– Этот мальчик неплохо управлялся с катером, когда вез меня с Атолла на берег, – задумчиво сказала Ак-Кина. – Значит, в чем-то разбирается. Да я думаю, все эти корабли похожи друг на друга… К тому же, он совершенно безобиден, да и запуган так, что думать побоится обо всяких глупостях.
Поразмыслив, Сварог пришел к выводу, что Ак-Кина права. Какими бы порывами она не руководствовалась – не исключено, что ей просто приглянулся молодой юнк-лейтенант, вполне допустимо, что именно из-за него она и пожелала остаться на борту, – лишняя вахтенная единица никак не помешает. Вряд ли стоит ожидать подвоха от такого размазни. Ко всему прочему, можно составить вахты так, чтобы за ним все время приглядывал или Монах, или Босой Медведь – уж эти-то не допустят никаких выходок. А в отдыхающую смену запирать его отдельно от всех… И Сварог милостиво повелевать соизволил доставить юнк-лейтенанта в рубку.
Кстати, один энтузиаст мореплавательского фронта у Сварога уже наметился. Щепка осваивала корабельные приборы с потрясающей быстротой, проявляя прямо-таки чудеса сообразительности. Похоже, и в самом деле толковая девчонка… Или не девчонка, а женщина? Ладно, после разбираться будем. Со всем управившись, составив вахты, всех проинструктировав, напоследок все проверив, капитан Сварог покинул рубку. И наказал до утра его не беспокоить.
Он зашел в ближайшую от рубки каюту, запер дверь (вот уж не нужно, чтобы кто-то тайком сюда пробрался – пусть стучат-колотят, когда понадоблюсь). По сторонам – где оказался, что по стенам, а что это у нас на столе и под столом? – не глазел. Нисколько не любопытно. Койка есть? Есть. Другого ничего не трэба. И он рухнул на койку.
…Сварог вытолкал маленькое судно на место поглубже, затем подтянулся на руках и перебросил тело через борт. Большими, резкими гребками погнал кораблик в открытое море.
И вот – позади узкие ворота бухты, две забравшиеся в море скалы, далеко позади, уже едва различима кромка берега. Впереди – неизвестность, а под ним – пучина, неведомо что в себе таящая.
Немногим позже Сварог убрал весла: парус наполнил ветер. Откуда-то он знал, что ветер северо-восточный, попутный. А еще он знал, что ему во что бы то ни стало необходимо достичь другого берега. Вот только что там, на том берегу, он не ведал. Как не имел представления и о том, как долго предстоит добираться. А пока все складывалось наилучшим образом: дул желанный ветер, водную гладь нарушала лишь легкая рябь, солнце украшало чистое, не предвещающее штормовых бед небо. Оставалось только наслаждаться морской прогулкой.
А потом все враз переменилось.
Потом море перестало быть морем, а небеса – небесами.
Солнце сперва превратилось в узкую оранжевую полоску, потом и вовсе пропало. Казалось, лодка рассекает черную бурлящую смолу, а со всех сторон надвигается само пространство. Горизонт сжимался, опускался небесный свод, воздух напоминал переливающуюся всеми цветами радуги прозрачную поверхность кристалла. Раз – и лодка очутилась внутри него. Размытая линия горизонта и вовсе исчезла. Вокруг буйствовало режущее глаза многоцветное сияние, черное смоляное бурление под лодкой уступило место чему-то, напоминающему лед, по которому суденышко скользило столь же ровно и быстро, как и по воде.
Сварог почувствовал, что приближается к рубежу. За которым ждет либо окончательная победа, либо смерть. Третьего не дано.
Окружающий мир вновь преобразился. Сейчас лодка двигалась по узкому круглому тоннелю, стены которого были сотворены будто из мерцающего внутренним светом мрамора, а киль рассекал рубинового цвета жидкость, похожую на кровь. Потом лодку и гребца окутала беспросветная мгла.
И вот стало разгораться свечение, рассеивающее темень. Лодка покачивалась на спокойной воде. У самой кормы проступали очертания железной решетки, закрывающей вход в просматривающийся за ней тоннель. Нос лодки почти касался обширного каменного причала – его ограждали каменные стены, плавно переходящие в высокий свод. Сами стены, казалось, излучали свечение, позволяющее разглядеть все вокруг. Причал был пуст.
Звук, напоминающий сильный удар в стену, сотряс воздух. За ним тут же последовал еще один удар. Часть стены напротив лодки задрожала и рухнула, образовав огромную, с неровными краями дыру, внутри бреши что-то зашевелилось… и стало выползать наружу.
Что-то огромное, темное, как и сами стены, выбралось из отверстия и шагнуло на освещенную синеватым светом площадку. Отовсюду вдруг потянуло невыносимым, нездешнимхолодом… Сварог проснулся от холода. Рывком поднялся с постели. Затряс головой, выгоняя из сознания остатки дурацкого сна, протер глаза, выдохнул… Изо рта вырвалось облачко пара. Своим пробуждением он был обязан отнюдь не сновидению, в каюте взаправду стоял зверский холод… Но этого же никак не может быть! Мы ж должны плыть по теплым водам!
Кстати, они никуда не плыли, на это Сварог обратил внимание только сейчас. Не слышно гула электромоторов, не ощущалось покачивания, даже самого слабого.
Сварог метнулся к иллюминатору. Здравствуйте, девочки – иллюминатор затянут коркой изморози.
Он выскочил в коридор, заполошно огляделся. Настенные лампы на затейливых бронзовых ножках горели в треть накала. В коридоре стояла такая же стынь, как и в каюте. Металлические предметы уже подернула тонкая пленка инея. Блин, откуда на современном корабле минусовая температура! Или я еще сплю?
Из каюты напротив донесся храп. Это сугубо прозаическое проявление естественной жизни несказанно обрадовало Сварога. Потому что на миг закралось донельзя неприятное ощущение, что он на корабле один.
Сварог отодвинул дверь каюты напротив и обнаружил Монаха – тот лежал на нижней койке, по-детски сунув под голову кулак. И вот что неприятно: здесь, как и на всем корабле, было невыносимо холодно, но это, похоже, Монаха ничуть не беспокоило.
– Эй, высокопреосвященство, подъем! – Сварог потряс любителя Многоуста за плечо. – Да вставай ты!..
Сварог уже тряс Монаха всерьез. Того мотало, как куклу, в руках Сварога, но уголовный элемент просыпаться не желал. Ноль, никакой реакции, все та же блаженная улыбка на физиономии, и не менее громкий храп из глотки. Ну, раз так…
Сварог применил болевой прием, от которого и мертвый должен был, взвыв, подскочить и запрыгать от боли по каюте. Мертвый, может быть, и вскочил бы, Монах же – нет.
Но он же жив! Сварог приложил руку к его голове. Температура вроде бы нормальная. Так, необходимо срочно определить, где мы находимся, что за бортом…
Чуть ли не бегом Сварог бросился в рубку.
В рубке картина была не радостнее. В капитанском кресле, забравшись на него с ногами, спала Щепка. («Осталась после окончания своей вахты, хотя я настрого приказал отдыхать в свободное время», – мимоходом отметил Сварог). Босой Медведь спал в штурманском кресле, уронив подбородок на грудь. Ак-Кина и юнк-лейтенант Игой-Кион сидели, держась за руки, на диване под картой Гаранда и, разумеется, спали. А окна рубки были плотно затянуты коркой льда. Изнутри ни черта не разглядишь, значит, надо выбираться наружу…
Дверь на мостик Сварог открыл не без труда – ее крепко приморозило к косяку. Пришлось отбивать ногой, пока та не поддалась. Внутрь корабля, как припозднившиеся гости в Новый год, ворвалось морозное облако. Сквозь него Сварог выбрался на гулкий металл мостика. И наконец-то увидел…
Повсюду, насколько хватало глаз, неприступные, покрытые снегом горные кручи возносили свои вершины в сереющее вечернее небо. Со всех сторон… Как великая снежная стена… А их корабль находился в центре огромной котловины – не иначе, горного озера. «Пронзающий» вмерз в лед. Причем совершенно невозможно было даже предположить, как он здесь оказался, поскольку никакого прохода, пусть и замерзшего, в округе не наблюдалось. Прошел, что ли, подземным туннелем? Как в его, Сварога, сне?..
Было время заката. Пурпурный свет умирающего светила окрасил снег кровью, горные склоны, изрезанные трещинами и уступами, отливали медью. Игра света и тени завораживала. Если б сейчас можно было предаваться созерцательным восторгам – цены бы такому пейзажу не было…
Сварог включил «третий глаз». – Мама родная!
Реальность вокруг отсутствовала напрочь. Вернее сказать, то, что он принимал за реальность, глядя нормальным зрением, оказалось сплошным порождением магии. И все, что окружало несчастный корабль, было чьей-то колдовской фантазией.
Горы были не белые от снега, а синие, втыкающиеся в небо (хоть небо-то настоящее) фиолетовыми верхушками. Ближе к подножию горы становились бирюзовыми, а сковавший скоростник лед в магическом зрении имел сапфировый цвет. И посреди всего этого калейдоскопа выделялся иссиня-черный, пульсирующий, как сердце, зыбких, колеблющихся очертаний, сгусток. Или пятно, как хотите. И к нему отовсюду, словно кровеносные артерии к сердцу, тянулись жилы небесно-голубого оттенка.
Ну и что там такое, если посмотреть обычным глазом? Сварог отключил магическое зрение.
Изломленные тени причудливо тянулись через глубокую, начинающуюся в пятистах уардах расселину, противоположный конец которой терялся в дымке. У ближнего края расселины на белом снежном фоне отчетливо выделялось все то же темное пятно…
Хижина – вот что это такое. Небольшой кривобокий домик, сколоченный, похоже, кое-как и из всякого хлама. Сварогу даже удалось разглядеть над хибарой тоненькую струйку дыма.
Какие отсюда выводы, господа? А такие: кто бы или что бы не скрывалось в хижине, оно имеет прямое… прямейшее, а то и главнейшее отношение к происходящему. И если где-то и можно найти ответ, а с ним и выправить ситуацию, то только там – в этой лачуге.
Простояв на мостике минут пять, Сварог вконец окоченел. Он заскочил в рубку, закрыл за собой дверь. Потопал ногами, обняв себя за плечи. Потом несколько раз присел, помахал руками, сделал десяток отжиманий. Может, холод – тоже всего лишь чье-то там порождение, но пробирает качественно.
Хорошо бы, конечно, сотворить чашечку кофейку с коньячком… Но очень не хотелось терять время на пустяки. Некогда. Также некогда, а главное, бесполезно бить спящих по щекам, трясти их и проводить на них болевые приемы. Очевидно и несомненно, что и их сон – ягодки с того же магического огорода. А вот отчего да почему самого Сварога не тронули? Уж не за тем ли, чтобы таким своеобразным образом зазвать в гости? Что ж, раз приглашают, надо идти.
Сварог снял со стены сабельку – висела, видите ли, в рубке на ковре небольшая такая коллекция холодного антикварного оружия. Кто-то из корабельных баловался – может, капитан, а может, и сам верх-адмирал. Молодцы, спасибо. Шаур, конечно, вещь хорошая, но не на все случаи жизни вещь. Так-то оно будет понадежней. Сварог вытащил саблю из ножен, пальцем проверил заточку. Ого! Видимо, хозяин коллекции нагружал своих денщиков работенкой, дабы те не скучали в походах и на рейде. Сабелька заточена, что у твоего казака.
Вызывать лифт Сварог и пробовать не стал, посмотрев на горящие в треть накала лампы, – сбежал вниз по узким трапам. Диафрагму выхода пришлось разводить вручную, вертя какую-то ручку, электромотору напряжения не хватало. Ну все, можно покинуть «Пронзающий».
Снежная волна налетела на Сварога, едва он вышел наружу. Точно огненный вихрь, ледяная пыль, несомая шквальным ветром, обожгла лицо и руки. Вот так здрасьте! Если учесть, что до этого стоял штиль полнейший… Выходит, нас так встречают. Под порывом ледяного ветра в лицо версия о приглашении в гости несколько потеряла в правдоподобии. Но в гости мы так и так зайдем, ждите.
И Сварог двинулся сквозь пургу. Стихия неистовствовала, ледяная пыль секла кожу, сбивала с ног, швыряла в лицо пригоршни ледяного крошева. Завывающая, как голодная дикая кошка, пурга пыталась оттеснить, оглушить, запутать и навеки похоронить в снежном беспамятстве. А Сварог шел вперед. Ничего не видя в снеговерти, оглушенный штормовыми ударами. Лишь иногда включал «третий глаз», сверялся с ориентиром – с тем, что было хижиной в одном зрении и иссиня-черным сгустком в другом, видел беснующуюся вокруг него синюю круговерть, отключал «третий глаз» и шел, шел, шел. Воздух словно стал твердым – плотная стена ветра не пускала, лезла в гортань морозным кулаком, норовила сорвать одежды, опрокинуть, унести… Он падал, но поднимался, вытирал лицо рукавом и шел.
И вдруг все прекратилось. Разом. Как отрезало. Как рубильник отключили. Впрочем, может и отключили. Некий магический рубильник – ведь в этом мире, помнится, очень любят всяческие рубильники… Как бы то ни было, а воцарилась картина, которую Сварог наблюдал с мостика: штиль, закат, снег в красках заката, – короче, холодная сказка снежного безмолвия.
– Издеваешься, сука? – пробормотал Сварог, глядя на хижину и нисколько не беспокоясь, что его могут слышать. – Эксперименты ставишь? Лады… И об этом тоже переговорим.
Сварог оглянулся. От корабля тянулась цепочка кажущихся синеватыми на белом фоне следов. Пройдена где-то одна пятая пути до хижины, впереди – четыре пятых снежной целины…
Он продолжил поход. Ровный уклон был небольшим, почти неощутимым, и Сварог продвигался вперед беспрепятственно, если не считать того, что ноги проваливались в снег по щиколотку. Но хоть не по колено, и на том спасибо…
При каждом выдохе изо рта вырывалось легкое облачко пара, белая пустошь слепила глаза, хрустел под шагами снежный наст. Ничего, до снежной слепоты не нагуляюсь, я тут у вас не собираюсь задержи…
Тренькнуло чувство опасности – не громко, так, словно напомнило о своем существовании. И тут же в пятидесяти шагах от него вдруг заходили ходуном, всколыхнулись сугробы, снеговой покров разошелся в стороны, словно его раздвинули руки великана, и из образовавшейся бреши с оглушительным чмоканьем вылетела исполинских размеров серо-зеленая, лоснящаяся тварь, уардов двадцать длиной, толщиной в два обхвата. Ни конечностей, ни головы, ни глаз, ни носа у твари не было – просто уродливая, изломанная в трех суставах колбаса, увенчанная круглой розовой склизкой пастью с тремя частоколами мелких, но очень острых зубов. И пасть эта жадно открывалась и закрывалась.
Несомненно, это было зло. Не сказать, что смертельно опасное, однако ж то был и не простенький пустотный призрак – в магическом зрении Сварог отчетливо видел колыхание черных лоскутьев, простреливаемых навылет темными извивающимися нитями. При большом желании можно было углядеть в этом клубке очертания, смутно напоминающие давешнего червя, но… Но желания такого не было, и Сварог вернулся в реальность. Чудовище сделало глубокий, явственно слышный вдох, а затем струя смрадного воздуха резко и сильно вырвалась из прожорливой пасти. Бестия покачивалась над Сварогом, словно раздумывала над великой проблемой, – есть или не есть. Высунула доселе невидимый хрящеватый хвост с шипом на конце, повела им, изогнулась, готовясь к броску…
Сварог уже держал шаур поднятым. Вдавил курок, и над снегом понеслось сияющее серебро. Все круглые зазубренные пули ложились в цель: по такой мишени захочешь – не промажешь…
Тварь разинула пасть – да так и застыла. Из отверстия, сверкающими кинжалообразными зубами, повалил дым. Тварь издала звук, подобный писку щенка, которому сжали пальцами горло, но усиленный тысячекратно, задрожала, по ее телу пошли на глазах набухающие волдыри… Потом волдыри лопнули, образовав в спине бестии огромную дыру, из которой ударил столб огня…
И все.
Была тварь, да кончилась. И разметало клочки по закоулочкам… – Ну и зачем? – громко спросил Сварог у ледяного безмолвия. – Чего ты добиваешься, а, приятель? Для чего вся эта клоунада, в чем ее высший смысл? Ау, я кого спрашиваю?
Вопль души остался без ответа. «И что ты мне еще приготовил? – думал Сварог, продолжая утаптывать снег на пути к хижине. – Дешевым балаганом отдают твои затеи, мой незнакомый и очень навязчивый друг. Примитивно и даже, я б сказал, глупо…»
Он выдернул ногу из снега, приготовился сделать шаг и… не сделал его. На этот раз детектор опасности смолчал, но вот нога…
Нога была занесена над огромным черным колодцем, уходившем, казалось, в самое сердце земли. Колодец возник из ниоткуда. Мгновение назад впереди лежал девственно нетронутый снежный покров – и вот… получите колодец. А что показывает «третий глаз»? Ни-че-го. Магический визир демонстрировал, что никакой дыры перед ним нет. Так что? Идем вперед без страха и упрека?..
Сварог осторожненько ногу опустил – в глубине колодца вдруг вспыхнул нереальный, ослепительно яркий бело-голубой свет, высветив каждую трещинку, каждую щербинку в стенах, и Сварог скорее ощутил, чем увидел или услышал, как из бездонного провала не спеша поднимается что-то огромное, безжалостное, смертоносное. В тишине, наполняющей горную долину, стали отчетливо слышны звуки – шуршание, скрежет, хруст, словно доносящиеся из ведра, доверху наполненного шевелящимися насекомыми, но усиленные десятикратно. И Сварог увидел. И зрелище это переполнило его таким невыразимым ужасом, что он напрочь забыл о магическом зрении – он смотрел и смотрел зрением обычным, не в силах оторваться. Черная громада неторопливо вздымалась над краем колодца, заслоняя голубой свет. В ней не было ничего от человека, ничего от зверя; вообще ничего от живой твари, когда-либо появившейся под солнцем. У нее не было определенной формы, она клубилась, как дым и переливалась, как отражение луны в неспокойной воде. У нее не было глаз, щупалец или пасти, однако сразу становилось понятно, что оно живоеи наделено злым, нечеловеческим разумом; и именно это знание застлало мозг Сварога беспросветной пеленой ужаса. Не в силах оторвать взгляда от чужеродного создания, не в силах пошевелиться и даже закричать, он чувствовал, что сердце его работает в бешеном ритме, готовое вот-вот лопнуть, что сознание медленно покидает его, уступая место кроваво-красному безумию, что мышцы свело непроизвольной судорогой, превратив их в туго натянутые канаты…
Гигантское нечто поднималось и поднималось. По его бесформенной туше сновали тысячи, миллионы крошечных существ, описать которые человеческий язык не в состоянии – то ли они являлись частью этой твари, то ли были всего лишь насекомыми, паразитирующими на теле демона…
Бежать! Прочь от этого сводящего с ума кошмара. Дальше, дальше, как можно дальше! Чтобы не потерять разум. Иначе невозможно не потерять разум, не в силах человеку выстоять перед ужасом, собравшим в себя все страхи вселенной ото дня творения до последнего дня. Бежать или потерять разум… Бежать или потерять разум.
Бля, вот чего от него добиваются!
И Сварог сделал шаг вперед. Шаг туда, в колодец…
И под ногой хрустнул тонкий наст. Нога, уже привычно, погрузилась в снег по щиколотку. Никакого колодца… Он не ухнул в звенящую бездну, не попал в объятия посланца из преисподней. Но каково…
– Ну, сучий потрох! – заорал Сварог. – Гнида ползучая, я ж тебя по льду размажу! Кишки на кулак намотаю!
Сварог еще что-то кричал, размахивал шауром, стрелял в проклятый снег, потому что больше стрелять было не во что. И шел, шел, продирался вперед.
И успокоился, только когда до хижины оставались считанные уарды.
Хибара была возведена на скале. В радиусе трех шагов от лачуги отчего-то снега не было, и в закатных лучах отчетливо виднелась каждая трещинка в скале, ледяная корка на камнях блестела, точно бриллиантовая. Вблизи же развалюха производила еще более жалкое зрелище, нежели издали. Доски – сплошное гнилье, набиты кое-как, вкривь и вкось. Единственное окошко забрано слюдой, покрытой коричневой коркой вековой грязи. Крыша, казалось, с грохотом провалится от неосторожного хлопка дверью. Получше, что ли, времянку не мог себе отгрохать некий с-садовод-ледовод хренов?!
Сварог потянул на себя скрипучую дверь. Освободил саблю из плена ножен, вошел внутрь…
Глава восемнадцатая
Поразмыслив, Сварог пришел к выводу, что Ак-Кина права. Какими бы порывами она не руководствовалась – не исключено, что ей просто приглянулся молодой юнк-лейтенант, вполне допустимо, что именно из-за него она и пожелала остаться на борту, – лишняя вахтенная единица никак не помешает. Вряд ли стоит ожидать подвоха от такого размазни. Ко всему прочему, можно составить вахты так, чтобы за ним все время приглядывал или Монах, или Босой Медведь – уж эти-то не допустят никаких выходок. А в отдыхающую смену запирать его отдельно от всех… И Сварог милостиво повелевать соизволил доставить юнк-лейтенанта в рубку.
Кстати, один энтузиаст мореплавательского фронта у Сварога уже наметился. Щепка осваивала корабельные приборы с потрясающей быстротой, проявляя прямо-таки чудеса сообразительности. Похоже, и в самом деле толковая девчонка… Или не девчонка, а женщина? Ладно, после разбираться будем. Со всем управившись, составив вахты, всех проинструктировав, напоследок все проверив, капитан Сварог покинул рубку. И наказал до утра его не беспокоить.
Он зашел в ближайшую от рубки каюту, запер дверь (вот уж не нужно, чтобы кто-то тайком сюда пробрался – пусть стучат-колотят, когда понадоблюсь). По сторонам – где оказался, что по стенам, а что это у нас на столе и под столом? – не глазел. Нисколько не любопытно. Койка есть? Есть. Другого ничего не трэба. И он рухнул на койку.
…Сварог вытолкал маленькое судно на место поглубже, затем подтянулся на руках и перебросил тело через борт. Большими, резкими гребками погнал кораблик в открытое море.
И вот – позади узкие ворота бухты, две забравшиеся в море скалы, далеко позади, уже едва различима кромка берега. Впереди – неизвестность, а под ним – пучина, неведомо что в себе таящая.
Немногим позже Сварог убрал весла: парус наполнил ветер. Откуда-то он знал, что ветер северо-восточный, попутный. А еще он знал, что ему во что бы то ни стало необходимо достичь другого берега. Вот только что там, на том берегу, он не ведал. Как не имел представления и о том, как долго предстоит добираться. А пока все складывалось наилучшим образом: дул желанный ветер, водную гладь нарушала лишь легкая рябь, солнце украшало чистое, не предвещающее штормовых бед небо. Оставалось только наслаждаться морской прогулкой.
А потом все враз переменилось.
Потом море перестало быть морем, а небеса – небесами.
Солнце сперва превратилось в узкую оранжевую полоску, потом и вовсе пропало. Казалось, лодка рассекает черную бурлящую смолу, а со всех сторон надвигается само пространство. Горизонт сжимался, опускался небесный свод, воздух напоминал переливающуюся всеми цветами радуги прозрачную поверхность кристалла. Раз – и лодка очутилась внутри него. Размытая линия горизонта и вовсе исчезла. Вокруг буйствовало режущее глаза многоцветное сияние, черное смоляное бурление под лодкой уступило место чему-то, напоминающему лед, по которому суденышко скользило столь же ровно и быстро, как и по воде.
Сварог почувствовал, что приближается к рубежу. За которым ждет либо окончательная победа, либо смерть. Третьего не дано.
Окружающий мир вновь преобразился. Сейчас лодка двигалась по узкому круглому тоннелю, стены которого были сотворены будто из мерцающего внутренним светом мрамора, а киль рассекал рубинового цвета жидкость, похожую на кровь. Потом лодку и гребца окутала беспросветная мгла.
И вот стало разгораться свечение, рассеивающее темень. Лодка покачивалась на спокойной воде. У самой кормы проступали очертания железной решетки, закрывающей вход в просматривающийся за ней тоннель. Нос лодки почти касался обширного каменного причала – его ограждали каменные стены, плавно переходящие в высокий свод. Сами стены, казалось, излучали свечение, позволяющее разглядеть все вокруг. Причал был пуст.
Звук, напоминающий сильный удар в стену, сотряс воздух. За ним тут же последовал еще один удар. Часть стены напротив лодки задрожала и рухнула, образовав огромную, с неровными краями дыру, внутри бреши что-то зашевелилось… и стало выползать наружу.
Что-то огромное, темное, как и сами стены, выбралось из отверстия и шагнуло на освещенную синеватым светом площадку. Отовсюду вдруг потянуло невыносимым, нездешнимхолодом… Сварог проснулся от холода. Рывком поднялся с постели. Затряс головой, выгоняя из сознания остатки дурацкого сна, протер глаза, выдохнул… Изо рта вырвалось облачко пара. Своим пробуждением он был обязан отнюдь не сновидению, в каюте взаправду стоял зверский холод… Но этого же никак не может быть! Мы ж должны плыть по теплым водам!
Кстати, они никуда не плыли, на это Сварог обратил внимание только сейчас. Не слышно гула электромоторов, не ощущалось покачивания, даже самого слабого.
Сварог метнулся к иллюминатору. Здравствуйте, девочки – иллюминатор затянут коркой изморози.
Он выскочил в коридор, заполошно огляделся. Настенные лампы на затейливых бронзовых ножках горели в треть накала. В коридоре стояла такая же стынь, как и в каюте. Металлические предметы уже подернула тонкая пленка инея. Блин, откуда на современном корабле минусовая температура! Или я еще сплю?
Из каюты напротив донесся храп. Это сугубо прозаическое проявление естественной жизни несказанно обрадовало Сварога. Потому что на миг закралось донельзя неприятное ощущение, что он на корабле один.
Сварог отодвинул дверь каюты напротив и обнаружил Монаха – тот лежал на нижней койке, по-детски сунув под голову кулак. И вот что неприятно: здесь, как и на всем корабле, было невыносимо холодно, но это, похоже, Монаха ничуть не беспокоило.
– Эй, высокопреосвященство, подъем! – Сварог потряс любителя Многоуста за плечо. – Да вставай ты!..
Сварог уже тряс Монаха всерьез. Того мотало, как куклу, в руках Сварога, но уголовный элемент просыпаться не желал. Ноль, никакой реакции, все та же блаженная улыбка на физиономии, и не менее громкий храп из глотки. Ну, раз так…
Сварог применил болевой прием, от которого и мертвый должен был, взвыв, подскочить и запрыгать от боли по каюте. Мертвый, может быть, и вскочил бы, Монах же – нет.
Но он же жив! Сварог приложил руку к его голове. Температура вроде бы нормальная. Так, необходимо срочно определить, где мы находимся, что за бортом…
Чуть ли не бегом Сварог бросился в рубку.
В рубке картина была не радостнее. В капитанском кресле, забравшись на него с ногами, спала Щепка. («Осталась после окончания своей вахты, хотя я настрого приказал отдыхать в свободное время», – мимоходом отметил Сварог). Босой Медведь спал в штурманском кресле, уронив подбородок на грудь. Ак-Кина и юнк-лейтенант Игой-Кион сидели, держась за руки, на диване под картой Гаранда и, разумеется, спали. А окна рубки были плотно затянуты коркой льда. Изнутри ни черта не разглядишь, значит, надо выбираться наружу…
Дверь на мостик Сварог открыл не без труда – ее крепко приморозило к косяку. Пришлось отбивать ногой, пока та не поддалась. Внутрь корабля, как припозднившиеся гости в Новый год, ворвалось морозное облако. Сквозь него Сварог выбрался на гулкий металл мостика. И наконец-то увидел…
Повсюду, насколько хватало глаз, неприступные, покрытые снегом горные кручи возносили свои вершины в сереющее вечернее небо. Со всех сторон… Как великая снежная стена… А их корабль находился в центре огромной котловины – не иначе, горного озера. «Пронзающий» вмерз в лед. Причем совершенно невозможно было даже предположить, как он здесь оказался, поскольку никакого прохода, пусть и замерзшего, в округе не наблюдалось. Прошел, что ли, подземным туннелем? Как в его, Сварога, сне?..
Было время заката. Пурпурный свет умирающего светила окрасил снег кровью, горные склоны, изрезанные трещинами и уступами, отливали медью. Игра света и тени завораживала. Если б сейчас можно было предаваться созерцательным восторгам – цены бы такому пейзажу не было…
Сварог включил «третий глаз». – Мама родная!
Реальность вокруг отсутствовала напрочь. Вернее сказать, то, что он принимал за реальность, глядя нормальным зрением, оказалось сплошным порождением магии. И все, что окружало несчастный корабль, было чьей-то колдовской фантазией.
Горы были не белые от снега, а синие, втыкающиеся в небо (хоть небо-то настоящее) фиолетовыми верхушками. Ближе к подножию горы становились бирюзовыми, а сковавший скоростник лед в магическом зрении имел сапфировый цвет. И посреди всего этого калейдоскопа выделялся иссиня-черный, пульсирующий, как сердце, зыбких, колеблющихся очертаний, сгусток. Или пятно, как хотите. И к нему отовсюду, словно кровеносные артерии к сердцу, тянулись жилы небесно-голубого оттенка.
Ну и что там такое, если посмотреть обычным глазом? Сварог отключил магическое зрение.
Изломленные тени причудливо тянулись через глубокую, начинающуюся в пятистах уардах расселину, противоположный конец которой терялся в дымке. У ближнего края расселины на белом снежном фоне отчетливо выделялось все то же темное пятно…
Хижина – вот что это такое. Небольшой кривобокий домик, сколоченный, похоже, кое-как и из всякого хлама. Сварогу даже удалось разглядеть над хибарой тоненькую струйку дыма.
Какие отсюда выводы, господа? А такие: кто бы или что бы не скрывалось в хижине, оно имеет прямое… прямейшее, а то и главнейшее отношение к происходящему. И если где-то и можно найти ответ, а с ним и выправить ситуацию, то только там – в этой лачуге.
Простояв на мостике минут пять, Сварог вконец окоченел. Он заскочил в рубку, закрыл за собой дверь. Потопал ногами, обняв себя за плечи. Потом несколько раз присел, помахал руками, сделал десяток отжиманий. Может, холод – тоже всего лишь чье-то там порождение, но пробирает качественно.
Хорошо бы, конечно, сотворить чашечку кофейку с коньячком… Но очень не хотелось терять время на пустяки. Некогда. Также некогда, а главное, бесполезно бить спящих по щекам, трясти их и проводить на них болевые приемы. Очевидно и несомненно, что и их сон – ягодки с того же магического огорода. А вот отчего да почему самого Сварога не тронули? Уж не за тем ли, чтобы таким своеобразным образом зазвать в гости? Что ж, раз приглашают, надо идти.
Сварог снял со стены сабельку – висела, видите ли, в рубке на ковре небольшая такая коллекция холодного антикварного оружия. Кто-то из корабельных баловался – может, капитан, а может, и сам верх-адмирал. Молодцы, спасибо. Шаур, конечно, вещь хорошая, но не на все случаи жизни вещь. Так-то оно будет понадежней. Сварог вытащил саблю из ножен, пальцем проверил заточку. Ого! Видимо, хозяин коллекции нагружал своих денщиков работенкой, дабы те не скучали в походах и на рейде. Сабелька заточена, что у твоего казака.
Вызывать лифт Сварог и пробовать не стал, посмотрев на горящие в треть накала лампы, – сбежал вниз по узким трапам. Диафрагму выхода пришлось разводить вручную, вертя какую-то ручку, электромотору напряжения не хватало. Ну все, можно покинуть «Пронзающий».
Снежная волна налетела на Сварога, едва он вышел наружу. Точно огненный вихрь, ледяная пыль, несомая шквальным ветром, обожгла лицо и руки. Вот так здрасьте! Если учесть, что до этого стоял штиль полнейший… Выходит, нас так встречают. Под порывом ледяного ветра в лицо версия о приглашении в гости несколько потеряла в правдоподобии. Но в гости мы так и так зайдем, ждите.
И Сварог двинулся сквозь пургу. Стихия неистовствовала, ледяная пыль секла кожу, сбивала с ног, швыряла в лицо пригоршни ледяного крошева. Завывающая, как голодная дикая кошка, пурга пыталась оттеснить, оглушить, запутать и навеки похоронить в снежном беспамятстве. А Сварог шел вперед. Ничего не видя в снеговерти, оглушенный штормовыми ударами. Лишь иногда включал «третий глаз», сверялся с ориентиром – с тем, что было хижиной в одном зрении и иссиня-черным сгустком в другом, видел беснующуюся вокруг него синюю круговерть, отключал «третий глаз» и шел, шел, шел. Воздух словно стал твердым – плотная стена ветра не пускала, лезла в гортань морозным кулаком, норовила сорвать одежды, опрокинуть, унести… Он падал, но поднимался, вытирал лицо рукавом и шел.
И вдруг все прекратилось. Разом. Как отрезало. Как рубильник отключили. Впрочем, может и отключили. Некий магический рубильник – ведь в этом мире, помнится, очень любят всяческие рубильники… Как бы то ни было, а воцарилась картина, которую Сварог наблюдал с мостика: штиль, закат, снег в красках заката, – короче, холодная сказка снежного безмолвия.
– Издеваешься, сука? – пробормотал Сварог, глядя на хижину и нисколько не беспокоясь, что его могут слышать. – Эксперименты ставишь? Лады… И об этом тоже переговорим.
Сварог оглянулся. От корабля тянулась цепочка кажущихся синеватыми на белом фоне следов. Пройдена где-то одна пятая пути до хижины, впереди – четыре пятых снежной целины…
Он продолжил поход. Ровный уклон был небольшим, почти неощутимым, и Сварог продвигался вперед беспрепятственно, если не считать того, что ноги проваливались в снег по щиколотку. Но хоть не по колено, и на том спасибо…
При каждом выдохе изо рта вырывалось легкое облачко пара, белая пустошь слепила глаза, хрустел под шагами снежный наст. Ничего, до снежной слепоты не нагуляюсь, я тут у вас не собираюсь задержи…
Тренькнуло чувство опасности – не громко, так, словно напомнило о своем существовании. И тут же в пятидесяти шагах от него вдруг заходили ходуном, всколыхнулись сугробы, снеговой покров разошелся в стороны, словно его раздвинули руки великана, и из образовавшейся бреши с оглушительным чмоканьем вылетела исполинских размеров серо-зеленая, лоснящаяся тварь, уардов двадцать длиной, толщиной в два обхвата. Ни конечностей, ни головы, ни глаз, ни носа у твари не было – просто уродливая, изломанная в трех суставах колбаса, увенчанная круглой розовой склизкой пастью с тремя частоколами мелких, но очень острых зубов. И пасть эта жадно открывалась и закрывалась.
Несомненно, это было зло. Не сказать, что смертельно опасное, однако ж то был и не простенький пустотный призрак – в магическом зрении Сварог отчетливо видел колыхание черных лоскутьев, простреливаемых навылет темными извивающимися нитями. При большом желании можно было углядеть в этом клубке очертания, смутно напоминающие давешнего червя, но… Но желания такого не было, и Сварог вернулся в реальность. Чудовище сделало глубокий, явственно слышный вдох, а затем струя смрадного воздуха резко и сильно вырвалась из прожорливой пасти. Бестия покачивалась над Сварогом, словно раздумывала над великой проблемой, – есть или не есть. Высунула доселе невидимый хрящеватый хвост с шипом на конце, повела им, изогнулась, готовясь к броску…
Сварог уже держал шаур поднятым. Вдавил курок, и над снегом понеслось сияющее серебро. Все круглые зазубренные пули ложились в цель: по такой мишени захочешь – не промажешь…
Тварь разинула пасть – да так и застыла. Из отверстия, сверкающими кинжалообразными зубами, повалил дым. Тварь издала звук, подобный писку щенка, которому сжали пальцами горло, но усиленный тысячекратно, задрожала, по ее телу пошли на глазах набухающие волдыри… Потом волдыри лопнули, образовав в спине бестии огромную дыру, из которой ударил столб огня…
И все.
Была тварь, да кончилась. И разметало клочки по закоулочкам… – Ну и зачем? – громко спросил Сварог у ледяного безмолвия. – Чего ты добиваешься, а, приятель? Для чего вся эта клоунада, в чем ее высший смысл? Ау, я кого спрашиваю?
Вопль души остался без ответа. «И что ты мне еще приготовил? – думал Сварог, продолжая утаптывать снег на пути к хижине. – Дешевым балаганом отдают твои затеи, мой незнакомый и очень навязчивый друг. Примитивно и даже, я б сказал, глупо…»
Он выдернул ногу из снега, приготовился сделать шаг и… не сделал его. На этот раз детектор опасности смолчал, но вот нога…
Нога была занесена над огромным черным колодцем, уходившем, казалось, в самое сердце земли. Колодец возник из ниоткуда. Мгновение назад впереди лежал девственно нетронутый снежный покров – и вот… получите колодец. А что показывает «третий глаз»? Ни-че-го. Магический визир демонстрировал, что никакой дыры перед ним нет. Так что? Идем вперед без страха и упрека?..
Сварог осторожненько ногу опустил – в глубине колодца вдруг вспыхнул нереальный, ослепительно яркий бело-голубой свет, высветив каждую трещинку, каждую щербинку в стенах, и Сварог скорее ощутил, чем увидел или услышал, как из бездонного провала не спеша поднимается что-то огромное, безжалостное, смертоносное. В тишине, наполняющей горную долину, стали отчетливо слышны звуки – шуршание, скрежет, хруст, словно доносящиеся из ведра, доверху наполненного шевелящимися насекомыми, но усиленные десятикратно. И Сварог увидел. И зрелище это переполнило его таким невыразимым ужасом, что он напрочь забыл о магическом зрении – он смотрел и смотрел зрением обычным, не в силах оторваться. Черная громада неторопливо вздымалась над краем колодца, заслоняя голубой свет. В ней не было ничего от человека, ничего от зверя; вообще ничего от живой твари, когда-либо появившейся под солнцем. У нее не было определенной формы, она клубилась, как дым и переливалась, как отражение луны в неспокойной воде. У нее не было глаз, щупалец или пасти, однако сразу становилось понятно, что оно живоеи наделено злым, нечеловеческим разумом; и именно это знание застлало мозг Сварога беспросветной пеленой ужаса. Не в силах оторвать взгляда от чужеродного создания, не в силах пошевелиться и даже закричать, он чувствовал, что сердце его работает в бешеном ритме, готовое вот-вот лопнуть, что сознание медленно покидает его, уступая место кроваво-красному безумию, что мышцы свело непроизвольной судорогой, превратив их в туго натянутые канаты…
Гигантское нечто поднималось и поднималось. По его бесформенной туше сновали тысячи, миллионы крошечных существ, описать которые человеческий язык не в состоянии – то ли они являлись частью этой твари, то ли были всего лишь насекомыми, паразитирующими на теле демона…
Бежать! Прочь от этого сводящего с ума кошмара. Дальше, дальше, как можно дальше! Чтобы не потерять разум. Иначе невозможно не потерять разум, не в силах человеку выстоять перед ужасом, собравшим в себя все страхи вселенной ото дня творения до последнего дня. Бежать или потерять разум… Бежать или потерять разум.
Бля, вот чего от него добиваются!
И Сварог сделал шаг вперед. Шаг туда, в колодец…
И под ногой хрустнул тонкий наст. Нога, уже привычно, погрузилась в снег по щиколотку. Никакого колодца… Он не ухнул в звенящую бездну, не попал в объятия посланца из преисподней. Но каково…
– Ну, сучий потрох! – заорал Сварог. – Гнида ползучая, я ж тебя по льду размажу! Кишки на кулак намотаю!
Сварог еще что-то кричал, размахивал шауром, стрелял в проклятый снег, потому что больше стрелять было не во что. И шел, шел, продирался вперед.
И успокоился, только когда до хижины оставались считанные уарды.
Хибара была возведена на скале. В радиусе трех шагов от лачуги отчего-то снега не было, и в закатных лучах отчетливо виднелась каждая трещинка в скале, ледяная корка на камнях блестела, точно бриллиантовая. Вблизи же развалюха производила еще более жалкое зрелище, нежели издали. Доски – сплошное гнилье, набиты кое-как, вкривь и вкось. Единственное окошко забрано слюдой, покрытой коричневой коркой вековой грязи. Крыша, казалось, с грохотом провалится от неосторожного хлопка дверью. Получше, что ли, времянку не мог себе отгрохать некий с-садовод-ледовод хренов?!
Сварог потянул на себя скрипучую дверь. Освободил саблю из плена ножен, вошел внутрь…
Глава восемнадцатая
НЕКТО ВИЗАРИ
…и оказался в зале, освещенном тысячью светильников.
Зал был громаден, потолок и противоположная стена совершенно терялись в туманном желтом сиянии, струящемся, мерцающем, льющемся, завораживающем. Окутанные этим светом, в воздухе медленно плыли призрачные фигуры всевозможных цветов и оттенков – кольца, звезды, конусы, спирали. В их мерном танце присутствовал некий трудно уловимый ритм; они кружились, подгоняемые невидимыми волнами, исходящими из неподвижного центра – находящегося в середине зала ступенчатого пьедестала, на котором ровным изумрудно-желтым светом сиял полупрозрачный кристалл размером с голову взрослого человека. А у подножья пьедестала, благоговейно воздев руки к небу, застыл на коленях силуэт человека, кажущийся черным в отблесках яркого волшебного света. На голове его сияла серебряная корона с четырьмя уродливыми рогами. Зловещий гул, напоминающий гудение потревоженного улья или рокот далекого морского прибоя, наполнял помещение, свербел в ушах, вызывал тупую, ноющую боль в зубах. На вершине каждой из высоких мраморных колонн, расположенных в строгом порядке, горел неяркий колеблющийся огонь. Человек в короне находился внутри неровного круга, начертанного на мозаичном полу чем-то красным, похожим на кровь. И центром этого круга являлся пьедестал.
Черная фигура медленно опустила руки, медленно повернулась и невидяще посмотрела на вошедшего – словно пребывая в трансе и не понимая, что происходит. Но постепенно взгляд человека в короне прояснился, и улыбка появилась на его исхудалом лице. – А-а, – ласково проговорил он, покачав головой, но на ноги не поднимаясь, – пришел. Тыпришел. Что ж, так даже лучше. Рано или поздно… Не все ли равно с когоначинать. Начать – вот самое важное. «Начало» – вот самое главное слово во вселенной…
– А если изъясняться конкретнее? – Сварог раздражения не скрывал. Не хотелось ему скрывать, и все тут. – И стоит ли начинать с угроз, уважаемый?
Сварог шагнул вперед и… и словно бы увяз в чем-то липком, вяжущем, не пускающем дальше. Включил «третий глаз». Точнее, попытался включить – потому что ничего не вышло. А, дьявол… Все его магические способности были мягко, ненавязчиво, но действенно блокированы.
Ага. Ну ладно. Обложил себя колдовской защитой, гад? Ну да мы не гордые, мы и без магии кое-что могем, приучены-с… И Сварог отступил. Покаотступил.
– С угроз? – незнакомец искренне удивился. – Ах, вот ты о чем! О невинных шалостях с холодным сном! Или ты говоришь о тех забавных фокусах, что я показал тебе на пути к моему скромному жилищу?.. Прости, я просто хотел посмотреть, на что ты способен. Маленькая такая проверка, результатами которой я остался вполне удовлетворен. Но теперь ты мой гость, и я окажу тебе почести по чину. – Тогда уж по королевскому чину, – сказал Сварог.
– Вот как? Покорнейше прошу простить меня за тыканье, – никакой издевки в словах «рогатого» Сварог не почувствовал, кажется, тот говорил на полном серьезе. Эх, определитель лжи бы сюда… – Уж не обессудьте, я не стану обращаться к вам «ваше величество». Во-первых, не люблю слишком длинных титулований, а, во-вторых, мы ровня. («Везет же мне на королей», – устало подумал Сварог, мигом припомнив владыку Хелльстада… И то, чем владыка кончил.) Я не спрашиваю вас, в какой части Гаранда находится ваше королевство и каковы его размеры. Да и какое, в сущности, это имеет значение! Мое же королевство… оно перед вами. Я устроил его по своему вкусу. Мне всегда нравилась зима в горах, эта холодная, горделивая красота, заставляющая человека почувствовать свои ничтожество и мелочность. А вы сейчас находитесь в королевском дворце… Но не пора ли представиться? Не стану настаивать, чтобы первым представлялся гость. Тем более, что я чувствую некую вину перед вами за эти… невинные розыгрыши.
Человек в серебряной короне с четырьмя рогами поднялся с колен, согнул голову в легком поклоне. Сказал просто:
– Мое имя Визари. И я бог.
Ну-ну. Ни больше, ни меньше. Даже покойный Фаларен богом себя отнюдь не считал…
Не сказать, чтобы Сварог очень удивился произнесенному имени. Чего-то похожего он, признаться, и ожидал. К этому все и шло. Слишком уж много странностей накопилось – чувствовалось, что все они связаны одной нитью и эта нить, как нить путеводного клубка, должна наконец-то куда-то привести. Вот и привела… Но чтобы к богу? Это, извините, не для нас, мы так высоко не замахиваемся…
– Не могу утверждать, что очень приятно познакомиться, – он позволил себе легкую улыбку, – однако ж, если настаиваете… Извольте: Сварог. Не бог, но король, – на ответный поклон он растрачиваться не стал. Пусть это и не по этикету, но король сам себе указ и этикет, не так ли?
Визари что-то прошептал, провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину, и вслед за этим за спиной Сварога что-то громко стукнуло о пол. Оглянувшись, Сварог увидел кресло на гнутых ножках, с мягкой обивкой и высокой спинкой.
– Садитесь, король Сварог, я полагаю, разговор нам предстоит долгий.
Хотя Сварог придерживался иного мнения, но все же сел. Сам Визари по-простому, без церемоний опустился на ступень пьедестала. – Прошу простить меня за то, что разговаривать нам придется на некотором удалении друг от друга, но я отвык от людей с их странными привычками, с их непредсказуемостью и непоследовательностью. Прошу не обижаться. Когда я смогу всецело вам доверять, меж нами не будет разделительного барьера… Впрочем, в этом зале замечательная акустика, и даже если вы захотите перейти на шепот, я услышу. Как слышал я все, что вы говорили во время вашего недолгого, но насыщенного путешествия от корабля до моего дома и что меня, признаться, немало позабавило. Как вам мое скромное жилище, кстати?
Зал был громаден, потолок и противоположная стена совершенно терялись в туманном желтом сиянии, струящемся, мерцающем, льющемся, завораживающем. Окутанные этим светом, в воздухе медленно плыли призрачные фигуры всевозможных цветов и оттенков – кольца, звезды, конусы, спирали. В их мерном танце присутствовал некий трудно уловимый ритм; они кружились, подгоняемые невидимыми волнами, исходящими из неподвижного центра – находящегося в середине зала ступенчатого пьедестала, на котором ровным изумрудно-желтым светом сиял полупрозрачный кристалл размером с голову взрослого человека. А у подножья пьедестала, благоговейно воздев руки к небу, застыл на коленях силуэт человека, кажущийся черным в отблесках яркого волшебного света. На голове его сияла серебряная корона с четырьмя уродливыми рогами. Зловещий гул, напоминающий гудение потревоженного улья или рокот далекого морского прибоя, наполнял помещение, свербел в ушах, вызывал тупую, ноющую боль в зубах. На вершине каждой из высоких мраморных колонн, расположенных в строгом порядке, горел неяркий колеблющийся огонь. Человек в короне находился внутри неровного круга, начертанного на мозаичном полу чем-то красным, похожим на кровь. И центром этого круга являлся пьедестал.
Черная фигура медленно опустила руки, медленно повернулась и невидяще посмотрела на вошедшего – словно пребывая в трансе и не понимая, что происходит. Но постепенно взгляд человека в короне прояснился, и улыбка появилась на его исхудалом лице. – А-а, – ласково проговорил он, покачав головой, но на ноги не поднимаясь, – пришел. Тыпришел. Что ж, так даже лучше. Рано или поздно… Не все ли равно с когоначинать. Начать – вот самое важное. «Начало» – вот самое главное слово во вселенной…
– А если изъясняться конкретнее? – Сварог раздражения не скрывал. Не хотелось ему скрывать, и все тут. – И стоит ли начинать с угроз, уважаемый?
Сварог шагнул вперед и… и словно бы увяз в чем-то липком, вяжущем, не пускающем дальше. Включил «третий глаз». Точнее, попытался включить – потому что ничего не вышло. А, дьявол… Все его магические способности были мягко, ненавязчиво, но действенно блокированы.
Ага. Ну ладно. Обложил себя колдовской защитой, гад? Ну да мы не гордые, мы и без магии кое-что могем, приучены-с… И Сварог отступил. Покаотступил.
– С угроз? – незнакомец искренне удивился. – Ах, вот ты о чем! О невинных шалостях с холодным сном! Или ты говоришь о тех забавных фокусах, что я показал тебе на пути к моему скромному жилищу?.. Прости, я просто хотел посмотреть, на что ты способен. Маленькая такая проверка, результатами которой я остался вполне удовлетворен. Но теперь ты мой гость, и я окажу тебе почести по чину. – Тогда уж по королевскому чину, – сказал Сварог.
– Вот как? Покорнейше прошу простить меня за тыканье, – никакой издевки в словах «рогатого» Сварог не почувствовал, кажется, тот говорил на полном серьезе. Эх, определитель лжи бы сюда… – Уж не обессудьте, я не стану обращаться к вам «ваше величество». Во-первых, не люблю слишком длинных титулований, а, во-вторых, мы ровня. («Везет же мне на королей», – устало подумал Сварог, мигом припомнив владыку Хелльстада… И то, чем владыка кончил.) Я не спрашиваю вас, в какой части Гаранда находится ваше королевство и каковы его размеры. Да и какое, в сущности, это имеет значение! Мое же королевство… оно перед вами. Я устроил его по своему вкусу. Мне всегда нравилась зима в горах, эта холодная, горделивая красота, заставляющая человека почувствовать свои ничтожество и мелочность. А вы сейчас находитесь в королевском дворце… Но не пора ли представиться? Не стану настаивать, чтобы первым представлялся гость. Тем более, что я чувствую некую вину перед вами за эти… невинные розыгрыши.
Человек в серебряной короне с четырьмя рогами поднялся с колен, согнул голову в легком поклоне. Сказал просто:
– Мое имя Визари. И я бог.
Ну-ну. Ни больше, ни меньше. Даже покойный Фаларен богом себя отнюдь не считал…
Не сказать, чтобы Сварог очень удивился произнесенному имени. Чего-то похожего он, признаться, и ожидал. К этому все и шло. Слишком уж много странностей накопилось – чувствовалось, что все они связаны одной нитью и эта нить, как нить путеводного клубка, должна наконец-то куда-то привести. Вот и привела… Но чтобы к богу? Это, извините, не для нас, мы так высоко не замахиваемся…
– Не могу утверждать, что очень приятно познакомиться, – он позволил себе легкую улыбку, – однако ж, если настаиваете… Извольте: Сварог. Не бог, но король, – на ответный поклон он растрачиваться не стал. Пусть это и не по этикету, но король сам себе указ и этикет, не так ли?
Визари что-то прошептал, провел ладонью по лицу, словно смахивая паутину, и вслед за этим за спиной Сварога что-то громко стукнуло о пол. Оглянувшись, Сварог увидел кресло на гнутых ножках, с мягкой обивкой и высокой спинкой.
– Садитесь, король Сварог, я полагаю, разговор нам предстоит долгий.
Хотя Сварог придерживался иного мнения, но все же сел. Сам Визари по-простому, без церемоний опустился на ступень пьедестала. – Прошу простить меня за то, что разговаривать нам придется на некотором удалении друг от друга, но я отвык от людей с их странными привычками, с их непредсказуемостью и непоследовательностью. Прошу не обижаться. Когда я смогу всецело вам доверять, меж нами не будет разделительного барьера… Впрочем, в этом зале замечательная акустика, и даже если вы захотите перейти на шепот, я услышу. Как слышал я все, что вы говорили во время вашего недолгого, но насыщенного путешествия от корабля до моего дома и что меня, признаться, немало позабавило. Как вам мое скромное жилище, кстати?