Страница:
Вообще, бессмысленно искать как в событиях того же 1920 г., так и во всей многовековой истории польско-русских конфликтов правых и виноватых. Как бессмысленно пытаться установить, кто первым кинул каменюку, положив начало англо-шотландским войнам – британец или скотт. Как невозможно уже установить виноватых в многосотлетней франко-испанской грызне. У меня есть сильные подозрения, что в подобных ситуациях попросту нет правых и виноватых. У обеих сторон рыльце в пушку, по cамые уши…
Новорожденная Польша, между прочим, едва оформившись в нечто официальное, браво отхватила у пребывавшей в совершеннейшем раздрызге бывшей российской империи немалые куски территории, населенной вовсе не этническими поляками, а украинцами с белорусами. А уж потомна Варшаву двинулась конница Буденного.
В межвоенное двадцатилетие, как я уже писал в первом томе, в игре азартно участвовали двое. ГПУ посылало в Польшу «партизан» вроде Ваупшасова и Хмары, а поляки, со своей стороны, отправляли на территорию СССР бандюков вроде Палияд и Булак-Балаховича. Потому что такая уж у Польши была национальная мечта: создать великую державу от Балтийского моря до Черного. И к середине тридцатых польские военные теоретики эти планы подробно расписывали в капитальных трудах.
Некоторые отечественные авторы именуют Пилсудского «германофилом», что истине нисколько не соответствует. Просто-напросто маршал, как де Голль впоследствии, проводил политику «равноудаленности» – старался держаться подальше и от Германии, и от Советского Союза. А вот взявшие штурвал после eгo смерти господа генералы подобной осторожностью похвастаться не могли. Пилсудский, как к нему ни относись, был фигурой крупной (и Геббельс в своих дневниках отзывался о нем с почтительным уважением, называя «великим человеком», и Сталин, когда Пилсудский умер, объявил в СССР траур). А преемники его, вроде Бека и маршала Рыдз-Смиглы, оказались личностями мелкими. И принялись недвусмысленно флиртоватьс Германией – авось удастся что-нибудь урвать и для себя в надвигающемся европейском хаосе. Германский министр иностранных дел Риббентроп в своем личном дневнике, для посторонних глаз не предназначенном, записал после бесед с Беком: «Г-н Бек не скрывает, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». А ведь добиться этого Польша могла исключительно в случае войны с СССР – не рассчитывали же в Варшаве всерьез, что Москва им вдруг возьмет да и подарит Украину?!
В 1938 г., когда Германия отхватила у Чехословакии Судетскую область, Польша с превеликим удовольствием заняла чехословацкий Тешинский край (правда, точности ради, следует упомянуть, что этот район чехи самочинно захапали еще в 1918 г., до подписания Версальского договора и официального кромсанияГермании державами Антанты – просто-напросто у чехов оказалась под ружьем парочка боеготовных полков, а помешать им в тогдашней неразберихе было некому…)
Одним словом, в 1939 г. советские войска вступили не на территорию прославленной многовековым нейтралитетом страны, а воспользовались случаем, чтобы посчитаться со своим старым и заклятым соперником. Согласитесь, есть некоторая разница. Точно так же в нашисмутные времена польские «хоругви» как-то ненароком обосновались в Москве, откуда их пришлось долго и старательно вышибать. В поступке Сталина нет ничего подлого или демонического. Старый, как мир, политико-хозяйственный цинизм – когда у соседа дела особенно хреновы, его не грешно немного пощипать…
Особо следует подчеркнуть, что Красная Армия, собственно говоря, вступала на территории, где никакой законной власти не имелось. К 17 сентября польское правительство уже благополучно драпануло в Румынию, куда слинял и главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы.
Армия, конечно, еще дралась. Польско-германская война, продолжавшаяся неполный месяц, – это как раз печальное сочетание самого беззаветного героизма рядовых и офицеров в невысоких чинах и генеральской трусости и тупости. Именно эти расшитые галунами красавцы не сумели вовремя мобилизовать армию и наладить толковую оборону. Примеров этому столько, что приводить их ради экономии места не стоит. Сошлюсь лишь на одно свидетельство очевидца. Станислав Лем, призванный в свое время в армию, вспоминал: «За три года военной подготовки нам ни разу не говорили о том, что существует что-либо похожее на танки. Как будто их не было… Все это выглядело – теперь я это вижу – так, словно нас готовили на случай войны вроде франко-прусской 1870 г.».
А ведь польская армия первой (о чем редко вспоминают) приняла на вооружение танки с дизельными двигателями! И выпускала бомбардировщики с истребителями собственного производства – что опять-таки не каждому государству доступно.
Конструкторы были способными, солдаты – отважными… но на самом верху сидели бездари, чванливые болваны, знавшие толк лишь в сладких фантазиях о «великой Польше от моря до моря». Они и прогадили все, деликатно выражаясь.
Да, еще один немаловажный штришок. В сентябре 1939 г., называя вещи своими именами, Красная Армия вошла в колониальную страну. Роль колоний выполняли западноукраинские и западнобелорусские земли, к населению которых ляхи относились примерно так, как бельгийцы к конголезским неграм или англичане к индусам. Что вызывало многочисленные восстания и мятежи, отнюдь не советской разведкой инспирированные. Тот же Лем, наблюдатель внимательный, отмечал «жуткую нищету» гуцулов. При всем моем неприязненном отношении к молодчикам пана Бандеры следует признать, что в основе развернутого им против Варшавы террора – не только немецкие денежки и усилия абвера, но и в первую очередь деятельность самих поляков, восстановивших против себя население восточных областей давно и прочно. Так что наши войска там встречали с искренней радостью, а пленные польские офицеры требовали усиленной охраны, боясь проходить мимо толпы украинцев, которые могли и порвать, как тряпку, за все прошлое…
Вот многозначительный пример: 19 сентября моторизованная группа комбрига Розанова, продвигаясь по территории Польши, «столкнулась с польским отрядом (около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения (белорусов. – А. Б.). В этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и 16 лет».
Как видим, польские жолнежи не Родину защищают на фронте, а с привычной сноровкой палят по своим «неграм». Итог? Мотогруппа развернулась и атаковала карателей на всем ходу. Лично мне упрекать их как-то не хочется – опять-таки оттого, что среди тех белорусов, по которым весело палили «чортовы ляхи», могли быть и мои дальние родственники.
В качестве сталинского зверства в свое время поминался варварский расстрел советскими солдатами польского генерала Ольшины-Вильчинского. Однако на самом деле все обстояло несколько иначе…
22 сентября советские танкисты под командованием майора Чувакина схлестнулись с польскими солдатами под командованием означенного генерала. Экипаж одного из подожженных поляками танков (три человека) выбрался из горящей машины благополучно и сдался в плен. Поляки их расстреляли. Всех трех.
Знаменитая Женевская конвенция именует подобные штучки военными преступлениями. И совершенно не имеет значения, вторглись красные танкисты в Польшу с объявлением войны или без такового. Принцип незыблем: во время боев между вооруженными силами двух государств пленных военнослужащих расстреливать запрещено. После Нюрнберга немало бравых немецких вояк отправилось на виселицу как раз за подобные прегрешения.
Ну вот, а чуть позже подчиненные Чувакина как раз и захватили автомашину, на которой драпал в Литву означенный генерал, прихватив адъютанта, супружницу и кучу барахла. Шофера, супружницу и барахло отправили восвояси, а вот генерала с адъютантом шлепнули в полном соответствии с Женевской конвенцией – как лицо, всецело ответственное за преступные действия своих подчиненных.
Ну, и в завершение стоит непременно напомнить, что СССР занял в 1939 г. не «исконно польские» земли, а именно ту часть Западной Украины и Западной Белоруссии, которую еще в том самом бурном двадцатом не кто иной, как Антанта, признала частью Советской России. И наши танки остановились примерно на той линии, что опять-таки определяла в двадцатом Антанта. Многозначительное уточнение, верно?
Пилсудский был политиком жестким, излишней добротой не страдал и Россию, прямо скажем, недолюбливал (а почему, кстати, он был обязанее любить?!), но он отличался сугубым реализмом и дурив его характере не было. А вот его незадачливые наследнички как раз и отличались крайней степенью дури (что Пилсудский, как нам уже известно, давно видел). И вполне могли бы сказать, чуточку перефразируя известное сталинское высказывание: «Пилсудский нам оставил нормальное государство, а мы его просрали». Увы, у них и на это не хватило мозгов. А литовцев на сей раз поблизости не оказалось…
Вообще о состоянии польского ума дает прекрасное представление цитата из тамошней газеты «АБЦ»: «Польша является подлинным другом и защитником балтийских государств от притязаний Запада и Востока… Политическая миссия Польши – защита слабых государств от агрессоров. Это вытекает не из каких-то мистических общенародных побуждений, а из роли польского государства как фактора равновесия в Средней и Восточной Европе».
Это было написано всего за два месяца до того, как «фактор равновесия» в очередной раз исчез с географической карты.
И, разумеется, невозможно обойти молчанием Катынь. Где сталинские палачи якобы самым злодейским образом перестреляли десять тысяч польских офицеров – почему-то исключительно из немецких пистолетов, а не из привычных наганов, как будто с нечеловеческой прозорливостью предвидели, что через год эти места захватят немцы и нужно заранее позаботиться о заметании следов.
Как и в случае с суворовской «теорией ледокола», миф об изничтожении поляков расстрельщиками из НКВД процветал, пока игра шла в одни ворота, и перестроечные горлопаны с неснятыми диагнозами попросту не имели ни оппонентов, ни толковых возражений. Когда появились оппоненты и возражения, дело поплохело буквально на глазах.
Я имею в виду прежде всего Ю. Мухина с его объемной и логически непротиворечивой книгой «Антироссийская подлость», после которой старуюверсию может защищать разве что Новодворская со всем пылом нерастраченной невинности.
Ну да, я прекрасно знаю, что многие Мухина не любят. Неправильный человек, неуживчивый. К тому же порой увлекается тем самым поиском жидомасонов под кроватью.
Но это еще не повод охаивать все, что Мухин делает. Его война с рогатыми и хвостатыми сионистами – одна тема, а исследование катынского расстрела – совершенно другая. До сих пор, насколько мне известно, никто еще внятно и логически убедительно не опроверг ни одно из мухинских положений, ни один приводимый им факт. Наоборот. Один, но крайне многозначительный пример. Поначалу орали, что поляков-де приговорило к расстрелу Особое совещание НКВД. Но тут объявился зловредный Myхин и с документами в руках доказал, что помянутое Особое совещание имело право приговаривать исключительно к тюремной и лагерной отсидке, и то на срок не свыше восьми лет. Пришлось срочно выдумывать некую «специальную тройку НКВД», документальные следы которой не обнаружены до сих пор.
Не любят вспоминать «обличители» и о пенсионере Супруненко – который уже в преклонных годах, будучи старым и дряхлым, тем не менее сохранил ясность ума и немалое чувство юмора. Это была песня… «Перестроечные комиссары», нагрянувшие к бывшему ответственному сотруднику НКВД Супруненко, потребовали от него подробных показаний о том, как он, злыдень, в своем управлении расстреливал поляков. Старичок не подвел: выдал леденящую душу историю с точным описанием интерьеров своего управления и немалым количеством жертв. И вскорости помер – без сомнения, напоследок злорадно ухмыляясь. «Комиссары» его показания раззвонили на всю страну, а потом кинулись с телекамерами в сохранившееся здание означенного управления, чтобы снять убойной силы документальный фильм…
Тут-то и грянул вселенский конфуз. Всем пришлось наглядно, своими глазами убедиться, что в этомздании просто технически невозможно было расстреливать по триста человек за ночь, как о том с непроницаемым лицом вещал Супруненко. И отродясь там не было этой самой двери, через которую «выволакивали казненных», и красный уголок не способен вместить триста трупов. Тут-то и поняли «обличители», как мастерски их кинулпрестарелый энкаведешник – но он уже пребывал там, откуда его не способны достать никакие перестройщики…
А посему гораздо больше прав на существование имеет другая версия – что польские офицеры при наступлении немцев самиотказались эвакуироваться по той самой дури, полагая, что тевтоны, освободив их из советского узилища, накормят пряниками и напоят старкой. Вот только у немцев были чуточку другие планы…
Есть еще книга французского исследователя Алена Деко (с которой Мухин, как я убедился, к сожалению, не знаком, а зря). За двадцать лет до Мухина Деко столь же логично и убедительно доказал, что катынский расстрел – дело рук немцев. Он отыскал следы конкретной воинской части, которая и осуществляла расстрелы. Он отыскал очевидцев, видевших, как немцы впоследствии возили на грузовиках полусгнившие трупы к тому месту, где с такой помпой обнаружили потом «следы советских зверств». Он отыскал даже неопровержимые свидетельства, что кое-кто из числившихся расстрелянными польских офицеров впоследствии обнаружился живехоньким и здоровехоньким. Книга Деко давным-давно издана в России и раритетом не является…
Катынский расстрел, между прочим – вполне в русле немецкой политики по обезглавливанию польского народа, которую гитлеровцы не особенно и скрывали. Сразу после оккупации Польши они начали массовые расстрелы всех, кто подходил под определение «национальная элита» – военных, ученых, просто людей интеллигентных профессий. Задача была простая и людоедская: превратить «славянских недочеловеков» в тупое быдло, лишенное образованного слоя. Когда гитлеровцы летом сорок первого заняли Львов, там были убиты десятки не успевших эвакуироваться представителей польской интеллектуальной элиты – сплошь и рядом люди с европейскими именами. Проделано это было, правда, руками бандеровцев из батальона «Нахтигаль». А культурные тевтоны потом с притворной скорбью разводили руками: сами они мол, ничего подобного не хотели, но кто же уследит за зверообразными хохлами…
Советские«соответствующие органы», наоборот, сплошь и рядом проявляли неприкрытый гуманизм. Вот, скажем, «дело Окулицкого». Бригадный генерал Леопольд Окулицкий после поражения Польши организовал вооруженное подполье, которое боролось на два фронта – как с немцами, так и с Советами. В январе 1941 г. НКВД отловил его во Львове. Но отчего-то не расстрелял – наоборот, в августе того же года выпустил, чтобы он принял участие в формировании польской армии генерала Андерса. С означенной армией Окулицкий, ее начальник штаба, и убыл благополучно на Ближний Восток.
А вообще-то… Ладно, предположим на миг, что в Катыни и в самом деле потрудились наши. Даже при этом раскладе, нравится кому-то это или нет, подобные действия были бы не более чем чуточку запоздалым ответомна события двадцатого года. Дело в том, что поляки до сих пор не могут внятно объяснить: куда подевались шестьдесят тысяч советских военнопленных, захваченных в двадцатом и так никогда более не объявившихся среди живых…
Ясно, куда. Сохранилось достаточно свидетельств о том, как поступали с пленными господа в конфедератках. Санинструкторшу насиловали скопом. Артистку военного театра подвесили за ноги к потолку и били плетью. Пленному красноармейцу распороли живот и зашили внутрь живого кота – посмотреть, «кто раньше сдохнет».
Так что претензии – штука обоюдная, господа мои…
И напоследок – еще об одном «сталинском проступке», по поводу которого до сих пор из Польши доносится возмущенное фырканье. Сталин, злодей вселенский, виноват еще и в том, что не помог в 1944 г. организаторам Варшавского восстания, не послал на помощь войска, спокойно смотрел, как немцы с помощью артиллерии и авиации стирают город с лица земли.
Вот тут уже польская дурная наивность взмывает до космических высот…
А почемуСталин должен был помогать руководителям Варшавского восстания? Которое, уточню, было затеяно исключительно для того, чтобы под носом у Сталина захватить Варшаву раньше него и передать ее под юрисдикцию эмигрантского лондонского правительства.
Чуточку повернем ситуацию. Представим, что летом сорок четвертого, когда союзные войска высадились в Нормандии и продвигаются к Парижу, там вдруг вспыхивает восстание, организованное ориентирующимися на Москву французскими коммунистами. И целей своих коммунисты ничуть не скрывают: провозгласить Париж столицей Французской Советской Республики, просталинской Коммуны, с самого начала нацеленной на противостояние как Вашингтону с Лондоном, так и эмигрантскому правительству генерала де Голля.
Как по-вашему, стали бы в этихусловиях хоть чем-то помогать Парижскому восстанию и Рузвельт, и Черчилль, и де Голль? Да черта лысого! Наоборот, приостановили бы войска и подождали, пока немцы покончат с этакими вот бунтарями. Но то, что у поляков именуется логикой, делает другие выводы: Сталин плох еще и потому, что ничем не помог субъектам, пытавшимся у него под носом передать Варшаву его политическим противникам.
Похоже, они всерьез считают Сталина идиотом, клоуны…
Дело, как легко догадаться, обстояло с точностью до наоборот. Именно добрая старая Англия и несет на себе основной груз вины за многолетнюю бойню под названием «Вторая мировая». Как давно подмечено (и признано самими британцами), у Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов – одни постоянные интересы. Которые, в частности, заключаются еще и в том, чтобы ни в коем случае не допускать появления в Европе какой бы то ни было силы, способной всерьез противостоять Англии. А потому англичане не одну сотню лет мастерски и умело стравливали европейские государства, зорко следя, чтобы те истощали друг друга, насколько возможно. Так было еще в Семилетнюю войну, когда не в последнюю очередь благодаря английским интригам схлестнулись Россия и Пруссия, попросту не имевшие противоречий, которые следовало бы разрешать военным путем. Так было и в первую мировую: и Германия, и Австро-Венгрия (о том сохранилось достаточно свидетельств) не перли бы так на рожон, знай они точно, что Англия непременнопримет участие в войне. Однако Лондон вилял, крутил, с невинным видом уверял, что останется нейтральным при любом обороте событий – и ободренные тевтоны с австрияками браво двинули войска через границы. После чего в Лондоне сбросили маску и принялись орать на весь мир, что кровожадных гуннов следует немедленно остановить, что Англия с самого начала это провозглашала. И начали воевать по полной программе…
И Англия, и Франция имели полную возможность прямо-таки прихлопнутьГитлера, когда он был слаб и убог. Однако обе державы в самонадеянности своей полагали, что Адольф Алоизович попрет в первую очередь против Советского Союза – следовательно, бить его по темечку не следует, наоборот, нужно рейхсканцлеру пособлять.
Они и пособляли, как могли. Начиная с истории с Рейнской областью. Эта территория, в свое время отторгнутая от побежденной Германии, находилась под управлением союзных держав. В качестве первой пробы мускулов Гитлер вознамерился ввести тyда войска – еще не грозные «панцердивизии» вермахта, а слабенькие батальоны полудохлого рейхсвера. Своего рода разведка боем. Предприятие выглядело безнадежным настолько, что германские генералы всерьез договаривались арестовать любимого фюрера, если Англия с Францией нахмурятся. Сам Гитлер дал войскам директиву: немедленно отступать, если только навстречу выйдет один-единственный английский капрал или французский фельдфебель и, грозно насупившись, рявкнет: «Брысь отсюда, мать вашу!»
Однако западные державы это проглотилии смирнехонько очистили Рейнскую область. Герр Гитлер, хитро щурясь, сделал выводы, как любой неглупый человек на его месте. И потихоньку принялся изничтожать те статьи Версальских соглашений, что превращали армию Германии в нечто опереточное.
Англия с Францией безмолвствовали, как народ в известной трагедии. Историки всего мира до сих пор честно признаются, что не в силах дать убедительное объяснение поступку англичан, подписавших с Гитлером соглашение, по которому Германия вправе была отныне иметь подводных лодок столько же, сколько Великобритания. Я тоже не в силах. С позиций здравого рассудка поведению англичан объяснения нет – особенно если вспомнить, как лихо в Первую мировую германские субмарины терроризировали Британские острова.
Потом Гитлер, воссоединяя братские германский и австрийский народы, присоединил к рейху независимую допрежь Австрию. По-немецки это называлось красиво – «аншлюс». Англия с Францией одобрительно промолчали. Гитлер уже понимал, что их можно гнуть через колено…
И потребовал от Чехословакии передать ему Судетскую область – изрядный кусок страны с могучими укреплениями и прочим добром. Англия и Франция, вызвав чехословацких руководителей в Мюнхен, принялись выкручивать им руки, объясняя, что воевать с милейшим человеком Гитлером ни за что не станут, а потому панове чехи обязаны немецкий ультиматум принять. Чехам пришлось капитулировать. Английский премьер-министр Чемберлен, вернувшись из Мюнхена в Лондон, громогласно заявил, придурок, встречающим: «Я привез мир для целого поколения!» Того самого поколения, которому совсем скоро пришлось шесть лет бить вшей в окопах. Уинстон Черчилль, надо отдать ему должное, настойчиво протестовал против такой политики, но джентльмены вроде Чемберлена, взирая со снисходительной улыбкой на буяна, покачивали головами: молод наш Уинни, горяч, высокой политики не понимает…
Французы тем временем увлеченно разрабатывали план войны против Советского Союза – авиация в союзе с английской громит бакинские нефтепромыслы, танки и пехота вторгаются с территории Турции и Финляндии.
Захватив Францию, немцы быстренько отыскали целый чемодан этих планов – и немедленно их опубликовали, цинично посмеиваясь в кулак. Для Франции, как в том анекдоте, получилось как-то неудобно…
Ну, а потом Англия и Франция преспокойно оставили Польшу один на один с вермахтом. А когда одному из высокопоставленных британских деятелей генералы предложили малость побомбить германские леса и заводы, тот, выпучив глаза, словно кот, который гадит на солому (по выражению бравого солдата Швейка), воскликнул прямо-таки в ужасе: «Господа, вы мне предлагаете уничтожать чужую частную собственность?!» Ручаться можно, его даже в дурдом не отправили: ни тогда, ни потом, когда немецкая авиация спалила в Англии чертову уйму частной собственности и поубивала массу народу…
А когда СССР предложил Англии и Франции заключить реальный союзный договор, они прислали в Москву каких-то старых пердунов, военных пенсионеров, которые не имели права ничего подписывать.
Вот и пришлось Сталину заключать с Германией договор о ненападении…
Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т. е. возвратиться в Россию. 2) Оставим всех генералов и вождей без солдат. 3) Заселим Дальне-Восточный край. 4) Заставим – да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами. 5) Нам легче и дешевле обойдется их перевоспитать в советском и колхозном духе – в Сибири, чем во время войны драться с ними.
Новорожденная Польша, между прочим, едва оформившись в нечто официальное, браво отхватила у пребывавшей в совершеннейшем раздрызге бывшей российской империи немалые куски территории, населенной вовсе не этническими поляками, а украинцами с белорусами. А уж потомна Варшаву двинулась конница Буденного.
В межвоенное двадцатилетие, как я уже писал в первом томе, в игре азартно участвовали двое. ГПУ посылало в Польшу «партизан» вроде Ваупшасова и Хмары, а поляки, со своей стороны, отправляли на территорию СССР бандюков вроде Палияд и Булак-Балаховича. Потому что такая уж у Польши была национальная мечта: создать великую державу от Балтийского моря до Черного. И к середине тридцатых польские военные теоретики эти планы подробно расписывали в капитальных трудах.
Некоторые отечественные авторы именуют Пилсудского «германофилом», что истине нисколько не соответствует. Просто-напросто маршал, как де Голль впоследствии, проводил политику «равноудаленности» – старался держаться подальше и от Германии, и от Советского Союза. А вот взявшие штурвал после eгo смерти господа генералы подобной осторожностью похвастаться не могли. Пилсудский, как к нему ни относись, был фигурой крупной (и Геббельс в своих дневниках отзывался о нем с почтительным уважением, называя «великим человеком», и Сталин, когда Пилсудский умер, объявил в СССР траур). А преемники его, вроде Бека и маршала Рыдз-Смиглы, оказались личностями мелкими. И принялись недвусмысленно флиртоватьс Германией – авось удастся что-нибудь урвать и для себя в надвигающемся европейском хаосе. Германский министр иностранных дел Риббентроп в своем личном дневнике, для посторонних глаз не предназначенном, записал после бесед с Беком: «Г-н Бек не скрывает, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». А ведь добиться этого Польша могла исключительно в случае войны с СССР – не рассчитывали же в Варшаве всерьез, что Москва им вдруг возьмет да и подарит Украину?!
В 1938 г., когда Германия отхватила у Чехословакии Судетскую область, Польша с превеликим удовольствием заняла чехословацкий Тешинский край (правда, точности ради, следует упомянуть, что этот район чехи самочинно захапали еще в 1918 г., до подписания Версальского договора и официального кромсанияГермании державами Антанты – просто-напросто у чехов оказалась под ружьем парочка боеготовных полков, а помешать им в тогдашней неразберихе было некому…)
Одним словом, в 1939 г. советские войска вступили не на территорию прославленной многовековым нейтралитетом страны, а воспользовались случаем, чтобы посчитаться со своим старым и заклятым соперником. Согласитесь, есть некоторая разница. Точно так же в нашисмутные времена польские «хоругви» как-то ненароком обосновались в Москве, откуда их пришлось долго и старательно вышибать. В поступке Сталина нет ничего подлого или демонического. Старый, как мир, политико-хозяйственный цинизм – когда у соседа дела особенно хреновы, его не грешно немного пощипать…
Особо следует подчеркнуть, что Красная Армия, собственно говоря, вступала на территории, где никакой законной власти не имелось. К 17 сентября польское правительство уже благополучно драпануло в Румынию, куда слинял и главнокомандующий польской армией маршал Рыдз-Смиглы.
Армия, конечно, еще дралась. Польско-германская война, продолжавшаяся неполный месяц, – это как раз печальное сочетание самого беззаветного героизма рядовых и офицеров в невысоких чинах и генеральской трусости и тупости. Именно эти расшитые галунами красавцы не сумели вовремя мобилизовать армию и наладить толковую оборону. Примеров этому столько, что приводить их ради экономии места не стоит. Сошлюсь лишь на одно свидетельство очевидца. Станислав Лем, призванный в свое время в армию, вспоминал: «За три года военной подготовки нам ни разу не говорили о том, что существует что-либо похожее на танки. Как будто их не было… Все это выглядело – теперь я это вижу – так, словно нас готовили на случай войны вроде франко-прусской 1870 г.».
А ведь польская армия первой (о чем редко вспоминают) приняла на вооружение танки с дизельными двигателями! И выпускала бомбардировщики с истребителями собственного производства – что опять-таки не каждому государству доступно.
Конструкторы были способными, солдаты – отважными… но на самом верху сидели бездари, чванливые болваны, знавшие толк лишь в сладких фантазиях о «великой Польше от моря до моря». Они и прогадили все, деликатно выражаясь.
Да, еще один немаловажный штришок. В сентябре 1939 г., называя вещи своими именами, Красная Армия вошла в колониальную страну. Роль колоний выполняли западноукраинские и западнобелорусские земли, к населению которых ляхи относились примерно так, как бельгийцы к конголезским неграм или англичане к индусам. Что вызывало многочисленные восстания и мятежи, отнюдь не советской разведкой инспирированные. Тот же Лем, наблюдатель внимательный, отмечал «жуткую нищету» гуцулов. При всем моем неприязненном отношении к молодчикам пана Бандеры следует признать, что в основе развернутого им против Варшавы террора – не только немецкие денежки и усилия абвера, но и в первую очередь деятельность самих поляков, восстановивших против себя население восточных областей давно и прочно. Так что наши войска там встречали с искренней радостью, а пленные польские офицеры требовали усиленной охраны, боясь проходить мимо толпы украинцев, которые могли и порвать, как тряпку, за все прошлое…
Вот многозначительный пример: 19 сентября моторизованная группа комбрига Розанова, продвигаясь по территории Польши, «столкнулась с польским отрядом (около 200 человек), подавлявшим антипольское выступление местного населения (белорусов. – А. Б.). В этом карательном рейде были убиты 17 местных жителей, из них 2 подростка 13 и 16 лет».
Как видим, польские жолнежи не Родину защищают на фронте, а с привычной сноровкой палят по своим «неграм». Итог? Мотогруппа развернулась и атаковала карателей на всем ходу. Лично мне упрекать их как-то не хочется – опять-таки оттого, что среди тех белорусов, по которым весело палили «чортовы ляхи», могли быть и мои дальние родственники.
В качестве сталинского зверства в свое время поминался варварский расстрел советскими солдатами польского генерала Ольшины-Вильчинского. Однако на самом деле все обстояло несколько иначе…
22 сентября советские танкисты под командованием майора Чувакина схлестнулись с польскими солдатами под командованием означенного генерала. Экипаж одного из подожженных поляками танков (три человека) выбрался из горящей машины благополучно и сдался в плен. Поляки их расстреляли. Всех трех.
Знаменитая Женевская конвенция именует подобные штучки военными преступлениями. И совершенно не имеет значения, вторглись красные танкисты в Польшу с объявлением войны или без такового. Принцип незыблем: во время боев между вооруженными силами двух государств пленных военнослужащих расстреливать запрещено. После Нюрнберга немало бравых немецких вояк отправилось на виселицу как раз за подобные прегрешения.
Ну вот, а чуть позже подчиненные Чувакина как раз и захватили автомашину, на которой драпал в Литву означенный генерал, прихватив адъютанта, супружницу и кучу барахла. Шофера, супружницу и барахло отправили восвояси, а вот генерала с адъютантом шлепнули в полном соответствии с Женевской конвенцией – как лицо, всецело ответственное за преступные действия своих подчиненных.
Ну, и в завершение стоит непременно напомнить, что СССР занял в 1939 г. не «исконно польские» земли, а именно ту часть Западной Украины и Западной Белоруссии, которую еще в том самом бурном двадцатом не кто иной, как Антанта, признала частью Советской России. И наши танки остановились примерно на той линии, что опять-таки определяла в двадцатом Антанта. Многозначительное уточнение, верно?
Пилсудский был политиком жестким, излишней добротой не страдал и Россию, прямо скажем, недолюбливал (а почему, кстати, он был обязанее любить?!), но он отличался сугубым реализмом и дурив его характере не было. А вот его незадачливые наследнички как раз и отличались крайней степенью дури (что Пилсудский, как нам уже известно, давно видел). И вполне могли бы сказать, чуточку перефразируя известное сталинское высказывание: «Пилсудский нам оставил нормальное государство, а мы его просрали». Увы, у них и на это не хватило мозгов. А литовцев на сей раз поблизости не оказалось…
Вообще о состоянии польского ума дает прекрасное представление цитата из тамошней газеты «АБЦ»: «Польша является подлинным другом и защитником балтийских государств от притязаний Запада и Востока… Политическая миссия Польши – защита слабых государств от агрессоров. Это вытекает не из каких-то мистических общенародных побуждений, а из роли польского государства как фактора равновесия в Средней и Восточной Европе».
Это было написано всего за два месяца до того, как «фактор равновесия» в очередной раз исчез с географической карты.
И, разумеется, невозможно обойти молчанием Катынь. Где сталинские палачи якобы самым злодейским образом перестреляли десять тысяч польских офицеров – почему-то исключительно из немецких пистолетов, а не из привычных наганов, как будто с нечеловеческой прозорливостью предвидели, что через год эти места захватят немцы и нужно заранее позаботиться о заметании следов.
Как и в случае с суворовской «теорией ледокола», миф об изничтожении поляков расстрельщиками из НКВД процветал, пока игра шла в одни ворота, и перестроечные горлопаны с неснятыми диагнозами попросту не имели ни оппонентов, ни толковых возражений. Когда появились оппоненты и возражения, дело поплохело буквально на глазах.
Я имею в виду прежде всего Ю. Мухина с его объемной и логически непротиворечивой книгой «Антироссийская подлость», после которой старуюверсию может защищать разве что Новодворская со всем пылом нерастраченной невинности.
Ну да, я прекрасно знаю, что многие Мухина не любят. Неправильный человек, неуживчивый. К тому же порой увлекается тем самым поиском жидомасонов под кроватью.
Но это еще не повод охаивать все, что Мухин делает. Его война с рогатыми и хвостатыми сионистами – одна тема, а исследование катынского расстрела – совершенно другая. До сих пор, насколько мне известно, никто еще внятно и логически убедительно не опроверг ни одно из мухинских положений, ни один приводимый им факт. Наоборот. Один, но крайне многозначительный пример. Поначалу орали, что поляков-де приговорило к расстрелу Особое совещание НКВД. Но тут объявился зловредный Myхин и с документами в руках доказал, что помянутое Особое совещание имело право приговаривать исключительно к тюремной и лагерной отсидке, и то на срок не свыше восьми лет. Пришлось срочно выдумывать некую «специальную тройку НКВД», документальные следы которой не обнаружены до сих пор.
Не любят вспоминать «обличители» и о пенсионере Супруненко – который уже в преклонных годах, будучи старым и дряхлым, тем не менее сохранил ясность ума и немалое чувство юмора. Это была песня… «Перестроечные комиссары», нагрянувшие к бывшему ответственному сотруднику НКВД Супруненко, потребовали от него подробных показаний о том, как он, злыдень, в своем управлении расстреливал поляков. Старичок не подвел: выдал леденящую душу историю с точным описанием интерьеров своего управления и немалым количеством жертв. И вскорости помер – без сомнения, напоследок злорадно ухмыляясь. «Комиссары» его показания раззвонили на всю страну, а потом кинулись с телекамерами в сохранившееся здание означенного управления, чтобы снять убойной силы документальный фильм…
Тут-то и грянул вселенский конфуз. Всем пришлось наглядно, своими глазами убедиться, что в этомздании просто технически невозможно было расстреливать по триста человек за ночь, как о том с непроницаемым лицом вещал Супруненко. И отродясь там не было этой самой двери, через которую «выволакивали казненных», и красный уголок не способен вместить триста трупов. Тут-то и поняли «обличители», как мастерски их кинулпрестарелый энкаведешник – но он уже пребывал там, откуда его не способны достать никакие перестройщики…
А посему гораздо больше прав на существование имеет другая версия – что польские офицеры при наступлении немцев самиотказались эвакуироваться по той самой дури, полагая, что тевтоны, освободив их из советского узилища, накормят пряниками и напоят старкой. Вот только у немцев были чуточку другие планы…
Есть еще книга французского исследователя Алена Деко (с которой Мухин, как я убедился, к сожалению, не знаком, а зря). За двадцать лет до Мухина Деко столь же логично и убедительно доказал, что катынский расстрел – дело рук немцев. Он отыскал следы конкретной воинской части, которая и осуществляла расстрелы. Он отыскал очевидцев, видевших, как немцы впоследствии возили на грузовиках полусгнившие трупы к тому месту, где с такой помпой обнаружили потом «следы советских зверств». Он отыскал даже неопровержимые свидетельства, что кое-кто из числившихся расстрелянными польских офицеров впоследствии обнаружился живехоньким и здоровехоньким. Книга Деко давным-давно издана в России и раритетом не является…
Катынский расстрел, между прочим – вполне в русле немецкой политики по обезглавливанию польского народа, которую гитлеровцы не особенно и скрывали. Сразу после оккупации Польши они начали массовые расстрелы всех, кто подходил под определение «национальная элита» – военных, ученых, просто людей интеллигентных профессий. Задача была простая и людоедская: превратить «славянских недочеловеков» в тупое быдло, лишенное образованного слоя. Когда гитлеровцы летом сорок первого заняли Львов, там были убиты десятки не успевших эвакуироваться представителей польской интеллектуальной элиты – сплошь и рядом люди с европейскими именами. Проделано это было, правда, руками бандеровцев из батальона «Нахтигаль». А культурные тевтоны потом с притворной скорбью разводили руками: сами они мол, ничего подобного не хотели, но кто же уследит за зверообразными хохлами…
Советские«соответствующие органы», наоборот, сплошь и рядом проявляли неприкрытый гуманизм. Вот, скажем, «дело Окулицкого». Бригадный генерал Леопольд Окулицкий после поражения Польши организовал вооруженное подполье, которое боролось на два фронта – как с немцами, так и с Советами. В январе 1941 г. НКВД отловил его во Львове. Но отчего-то не расстрелял – наоборот, в августе того же года выпустил, чтобы он принял участие в формировании польской армии генерала Андерса. С означенной армией Окулицкий, ее начальник штаба, и убыл благополучно на Ближний Восток.
А вообще-то… Ладно, предположим на миг, что в Катыни и в самом деле потрудились наши. Даже при этом раскладе, нравится кому-то это или нет, подобные действия были бы не более чем чуточку запоздалым ответомна события двадцатого года. Дело в том, что поляки до сих пор не могут внятно объяснить: куда подевались шестьдесят тысяч советских военнопленных, захваченных в двадцатом и так никогда более не объявившихся среди живых…
Ясно, куда. Сохранилось достаточно свидетельств о том, как поступали с пленными господа в конфедератках. Санинструкторшу насиловали скопом. Артистку военного театра подвесили за ноги к потолку и били плетью. Пленному красноармейцу распороли живот и зашили внутрь живого кота – посмотреть, «кто раньше сдохнет».
Так что претензии – штука обоюдная, господа мои…
И напоследок – еще об одном «сталинском проступке», по поводу которого до сих пор из Польши доносится возмущенное фырканье. Сталин, злодей вселенский, виноват еще и в том, что не помог в 1944 г. организаторам Варшавского восстания, не послал на помощь войска, спокойно смотрел, как немцы с помощью артиллерии и авиации стирают город с лица земли.
Вот тут уже польская дурная наивность взмывает до космических высот…
А почемуСталин должен был помогать руководителям Варшавского восстания? Которое, уточню, было затеяно исключительно для того, чтобы под носом у Сталина захватить Варшаву раньше него и передать ее под юрисдикцию эмигрантского лондонского правительства.
Чуточку повернем ситуацию. Представим, что летом сорок четвертого, когда союзные войска высадились в Нормандии и продвигаются к Парижу, там вдруг вспыхивает восстание, организованное ориентирующимися на Москву французскими коммунистами. И целей своих коммунисты ничуть не скрывают: провозгласить Париж столицей Французской Советской Республики, просталинской Коммуны, с самого начала нацеленной на противостояние как Вашингтону с Лондоном, так и эмигрантскому правительству генерала де Голля.
Как по-вашему, стали бы в этихусловиях хоть чем-то помогать Парижскому восстанию и Рузвельт, и Черчилль, и де Голль? Да черта лысого! Наоборот, приостановили бы войска и подождали, пока немцы покончат с этакими вот бунтарями. Но то, что у поляков именуется логикой, делает другие выводы: Сталин плох еще и потому, что ничем не помог субъектам, пытавшимся у него под носом передать Варшаву его политическим противникам.
Похоже, они всерьез считают Сталина идиотом, клоуны…
5. Добрая старая Англия
В книгах Суворова есть еще одна поганаяподоплека: доказать, будто виновником Второй мировой являлся исключительно Сталин, а вот благородные европейские демократии, наоборот, изо всех своих скудных силенок пытались Гитлера остановить.Дело, как легко догадаться, обстояло с точностью до наоборот. Именно добрая старая Англия и несет на себе основной груз вины за многолетнюю бойню под названием «Вторая мировая». Как давно подмечено (и признано самими британцами), у Англии нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов – одни постоянные интересы. Которые, в частности, заключаются еще и в том, чтобы ни в коем случае не допускать появления в Европе какой бы то ни было силы, способной всерьез противостоять Англии. А потому англичане не одну сотню лет мастерски и умело стравливали европейские государства, зорко следя, чтобы те истощали друг друга, насколько возможно. Так было еще в Семилетнюю войну, когда не в последнюю очередь благодаря английским интригам схлестнулись Россия и Пруссия, попросту не имевшие противоречий, которые следовало бы разрешать военным путем. Так было и в первую мировую: и Германия, и Австро-Венгрия (о том сохранилось достаточно свидетельств) не перли бы так на рожон, знай они точно, что Англия непременнопримет участие в войне. Однако Лондон вилял, крутил, с невинным видом уверял, что останется нейтральным при любом обороте событий – и ободренные тевтоны с австрияками браво двинули войска через границы. После чего в Лондоне сбросили маску и принялись орать на весь мир, что кровожадных гуннов следует немедленно остановить, что Англия с самого начала это провозглашала. И начали воевать по полной программе…
И Англия, и Франция имели полную возможность прямо-таки прихлопнутьГитлера, когда он был слаб и убог. Однако обе державы в самонадеянности своей полагали, что Адольф Алоизович попрет в первую очередь против Советского Союза – следовательно, бить его по темечку не следует, наоборот, нужно рейхсканцлеру пособлять.
Они и пособляли, как могли. Начиная с истории с Рейнской областью. Эта территория, в свое время отторгнутая от побежденной Германии, находилась под управлением союзных держав. В качестве первой пробы мускулов Гитлер вознамерился ввести тyда войска – еще не грозные «панцердивизии» вермахта, а слабенькие батальоны полудохлого рейхсвера. Своего рода разведка боем. Предприятие выглядело безнадежным настолько, что германские генералы всерьез договаривались арестовать любимого фюрера, если Англия с Францией нахмурятся. Сам Гитлер дал войскам директиву: немедленно отступать, если только навстречу выйдет один-единственный английский капрал или французский фельдфебель и, грозно насупившись, рявкнет: «Брысь отсюда, мать вашу!»
Однако западные державы это проглотилии смирнехонько очистили Рейнскую область. Герр Гитлер, хитро щурясь, сделал выводы, как любой неглупый человек на его месте. И потихоньку принялся изничтожать те статьи Версальских соглашений, что превращали армию Германии в нечто опереточное.
Англия с Францией безмолвствовали, как народ в известной трагедии. Историки всего мира до сих пор честно признаются, что не в силах дать убедительное объяснение поступку англичан, подписавших с Гитлером соглашение, по которому Германия вправе была отныне иметь подводных лодок столько же, сколько Великобритания. Я тоже не в силах. С позиций здравого рассудка поведению англичан объяснения нет – особенно если вспомнить, как лихо в Первую мировую германские субмарины терроризировали Британские острова.
Потом Гитлер, воссоединяя братские германский и австрийский народы, присоединил к рейху независимую допрежь Австрию. По-немецки это называлось красиво – «аншлюс». Англия с Францией одобрительно промолчали. Гитлер уже понимал, что их можно гнуть через колено…
И потребовал от Чехословакии передать ему Судетскую область – изрядный кусок страны с могучими укреплениями и прочим добром. Англия и Франция, вызвав чехословацких руководителей в Мюнхен, принялись выкручивать им руки, объясняя, что воевать с милейшим человеком Гитлером ни за что не станут, а потому панове чехи обязаны немецкий ультиматум принять. Чехам пришлось капитулировать. Английский премьер-министр Чемберлен, вернувшись из Мюнхена в Лондон, громогласно заявил, придурок, встречающим: «Я привез мир для целого поколения!» Того самого поколения, которому совсем скоро пришлось шесть лет бить вшей в окопах. Уинстон Черчилль, надо отдать ему должное, настойчиво протестовал против такой политики, но джентльмены вроде Чемберлена, взирая со снисходительной улыбкой на буяна, покачивали головами: молод наш Уинни, горяч, высокой политики не понимает…
Французы тем временем увлеченно разрабатывали план войны против Советского Союза – авиация в союзе с английской громит бакинские нефтепромыслы, танки и пехота вторгаются с территории Турции и Финляндии.
Захватив Францию, немцы быстренько отыскали целый чемодан этих планов – и немедленно их опубликовали, цинично посмеиваясь в кулак. Для Франции, как в том анекдоте, получилось как-то неудобно…
Ну, а потом Англия и Франция преспокойно оставили Польшу один на один с вермахтом. А когда одному из высокопоставленных британских деятелей генералы предложили малость побомбить германские леса и заводы, тот, выпучив глаза, словно кот, который гадит на солому (по выражению бравого солдата Швейка), воскликнул прямо-таки в ужасе: «Господа, вы мне предлагаете уничтожать чужую частную собственность?!» Ручаться можно, его даже в дурдом не отправили: ни тогда, ни потом, когда немецкая авиация спалила в Англии чертову уйму частной собственности и поубивала массу народу…
А когда СССР предложил Англии и Франции заключить реальный союзный договор, они прислали в Москву каких-то старых пердунов, военных пенсионеров, которые не имели права ничего подписывать.
Вот и пришлось Сталину заключать с Германией договор о ненападении…
6. Самая короткая ночь, самый длинный день…
Вопреки распространенному убеждению, советские генералы отнюдь не были тупыми солдафонами. Порой они отличались прямо-таки изощренной фантазией и раскованностью ума. Взять хотя бы случившуюся еще до Большого Террора историю, когда знаменитый комкор Кутяков предложил Сталину гениальный, с его точки зрения, план ликвидации белой эмиграции (1933 г.). Пройти мимо этой истории никак нельзя (очень уж наглядно иллюстрирует умственные способности «гениальных жертв сталинизма»), а потому, не размениваясь на собственные комментарии и оценки, попросту приведу оба документа, письмо Кутякова и ответ Сталина, благо они короткие, но любопытнейшие.Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т. е. возвратиться в Россию. 2) Оставим всех генералов и вождей без солдат. 3) Заселим Дальне-Восточный край. 4) Заставим – да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами. 5) Нам легче и дешевле обойдется их перевоспитать в советском и колхозном духе – в Сибири, чем во время войны драться с ними.