Бушков Александр Александрович. Пиранья против воров

   Он снял телефонную трубку, набрал три цифры и кратко сообщил:
   – Я закончил с бумагами.
   – Соображения есть? – спросил Гвоздь.
   – Есть кой-какие...
   – Сейчас приду, максимум минут через десять...
   Однако деликатный стук в дверь раздался буквально минуты через две – что было, в общем, не удивительно. Мазур крикнул, чтобы входили, а сам тем временем старательно собрал в стопочку бумажные листы с описаниями мастерски произведенных умертвий, а также схемами некоторых хитрых раскладов легального бизнеса. И списками кое-каких субъектов, коим очень даже не нравилось грядущее подписание контракта – точнее, даже не оно, а то, что их собственных автографов там не имелось. Мазур уже понимал, что залетел высоко – в те недоступные для бульварной журналистики слои атмосферы, где величаво парили бизнесмены и авторитеты, причудливо сплетаясь так, что понять разницу меж первыми и вторыми было решительно невозможно. Пожалуй, Гвоздь был прав – Мазура вовсе не обязательно убивать за то, что оказался посвящен во все эти тайны. Ни одна газета не возьмет, подобные секреты выплывают на свет божий в одном-единственном случае – если их с о л ь е т кто-то из п а р я щ и х...
   – Здравствуйте.
   Он еще сначала подметил что-то не то – шаги были гораздо легче мужских. А сейчас, услышав женский голос, поднял глаза, торопливо встал, как и подобало воспитанному морскому офицеру в присутствии дамы.
   Особенно такой красавицы. Нежное и печальное лицо мадонны со старинных гениальных полотен, волна светлых волос (положительно натуральных), синие глазищи, ровный загар. Фигурка... ножки... короткое платье, напоминавшее сметанный на живую нитку кусок дешевенькой ткани, а потому, надо полагать, умопомрачительно дорогое...
   – Значит, это вы – генерал из Москвы? – спросило обворожительное видение. – Можно, я сяду?
   Мазур молча кивнул. Он пребывал в столь восторженном замешательстве, что едва не ляпнул: «Да хоть ложитесь», но в последний миг опомнился, конечно. При всем его богатом опыте, женщина, молодая и очаровательная, холеная и недоступная, вызывала острый прилив самых примитивных побуждений. Бывают такие на нашу голову...
   – Значит, это вы – генерал из Москвы? – повторила она, севши напротив.
   Мазур кивнул, решив не вдаваться в излишние подробности. В конце-то концов, он в некотором смысле был генералом, и почти что из Москвы...
   – Как вы думаете, все обойдется? – продолжала незнакомка с той же печалью вселенской в синих глазищах.
   – Обойдется, конечно, – браво ответил Мазур, поскольку ударить в грязь лицом перед такой женщиной было невозможно. – Вы, простите, если я не ошибаюсь...
   – Я – Колина жена. – Она кивнула. – Он мне почти ничего не говорит, поскольку это дело, изволите ли видеть, не женское... Но я же не дура, если я красивая, это еще не значит, что я дура... И у меня есть свои соображения...
   – Интересно было бы послушать, – сказал Мазур.
   Он и в самом деле так думал. Дураку ясно, что эта холеная и безукоризненная красавица в мужниных делах не участвует, у нее, несомненно, банальная функция очаровательной игрушки – но женщины, если они не круглые дуры, могут что-то подметить, запомнить, связать воедино с помощью своей загадочной логики те фактики, на которые мужик и внимания не обратит...
   – Правда? Коля надо мной смеется, но я-то знаю... – Она бросила на дверь быстрый взгляд. – Здесь не совсем удобно... Вы бы не могли, будучи в городе, ко мне зайти?
   – Куда, простите?
   – Вот. – Она извлекла из крохотной сумочки визитную карточку и протянула ему. – Тут все написано, я первую половину дня обычно там провожу...
   В дверь постучали. Красавица поднялась и направилась к двери, напоследок бросив Мазуру:
   – Вы только не думайте, что я сошла с ума...
   Он торопливо кивнул, глядя ей в спину – что ж, она и в самом деле не сказала пока что ничего, позволявшего бы думать, что с мозгами у нее не все гладко... Обеспокоена – ну, безусловно, как любой на ее месте...
   Она разминулась с мужем молча, тихо прикрыла за собой дверь. Встретив взгляд Гвоздя, Мазур пожал плечами:
   – Такой вот неожиданный визит состоялся...
   – Ну да, я ей говорил... – пожал плечами Гвоздь, усаживаясь напротив. – Надо ж было успокоить, она у меня отнюдь не дура, в г л а в н ы е дела не лезет, но считает, что мужнины хлопоты должна разделять, декабристка... – В его тоне сквозило горделивое хвастовство собственника.
   Вполне даже уместное – хозяин такой женщины имеет право на завистливое восхищение ближних...
   – Она у вас кто, если не секрет? – спросил Мазур.
   – Искусствовед, – опять-таки с ноткой гордости ответил Гвоздь. – Я ей купил махонький такой художественный салон, чтоб забавлялась, чтоб была видимость дела. И занятие есть, и не ноет, что ее в четырех стенах заперли...
   – У нее есть постоянная охрана?
   – А как же. И у нее, и у пацана. А что?
   – Вы и она главным образом здесь живете?
   – Ну да. В городе, само собой, есть хатка, но это так, для случайного ночлега. Здесь, сами понимаете, приятнее во всех смыслах... – Он повторил: – А что?
   – Я все это внимательно просмотрел, – медленно сказал Мазур, кивнув на аккуратную стопочку листов. – Даже не знаю, то ли вас поздравлять, то ли наоборот... Во всех четырех случаях – хорошо поставленные, профессиональные ликвидации.
   – Кто бы сомневался... Работает спец. Это, мне говорят с обеих сторон, не простая «торпеда». Попахивает хорошей выучкой в кое-каких государственных заведениях, а?
   – Да уж безусловно, – сказал Мазур. – Вы, часом, никого такого не выгоняли с волчьим билетом? Так, чтобы потом обиделся? Может, у кого-то, кого вы невзначай обидели, есть... ну, не знаю: брат, сват, жених, муж, дедушка, бабушка, прошедшие спецподготовку?
   – Чего нет, того нет, – решительно сказал Гвоздь. – Эти варианты мы сразу проверили. Полный ноль. Можете в этом направлении даже и не работать.
   – Ну что ж... – сказал Мазур. – Да, вот что еще... Этих четырех можно назвать к л ю ч е в ы м и? Невосполнимыми потерями?
   – Вряд ли, – почти сразу же ответил Гвоздь. – Людишки были, конечно, нужные, верные и толковые... но, по большому счету, без любого из них в отдельности и всех четырех сразу обойтись можно. Мир не перевернется и доходы резко не упадут. Ну, разумеется, нам все же создали определенные неудобства: пришлось ломать голову, кого назначать на освободившуюся вакансию, потом посвящать в дела... Но чтобы «ключевые», «невосполнимые»... Нет.
   – Понятно, – сказал Мазур. – Значит, ваши конкуренты, поименованные в этом вот списочке, ежели захотели бы нанести вам р е а л ь н ы й, большой ущерб, били бы по другим фигурам?
   – Уж это непременно. Есть с десяток людей, которые как раз и стали бы невосполнимыми потерями. Ключевые, по вашей терминологии.
   – Что же у нас с вами получается... – задумчиво протянул Мазур. – Эти четыре убийства... Для ваших конкурентов – чересчур мелко, а для какой-нибудь шпаны, подрастающего поколения волчат – чересчур профессионально... А?
   – А ведь, пожалуй, вы точно обозначили, – сказал Гвоздь, на глазах оживившись. – Что значит – профессионал... Все правильно. Для волчат – чересчур профессионально, у всех, кто тут пытается мне подышать в затылок, не найдется такого спеца... Но, с другой стороны... Конкуренты могли бы все это устроить в одном-единственном случае: чтобы потом мягко и ненавязчиво намекнуть. Не теряя времени, обозначить те стежки, где я начал им на любимые мозоли наступать... Формулу-то вы хорошую придумали, но ведь получается тупик. Я и без вас чувствую, что это – кто-то третий.
   – Ну, дайте мне время... – сказал Мазур. – Пока что я совершенно уверен в одном. Лично вас никто не пытается убрать. У вас ведь в усадьбе вашей нет никаких подземных ходов, а?
   – Да нет.
   – Ну вот, а что касаемо крытых переходов – я и сам видел, что не сыщется ни единого... И вы, и жена постоянно ходите по двору, то бишь по открытому пространству. Если бы наш Некто хотел убрать вас или ее, он давно бы это сделал. – Мазур подошел к окну и для наглядности показал рукой. – До того вон, заросшего симпатичной густой тайгой, склона – не более полутора километров, а то и чуточку меньше. Профессионал давным-давно д е р н у л бы вас... или кого-то другого из снайперской винтовки, вовсе не обязательно самой лучшей. Тот, кто с д е л а л ваших четырех сотрудничков, смог бы без особого труда провернуть и это. И потом... Насколько я понял, вверх, в город, ведут только две дороги?
   – Ага.
   – И поехать в город, и вернуться из города можно только по ним... – рассуждал вслух Мазур. – Одна пошире, другая совсем узкая, и тайга к обеим подступает практически вплотную... Вас настолько легко шлепнуть на любой из дорог...
   – Ну уж, простите! Бдим-с! И машинешка есть бронированная, и руки у охраны не пустые...
   – Я чисто теоретически рассуждаю, – сказал Мазур. – А, с точки зрения теории, шлепнуть вас на любой из дорог не просто, а очень просто. Броня, в конце концов, кое от чего не спасает совершенно, а руки у нападающих обычно тоже не пустые... Ладно, я отвлекся. К чему я вас подвожу? Да к тому, что на в а ш у жизнь и здоровье наш невидимка пока что не посягает. Хотел бы, давно посягнул бы. С помощью такой же винтовочки, как та, из которой положил вашу банковскую даму.
   – Да я и сам, знаете, о чем-то похожем думал, – сказал Гвоздь. – Правда, не брал в расчет тот косогор, тут вы правильно подметили. И к Томке пока что п о д х о д о в не было...
   – Кто это?
   – Дочка, – сказал Гвоздь, на лице которого вдруг прорезалось нечто вполне человеческое. – Сошелся я с одной в самом начале перестройки... Ну, вскоре снова сел... как оказалось, в последний раз. Она умерла три года назад. Баба была с характером, там, знаете, получился чистый роман типа: ах, вот ты кто, а вовсе не честный инженер? Знать тебя не знаю, уголовная твоя рожа! – Он уставился куда-то вдаль, произнес отрешенно: – С характером была баба... Ну вот... В общем, три года назад я Томку подобрал под крыло. Сложный был процесс – девка опять-таки с характером, вся в маму, привыкла думать, что папка-летчик двадцать лет назад навернулся с вертолетом в щепки... А тут – нате вам, живой папка, и к тому ж не кто-нибудь, а господин Гвоздь... Скажу по совести, родственные отношения до сих пор строятся непросто. Ну ничего, квартирку я ей сделал, денежки брать привыкла...
   – Взрослая, я так понимаю?
   – Да, в общем... Двадцать два. Универ заканчивает, сейчас в тайге с археологами... и это-то меня начало напрягать. Они на границе с Монголией, а там нынче что-то близкое к полному бардаку – через границу в обе стороны шастают все, кому не лень, потому что нет никакой границы, тайга одна. Наши у монголов тырят скот... и это, между прочим, оформилось в серьезный бизнес с цепочкой на полстраны... попутно гуляет контрабанда, места не самые тихие... Как по-вашему, стоит ее оттуда забрать? Особенно в свете н а ш и х печальных дел?
   – Пожалуй, – кивнул Мазур. – Если что – готовый заложник.
   – Я пошлю Котовского. Завтра вечером будет готов самолет...
   – У вас и самолет есть? – усмехнулся Мазур.
   – Да так себе, самолетишко, – хмыкнул Гвоздь. – Всего-то Як-40, не «боинг» же. Мы, напоминаю, бизнесмены легальные и не последние, нужно же соответствовать. Да и удобно. И вот что... Завтра вечером вы тоже полетите с Котовским. Ничего особенно сложного – возьмете Томку и привезете сюда. Если будет брыкаться – хватайте за косу и силком...
   – Почему я?
   Гвоздь какое-то время смотрел на него цепко, с непонятным выражением. Потом неспешно сказал:
   – Открою вам один маленький секрет... Никому я сейчас не доверяю на все сто. Ни Котовскому, ни Вальке Хлынову – это который бывший мент, а сейчас, так сказать, у меня министром внутренних дел... Вам такое состояние, часом, не знакомо – когда нет никаких улик, но на всякий случай никому не веришь?
   – Знакомо, увы, – печально усмехнулся Мазур. – Случалось в жизни всякое... Завтра вечером, говорите? Ну что ж, в моем положении остается каблуками щелкать... Но вот завтра поутру я, уж не отговаривайте, обязательно должен буду поехать в город. Нужно осмотреться на месте, и потом... Потом, мне же нужно будет Светланиной тетке соврать нечто убедительное. Она ж нас сегодня ждала...
   – Знаю, – кивнул Гвоздь, усмехнувшись. – Операцию готовили тщательно, так что и про почтенную тетушку хорошо известно. Ну как же, как же, Нечаева Анна Всеволодовна, интеллигентнейшая дама, в институте искусств преподает... Ларка моя, между прочим, у нее училась – мир тесен, а городок наш – одна большая деревня... Вы ей прямо сейчас позвоните, у вас же телефончик выход на город имеет, если «девятку» нажать. Успокойте даму, соврите что-нибудь, а завтра... Знаете что? Вот вам отличная версия. Подопечная ваша познакомилась в поезде с каким-то обормотом и по молодому делу зависла с ним где-то в Шантарске. Вполне убедительно, а? Она ж вполне совершеннолетняя, вы права не имели ее за подол оттаскивать. А потом мы эту версию разовьем, добавим убедительных деталей... Как вам?
   – Не бог весть что, – поморщился Мазур. – Но что ж делать-то...
   – И вот что еще, Кирилл Степанович, – сказал Гвоздь тихо, убедительно, с тем же нехорошим металлом в голосе. – Взаперти я вас держать не могу, вы ж должны в город выезжать, осматривать, что потребуется, людей расспрашивать... Нельзя вас сажать на цепуру, как тогда Ихтиандра посадили... Но я вас очень прошу: вы уж без г л у п о с т е й. Лады? Даже если кинетесь к здешним вашим с о с л у ж и в ц а м, ничем вам это не поможет и девочку вашу не спасет. В миллионном городе человека найти ох как трудно – ежели его прячут те, кто имеет в этом деле опыт. Вот вы себе представьте: если добропорядочному человеку поступит на пейджер просьба от какой-то Ляли купить пельменей к ужину, то сразу и не догадаешься, что это приказ некоей узнице ножичком по горлу полоснуть... Уловили?
   – Уловил, – сердито сказал Мазур. – Лишь бы вы только на пустом месте не сшили дела...
   – Ну, насчет этого – не извольте беспокоиться. Есть опыт. А помимо опыта – есть людишки там и сям. И ежели они, не дай бог, доложат, что те органы, в коих они трудятся, занялись жалобой некоего адмирала... Не надо, душевно вас прошу. Давайте играть честно. Вы для меня поработаете, а я вас, честное слово, не обижу. Уговор?
   – Уговор, – пробурчал Мазур.
   – Да, как вам Ксюша, юбочка из плюша?
   – Ничего, – сказал Мазур.
   – Пользуйтесь, не стесняйтесь. – Гвоздь панибратски хлопнул его по колену. – Девочка свою задачу знает, банкет оплачен... Все веселее жить, господин адмирал, на нашей грешной земле...
   Мазур решился:
   – Есть еще один нюанс... Ваша жена уверяет, что у нее есть какие-то свои соображения по поводу... происходящего. Интересно, какие будут на сей счет инструкции?
   Гвоздь ненадолго задумался. Хмыкнул, пожал плечами:
   – Ну, что тут... Ну, поговорите, выслушайте со значительным видом. Скажите, что заинтересовались, что обязательно учтете ее соображения... Авось успокоится. Ей тоже нелегко. Ладно, отдыхайте, и чтоб вам завтра ударно работалось...
   Он упруго выпрямился, кивнул Мазуру и вышел. Почти сразу же, словно получив команду, вошла Ксюша с подносом, бесшумно опустила его на стол и сообщила с мимолетной улыбкой:
   – Ужинать подано.
   Вслед за тем привычным движением сбросила через голову черное платьице, оставшись в красном купальнике в обтяжечку. Теми же заученными движениями скинула туфельки, присела на широкий мягкий подлокотник его кресла и промурлыкала на ухо:
   – Вы как предпочитаете, чтобы девушка себя вела – разнузданно или застенчиво?
   – А инструкции у тебя какие? – спросил Мазур.
   – А простые – как захотите, так и делать...
   – Ксюша, – тоскливо сказал Мазур. – А ежели я гей?
   – А почему ж тогда у вас брюки колом? – фыркнула Ксюша.
   Ох уж эти мужские рефлексы... Мазур легонько злился на себя, но как-то по обязанности.
   Вопреки его ожиданиям, Ксюша не предприняла никаких действий, ни разнузданных, ни застенчивых. Она попросту перегнулась через его колени, взяла со стола авторучку, чистый листок бумаги и, замерев в довольно неудобной позе, принялась что-то энергично черкать. Закончив, показала листок Мазуру, одновременно приложив пальчик к губам.
   Он прочитал про себя: «В первую очередь – магазин „Радость“». Вопросительно поднял глаза. Ксюша, отведя палец от губ, послала ему определенно предостерегающий взгляд, и громко сказала:
   – Это уж не мое дело, господин генерал, мы люди исполнительные, что нам приказано, выполняем четко...
   Подожгла листок, кинула его в пепельницу и тщательно следила, чтобы догорел – а потом размяла пепел авторучкой. Ничегошеньки не понимавший Мазур запомнил сообщение дословно, но от расспросов воздержался. Во-первых, она определенно намекала на подслушку, а во-вторых, могла и сама не знать подробностей. Что велели, то и передала. Вот только кто велел и зачем? Кабы знать... Две недели – иногда этого ужасно мало, а иногда и чертовски много...
   – Я купальник сниму? – прошептала Ксюша на ухо. – Такая жара...
   – Снимай, – сказал Мазур без выражения.

Глава седьмая
Ехал рыцарь воевать

   Разбудила его Ксюша – уже при полной униформе, в безупречном платье и кружевном передничке, как в лучших домах Лондона. Мазур и не слышал, как она ушла, выспался, несмотря на все сюрпризы, прекрасно. На сей раз девчонка была – само прилежание, никакого намека на эротику. Поставила на стол поднос с завтраком и тут же испарилась.
   Зато заявился Котовский – через миг после энергичного стука. Его сопровождал незнакомый мужик лет сорока, без особых примет, этакий весь из себя обыкновенный.
   – Жрешь? – жизнерадостно заорал Котовский, плюхаясь в кресло. – Дело хорошее, утречко надо с пайки начинать... Знакомься давай: это вот его светлость Валентин Петрович Хлынов, начальник секретной службы, усек? Работаем, так сказать, бок о бок, в тесном и дружеском согласии, хотя, скажу тебе откровенно, Степаныч, этого мента бывшего по понятиям поиметь полагается рачком или там с доминошками во рту, а не лясы с ним точить...
   – Имелка не отпадет? – хмуро поинтересовался Хлынов, тоже садясь и ставя на пол небольшую сумку.
   – Валек, я ж шуткую! – развел Котовский ручищами с видом крайнего простодушия. – Человек я простой, воспитанием не обремененный, по приютам я с детства скитался, не имел я родного угла... – пропел он с надрывом, ухмыляясь и гримасничая, но глаза оставались жесткими, злыми. – Коли уж Папа тебе оказал высокое доверие, мне, сирому, только и остается, что хвост поджать. Да и очко на зоне хорошо, от дефициту других щелок, на воле меня твой шоколадный глаз не возбуждает, я уж себе как-нибудь девочку сыму...
   Мазур задумчиво смотрел на них. Вряд ли перед ним ломали комедию, и так было ясно, что отношения меж этими двоими далеки от братских и даже приятельских. Гвоздь человек умный – эти двое в жизни не сговорятся, следить будут друг за дружкой не по приказу босса, а по велению сердца...
   – Кирилл Степанович, – сказал Хлынов с бесстрастностью аглицкого лорда, шумно раздергивая молнию на сумке. – Вот тут – все необходимое снаряжение. Документы – паспорт, права, корочки лицензированного охранника, дающие право... – Не договорив, он выложил на кресло «Макаров» в темно-коричневой кобуре. – Агентство здесь обозначенное – всецело наше. При малейших недоразумениях или непонятках, звоните туда немедленно – и получите любую помощь. Мобильник. Пейджер. Деньги. Телефонные номера, куда можно звонить помимо агентства – мало ли какая нужда возникнет... Будут вопросы?
   – Да нет пока что, – проворчал Мазур, разглядывая документы. – Значит, я теперь – Иванов Кирилл Степанович? Спасибо, что хоть имя-отчество родное оставили...
   – Так проще, – сказал Хлынов. – Чтобы не привыкать долго и мучительно к какому-нибудь Анемподисту Федоровичу... Документы вполне надежные. Любая неприятность будет улажена. Только вы уж на рожон не лезьте, пожалуйста...
   – Это как? – спросил Мазур.
   – Ну, мало ли...
   – Исчерпывающе, – пожал плечами Мазур. – Ладно, учту... Вот что, господин Хлынов... У вас есть собственная версия происходящего? Или хотя бы наметки таковой?
   Хлынов молчал чуть ли не добрую минуту. Потом с превеликой неохотой ответствовал:
   – К сожалению, нет. Такое впечатление, что вмешался какой-то новый, неучтенный фактор.
   – Говоря проще, сидишь в жопе, – жизнерадостно уточнил лысый.
   Хлынов резко развернулся к нему:
   – А вы, любезный, можете какими-то блестящими достижениями на этот счет похвастаться? Или как?
   – Ну чего ты сразу в душу с сапогами... – пробурчал Котовский с некоторым смущением. – Согласен, чего там – неучтенная какая-то паскуда... Ничего, пусть нам его Степаныч вычислит, а уж я у него на спине фестончики вырежу...
   – Я вам еще нужен, Кирилл Степанович? – хладнокровно осведомился Хлынов.
   – Пожалуй, нет пока, – сказал Мазур.
   – Тогда я, с вашего разрешения, удаляюсь.
   – Петух ставленный, – сказал Котовский, едва за его коллегой захлопнулась дверь.
   – Не любишь ты его, а? – хмыкнул Мазур.
   – Мент есть мент, Степаныч. Поглядел бы я на тебя, если б ты с мое за колючкой погостил... Папа говорит, тебе в город понадобилось?
   – Работать надо, – сказал Мазур. – Отвезешь?
   – О чем базар. Может, тебе персональные колеса выделить?
   – Это потом, – сказал Мазур. Покачал на ладони кобуру. – Патроны хоть боевые?
   – Обижаешь, Степаныч, Папа с тобой честно играет. Ты уж его не подведи, родненький. Он у нас человек простой – за хорошую работу и платит хорошо, а вот ежели напортачишь или на измену тебя пробьет – я о тебе заранее рыдаю горючими слезищами...
   – Учту, милый, – сказал Мазур. – У тебя что, собственных соображений и в самом деле нет?
   Лысый верзила поерзал в мягком кресле, шумно причмокнул, с деланно бодрой улыбкой пожал плечами:
   – Папа достает, теперь ты взялся...
   – Друг ты мой единственный, – задушевно сказал Мазур. – Ты меня убедил. Я хочу сработать хорошо. А потому давай серьезно к делу подходить.
   – Да понимаю я...
   – Тогда?
   – Полная непонятка, – сказал Котовский серьезно и зло. – Я в этом городе, чтоб ты знал, живу давненько, чуть ли не с младенчества – ну, понятно, с перерывами на экскурсии по холодным краям... И будь это в моих способностях, в моем опыте, я бы давно этого гада вывел на свет, держа за яйца... Но вот не получается, хоть ты меня зарежь. Отсюда проистекает, что искать надо где-то в другом месте. Для того именно тебя, хороший мой, и позвали.
   – Циничный вопрос, – сказал Мазур. – Мог бы этот ваш Хлынов выйти на закоперщиков, но промолчать? По всяким причинам...
   – Да нет, шалишь, – без раздумий откликнулся Котовский. – Я бы непременно узнал. Системка отлажена, знаешь ли... Хоть я его терпеть ненавижу, мента ссученного, но могу тебе сказать авторитетно: божусь за пидараса, что и он ни черта не раскопал...
   – Ну что ж, веселые дела... – сказал Мазур, вертя в руках свое, изволите ли видеть, снаряжение. – Поехали?
   Он затянул узел галстука, накинул пиджак поверх кобуры, и оба вышли во двор. Там стояла столь же благолепная тишина, наблюдалось прежнее безлюдье, только широкоплечий организм с овчаркой на поводке прилежно прохаживался вдоль кирпичного забора. Овчарка была та же самая, вчерашняя, а вот детинушка – другой, ранее не виденный.
   Котовский, глянув в ту сторону, ускорил шаг, пробормотав:
   – Собак не переношу, чтоб их... Знал бы ты, что это такое, когда эти твари за тобой чешут в побеге...
   – Знаю, – кратко сказал Мазур.
   Он и в самом деле это прекрасно знал, он многое мог бы лысому блатарю порассказать – как бывает, когда по твоим следам спешит не лагерный конвой, а тщательно выученный державой спецназ, не хуже собак умеющий читать малейший следочек в жесткой африканской траве, тут же и собаки... Конечно, тут же, для надежности, если напрячь слух, можно разобрать азартный скулеж и рявканье, и преследователи не лопухи, чтобы ловиться на поставленную наспех примитивную растяжку, а самое паршивое, самое поганое – что у них есть рация, и в небе скоро могут оказаться вертолеты, а до желтых унылых гор еще слишком далеко...
   Он остановился, вежливо кивнул. Очаровательная Лара, мадонна из роскошного поместья, столь же дружески ему кивнула, придерживая дверку белой машины. Рядом с ней стоял пацанчик лет трех, симпатичный кареглазик, таращившийся на окружающее, как и следовало ожидать, с наивной простотой несмышленыша. Мазур мельком подумал, что э т о дите, уж конечно, будет знать о ходках и колючке чисто теоретически – а там, глядишь, и окончит себе какой-нибудь Кембридж, чем черт не шутит...
   – П а п и н? – тихонько спросил он, когда белая машина, плавно и бесшумно проплыв мимо них, выехала за ворота.
   – А то чей же? – Котовский распахнул дверцу знакомой «Волги». – Хороша лялечка?
   – Хороша, – искренне сказал Мазур.
   Зеленые ворота распахнулись перед их машиной. С места дав газу, Котовский протянул:
   – В жизни всегда есть место романтике... Знаешь, как Папа ее в свое время снял? Да как в кино. Едет это он себе в ливень, а на обочине девочка мокнет, зонтик, дуреха, не захватила... Ну, Папа у нас жентельмен, да и девочка хороша... Словом, тормозит он свой мерсюк – мы тогда еще на мерсюках рассекали – включает обаяние на полную катушку – порядочные девочки мерсюков, знаешь ли, опасаются – довозит красоточку чинно-благородно до ее родного подъезда... И западает. Тянулось это долго, артачилась девочка, представь себе: подарки не брала, замуж не соглашалась... Бывают же такие, а? Остались еще по углам бывшей необъятной...