Страница:
– Я в твои секреты не лезу, не положено, – сказал Мазур. – Но разве этот черт, что приходил к тебе на связь, не унес свой комплект снимков? Кто ж кладет все яйца в одну корзину, это азбука…
– Унес. Но он может и не дойти. Или добраться слишком поздно, а такие новости хороши с пылу, с жару. Кровь из носу, но следует прошуметь, причем вовремя. С меня голову снимут, если что, но и ты свою долю огребешь…
Мазур задумчиво сказал:
– Не пугай ежа голой жопой…
– Я серьезно. Такой приказ, такая задача…
– Ну, в таком случае, что ты предлагаешь?
Вундеркинд недолго молчал, потом сказал решительно:
– Километрах в пятнадцати к югу есть укромное местечко, почти такая же бухточка среди скал. Их тут множество, но про эту доподлинно известно, что ею регулярно пользуются контрабандисты. Удобное место. Этакая неофициальная пристань, которой пользуются так давно, что считают прямо-таки своей собственностью.
– И что? – притворился Мазур дурачком.
– Контрабандисты – это судно. У них, как правило, суденышки хитрые: на вид сущее корыто, но движок стоит такой, что от торпедного катера уйти в состоянии…
– Думаешь, они согласятся нас подвезти на тот берег?
– Не ломай дурочку, – жестко произнес Вундеркинд. – Конечно, не согласятся, у нас и платить нечем… Это уже будет твоя забота – уговорить их подарить нам свое корыто.
– Это приказ?
– А тебе нужны формальности?
– Так точно, товарищ капитан первого ранга, – сказал Мазур упрямо. – В данной конкретной ситуации мне нужен прямой приказ.
– Хорошо. Это приказ.
– Есть, – сказал Мазур. – Вот теперь я из кожи вон вывернусь…
Стоявший на страже Викинг тихонечко свистнул, и Мазур обернулся в ту сторону.
Вдоль берега, на расстоянии примерно полумили, шел боевой корабль – судя по силуэту, французский фрегат, типа «Трансвааля» или «Жана Мулена». Ну да, характерная надстройка, перепад палубы, по очертаниям узнается противолодочный миномет, орудийная башня характерно прильнула к надстройке…
Мазур машинально глянул на часы – рановато…
Фрегат вдруг замедлил ход, отвалил влево, стал уходить в открытое море. Долетел короткий грохот, и к берегу, выгибаясь дугой, понеслись хорошо различимые в утреннем полумраке густые дымные хвосты.
Взлетел фонтан воды. Картина была знакомая и привычная: как давеча «Ворошилов», лягушатник глушил подводную цель из бомбомета. Для современной электроники не составило особого труда засечь на небольшой глубине металлическую массу.
Второй бомбометный залп. Вновь взлетела призрачно-белая пена. А поскольку второй залп почти совпал со срабатыванием подрывного заряда, глухо ухнул подводный взрыв, и фонтан взметнулся вовсе уж впечатляющий.
Мазур на миг ощутил не просто радость – законную гордость собой. Выходило, он рассчитал все правильно. Останься они в аппарате, пробуй и дальше терзать зажигание, всех накрыло бы французскими гостинцами… Так что начальство, кровь из носу, вынуждено будет при разборе полетов признать его правоту.
– Похоже, мы покойники, а? – сказал Вундеркинд.
Мазур рассеянно кивнул. Наверняка и Вундеркинд был в курсе, что подрывной заряд не только превратил «Тритон» в груду металлолома, но и освободил вышибной патрон со всяким хламом, имитирующим гибель экипажа: клочки гидрокостюмов, парочка ласт, разнообразные пластмассовые детали, которые непременно будут плавать на поверхности в луже соляра, естественным образом вытекшего еще во вторую мировую. Противник может и не разобраться, что его провели самым вульгарным образом…
…Притаившийся среди скал так, что его никак нельзя было заметить со стороны, Викинг подал знак, и Мазур шустро, по-крабьи вскарабкался к нему. Принял небольшой бинокль, посмотрел в ту сторону.
Еще довольно далеко от них, волоча за собой длиннющий шлейф сухой африканской пыли, по накатанной немощеной дороге безмятежно катил сине-красный автобус самого что ни на есть мирного облика: весь из себя новехонький, мощный капот, прямоугольный кузов изрисован надписями на местном и английском, неопровержимо свидетельствующими, что этот самоход принадлежит экскурсионному бюро «Куин саба» – то есть, надо полагать, «Царица Савская». Мазур вспомнил, что в нескольких километрах отсюда располагается здешняя приманка для туристов – пещерный город, кропотливо и старательно вырубленный в скалах каким-то древним народом, тысячи полторы лет назад по невезению своему исчезнувшим из большой истории.
С помощью мощной оптики он без труда рассмотрел пассажиров на передних сиденьях – точно, мирный цивильный народ, одетый ярко, пестро и легко, увешанный фотоаппаратами и еще какими-то причиндалами.
Задумчиво прищурился. Ехать – гораздо быстрее, чем идти, это всякому ясно. К тому же нежданная добыча позволила бы не только выиграть время, но и поставить ложный след. Никаких признаков грандиозной облавы – но вертолеты кое-где пролетают, даже если лягушатники и поверили, что угрохали незваных гостей вместе с их аппаратом, порядка ради продолжают вяло рыскать в окрестностях. И чем быстрее отсюда уберешься, тем лучше. Время поджимает, время, вся мировая прогрессивная печать замерла в ожидании, чтоб ей пусто было… Он сноровисто скользнул со скалы, забежал в расщелину, где притаились его орлы, распорядился:
– Живо, все мажут рожи до полной неузнаваемости! Автобус подходит!
– Как-кой автобус? – машинально удивился Пеший-Леший.
– Попутный, – сказал Мазур. – Вот и голоснем на дороге…
Местечко словно специально было создано природой для лихого и внезапного разбойного налета на мирных путников – дорога петляла меж высоченных скал, по узкому ущелью, где при всем желании, при всей африканской лихости водителя не больно-то и разгонишься.
Автобус ехал совсем медленно – а там и вовсе затормозил, потому что дорогу перекрыли два дружелюбно целившиеся из автоматов субъекта с размалеванными рожами. Шофер, очевидно, ученый жизнью в неспокойной стране, моментально выключил зажигание, убрал руки с руля и старательно вытянул их вверх, боясь шелохнуться. Викинг сделал многозначительный жест западногерманской трещоткой, и водила, опустив правую руку, дернул рычаг, дверь с шипением открылась настежь.
Мазур, не теряя ни секунды, запрыгнул туда, мимоходом двинул шофера локтем по шее под затылком, чтобы сидел тихонечко и не вздумал мешать. Пеший-Леший пробежал мимо него в хвост, бдительно застыл там, поводя автоматом.
Мазур оглядел оцепеневших туристов. До омерзения мирный народ – несколько пожилых обоего пола, молодые парочки, парочки не особенно и молодые, в основном европейские рожи, хотя слева посередине сидят двое косоглазых, то ли японцы, то ли хрен их ведает… Он вмиг высмотрел единственного подозрительного типа, жестом указал не него Крошке Паше, и тот, понявши с полумысли, ухватил несомненного аборигена за шиворот, выволок наружу.
Физиономии у оставшихся были примечательные – все они медленно медленно осознавали, что увеселительная прогулка пошла наперекосяк, что случилось нечто неправильное, опасное… Вот-вот начнутся вопли, слезы и сопли, а этого следует избежать, панику нужно гасить в зародыше, чтобы не путались под ногами с визгом и не мешали работать, декаденты…
– Внимание! – рявкнул он, добросовестно коверкая свой английский на американский манер. – Ваша тачка конфискована революционным фронтом для нужд борцов за свободу! Вы все, мать вашу, мне и даром ни на что не нужны! Будете паиньками, не трону! Живо, выметайтесь на улицу!
И грозно повел автоматом, ни в кого особенно не целясь. Через несколько секунд словно плотину прорвало – народец хлынул наружу, толкаясь, сшибая друг друга, хныкая и поскуливая, а там их принимали Викинг с Зорким Соколом и размалеванный Вундеркинд, сгоняли в табунок, оттесняли к нависшей скале.
– А тебе, холуй буржуазный, особое приглашение нужно? – рявкнул Мазур, выдергивая за шиворот водителя из-за баранки и следя, что бы тот не прихватил с собой ключ. Выпрыгнул из пустого автобуса, не глядя на сбившихся в кучку туристов, прошел прямиком к Крошке Паше. Паша, придерживая подошвой спину распростертого у его ног аборигена, ухмыльнулся и подал Мазуру добычу: открытую поясную кобуру с короткоствольным револьвером и огромный жетон, весь в разноцветной эмали, где среди гербов, эмблем и надписей красовалось интернациональное слово «Полиция».
Присев на корточки и легонько потыкав кулаком в ухо пленника, замершего с заложенными за голову руками, Мазур лениво протянул:
– Ага… Полицейская ищейка, мать твою? Борцов за свободу вынюхиваешь? Шкуру сдеру…
Ежась, обливаясь слезами, зажмуриваясь от ужаса, абориген затараторил, как пулемет, многословно и испуганно убеждая, что он не имеет никакого отношения к шпикам из тайной, что он – мирный, совершенно безобидный чиновник туристической полиции, в чьи обязанности входит лишь сопровождать гостей, бесценный источник валюты, к туристическим достопримечательностям, следить, чтобы с ними ничего плохого не приключилось. Что до политики, то он с юных лет горячо сочувствовал всем партизанам, какие только есть на свете, разделяет их благородные стремления, уважает героическую борьбу за свободу и сам готов записаться в любой фронт, если отпустят душу на покаяние…
С этим скучным типом все было ясно, и Мазур упруго выпрямился, приблизился к сгрудившимся пленникам, величаво прошелся мимо них вперед-назад, как сущий фельдмаршал, для поддержания принятой на себя роли погрозил кулаком:
– Развлекаетесь, империалисты, пока угнетенные страдают…
Расшифроваться, сыграть бездарно он не боялся – в мире вообще и в Африке в частности всевозможных повстанцев, инсургентов, освободительных фронтов и прочих террористов больше, чем блох на барбоске, так что особых усилий и не следует прилагать – выкати глаза, скрежещи зубами да выкрикивай первые пришедшие в голову радикальные лозунги. Очень может быть, что сам того не ведая, выглядишь в точности как кто-то реально существующий, именно такую фразеологию пользующий…
Судя по насмерть перепуганным физиономиям, его слова все приняли на веру. Не стоит затягивать представление, они тут ни при чем, еще инфаркт кого-нибудь стукнет… Бабуля с розовыми волосами и так вот-вот описается…
– Внимание! – сказал Мазур. – Мы – боевики революционного фронта освобождения. Обижать вас никто не будет, но вот автобус придется конфисковать для нужд борющегося народа…
– Мы – з-заложники, да? – с полными слез глазами вопросила очаровательная девчушка в синих шортах и белой блузочке.
Обстоятельно, но с эстетическим восхищением оглядев ее с ног до головы, Мазур вздохнул про себя: до чего хороша, сгрести бы в охапку и зацеловать до полусмерти, не говоря уж о прочем…
Подойдя вплотную, он поклонился и сказал со всей возможной галантностью:
– Солнышко, фронт имени Себастьяна Перейры не воюет с очаровательными крошками, разве что в постели и с их полного согласия… Мы – люди идейные и воспитанные, заложников принципиально не берем, это не согласуется с нашей программой…
И нахально поцеловал ей руку, чуть испачкав черной маскировочной мазью. После чего напряжение чуточку спало, бедный перепуганный девчоныш даже попытался улыбнуться.
«Откуда я это взял? – подумал Мазур. – Какой еще Себастьян? Ах да! «Я – не Негоро, я – капитан Себастьян Перейра, компаньон великого Альвеца!» Наплевать, никто из них, ручаться можно, не смотрел старые советские фильмы, да и не до углубленных умствований им сейчас…»
Мазур скромно подумал, что обладает все же некоторым обаянием – девчонка определенно приободрилась после его куртуазной речи, остальные чуточку повеселели. И атмосфера приобрела такую непринужденность, что пузатый субъект лет шестидесяти, краснолицый, с огромным брюхом и венчиком седых волов вокруг лысины, даже нацелился в Мазура фотокамерой, натянуто улыбаясь и бормоча что-то – явно по-немецки.
Вот такого панибратства никак нельзя было допускать – и Мазур, шагнув к нему, резким движением отвел руку с камерой, набрал побольше воздуха в грудь и рявкнул в хорошем стиле старого прусского капрала:
– Zuruck! Habacht! Himmelherrgott! Bajonett auf![1]
Последнее, конечно, было добавлено ни к селу, ни к городу – он вообще-то не владел немецким, однако перед выброской перечитывал «Бравого солдата Швейка» и кое-какие строевые команды всплыли в памяти…
А впрочем, он нисколечко не перегнул палку: на старого бюргера его слова возымели прямо-таки волшебное действие. Пузан живехонько принял классическую стойку «смирно» и, забывшись, заорал в ответ:
– Ich melde gehorsam…
– Halt Maul, du Elender![2] – благодушно прорычал Мазур.
«Чует мое сердце, сукин кот, что ты в вермахте не в обозе служил, – подумал мимолетно, оценив стойку. – А может, и не в вермахте. Неважно. Главное, строевой. Сколько лет прошло, сколько воды утекло и перемен грянуло, а вот поди ж ты, армия себя оказывает – вытянулся, как на смотру, вояка долбаный. Армия, судари мои – это навсегда…»
Погрозив пальцем пузану, чтобы не вздумал щелкнуть камерой, Мазур вернулся к распростертому в самой жалкой позе полицейскому, подмигнул Крошке Паше, изобразил пальцами в воздухе нечто, прекрасно обоим понятное. Паша врубился с ходу и подыграл моментально, протянув с гнусавым выговором истого уроженца американских южных штатов:
– Билли, ты что, так их тут и оставишь? Девочек можно в темпе отодрать, а эту полицейскую крысу шлепнуть к чертовой матери, чтобы не заложила потом…
Полицейская крыса – прекрасно понимавшая по-английски, сразу ясно – вновь принялась заверять в своей горячей симпатии ко всем партизанам на свете. Легонько ткнув его носком ботинка, чтобы пресечь словоблудие, Мазур откликнулся с тем же акцентом, старательно подпуская в свои английские фразы побольше американских жаргонизмов, коверкая слова на заокеанский лад:
– Я тебе когда-нибудь надеру задницу, Сонни, вот попомни мои слова, надеру качественно. Нужно определяться, парень – либо ты профессионал, либо нет. Запомни наконец, дурья башка: профессионал выполняет только то, за что ему платят. Если бы эта черномазая скотина, Салех Бакар, платил мне за то, чтобы драть девок и шлепать полицейских – будь уверен, вокруг на пару миль не осталось бы неоттраханной телки и живого полицейского… Тебе за что платят? То-то. Ладно, неси свою задницу в автобус, нам до плотины еще переть и переть…
– Вечно ты придираешься, Билли… – обиженно проворчал Крошка Паша и направился к автобусу.
Мазур оглянулся на сгрудившихся в тени скалы туристов, ярких, как тропические бабочки, но далеко не таких беззаботных. Ничего, не пропадут. Туристические автобусы тут, по рассказам инструктора, проезжают раз двадцать за день, кто-нибудь подберет. Ну, а на худой конец – до ближайшего городка, откуда они пустились в путь, всего-то километров пятнадцать. Не по пустыне шлепать…
Его передернуло при воспоминании о самуме и реальных до жути призраках. Махнув своим, он добросовестно рявкнул:
– Оцените благородство фронта имени Себастьяна Перейры, буржуа позорные!
И последним запрыгнул в автобус. Крошка Паша рванул с места, расписной туристический экипаж запетлял меж скал. Мазур рассеянно улыбнулся, зная, что поступил правильно: и транспорт раздобыл, чтобы не бить зря ноги, и прибавил тягостной неразберихи тем, кто рыщет по следу. Пусть перетряхивают свои архивы и мучают экспертов, выясняя, что это за фронт такой имени загадочного Себастьяна Перейры, на кого он ориентируется, против кого дружит… А заодно пусть поломают голову, гадая, какое место в своих схемах отвести белым наемникам с американским выговором, в беседе меж собой упомянувших о вполне реальном генерале из Могадашо Салехе Бакаре (уж можно не сомневаться – очухавшийся полицай настрочит подробнейший отчет). И, наконец, плотина. Единственная в стране гидростанция, разместившаяся совсем в другой стороне, нежели та, куда направлялся Мазур, километрах в пятидесяти. Автобус надо будет оставить где-нибудь в таком месте, чтобы всякий поверил: налетчики и в самом деле направляются к плотине, а машину бросили оттого, что в ней что-то сломалось (нужно будет устроить должную поломку, вызванную вроде бы естественными причинами). Любой контрразведчик сгоряча решит, что загадочная банда прет именно к плотине с самым что ни на есть диверсионными целями. И вряд ли кто-нибудь свяжет этих гопстопников с авторами переполоха на базе. Одним словом, пока будут распутывать клубок, время удастся выиграть…
Мазур наконец-то позволил себе закурить – впервые за все время пребывания в Африке. Душа отдыхала от такого путешествия, они передвигались с невиданным комфортом: в новехоньком автобусе, на мягких кожаных креслах, в кондиционированной прохладе. Даже холодильник в этом туристическом раю на колесах отыскался, и его тут же опустошили, вытащили запотевшие бутылочки с прохладительным. Можно было расслабиться на какое-то время – не забывая, впрочем, бдительно следить за окружающим пейзажем, чтобы не нарваться на какую-нибудь неожиданность в виде преследующего по пятам боевого вертолета или полицейской засады на дороге…
Сидевший сзади Вундеркинд склонился к нему и спросил насмешливо:
– Мой благородный дон, а не кажется ли вам, что вы слишком много себе позволяете?
Мазур ухмыльнулся:
– Насколько я помню, ответ был в том смысле, что мне незнакомо слово «слишком»… Обойдется.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Унес. Но он может и не дойти. Или добраться слишком поздно, а такие новости хороши с пылу, с жару. Кровь из носу, но следует прошуметь, причем вовремя. С меня голову снимут, если что, но и ты свою долю огребешь…
Мазур задумчиво сказал:
– Не пугай ежа голой жопой…
– Я серьезно. Такой приказ, такая задача…
– Ну, в таком случае, что ты предлагаешь?
Вундеркинд недолго молчал, потом сказал решительно:
– Километрах в пятнадцати к югу есть укромное местечко, почти такая же бухточка среди скал. Их тут множество, но про эту доподлинно известно, что ею регулярно пользуются контрабандисты. Удобное место. Этакая неофициальная пристань, которой пользуются так давно, что считают прямо-таки своей собственностью.
– И что? – притворился Мазур дурачком.
– Контрабандисты – это судно. У них, как правило, суденышки хитрые: на вид сущее корыто, но движок стоит такой, что от торпедного катера уйти в состоянии…
– Думаешь, они согласятся нас подвезти на тот берег?
– Не ломай дурочку, – жестко произнес Вундеркинд. – Конечно, не согласятся, у нас и платить нечем… Это уже будет твоя забота – уговорить их подарить нам свое корыто.
– Это приказ?
– А тебе нужны формальности?
– Так точно, товарищ капитан первого ранга, – сказал Мазур упрямо. – В данной конкретной ситуации мне нужен прямой приказ.
– Хорошо. Это приказ.
– Есть, – сказал Мазур. – Вот теперь я из кожи вон вывернусь…
Стоявший на страже Викинг тихонечко свистнул, и Мазур обернулся в ту сторону.
Вдоль берега, на расстоянии примерно полумили, шел боевой корабль – судя по силуэту, французский фрегат, типа «Трансвааля» или «Жана Мулена». Ну да, характерная надстройка, перепад палубы, по очертаниям узнается противолодочный миномет, орудийная башня характерно прильнула к надстройке…
Мазур машинально глянул на часы – рановато…
Фрегат вдруг замедлил ход, отвалил влево, стал уходить в открытое море. Долетел короткий грохот, и к берегу, выгибаясь дугой, понеслись хорошо различимые в утреннем полумраке густые дымные хвосты.
Взлетел фонтан воды. Картина была знакомая и привычная: как давеча «Ворошилов», лягушатник глушил подводную цель из бомбомета. Для современной электроники не составило особого труда засечь на небольшой глубине металлическую массу.
Второй бомбометный залп. Вновь взлетела призрачно-белая пена. А поскольку второй залп почти совпал со срабатыванием подрывного заряда, глухо ухнул подводный взрыв, и фонтан взметнулся вовсе уж впечатляющий.
Мазур на миг ощутил не просто радость – законную гордость собой. Выходило, он рассчитал все правильно. Останься они в аппарате, пробуй и дальше терзать зажигание, всех накрыло бы французскими гостинцами… Так что начальство, кровь из носу, вынуждено будет при разборе полетов признать его правоту.
– Похоже, мы покойники, а? – сказал Вундеркинд.
Мазур рассеянно кивнул. Наверняка и Вундеркинд был в курсе, что подрывной заряд не только превратил «Тритон» в груду металлолома, но и освободил вышибной патрон со всяким хламом, имитирующим гибель экипажа: клочки гидрокостюмов, парочка ласт, разнообразные пластмассовые детали, которые непременно будут плавать на поверхности в луже соляра, естественным образом вытекшего еще во вторую мировую. Противник может и не разобраться, что его провели самым вульгарным образом…
…Притаившийся среди скал так, что его никак нельзя было заметить со стороны, Викинг подал знак, и Мазур шустро, по-крабьи вскарабкался к нему. Принял небольшой бинокль, посмотрел в ту сторону.
Еще довольно далеко от них, волоча за собой длиннющий шлейф сухой африканской пыли, по накатанной немощеной дороге безмятежно катил сине-красный автобус самого что ни на есть мирного облика: весь из себя новехонький, мощный капот, прямоугольный кузов изрисован надписями на местном и английском, неопровержимо свидетельствующими, что этот самоход принадлежит экскурсионному бюро «Куин саба» – то есть, надо полагать, «Царица Савская». Мазур вспомнил, что в нескольких километрах отсюда располагается здешняя приманка для туристов – пещерный город, кропотливо и старательно вырубленный в скалах каким-то древним народом, тысячи полторы лет назад по невезению своему исчезнувшим из большой истории.
С помощью мощной оптики он без труда рассмотрел пассажиров на передних сиденьях – точно, мирный цивильный народ, одетый ярко, пестро и легко, увешанный фотоаппаратами и еще какими-то причиндалами.
Задумчиво прищурился. Ехать – гораздо быстрее, чем идти, это всякому ясно. К тому же нежданная добыча позволила бы не только выиграть время, но и поставить ложный след. Никаких признаков грандиозной облавы – но вертолеты кое-где пролетают, даже если лягушатники и поверили, что угрохали незваных гостей вместе с их аппаратом, порядка ради продолжают вяло рыскать в окрестностях. И чем быстрее отсюда уберешься, тем лучше. Время поджимает, время, вся мировая прогрессивная печать замерла в ожидании, чтоб ей пусто было… Он сноровисто скользнул со скалы, забежал в расщелину, где притаились его орлы, распорядился:
– Живо, все мажут рожи до полной неузнаваемости! Автобус подходит!
– Как-кой автобус? – машинально удивился Пеший-Леший.
– Попутный, – сказал Мазур. – Вот и голоснем на дороге…
Местечко словно специально было создано природой для лихого и внезапного разбойного налета на мирных путников – дорога петляла меж высоченных скал, по узкому ущелью, где при всем желании, при всей африканской лихости водителя не больно-то и разгонишься.
Автобус ехал совсем медленно – а там и вовсе затормозил, потому что дорогу перекрыли два дружелюбно целившиеся из автоматов субъекта с размалеванными рожами. Шофер, очевидно, ученый жизнью в неспокойной стране, моментально выключил зажигание, убрал руки с руля и старательно вытянул их вверх, боясь шелохнуться. Викинг сделал многозначительный жест западногерманской трещоткой, и водила, опустив правую руку, дернул рычаг, дверь с шипением открылась настежь.
Мазур, не теряя ни секунды, запрыгнул туда, мимоходом двинул шофера локтем по шее под затылком, чтобы сидел тихонечко и не вздумал мешать. Пеший-Леший пробежал мимо него в хвост, бдительно застыл там, поводя автоматом.
Мазур оглядел оцепеневших туристов. До омерзения мирный народ – несколько пожилых обоего пола, молодые парочки, парочки не особенно и молодые, в основном европейские рожи, хотя слева посередине сидят двое косоглазых, то ли японцы, то ли хрен их ведает… Он вмиг высмотрел единственного подозрительного типа, жестом указал не него Крошке Паше, и тот, понявши с полумысли, ухватил несомненного аборигена за шиворот, выволок наружу.
Физиономии у оставшихся были примечательные – все они медленно медленно осознавали, что увеселительная прогулка пошла наперекосяк, что случилось нечто неправильное, опасное… Вот-вот начнутся вопли, слезы и сопли, а этого следует избежать, панику нужно гасить в зародыше, чтобы не путались под ногами с визгом и не мешали работать, декаденты…
– Внимание! – рявкнул он, добросовестно коверкая свой английский на американский манер. – Ваша тачка конфискована революционным фронтом для нужд борцов за свободу! Вы все, мать вашу, мне и даром ни на что не нужны! Будете паиньками, не трону! Живо, выметайтесь на улицу!
И грозно повел автоматом, ни в кого особенно не целясь. Через несколько секунд словно плотину прорвало – народец хлынул наружу, толкаясь, сшибая друг друга, хныкая и поскуливая, а там их принимали Викинг с Зорким Соколом и размалеванный Вундеркинд, сгоняли в табунок, оттесняли к нависшей скале.
– А тебе, холуй буржуазный, особое приглашение нужно? – рявкнул Мазур, выдергивая за шиворот водителя из-за баранки и следя, что бы тот не прихватил с собой ключ. Выпрыгнул из пустого автобуса, не глядя на сбившихся в кучку туристов, прошел прямиком к Крошке Паше. Паша, придерживая подошвой спину распростертого у его ног аборигена, ухмыльнулся и подал Мазуру добычу: открытую поясную кобуру с короткоствольным револьвером и огромный жетон, весь в разноцветной эмали, где среди гербов, эмблем и надписей красовалось интернациональное слово «Полиция».
Присев на корточки и легонько потыкав кулаком в ухо пленника, замершего с заложенными за голову руками, Мазур лениво протянул:
– Ага… Полицейская ищейка, мать твою? Борцов за свободу вынюхиваешь? Шкуру сдеру…
Ежась, обливаясь слезами, зажмуриваясь от ужаса, абориген затараторил, как пулемет, многословно и испуганно убеждая, что он не имеет никакого отношения к шпикам из тайной, что он – мирный, совершенно безобидный чиновник туристической полиции, в чьи обязанности входит лишь сопровождать гостей, бесценный источник валюты, к туристическим достопримечательностям, следить, чтобы с ними ничего плохого не приключилось. Что до политики, то он с юных лет горячо сочувствовал всем партизанам, какие только есть на свете, разделяет их благородные стремления, уважает героическую борьбу за свободу и сам готов записаться в любой фронт, если отпустят душу на покаяние…
С этим скучным типом все было ясно, и Мазур упруго выпрямился, приблизился к сгрудившимся пленникам, величаво прошелся мимо них вперед-назад, как сущий фельдмаршал, для поддержания принятой на себя роли погрозил кулаком:
– Развлекаетесь, империалисты, пока угнетенные страдают…
Расшифроваться, сыграть бездарно он не боялся – в мире вообще и в Африке в частности всевозможных повстанцев, инсургентов, освободительных фронтов и прочих террористов больше, чем блох на барбоске, так что особых усилий и не следует прилагать – выкати глаза, скрежещи зубами да выкрикивай первые пришедшие в голову радикальные лозунги. Очень может быть, что сам того не ведая, выглядишь в точности как кто-то реально существующий, именно такую фразеологию пользующий…
Судя по насмерть перепуганным физиономиям, его слова все приняли на веру. Не стоит затягивать представление, они тут ни при чем, еще инфаркт кого-нибудь стукнет… Бабуля с розовыми волосами и так вот-вот описается…
– Внимание! – сказал Мазур. – Мы – боевики революционного фронта освобождения. Обижать вас никто не будет, но вот автобус придется конфисковать для нужд борющегося народа…
– Мы – з-заложники, да? – с полными слез глазами вопросила очаровательная девчушка в синих шортах и белой блузочке.
Обстоятельно, но с эстетическим восхищением оглядев ее с ног до головы, Мазур вздохнул про себя: до чего хороша, сгрести бы в охапку и зацеловать до полусмерти, не говоря уж о прочем…
Подойдя вплотную, он поклонился и сказал со всей возможной галантностью:
– Солнышко, фронт имени Себастьяна Перейры не воюет с очаровательными крошками, разве что в постели и с их полного согласия… Мы – люди идейные и воспитанные, заложников принципиально не берем, это не согласуется с нашей программой…
И нахально поцеловал ей руку, чуть испачкав черной маскировочной мазью. После чего напряжение чуточку спало, бедный перепуганный девчоныш даже попытался улыбнуться.
«Откуда я это взял? – подумал Мазур. – Какой еще Себастьян? Ах да! «Я – не Негоро, я – капитан Себастьян Перейра, компаньон великого Альвеца!» Наплевать, никто из них, ручаться можно, не смотрел старые советские фильмы, да и не до углубленных умствований им сейчас…»
Мазур скромно подумал, что обладает все же некоторым обаянием – девчонка определенно приободрилась после его куртуазной речи, остальные чуточку повеселели. И атмосфера приобрела такую непринужденность, что пузатый субъект лет шестидесяти, краснолицый, с огромным брюхом и венчиком седых волов вокруг лысины, даже нацелился в Мазура фотокамерой, натянуто улыбаясь и бормоча что-то – явно по-немецки.
Вот такого панибратства никак нельзя было допускать – и Мазур, шагнув к нему, резким движением отвел руку с камерой, набрал побольше воздуха в грудь и рявкнул в хорошем стиле старого прусского капрала:
– Zuruck! Habacht! Himmelherrgott! Bajonett auf![1]
Последнее, конечно, было добавлено ни к селу, ни к городу – он вообще-то не владел немецким, однако перед выброской перечитывал «Бравого солдата Швейка» и кое-какие строевые команды всплыли в памяти…
А впрочем, он нисколечко не перегнул палку: на старого бюргера его слова возымели прямо-таки волшебное действие. Пузан живехонько принял классическую стойку «смирно» и, забывшись, заорал в ответ:
– Ich melde gehorsam…
– Halt Maul, du Elender![2] – благодушно прорычал Мазур.
«Чует мое сердце, сукин кот, что ты в вермахте не в обозе служил, – подумал мимолетно, оценив стойку. – А может, и не в вермахте. Неважно. Главное, строевой. Сколько лет прошло, сколько воды утекло и перемен грянуло, а вот поди ж ты, армия себя оказывает – вытянулся, как на смотру, вояка долбаный. Армия, судари мои – это навсегда…»
Погрозив пальцем пузану, чтобы не вздумал щелкнуть камерой, Мазур вернулся к распростертому в самой жалкой позе полицейскому, подмигнул Крошке Паше, изобразил пальцами в воздухе нечто, прекрасно обоим понятное. Паша врубился с ходу и подыграл моментально, протянув с гнусавым выговором истого уроженца американских южных штатов:
– Билли, ты что, так их тут и оставишь? Девочек можно в темпе отодрать, а эту полицейскую крысу шлепнуть к чертовой матери, чтобы не заложила потом…
Полицейская крыса – прекрасно понимавшая по-английски, сразу ясно – вновь принялась заверять в своей горячей симпатии ко всем партизанам на свете. Легонько ткнув его носком ботинка, чтобы пресечь словоблудие, Мазур откликнулся с тем же акцентом, старательно подпуская в свои английские фразы побольше американских жаргонизмов, коверкая слова на заокеанский лад:
– Я тебе когда-нибудь надеру задницу, Сонни, вот попомни мои слова, надеру качественно. Нужно определяться, парень – либо ты профессионал, либо нет. Запомни наконец, дурья башка: профессионал выполняет только то, за что ему платят. Если бы эта черномазая скотина, Салех Бакар, платил мне за то, чтобы драть девок и шлепать полицейских – будь уверен, вокруг на пару миль не осталось бы неоттраханной телки и живого полицейского… Тебе за что платят? То-то. Ладно, неси свою задницу в автобус, нам до плотины еще переть и переть…
– Вечно ты придираешься, Билли… – обиженно проворчал Крошка Паша и направился к автобусу.
Мазур оглянулся на сгрудившихся в тени скалы туристов, ярких, как тропические бабочки, но далеко не таких беззаботных. Ничего, не пропадут. Туристические автобусы тут, по рассказам инструктора, проезжают раз двадцать за день, кто-нибудь подберет. Ну, а на худой конец – до ближайшего городка, откуда они пустились в путь, всего-то километров пятнадцать. Не по пустыне шлепать…
Его передернуло при воспоминании о самуме и реальных до жути призраках. Махнув своим, он добросовестно рявкнул:
– Оцените благородство фронта имени Себастьяна Перейры, буржуа позорные!
И последним запрыгнул в автобус. Крошка Паша рванул с места, расписной туристический экипаж запетлял меж скал. Мазур рассеянно улыбнулся, зная, что поступил правильно: и транспорт раздобыл, чтобы не бить зря ноги, и прибавил тягостной неразберихи тем, кто рыщет по следу. Пусть перетряхивают свои архивы и мучают экспертов, выясняя, что это за фронт такой имени загадочного Себастьяна Перейры, на кого он ориентируется, против кого дружит… А заодно пусть поломают голову, гадая, какое место в своих схемах отвести белым наемникам с американским выговором, в беседе меж собой упомянувших о вполне реальном генерале из Могадашо Салехе Бакаре (уж можно не сомневаться – очухавшийся полицай настрочит подробнейший отчет). И, наконец, плотина. Единственная в стране гидростанция, разместившаяся совсем в другой стороне, нежели та, куда направлялся Мазур, километрах в пятидесяти. Автобус надо будет оставить где-нибудь в таком месте, чтобы всякий поверил: налетчики и в самом деле направляются к плотине, а машину бросили оттого, что в ней что-то сломалось (нужно будет устроить должную поломку, вызванную вроде бы естественными причинами). Любой контрразведчик сгоряча решит, что загадочная банда прет именно к плотине с самым что ни на есть диверсионными целями. И вряд ли кто-нибудь свяжет этих гопстопников с авторами переполоха на базе. Одним словом, пока будут распутывать клубок, время удастся выиграть…
Мазур наконец-то позволил себе закурить – впервые за все время пребывания в Африке. Душа отдыхала от такого путешествия, они передвигались с невиданным комфортом: в новехоньком автобусе, на мягких кожаных креслах, в кондиционированной прохладе. Даже холодильник в этом туристическом раю на колесах отыскался, и его тут же опустошили, вытащили запотевшие бутылочки с прохладительным. Можно было расслабиться на какое-то время – не забывая, впрочем, бдительно следить за окружающим пейзажем, чтобы не нарваться на какую-нибудь неожиданность в виде преследующего по пятам боевого вертолета или полицейской засады на дороге…
Сидевший сзади Вундеркинд склонился к нему и спросил насмешливо:
– Мой благородный дон, а не кажется ли вам, что вы слишком много себе позволяете?
Мазур ухмыльнулся:
– Насколько я помню, ответ был в том смысле, что мне незнакомо слово «слишком»… Обойдется.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КАЛИФЫ НА ЧАС
Вундеркинд оказался прав – бухточка в скатах была еще более удобной для потаенной пристани, нежели разгромленная ими база Ван Клеена. Еще и оттого, что входа в нее совершенно не видно с моря, чтобы в нее попасть, суденышко должно пройти по извилистому фарватеру меж нависающими с обеих сторон скалами не менее трехсот метров. И с суши не подберешься незамеченным – если только у тебя нет спецназовского опыта в лазанье по кручам… Единственный проход с суши к бухточке – такой же извилистый ход, в котором один-единственный стрелок сможет задержать целую роту, потому что роте поневоле придется наступать гуськом, по одному…
Ну, а они – они разместились за скальными выступами метрах в десяти над уровнем моря, так, чтобы держать под присмотром и сухопутные подходы, и водные. И ждали – до вечера, до ночи, потом до утра, до полудня…
– Слушай, – сказал Мазур, – сдается мне, что нет никакой особенной разницы меж той дорогой, что я предлагал, и ожиданием здесь. Такая же трата времени…
– Сегодня они появятся, – твердо сказал Вундеркинд.
Они переговаривались наработанным шепотом – друг друга прекрасно слышали, а вот их разговор никому постороннему не слышан уже в паре шагов от них, даже разместившимся ближе всех Пешему-Лешему и Зоркому Соколу.
– Сорока на хвосте принесла? – фыркнул Мазур.
– Я не на кофейной гуще гадаю, – сухо ответил Вундеркинд. – Сегодня они появятся…
Мазур подумал, что эта уверенность на чем-то да основана. Какие-то специфические, внутренние тайны ребят из ведомства плаща и кинжала.
Быть может, они сами каким-то образом пользовали и этот канал – не зря в голосе Вундеркинда угадывается подспудное сожаление, словно ему есть что терять…
– Слушай, – сказал Вундеркинд. – Можешь ты объяснить, за что на меня взъелся? Что-то меж нами вразнос пошло…
– А тебе обязательно надо знать?
– Хотелось бы. Нам еще вместе работать и работать…
– Невеселая перспектива, – сказал Мазур. – Я бы даже выразился, неприятная…
– Так в чем дело?
Мазур повернул голову, посмотрел в это спокойное, невозмутимое лицо, и впрямь напоминавшее сейчас пластиковую физиономию робота.
– А ты не догадываешься?
– С чего бы?
– Анька, – сказал Мазур. – Ты ее вербанул, сучий потрох. Но сначала ты нас с ней слушал. И не строй такую рожу – я ведь тоже не ребеночек, я нашел микрофоны и совершенно точно выяснил, что они – твои… В общем, ты нас слушал, сделал кое-какие выводы из некоторых реплик… И вербанул ее, пока меня не было. И положил под Бараджа, да вдобавок под тех двух козликов… Ну что ты так смотришь? Будто посмертная маска Штирлица… Только не свисти мне, что я все напутал, преувеличил, неправильно истолковал… – и продолжал с нескрываемым злорадством: – Лучше надо воспитывать агентуру, Вадик, инструктировать убедительнее и тщательнее. А то твоя агентура где попало черновики донесений разбрасывала…
– Серьезно?
– Серьезно, – сказал Мазур. – Один я, по крайней мере, нашел. И в сочетании со всем прочим сделал выводы…
– Ты их не сам сделал, – сказал Вундеркинд хладнокровно. – Тебя к этим выводам кто-то аккуратненько подвел за ручку. Если бы ты начал ее трясти, она бы мне непременно рассказала. Следовательно… Я, извини, профессионал. Обязан вмиг колоть ситуации и посложнее этой. Тебе кто-то ее заложил. То ли сам Асади, то ли другие твои приятели из Джаханнема… Точно?
– Не твое дело.
– Ну почему же не мое? Как раз мое. Как-никак это была моя работа, моя комбинация…
– В рыло б тебе, – мечтательно сказал Мазур. – Чтобы – массовый падеж зубов…
– Интересно, за что? За то, что у меня такая работа? – спросил Вундеркинд абсолютно ровным, бесстрастным тоном. – Ну, я согласен, некоторые аспекты выглядели не вполне джентльменски…
– Ты про микрофоны?
– Ну, я обобщаю… Я прекрасно понимаю, что в тебе ярость благородная вскипает, как волна… Но постарайся все же меня понять. Это моя работа, повторю, нас очень беспокоит ситуация в верхах. А источников у меня было мало. Грех пройти мимо такого случая… Ну, не смотри на меня так. Здесь есть один немаловажный нюанс: я никого не принуждал. Не использовал никаких угроз, ни в малейшей степени. Господи, это аксиома: приневоленный агент никогда не будет работать на должном уровне… Я, можно сказать, ее чуточку подтолкнул. И только. Ей самой именно этого и хотелось. И рано или поздно, со мной или без меня, но что-то похожее она обязательно бы претворила в жизнь. Ты уж на меня не обижайся, но в душе это была законченная блядь. Оставалось только претворить в жизнь то, что давно в душе созрело. Я только подтолкнул… Или ты думаешь, я преувеличиваю? Ну-ка, скажи честно.
– Не думаю, – угрюмо отозвался Мазур.
– Вот видишь? Ты сам про нее все прекрасно понимал. Рано или поздно она бы непременно сорвалась с цепи. Неважно, со мной или без меня. А так… По крайней мере, кое-какую информацию мы все же получили.
– Ага, – сказал Мазур. – Может, вы ее и наградите посмертно?
– Не дотягивает, – серьезно сказал Вундеркинд. – Никак не дотягивает, уж извини… Хочешь совсем откровенно? По моему глубокому убеждению, тот финал, что нечаянно случился, для тебя – самый лучший. Ты сразу избавился от превеликого множества проблем, нервотрепок, сложностей… Раз – и все кончилось. Если рассудить, эти чертовы контрики тебе нешуточную услугу оказали… Это я потерял довольно ценный источник информации, а ты одним махом избавился от головной боли и позора… Скажешь, нет? Не поверю. Что-то ты не похож на безутешного страдальца. Ну, конечно, вряд ли ты радуешься, нормальный человек в такой ситуации радоваться не будет… но все равно, и печали особой в тебе не видно было. Все кончилось – и ладушки…
Мазур мечтательно сказал:
– Вообще-то потери в рейде вроде нашего – дело самое обычное… Ты как-никак неспецназовец, нет должной подготовки и ловкости… Кого дома удивит, если окажется, что ты ненароком навернулся со скалы, сидючи в засаде? У меня достаточно умения, чтобы вниз ты летел молча, совершеннейшим уже жмуриком… Подозрения, может, у кого-то и возникнут, но не будет ни уверенности, ни улик…
Он жадно впился взглядом в лицо собеседника. Ему было бы не на шутку приятно, появись в этих невозмутимых глазах хотя бы тень даже не страха – неуверенности, тревоги…
Но ничего подобного он так и не высмотрел, хотя таращился зорко.
– Ерунда, – сказал Вундеркинд омерзительно ровным голосом. – Это мечты, и не более того. Не то у тебя воспитание, не та дрессировка и биография, чтобы ты посреди задания прихлопнул… меня. И не зыркай ты так, я бывал в переделках похуже…
– Я ведь могу и серьезно…
– Не можешь. Брось. Мы с тобой не те мальчики.
– Ладно, – сказал Мазур сквозь зубы. – Ты профессионал, скотина, я верю, умеешь просчитывать очень многое… Но, честно предупреждаю, морду я тебе начищу при случае.
– А это уж как получится… У морды, знаешь ли, хозяин есть. Была такая присказка во времена…
– Тс! – шепотом распорядился Мазур, враз забыв обо всем постороннем, кроме предстоящей задачи.
На берегу показался вышедший из узкого прохода караван – одна навьюченная лошадь, вторая… Всего их оказалось четыре – невысокие поджарые лошадки довольно заморенного вида, у каждой перекинуто через седло по два вьюка. И шестеро пеших субъектов, вооруженных до зубов, с упором на автоматическое оружие и гранаты. Совершенно обычные на вид люди, одетые даже небогато – но оружие держат уверенно, и передвигаются по узкой полоске суши с уверенностью давным-давно обживших эти места завсегдатаев.
Ну, а они – они разместились за скальными выступами метрах в десяти над уровнем моря, так, чтобы держать под присмотром и сухопутные подходы, и водные. И ждали – до вечера, до ночи, потом до утра, до полудня…
– Слушай, – сказал Мазур, – сдается мне, что нет никакой особенной разницы меж той дорогой, что я предлагал, и ожиданием здесь. Такая же трата времени…
– Сегодня они появятся, – твердо сказал Вундеркинд.
Они переговаривались наработанным шепотом – друг друга прекрасно слышали, а вот их разговор никому постороннему не слышан уже в паре шагов от них, даже разместившимся ближе всех Пешему-Лешему и Зоркому Соколу.
– Сорока на хвосте принесла? – фыркнул Мазур.
– Я не на кофейной гуще гадаю, – сухо ответил Вундеркинд. – Сегодня они появятся…
Мазур подумал, что эта уверенность на чем-то да основана. Какие-то специфические, внутренние тайны ребят из ведомства плаща и кинжала.
Быть может, они сами каким-то образом пользовали и этот канал – не зря в голосе Вундеркинда угадывается подспудное сожаление, словно ему есть что терять…
– Слушай, – сказал Вундеркинд. – Можешь ты объяснить, за что на меня взъелся? Что-то меж нами вразнос пошло…
– А тебе обязательно надо знать?
– Хотелось бы. Нам еще вместе работать и работать…
– Невеселая перспектива, – сказал Мазур. – Я бы даже выразился, неприятная…
– Так в чем дело?
Мазур повернул голову, посмотрел в это спокойное, невозмутимое лицо, и впрямь напоминавшее сейчас пластиковую физиономию робота.
– А ты не догадываешься?
– С чего бы?
– Анька, – сказал Мазур. – Ты ее вербанул, сучий потрох. Но сначала ты нас с ней слушал. И не строй такую рожу – я ведь тоже не ребеночек, я нашел микрофоны и совершенно точно выяснил, что они – твои… В общем, ты нас слушал, сделал кое-какие выводы из некоторых реплик… И вербанул ее, пока меня не было. И положил под Бараджа, да вдобавок под тех двух козликов… Ну что ты так смотришь? Будто посмертная маска Штирлица… Только не свисти мне, что я все напутал, преувеличил, неправильно истолковал… – и продолжал с нескрываемым злорадством: – Лучше надо воспитывать агентуру, Вадик, инструктировать убедительнее и тщательнее. А то твоя агентура где попало черновики донесений разбрасывала…
– Серьезно?
– Серьезно, – сказал Мазур. – Один я, по крайней мере, нашел. И в сочетании со всем прочим сделал выводы…
– Ты их не сам сделал, – сказал Вундеркинд хладнокровно. – Тебя к этим выводам кто-то аккуратненько подвел за ручку. Если бы ты начал ее трясти, она бы мне непременно рассказала. Следовательно… Я, извини, профессионал. Обязан вмиг колоть ситуации и посложнее этой. Тебе кто-то ее заложил. То ли сам Асади, то ли другие твои приятели из Джаханнема… Точно?
– Не твое дело.
– Ну почему же не мое? Как раз мое. Как-никак это была моя работа, моя комбинация…
– В рыло б тебе, – мечтательно сказал Мазур. – Чтобы – массовый падеж зубов…
– Интересно, за что? За то, что у меня такая работа? – спросил Вундеркинд абсолютно ровным, бесстрастным тоном. – Ну, я согласен, некоторые аспекты выглядели не вполне джентльменски…
– Ты про микрофоны?
– Ну, я обобщаю… Я прекрасно понимаю, что в тебе ярость благородная вскипает, как волна… Но постарайся все же меня понять. Это моя работа, повторю, нас очень беспокоит ситуация в верхах. А источников у меня было мало. Грех пройти мимо такого случая… Ну, не смотри на меня так. Здесь есть один немаловажный нюанс: я никого не принуждал. Не использовал никаких угроз, ни в малейшей степени. Господи, это аксиома: приневоленный агент никогда не будет работать на должном уровне… Я, можно сказать, ее чуточку подтолкнул. И только. Ей самой именно этого и хотелось. И рано или поздно, со мной или без меня, но что-то похожее она обязательно бы претворила в жизнь. Ты уж на меня не обижайся, но в душе это была законченная блядь. Оставалось только претворить в жизнь то, что давно в душе созрело. Я только подтолкнул… Или ты думаешь, я преувеличиваю? Ну-ка, скажи честно.
– Не думаю, – угрюмо отозвался Мазур.
– Вот видишь? Ты сам про нее все прекрасно понимал. Рано или поздно она бы непременно сорвалась с цепи. Неважно, со мной или без меня. А так… По крайней мере, кое-какую информацию мы все же получили.
– Ага, – сказал Мазур. – Может, вы ее и наградите посмертно?
– Не дотягивает, – серьезно сказал Вундеркинд. – Никак не дотягивает, уж извини… Хочешь совсем откровенно? По моему глубокому убеждению, тот финал, что нечаянно случился, для тебя – самый лучший. Ты сразу избавился от превеликого множества проблем, нервотрепок, сложностей… Раз – и все кончилось. Если рассудить, эти чертовы контрики тебе нешуточную услугу оказали… Это я потерял довольно ценный источник информации, а ты одним махом избавился от головной боли и позора… Скажешь, нет? Не поверю. Что-то ты не похож на безутешного страдальца. Ну, конечно, вряд ли ты радуешься, нормальный человек в такой ситуации радоваться не будет… но все равно, и печали особой в тебе не видно было. Все кончилось – и ладушки…
Мазур мечтательно сказал:
– Вообще-то потери в рейде вроде нашего – дело самое обычное… Ты как-никак неспецназовец, нет должной подготовки и ловкости… Кого дома удивит, если окажется, что ты ненароком навернулся со скалы, сидючи в засаде? У меня достаточно умения, чтобы вниз ты летел молча, совершеннейшим уже жмуриком… Подозрения, может, у кого-то и возникнут, но не будет ни уверенности, ни улик…
Он жадно впился взглядом в лицо собеседника. Ему было бы не на шутку приятно, появись в этих невозмутимых глазах хотя бы тень даже не страха – неуверенности, тревоги…
Но ничего подобного он так и не высмотрел, хотя таращился зорко.
– Ерунда, – сказал Вундеркинд омерзительно ровным голосом. – Это мечты, и не более того. Не то у тебя воспитание, не та дрессировка и биография, чтобы ты посреди задания прихлопнул… меня. И не зыркай ты так, я бывал в переделках похуже…
– Я ведь могу и серьезно…
– Не можешь. Брось. Мы с тобой не те мальчики.
– Ладно, – сказал Мазур сквозь зубы. – Ты профессионал, скотина, я верю, умеешь просчитывать очень многое… Но, честно предупреждаю, морду я тебе начищу при случае.
– А это уж как получится… У морды, знаешь ли, хозяин есть. Была такая присказка во времена…
– Тс! – шепотом распорядился Мазур, враз забыв обо всем постороннем, кроме предстоящей задачи.
На берегу показался вышедший из узкого прохода караван – одна навьюченная лошадь, вторая… Всего их оказалось четыре – невысокие поджарые лошадки довольно заморенного вида, у каждой перекинуто через седло по два вьюка. И шестеро пеших субъектов, вооруженных до зубов, с упором на автоматическое оружие и гранаты. Совершенно обычные на вид люди, одетые даже небогато – но оружие держат уверенно, и передвигаются по узкой полоске суши с уверенностью давным-давно обживших эти места завсегдатаев.