Он вошел в дом, громко стукнув дверью – и на лестнице сразу же объявилась милая крошка Гвен, судя по ее лицу, так и не ложившаяся в эту ночь, а за спиной у нее маячил тот волосатик, что столь бездарно мотался за ними по городу.
Пройдя мимо них, как мимо пустого места – только пальцем поманил – Мазур вошел в ее комнату. На столе стояла кинокамера, лежал плоский переносной магнитофон, несколько блокнотов и целая россыпь авторучек – они все же надеялись, что их не обманут, приготовились к интервью...
Подойдя к окну, Мазур вновь поманил их пальцем – оба чуть ли не бегом подбежали – показал вниз и сказал с расстановкой:
– Вон тот дядька, что сейчас проглотит свою сигарету – мистер Майкл Шор. Те придурки, что суетятся – его команда. Вопросы есть?
– Что происходит... – пискнула Гвен с совершенно ошарашенным лицом.
– Да ничего особенного, – сказал Мазур. – Они хотели поехать на том вон микроавтобусике брать штурмом президентский дворец, но по несчастливому стечению обстоятельств не могут выбраться со двора...
– Но... – только и смогла произнести Гвен. – Ты же... Что же это...
– Короче, ловцы сенсаций! – прикрикнул Мазур. – Вы тут единственные репортеры на милю вокруг! Будете ждать, когда приедут конкуренты?
В них словно что-то включилось вдруг: по-прежнему ничего не соображали, но здоровый профессиональный инстинкт вел обоих на автопилоте: лохматый схватил со стола камеру и нацелился объективом вниз, а Гвен замерла рядом, жадно таращась на суету вокруг грузовика, они уже совершенно позабыли, что Мазур существовал вообще. Так что и с этой стороны все было в порядке, без сучка, без задоринки, как Лаврик и планировал...
Выйдя из комнаты – оба репортера этого и не заметили – Мазур спустился вниз. Заглянул в кухню. Мистер Джейкобс восседал на своем обычном месте – ну конечно, никакой не супершпион, а самый безобидный алкаш-тихушник... Завидев Мазура, он с отточенным изяществом повторил неведомо в который раз свой коронный номер, плеснув в высокий стакан сначала рому, потом колы и глядя мутными глазами, протянул руку:
– Безобразие, Ричард. Сущее безобразие. Мы с вами так и не выпили еще ни разу...
– В самом деле, безобразие, – весело сказал Мазур, взял у него стакан, приподнял на уровень глаз: – Ваше здоровье!
И в три глотка выцедил жуткую смесь, дружески кивнул и решительно вышел из дома. Уже не глядя на безнадежно торчавших вокруг грузовика орлов-путчистов, зашагал по улице к дому Лаврика. Все здешние воспоминания, впечатления, события и лица уже улетучивались из его сознания, как сон, потому что дело было кончено, цель оказалась достигнута, переворот сорван, и уже не имело ни малейшего смысла думать, как доберутся до берега те, с моторок, как будет выпутываться отпущенный на свободу Аристид и кому именно он толкнет Райскую долину. Все кончилось, и никого из них он никогда уже не увидит, в том числе и бесшабашную принцессу, ничуть не похожую на героиню сказок.
Черт знает что, подумал он лениво. Ни единого трупа, ни единой переломанной конечности. Сначала на Пасагуа, потом здесь. Курорт, а не командировка. Жаль, что в третий раз подобной благодати, чует мое сердце, уже не выпадет – не бывает такого везения... Иначе, того и гляди, мир перевернется.
Навстречу ему катили два открытых джипа, битком набитые полицейскими с винтовками наготове – а следом поспешал один из здешних броневичков, представлявших собой половину здешних бронетанковых сил, рухлядь неописуемая с точки зрения человека, привыкшего к более современному оружию.
Мазур не оглянулся посмотреть на происходящее. И это уже не имело значения, плевать теперь, кто именно вызвал полицию и что ей напел. Майк с компанией наверняка отделается легким испугом, как-никак они ничего не успели тут наворотить, никто не будет устраивать шумный процесс, их попросту вышлют с первым же отходящим судном... Ну и черт с ними.
У дома Лаврика стояло знакомое такси, и задняя дверца была приглашающе распахнута. Мазур ускорил шаг.
Майкл Шор, раздобревший, седой, благообразный, давно уже отошедший от дел и обитавший где-то скромным пенсионером, давал интервью красивой, глуповатой на вид блондиночке с голыми плечиками и улыбкой на сорок четыре зуба. Подробно и со вкусом живописал, как он штурмовал дворцы и парламенты, свергал президентов и отправлял в политическое небытие премьер-министров – одним словом, откровенничал со спокойным хвастовством человека, знающего, что за спиной у него нет не закрытых уголовных дел, и можно без последствий покрасоваться.
А под конец блондиночка, взиравшая на своего визави с неприкрытым восхищением, все же сообразила спросить:
– И что же, Майкл, вы так никогда и не терпели поражений?
И вот тут благообразного старичка тряхнуло – но определить это мог только Мазур, ведущая, дуреха, определенно ничего не заметила. Но Мазур-то видел, как полыхнулиглаза у состарившегося авантюриста. И прекрасно понял ту интонацию, с которой отставной головорез протянул:
– Ну, справедливости ради... Один-единственный раз.
– Расскажите! – взвилась блондиночка.
– Не стоит, я думаю, – сказал Майкл, улыбаясь почти так же ослепительно. – Понимаете, история крайне загадочная и запутанная, я до сих пор ее не вполне понимаю...
И он не врал, определил Мазур, он нисколечко не врал. Блондинка что-то еще чирикала – интересовалась компетентным мнением профессионала о какой-то прогремевшей заварушке – а Мазур, плеснув себе виски без всякой содовой, еще долго ухмылялся в блаженной ностальгии. Двадцать лет, повторял он про себя злорадно. Двадцать лет. Два десятилетия этот хмырь долбаный должен был ломать голову, вновь и вновь восстанавливая в памяти беспроигрышное, казалось бы, дело. И всякий раз не находил ответа. Не мог понять, почему все рухнуло и кто над этим поработал. И эта заноза будет Бешеного Майка мучить до гробовой доски...
Лучше наказания и не придумаешь, ребята?
Пройдя мимо них, как мимо пустого места – только пальцем поманил – Мазур вошел в ее комнату. На столе стояла кинокамера, лежал плоский переносной магнитофон, несколько блокнотов и целая россыпь авторучек – они все же надеялись, что их не обманут, приготовились к интервью...
Подойдя к окну, Мазур вновь поманил их пальцем – оба чуть ли не бегом подбежали – показал вниз и сказал с расстановкой:
– Вон тот дядька, что сейчас проглотит свою сигарету – мистер Майкл Шор. Те придурки, что суетятся – его команда. Вопросы есть?
– Что происходит... – пискнула Гвен с совершенно ошарашенным лицом.
– Да ничего особенного, – сказал Мазур. – Они хотели поехать на том вон микроавтобусике брать штурмом президентский дворец, но по несчастливому стечению обстоятельств не могут выбраться со двора...
– Но... – только и смогла произнести Гвен. – Ты же... Что же это...
– Короче, ловцы сенсаций! – прикрикнул Мазур. – Вы тут единственные репортеры на милю вокруг! Будете ждать, когда приедут конкуренты?
В них словно что-то включилось вдруг: по-прежнему ничего не соображали, но здоровый профессиональный инстинкт вел обоих на автопилоте: лохматый схватил со стола камеру и нацелился объективом вниз, а Гвен замерла рядом, жадно таращась на суету вокруг грузовика, они уже совершенно позабыли, что Мазур существовал вообще. Так что и с этой стороны все было в порядке, без сучка, без задоринки, как Лаврик и планировал...
Выйдя из комнаты – оба репортера этого и не заметили – Мазур спустился вниз. Заглянул в кухню. Мистер Джейкобс восседал на своем обычном месте – ну конечно, никакой не супершпион, а самый безобидный алкаш-тихушник... Завидев Мазура, он с отточенным изяществом повторил неведомо в который раз свой коронный номер, плеснув в высокий стакан сначала рому, потом колы и глядя мутными глазами, протянул руку:
– Безобразие, Ричард. Сущее безобразие. Мы с вами так и не выпили еще ни разу...
– В самом деле, безобразие, – весело сказал Мазур, взял у него стакан, приподнял на уровень глаз: – Ваше здоровье!
И в три глотка выцедил жуткую смесь, дружески кивнул и решительно вышел из дома. Уже не глядя на безнадежно торчавших вокруг грузовика орлов-путчистов, зашагал по улице к дому Лаврика. Все здешние воспоминания, впечатления, события и лица уже улетучивались из его сознания, как сон, потому что дело было кончено, цель оказалась достигнута, переворот сорван, и уже не имело ни малейшего смысла думать, как доберутся до берега те, с моторок, как будет выпутываться отпущенный на свободу Аристид и кому именно он толкнет Райскую долину. Все кончилось, и никого из них он никогда уже не увидит, в том числе и бесшабашную принцессу, ничуть не похожую на героиню сказок.
Черт знает что, подумал он лениво. Ни единого трупа, ни единой переломанной конечности. Сначала на Пасагуа, потом здесь. Курорт, а не командировка. Жаль, что в третий раз подобной благодати, чует мое сердце, уже не выпадет – не бывает такого везения... Иначе, того и гляди, мир перевернется.
Навстречу ему катили два открытых джипа, битком набитые полицейскими с винтовками наготове – а следом поспешал один из здешних броневичков, представлявших собой половину здешних бронетанковых сил, рухлядь неописуемая с точки зрения человека, привыкшего к более современному оружию.
Мазур не оглянулся посмотреть на происходящее. И это уже не имело значения, плевать теперь, кто именно вызвал полицию и что ей напел. Майк с компанией наверняка отделается легким испугом, как-никак они ничего не успели тут наворотить, никто не будет устраивать шумный процесс, их попросту вышлют с первым же отходящим судном... Ну и черт с ними.
У дома Лаврика стояло знакомое такси, и задняя дверца была приглашающе распахнута. Мазур ускорил шаг.
* * *
«ТАСС. Флоренсвилль. На прошлой неделе в этой маленькой островной республике, бывшей британской колонии, была сорвана попытка государственного переворота. Реакционные круги, недовольные прогрессивными экономическими реформами, объявленными президентом Аристидом, в тесном альянсе с зарубежными разведцентрами наняли группу белых наемников во главе с небезызвестным авантюристом Майклом Шором. Здоровые силы республики, последовательно боровшиеся с ликвидацией последствий колониализма и происками империалистических держав, вовремя предотвратили путч, обезвредив мятежников».* * *
...А поскольку планета наша все же маленькая и тесная, с чем очень многие согласятся, через двадцать с лишним лет, в гостиничном номере, в далекой и чужой стране, лениво перебиравший каналы спутникового телевидения контр-адмирал Кирилл Мазур внезапно наткнулся на передачу, которую едва не «пролистнул», но вовремя узнал главного героя...Майкл Шор, раздобревший, седой, благообразный, давно уже отошедший от дел и обитавший где-то скромным пенсионером, давал интервью красивой, глуповатой на вид блондиночке с голыми плечиками и улыбкой на сорок четыре зуба. Подробно и со вкусом живописал, как он штурмовал дворцы и парламенты, свергал президентов и отправлял в политическое небытие премьер-министров – одним словом, откровенничал со спокойным хвастовством человека, знающего, что за спиной у него нет не закрытых уголовных дел, и можно без последствий покрасоваться.
А под конец блондиночка, взиравшая на своего визави с неприкрытым восхищением, все же сообразила спросить:
– И что же, Майкл, вы так никогда и не терпели поражений?
И вот тут благообразного старичка тряхнуло – но определить это мог только Мазур, ведущая, дуреха, определенно ничего не заметила. Но Мазур-то видел, как полыхнулиглаза у состарившегося авантюриста. И прекрасно понял ту интонацию, с которой отставной головорез протянул:
– Ну, справедливости ради... Один-единственный раз.
– Расскажите! – взвилась блондиночка.
– Не стоит, я думаю, – сказал Майкл, улыбаясь почти так же ослепительно. – Понимаете, история крайне загадочная и запутанная, я до сих пор ее не вполне понимаю...
И он не врал, определил Мазур, он нисколечко не врал. Блондинка что-то еще чирикала – интересовалась компетентным мнением профессионала о какой-то прогремевшей заварушке – а Мазур, плеснув себе виски без всякой содовой, еще долго ухмылялся в блаженной ностальгии. Двадцать лет, повторял он про себя злорадно. Двадцать лет. Два десятилетия этот хмырь долбаный должен был ломать голову, вновь и вновь восстанавливая в памяти беспроигрышное, казалось бы, дело. И всякий раз не находил ответа. Не мог понять, почему все рухнуло и кто над этим поработал. И эта заноза будет Бешеного Майка мучить до гробовой доски...
Лучше наказания и не придумаешь, ребята?