– Кто же знал… – с искренней горечью сказал «майор», смирнехонько лежа на ковре. – Я и подумать не мог, что припрется такой…
– Небесталанный, а? – подхватил Мазур. – Вот так оно и бывает, когда считаешь себя самым хитрым…
«Майор» огрызнулся:
– Ну, в конце-то концов, я столько лет отсиживался, не вызывая ни малейших подозрений… Вы могли и не нагрянуть, и все бы обошлось…
– Все равно, держать фото Мюллера на стене было ненужным вызовом, – наставительно сказал Мазур. – Не сто лет прошло, в конце-то концов… Итак, некоторую ясность мы внесли. Ты, обормот, классический белый наемник, судя по возрасту, начинавший еще в Конго во времена Лумумбы. Не буду от тебя требовать подтверждения этого факта, и так ясно. И чует моя недоверчивая, подозрительная душа, что в эту глушь ты забился неспроста. Имя и национальность менял неспроста. Наверняка твоя персона до сих пор числится в кое-каких списках на розыск, и кое-какие тяжелые приговоры еще не миновали срока давности… Верно?
«Майор» недовольно пробурчал:
– Вы же сами собирались обойтись без лирики… К чему все эти рассусоливания? Мало ли какие неприятности у человека случаются в жизни… Можно подумать, мне хотелось снова лезть во все эти сложности…
– Ага, – сказал Мазур, – я и тут был прав… Ты забился в дальний уголок и собирался отсидеться до самого конца. Но потом кто-то пришел и напомнил тебе то же самое, что и я, причем, ручаться можно, в отличие от меня – с обстоятельным досье за пазухой… А?
«Майор» буркнул что-то непонятное, за версту отдававшее согласием. Откашлялся и сказал уже членораздельно:
– Вот именно. Думаете, я сам на старости лет полез бы в эти дела? В моем возрасте больше всего покоя хочется…
– Ты меня все равно не разжалобишь, морда, – сказал Мазур без тени сочувствия. – Так что не углубляй тему покоя и преклонных лет. Сам должен понимать, иногда все же приходится отвечать за все, что наколбасил. Знаешь, я порой всерьез начинаю верить, что Бог все же есть и не каждому подонку дает помереть спокойно… Может быть, ты тоже? Ну ладно, оставим в покое богословие, я в нем не силен, да и ты наверняка тоже…
Молодой напарник старого бандита завозился, уже осмысленно пытаясь если и не освободиться, то, по крайней мере, малость пошуметь. Подобрав нож с ковра, Мазур подошел, присел на корточки и, приложив отточенное до бритвенной остроты лезвие к горлу пленника, сказал веско:
– Будешь дрыгаться – я тебе глотку перехвачу вмиг, ясно? Ты мне не особенно и нужен, твой напарничек, чувствую, и без тебя расскажет все, что нужно. Так что лежи смирнехонько, как непорочная невеста в брачную ночь – и я, смотришь, тебя в живых оставлю… Уяснил?
Судя по тому, как этот экземпляр моментально притих, он все уяснил моментально и категорически.
– Вот и лежи, тварь, – ласково сказал Мазур. Вернулся к «майору», продолжал деловито: – Итак, без лирики… Мой разговор с дамой ты, конечно, подслушивал?
– Ну да, – сказал «майор». – Подслушку тут оборудовали еще восемь лет назад, когда шефом тайной полиции был Мутанга. Не столько в контрразведывательных целях, сколько по извращенности полковничьей натуры. Любил он подслушивать именитых гостей – как они дерут девок, о чем говорят, полагая, что посторонние их не слышат… Кое-где, в некоторых домиках и видеокамеры имеются тоже с тех времен. Мутанга был все же изрядным раздолбаем – ну какой профессионал будет использовать систему для собственного удовольствия? Потому и слетел. Система осталась. Пульт у меня, в задней комнатке, о системе в свое время и охранка не знала, я ж говорю, Мутанга исключительно для развлечения все устроил, любил посидеть ночью у меня в подсобке…
– Веселый был человек, – хмыкнул Мазур. – А в коттедже моей дамы камеры есть? Ну, что ты язык проглотил?
– Ну, есть…
– Ах ты, эксгибиционист старый, – ласково сказал Мазур. – Глаза проглядел, поди?
– Исключительно оттого, что мне поручили не выпускать вас из виду…
– А что потом поручили? Уволочь в бессознательном состоянии и передать сообщникам или попросту прикончить? Не закатывай глаза, я человек не мстительный, понимаю: ничего личного. И слово тебе даю: если будешь держаться со мной правильно, жизнь гарантирую. Могу оказаться настолько благородным, что даже не сдам тебя официальным лицам, собственным агентом сделаю.
– А этот? – кивнул старик в сторону Мбопы, прислушивавшегося с живейшим интересом.
– С ним, думаю, удастся договориться, – сказал Мазур. – Он человек весьма даже неглупый, могу тебя заверить… Ну?
Избегая встречаться с Мазуром взглядом, «майор» сказал:
– Честно говоря, нам приказали попросту вас прикончить. Этот козел, что меня подмял, вас отчего-то, такое впечатление, всерьез побаивается и хочет, не размениваясь на психологические игры, без церемоний убрать с доски, чтобы не путались под ногами, когда…
– Когда будут мочить президента?
– Ну, – неохотно согласился «майор», – а ведь он не из хлюпиков. Нужно было и мне с самого начала подумать, что к вам следует относиться крайне серьезно… Да, чего там – следовало вас прикончить без церемоний, а труп отволочь в заросли. К утру мало что осталось бы…
– Не дрожи ты так, – рассеянно сказал Мазур. – Я же сказал, что не злопамятен и не особенно мстителен… – Он достал нож и разрезал веревки на ногах старого прохвоста. – Вставай, прогуляемся… Да не трясись ты, олух! Не за деревню прогуляемся, а в твой дом…
Он насильно поднял старикана – все же опасавшегося, по всему видно, что его приглашают на последнюю и окончательную прогулку – подтолкнул к двери. Мбопа вновь забился, гримасничая с большой экспрессией.
– Ничего не поделать, лейтенант, – сказал Мазур. – Придется до утра потерпеть. Утром я вас непременно освобожу… и в лучшем виде охарактеризую начальству, а пока что, извините, придется поскучать. Пользуясь вашей же жизненной философией, ситуация столь тревожная и скользкая, что доверять никому нельзя…
Он проверил путы на молодом агрессоре, толкнул «майора» к двери. До егерской конторы они добрались без приключений, никем не замеченные по причине полного отсутствия праздных зевак.
– Показывай хозяйство, проныра старый, – распорядился Мазур.
Немец с тяжким вздохом распахнул неприметную дверь, помещавшуюся меж стойкой с ружьями и чучелом крокодила, зажег свет. Обнаружилась небольшая чистая комнатушка с солидных размеров пультом – два телеэкрана, ряды пронумерованных клавиш, разноцветных кнопок, тумблеры и прочая премудрость.
– Солидно, – сказал Мазур. – А теперь, старина, давай-ка снова свяжем твои блудливые ручонки – мало ли что… Садись в угол и старательно подсказывай…
Пощелкав тумблерами под руководством разоблаченного прохвоста, понажимав кнопки, Мазур не услышал и не увидел ровным счетом ничего интересного – либо домики стояли еще пустые, либо их обитатели дрыхли, в том числе и набившиеся в президентские апартаменты агенты. Коттедж Олеси он оставил напоследок – и решительно нажал нужные кнопочки.
Скрупулезным и обстоятельным затейником был покойный полковник Мутанга. Как и прочие камеры, установленная в домике Олеси оказалась снабженной причиндалами ночного видения. И Мазур, малость оторопевши, обнаружил в постели, где он совсем недавно освоился, обнявшуюся голенькую парочку одного пола, конкретнее говоря, Олесю с Анечкой, блаженно отдыхавшую после известных занятий. В душе у Мазура, ясен пень, ничего так и не ворохнулось, он лишь констатировал с философской грустью, что товарищ Шекспир, как всякий гений, был кругом прав…
Уловленный чутким микрофоном голос Олеси долетал до Мазура так ясно и четко, словно он прятался тут же за занавеской:
– Ну хватит… – отмахнулась она лениво. – Вымотала ты меня…
– Ага, а вдобавок этот старый хрен тебя вымотал…
– Ань, ну хватит… Не маленькая. Сама должна понимать, что есть еще и интересы дела…
Мазур прекрасно видел, как Аня приподнялась, нависла над партнершей, вроде бы ласково, но достаточно крепко взяла ее за горло под подбородком и протянула:
– Вот знать бы точно, что ты и сейчас за интересами дела не гонишься…
– Ну что ты… – промурлыкала Олеся так доверительно и открыто, что Мазур невольно сплюнул от злости. – Сама не видишь, что ты мне по-настоящему нравишься? Или не поняла, что ты первая у меня?
Ах ты, стервочка, не без циничного уважения констатировал Мазур. Ты и эту паршивку хочешь намеками на неподдельное чувство или хотя бы искреннюю симпатию повязать, как меня давеча. И она тоже тебе зачем-то страшно нужна? Надо полагать. Значит, такой у тебя творческий метод – чуйствами вяжешь, на лирику бьешь… А впрочем, какая мне разница? Мне важно свою задачу выполнить, доискаться наконец, что вы там мутите…
– Верить-то верю…
– Вот и отлично. Отпусти, больно. Иди сюда…
И понеслись звуки, сгодившиеся бы в качестве сопровождения к стандартному порнофильму, – каковые все же берут начало из реальной жизни. Мазур сердито щелкнул клавишей, экран погас. Из своего угла подал голос «майор»:
– Если мне позволено будет высказать свои соображения… Дама ваша, друг мой, мне по степени опасности напоминает гремучую змею…
– Сам знаю, – рассеянно ответил Мазур. Встал, присел на корточки рядом с напрягшимся пленником и сказал: – Ну вот и пришло время поговорить о главном, старина… Поскольку какая-то гнида вас вербанула, чтобы задействовать в серьезных делах, поскольку вы в этой деревушке, как ни крути, занимаете один из ключевых постов, я и мысли не допускаю, что вам ничего неизвестно про завтрашнее покушение на президента. И про тех, что уже три дня сидят в потаенном уголке в Киримайо… Эк как отшатнулись… Был я там, в Королевском Краале. Только что. Открою маленький секрет: я тут уже бывал двадцать лет назад, когда происходили наверняка известные вам бурные события. Так что мне все известно про подземный ход, тот, что начинается в скалах, я точно знаю, что снайперы уже на позиции… Но я не всеведущий Господь, и мне нужны и кое-какие подробности. Которые вы просто обязаны знать… Сами будете колоться, или испробовать на вас пару неаппетитных штучек в стиле незабвенного Конго-Мюллера? Я не гуманист, старина, я столько повидал в этой жизни, что кишки из вас вытяну без малейших угрызений совести… Ну? Вы же уже в преклонных годах, майн герр, а значит особенно цените жизнь и пыток наверняка боитесь не на шутку…
– А где гарантии, что…
– Не будьте дитем, – поморщился Мазур. – Не буду же я вам писать на бумажке гарантии… которыми мне, кстати, никто не помешает подтереться потом. Рискуйте, дружище, рискуйте. Зыбкий шанс у вас есть… а вот выбора нет никакого. И не делайте столь трагического лица, вы же не юный студент консерватории, волею рокового случая оказавшийся замешанным в жестокие игры безжалостных авантюристов. Вы – человек с весьма специфическим прошлым, не будь его у вас за спиной, не влипли бы в сегодняшние хлопоты. Так что придется рисковать и всерьез поверить, что вы мне будете еще нужны… Все. Уговоры кончились. Говорить будете?
Нетрудно было сообразить, что тяжкий вздох немца означает согласие.
Глава шестнадцатая
Королевский крааль
Сколько раз он вот так, обратившись в камень, долгими часами ждал момента, когда все придет в бешеное движение и завершится за считанные секунды? Да кто бы помнил и считал…
Если верить часам, он простоял, прижавшись к стене туннеля, не так уж долго, минут сорок. А казалось, как обычно бывает, – несколько часов.
Вокруг уже не было непроницаемого мрака, так что можно не пользоваться прибором. Пробивавшегося сверху света хватало, чтобы в сероватом полумраке различать ступени, стены туннеля и невооруженным глазом. Скала была твердая, ступени нимало не выщербились, не искрошились.
Часовой все это время был за поворотом, Мазур его не просто чуял, а порой слышал явственно – сжился этот обормот за трое с лишним суток с Королевским Краалем, почувствовал себя здесь, как дома. Он не шумел, конечно, – но и производил уже гораздо больше звуков, чем, скажем, летучая мышь. Прохаживался, судя по звукам, на довольно тесной площадке, пописал в уголке, отставив оружие (приклад тихонько скрипнул о камень).
В уравнении оставалась еще изрядная куча неизвестных. Не было уверенности, что старый прохвост Гейнц (именно так его вроде бы кликали в отрочестве, если и тут не соврал) говорил правду. Нельзя было исключать, что среди парашютистов, занявших Киримайо, не отыщется сообщников. И так далее. Но ничего тут не поделаешь, придется действовать…
Поскольку время торопит. Кто-нибудь мог уже обнаружить трех трудолюбиво связанных Мазуром субъектов, отчего последствия опять-таки могут выйти непредсказуемыми: быть может, у Гейнца есть и другие сообщники… или контролирующие его, про которых он и знать не может. Да мало ли какие неожиданности могут выскочить в самый последний момент?
Так что тянуть не стоило. Пора.
Бесшумным движением перекинув автомат за спину, Мазур в последний раз прикинул все, прокрутил в уме партитуру (что за помещение за поворотом, он не знал, а значит, следовало просчитать сразу несколько вариантов), напрягся.
И наступил тот поганый миг, когда ничего уже нельзя переиграть и отступать поздно, остается лишь переть вперед, и ничего не изменишь, даже если бы и захотел…
Бой!
Он передвинулся влево и вымахнул из-за поворота, оказавшись, и точно, в небольшом помещеньице: три стены сложены из крупных плоских камней, четвертая – дикая скала. Света достаточно, чтобы разглядеть оторопело уставившегося на него человека: средних лет, коротко стрижен, при автомате и ноже на поясе, в просторном комбинезоне темного цвета, под колер стен Киримайо…
Оторопь незнакомца длилась долю секунды – и Мазур в полной мере ею воспользовался, налетел, навалился. Задача осложнялась еще и тем, что действовать стоило как можно тише, не расходясь в полную силу…
Рванув часового в сторону – чтобы его автомат не стукнул громко, боже упаси, о скалу, – Мазур аккуратненько подбил его ногу, выкрутил руку, точным ударом над ухом малость оглушил. Держа на весу, свободной рукой снял с плеча автомат и аккуратненько поставил к стене. Совершенно беззвучно проделать все это, конечно же, не удалось, но произошло все достаточно тихо.
Так-так… С полдюжины ступенек ведут наверх, там уже нет камня, сплошь рукотворная каменная кладка, узкий коридор поворачивает налево…
Вынув нож из металлических ножен, Мазур приблизил лезвие к горлу пленного, приложил, чтобы почувствовал холодок бритвенной заточки, чтобы лезвие самую малость распластало верхний слой кожи, и горлышко стало печь. Шепотом проговорил на ухо:
– Приехали, корешок, – произнесено это было по-русски. – Если меня понимаешь, зажмурь левый глаз…
Почти сразу же левый глаз медленно защурился. Усмехнувшись, Мазур продолжал:
– Ножик у твоей глотки. Вариантов два. Если ты идейный, можешь заорать. Я тебе, конечно, тут же перехвачу глотку, но разок ты успеешь вякнуть, может, достаточно громко, чтобы тебя услышали… Потом сдохнешь, кровушкой захлебнешься. Ну, а если ты тут из-за бабок, а не ради идеи и жить хочешь всерьез, снова левый глазик зажмурь…
Тут же стало ясно, что о высоких идеях не может быть и речи – что, в общем, было ясно с самого начала, но никогда не вредно лишний раз убедиться.
– Сколько там еще людей? – спросил Мазур. – Медленно моргни, по разу на человека…
Раз… Два… Выходило, что Гейнц не врал. Посмотрим… Мазур нанес короткий, жестокий удар рукоятью ножа в то же место над ухом – на сей раз так, чтобы отключить надолго. Бережно устроил обмякшее тело на холодном камне, проворно связал, заткнул рот заранее подготовленным кляпом. Выпрямился, прислушался к тишине – и, держа автомат на изготовку, стал подниматься по ступенькам, бесшумный, как помянутый нетопырь.
Стало светлее, еще светлее… Попросту – вперед!
Он ворвался в комнатушку размером примерно пять на пять. Свет проникал сквозь щели в каменной стене, а один камень был вынут и лежал тут же. Кроме камня, тут имелось нечто гораздо более интересное и опасное – два человека в таких же комбинезонах под цвет окружающих стен, а также громоздкое длинное ружжо на высоких сошках – но им-то следовало заняться в самую последнюю очередь…
Ребятки были прыткие, моментально развернулись в его сторону от щели, один уже держал руку за пазухой – и Мазур, решив, что лишний гуманизм тут попросту неуместен, сходу, с порога всадил в него короткую, на три патрона очередь, отшвырнул ногой, бросаясь на второго.
Последовала парочка достаточно серьезных блоков и один мастерский удар, который мог и свалить менее подготовленного человека – но блоки Мазур проломил, от удара ушел и, в свою очередь, вмазал от души. Не мешкая, спутал пленника, забил кляп. Несколько секунд стоял, опустив руки, чувствуя, как стекает сумасшедшее напряжение. Вот так оно и случается, ребята, – сама акция занимает секунды, но, чтобы она закончилась победой, нужны еще выучка, знания и бесценный жизненный опыт… Чем-то напоминаешь бомбу, существующую ради одной-единственной великолепной вспышки…
Вот теперь можно оглядеться спокойно, никуда более не торопясь, не ожидая ни подвоха, ни удара в спину. Оснастились они неплохо: в распахнутых сумках видны жестяные банки с питьевой водой, пищевые рационы, этакие брикетики из прозрачного пластика: пачки тех самых салфеток с пропиткой. В уголке даже приютились два больших прозрачных контейнера с прекрасно видимым неприглядным содержимым – ага, недурно придумали, приволокли и надежно закрывающиеся емкости для дерьма, чтобы запашок не пошел по старинной системе вентиляции…
Автоматы, гранаты, бинокли, ножи… Большой джентльменский набор. Но главное – ружжо. Четырнадцатимиллиметровая дура российского производства, разработка буквально последних лет, с оптическим прицелом – идеальное оружие для задуманной операции: на расстоянии в две с лишним мили башка у мишени разлетелась бы, как тыковка…
Так, что тут у нас… Выхода из комнатушки не видно… то есть таковым, по предварительным наблюдениям, должна служить вон та каменная плита, подходящая по размеру. Наверняка есть какой-то скрытый, примитивный механизм, и наверняка за прошедшие столетия он пришел в негодность, но это уже никого не колышет. С той стороны, ясен пень, стена кажется сплошной. Ничего удивительного, что местная десантура лопухнулась… как и Михалыч двадцать лет назад. Выходит, двадцать лет назад драпавшие отсюда боевики все же ухитрились привести механизм в движение – но нет смысла, экспериментировать, такие детали уже совершенно неинтересны.
Как обычно с ним случалось в подобных ситуациях, Мазур не чувствовал ни торжества, ни радости – одну невероятную усталость, прямо-таки пригибавшую к каменному полу.
Какое-то время он провел в нешуточной тревоге – стоило допустить, что поблизости все же затаилась вторая, подстраховывающая группа, становится не по себе. Он понимал, что это совершенно нереально – ну нет второго столь же надежного места, нет, немец клялся! – но все равно, ощущения были не из приятных…
* * *
…Его выход из пещеры напоминал финальные сцены из какого-то старого фильма, то ли «Операции Ы», то ли «Тихих зорь». Двое связанных по рукам пленников, соединенных веревкой, как скалолазы, понуро брели впереди, уже устав материться, угрожать и предлагать за большие деньги к ним присоединиться. Следом шагал Мазур с автоматом на изготовку, порой без всякой жалости отвешивая полновесные пинки, когда соотечественники – соотечественники, хвостом их по голове… – начинали особенно уж ерепениться.
Из ущелья он, оказалось, вышел со своими двуногими трофеями в самый подходящий момент. Нарочно так не подгадаешь. На окраине деревни как раз опускались четыре вертолета. На таком расстоянии Мазур не мог определить, какой из них президентский, но это не имело никакого значения.
Все вдруг пришло в движение, стоило им отойти от скал и продвинуться по равнине метров на сто. Должно быть, вся окрестная местность, как и следовало ожидать, была под прицелом не одного зоркого бинокля. От Королевского Крааля, отчаянно пыля, напролом, без дороги рвануло сразу четыре джипа, и от деревни мчалась парочка набитых людьми в камуфляже открытых вездеходов, мало того, один из вертолетов, самый маленький, уже совсем было приземлившийся следом за остальными, прямо-таки прыжком взметнулся в синеву и, кренясь, помчался над кустарником в сторону Мазура с его добычей. Все вдруг стали невероятно бдительными и энергичными: дармоеды, лопухи, тыловая гусятина, охранка хренова…
Нимало не смутившись оттого, что оказался эпицентром всеобщего переполоха, Мазур прикрикнул:
– Шагай шибче, ублюдки!
И чувствительно поддал ботинком по мягкому месту замыкающему. Тот, тихо ругнувшись, пепеля ненавидящим взглядом, прибавил шагу, бормоча что-то насчет того, что и Мазур не вечен, не все коту масленица, повадился кувшин по воду ходить… И прочую неуместную в серьезных делах лирику.
Неслись джипы, оставляя вздымавшиеся к небу хвосты пыли. Совсем близко был вертолет, грозно ощерившийся двумя шестиствольными пулеметами. Мазур устало шагал, нимало не тронутый всей этой суетой, в данный исторический момент смешной, нелепой и неуместной.
И вместо того чтобы предаваться радостным мыслям триумфатора, не без раздражения и уныния думал о том, что к неведомой главной цели он пока что не продвинулся ни на шаг, и это, как ни крути, не есть здорово…