– Лика! – вскрикнул Толмачев.
   Попытался ее удержать, но она уже спрыгнула с дивана, встала перед Родионом, придерживая на плече съехавшую простыню, сверкая глазами, разъяренная и прекрасная:
   – Нет уж, второго раза не дождешься… Ты ноль, понятно? Маленький злобный ноль с вислым члеником, ничтожество шизанутое, завистливая бесполезная тварь… Я тебе устрою психушку в сжатые сроки, там тебе и место на всю оставшуюся…
   ЧШШ-ПОК!
   Пистолет дернулся в руке. Она падала медленно, уронив сначала руку с плеча, и простыня опередила ее, нелепым комом оказавшись на полу за миг до того, как Лика повалилась лицом вниз на пушистый ковер. Родион так и не понял, хотел он нажать на спуск или все произошло само по себе, волей неведомой силы, накрывавшей его последние дни шапкой-невидимкой, уводившей от погони, берегущей от провала…
   Толмачев рванулся к нему, рыча что-то.
   ЧШШ-ПОК! ЧШШ-ПОК!
   Кровь из шеи хлынула так, словно прорвало водопроводный кран. Родион отскочил, чтобы не испачкаться, смотрел, как зачарованный. Из-под неподвижного тела растекалась темная лужа, толстые мягкие ворсинки ковра тонули в ней, и Родион поймал себя на том, что прикидывает с азартом болельщика, скоро ли ширящаяся лужа достигнет Ликиной щиколотки… Где-то глубоко в сознании слышался беззвучный вопль, но тут же на смену минутной растерянности пришла прежняя собранность.
   Он посмотрел на лежащих холодным взглядом ремесленника. С Толмачевым все было кончено – кровь, полное впечатление, вытекла до последней капельки. Плечи Лики, казалось, вздрогнули.
   Чужая сила водила его рукой, кто-то вновь управлял телом, вкладывая в мозг решимость и хладнокровие. Вытянув руку, Родион сделал два контрольных выстрела. Сунул пистолет за пояс, сел и закурил. В голове клубился хрустальный звон – именно так, клубился звон…
   – Ну, вот мы и в разводе… – сказал он тихонько, не в силах избавиться от ощущения, будто кто-то проговорил это за него, пошевелил за него его губами.
   Докурил сигарету до фильтра – неглубокими, неторопливыми затяжками. Все складывалось прекрасно: блудная супруга отправилась в мир иной, значит, дочка остается с ним, и не все еще, возможно, потеряно, есть шанс сделать из нее человека, выбить из головы поклонение перед лакированными машинами и удачливыми бизнесменами обоего пола, вернуть в прежний мир, к прежним ценностям и идеалам. Прости, Зайчонок, так получилось. Она бы тебя искалечила, любящая мамаша… А с Соней вы подружитесь, и потом, там, в Екатеринбурге, твой папа будет уже не жалким консортом… Есть еще шанс.
   Старательно протерев платком все, до чего дотрагивался, он вышел в коридор, запер дверь снаружи и направился к лестнице, уже не обращая внимания на шарахнувшиеся за угол полупрозрачные сгустки тумана. Покинул здание через черный ход – он был для того и предназначен, чтобы выйти отсюда незамеченным, дверь запирается изнутри, а снаружи ручки нет…
   Перешел улицу, равнодушно обогнув троицу беседовавших возле остановки милиционеров – из рации у одного доносились неразборчивые сквозь треск помех реплики, завернул за угол и сел в машину. Подумал, что нужно бы поехать к Соне и договориться насчет толкового алиби, но тут же отбросил эту идею. Все должно было обойтись и так. Зойка отправилась с подружками на дискотеку, он предусмотрительно сказал ей, что собирается смотреть фильм по видео, – пусть потом следователь доказывает, что дома его не было. Спал здоровым алкогольным сном, хватив лишнего из-за бытовых сложностей: супруга вновь работала до полуночи, скучно было сидеть одному… А пистолет через четверть часа попадет в тайник, под кучу старых железяк…
   …Приехав домой, он и в самом деле поставил французскую комедию. Когда вернулась Зойка, никакого удивления из-за отсутствия матери не выказала – как и он, держась со всегдашним спокойствием. В одиннадцать она отправилась спать, а Родион решил было ради пущего правдоподобия обзвонить парочку больниц в поисках законной супруги, но передумал. Ему шептали на ухо, что это, наоборот, как раз и покажется подозрительным – пожалуй, в такой ситуации ничего не ведающему, но злому до предела мужу стоит хватить пару стаканчиков и завалиться спать. А утром поскандалить вдоволь – должна же она утром вернуться?!
   Зойка поутру удивлялась, но не особенно. Предположила вслух, что мама, должно быть, вынуждена была по неотложной необходимости поехать в Манск, на радиозавод, – такое уже случалось, звонить было некогда… Однако Родион перехватил в зеркале вполне женский взгляд дочки – быстрый, всепонимающий, насмешливый. Неужели знала или догадывалась? В самом деле, почти взрослая девушка, что-то соображает. Все бы ничего, но эта насмешка во взгляде – мимолетная улыбочка посвященной во взрослые тайны и проблемы полусозревшей соплюшки, исполненная даже не иронии в адрес конкретного человека, то бишь недотепы-папочки, а извечной женской солидарности, которую дочери праматери познают еще в колыбели…
   В восемь двадцать пять раздался короткий звонок. Родион, ожидавший его, кинулся к двери опрометью, как и полагалось в его ситуации разъяренному, перенервничавшему мужу.
   Это был не милиционер, а, как он и ожидал, белобрысый молодой здоровяк в приличном костюме и при галстуке – Ликин шофер, он же телохранитель и мальчик на побегушках. Родион решительно не помнил, как его зовут, хотя Лика и говорила.
   – Простите, можно Анжелику Сергеевну? – вежливо спросил белобрысый холуй.
   Перекосившись должным образом от нешуточного удивления, Родион помолчал немного и агрессивно бросил:
   – Вам, по-моему, виднее, где она может быть…
   – Простите? – Холуенок был невозмутим.
   – Домой она со вчерашнего дня не возвращалась, – сказал Родион. – Ясно?
   – Вы серьезно?
   – Серьезно! – рявкнул Родион с видом доведенного до белого каления подкаблучника. – Как уехала вчера утром с вами, так и не появлялась! Если встретите, будьте так любезны передать: могла бы хоть позвонить… – и шутовски расшаркался: – Я, конечно, в меру своего убогого разумения понимаю, что такое бизнесменские хлопоты, однако звякнуть могла бы – или вам поручить, в конце концов… Всего хорошего! – и решительно захлопнул дверь перед носом опешившего холуя.
   Тот не стал звонить вторично – затопотал вниз по лестнице. Выглянув в окно, Родион разглядел, что белобрысый, сидя за рулем сверкающего БМВ, что-то с озабоченным видом талдычит в трубку радиотелефона. Выслушав короткий ответ, отложил телефон и выехал со двора. Родион довольно ухмыльнулся вслед – каша заваривалась…
   Минут через сорок позвонила Ликина секретарша, изъяснявшаяся вежливо и чуточку виновато. Узнав, что госпожа Раскатникова дома так и не появлялась, вовсе уж медовым голоском попросила немедленно ей позвонить, если все-таки появится, – и повесила трубку, забыв попрощаться.
   Родион налил себе стопочку коньяку. Муравейник закопошился. В отличие от него, супруга г-на Толмачева, идеального семьянина и заботливого отца, всю ночь, скорее всего, висела на телефоне, обзванивая отделения «Скорой помощи», больницы и морги. Ликины коллеги, из тех, кто прекрасно осведомлен о ее отношениях с Толмачевым, рано или поздно сопоставят кое-какие фактики, а там кто-то непременно выломает дверь под номером 415… Ну да, личная машина Толмачева осталась на Каландаришвили, должны же сообразить…
   Без «Зауэра», из предосторожности оставленного в тайнике, Родион чувствовал себя то ли голым, то ли осиротевшим. А вот без Лики – помолодевшим, говоря высоким штилем, стоявшим на пороге новой жизни, где найдется место и Зойке, и Соне, и много чему хорошему…
   Правда, этой ночью белоснежный кошмар повторился с завидной непреложностью, но Родион как-то успел с ним свыкнуться.
   …Раскачались господа бизнесмены довольно поздненько. А может, первую скрипку тут играла милиция. Как бы там ни было, второй звонок в дверь раздался лишь в половине второго. Он вновь рванул в прихожую, как призовой бегун. Главное было – не расхохотаться им в лицо…
   Перед ним стояла Ликина секретарша Светочка, милое неглупое созданьице с дипломом о высшем образовании и стройненькими ножками манекена. Лица на ней не было – импортнейшая косметика поплыла, щеки влажные, взгляд застывший и оторопевший. Чуть отступив влево, за ней возвышался милицейский капитан гренадерского роста, в затемненных очках и лихо заломленном берете. На рукаве у него красовалась эмблема РУОП – белая рысь в черном круге. Ага, расследование с самого начала рвануло по заранее предугаданной Родионом дорожке…
   – Ну что, отыскалась пропажа? – спросил Родион все так же агрессивно. – Какие дела?
   Светочка, сдерживая слезы, кивнула в ответ на пытливый взгляд капитана. Лицо у того преисполнилось профессионального, казенно-привычного участия:
   – Родион Петрович?
   – Тридцать шесть лет Родион Петрович. – Он сбавил на полтона ниже, как и полагалось благонамеренному гражданину при встрече с блюстителем порядка, но показывал всем своим видом, насколько он зол и раздражен. – В чем дело?
   Капитан, на миг опустив глаза, произнес как мог мягче:
   – Тут такое дело… Вам придется поехать с нами.
   – Куда это? – взвился Родион. Потом «сообразил что-то», и, «охваченный нарастающей тревогой», подался вперед: – Случилось что-нибудь? Лика?
   Простая душа Светочка громко всхлипнула, и слезы хлынули в три ручья. Тут и дурак обязан был догадаться. Родион шагнул к капитану и в «полной расстроенности чувств» схватил его за рукав серого бушлата:
   – Что случилось? Ее шофер приезжал на ее машине, значит, не авария… «Да говори ты, болван, – добавил он мысленно, – а то я непременно хохотать начну…»
   Капитан, с той же участливо-очерствевшей физиономией, со вздохом поведал:
   – Родион Петрович, ваша жена погибла…
   Родион уставился на него так оторопело, что Светочка зарыдала еще пуще, по-детски шмыгая носом.

Глава двадцать седьмая
Казенный дом

   Симптомчик был весьма обнадеживающий – Родиона вызвали не повесткой. Неудобно, должно быть, вызывать повесткой убитого горем мужа безжалостно застреленной гангстерами молодой женщины. Предварительно созвонившись, к нему прибыл парень лет тридцати, в штатском, профессионально неброский, оперуполномоченный старший лейтенант такой-то – фамилию он пробормотал довольно невнятно, старательно сунул под нос красную книжечку, но Родион ее отстранил с горестным видом, отрешенным голосом заявив, что верит и так.
   Сели в старенький москвичок – шофер тоже был в штатском, но прибыли не в РУОП, а в «серый дом», огромное здание, где разместились областное и городское УВД, местное отделение ФСБ и ОВИР. На несколько мгновений в сердце поселилось беспокойство, однако Родион почти сразу же овладел собой и отогнал мимолетные страхи – Робин Гуду бояться как-то не с руки, в особенности если он уверен, что сумел замести следы…
   Он лишь недоуменно – ничуть при этом не играя – глянул на спутника:
   – А почему сюда? Ко мне приезжали из РУОП…
   Тот пожал плечами:
   – Следствие ведет уголовный розыск… Мы.
   «Интересно, как это следует понимать? – подумал Родион. – Что, они уже отмели версию насчет организованной преступности? Или тут что-то другое?»
   Они шли по неприветливым, унылым коридорам самого казенного вида. Поднялись на третий этаж, спутник заглянул в кабинет без таблички, посторонился, пропуская Родиона, но сам следом не вошел.
   За единственным, довольно старым столом сидела молодая женщина, лет тридцати, в сером кителе и майорскими погонами, симпатичная, даже красивая, но косметики был самый минимум, а рыжие волосы зачесаны назад и сплетены в старомодный хвостик, будто у пожилой учительницы.
   – Садитесь, – сказала она с тем же казенным участием. – Майор Шевчук, Дарья Андреевна, уголовный розыск. Вы курите, если курите, я и сама дымлю… – Она помолчала, с постным лицом спросила: – Вам нашлось, с кем оставить дочку?
   – Она у бабушки, – сказал Родион с соответствующим ситуации похоронным лицом. – У матери жены.
   – Понятно…
   Родион ее узнал – это она распоряжалась тогда окружающими ментами в форме и в штатском, стоя в дверях только что ограбленного обменного пункта. Только выглядела тогда гораздо сексапильнее, не затурканной чиновницей, как сейчас.
   – Итак, Родион Петрович… – Она выдержала паузу. – Простите, что приходится вам надоедать в такую минуту, но это необходимо…
   Он молча кивнул.
   – Придется задавать и не вполне тактичные вопросы, никуда от этого не денешься…
   – Я понимаю, – сказал он нетерпеливо, давая понять, что обойдется без утирания соплей. И она, сразу видно, намек поняла.
   – Вы уже знаете обстоятельства, при которых все… случилось?
   – Да, мне говорили.
   – У вас есть какие-то предположения, догадки?
   – Откуда? – пожал он плечами.
   – Жена с вами не делилась какими-то тревогами? Может, ей угрожали?
   Он добросовестно «подумал», мотнул головой:
   – Ничего, даже отдаленно похожего. По-моему, дела у нее шли прекрасно.
   – Она вам много рассказывала о своих делах?
   – Практически ничего. Понимаете ли, за порогом квартиры у каждого была своя жизнь. Я не разбираюсь в бизнесе, а ей наш завод был мало интересен. Но я бы непременно заметил, будь она подавленной или встревоженной… У них же там есть своя служба безопасности, можно у них узнать…
   – Честно говоря, я с ними еще не успела поговорить, – сказала она извиняющимся тоном. – Масса работы… А людей мало. Платят сущие гроши, честно вам скажу, удержать нечем…
   «То-то ты и серенькая такая, – подумал Родион, отметив, что ножки у майора женского пола весьма даже хороши. – Приодеть бы как следует в импорт, юбку укоротить… Обручального кольца что-то не видно – советская неудачница, надо полагать? Некуда больше податься? Вузовский значок, ага. И ленточка, смахивающая на орденскую, – ну, видимо, какая-то юбилейная медаль. Шевчук, Шевчук… Знакомое что-то».
   – Значит, не было ни подавленности, ни тревоги?
   – Нет, – твердо сказал Родион.
   – Вот теперь позвольте нескромный вопрос – вы знали, что у нее есть любовник?
   – Представления не имел.
   – Значит, на ваше решение о разводе повлияло вовсе не это?
   – Да. Не это.
   – Простите, а можно узнать причины?
   Он закурил и ответил с точно рассчитанной откровенностью:
   – Ничего здесь сложного нет. Мы, как бы вам объяснить… жили в разных пространствах. Она делала неплохую карьеру в частном бизнесе, а я так и остался инженером на агонизирующем заводе. Смело можно сказать, что жили на ее деньги. Кого-то, быть может, такое положение и устраивало бы, но я так жить не хотел. Вот и предложил развестись.
   – И как это восприняла ваша жена?
   – Сначала – отрицательно. Подарила машину, думала этим удержать, предлагала идти к ней шофером… – Он печально улыбнулся. – Только это любезное предложение возымело совсем не тот эффект, на который она рассчитывала. Не хватало еще быть шофером у собственной жены… В конце концов она перестала упираться, подали заявление…
   – То есть, расставались мирно?
   – Вполне. Квартиру решили не делить, Лика… Она мне обещала выплатить долю в квартире наличными, чтобы купил себе новую, мы даже подписали документ…
   – Я знаю, – кивнула она. – Ну что ж, вполне цивилизованный развод, бывает гораздо хуже… И машину назад не требовала?
   – Нет. Она себе купила «тойоту». Понимаете, я бы ее никак не назвал мелочной…
   – Понятно. И что вы собирались делать потом?
   – Перебираться подальше отсюда, – сказал он. – Мне предложили хорошее место на Урале, там у меня старый знакомый…
   Она не стала выяснять, где конкретно ему предлагали место и кто сей благотворитель. Почти ничего не записывала – очень похоже, беседа была чистой формальностью. Родион воспрянул духом, тревога испарилась окончательно.
   – Значит, можно сказать, что вы оба после вполне мирного расставания ничего, собственно, не теряли? Вульгарно говоря, оставались при своих?
   – Даже лучше, – усмехнулся он. – Оба обретали полное душевное спокойствие. Очень уж тягостно было нам вдвоем, оба это чувствовали.
   – И все же она пыталась вас удержать?
   – Скорее по инерции – знаете, все бизнесмены из простых советских людей произошли, старые традиции живучи. Довольно быстро перестала упрямиться. – Он сделал вид, будто его осенило. – Послушайте, может, она собиралась за… этого?
   – Не похоже, – сказала она. – Нет у меня такого впечатления… Кстати, а что вы делали в тот вечер?
   – В какой? – спросил он с простецким видом.
   – Шестого мая, вечером. Когда… погибла ваша жена.
   – Дома сидел, – пожал он плечами. – Смотрел фильм по видику, выпил пару бокалов…
   – Понятно. Скажите, а у вас… кто-то есть?
   – Да, – сказал он, не раздумывая.
   – Знакомая, скажем так?
   – Невеста, скажем так. Решили пожениться.
   – Можно узнать ее координаты? Имя, фамилию?
   – Мне бы не хотелось ее впутывать.
   – Родион Петрович, уж извините, необходимо. Дело слишком серьезное.
   – Ну ладно, – сказал он рассерженно. – Миладова Софья Илларионовна, Гагарина, восемьдесят восемь – тридцать один. Хорошая девчонка, училась в университете, не сложилось, теперь работает продавщицей. Где, точно не знаю. Какой-то магазин на Барковского. Там мы никогда не встречались, я не заходил…
   Он не врал – Соня и в самом деле числилась продавщицей в частном магазинчике на Барковского, и те, кто получал за нее положенную зарплату, при нужде могли бы присягнуть на Библии, Коране и собрании сочинений Чейза, что Мил адова СИ. исправно выстаивает за прилавком свои смены и к званию «Ударник капиталистического труда» не представлена только оттого, что выдумать это звание у правительства не дошли руки.
   – Ваша жена знала о ней?
   – Вряд ли.
   – Значит, твердо решили вступить в брак?
   – Да, – сказал Родион. – Уж извините за откровенность, но с Соней я долго еще останусь главой семьи и настоящим мужиком. Конечно, не только из-за этого… Красивая девчонка, родители из того же круга, что и я… В общем, этот брак непременно будет удачным.
   – Желаю счастья… – Она дописала еще пару строчек в разграфленном листе бумаги. – Мне придется и с ней поговорить…
   – Ваше право, – сухо сказал Родион, с намеком приподнялся.
   – Извините, мы еще не кончили… Вот вы сказали только что: в бизнесе не разбираетесь. А меж тем ваша жена говорила кому-то из своих сослуживцев, что вы вдруг решили заняться бизнесом…
   «Это у вас и называется – подлавливать?» – хмыкнул про себя Родион и чуть смущенно пожал плечами:
   – Это я ей так сказал. Чтобы не считала вовсе уж законченным неудачником. Я ей не врал, просто с умыслом не точно выразился. Место, которое мне предлагают – в частной фирме. С одной стороны, это никак не означает «заниматься бизнесом», с другой же…
   – И мы не лыком шиты? – подхватила она с дружелюбной улыбкой.
   – Вот именно, – сказал Родион.
   За Соню он не опасался – сумеет держаться с этой замотанной канцелярскими делами мышкой не хуже, чем Шарон Стоун в своих лучших ролях. Соня, правда, определенно что-то заподозрила: узнав о внезапной и загадочной смерти Лики вместе с любовничком, в первый миг бросила на Родиона чересчур уж испуганный и понимающий взгляд. Но видно по ней: если и догадывается, по большому счету ей на это наплевать. Собственное будущее заботит гораздо больше. Не пионеры, и не герои идейно выдержанных романов. Терять Родиона не захочет и в Павку Морозова играть не станет… Слишком многое связывает.
   – С Толмачевым вы не были знакомы?
   – С кем? – переспросил Родион. – А, этот… Не припомню точно. Одно время она меня приглашала на их вечеринки и разные торжества, но потом перестал ходить. Совершенно не мог найти с ними точек соприкосновения. А дома у нас ее коллеги бывали редко. Если нас с ним когда-то и знакомили, я его успел забыть.
   – А такое имя – Вершин Сергей Степанович – вам что-нибудь говорит?
   «Наконец-то, – подумал Родион. – Конечно, сопоставили пульки и установили, что выпущены из одного ствола, не стоит вас недооценивать. Но и переоценивать тоже не стоит…»
   Он старательно изобразил долгое напряженное раздумье, в конце концов вскинул на нее глаза, пожал плечами:
   – Не припомню…
   – Может быть, узнаете? – Она подала большую черно-белую фотографию.
   Неизвестно, где был заснят покойничек, но он был трезвехонек и смотрел соколом, с жесткой улыбочкой таежного императора, вовсе не подозревающего, что за стеной два кузнеца куют серп и молот. Вполне возможно, будь он именно таким большую часть времени, Ирина не приняла бы решения стать вдовствующей императрицей…
   – Это Вершин?
   – Да, – сказала она.
   – Тоже бизнесмен, надо полагать?
   – Вы не читаете газет?
   – Мне в последнее время было не до газет, – сказал Родион. – Предстояло покончить с прежней жизнью и начать новую, хлопот навалилось несчитанно… А что, он такой знаменитый?
   – Ваша жена никогда не упоминала этой фамилии?
   – Не припомню.
   – И вы его никогда не видели в окружении вашей жены?
   «А не запутать ли следствие, как настоящему преступнику и положено? – со злым азартом подумал Родион. – Пусть побегают, зря выискивая несуществующие связи…»
   Он всмотрелся внимательнее, нахмурил лоб, пошевелил губами:
   – А в натуре на него нельзя посмотреть?
   – Сейчас – нет, – сказала она, не моргнув глазом.
   – У него есть длинное черное пальто?
   – Не знаю, – сказала она искренне. – Это имеет значение?
   – Высокий?
   – Метр восемьдесят один.
   – Значит, повыше меня на… – Родион озабоченно потер лоб. – Вы знаете, припоминаю. Очень похож. Недели три назад, как бы не соврать, жена приехала на белом БМВ, довольно новеньком, года девяносто третьего. Я посмотрел в окно – дочка сказала что-то вроде: «Смотри, мама приехала». Они поговорили возле машины с минуту, потом она вошла в подъезд… Да, если подумать, это и привлекло внимание – длинное, модное черное пальто на фоне белого БМВ… Я ни о чем не стал спрашивать – мало ли кто из знакомых может подвезти…
   – Вы ручаетесь, что это был он?
   – Пожалуй, – сказал Родион. – Чертовски похож. Улыбочка эта характерная…
   – Он сам сидел за рулем?
   – Да. Я сначала подумал, у нее новая машина и новый шофер, но она бы сказала…
   – Значит, недели три назад?
   – Да, примерно. Недели три, плюс сколько-то дней… Откуда я знал, что надо запомнить дату?
   – Действительно… – сказала она без малейшей иронии. – И номер машины, конечно, не помните?
   – Я его и не видел, по-моему. Сверху же не видно… А что, этот тип имеет какое-то отношение…
   Теперь она пожала плечами с видом полнейшего неведения.
   – Хорошенькие дела, – начал он, решив, что не помешает немного рассердиться. – Человека… даже двух убивают средь бела дня, а вы задаете какие-то дурацкие вопросики, ничего не хотите сказать точно…
   Она, глядя на бумаги, сказала негромко:
   – Вечером, если быть точным… Родион Петрович, я все понимаю, но с такими преступлениями очень сложно…
   – Вы мне можете сказать хотя бы приблизительно, кто ее убил и почему?
   Майор Шевчук грустно улыбнулась:
   – Если бы я это знала, здесь сейчас сидели бы не вы, а тот, кто их убил. Вот что… Может, приставить к вам человека?
   – Ко мне?! – Он в нешуточном удивлении разинул рот.
   – Все бывает. К вам домой могут нагрянуть…
   – Да нет, глупости. Кому я нужен?
   – Знаете, случаются разнообразнейшие коллизии… Ваша жена держала дома служебные бумаги?
   – Да, в сейфе. Крохотный такой, с цифровым кодом. Но ваши его осматривали, забрали все…
   – И тем не менее, – сказала она настойчиво. – По-моему, какое-то время вам необходимо сопровождение. Скрытое, конечно…
   – Увольте, – сказал он. – Ни к чему.
   – Хотите сказать, будете встречаться с вашей невестой?
   – Да. Простите за откровенность, мне, конечно, больно и горько, но так уж получилось, что о жене я давно уже думал как о бывшей… Это плохо?
   – Ну что вы, Родион Петрович… Это жизнь. И все же позвольте мне настоять на своем.
   – Да к чему?
   И спохватился вдруг. Возможно, ему сейчас как раз и полагалось немного бояться загадочных убийц? Пожалуй. Нельзя представать очень уж уверенным в своей полной безопасности…
   – Если надо… – сказал он, словно сдаваясь. – Вот только как это будет выглядеть?
   – Какое-то время вы будете ставить в известность о всех своих перемещениях человека, с которым я вас сейчас познакомлю. – Она слегка покривила губы. – Не беспокойтесь, в вашей спальне он не будет присутствовать, на вашу личную жизнь никто не посягает, тем более что речь идет о невесте… Видите ли, мы не знаем еще, каковы были мотивы. Вы можете ничего не знать – но они могут придерживаться другого мнения…
   – Вы думаете, мне что-то грозит? – постарался он сделать испуганное лицо.
   – Я обязана предусмотреть все случайности. Служба такая.
   – И надолго это?
   – Не знаю, честное слово.
   «Сработал на свою голову, – сердито подумал он. – Только персонального хвоста и не хватало. Ну, предположим, акций больше не предвидится, но нужно еще съездить к Виталику, да и с Ириной придется встречаться. Самое смешное, хвост будет не шпионить, а охранять от несуществующих в природе гангстеров, обхохочешься… Ладно, после всего прожитого не так уж трудно будет от него оторваться…»