убийство по наущению Винтера чуть ли не у меня на глазах… – и он кивнул в сторону Франсуа, стоявшего с видом понурым и обреченным. – Да и ваш слуга, доведись потолковать с ним задушевно, многое может поведать…
– Мерзавец! – выдохнула она, настолько очаровательная в гневе, что у д’Артаньяна защемило сердце от непонятной тоски. – Гасконский нищеброд! Дурак набитый! Провалить такое предприятие из-за совершеннейших глупостей… Достаточно было протянуть руку… Ну погоди, я тебе отплачу сторицей! Ты еще будешь валяться в уличной канаве с полуфутом железа в спине… но сначала я доберусь до твоей маленькой паршивки… О, я из нее сделаю последнюю шлюху, каких даже парижские бордели не видели… и у тебя еще будет время на нее полюбоваться в новом качестве, прежде чем с тобой самим будет покончено…
Кровь бросилась гасконцу в лицо, но он произнес насколько мог спокойно:
– Я бы категорически не советовал вам, Мари, претворять эти мысли в жизнь. Есть ситуации, когда не делают различия меж мужчиной и женщиной – в том случае, если женщина начинает играть в мужские забавы… Послушайте, бросим это глупое препирательство. Я повторяю: мы пришли, чтобы арестовать убийцу…
– Вы уверены, господа, что в этом доме есть убийца? – раздался веселый, даже чуточку насмешливый голос.
В дверном проеме стоял герцог Орлеанский, глядя на них без всякого страха – и даже, кажется, без злости, что было довольно-таки странно, учитывая последние бурные события.
– Тьфу ты, – пробормотал Каюзак. – Брат короля…
Однако своих пленников он и не подумал выпустить, держа их за воротники с прежней цепкостью.
– Отрадно видеть, что моя скромная особа известна даже простым гвардейцам нашего несравненного кардинала, – сказал с улыбкой на губах герцог Орлеанский, сделав пару шагов в их сторону мягкой кошачьей походкой. – Вы так шумели, господа, что я невольно оказался посвящен во все происходящее… Неужели здесь и в самом деле прячется убийца? Как занимательно! Кто же он, если это не секрет государственной важности?
– Лорд Винтер, – мрачно сказал д’Артаньян.
– Мой английский друг?! Право, шевалье, вы шутите!
– И не думаю, ваше высочество.
– Кого же он убил?
– Сказать по чести, сам он никого не убивал, – сказал д’Артаньян, мучительно пытаясь догадаться, какие еще сюрпризы сулит появление нового действующего лица. – Но по его приказу уже убит один человек, и то, что другой остался в живых – отнюдь не заслуга вашего, как вы изволите выражаться, английского друга… У нас есть свидетели…
– В самом деле? – произнес герцог с наигранным удивлением. – Это что, вот эти рожи? А ну-ка, дайте присмотреться… Клянусь собакой святого Рока, где-то я уже видел эту продувную рожу… Ну да, так и есть! Нечего сказать, хорош свидетель! Да ведь это он, я теперь совершенно уверен, срезал у меня позавчера кошелек на Новом мосту! Ах ты, бестия!
Д’Артаньян, чуя неладное, кинулся вперед, но опоздал, потратив несколько драгоценных мгновений на то, чтобы обогнуть огромный дубовый стол.
Герцогу этого времени хватило. Его шпага, молниеносно вылетев из ножен, сделала отточенный выпад – и покрытое дымящейся кровью острие чуть ли не на фут вышло из спины Франсуа, испустившего отчаянный вопль.
– Ага! – воскликнул герцог, отпрыгивая назад по всем правилам фехтовального искусства. – Оленя ранили стрелой!
Он нанес второй удар, столь же меткий и безжалостный, небрежно вытер шпагу концом свисающей со стола скатерти и шутливо отсалютовал ею уронившему руки д’Артаньяну, после чего преспокойно вложил в ножны и встал в прежней ленивой позе, скрестив руки на груди.
Франсуа, медленно подгибаясь в коленках, повалился лицом вперед и замер на полу без движения, из-под него понемногу расползалась лужа крови.
Каюзак, раскрыв рот, от неожиданности выпустил воротник оставшегося в живых братца.
– Ах ты, мразь благородная! – взревел тот.
И, выхватив из-за голенища трехгранный стилет, ринулся на принца крови – с исказившимся лицом, растрепанный и страшный.
Пистолетный выстрел прогремел в комнате оглушительно, как раскат грома во время летней грозы. Гостиную заволокло сизым пороховым дымом. Когда он рассеялся, д’Артаньян увидел лорда Винтера, стоявшего в дверном проеме, – разряженный пистолет англичанин преспокойно держал дулом вниз, не собираясь на кого-то нападать.
– Клянусь богом, вы вовремя появились, друг мой! – воскликнул чуть побледневший герцог Орлеанский. – Мерзавец определенно пытался меня продырявить… Черт побери, шевалье д’Артаньян, в каких притонах вы отыскали этих двух головорезов, и зачем вы их с собой привели?
Д’Артаньян, охваченный безнадежностью и отчаянием, смотрел себе под ноги, на обоих незадачливых братьев, лежащих мертвее мертвого. Он уже понимал, что все пропало, но смириться не мог.
– Мы их привели? – воскликнул он. – Одного, согласен, я и в самом деле прихватил с собой, но второй, это самый, служил здесь…
– Господи боже мой, д’Артаньян, да что вы такое говорите? – вскричала герцогиня с невероятно изумленным лицом. – Кто это здесь служил? Я не видела ни одного из этих двух ублюдков, до того как вы их притащили ко мне в дом…
– Боюсь, я вынужден буду подтвердить слова дамы, – вежливо сообщил герцог Орлеанский. – Уж не посетуйте, что мне пришлось убить обоих, но…
– Обоих? – вырвалось у д’Артаньяна.
– Боже мой, ну конечно! – обаятельно улыбнулся герцог. Взял у Винтера разряженный пистолет и, небрежно им помахивая, продолжал: – Разумеется, когда они стали угрожать смиренной хозяйке дома и моему другу, эти неведомо откуда взявшиеся и непонятно зачем приведенные злодеи, я был вынужден убить обоих. Что, без сомнения, подтвердят как герцогиня, так и лорд Винтер…
Он безмятежно улыбался во весь рот – брат короля, Сын Франции, наследный принц, неподвластный любому суду королевства по отдельности и всем, вместе взятым… Почти не владея собой, д’Артаньян выкрикнул:
– Ловко придумано, черт побери! Почему бы вам заодно не убить и меня? – он сделал приглашающие жесты обеими руками перед грудью. – Ну-ка, смелее! Вы же ничем не рискуете, принц, с тем же успехом вы можете проткнуть и захудалого беарнского дворянина! И останетесь с этими людьми… которые, да будет вам известно, готовы были реализовать в заговоре кое-какие свои планы…
Надо сказать, он не собирался умирать, как бык на бойне, – и, крича все это в лицо герцогу Орлеанскому, все же готов был при малейшей угрозе для жизни отскочить подальше. Однако герцог не двинулся с места. Он произнес с неподражаемой беспечностью:
– Ах, господин д’Артаньян, охота вам держать в памяти подробности провалившихся шалостей… Политика – дело тонкое. Сегодня она одна, а завтра – совершенно другая… Наша милая Мари – неисправимая фантазерка, и не стоит на нее сердиться, когда она строит прожекты, словно кружева плетет…
– Убирайтесь, вы трое! – вскрикнула герцогиня. – Слышите?
Д’Артаньян и сам понимал, что здесь им делать более нечего. Свидетели были мертвы, и нет в королевстве силы, способной привлечь к ответу этого невозмутимого принца, похоже, единственного из двоих братьев, кому в полной мере передались коварство и решимость Марии Медичи…
– Пойдемте, господа, – произнес он удрученно. – Нам здесь больше нечего делать…
Они вышли в прихожую, и тут д’Артаньяна, шагавшего последним, тронул за локоть бесшумно догнавший их герцог:
– Могу ли я задержать вас на несколько слов, шевалье? Эти господа могут подождать на улице. Впрочем, если вы боитесь…
– С чего вы взяли? – надменно вздернул подбородок д’Артаньян. – Я – вас? Предпоследний раз, когда мы виделись…
– Сударь, – как ни в чем не бывало произнес герцог, закрывая дверь за Каюзаком и де Вардом. – Не стоит напоминать людям о минутах слабости, какие способны настичь каждого из нас… Так вот, я хотел бы вам сказать, что нисколечко не сержусь на вас.
– В самом деле? – недоверчиво покосился на него д’Артаньян.
– Могу вам дать честное слово. Разумеется, вы заставили меня пережить несколько неприятных минут…
– Да? – усмехнулся д’Артаньян. – Между прочим, я еще и спас вам жизнь, да будет вам известно. Не могу привести подробностей и назвать имена, но, поверьте…
– О, я охотно верю… – небрежно взмахнул рукой принц. – Вне всякого сомнения, наша проказница Мари… быть может, вкупе с моим английским другом… придумала какие-то свои планы, решительно изменявшие ход бесславно закончившегося предприятия. Ну и что? По-вашему, я теперь должен смертельно на них обидеться?
– Но ведь…
– Боже мой, как вы еще молоды… – свысока произнес принц, если и старше д’Артаньяна по возрасту, то буквально на несколько месяцев, не более. – Те чувства, которые я, по вашему представлению, должен питать, – месть, злость и что-то вроде, да? – подходят разве что буржуа и прочему простонародью, лишенному всякого понятия о высокой политике. Политика, дорогой д’Артаньян, – штука причудливая и руководствуется своими собственными правилами, ничего общего не имеющими с примитивными чувствами быдла. Что бы там ни было в прошлом, сейчас мы с моими друзьями – вновь союзники, объединенные общими целями, а это перевешивает все остальное… Вы знаете, вы меня заинтересовали. Я вас не понимаю, а это всегда меня раздражало – когда что-то остается непонятным… Ну какого черта вы в споре двух братьев встали на сторону слабого?
Вы ведь не станете отрицать, что из нас двоих наиболее слаб, никчемен и бесцветен как раз другой… Можете не отвечать, я понимаю, есть вещи, в которых вы никогда не признаетесь вслух, но ваше лицо отражает ход ваших мыслей… Вы сами знаете, что я прав. Этот никчемный болванчик, все преимущество которого в том, что он родился раньше… Вам не унизительно служить такому? О, только не вспоминайте вновь кардинала Ришелье. Вот это – сильная личность, согласен. Но он – министр, и не более того. Он подвержен не только королевским капризам, но и вполне естественным угрозам, ничего общего не имеющим с заговорами, – хворь, несчастный случай, падение с коня… Такое даже с королями случалось. А он к тому же собирается на войну в Ла-Рошель, где будет довольно опасно… Давайте исключим из наших расчетов кардинала. Сосредоточимся на двух известных вам братьях. Ну какого черта вы стоите на стороне слабого?
– Я стою на стороне порядка, ваше высочество, – сказал д’Артаньян. – А это совсем другое.
– Что это за порядок, если он защищает слабых и никчемных? Сила в том и состоит, чтобы самому устанавливать для этой жизни свои порядки…
– Боюсь, здесь мы с вами, принц, решительно не сходимся, – ответил д’Артаньян мрачно.
– Черт вас раздери, но вы же сильный человек, это несомненно! Сильные люди должны держаться вместе! Что такого вам в состоянии дать кардинал? О моем братце я и не говорю, самое большее, на что он способен, – это со вздохом вынуть из кармана пару десятков пистолей…
– Есть еще вещи, которые не имеют отношения к материальным благам, ваше высочество, – ответил д’Артаньян почтительно, но твердо. – Право же, есть…
– Да бросьте! Наш мир насквозь материален, а все его населяющие – насквозь порочны, исходя из этого и следует жить…
– Вот уж не ожидал в лице вашего высочества встретить приверженца янсенизма [16]… – усмехнулся гасконец.
– Да бросьте вы, какой там янсенизм… Не стройте из себя святошу! Послушайте, д’Артаньян, присоединяйтесь ко мне. Мне нужны именно такие люди – которые не умеют предавать.
– Но если я перейду на вашу сторону, я тем самым кое-кого как раз и предам…
– Тьфу ты! – в сердцах сказал герцог Орлеанский. – Да ничего подобного! Вы просто выберете правильную сторону, вот и все.
Д’Артаньян решительно сказал:
– Давайте прекратим этот разговор, ваше высочество. Вы меня ни за что не переубедите, так что не тратьте зря время…
– Дурачина! Вас же убьют! Они там… – он показал пальцем себе за спину, в глубину дома, – они там пышут злобой. Мари умна и коварна, как сто чертей, но она все-таки женщина, и ей никогда не овладеть в полной мере принципами высокой политики, требующей отказаться от лишних эмоций… Я – другое дело. Я вам давно все простил и забыл о многом…
– Это делает честь вашему высочеству… Разрешите откланяться?
– Не валяйте дурака! Вас убьют…
– Пусть попробуют. У меня тоже есть шпага.
– Да кто сказал, что они будут драться открыто? Шпагами?
– Будем надеяться на гасконское везенье, – и с этими словами д’Артаньян, раскланявшись, вышел.
– Ну слава богу! – облегченно вздохнул Каюзак, увидев, как он спускается по ступенькам в тяжелом раздумье. – Я уж хотел выломать дверь, мало ли что…
– Говоря по чести, я был готов к нему присоединиться, – сказал де Вард хмуро. – Когда имеешь дело с герцогом Орлеанским… Чего он от вас хотел?
– О, совершеннейших пустяков, – сказал д’Артаньян со вздохом. – Чтобы я предал всех и вся, перейдя к нему на службу. Эти знатные господа порой бывают удивительно тупы, никак им не втолкуешь, что остальной мир вовсе не обязан разделять их мнение… Ну что же, мы, кажется, проиграли, господа? Наши свидетели мертвы, у нас нет никаких доказательств…
Разумеется, они не собирались доверять своему пленнику безоглядно – а потому д’Артаньян, предусмотрительно обнажив шпагу, держа ее так, чтобы острие пребывало поблизости от левого бока Франсуа, шепотом посоветовал:
– Не вздумай откалывать номера, прохвост, а то изобразишь собой натурального жука на булавке… Ну, стучи!
Франсуа, с физиономией хмурой и обреченной, послушно заколотил дверным молотком так, словно намеревался поднять мертвых из могил еще до Страшного суда.
Очень скоро заскрипела задвижка, по ту сторону решетки откинулась крохотная заслонка, и послышался недовольный голос слуги по имени Антуан, которого д’Артаньян сразу узнал по ленивым и гнусавым интонациям:
– Иду, иду… Франсуа, чтоб тебе запаршиветь с головы до ног! Ты что, перепутал дверь с наковальней? В кузнецы податься решил? Маркиз твой наконец-то набрался ума и выгнал тебя за воровство? Честным ремеслом теперь зарабатывать будешь?
Д’Артаньян, сделав страшное лицо, приблизил острие к самому боку пленника, и тот, побуждаемый к действию, воскликнул с весьма натуральным волнением и поспешностью:
– Открывай скорее, сурок жирный! Англичанин тут?
– А куда он денется? – зевнул ленивый цербер.
– Открывай живее! Для него есть новости, и важные!
– Что, твой хозяин прикончил-таки этого паршивого гасконца?
– Ага! – воскликнул Франсуа. – Сейчас я тебе буду орать во всю глотку, прямо посреди улицы! Хочешь, чтобы нас обоих сволокли в Бастилию? Там и господам неуютно, а мы с тобой и вовсе не велики птицы! Открывай!
– Ну, смотри, младшенький, если опять приперся, чтобы выманить пару пистолей у английского гуся в обмен на пустую болтовню, я тебе наломаю холку собственными руками. Хозяйка и так ходит злая, как три ведьмы, знай шпыняет меня за то, что с тобой связался, с болтуном и бездельником…
– Я-то при чем? Не я должен был делать дело, а господин маркиз…
– Оба вы с господином маркизом одного поля ягоды, по хозяину и слуга. Точно тебе говорю, если пришел ни с чем, хозяйка совсем остервенеет, она и так взбеленилась, когда сбежала эта пикардийская паршивка…
Говоря это, он звенел и лязгал многочисленными цепями и запорами, памятными д’Артаньяну по прошлому визиту. Наконец дверь приоткрылась – не распахнулась, а именно приоткрылась, и Антуан, как видно, распространявший подозрительное недоверие ко всему на свете и на родного брата, высунул в щель настороженную физиономию.
Каюзаку этого вполне хватило. Он, вытянув ручищу, сграбастал слугу за глотку и без малейшего усилия выдернул его наружу, будто пробку из бутылки. Прислонив к стене и надежно сомкнув на горле пальцы, тихо пообещал с исконно спартанским немногословием, самым что ни на есть грозным тоном:
– Заорешь – совсем задушу. Понял? Если понял, кивни.
Полузадушенный Антуан, издавая лишь слабые звуки наподобие мышиного писка или голоса совести у отъявленного подонка, торопливо закивал, багровея лицом от нехватки воздуха и выпучив глаза.
Усмехнувшись, Каюзак чуть ослабил стальную хватку:
– Ну-ка, глотни воздуха чуток… Англичанин, стало быть, в доме?
– Ага… – просипел Антуан.
– А хозяйка?
– Тоже…
– Кто мы, тебе ясно? Вопросов задавать не будешь?
– Не буду… – его выпученные глаза остановились на красных плащах. – Чего уж тут…
– Толковый парень, – одобрительно кивнул Каюзак. – Теперь слушай внимательно и запоминай хорошенько. Сейчас мы все вместе войдем в дом. Проведешь нас к хозяйке, и боже тебя упаси поднять шум – шпага для тебя слишком благородное оружие, я обойдусь чем попроще… – он выразительно поднес к носу пленного громадный кулак. – Уяснил?
Усмиренный цербер отчаянно закивал. Каюзак напутствовал грозно-ласково:
– Ну, смотри у меня, прохвост… Вперед, господа, дорога открыта!
И они ворвались в прихожую, готовые к любым неожиданностям, каковых, впрочем, не последовало. Д’Артаньян, уже здесь бывавший, с уверенностью завсегдатая и близкого друга хозяйки дома – кто посмеет сказать, что это не так вопреки очевидным фактам?! – шагал впереди. Они очутились в той самой гостиной, где в тонкой перегородке гасконец сразу заметил проделанную им самим дырку, прислушались.
Тишину нарушил шелест платья – и перед ними предстала Мари де Шеврез, вне себя от гнева. Иных женщин гнев делает некрасивыми, но герцогиня, порочная и очаровательная, была невероятно хороша даже сейчас: ее бездонные глаза метали молнии, щеки раскраснелись, полуприкрытая кружевами грудь часто вздымалась, в общем, судя по ее виду, она искренне жалела, что не способна испепелять взглядом, как та мифологическая ведьма, о которой д’Артаньян слышал краем уха от какого-то книжника в Тарбе, – помнится, имя у нее было испанское, Мендоза Горгулья, что ли…
– И вы… – у нее не было слов. – И вы осмелились сюда явиться?! Шпион, предатель!
– Ну, это спорный вопрос, герцогиня, – сказал гасконец в совершеннейшем присутствии духа, изящно поклонившись. – Предатель – это тот, кто предает своих… А что до «шпиона» – я, клянусь честью, вовсе и не собирался шпионить. Каюсь, я выдал себя за другого, но исключительно для того, чтобы провести с вами ночь, и, если память мне не изменяет, меня буквально за шиворот втянули в заговор, о котором я и не подозревал… Какое же тут шпионство?
Прелестная Мари послала ему еще один уничтожающий взгляд, но и сама уже успела понять, что это не производит особенного впечатления. На ее очаровательном личике изобразилась прямо-таки детская обида, несколько мгновений всерьез казалось, что из этих огромных глаз, бесстыжих и невинных одновременно, брызнут слезы.
– Если вы не предатель и не шпион, то, безусловно, последний идиот, – выдохнула она. – Болван, дурак набитый, чурбан, деревенщина, дубина! Перед вами была ослепительная фортуна, вы могли взлететь невероятно высоко… и на что вы это променяли? На благосклонный взгляд кардинала и неуклюжие объятия этой белобрысой интриганки… Нечего сказать, хороша награда! Могу спорить, в постели она ужасно добродетельна и скучна!
Д’Артаньян смотрел на нее с благожелательной улыбкой и молчал. В конце концов она и сама замолчала, видя, что все ядовитые стрелы летят мимо цели. Оглядела всех по очереди – непроницаемого де Варда, ухмылявшегося во весь рот Каюзака, державшего одной рукой за шиворот Антуана, а другой его достойного братца, и спросила совсем другим тоном, уже, скорее, рассудочным:
– Что все это значит? Как вы посмели сюда ворваться? Антуан, скотина, зачем ты их пустил?
– Я ничего не мог поделать, хозяйка, – покаянно просипел слуга. – Этот вот дворянин как сгреб меня за глотку, чуть не задавил, я уж думал, конец пришел без покаяния…
– Великодушно прошу извинить, герцогиня, – непринужденно сказал д’Артаньян. – Служба кардинала, увы. Нам стало известно, что в вашем доме скрывается один подозрительный англичанин по имени Винтер, замешанный в подстрекательстве сразу к нескольким убийствам…
– Подите к черту!
– Сдается мне, кое-кто попадет туда раньше меня… – сказал д’Артаньян спокойно. – Я не шучу, герцогиня. Мы пришли арестовать вашего посто– яльца…
– Нет у меня никаких постояльцев! Я вам не трактирщица!
– Мари… – укоризненно произнес гасконец. – Ну зачем вы цепляетесь к словам? Нам нужен лорд Винтер, как его ни именуй… Или вы хотите сказать, что никогда не слышали о таком?
– Да провалитесь вы! Как вы смеете меня допрашивать?
– Между прочим, дом окружен, – небрежно добавил граф де Вард, очень громко, явно предполагая наличие поблизости кого-то подслушиваю– щего.
Он был совершенно прав: д’Артаньян, глядя на знакомую дырку в стене, проделанную острием его собственного толедского кинжала, уверился, что ее сейчас закрывает то ли чей-то глаз, то ли чье-то ухо…
– Ах, вот как? – саркастически усмехнулась герцогиня. – Уж не хотите ли вы увести меня в Бастилию? По какому праву?
– Мари… – поморщился д’Артаньян. – Вас мы трогать не собираемся. А вот милейшему лорду Винтеру, боюсь, придется с нами прогуляться до ближайшего полицейского комиссара. У нас есть свидетель, который совершил убийство по наущению Винтера чуть ли не у меня на глазах… – и он кивнул в сторону Франсуа, стоявшего с видом понурым и обреченным. – Да и ваш слуга, доведись потолковать с ним задушевно, многое может поведать…
– Мерзавец! – выдохнула она, настолько очаровательная в гневе, что у д’Артаньяна защемило сердце от непонятной тоски. – Гасконский нищеброд! Дурак набитый! Провалить такое предприятие из-за совершеннейших глупостей… Достаточно было протянуть руку… Ну погоди, я тебе отплачу сторицей! Ты еще будешь валяться в уличной канаве с полуфутом железа в спине… но сначала я доберусь до твоей маленькой паршивки… О, я из нее сделаю последнюю шлюху, каких даже парижские бордели не видели… и у тебя еще будет время на нее полюбоваться в новом качестве, прежде чем с тобой самим будет покончено…
Кровь бросилась гасконцу в лицо, но он произнес насколько мог спокойно:
– Я бы категорически не советовал вам, Мари, претворять эти мысли в жизнь. Есть ситуации, когда не делают различия меж мужчиной и женщиной – в том случае, если женщина начинает играть в мужские забавы… Послушайте, бросим это глупое препирательство. Я повторяю: мы пришли, чтобы арестовать убийцу…
– Вы уверены, господа, что в этом доме есть убийца? – раздался веселый, даже чуточку насмешливый голос.
В дверном проеме стоял герцог Орлеанский, глядя на них без всякого страха – и даже, кажется, без злости, что было довольно-таки странно, учитывая последние бурные события.
– Тьфу ты, – пробормотал Каюзак. – Брат короля…
Однако своих пленников он и не подумал выпустить, держа их за воротники с прежней цепкостью.
– Отрадно видеть, что моя скромная особа известна даже простым гвардейцам нашего несравненного кардинала, – сказал с улыбкой на губах герцог Орлеанский, сделав пару шагов в их сторону мягкой кошачьей походкой. – Вы так шумели, господа, что я невольно оказался посвящен во все происходящее… Неужели здесь и в самом деле прячется убийца? Как занимательно! Кто же он, если это не секрет государственной важности?
– Лорд Винтер, – мрачно сказал д’Артаньян.
– Мой английский друг?! Право, шевалье, вы шутите!
– И не думаю, ваше высочество.
– Кого же он убил?
– Сказать по чести, сам он никого не убивал, – сказал д’Артаньян, мучительно пытаясь догадаться, какие еще сюрпризы сулит появление нового действующего лица. – Но по его приказу уже убит один человек, и то, что другой остался в живых – отнюдь не заслуга вашего, как вы изволите выражаться, английского друга… У нас есть свидетели…
– В самом деле? – произнес герцог с наигранным удивлением. – Это что, вот эти рожи? А ну-ка, дайте присмотреться… Клянусь собакой святого Рока, где-то я уже видел эту продувную рожу… Ну да, так и есть! Нечего сказать, хорош свидетель! Да ведь это он, я теперь совершенно уверен, срезал у меня позавчера кошелек на Новом мосту! Ах ты, бестия!
Д’Артаньян, чуя неладное, кинулся вперед, но опоздал, потратив несколько драгоценных мгновений на то, чтобы обогнуть огромный дубовый стол.
Герцогу этого времени хватило. Его шпага, молниеносно вылетев из ножен, сделала отточенный выпад – и покрытое дымящейся кровью острие чуть ли не на фут вышло из спины Франсуа, испустившего отчаянный вопль.
– Ага! – воскликнул герцог, отпрыгивая назад по всем правилам фехтовального искусства. – Оленя ранили стрелой!
Он нанес второй удар, столь же меткий и безжалостный, небрежно вытер шпагу концом свисающей со стола скатерти и шутливо отсалютовал ею уронившему руки д’Артаньяну, после чего преспокойно вложил в ножны и встал в прежней ленивой позе, скрестив руки на груди.
Франсуа, медленно подгибаясь в коленках, повалился лицом вперед и замер на полу без движения, из-под него понемногу расползалась лужа крови.
Каюзак, раскрыв рот, от неожиданности выпустил воротник оставшегося в живых братца.
– Ах ты, мразь благородная! – взревел тот.
И, выхватив из-за голенища трехгранный стилет, ринулся на принца крови – с исказившимся лицом, растрепанный и страшный.
Пистолетный выстрел прогремел в комнате оглушительно, как раскат грома во время летней грозы. Гостиную заволокло сизым пороховым дымом. Когда он рассеялся, д’Артаньян увидел лорда Винтера, стоявшего в дверном проеме, – разряженный пистолет англичанин преспокойно держал дулом вниз, не собираясь на кого-то нападать.
– Клянусь богом, вы вовремя появились, друг мой! – воскликнул чуть побледневший герцог Орлеанский. – Мерзавец определенно пытался меня продырявить… Черт побери, шевалье д’Артаньян, в каких притонах вы отыскали этих двух головорезов, и зачем вы их с собой привели?
Д’Артаньян, охваченный безнадежностью и отчаянием, смотрел себе под ноги, на обоих незадачливых братьев, лежащих мертвее мертвого. Он уже понимал, что все пропало, но смириться не мог.
– Мы их привели? – воскликнул он. – Одного, согласен, я и в самом деле прихватил с собой, но второй, это самый, служил здесь…
– Господи боже мой, д’Артаньян, да что вы такое говорите? – вскричала герцогиня с невероятно изумленным лицом. – Кто это здесь служил? Я не видела ни одного из этих двух ублюдков, до того как вы их притащили ко мне в дом…
– Боюсь, я вынужден буду подтвердить слова дамы, – вежливо сообщил герцог Орлеанский. – Уж не посетуйте, что мне пришлось убить обоих, но…
– Обоих? – вырвалось у д’Артаньяна.
– Боже мой, ну конечно! – обаятельно улыбнулся герцог. Взял у Винтера разряженный пистолет и, небрежно им помахивая, продолжал: – Разумеется, когда они стали угрожать смиренной хозяйке дома и моему другу, эти неведомо откуда взявшиеся и непонятно зачем приведенные злодеи, я был вынужден убить обоих. Что, без сомнения, подтвердят как герцогиня, так и лорд Винтер…
Он безмятежно улыбался во весь рот – брат короля, Сын Франции, наследный принц, неподвластный любому суду королевства по отдельности и всем, вместе взятым… Почти не владея собой, д’Артаньян выкрикнул:
– Ловко придумано, черт побери! Почему бы вам заодно не убить и меня? – он сделал приглашающие жесты обеими руками перед грудью. – Ну-ка, смелее! Вы же ничем не рискуете, принц, с тем же успехом вы можете проткнуть и захудалого беарнского дворянина! И останетесь с этими людьми… которые, да будет вам известно, готовы были реализовать в заговоре кое-какие свои планы…
Надо сказать, он не собирался умирать, как бык на бойне, – и, крича все это в лицо герцогу Орлеанскому, все же готов был при малейшей угрозе для жизни отскочить подальше. Однако герцог не двинулся с места. Он произнес с неподражаемой беспечностью:
– Ах, господин д’Артаньян, охота вам держать в памяти подробности провалившихся шалостей… Политика – дело тонкое. Сегодня она одна, а завтра – совершенно другая… Наша милая Мари – неисправимая фантазерка, и не стоит на нее сердиться, когда она строит прожекты, словно кружева плетет…
– Убирайтесь, вы трое! – вскрикнула герцогиня. – Слышите?
Д’Артаньян и сам понимал, что здесь им делать более нечего. Свидетели были мертвы, и нет в королевстве силы, способной привлечь к ответу этого невозмутимого принца, похоже, единственного из двоих братьев, кому в полной мере передались коварство и решимость Марии Медичи…
– Пойдемте, господа, – произнес он удрученно. – Нам здесь больше нечего делать…
Они вышли в прихожую, и тут д’Артаньяна, шагавшего последним, тронул за локоть бесшумно догнавший их герцог:
– Могу ли я задержать вас на несколько слов, шевалье? Эти господа могут подождать на улице. Впрочем, если вы боитесь…
– С чего вы взяли? – надменно вздернул подбородок д’Артаньян. – Я – вас? Предпоследний раз, когда мы виделись…
– Сударь, – как ни в чем не бывало произнес герцог, закрывая дверь за Каюзаком и де Вардом. – Не стоит напоминать людям о минутах слабости, какие способны настичь каждого из нас… Так вот, я хотел бы вам сказать, что нисколечко не сержусь на вас.
– В самом деле? – недоверчиво покосился на него д’Артаньян.
– Могу вам дать честное слово. Разумеется, вы заставили меня пережить несколько неприятных минут…
– Да? – усмехнулся д’Артаньян. – Между прочим, я еще и спас вам жизнь, да будет вам известно. Не могу привести подробностей и назвать имена, но, поверьте…
– О, я охотно верю… – небрежно взмахнул рукой принц. – Вне всякого сомнения, наша проказница Мари… быть может, вкупе с моим английским другом… придумала какие-то свои планы, решительно изменявшие ход бесславно закончившегося предприятия. Ну и что? По-вашему, я теперь должен смертельно на них обидеться?
– Но ведь…
– Боже мой, как вы еще молоды… – свысока произнес принц, если и старше д’Артаньяна по возрасту, то буквально на несколько месяцев, не более. – Те чувства, которые я, по вашему представлению, должен питать, – месть, злость и что-то вроде, да? – подходят разве что буржуа и прочему простонародью, лишенному всякого понятия о высокой политике. Политика, дорогой д’Артаньян, – штука причудливая и руководствуется своими собственными правилами, ничего общего не имеющими с примитивными чувствами быдла. Что бы там ни было в прошлом, сейчас мы с моими друзьями – вновь союзники, объединенные общими целями, а это перевешивает все остальное… Вы знаете, вы меня заинтересовали. Я вас не понимаю, а это всегда меня раздражало – когда что-то остается непонятным… Ну какого черта вы в споре двух братьев встали на сторону слабого?
Вы ведь не станете отрицать, что из нас двоих наиболее слаб, никчемен и бесцветен как раз другой… Можете не отвечать, я понимаю, есть вещи, в которых вы никогда не признаетесь вслух, но ваше лицо отражает ход ваших мыслей… Вы сами знаете, что я прав. Этот никчемный болванчик, все преимущество которого в том, что он родился раньше… Вам не унизительно служить такому? О, только не вспоминайте вновь кардинала Ришелье. Вот это – сильная личность, согласен. Но он – министр, и не более того. Он подвержен не только королевским капризам, но и вполне естественным угрозам, ничего общего не имеющим с заговорами, – хворь, несчастный случай, падение с коня… Такое даже с королями случалось. А он к тому же собирается на войну в Ла-Рошель, где будет довольно опасно… Давайте исключим из наших расчетов кардинала. Сосредоточимся на двух известных вам братьях. Ну какого черта вы стоите на стороне слабого?
– Я стою на стороне порядка, ваше высочество, – сказал д’Артаньян. – А это совсем другое.
– Что это за порядок, если он защищает слабых и никчемных? Сила в том и состоит, чтобы самому устанавливать для этой жизни свои порядки…
– Боюсь, здесь мы с вами, принц, решительно не сходимся, – ответил д’Артаньян мрачно.
– Черт вас раздери, но вы же сильный человек, это несомненно! Сильные люди должны держаться вместе! Что такого вам в состоянии дать кардинал? О моем братце я и не говорю, самое большее, на что он способен, – это со вздохом вынуть из кармана пару десятков пистолей…
– Есть еще вещи, которые не имеют отношения к материальным благам, ваше высочество, – ответил д’Артаньян почтительно, но твердо. – Право же, есть…
– Да бросьте! Наш мир насквозь материален, а все его населяющие – насквозь порочны, исходя из этого и следует жить…
– Вот уж не ожидал в лице вашего высочества встретить приверженца янсенизма [16]… – усмехнулся гасконец.
– Да бросьте вы, какой там янсенизм… Не стройте из себя святошу! Послушайте, д’Артаньян, присоединяйтесь ко мне. Мне нужны именно такие люди – которые не умеют предавать.
– Но если я перейду на вашу сторону, я тем самым кое-кого как раз и предам…
– Тьфу ты! – в сердцах сказал герцог Орлеанский. – Да ничего подобного! Вы просто выберете правильную сторону, вот и все.
Д’Артаньян решительно сказал:
– Давайте прекратим этот разговор, ваше высочество. Вы меня ни за что не переубедите, так что не тратьте зря время…
– Дурачина! Вас же убьют! Они там… – он показал пальцем себе за спину, в глубину дома, – они там пышут злобой. Мари умна и коварна, как сто чертей, но она все-таки женщина, и ей никогда не овладеть в полной мере принципами высокой политики, требующей отказаться от лишних эмоций… Я – другое дело. Я вам давно все простил и забыл о многом…
– Это делает честь вашему высочеству… Разрешите откланяться?
– Не валяйте дурака! Вас убьют…
– Пусть попробуют. У меня тоже есть шпага.
– Да кто сказал, что они будут драться открыто? Шпагами?
– Будем надеяться на гасконское везенье, – и с этими словами д’Артаньян, раскланявшись, вышел.
– Ну слава богу! – облегченно вздохнул Каюзак, увидев, как он спускается по ступенькам в тяжелом раздумье. – Я уж хотел выломать дверь, мало ли что…
– Говоря по чести, я был готов к нему присоединиться, – сказал де Вард хмуро. – Когда имеешь дело с герцогом Орлеанским… Чего он от вас хотел?
– О, совершеннейших пустяков, – сказал д’Артаньян со вздохом. – Чтобы я предал всех и вся, перейдя к нему на службу. Эти знатные господа порой бывают удивительно тупы, никак им не втолкуешь, что остальной мир вовсе не обязан разделять их мнение… Ну что же, мы, кажется, проиграли, господа? Наши свидетели мертвы, у нас нет никаких доказательств…