– Я так понимаю, вы здесь самый главный, Мистер Никто? – спросил Мазур преспокойно.
Собеседник так и впился в него пытливым взглядом – разумеется, он ничего не заподозрил, он попросту чутьем, нюхом отметил нечто непонятное, не укладывавшееся в ситуацию. Битый дядька, великодушно отметил Мазур, у такого и спинной мозг задействован в довесок к основному...
– Самый главный, – сказал Мистер Никто.
– Ну что же, – сказал Мазур. – В таком случае приступим, господа?
Он как сидел, так и выпрямился на полусогнутых ногах, не глядя, ориентируясь по дыханию, по тени от торчавшего за спиной верзилы, ухватил его обеими руками за шею и кинул через себя, на лету припечатав коленом в физиономию, наклонился влево и обрушил обмякшее тело на сидевшего напротив собеседника – как и следовало ожидать, тот не успел среагировать... Прыгнул ногами вперед и угодил правой точнехонько в то место, куда целился.
Они еще не успели ничего осознать и прийти в себя, а Мазур уже избавил обоих от стволов, вмиг став обладателем здоровенного «Питона» и солидной «Беретты». «Беретту» засунул за ремень, двинул ее хозяина так, чтобы обеспечить ему долгое забытье, а пошевелившегося Мистера Никто бесцеремонно поднял на ноги, упер дуло револьвера в ухо, выкрутив левой его правую руку. Сказал внятно:
– Парень, ты на меня произвел впечатление толкового профессионала. Давай и дальше без глупостей. Если я тебе вышибу мозги, кричать на все стороны не буду...
Он выждал несколько секунд, чтобы пленник окончательно очухался и осознал свое печальное положение во всей полноте.
Ага! Со стороны «Альбатроса» протрещала короткая, неуверенная, пожалуй что, автоматная очередь. Пули прошли высоко, далеко в стороне. Ну да, вон иллюминатор открыт...
– Дикки, ты себе чертовски осложнил жизнь, – сказал Мистер Никто.
Он полностью оправдал ожидания Мазура и нисколечко не шевелился, как и следовало человеку его полета, прекрасно осознающему, что в ухо ему упирается дуло не самого малокалиберного кольта, и легкое движение пальца на спусковом крючке упредит любое его спонтанное движение.
– Все зависит от точки зрения, знаешь ли, – ответил Мазур. – Тебе объяснять мой следующий ход, или сам поймешь? Учти, я умею управлять самолетом. И мне, в общем, без разницы, живыми я вас тут оставлю, или наоборот...
– Чертова куча свидетелей, – сказал Мистер Никто. – Ты же не сможешь положить их всех. Чисто технически не получится – начнут разбегаться, патронов не хватит...
Очень примечательный был у него тон – боже упаси, он не просил пощады, не тот мальчик, но жить ему чертовски хотелось, и это неуловимо прорывалось в интонации...
– Постараемся обойтись без крови, – сказал Мазур. – Я тебя слушал долго и старательно, а теперь слушай ты меня... Если не начнешь дергаться, останешься живым.
– Дикки, ты и не представляешь, как осерчает хозяин...
– Вот это уже твои проблемы, – сказал Мазур. – Ты большой мальчик, выпутывайся, как умеешь. Прекрасно должен понимать, что твоя судьба, по большому счету, меня совершенно не беспокоит, в этом мире каждый сам за себя...
– Что ты хочешь?
– Прикажи своим орангутангам сложить оружие.
– А если они не послушают?
– Тогда ты будешь самым первым трупом, – сказал Мазур. – В конце концов, их только двое, ты и не представляешь, старина, на что способен квалифицированный белый наемник, который дерется за свою шкуру... К гидроплану я им подойти не дам, сам понимаешь. На кораблях им не уплыть – там слишком много народу, кто-нибудь непременно попробует дать по башке одинокому захватчику... Позиция у меня не самая скверная. Тут полно пальм, за которыми можно укрыться. И, главное... Твой мальчик, что только что стрелял с «Альбатроса», определенно старался тебя не задеть. А значит, твоя участь их все же волнует. Подозреваю, дело тут не в их высоком душевном благородстве, а в том, что без тебя им никак нельзя будет возвращаться к хозяину. В самом деле, что это за подчиненные такие, которые вернулись сюда без главаря? А впрочем, еще не факт, что кто-то из них вернется. Говорю тебе, ты плохо представляешь, что такое разъяренный белый наемник из команды Шора...
Пленник выругался – с неподдельным чувством и экспрессией, негромко и скупо.
– Это в мой адрес? – полюбопытствовал Мазур.
– Черт его знает. Тут на весь белый свет будешь зол...
– Ну ладно, Мистер Никто, – сказал Мазур. – Пока что ты себя ведешь, как человек полностью вменяемый. Давай и дальше в том же стиле? Я ничего тебе не буду говорить – какие тут, к дьяволу, долгие увертюры... Просто-напросто прикажи им выбросить в иллюминаторы стволы. Потом я уберусь, а вы останетесь. Не переживай, тут полно виски и доступных девок... Ну?
Он покрепче вдавил дуло любимой пушки Грязного Гарри в ухо пленного. Второй, как и замышлялось, пока что не пришел в сознание.
– Ну? – требовательно спросил Мазур. – Уговаривать не буду. Ты в случае чего будешь с а м ы м первым, вот и все...
– Ох, парень...
– Повторяй за мной во всю глотку, – сказал Мазур. – Отсоединить магазины, сначала выбросить их, потом автоматы. Пистолеты следом, по той же методике. Я видел, у них пушки под полой...
Не прошло и пяти секунд, как Мистер Никто повторил все вышесказанное – во весь голос, тоном, который показывал, что жизнь ему, в общем, дороже, чем гнев жалкого хозяина. И прибавил уже от себя:
– Шевелитесь, олухи! У меня пушка возле башки!
Из иллюминатора «Альбатроса» вылетел короткий и плоский автоматный магазин, а следом и сама трещотка. После некоторой паузы за ней последовал короткоствольный револьвер. Затем из рубки второго кораблика выбросили второй автомат и никелированный пистолет.
– Теперь пусть сами вылезают, – распорядился Мазур.
Мистер Никто добросовестно озвучил команду, и оба гангстера («А кто же это еще? Мирные брокеры с Уолл-стрит или учителя воскресной школы?!» – подумал Мазур) спустились по трапам, озираясь со вполне понятным в данной ситуации унынием.
Следом пытались было выскочить освобожденные пленники, но тут уж сам Мазур рявкнул во всю ивановскую:
– Сидеть на кораблях, пока я не разрешу вылезти!
И для пущего эффекта, на миг отведя дуло от уха пленника, нажал на спуск. В рубке «Альбатроса» звонко разлетелось остекление. Народ моментально исчез с палубы и, надо полагать, затаился.
Дружелюбно улыбаясь обоим верзилам, стоявшим с предусмотрительно поднятыми руками, Мазур приказал:
– Раздевайтесь, ребятки, в темпе! Трусы можете оставить, я фильмы не снимаю, и меня длина ваших причиндалов не интересует... Кому говорю, мать вашу?!
Вскоре оба стояли в надлежащем виде, зло таращась исподлобья, грозно сопя и, судя по мечтательно-яростным взорам, во всех подробностях представляя, что они утворят, если Мазур все же попадется к ним в руки. Глупо было бы на них за это сердиться – тут любой на их месте озлится...
Мистера Никто не было необходимости заставлять исполнять стриптиз – Мазур и так знал, что оружия при нем нет. Ну, пока вроде бы все идет гладко, противник разбит наголову и сопротивления оказывать не способен, самое время во всех деталях представить себе отход – и выполнить намеченное.
И все же...
В подсознании у него засела какая-то заноза – словно он что-то не взял в расчет, пропустил, не учел. И Мазур никак не мог эту занозу вычислить.
Под занавесом зашевелился четвертый, встал, опираясь на руки, будто ожившая картинка из учебника зоологии: обезьяноподобный предок человека, решивший наконец перейти к вертикальному хождению на задних конечностях. Наблюдая за ним краем глаза, Мазур не препятствовал – и уж тем более его не трогала яростная ругань. За человеком в таком положении следует великодушно признать право материться вдоволь, будем великоблагородны, как победителю и положено...
– Ну, топай сюда, к остальным, – сказал Мазур, сделав приглашающее движение здоровенным револьвером. – Здесь без тебя картина незавершенная... Живо, не серди папочку, а то папочка как засветит промеж глаз из приличного калибра...
Бормоча ругательства, четвертый, пошатываясь, все же добросовестно встал в шеренгу – ситуация комментариев не требовала и была ясна, как день.
Мистер Никто сказал так убедительно, как только мог:
– Дикки, парень, ты, может, и не поверишь, но я готов все забыть. Чем хочешь клянусь, если полетишь с нами на Сент-Каррадин, все договоры остаются в силе... Я на тебя даже не буду сердиться. Мне, конечно, чертовски обидно, сам понимаешь, но ради дела я уж как-нибудь перетерплю... Честно. Даже про деньги можем поговорить...
Мазур фыркнул:
– Ты же сам говорил, что хозяин на меня денег не ассигновал.
– Я свои имею в виду, свои собственные. У нас есть с собой тысяч пять. Забирай. Давай серьезно...
Лицо у него было исполнено яростной надежды на чудо. Судя по некоторым впечатлениям, он, свободно может оказаться, и не врал, всерьез собирался все простить. Должно быть, неведомый хозяин был человеком суровым и безжалостным, и судьба Мистера Никто ждала незавидная. Но Мазур не собирался по этому поводу лить слезы.
– Не подходит, – сообщил он кратко. – А теперь, ребятки, немного потрудимся. Вы, может быть, не подзабыли или вообще не знали из-за пробелов в образовании, но именно труд из обезьяны человека сделал...
Задача была нехитрая и не требовала особых усилий: Мазур, присев на корточки и держа четверку на прицеле, быстренько разрядил трофейное оружие, и двое субъектов в трусах по его команде принялись за дело: один унес к морю оружие, другой – патроны. Забросили все это добро подальше в воду.
– Ну, видите, как прекрасно все устроилось? – спросил Мазур. – Пока великие державы талдычат о разоружении, я на одном кусочке суши и сам справился... Стоять спокойно! Митинговать будете потом, когда я уеду. А если кто-нибудь начнет дергаться, мозги вышибу!
Он стал неторопливо отступать к самолетику, держа компанию на прицеле. Ему по-прежнему казалось, что упущено нечто важное. Некая немаловажная деталь, не имевшая отношения к чисто военному опыту Мазура, а потому и не дававшаяся в руки. Что-то тут не складывалось. Откуда они узнали, куда поплыл «Альбатрос»? Почему нагрянули так целеустремленно, словно заранее знали о киноэкспедиции слишком много? Почему палили так непринужденно? А если бы, скажем, с киношниками для порядка и охраны ради поплыла парочка местных полицейских? Что-то не складывается...
Взобравшись в кабину, он посмотрел на берег. Четверка по-прежнему торчала на том месте, где Мазур их построил: прекрасно понимали, что они сейчас как на ладони, и ему ничего не стоит перестрелять к чертовой матери всех до одного со своей позиции...
Все оказалось легче, чем он думал. Ничего незнакомого или необычного. Мотор послушно заработал, завертелся пропеллер, очень быстро превратившись в туманный диск. Положив револьвер на сиденье рядом с собой, Мазур поработал штурвалом, осваиваясь, тронул нужные рычаги.
Гидроплан развернулся влево, легко высвободив правый поплавок из рассыпчатого песка. Нацелив его носом в открытое море, Мазур прибавил газу. Он определенно пересолил, чересчур газанул – но тут же поправил дело. Самолетик начал разбег, мотор тарахтел ровно и мощно, нос стал задираться, по обеим сторонам встали радужные веера воды...
Краем глаза он все это время наблюдал за берегом – и прекрасно рассмотрел, как с палубы второго суденышка, минуя трап, сиганул в песок человек с каким-то продолговатым черным предметом в руках, как к нему кинулся Мистер Никто и принялся этот предмет вырывать.
Вот теперь все встало на свои места, и загадка наконец поддалась. У них был сообщник – среди экипажа того кораблика, затаившийся до поры до времени. Что ж, грамотно. Пора уносить ноги, пока не продырявили к чертовой матери. Когда эта хреновина наконец оторвется от воды?!
Мазур прибавил газу, манипулируя рулями высоты. Настоящий летчик, окажись он сейчас в кабине, наверняка материл бы его долго и старательно, но ничего не поделаешь, приходится справляться, как умеешь, потому что Мистер Никто уже у самой воды вскинул автомат, ловит на прицел ускользающую добычу...
Из револьвера его уже не достать – далеко. Сделать ровным счетом ничего невозможно. Мазур застыл за штурвалом, про себя проклиная последними словами этот аппарат тяжелее воздуха. Гидроплан шел по прямой, Мазур почувствовал, что становится гораздо тяжелее – взлетаем, ура!
Длиннющая автоматная очередь была прекрасно слышна даже сквозь гул мотора. Мазур не смог определить, попал ли стрелок – но остекление кабины цело, как и он сам, так что вроде бы ничего страшного...
Гидроплан наконец оторвался от морской глади – и Мазур, не раздумывая, прибавил газу, пошел вверх круто, чуть ли не вертикально, на всей возможной скорости, уходя от обстрела.
Мир вмиг распахнулся вокруг необозримым простором – бесконечный океан, накрытый куполом неба. Он мельком припомнил, что в курсантские времена читал книжку кого-то из летчиков-испытателей, не нашего, американца, еще довоенного. Он так и называлась: «Один в бескрайнем небе».
Оставшийся позади остров уменьшался на глазах, вскоре его уже не было видно. Чуточку опомнившись от первого пьянящего азарта – Икар, бля! – Мазур сбавил обороты (стрелка уже давно торчала в очерченном красным секторе, и чувствовалось, что двигатель на пределе), сбросил высоту чуть ли не наполовину. Глянув на компас, развернул гидроплан градусов на тридцать к норд-норд-осту и держал теперь курс прямо на Флоренсвилль.
Что-то неприятно скрежетнуло в моторе – или показалось? Мазур обратился в слух. Нет, поганый звук не повторился...
Разумеется, соваться прямо в столицу на угнанной птичке – чересчур. Нужно будет причалить к берегу где-нибудь неподалеку от города, в безлюдном месте, бросить трофей без всякой жалости. Лаврик наверняка уже там. Если Уолли выложил абсолютно все, что знает, и этот амбал примется искать его по столице, ему, надо полагать, организуют теплый прием. На кубинцев в этом смысле можно положиться. А может, после взрыва на «Виктории» проблема снялась сама собой? Плохо верится: те, кто ставит на Майка, вряд ли отступятся так просто. На их месте Мазур тоже сражался бы за свое добро когтями и зубами...
Глава 15
Собеседник так и впился в него пытливым взглядом – разумеется, он ничего не заподозрил, он попросту чутьем, нюхом отметил нечто непонятное, не укладывавшееся в ситуацию. Битый дядька, великодушно отметил Мазур, у такого и спинной мозг задействован в довесок к основному...
– Самый главный, – сказал Мистер Никто.
– Ну что же, – сказал Мазур. – В таком случае приступим, господа?
Он как сидел, так и выпрямился на полусогнутых ногах, не глядя, ориентируясь по дыханию, по тени от торчавшего за спиной верзилы, ухватил его обеими руками за шею и кинул через себя, на лету припечатав коленом в физиономию, наклонился влево и обрушил обмякшее тело на сидевшего напротив собеседника – как и следовало ожидать, тот не успел среагировать... Прыгнул ногами вперед и угодил правой точнехонько в то место, куда целился.
Они еще не успели ничего осознать и прийти в себя, а Мазур уже избавил обоих от стволов, вмиг став обладателем здоровенного «Питона» и солидной «Беретты». «Беретту» засунул за ремень, двинул ее хозяина так, чтобы обеспечить ему долгое забытье, а пошевелившегося Мистера Никто бесцеремонно поднял на ноги, упер дуло револьвера в ухо, выкрутив левой его правую руку. Сказал внятно:
– Парень, ты на меня произвел впечатление толкового профессионала. Давай и дальше без глупостей. Если я тебе вышибу мозги, кричать на все стороны не буду...
Он выждал несколько секунд, чтобы пленник окончательно очухался и осознал свое печальное положение во всей полноте.
Ага! Со стороны «Альбатроса» протрещала короткая, неуверенная, пожалуй что, автоматная очередь. Пули прошли высоко, далеко в стороне. Ну да, вон иллюминатор открыт...
– Дикки, ты себе чертовски осложнил жизнь, – сказал Мистер Никто.
Он полностью оправдал ожидания Мазура и нисколечко не шевелился, как и следовало человеку его полета, прекрасно осознающему, что в ухо ему упирается дуло не самого малокалиберного кольта, и легкое движение пальца на спусковом крючке упредит любое его спонтанное движение.
– Все зависит от точки зрения, знаешь ли, – ответил Мазур. – Тебе объяснять мой следующий ход, или сам поймешь? Учти, я умею управлять самолетом. И мне, в общем, без разницы, живыми я вас тут оставлю, или наоборот...
– Чертова куча свидетелей, – сказал Мистер Никто. – Ты же не сможешь положить их всех. Чисто технически не получится – начнут разбегаться, патронов не хватит...
Очень примечательный был у него тон – боже упаси, он не просил пощады, не тот мальчик, но жить ему чертовски хотелось, и это неуловимо прорывалось в интонации...
– Постараемся обойтись без крови, – сказал Мазур. – Я тебя слушал долго и старательно, а теперь слушай ты меня... Если не начнешь дергаться, останешься живым.
– Дикки, ты и не представляешь, как осерчает хозяин...
– Вот это уже твои проблемы, – сказал Мазур. – Ты большой мальчик, выпутывайся, как умеешь. Прекрасно должен понимать, что твоя судьба, по большому счету, меня совершенно не беспокоит, в этом мире каждый сам за себя...
– Что ты хочешь?
– Прикажи своим орангутангам сложить оружие.
– А если они не послушают?
– Тогда ты будешь самым первым трупом, – сказал Мазур. – В конце концов, их только двое, ты и не представляешь, старина, на что способен квалифицированный белый наемник, который дерется за свою шкуру... К гидроплану я им подойти не дам, сам понимаешь. На кораблях им не уплыть – там слишком много народу, кто-нибудь непременно попробует дать по башке одинокому захватчику... Позиция у меня не самая скверная. Тут полно пальм, за которыми можно укрыться. И, главное... Твой мальчик, что только что стрелял с «Альбатроса», определенно старался тебя не задеть. А значит, твоя участь их все же волнует. Подозреваю, дело тут не в их высоком душевном благородстве, а в том, что без тебя им никак нельзя будет возвращаться к хозяину. В самом деле, что это за подчиненные такие, которые вернулись сюда без главаря? А впрочем, еще не факт, что кто-то из них вернется. Говорю тебе, ты плохо представляешь, что такое разъяренный белый наемник из команды Шора...
Пленник выругался – с неподдельным чувством и экспрессией, негромко и скупо.
– Это в мой адрес? – полюбопытствовал Мазур.
– Черт его знает. Тут на весь белый свет будешь зол...
– Ну ладно, Мистер Никто, – сказал Мазур. – Пока что ты себя ведешь, как человек полностью вменяемый. Давай и дальше в том же стиле? Я ничего тебе не буду говорить – какие тут, к дьяволу, долгие увертюры... Просто-напросто прикажи им выбросить в иллюминаторы стволы. Потом я уберусь, а вы останетесь. Не переживай, тут полно виски и доступных девок... Ну?
Он покрепче вдавил дуло любимой пушки Грязного Гарри в ухо пленного. Второй, как и замышлялось, пока что не пришел в сознание.
– Ну? – требовательно спросил Мазур. – Уговаривать не буду. Ты в случае чего будешь с а м ы м первым, вот и все...
– Ох, парень...
– Повторяй за мной во всю глотку, – сказал Мазур. – Отсоединить магазины, сначала выбросить их, потом автоматы. Пистолеты следом, по той же методике. Я видел, у них пушки под полой...
Не прошло и пяти секунд, как Мистер Никто повторил все вышесказанное – во весь голос, тоном, который показывал, что жизнь ему, в общем, дороже, чем гнев жалкого хозяина. И прибавил уже от себя:
– Шевелитесь, олухи! У меня пушка возле башки!
Из иллюминатора «Альбатроса» вылетел короткий и плоский автоматный магазин, а следом и сама трещотка. После некоторой паузы за ней последовал короткоствольный револьвер. Затем из рубки второго кораблика выбросили второй автомат и никелированный пистолет.
– Теперь пусть сами вылезают, – распорядился Мазур.
Мистер Никто добросовестно озвучил команду, и оба гангстера («А кто же это еще? Мирные брокеры с Уолл-стрит или учителя воскресной школы?!» – подумал Мазур) спустились по трапам, озираясь со вполне понятным в данной ситуации унынием.
Следом пытались было выскочить освобожденные пленники, но тут уж сам Мазур рявкнул во всю ивановскую:
– Сидеть на кораблях, пока я не разрешу вылезти!
И для пущего эффекта, на миг отведя дуло от уха пленника, нажал на спуск. В рубке «Альбатроса» звонко разлетелось остекление. Народ моментально исчез с палубы и, надо полагать, затаился.
Дружелюбно улыбаясь обоим верзилам, стоявшим с предусмотрительно поднятыми руками, Мазур приказал:
– Раздевайтесь, ребятки, в темпе! Трусы можете оставить, я фильмы не снимаю, и меня длина ваших причиндалов не интересует... Кому говорю, мать вашу?!
Вскоре оба стояли в надлежащем виде, зло таращась исподлобья, грозно сопя и, судя по мечтательно-яростным взорам, во всех подробностях представляя, что они утворят, если Мазур все же попадется к ним в руки. Глупо было бы на них за это сердиться – тут любой на их месте озлится...
Мистера Никто не было необходимости заставлять исполнять стриптиз – Мазур и так знал, что оружия при нем нет. Ну, пока вроде бы все идет гладко, противник разбит наголову и сопротивления оказывать не способен, самое время во всех деталях представить себе отход – и выполнить намеченное.
И все же...
В подсознании у него засела какая-то заноза – словно он что-то не взял в расчет, пропустил, не учел. И Мазур никак не мог эту занозу вычислить.
Под занавесом зашевелился четвертый, встал, опираясь на руки, будто ожившая картинка из учебника зоологии: обезьяноподобный предок человека, решивший наконец перейти к вертикальному хождению на задних конечностях. Наблюдая за ним краем глаза, Мазур не препятствовал – и уж тем более его не трогала яростная ругань. За человеком в таком положении следует великодушно признать право материться вдоволь, будем великоблагородны, как победителю и положено...
– Ну, топай сюда, к остальным, – сказал Мазур, сделав приглашающее движение здоровенным револьвером. – Здесь без тебя картина незавершенная... Живо, не серди папочку, а то папочка как засветит промеж глаз из приличного калибра...
Бормоча ругательства, четвертый, пошатываясь, все же добросовестно встал в шеренгу – ситуация комментариев не требовала и была ясна, как день.
Мистер Никто сказал так убедительно, как только мог:
– Дикки, парень, ты, может, и не поверишь, но я готов все забыть. Чем хочешь клянусь, если полетишь с нами на Сент-Каррадин, все договоры остаются в силе... Я на тебя даже не буду сердиться. Мне, конечно, чертовски обидно, сам понимаешь, но ради дела я уж как-нибудь перетерплю... Честно. Даже про деньги можем поговорить...
Мазур фыркнул:
– Ты же сам говорил, что хозяин на меня денег не ассигновал.
– Я свои имею в виду, свои собственные. У нас есть с собой тысяч пять. Забирай. Давай серьезно...
Лицо у него было исполнено яростной надежды на чудо. Судя по некоторым впечатлениям, он, свободно может оказаться, и не врал, всерьез собирался все простить. Должно быть, неведомый хозяин был человеком суровым и безжалостным, и судьба Мистера Никто ждала незавидная. Но Мазур не собирался по этому поводу лить слезы.
– Не подходит, – сообщил он кратко. – А теперь, ребятки, немного потрудимся. Вы, может быть, не подзабыли или вообще не знали из-за пробелов в образовании, но именно труд из обезьяны человека сделал...
Задача была нехитрая и не требовала особых усилий: Мазур, присев на корточки и держа четверку на прицеле, быстренько разрядил трофейное оружие, и двое субъектов в трусах по его команде принялись за дело: один унес к морю оружие, другой – патроны. Забросили все это добро подальше в воду.
– Ну, видите, как прекрасно все устроилось? – спросил Мазур. – Пока великие державы талдычат о разоружении, я на одном кусочке суши и сам справился... Стоять спокойно! Митинговать будете потом, когда я уеду. А если кто-нибудь начнет дергаться, мозги вышибу!
Он стал неторопливо отступать к самолетику, держа компанию на прицеле. Ему по-прежнему казалось, что упущено нечто важное. Некая немаловажная деталь, не имевшая отношения к чисто военному опыту Мазура, а потому и не дававшаяся в руки. Что-то тут не складывалось. Откуда они узнали, куда поплыл «Альбатрос»? Почему нагрянули так целеустремленно, словно заранее знали о киноэкспедиции слишком много? Почему палили так непринужденно? А если бы, скажем, с киношниками для порядка и охраны ради поплыла парочка местных полицейских? Что-то не складывается...
Взобравшись в кабину, он посмотрел на берег. Четверка по-прежнему торчала на том месте, где Мазур их построил: прекрасно понимали, что они сейчас как на ладони, и ему ничего не стоит перестрелять к чертовой матери всех до одного со своей позиции...
Все оказалось легче, чем он думал. Ничего незнакомого или необычного. Мотор послушно заработал, завертелся пропеллер, очень быстро превратившись в туманный диск. Положив револьвер на сиденье рядом с собой, Мазур поработал штурвалом, осваиваясь, тронул нужные рычаги.
Гидроплан развернулся влево, легко высвободив правый поплавок из рассыпчатого песка. Нацелив его носом в открытое море, Мазур прибавил газу. Он определенно пересолил, чересчур газанул – но тут же поправил дело. Самолетик начал разбег, мотор тарахтел ровно и мощно, нос стал задираться, по обеим сторонам встали радужные веера воды...
Краем глаза он все это время наблюдал за берегом – и прекрасно рассмотрел, как с палубы второго суденышка, минуя трап, сиганул в песок человек с каким-то продолговатым черным предметом в руках, как к нему кинулся Мистер Никто и принялся этот предмет вырывать.
Вот теперь все встало на свои места, и загадка наконец поддалась. У них был сообщник – среди экипажа того кораблика, затаившийся до поры до времени. Что ж, грамотно. Пора уносить ноги, пока не продырявили к чертовой матери. Когда эта хреновина наконец оторвется от воды?!
Мазур прибавил газу, манипулируя рулями высоты. Настоящий летчик, окажись он сейчас в кабине, наверняка материл бы его долго и старательно, но ничего не поделаешь, приходится справляться, как умеешь, потому что Мистер Никто уже у самой воды вскинул автомат, ловит на прицел ускользающую добычу...
Из револьвера его уже не достать – далеко. Сделать ровным счетом ничего невозможно. Мазур застыл за штурвалом, про себя проклиная последними словами этот аппарат тяжелее воздуха. Гидроплан шел по прямой, Мазур почувствовал, что становится гораздо тяжелее – взлетаем, ура!
Длиннющая автоматная очередь была прекрасно слышна даже сквозь гул мотора. Мазур не смог определить, попал ли стрелок – но остекление кабины цело, как и он сам, так что вроде бы ничего страшного...
Гидроплан наконец оторвался от морской глади – и Мазур, не раздумывая, прибавил газу, пошел вверх круто, чуть ли не вертикально, на всей возможной скорости, уходя от обстрела.
Мир вмиг распахнулся вокруг необозримым простором – бесконечный океан, накрытый куполом неба. Он мельком припомнил, что в курсантские времена читал книжку кого-то из летчиков-испытателей, не нашего, американца, еще довоенного. Он так и называлась: «Один в бескрайнем небе».
Оставшийся позади остров уменьшался на глазах, вскоре его уже не было видно. Чуточку опомнившись от первого пьянящего азарта – Икар, бля! – Мазур сбавил обороты (стрелка уже давно торчала в очерченном красным секторе, и чувствовалось, что двигатель на пределе), сбросил высоту чуть ли не наполовину. Глянув на компас, развернул гидроплан градусов на тридцать к норд-норд-осту и держал теперь курс прямо на Флоренсвилль.
Что-то неприятно скрежетнуло в моторе – или показалось? Мазур обратился в слух. Нет, поганый звук не повторился...
Разумеется, соваться прямо в столицу на угнанной птичке – чересчур. Нужно будет причалить к берегу где-нибудь неподалеку от города, в безлюдном месте, бросить трофей без всякой жалости. Лаврик наверняка уже там. Если Уолли выложил абсолютно все, что знает, и этот амбал примется искать его по столице, ему, надо полагать, организуют теплый прием. На кубинцев в этом смысле можно положиться. А может, после взрыва на «Виктории» проблема снялась сама собой? Плохо верится: те, кто ставит на Майка, вряд ли отступятся так просто. На их месте Мазур тоже сражался бы за свое добро когтями и зубами...
Глава 15
Один в бескрайнем море
«Хорошо летим», – подумал Мазур, восседавший за штурвалом с законной гордостью за себя. Все пока что нормально, и нас так просто из седла не вышибешь...
И все же он снизился над сверкающей океанской гладью метров до восьмидесяти. Машина его слушалась, почти не рыскала – ну, откровенно говоря, самую чуточку, – уверенно шла по прямой на заданной высоте, и все же он чувствовал себя чуточку неловко. Это была не его привычная стихия, по необходимости, конечно, пришлось стать бравым пилотом, но особого удовольствия это ему не доставило. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось.
Полное впечатление, что кто-то, любивший злые шутки, поймал его на слове... В двигателе скрежетнуло громко, резко, неприятно; даже не обладая должным опытом, Мазур ощутил, что там случилось что-то скверное. Самолетик тряхнуло так, что Мазур едва не протаранил макушкой потолок, – и еще раз, послабее правда, и еще раз...
Хруст в моторе уже не умолкал, походило на то, как если бы в мясорубку угодила пригоршня стальных гаек, и острый винт под чьей-то нерассуждающей рукой добросовестно пытался их размолоть, но из этого безнадежного предприятия, естественно, не вышло ничего путного...
Мазур вцепился в штурвал, лихорадочно пытаясь оценить обстановку, но ничего из этого не вышло: опыта не было, а значит, неоткуда было взяться нужным рефлексам, которые человеку знающему подскажут все на уровне подсознания. Он всего лишь чувствовал, что с движком что-то не то. Категорически не то.
Гидроплан вновь провалился вниз на добрых двадцать метров, винт на секунду замер, провернулся, заработал... замер, провернулся... Хруст, скрежет, металлическое неустанное бряканье, лязг, длинное звяканье, уйма других, столь же неприятных звуков, – впечатление такое, что все таившиеся под кожухом агрегаты заработали вразнобой, каждый сам по себе.
Машину швыряло и мотало. Справа из-под капота вдруг выметнулась полоса чего-то жидкого, сначала плотная, темно-коричневая, потом превратившееся в туманное облачко оттенка крепко разбавленного пива. На бензин это никак не походило – масло? Тоже ничего хорошего...
Гидроплан провалился. Совершенно не представляя, что происходит и как в таком случае выходят из неприятностей опытные пилоты, Мазур пытался манипулировать газом. Отчего не произошло ни малейших улучшений. Скрежет, наоборот, усилился, став вовсе уж невыносимым для слуха. Винт остановился окончательно, и с протяжным железным хрупаньем окончательно замолчал мотор. Самолетик обрушилсяс неба с грацией утюга, выброшенного с пятого этажа.
Мазур отчаянно пытался задрать гидроплану нос, действуя рулями высоты и прочими элеронами. В совершеннейшей тишине – только упругий свист рассекаемого воздуха – самолет шел вниз под нехорошим углом, и Мазур прямо-таки физически ощутил каждый килограмм веса. Кранты подъемной силе и другим законам аэродинамики...
Голубовато-зеленая вода, покрытая солнечными зайчиками, неслась навстречу, со временем происходило нечто непонятное: секунды то ли тянулись, как резиновые, то ли набрали небывалое ускорение...
Думать было некогда – он отчаянно пытался делать все, что умел.
Гидроплан плюхнулсяв воду, брызги взлетели вокруг, заслоняя окружающее сплошным радужным занавесом. Мазур чувствовал, что его куда-то несет, но вокруг был все еще воздух, а не глубина...
И вдруг все кончилось, высоченные веера брызг опали. Вокруг простиралось необозримое море, накрытое безоблачным куполом неба, самолетик легонько покачивался на водной глади, и жизни в нем было не больше, чем в дохлой черепахе: молчал мотор, винт замер. Но, с другой стороны, нигде не видно было пламени, не пахло гарью, не ощущалось запаха жженой изоляции.
Обнаружив, что он весь мокрый, как мышь, Мазур вытер лицо рукавом пиджака и побыстрее отключил зажигание, пока не произошло еще чего-нибудь. Такие дела. А у бедного Икарушки только ножки торчат из воды...
Распахнув правую дверцу, он осторожно поставил ногу на поплавок, изогнувшись, цепляясь за стойку крыла, взглянул на белоснежный, с синей полосой капот. И моментально углядел четыре дыры, которые могли быть только следами от пуль. Значит, все-таки зацепил, сволочь... Вся правая сторона капота испачкана вытекшим маслом, до сих пор сочившемся скупыми мутными каплями из парочки пулевых пробоин.
Под ногами у него явственно забулькало. Посмотрев вниз, Мазур понял, что дела обстоят даже хреновее, чем предстало по началу. Вдоль всего правого поплавка длиной поболее человеческого роста тянулась неровная цепочка пробоин – на глаз и первый подсчет, не менее дюжины. Часть из них зияла у верхней кромки поплавка, далеко от воды, а часть оказалась как раз под водой – и от них тянулись цепочки крупных воздушных пузырей, лопавшихся на поверхности.
Мазур побыстрее забрался назад в кабину, пересел на левое сиденье, навалился всем телом на дверцу, чтобы накренить самолет влево. Прислушался. Бульканье пузырей несколько приутихло – но не прекратилось окончательно. Волнения на море не наблюдалось, но самолетик все же покачивало на водной глади, и вода, пользуясь случаем, заплескивалась в пробоины. А парочка из них, он помнил, оказалась очень уж низко, как ни пытайся кренить самолет, вода туда вливается активнейшим образом...
Ситуация обострялась. Было совершенно ясно, что через какое-то время – ну, предположим, не скудными минутами исчислявшееся – правый поплавок заполнится водой полностью. И самолет, никаких сомнений, накренит так, что он перевернется и пойдет ко дну. А до дна далековато, глубина должна быть приличной. Тонуть на корабле приходилось, а вот на самолете... Хотя в принципе, одинаково скверно.
Нельзя было терять времени даром. Мазур, стараясь придерживаться левого борта, быстренько обшарил кабину, не особенно и превосходившую величиной салон большого автомобиля. В корме отыскалось сразу пять оранжевых спасательных жилетов знакомой Мазуру модели: с надувным воротником, баллончиком сжатого воздуха, двумя ракетами в одном кармашке и пакетом в другом. Судя по надписи на пакете, он предназначался для отпугивания акул – но Мазуру было прекрасно известно, что далеко не каждая акула знала о том, что следует бояться разболтанной в воде химии.
Ну, а что прикажете делать? Выбор небогат. Он проворно напялил жилет, затянул все завязки. Стало чуточку спокойнее на душе – в этих широтах человек в подобном жилете может продержаться на воде не одни сутки – разумеется, ему при этом будет чертовски некомфортно, ну, да тут не до жиру...
Если только не объявятся акулы, настроенные пожрать, – а жрать им хочется, тварям, двадцать четыре часа в сутки.
Он в темпе продолжал инвентаризацию. Отыскалась бутылка виски и полдюжины бутылок пива в сумке-холодильнике – но ни единой емкости с минеральной или газировкой. Должно быть, прежние хозяева самолетика, Мистер Никто и его кореша, подобно младшему братцу А. С. Пушкина считали, что жидкость под названием «вода» годится исключительно для умывания...
Виски Мазур не тронул, но сумку с пивом поставил у левой дверцы, чтобы была под рукой, если придется экстренно прыгать за борт. Лучше уж пиво, чем вообще ничего... Что там еще? Пара пачек сигарет – это, конечно, приберем к рукам. Картонная коробка с полудюжиной ракет – тоже пригодиться. Многозарядный дробовик решительно ни к чему – и Мазур решительно выкинул его за борт. Если придется болтаться по волнам в спасательном жилете, ружье с собой все равно нет смысла брать, а если его спасет какой-нибудь кораблик, гангстерская игрушка может вызвать лишние вопросы и аттестовать потерпевшего бедствие не самым лучшим образом...
Самолетик явственно накренился вправо – достаточно, чтобы это заметить. Поплавок понемногу наполняется водой, в принципе, зная его объем и количество отверстий вкупе с их диаметром, можно вычислить...
Как ни крути, а максимум, на что он мог рассчитывать – полчаса. Потом самолетик булькнет, как помянутый утюг, и покинуть его следует раньше, чем это произойдет. Невезение фантастическое. Тонуть в океане на самолете – согласитесь, есть в этом нечто дурацкое и откровенно обидное...
В целях утоления жажды и успокоения нервов Мазур осушил из горлышка бутылку пива. Задумчиво покачал в руке опустевший изящный сосудик с бело-зеленой этикеткой. Следуя классическим образцам, можно написать записку, закупорить бутылку и пустить ее на волю волн. Море в таких случаях поступает совершенно непредсказуемо и пошалить любит. Вполне может оказаться, что не далее чем через годик бутылка по прихоти течений и волн объявится где-нибудь в Кронштадте. А может обернуться и так, что она и двести лет спустя будет бултыхаться в южном полушарии. Хватало разнообразнейших прецедентов, по-всякому может выйти...
Он пускал дым в распахнутую дверцу. Декорации были самые безобиднейшие: голубел небосвод, синело море, стоял полный штиль, ярко светило солнышко, не было никакой погони, морские чудища таились где-то в глубинах, ни разу не показался акулий треугольный плавник – и посреди этого благолепия помаленьку заполнился водой правый поплавок, что сулило скорый переход в пловцы...
Гидроплан наклонился сильнее. Ни черта, подумал Мазур, отгоняя тоскливую безнадежность. Бывало и хуже, и все равно как-то выкарабкивались. Места оживленные, в такую погоду в море полно рыбаков, туристических суденышек, в кармане убедительный австралийский паспорт, и никакой розыск не объявлен, нет квалифицированной облавы, целеустремленной погони... Курорт, одним словом. Что же впадать в уныние?
Хотелось еще пивка, но он себе не разрешил – это уже получится не утоление жажды, а излишняя роскошь. Этак и виски захочется – сорт, между прочим, не из дешевых, господа гангстеры себе ни в чем не отказывают. Интересно, как с ними поступит их неведомый хозяин? Будем надеяться, и в самом деле пустит поплавать в бетонных ластах – очень уж неприятный народец, которого нисколечко не жалко. Они...
Мазур подскочил на мягком сиденье, как ужаленный. Выбрался на правый поплавок, уже не обращая внимания на то, что от лишней тяжести он стал погружаться чуточку быстрее. Уставился в море.
Ошибки быть не могло – с его-то отличным зрением. Примерно милях в двух на зюйд-зюйд-вест от дрейфующего гидроплана в океане виднелся прозрачно-серый дымок, означавший, что там двигалось судно. Понаблюдав за ним, Мазур начал всерьез подозревать, что его курс проляжет далеко в стороне. А значит, нужно шевелиться...
Он запрыгнул в кабину, схватил картонную коробку, перелез на левый поплавок и, цепляясь одной рукой за стойку крыла, другой извлек картонный цилиндрик ракеты с ярко-красной маркировкой и подробной инструкцией на английском – не было нужды вчитываться, он и так в этом понимал.
Отпустив стойку, дернул проволочное кольцо на прочном шнурке. Бабахнуло, запахло сгоревшим порохом, высоко в небе распустились пять ослепительно-белых огненных комков и по дуге медленно поплыли в низ. Они еще не успели потухнуть, как Мазур запустил новую, за ней – третью, и так далее, как автомат.
Выхватил ракету из кармашка жилета и дернул кольцо. Запрыгнул в кабину, моментально вывернул карманы остальных жилетов. Высоко над водой вытянулась еще одна цепочка огней, прекрасно различимых даже при ярком солнечном свете.
И все же он снизился над сверкающей океанской гладью метров до восьмидесяти. Машина его слушалась, почти не рыскала – ну, откровенно говоря, самую чуточку, – уверенно шла по прямой на заданной высоте, и все же он чувствовал себя чуточку неловко. Это была не его привычная стихия, по необходимости, конечно, пришлось стать бравым пилотом, но особого удовольствия это ему не доставило. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось.
Полное впечатление, что кто-то, любивший злые шутки, поймал его на слове... В двигателе скрежетнуло громко, резко, неприятно; даже не обладая должным опытом, Мазур ощутил, что там случилось что-то скверное. Самолетик тряхнуло так, что Мазур едва не протаранил макушкой потолок, – и еще раз, послабее правда, и еще раз...
Хруст в моторе уже не умолкал, походило на то, как если бы в мясорубку угодила пригоршня стальных гаек, и острый винт под чьей-то нерассуждающей рукой добросовестно пытался их размолоть, но из этого безнадежного предприятия, естественно, не вышло ничего путного...
Мазур вцепился в штурвал, лихорадочно пытаясь оценить обстановку, но ничего из этого не вышло: опыта не было, а значит, неоткуда было взяться нужным рефлексам, которые человеку знающему подскажут все на уровне подсознания. Он всего лишь чувствовал, что с движком что-то не то. Категорически не то.
Гидроплан вновь провалился вниз на добрых двадцать метров, винт на секунду замер, провернулся, заработал... замер, провернулся... Хруст, скрежет, металлическое неустанное бряканье, лязг, длинное звяканье, уйма других, столь же неприятных звуков, – впечатление такое, что все таившиеся под кожухом агрегаты заработали вразнобой, каждый сам по себе.
Машину швыряло и мотало. Справа из-под капота вдруг выметнулась полоса чего-то жидкого, сначала плотная, темно-коричневая, потом превратившееся в туманное облачко оттенка крепко разбавленного пива. На бензин это никак не походило – масло? Тоже ничего хорошего...
Гидроплан провалился. Совершенно не представляя, что происходит и как в таком случае выходят из неприятностей опытные пилоты, Мазур пытался манипулировать газом. Отчего не произошло ни малейших улучшений. Скрежет, наоборот, усилился, став вовсе уж невыносимым для слуха. Винт остановился окончательно, и с протяжным железным хрупаньем окончательно замолчал мотор. Самолетик обрушилсяс неба с грацией утюга, выброшенного с пятого этажа.
Мазур отчаянно пытался задрать гидроплану нос, действуя рулями высоты и прочими элеронами. В совершеннейшей тишине – только упругий свист рассекаемого воздуха – самолет шел вниз под нехорошим углом, и Мазур прямо-таки физически ощутил каждый килограмм веса. Кранты подъемной силе и другим законам аэродинамики...
Голубовато-зеленая вода, покрытая солнечными зайчиками, неслась навстречу, со временем происходило нечто непонятное: секунды то ли тянулись, как резиновые, то ли набрали небывалое ускорение...
Думать было некогда – он отчаянно пытался делать все, что умел.
Гидроплан плюхнулсяв воду, брызги взлетели вокруг, заслоняя окружающее сплошным радужным занавесом. Мазур чувствовал, что его куда-то несет, но вокруг был все еще воздух, а не глубина...
И вдруг все кончилось, высоченные веера брызг опали. Вокруг простиралось необозримое море, накрытое безоблачным куполом неба, самолетик легонько покачивался на водной глади, и жизни в нем было не больше, чем в дохлой черепахе: молчал мотор, винт замер. Но, с другой стороны, нигде не видно было пламени, не пахло гарью, не ощущалось запаха жженой изоляции.
Обнаружив, что он весь мокрый, как мышь, Мазур вытер лицо рукавом пиджака и побыстрее отключил зажигание, пока не произошло еще чего-нибудь. Такие дела. А у бедного Икарушки только ножки торчат из воды...
Распахнув правую дверцу, он осторожно поставил ногу на поплавок, изогнувшись, цепляясь за стойку крыла, взглянул на белоснежный, с синей полосой капот. И моментально углядел четыре дыры, которые могли быть только следами от пуль. Значит, все-таки зацепил, сволочь... Вся правая сторона капота испачкана вытекшим маслом, до сих пор сочившемся скупыми мутными каплями из парочки пулевых пробоин.
Под ногами у него явственно забулькало. Посмотрев вниз, Мазур понял, что дела обстоят даже хреновее, чем предстало по началу. Вдоль всего правого поплавка длиной поболее человеческого роста тянулась неровная цепочка пробоин – на глаз и первый подсчет, не менее дюжины. Часть из них зияла у верхней кромки поплавка, далеко от воды, а часть оказалась как раз под водой – и от них тянулись цепочки крупных воздушных пузырей, лопавшихся на поверхности.
Мазур побыстрее забрался назад в кабину, пересел на левое сиденье, навалился всем телом на дверцу, чтобы накренить самолет влево. Прислушался. Бульканье пузырей несколько приутихло – но не прекратилось окончательно. Волнения на море не наблюдалось, но самолетик все же покачивало на водной глади, и вода, пользуясь случаем, заплескивалась в пробоины. А парочка из них, он помнил, оказалась очень уж низко, как ни пытайся кренить самолет, вода туда вливается активнейшим образом...
Ситуация обострялась. Было совершенно ясно, что через какое-то время – ну, предположим, не скудными минутами исчислявшееся – правый поплавок заполнится водой полностью. И самолет, никаких сомнений, накренит так, что он перевернется и пойдет ко дну. А до дна далековато, глубина должна быть приличной. Тонуть на корабле приходилось, а вот на самолете... Хотя в принципе, одинаково скверно.
Нельзя было терять времени даром. Мазур, стараясь придерживаться левого борта, быстренько обшарил кабину, не особенно и превосходившую величиной салон большого автомобиля. В корме отыскалось сразу пять оранжевых спасательных жилетов знакомой Мазуру модели: с надувным воротником, баллончиком сжатого воздуха, двумя ракетами в одном кармашке и пакетом в другом. Судя по надписи на пакете, он предназначался для отпугивания акул – но Мазуру было прекрасно известно, что далеко не каждая акула знала о том, что следует бояться разболтанной в воде химии.
Ну, а что прикажете делать? Выбор небогат. Он проворно напялил жилет, затянул все завязки. Стало чуточку спокойнее на душе – в этих широтах человек в подобном жилете может продержаться на воде не одни сутки – разумеется, ему при этом будет чертовски некомфортно, ну, да тут не до жиру...
Если только не объявятся акулы, настроенные пожрать, – а жрать им хочется, тварям, двадцать четыре часа в сутки.
Он в темпе продолжал инвентаризацию. Отыскалась бутылка виски и полдюжины бутылок пива в сумке-холодильнике – но ни единой емкости с минеральной или газировкой. Должно быть, прежние хозяева самолетика, Мистер Никто и его кореша, подобно младшему братцу А. С. Пушкина считали, что жидкость под названием «вода» годится исключительно для умывания...
Виски Мазур не тронул, но сумку с пивом поставил у левой дверцы, чтобы была под рукой, если придется экстренно прыгать за борт. Лучше уж пиво, чем вообще ничего... Что там еще? Пара пачек сигарет – это, конечно, приберем к рукам. Картонная коробка с полудюжиной ракет – тоже пригодиться. Многозарядный дробовик решительно ни к чему – и Мазур решительно выкинул его за борт. Если придется болтаться по волнам в спасательном жилете, ружье с собой все равно нет смысла брать, а если его спасет какой-нибудь кораблик, гангстерская игрушка может вызвать лишние вопросы и аттестовать потерпевшего бедствие не самым лучшим образом...
Самолетик явственно накренился вправо – достаточно, чтобы это заметить. Поплавок понемногу наполняется водой, в принципе, зная его объем и количество отверстий вкупе с их диаметром, можно вычислить...
Как ни крути, а максимум, на что он мог рассчитывать – полчаса. Потом самолетик булькнет, как помянутый утюг, и покинуть его следует раньше, чем это произойдет. Невезение фантастическое. Тонуть в океане на самолете – согласитесь, есть в этом нечто дурацкое и откровенно обидное...
В целях утоления жажды и успокоения нервов Мазур осушил из горлышка бутылку пива. Задумчиво покачал в руке опустевший изящный сосудик с бело-зеленой этикеткой. Следуя классическим образцам, можно написать записку, закупорить бутылку и пустить ее на волю волн. Море в таких случаях поступает совершенно непредсказуемо и пошалить любит. Вполне может оказаться, что не далее чем через годик бутылка по прихоти течений и волн объявится где-нибудь в Кронштадте. А может обернуться и так, что она и двести лет спустя будет бултыхаться в южном полушарии. Хватало разнообразнейших прецедентов, по-всякому может выйти...
Он пускал дым в распахнутую дверцу. Декорации были самые безобиднейшие: голубел небосвод, синело море, стоял полный штиль, ярко светило солнышко, не было никакой погони, морские чудища таились где-то в глубинах, ни разу не показался акулий треугольный плавник – и посреди этого благолепия помаленьку заполнился водой правый поплавок, что сулило скорый переход в пловцы...
Гидроплан наклонился сильнее. Ни черта, подумал Мазур, отгоняя тоскливую безнадежность. Бывало и хуже, и все равно как-то выкарабкивались. Места оживленные, в такую погоду в море полно рыбаков, туристических суденышек, в кармане убедительный австралийский паспорт, и никакой розыск не объявлен, нет квалифицированной облавы, целеустремленной погони... Курорт, одним словом. Что же впадать в уныние?
Хотелось еще пивка, но он себе не разрешил – это уже получится не утоление жажды, а излишняя роскошь. Этак и виски захочется – сорт, между прочим, не из дешевых, господа гангстеры себе ни в чем не отказывают. Интересно, как с ними поступит их неведомый хозяин? Будем надеяться, и в самом деле пустит поплавать в бетонных ластах – очень уж неприятный народец, которого нисколечко не жалко. Они...
Мазур подскочил на мягком сиденье, как ужаленный. Выбрался на правый поплавок, уже не обращая внимания на то, что от лишней тяжести он стал погружаться чуточку быстрее. Уставился в море.
Ошибки быть не могло – с его-то отличным зрением. Примерно милях в двух на зюйд-зюйд-вест от дрейфующего гидроплана в океане виднелся прозрачно-серый дымок, означавший, что там двигалось судно. Понаблюдав за ним, Мазур начал всерьез подозревать, что его курс проляжет далеко в стороне. А значит, нужно шевелиться...
Он запрыгнул в кабину, схватил картонную коробку, перелез на левый поплавок и, цепляясь одной рукой за стойку крыла, другой извлек картонный цилиндрик ракеты с ярко-красной маркировкой и подробной инструкцией на английском – не было нужды вчитываться, он и так в этом понимал.
Отпустив стойку, дернул проволочное кольцо на прочном шнурке. Бабахнуло, запахло сгоревшим порохом, высоко в небе распустились пять ослепительно-белых огненных комков и по дуге медленно поплыли в низ. Они еще не успели потухнуть, как Мазур запустил новую, за ней – третью, и так далее, как автомат.
Выхватил ракету из кармашка жилета и дернул кольцо. Запрыгнул в кабину, моментально вывернул карманы остальных жилетов. Высоко над водой вытянулась еще одна цепочка огней, прекрасно различимых даже при ярком солнечном свете.