Наследники очень обрадовались, а яхту сейчас же решили продать.
   Андре не признавал суеверий. В тот же день он купил в Дьеппе место на пароходе до Ньюхейвена, из Ньюхейвена проехал по ближней дороге в Брайтон, нашел судно, тщательно все осмотрел, сторговался и тут же уплатил наличными.
   Наняв лоцмана с четырьмя матросами, чтобы довести судно до Гавра, миллионер исполнил необходимые формальности, закупил провизии и поплыл обратно к нормандскому берегу. Через восемь часов он уже был в Гавре и за этот короткий переезд убедился, что сделал чудную покупку.
   «Яхта для увеселительных прогулок». Читатель, вероятно, сразу представил себе нечто хрупкое, несолидное, рассчитанное только на красоту, а не на крепость и силу. Нет. Приобретенное судно было выстроено чрезвычайно прочно. Типом оно напоминало трехмачтовую шхуну с прямыми парусами на бизань-мачтеnote 30 и с косыми латинскими — на гротеnote 31 и фокеnote 32. Длина кормы составляла пятьдесят метров, водоизмещение — пятьсот сорок тонн. Мощность двигателя равнялась семидесяти двум лошадиным силамnote 33, а скорость достигала десяти с половиной узловnote 34. Угольные камеры вмещали по восемьдесят пять тонн угля при расходе около четырех тонн в день.
   Из сохранившегося корабельного дневника стало известно, что яхта ходила в среднем со скоростью восемь с половиной узлов, — другими словами, делала от четырнадцати до пятнадцати километров в час.
   Таким образом, купленное судно оказалось крепким и надежным, пригодным для плавания в океанах даже в шторм.
   Новый владелец сохранил название, данное яхте англичанином-меланхоликомnote 35, хотя оно для непосвященного не представляло никакого интереса — «Блю-Бок», что значит «Голубая Антилопа». Эта антилопа, известная в науке под названием antilope caeruloea, водится в Южной Африке, в Капской области, и очень ценится местными жителями как дичь. К судну, предназначенному для охотничьей экспедиции, такое наименование подходило как нельзя более. Оно было написано голубыми буквами, по золотому полю на доске, прибитой у кормы, а спереди корабля красовалось резное изображение грациозного животного.
   Машина и оснастка были в хорошем состоянии. Требовались лишь незначительные изменения, и, если бы не внутренняя переделка для устройства семи пассажирских кают, новому судовладельцу не о чем было бы и заботиться. Не будучи профессионалом, Бреванн обладал довольно обширными познаниями в навигацииnote 36. Он их приобрел во время многочисленных морских путешествий. Когда другие пассажиры спали, ели, пили, играли в карты, не зная, как убить время, Андре пользовался каждой свободной минутой для изучения технической и практической сторон мореходства. В результате он хотя и не имел звания капитана, но, по сути, мог выполнять его функции. Решено было, что помогать ему станет опытный шкипер дальнего плавания, нанятый для проводки корабля по заранее указанному курсу, но с условием не вмешиваться в руководство экспедицией. Еще недавно этого нельзя было сделать и кораблем имел право управлять только ответственный патентованный капитан, но незадолго перед тем вышло распоряжение, по которому для прогулочных судов устанавливался целый ряд исключений из общего устава торгового мореплавания.
   Фрике выполнил порученное ему дело очень удачно. Он подобрал образцовую команду из бретонцев-матросов, бывших в восторге от того, что им предстоит отправиться в путь на корабле, где нет товаров, с погрузкой и выгрузкой которых обыкновенно приходилось много возиться. К назначенному дню моряки прибыли в Гавр на представление судовладельцу. Тот сейчас же препроводил их на борт.
   Всю команду обуяла страсть к чистоте. Они принялись мыть, чистить и скрести корабль внутри и снаружи, от киля до верхушки мачты. Реи, паруса, канаты, все снасти были внимательно осмотрены и, где надо, старательно подправлены, все пазы заново проконопачены — яхта сияла как новенькая.
   Началась заготовка провизии и топлива. Угольные камеры и емкости для пресной воды, кладовые и камбуз наполнились до отказа.
   Мудрая пословица гласит: «Если хочешь мира, готовься к войне». Малайские островаnote 37 кишат пиратами. Они легко могли соблазниться «Антилопой». Поэтому на всякий случай следовало вооружиться: решили заменить имевшиеся две маленькие сигнальные пушечки одним настоящим артиллерийским орудием четырнадцатисантиметрового калибра на вращающемся станке. Большую паровую шлюпку оснастили картечницей Норденфельтаnote 38, устанавливаемой обычно на панцирных (бронированных) судах для защиты от миноносок.
   Среди этих хлопот незаметно прошел отпущенный срок. Андре был так уверен в своих спутниках, что не считал нужным тратить время на переписку. Зачем? Подробные наставления своевременно посланы, друзья должны успеть запастись всем необходимым, и, конечно, все явятся в срок.
   В последний момент на борт приняли живность: баранов, свиней, кроликов, кур, уток, гусей, индюшек, размещенных по стойлам и клеткам, где они громко протестовали против насилия блеянием, хрюканьем, квохтанием, кудахтаньем, покуда морская болезнь не заставила их поневоле замолчать.
* * *
   Восемь часов утра. Через сутки, в это же время, на корабле должен будет взвиться флаг отплытия.
   Бреванн встал с рассветом и, просматривая бортовые бумаги, наскоро проглотил чашку чаю.
   В дверь постучали. Вошел посыльный.
   — Что вам угодно? .. Заказное письмо?
   — Несколько пакетов с вложением. Вот, извольте, семь штук.
   — Странно! — прошептал Андре, расписываясь в получении. — Очень странно!
   Почтальону он щедро дал на чай. Тот ушел довольный.
   Пакеты — тяжелые, толстые, каждый с пятью печатями, казалось, таили что-то недоброе.
   — Ясно, что это от них. Неужели в последнюю минуту струсили? Вот будет комедия. Ну, посмотрим.
   Он распечатал первый попавшийся под руку — на стол высыпались банковские билеты — целая пачка — и коротенькая записка.
   «Милый друг!
   Человек предполагает, а случай располагает. Два месяца назад я был свободен. Теперь нет.
   Через две недели моя свадьба. Комментарии излишни. Только это одно и мешает поехать. Надеюсь, причина уважительная.
   Впрочем, с вами и так останется очень приятная компания, так что ничего не потеряете. В убытке я один.
   Сердечно преданный А*** Д***.
   P.S. Из-за меня вы все-таки понесли лишние издержки. Считаю долгом возместить свою долю. Прилагаю двенадцать тысяч франков. Довольно ли этого? »
   Андре расхохотался.
   — Так! Он женится и потому не едет, а Барбантон уезжает, чтобы расстаться с женой. Одно другого стоит. Ну-ка, что пишут остальные.
   «Дружище!
   Я очень люблю охоту на уток — и поплатился за это. Прошлой зимой чересчур много бродил по болотам и схватил ревматизм — лежу теперь в постели и едва ли скоро встану. Итак, поезжайте без меня, а вам я желаю счастливого пути. Посылаю двенадцать тысяч франков, считая эту сумму моей долей понесенных вами расходов. Если нужно больше — уведомьте.
   Знайте, что рвусь к вам всей душой.
   Г*** Б***».
   — Утки придуманы довольно удачно. Будем читать дальше. Очень интересная сегодня почта. Фрике останется доволен, есть над чем повеселиться.
   «Мой милый Андре!
   Одним монахом меньше… note 39 Вы знаете эту пословицу? Так вот, не сердитесь, что нарушаю слово: ей-богу, не виноват. Обанкротились две фирмы, с которыми у меня дела. Теряю половину состояния. Усиленно хлопочу, чтобы спасти остальное, и потому никак не могу уехать из Парижа. Передайте извинения нашим общим друзьям и верьте моему всегдашнему искреннему расположению.
   Ваш Э*** Л***.
   P.S. Довольно ли будет двенадцати тысяч франков для покрытия моей доли затрат? »
   — Бедненький! Наполовину разорен! Но ведь путешествие — прекрасный способ сэкономить достаточно денег. Пойдем дальше. Как! Опять начинается пословицей!
   «Дорогой друг!
   «Поступай так, как должен поступить, и будь, что будет».
   Знаю, что упускаю единственный случай, но ехать с Вами не могу. Я совершенно не предвидел того, что произошло. Судите сами: депутат от нашего округа неожиданно умер, и избирательные комитеты выставили мою кандидатуру. Принуждают баллотироваться. Уступаю «насилию». Грустно, что не увижу вместе со всеми вами тропических морей и земель, но что же делать? Я себе не принадлежу.
   Думаю, несколько банковских билетов смогут компенсировать понесенные из-за меня убытки.
   Преданный Вам А*** Л***».
   Бреванн пожал плечами и не удержался, чтобы не сказать: «Дурак! »
   Пятое письмо, с вложением роковой суммы в двенадцать тысяч франков, также начиналось пословицей:
   «Лбом стену не прошибешь. Не правда ли, дорогой собрат! Не осуждайте меня чересчур сурово, если я не явлюсь на сборный пункт. Причина ужасная и в то же время секретная. Не спрашивайте ни о чем.
   Ж*** Т***».
   — И не подумаю спрашивать. Очень нужно! Замечу только, что мой друг Ж*** Т*** даже утки не в силах был выдумать.
   Андре распечатал шестое письмо и возмутился:
   — Замучили пословицами!
   Действительно, автор начал свое письмо так:
   «Правда не всегда бывает правдоподобна».
   Дорогой Андре!
   Уговариваясь с вами насчет путешествия, я совершенно забыл, что в будущем марте должен явиться на двухнедельные сборы резервистовnote 40. Глупо, но это так. И отсрочки нельзя взять: мне уже давали ее в прошлом году.
   Вы не можете себе представить, как досадно и обидно упускать случай совершить увлекательнейшее путешествие с замечательной компанией, но что же делать? Приходится выбирать между изменой вам и дезертирством. Военное начальство у нас не шутит, поэтому выбираю первое. Страшно огорчен.
   Преданный Ж*** Б***».
   — Одно другого лучше. Посмотрим, какую пословицу подобрал седьмой, и последний.
   «Любезный мой друг!
   Есть русская пословица: вперед батьки в пекло не лезть.
   Да, чувствую, что слишком много на себя взял. За завтраком у Вас в усадьбе, после выпитых бургонских вин, белых и красных, я был очень храбр, даже чересчур, а потом опомнился и много раз бранил себя за излишнюю пылкость. До последней минуты не решался Вам писать, все надеялся, не вернется ли ко мне мой героизм. Но он не вернулся. Нет, дорогой мой, я не создан для путешествий. Со стыдом сознаюсь, что мне мое буржуазное прозябание больше по душе, чем все Ваши приключения. Люблю основательно поесть, выпить и поспать. Излишнее волнение дурно отзывается на моем желудке, а чрезмерная усталость вызывает бессонницу. Таков не я один, таково громадное большинство, но только другие не решаются сказать правду открыто, а я говорю. Оцените же мою откровенность и, когда отправитесь в свое интересное путешествие, не поминайте меня лихом. Я же предпочитаю путешествовать при помощи книг.
   Вы поедете не один, а с нашими друзьями… если и у них в последнюю минуту тоже не пропадет вся храбрость, чему я буду несказанно удивлен.
   Позвольте вознаградить вас за труды двенадцатью тысячами франков и засвидетельствовать мою искреннюю симпатию. Вами восхищаюсь, но не намерен подражать.
   Ф*** А***».
   — По-моему, так гораздо лучше. Этот, по крайней мере, не врет.
   Вошел Фрике.
   — Вот возьми и прочитай. — Андре указывал на письма.
   — От наших будущих спутников?
   — У нас нет никаких спутников. Нас только трое.
   — Не может быть! Неужели все сдрейфили?
   — Именно так.
   — Когда же выходим?
   — Завтра, как намечено. Мы ничем не связаны, всем обеспечены и можем смело отправляться в путь.
   — Я даже рад, что нет лишнего народа, и да здравствуют приключения! Вперед — без страха и колебаний! На нашем корабле есть веревка повешенного. Это залог удачи. Верю в успех!

ГЛАВА 6

Как познакомились другом с другом трое путешественников. — В плену у людоедов. — Воин, бывший у дикарей божеством, очень несчастен в супружестве. — Современное вооружение охотника.
 
   На другой день «Голубая Антилопа», пользуясь утренним отливом, вышла в море.
   Она шла неведомо куда и увозила в дальние странствия трех путешественников.
   Объясним, однако, каким образом они познакомились, а то читатель, должно быть, уже удивляется, что общего у миллионера Андре Бреванна с парижским гаменом Виктором Гюйоном и отставным жандармским унтером Филибером Барбантоном?
   В одном из своих романов я уже описывал, как Фрике пустился в кругосветное путешествие, не имея никаких капиталов, кроме железного здоровья, молодости, силы и смелости. Вот во время того путешествия и сблизились между собой эти три человека.
   Андре в то время управлял по поручению своего дяди, богатого гаварского судовладельца, большой факториейnote 41, расположенной в Экваториальной Африке, в местечке под названием Аданлинанланго. Однажды, возвращаясь из поездки во Францию, Бреванн плыл в паровой шлюпке по реке Огу. Шлюпка была выслана на поиски военно-морского врача, которого украли прибрежные людоеды из племени осиэбо. Дикари напали на шлюпку и овладели бы ею непременно (винт суденышка запутался в водорослях и перестал действовать), не случись калейдоскоп следующих событий: молоденький кочегар выскакивает из лодки и, ныряя несколько раз, старается высвободить винт. Это ему удается. С лодки тем временем открывают бешеный ружейный огонь, дабы удержать дикарей на расстоянии. Казалось, худшее — позади. Шлюпка может теперь плыть. Кочегару кидают канат, но в эту минуту осколок туземной пироги, разбитой картечью, попадает ему в голову и тяжело ранит. Храбрец идет ко дну.
   Тогда Андре прыгает в воду на помощь юноше. К несчастью, судно, подхваченное быстрым течением, уносит от смельчаков далеко в сторону.
   Они плывут к берегу. Доплывают и попадают в плен к людоедам.
   Кочегаром был не кто иной, как Фрике, совершавший кругосветное путешествие. Так он и познакомился с Андре — в африканской реке, среди крокодилов и людоедов. Немудрено, что такое знакомство сразу же очень сблизило их.
   Думаю, незачем вновь описывать жизнь моих героев в плену у людоедов, побег и муки в африканской пустыне. Не стану пересказывать и то, как юноша, расставшись с Бреванном, попался пиратам, опять убежал и угодил к краснокожим, снова спасся, перешел Кордильерыnote 42 и неожиданно встретился в Вальпараисоnote 43 со своим спасителем. Вместе они поплыли через океан и на австралийском берегу были схвачены каннибалами. Их уже собирались вот-вот насадить на вертел, изжарить и съесть под гарниром из картофеля, как вдруг раздался зычный голос:
   — Стой! Измена закона!
   Из вечерней тьмы выступила высокая фигура в полной жандармской форме; неясный свет костра придавал ей колоссальные размеры.
   То был Онезим-Филибер Барбантон, служивший жандармом в Новой Каледонииnote 44. Он вышел в отставку и на пути во Францию потерпел крушение.
   Дикари остолбенели. Барбантон выхватил саблю и велел всем разойтись, не то он разгонит «незаконное сборище» силой. Впопыхах жандарм споткнулся, упал, сейчас же вскочил и поднял свалившуюся с головы треуголку. Надевая ее, он сделал воинственный жест и вновь повторил:
   — Ну же, расходитесь, не то плохо будет!
   Дикари по-французски не понимали, но им послышалось, будто высокий человек произнес слово «табу», объявляя священной свою шляпу. Они все дружно встали на колени, восклицая в священном трепете: «Табу! Табу! »
   Пришелец в шляпе «табу» сам становился «табу» — неприкосновенным божеством в глазах дикарей. Таким образом, Барбантону случайно удалось спасти Андре и Фрике. Разумеется, они подружились и с ним.
   Вернувшись на родину, жандарм расстался с военной формой и открыл в Париже табачную лавочку, получив на нее права в придачу к пенсии от казначейства.
   Увы! Старый воин, изрядно уставший на трудной службе в колонии, не нашел себе на родине желанного покоя.
   Мы уже видели, как его жена, урожденная Элодия Лера, превратила дом в преисподнюю. Постоянная, непрерывная, утонченная и злобная тирания измучила бравого жандармского унтера до такой степени, что он с тоской вспоминал время, когда находился среди людоедов-канаков.
   Тем временем Андре и Фрике затеяли новое путешествие, на это раз по Океанииnote 45 с целью учредить большое торгово-земледельческое предприятие на Суматреnote 46, обещавшее огромные барыши. Но обстоятельства сложились чересчур неблагоприятно — пришлось уехать. Затем они пережили еще множество приключений. Парижский гамен Виктор Гюйон в продолжение двадцати четырех часов даже пробыл султаном Борнеоnote 47.
   Вернулись они домой ни с чем, обогатившись только надеждами на лучшее будущее и опытом.
   Тут умер дядя-миллионер, оставивший Андре Бреванну все свое громадное состояние. Получив его, наследник перво-наперво решил устроить для Фрике новую жизнь и избавить друга от материальной нужды. Но парижанин не желал «примазываться к чужому богатству» и отверг этот план.
   — В таком случае возьми у меня хоть взаймы. Потом отдашь. Процентов я не прошу.
   Молодой человек согласился. Он принялся пополнять свое скудное образование и в то же время занялся слесарно-механической работой, в которой очень преуспел. У него открылся талант изобретателя. Терпеливый, как бенедиктинецnote 48, упорный в работе, почти аскет, юноша творил чудеса. За год придумал и усовершенствовал целый ряд инструментов, наиболее часто использовавшихся в промышленности (например, аппарат для штамповки металлических пуговиц). Появились деньги, чему он не переставал удивляться. Самостоятельно молодой человек вряд ли сумел бы воспользоваться своими патентами, но за этим делом внимательно следил Андре, помещая частые публикации в газетах.
   В последнее время Виктор изобретал аппарат для промывки золота и за него мог получить целое состояние, но бросил все, даже любимый Париж, и по первому зову «господина Андре», как он звал своего земного бога, пошел за ним, не забыв, впрочем, свою экономку.
   — Разве мне сейчас плохо? — рассуждал вслух молодой парижанин. — Путешествуем по-царски. Яхта отделана как дворец, спальня — точно будуар светской женщины; стол не хуже, чем в Cafe-Anglaisnote 49. Плывем куда хотим и делаем что нравится. У нас даже слишком много комфорта, и это меня пугает.
   — Напротив, — возражал Барбантон, — я полагаю, нет такого комфорта, которого бы мы трое не заслужили: вы — как бывший султан Борнео; я — как состоявший в ранге божества у людоедов, и, наконец, господин Андре — как человек, достойный быть где угодно хотя бы даже императором. Зато вот эти господа, — он указал на открытые пакеты, — обманувшие нашего патрона, не знаю, как их и называть…
   — Жалкие люди, одним словом, — подсказал юноша.
   Но довольно. Бог с ними. Мы и упомянули-то о них только потому, что избыток комфорта на яхте получился благодаря им же.
   Действительно, Бреванн рассчитывал на десять пассажиров, из которых семеро были люди изнеженные, избалованные столичными удобствами. Ради них он и старался. Друзья смалодушничали и увильнули от путешествия. Ну и пусть.
   Несмотря на то, что, по уговору, каждый должен был запастись оружием сам, на яхте его было очень много, и притом самого наилучшего. Андре знал по опыту: это необходимо не только для охоты, но и для безопасности. Поэтому еще до отъезда в Гавр, он отправился к оружейнику Гинару и после долгого с ним совещания решил, что каждый охотник получит: 1) по винтовке Гринера восьмого калибра с тройным замком и двумя стволами, длиной в пятьдесят сантиметров; 2) по обыкновенной двустволке такого же калибра, с гладкими стволами, длиной в семьдесят семь сантиметров для стрельбы птиц на лету; 3) по винтовке «Экспресс» одиннадцатого с четвертью калибра, которая должна была стать неотъемлемой частью походной амуниции каждого из охотников.
   Все ружья представлялись для стрельбы на близком расстоянии. Оно и понятно: издалека охотник никогда не стреляет по дичи, какая бы она ни была. При этом винтовка «Экспресс» служила для защиты от крупных зверей (несмотря на малый калибр, пуля, выпущенная из нее, приобретает столь высокую изначальную скорость, что пробивает шкуры даже у таких зверей, как тапирnote 50, медведь, тигр).
   Джентльменский набор охотников завершали следующие два пункта: 4) ружье шестнадцатого калибра для охоты на мелких животных и птиц; 5) американский револьвер одиннадцатого калибра для самозащиты.
   Патронные ящики, футляры для ружей, в общем, все до мельчайшей вещицы было поставлено точно в срок с обычной аккуратностью замечательной фирмой Гинара. Заказ был сдан на яхту вместе со специальным вооружением для матросов, состоявшим из скорострельных винтовок Винчестера.
   Фрике и Барбантон, собственно говоря, не были настоящими охотниками. Конечно, при встрече с дикими зверями и тот и другой могли за себя постоять, но охотничьего огонька в них не чувствовалось. Поэтому условились самостоятельных действий не предпринимать, а держаться около Андре, во всем ему помогая.
* * *
   Выше мы уже кратко пересказали наши романы, где описывались подвиги троих французов на западном берегу Африки в лесах Сьерра-Леоне. Продолжение же их приключений началось с того, что Андре оставил яхту во Фритауне, а сам с друзьями отправился в страну львов, где и произошла их неожиданная встреча с мадам Барбантон, так удачно спасенной мужем от смертельных объятий громадной гориллы.

ГЛАВА 7

Кошмар наяву. — Путешественница. — Лотерейный билет. — Выигрыш не выдают! — По следам троих товарищей. — Желтая лихорадка. — Несчастье.
 
   Бывают потрясения, которых не выдерживают даже самые крепкие сердца. Именно такое чувство испытал наш отставной жандарм, когда, подстрелив гориллу, узнал в спасенной женщине свою жену.
   В голове у него все помутилось, мысли закружились вихрем и понеслись в какой-то дикой пляске. Для их выражения уже не находилось подходящих слов.
   Барбантон разразился лишь нервным хохотом.
   — Ха-ха-ха! .. Вот забавно-то! Приснилась любезнейшая супруга! .. Ведь это, разумеется, сон, господин Андре? Не так ли, Фрике? .. Что вы оба так смотрите? Или со мной случился солнечный удар? .. Кошмар какой-то! Послушайте, ущипните меня, уколите чем-нибудь острым, ударьте хорошенько кулаком, разбудите, я не желаю спать! Не хотите? Ну, тогда я сам.
   Барбантон достал свой прибор для зажигания сигар, состоящий из огнива и фитиля, высек огонь, зажег фитиль и приложил к руке. От боли он вскрикнул и разразился руганью: