Страница:
Склонив голову на ее грудь, по которой стекали струйки влаги, Бобби сотрясался в последовавшей за моментом полного слияния дрожи.
Ощущая в душе победу, Лайза поглаживала голову Бобби. И испытывала еще одно чувство, дикое, невероятное, но абсолютно четкое. В один прекрасный день она будет владеть этим мужчиной. Владеть его любовью, его именем – навечно.
И тут Питер Дьюк улыбнулся про себя. Ладно, он просек ее трюк. Черт побери, она уж вовсе его за мальчишку держит. Она пытается вновь завоевать расположение мужа, возбуждая его. Питеру захотелось рассмеяться вслух. Джо Энн его разочаровала. От нее он ожидал большего. Может быть, каких-то хитрых юридических уловок, наглой решимости выставить все напоказ, трепать имя Дьюков в судах и, по возможности, измарать в грязи. Чтобы избежать этого, он, безусловно, был бы вынужден обратиться к своей чековой книжке. Старушка Джо Энн не упустила бы своего шанса испробовать этот вариант. Но такое? Ха.
Однако, какие бы мотивы ею ни двигали, она, вне всякого сомнения, не утратила любовной сноровки, и Питер не мог не сравнить ее с Памелой Уитни, у которой вообще не было этой сноровки. Во всяком случае, первый опыт с будущей невестой определенно закончился неудачей. Вся его потенция оказалась сравнимой с потенцией макаронины, целую ночь отмокавшей в концентрированном молоке, и Питер пришел к выводу, что заниматься любовью для женщины из семейства Уитни – такая же несущественная мелочь, как забыть дома удостоверение личности при обналичивании чека в банке. Нет, Уитни рассчитывала очаровывать другим. Как то: деньгами, аристократическими генами и чистокровными лошадьми. Они выращивали лошадей и детей. И в этом преуспевали. Скоро появится выводок крошечных Уитни-Дьюков, стайка маленьких подготовишек для занятий бизнесом, членства в клубах и головной боли биржевых брокеров.
Джо Энн Дьюк продолжала свое занятие с умелостью профессионала. Здесь не было никакого удовольствия, ни малейшего, но была цель. После этого Питер Дьюк несколько расслабится, станет более податливым, относительно более готовым идти ей навстречу. Это важно, если она хочет избежать полнейшей катастрофы. Она ни на секунду не допускала, что таким способом заставит его передумать. Когда Питер говорил о разводе, в глазах его виделись деньги и династии, а холодная расчетливая слежка за Джо Энн в течение многих месяцев свидетельствовала о том, что все было спланировано заранее. Перед Джо Энн стояла гораздо менее серьезная задача.
После того как дело было сделано, Питер Дьюк откинулся на подушки и с подозрением уставился на красавицу-жену.
– Понравилось? – не смог он сдержаться от того, чтобы напроситься на комплимент.
– Изумительно, – солгала Джо Энн. Она потянулась и дотронулась до его руки. – Знаешь, Питер, нам не надо ссориться. – Джо Энн заманчиво, кокетливо рассмеялась.
Питер понимающе улыбнулся в ответ. Бить сапогом в рожу того, кто только что доставил тебе столько удовольствия, неприлично. Он подавил в себе желание ответить, что ничего не изменилось, что она все равно вылетит на улицу без гроша в кармане и что с таким же успехом она могла отсосать воздух.
– Пожалуй, я не стал бы с этим спорить, – произнес он.
– Знаешь, Питер, я вот думала… Я думала очень много обо всем. О нас с тобой. О разводе.
Джо Энн заметила вспыхнувшую искорку интереса у Питера, который следил за тем, какой ход она сделает. Ясно, что он ожидает предложения сделки. «Если ты дашь мне вот это, я отдам тебе то. В обмен на драгоценности я…»
Джо Энн продолжила:
– Я пришла к действительно странному выводу. Я думаю, что во всем – моя вина. Я все испортила. Мне кажется, что я всегда все портила. Возможно, что-то такое есть во мне. Во всяком случае, я хочу сказать, что раскаиваюсь во всем. Я не собираюсь оспаривать развод и не хочу ничего для себя. Мне лучше так, остаться одной, полагаться на саму себя, вести борьбу в одиночку. Никакой ответственности. Быть чем-то вроде свободной дочери вселенной, заниматься своим делом.
Глаза у Питера сузились. Он не мог поверить своим ушам. Здесь где-то ловушка. Бесплатный, сыр бывает только в мышеловках.
Джо Энн нарушила многозначительную тишину.
– Конечно, я понимаю, что все карты в твоих руках, однако эта игра будет действительно стоить дорого, причем нам обоим. Она никому не пойдет на пользу. Так что, возможно, и ты согласишься, что лучше ее не начинать.
Питер раскусил ее. Неплохой ход, но рискованный. Она согласна уйти тихо, а за это он должен поступить благородно и облегчить ее уход, выделив щедрый куш. Джо Энн фактически отдавалась ему на милость.
То, что Питер Дьюк услышал, ему понравилось. В душе он был хам и больше всего на свете любил пользоваться чужой слабостью. Он решил сделать вид, будто принял ее план. Заставит ее подписать всевозможные документы, а когда дело дойдет до расплаты по счету, расхохочется ей в лицо, захлопнет дверь, а затем сменит замки.
– Это будет очень благородно с твоей стороны, Джо Энн. Ты можешь рассчитывать на мою благодарность после того, как все будет улажено.
Сияющий взгляд Джо Энн выразил полное удовлетворение.
– О, Питер, как это замечательно. Просто замечательно. Я надеялась, что именно так ты это и воспримешь. Итак, мы больше не в ссоре. Ладно? Послушай, у меня чудесная мысль. Я уже вечность не управляла катером, а океан за окном тих, как мельничная запруда. Я утром смотрела.
– Черт побери, почему бы и нет. Было бы забавно, – сказал Питер Дьюк.
Над спокойными, тихими водами пляжа Норт-Энда отчетливо донесся ответ Питера Дьюка. В совершенно безветренном воздухе проплыло его «да».
Джо Энн нагнулась, с силой вдавила педаль газа, моторы дико взревели, и огромный катер рванулся вперед.
Питер Дьюк легко поднялся над гладкой водной поверхностью, встал без усилий и уверенно, почти что не качаясь из стороны в сторону. Ленивым почитателям солнца на ближнем пляже сразу стало ясно, что этот лыжник не новичок, и впечатление это подтвердилось, когда он тут же последовал в кильватере скоростного катера. Вытянув вперед руки на полную длину, он круто откинулся назад и выпрямил тело под углом в сорок пять градусов к поверхности моря. По мере увеличения скорости он врезался в волны прибоя и, на мгновение взлетев в воздух, грохался на плоскую гладь, расстилавшуюся под ним. Потом, мчась почти параллельно с бортом «Райвы», он снизил скорость и выиграл время, чтобы приветливо помахать рукой Джо Энн, прежде чем согнуть ноги для поворота.
Этот маневр Питер особенно любил. Вдавив лыжи под углом в воду, он ощутил под ступнями чудовищное давление, выталкивающее его наверх. От натяжения каната мускулы на предплечьях выгнулись стальными дугами, и на повороте из-под кромки лыж поднялся столб радостно бурлящей морской воды.
Теперь Питер несся перпендикулярно корме катера. Чтобы попасть на другую сторону, надо перепрыгнуть две дорожки кильватера. Он смутно различал длинные волосы жены, которые развевались в воздушном потоке, образованном мчащейся «Райвой».
Вот это и есть самое оно. Мужчина, идущий наперекор стихии, обладающий сноровкой и решимостью, чтобы выстоять, не согнувшись, в ситуации, когда все карты ложатся против него. В жизни Питера список достижений был невелик, но в этом деле он толк знал. Без сомнения. Это Джо Энн придумала отлично.
На секунду, пролетая сквозь наполненный солеными брызгами воздух, Питер позволил себе роскошь быстротечного сожаления. Он как-то не представлял себе Памелу Уитни в роли водителя неистовой колесницы, с которой так отлично справлялась Джо Энн. У Памелы есть другие достоинства, но в их число не входит управление катером для катания на водных лыжах. Тем не менее, похоже, что они с Джо Энн расстанутся друзьями. Может, он и кинет ей пару миллиончиков в знак старой дружбы. По крайней мере, это поможет Джо Энн не стать на панель, – хотя бы в буквальном смысле слова.
«Э, погоди-ка. Соредоточься. Чуть не проглядел этот поворот». Крутясь и изворачиваясь, как выпущенная на Четвертое июля ракета, «Райва» выписывала дикие узоры по всей поверхности моря. Питер внутренне улыбнулся. Молодец, старушка Джо Энн. Он восхищался в ней именно этим. Ничто не увлекало ее так, как соперничество. Ее умение управлять катером – против его умения держаться на лыжах. Самый лучший вариант. Питер сжал зубы и напряг мускулы для схватки.
Рот Джо Энн, обычно такой чувственный и полный, сейчас превратился в тонкую карандашную линию, проведенную поперек лица. Ее обычно сияющий взгляд стал холодным и мертвым, руки вцепились в обтянутый кожей штурвал. Джо Энн выворачивала глянцевое судно то в одну, то в другую сторону, взрывая и вспенивая спокойный океан; словно военно-морской Фантом, пойманный самонаводящейся ракетной системой, она пыталась найти совершенно непредсказуемый угол поворота, неожиданно и хитроумно изменить скорость.
Стараясь предугадать ее движения, Питер Дьюк мрачно следовал за катером. С течением времени мускулы его начали уставать от напряжения, а сознание не успевало координировать усилия тела. «Ну ладно, Джо Энн, достаточно. Хорошего понемножку. Не надо зарываться».
Однако катер не останавливался. Напротив, его рывки стали еще более неистовыми; он скакал и метался по поверхности моря в попытках избавиться от груза. Пока катер носился по океану, стремясь одолеть Питера Дьюка, тот упирался изо всех сил, как рыбак, который решил не упустить рекордный улов. И тут совершенно неожиданно все кончилось. Когда Питер вышел из поворота, она снова включила скорость и одновременно вывернула штурвал резко вправо. Гейм, сет и игра. Угрюмо приняв поражение – и с порядочным облегчением, – Питер Дьюк отдался на волю судьбы, описал изящную дугу в воздухе и шлепнулся лицом о голубую гладь.
Утерся. Так это называется у любителей серфинга. Ну а под водой было прохладно и тихо – приятный контраст с той борьбой, которая развернулась во время их пятнадцатиминутного соперничества. Питер Дьюк лениво всплыл на поверхность.
Когда он показался над водой, катер как раз завершал разворот и, вспенив на холостом ходу большими винтами море, опустил нос на воду. Теперь нос катера, находившийся в шестидесяти, может быть, в семидесяти футах, двинулся на Питера. Лежа на спине и тихонько болтая ногами в теплом океане, Питер обдумывал приветствие.
«Ты что там, угробить меня решила?» Да, это подойдет. Шутливая реакция на маленькую победу жены. Осталось тридцать футов. Джо Энн была совершенно не видна за неясными очертаниями носа катера, его V-образными, окантованными сталью, покатыми бортами из красного дерева.
«Осторожней, Джо Энн. Теперь переключи на нейтралку. Немного сверни в сторону, чтобы мне место осталось».
Питер Дьюк открыл рот:
– Ты что, угробить…
Моторы «Райвы» бешено заревели и ожили. Катер стрелой понесся на Питера. Времени, чтобы что-то предпринять, не было. Не было времени подумать. Сверкающее дерево с грохотом врезалось в его плечо, и от дикой боли после сокрушительного удара все внутри него, казалось, разорвалось. Он стал погружаться все глубже и глубже. На расстоянии доли секунды сверкающие, острые, как ножи, лопасти винтов работали в жадном предвкушении. Это было забавное чувство. Болтанка, словно ты едешь по ухабистой дороге. Никакой боли. Только странно гудело в голове, пока винты перемалывали его некогда столь складное тело, разбрызгивали кровь, расшвыривали ткани и внутренности по всему океану. А затем, действительно, все пропало, за исключением разве что едва заметного раздражения от бессмысленности всего этого, и Питер Дьюк пустился в незапланированное путешествие в вечность.
Через черное кружево вуали Джо Энн могла удостовериться, что на похороны прибыл весь Палм-Бич. Ей еще не доводилось видеть храм Милосердия у Моря набитым до отказа. Такого не было ни на свадьбе Фиппсов, ни на зимних праздниках – никогда. Но разве они не обязаны были прийти? В конце концов, Дьюк – это Дьюк. Разумеется, на самом деле никто не любил Питера, разве что эта нелепая Памела Уитни, которую Джо Энн видела краешком глаза, – та «страдала, блюдя приличия», и от этого спина у нее была прямая, как у морского пехотинца на часах, а верхняя губа напряжена, как член у любителя серфинга в субботу вечером. Господи! Эта парочка стоила друг друга. Они могли всю оставшуюся жизнь проваляться в постели, взаимно забавляясь своими родословными. Время от времени она переворачивалась бы на спину и думала о высоком, а Питер бы мычал и стонал, лежа сверху и занимаясь производством очередного маленького Дьюка для «Светского календаря».
«…изводящие дела на больших водах…»
Джо Энн попросила именно этот псалом. Он сгодился для президента Кеннеди. Сгодится и для бедняжки Питера. Действительно, весьма подходящий псалом.
Она осмотрелась. Все идет отлично. Джекки Кеннеди. Убитая горем вдова. Джо Энн не нужно было оглядываться, чтобы понять, что за ее спиной в церкви нет ни одной пары сухих глаз.
«И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани…»
Прекрасно. Да, это настоящая победа. Другого слова не подыскать; Победа, вырванная за ничтожно малое время из зияющего зева поражения со зловонными клыками. Питер добился бы развода, и она едва наскребла бы на билет на междугородный автобус, чтобы убраться вон. Из рая – на Куир-стрит, по решению доброго старого судьи. Но теперь она улыбается из-под вуали на его похоронах, а позднее, когда никто не сможет увидеть, она, может быть, еще и станцует на его могиле. Все они недооценили Джо Энн, ее решимости, ее беспощадности, ее готовности пойти на что угодно, лишь бы сохранить свое положение, – а теперь всем им придется платить за свою оплошность. Джо Энн Дьюк – уважаемая страдающая вдова, сраженная трагедией. Чистая, как падающий снег, леди в белом, которую жестокая жизнь заставила надеть черный траур.
Старого Вена Карстерса чуть кондрашка не хватила, когда он прочитал завещание. Шлюха одержала победу, но он абсолютно ничего не мог с этим поделать. Последняя воля и завещание Питера были надиктованы много лет назад, в безмятежные дни после их медового месяца. Когда Джо Энн поинтересовалась, сколько у нее конкретно, то никто не смог ответить. Вероятно, это зависело от множества таких обстоятельств, как изменения в стоимости имущества, процентные ставки и тому подобное. Именно в эту минуту Джо Энн поняла, что по-настоящему богата. Если эту сумму нельзя сосчитать, то она уж точно колеблется где-то в области миллиарда. Почти как некий пустяк, она потребовала принести ей досье Питера.
– Незадолго до своей смерти муж сообщил мне, что вы ведете его секретное личное досье. Насколько я поняла из завещания, все его личные вещи теперь принадлежат мне. Пожалуйста, принесите досье мне.
С лицом, потемневшим, точно послеполуденные грозовые тучи летом над Палм-Бич, Кастерс сделал то, что ему было приказано. Джо Энн провела весь день, читая досье, прослушивая ленты, восхищаясь эффективностью работы детектива, качеством аудиозаписи телефонных разговоров. От разговора с Мэри д'Эрлангер Джо Энн сильно возбудилась. Неудивительно, что бедный старина Кастерс чуть было не кончил на нем. Мэри д'Эрлангер надо вернуть. Без вопросов. Джо Энн очень сожалела, что придется уничтожить записи, однако она умела учиться на ошибках других. Недальновидность в отношении подобных вещей президенту Никсону не принесла ничего хорошего.
Кажется, закругляемся. Пора посмотреть в лицо окружающим. Глаза, полные слез, соболезнования: «Если мы хоть что-то можем сделать, хоть что-нибудь, пожалуйста, не сомневайтесь…»
Было ли в глазах одетых в черный траур людей, толпящихся на лужайке перед церковью, подозрение? Человек со слабыми нервами, несомненно, его бы заметил. Параноик бы заметил. Однако у Джо Энн были стальные нервы. Она была вне себя от блаженства. «Смерть, вызванная несчастным случаем», – гласил вердикт, и больше ничто в мире не имело значения. Абсолютно ничто. Люди могли шепотом обмениваться сомнениями, которые копошились у них в душе, но Джо Энн Дьюк хорошо знала сограждан, и никто не посмел бы противопоставить себя ее фамилии, а тем более – ее состоянию.
Оставалось решить лишь один самый важный вопрос: куда ей теперь двигаться дальше? Она – одна из самых богатых и могущественных женщин Америки, носящая громкое имя одного из самых старинных семейств. К тому же, вновь не замужем. Славная вдовушка, иди, куда хочешь, делай, что на ум взбредет. Что бы ей, черт побери, еще сделать на бис? Какое-то мгновение Джо Энн стояла, не замечая произносимых соболезнований, и размышляла над завидной дилеммой. Голос нарушил ее задумчивость, кто-то настойчиво сжал ее руку.
– Джо Энн, мне искренне жаль. Я думаю о тебе. Это, разумеется, был простой ответ на ее простой вопрос. И вправду, как легко. Почему же ей до сих пор это не приходило в голову? Ответом стал этот мужчина с мягким голосом и притягательными глазами. Только один человек в Палм-Бич, даже во всей Америке, мог стать следующим после Дьюка. Пройдет обусловленное Правилами приличия время, сколько бы его ни потребовалось, и она выйдет замуж за Бобби Стэнсфилда.
Глава 8
Ощущая в душе победу, Лайза поглаживала голову Бобби. И испытывала еще одно чувство, дикое, невероятное, но абсолютно четкое. В один прекрасный день она будет владеть этим мужчиной. Владеть его любовью, его именем – навечно.
* * *
Питер Дьюк не мог поверить в это. Под простынями из тончайшего египетского хлопка по его телу бродили руки жены. Некоторое время он лежал как бревно, пытаясь разобраться, в чем дело. Судя по полосам солнечного света, пробивавшегося сквозь щели в тяжелых гардинах, подошло время завтрака. Так что же случилось? Уже много месяцев они занимались любовью только после скандалов. Едва ли он стал более привлекательным в глазах Джо Энн, приказав ей убираться вон. Она не была склонна к мазохизму.И тут Питер Дьюк улыбнулся про себя. Ладно, он просек ее трюк. Черт побери, она уж вовсе его за мальчишку держит. Она пытается вновь завоевать расположение мужа, возбуждая его. Питеру захотелось рассмеяться вслух. Джо Энн его разочаровала. От нее он ожидал большего. Может быть, каких-то хитрых юридических уловок, наглой решимости выставить все напоказ, трепать имя Дьюков в судах и, по возможности, измарать в грязи. Чтобы избежать этого, он, безусловно, был бы вынужден обратиться к своей чековой книжке. Старушка Джо Энн не упустила бы своего шанса испробовать этот вариант. Но такое? Ха.
Однако, какие бы мотивы ею ни двигали, она, вне всякого сомнения, не утратила любовной сноровки, и Питер не мог не сравнить ее с Памелой Уитни, у которой вообще не было этой сноровки. Во всяком случае, первый опыт с будущей невестой определенно закончился неудачей. Вся его потенция оказалась сравнимой с потенцией макаронины, целую ночь отмокавшей в концентрированном молоке, и Питер пришел к выводу, что заниматься любовью для женщины из семейства Уитни – такая же несущественная мелочь, как забыть дома удостоверение личности при обналичивании чека в банке. Нет, Уитни рассчитывала очаровывать другим. Как то: деньгами, аристократическими генами и чистокровными лошадьми. Они выращивали лошадей и детей. И в этом преуспевали. Скоро появится выводок крошечных Уитни-Дьюков, стайка маленьких подготовишек для занятий бизнесом, членства в клубах и головной боли биржевых брокеров.
Джо Энн Дьюк продолжала свое занятие с умелостью профессионала. Здесь не было никакого удовольствия, ни малейшего, но была цель. После этого Питер Дьюк несколько расслабится, станет более податливым, относительно более готовым идти ей навстречу. Это важно, если она хочет избежать полнейшей катастрофы. Она ни на секунду не допускала, что таким способом заставит его передумать. Когда Питер говорил о разводе, в глазах его виделись деньги и династии, а холодная расчетливая слежка за Джо Энн в течение многих месяцев свидетельствовала о том, что все было спланировано заранее. Перед Джо Энн стояла гораздо менее серьезная задача.
После того как дело было сделано, Питер Дьюк откинулся на подушки и с подозрением уставился на красавицу-жену.
– Понравилось? – не смог он сдержаться от того, чтобы напроситься на комплимент.
– Изумительно, – солгала Джо Энн. Она потянулась и дотронулась до его руки. – Знаешь, Питер, нам не надо ссориться. – Джо Энн заманчиво, кокетливо рассмеялась.
Питер понимающе улыбнулся в ответ. Бить сапогом в рожу того, кто только что доставил тебе столько удовольствия, неприлично. Он подавил в себе желание ответить, что ничего не изменилось, что она все равно вылетит на улицу без гроша в кармане и что с таким же успехом она могла отсосать воздух.
– Пожалуй, я не стал бы с этим спорить, – произнес он.
– Знаешь, Питер, я вот думала… Я думала очень много обо всем. О нас с тобой. О разводе.
Джо Энн заметила вспыхнувшую искорку интереса у Питера, который следил за тем, какой ход она сделает. Ясно, что он ожидает предложения сделки. «Если ты дашь мне вот это, я отдам тебе то. В обмен на драгоценности я…»
Джо Энн продолжила:
– Я пришла к действительно странному выводу. Я думаю, что во всем – моя вина. Я все испортила. Мне кажется, что я всегда все портила. Возможно, что-то такое есть во мне. Во всяком случае, я хочу сказать, что раскаиваюсь во всем. Я не собираюсь оспаривать развод и не хочу ничего для себя. Мне лучше так, остаться одной, полагаться на саму себя, вести борьбу в одиночку. Никакой ответственности. Быть чем-то вроде свободной дочери вселенной, заниматься своим делом.
Глаза у Питера сузились. Он не мог поверить своим ушам. Здесь где-то ловушка. Бесплатный, сыр бывает только в мышеловках.
Джо Энн нарушила многозначительную тишину.
– Конечно, я понимаю, что все карты в твоих руках, однако эта игра будет действительно стоить дорого, причем нам обоим. Она никому не пойдет на пользу. Так что, возможно, и ты согласишься, что лучше ее не начинать.
Питер раскусил ее. Неплохой ход, но рискованный. Она согласна уйти тихо, а за это он должен поступить благородно и облегчить ее уход, выделив щедрый куш. Джо Энн фактически отдавалась ему на милость.
То, что Питер Дьюк услышал, ему понравилось. В душе он был хам и больше всего на свете любил пользоваться чужой слабостью. Он решил сделать вид, будто принял ее план. Заставит ее подписать всевозможные документы, а когда дело дойдет до расплаты по счету, расхохочется ей в лицо, захлопнет дверь, а затем сменит замки.
– Это будет очень благородно с твоей стороны, Джо Энн. Ты можешь рассчитывать на мою благодарность после того, как все будет улажено.
Сияющий взгляд Джо Энн выразил полное удовлетворение.
– О, Питер, как это замечательно. Просто замечательно. Я надеялась, что именно так ты это и воспримешь. Итак, мы больше не в ссоре. Ладно? Послушай, у меня чудесная мысль. Я уже вечность не управляла катером, а океан за окном тих, как мельничная запруда. Я утром смотрела.
– Черт побери, почему бы и нет. Было бы забавно, – сказал Питер Дьюк.
* * *
– Готов? – прокричала Джо Энн, перекрывая глухой стук мощного двигателя «Райвы».Над спокойными, тихими водами пляжа Норт-Энда отчетливо донесся ответ Питера Дьюка. В совершенно безветренном воздухе проплыло его «да».
Джо Энн нагнулась, с силой вдавила педаль газа, моторы дико взревели, и огромный катер рванулся вперед.
Питер Дьюк легко поднялся над гладкой водной поверхностью, встал без усилий и уверенно, почти что не качаясь из стороны в сторону. Ленивым почитателям солнца на ближнем пляже сразу стало ясно, что этот лыжник не новичок, и впечатление это подтвердилось, когда он тут же последовал в кильватере скоростного катера. Вытянув вперед руки на полную длину, он круто откинулся назад и выпрямил тело под углом в сорок пять градусов к поверхности моря. По мере увеличения скорости он врезался в волны прибоя и, на мгновение взлетев в воздух, грохался на плоскую гладь, расстилавшуюся под ним. Потом, мчась почти параллельно с бортом «Райвы», он снизил скорость и выиграл время, чтобы приветливо помахать рукой Джо Энн, прежде чем согнуть ноги для поворота.
Этот маневр Питер особенно любил. Вдавив лыжи под углом в воду, он ощутил под ступнями чудовищное давление, выталкивающее его наверх. От натяжения каната мускулы на предплечьях выгнулись стальными дугами, и на повороте из-под кромки лыж поднялся столб радостно бурлящей морской воды.
Теперь Питер несся перпендикулярно корме катера. Чтобы попасть на другую сторону, надо перепрыгнуть две дорожки кильватера. Он смутно различал длинные волосы жены, которые развевались в воздушном потоке, образованном мчащейся «Райвой».
Вот это и есть самое оно. Мужчина, идущий наперекор стихии, обладающий сноровкой и решимостью, чтобы выстоять, не согнувшись, в ситуации, когда все карты ложатся против него. В жизни Питера список достижений был невелик, но в этом деле он толк знал. Без сомнения. Это Джо Энн придумала отлично.
На секунду, пролетая сквозь наполненный солеными брызгами воздух, Питер позволил себе роскошь быстротечного сожаления. Он как-то не представлял себе Памелу Уитни в роли водителя неистовой колесницы, с которой так отлично справлялась Джо Энн. У Памелы есть другие достоинства, но в их число не входит управление катером для катания на водных лыжах. Тем не менее, похоже, что они с Джо Энн расстанутся друзьями. Может, он и кинет ей пару миллиончиков в знак старой дружбы. По крайней мере, это поможет Джо Энн не стать на панель, – хотя бы в буквальном смысле слова.
«Э, погоди-ка. Соредоточься. Чуть не проглядел этот поворот». Крутясь и изворачиваясь, как выпущенная на Четвертое июля ракета, «Райва» выписывала дикие узоры по всей поверхности моря. Питер внутренне улыбнулся. Молодец, старушка Джо Энн. Он восхищался в ней именно этим. Ничто не увлекало ее так, как соперничество. Ее умение управлять катером – против его умения держаться на лыжах. Самый лучший вариант. Питер сжал зубы и напряг мускулы для схватки.
Рот Джо Энн, обычно такой чувственный и полный, сейчас превратился в тонкую карандашную линию, проведенную поперек лица. Ее обычно сияющий взгляд стал холодным и мертвым, руки вцепились в обтянутый кожей штурвал. Джо Энн выворачивала глянцевое судно то в одну, то в другую сторону, взрывая и вспенивая спокойный океан; словно военно-морской Фантом, пойманный самонаводящейся ракетной системой, она пыталась найти совершенно непредсказуемый угол поворота, неожиданно и хитроумно изменить скорость.
Стараясь предугадать ее движения, Питер Дьюк мрачно следовал за катером. С течением времени мускулы его начали уставать от напряжения, а сознание не успевало координировать усилия тела. «Ну ладно, Джо Энн, достаточно. Хорошего понемножку. Не надо зарываться».
Однако катер не останавливался. Напротив, его рывки стали еще более неистовыми; он скакал и метался по поверхности моря в попытках избавиться от груза. Пока катер носился по океану, стремясь одолеть Питера Дьюка, тот упирался изо всех сил, как рыбак, который решил не упустить рекордный улов. И тут совершенно неожиданно все кончилось. Когда Питер вышел из поворота, она снова включила скорость и одновременно вывернула штурвал резко вправо. Гейм, сет и игра. Угрюмо приняв поражение – и с порядочным облегчением, – Питер Дьюк отдался на волю судьбы, описал изящную дугу в воздухе и шлепнулся лицом о голубую гладь.
Утерся. Так это называется у любителей серфинга. Ну а под водой было прохладно и тихо – приятный контраст с той борьбой, которая развернулась во время их пятнадцатиминутного соперничества. Питер Дьюк лениво всплыл на поверхность.
Когда он показался над водой, катер как раз завершал разворот и, вспенив на холостом ходу большими винтами море, опустил нос на воду. Теперь нос катера, находившийся в шестидесяти, может быть, в семидесяти футах, двинулся на Питера. Лежа на спине и тихонько болтая ногами в теплом океане, Питер обдумывал приветствие.
«Ты что там, угробить меня решила?» Да, это подойдет. Шутливая реакция на маленькую победу жены. Осталось тридцать футов. Джо Энн была совершенно не видна за неясными очертаниями носа катера, его V-образными, окантованными сталью, покатыми бортами из красного дерева.
«Осторожней, Джо Энн. Теперь переключи на нейтралку. Немного сверни в сторону, чтобы мне место осталось».
Питер Дьюк открыл рот:
– Ты что, угробить…
Моторы «Райвы» бешено заревели и ожили. Катер стрелой понесся на Питера. Времени, чтобы что-то предпринять, не было. Не было времени подумать. Сверкающее дерево с грохотом врезалось в его плечо, и от дикой боли после сокрушительного удара все внутри него, казалось, разорвалось. Он стал погружаться все глубже и глубже. На расстоянии доли секунды сверкающие, острые, как ножи, лопасти винтов работали в жадном предвкушении. Это было забавное чувство. Болтанка, словно ты едешь по ухабистой дороге. Никакой боли. Только странно гудело в голове, пока винты перемалывали его некогда столь складное тело, разбрызгивали кровь, расшвыривали ткани и внутренности по всему океану. А затем, действительно, все пропало, за исключением разве что едва заметного раздражения от бессмысленности всего этого, и Питер Дьюк пустился в незапланированное путешествие в вечность.
* * *
«Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовеки милость Его…»Через черное кружево вуали Джо Энн могла удостовериться, что на похороны прибыл весь Палм-Бич. Ей еще не доводилось видеть храм Милосердия у Моря набитым до отказа. Такого не было ни на свадьбе Фиппсов, ни на зимних праздниках – никогда. Но разве они не обязаны были прийти? В конце концов, Дьюк – это Дьюк. Разумеется, на самом деле никто не любил Питера, разве что эта нелепая Памела Уитни, которую Джо Энн видела краешком глаза, – та «страдала, блюдя приличия», и от этого спина у нее была прямая, как у морского пехотинца на часах, а верхняя губа напряжена, как член у любителя серфинга в субботу вечером. Господи! Эта парочка стоила друг друга. Они могли всю оставшуюся жизнь проваляться в постели, взаимно забавляясь своими родословными. Время от времени она переворачивалась бы на спину и думала о высоком, а Питер бы мычал и стонал, лежа сверху и занимаясь производством очередного маленького Дьюка для «Светского календаря».
«…изводящие дела на больших водах…»
Джо Энн попросила именно этот псалом. Он сгодился для президента Кеннеди. Сгодится и для бедняжки Питера. Действительно, весьма подходящий псалом.
Она осмотрелась. Все идет отлично. Джекки Кеннеди. Убитая горем вдова. Джо Энн не нужно было оглядываться, чтобы понять, что за ее спиной в церкви нет ни одной пары сухих глаз.
«И веселятся, что они утихли, и Он приводит их к желаемой пристани…»
Прекрасно. Да, это настоящая победа. Другого слова не подыскать; Победа, вырванная за ничтожно малое время из зияющего зева поражения со зловонными клыками. Питер добился бы развода, и она едва наскребла бы на билет на междугородный автобус, чтобы убраться вон. Из рая – на Куир-стрит, по решению доброго старого судьи. Но теперь она улыбается из-под вуали на его похоронах, а позднее, когда никто не сможет увидеть, она, может быть, еще и станцует на его могиле. Все они недооценили Джо Энн, ее решимости, ее беспощадности, ее готовности пойти на что угодно, лишь бы сохранить свое положение, – а теперь всем им придется платить за свою оплошность. Джо Энн Дьюк – уважаемая страдающая вдова, сраженная трагедией. Чистая, как падающий снег, леди в белом, которую жестокая жизнь заставила надеть черный траур.
Старого Вена Карстерса чуть кондрашка не хватила, когда он прочитал завещание. Шлюха одержала победу, но он абсолютно ничего не мог с этим поделать. Последняя воля и завещание Питера были надиктованы много лет назад, в безмятежные дни после их медового месяца. Когда Джо Энн поинтересовалась, сколько у нее конкретно, то никто не смог ответить. Вероятно, это зависело от множества таких обстоятельств, как изменения в стоимости имущества, процентные ставки и тому подобное. Именно в эту минуту Джо Энн поняла, что по-настоящему богата. Если эту сумму нельзя сосчитать, то она уж точно колеблется где-то в области миллиарда. Почти как некий пустяк, она потребовала принести ей досье Питера.
– Незадолго до своей смерти муж сообщил мне, что вы ведете его секретное личное досье. Насколько я поняла из завещания, все его личные вещи теперь принадлежат мне. Пожалуйста, принесите досье мне.
С лицом, потемневшим, точно послеполуденные грозовые тучи летом над Палм-Бич, Кастерс сделал то, что ему было приказано. Джо Энн провела весь день, читая досье, прослушивая ленты, восхищаясь эффективностью работы детектива, качеством аудиозаписи телефонных разговоров. От разговора с Мэри д'Эрлангер Джо Энн сильно возбудилась. Неудивительно, что бедный старина Кастерс чуть было не кончил на нем. Мэри д'Эрлангер надо вернуть. Без вопросов. Джо Энн очень сожалела, что придется уничтожить записи, однако она умела учиться на ошибках других. Недальновидность в отношении подобных вещей президенту Никсону не принесла ничего хорошего.
* * *
Взгляд Джо Энн коротко задержался на полированном дереве гроба, и она на секунду задумалась о его мрачном содержимом. Сожалеет ли она хоть отчасти? Испытывает ли какое-то теплое, нежное чувство к тому, что было ее мужем? Нет, ничего. Пусть другую щеку подставляют те девочки, которые дают подонкам в обмен на несколько жалких конфеток. Питер Дьюк воспользовался своим могуществом и попытался сбросить ее в канаву, откуда она с таким трудом выбралась, и Джо Энн явно получила удовольствие, содрав с него шкуру винтами «Райвы», как шкуру с банана. Питер никогда не знал, какая Джо Энн на самом деле, и не потрудился узнать, – и за эту оплошность превратился в недожаренный фарш для гамбургера. В справедливости есть своя поэзия.Кажется, закругляемся. Пора посмотреть в лицо окружающим. Глаза, полные слез, соболезнования: «Если мы хоть что-то можем сделать, хоть что-нибудь, пожалуйста, не сомневайтесь…»
Было ли в глазах одетых в черный траур людей, толпящихся на лужайке перед церковью, подозрение? Человек со слабыми нервами, несомненно, его бы заметил. Параноик бы заметил. Однако у Джо Энн были стальные нервы. Она была вне себя от блаженства. «Смерть, вызванная несчастным случаем», – гласил вердикт, и больше ничто в мире не имело значения. Абсолютно ничто. Люди могли шепотом обмениваться сомнениями, которые копошились у них в душе, но Джо Энн Дьюк хорошо знала сограждан, и никто не посмел бы противопоставить себя ее фамилии, а тем более – ее состоянию.
Оставалось решить лишь один самый важный вопрос: куда ей теперь двигаться дальше? Она – одна из самых богатых и могущественных женщин Америки, носящая громкое имя одного из самых старинных семейств. К тому же, вновь не замужем. Славная вдовушка, иди, куда хочешь, делай, что на ум взбредет. Что бы ей, черт побери, еще сделать на бис? Какое-то мгновение Джо Энн стояла, не замечая произносимых соболезнований, и размышляла над завидной дилеммой. Голос нарушил ее задумчивость, кто-то настойчиво сжал ее руку.
– Джо Энн, мне искренне жаль. Я думаю о тебе. Это, разумеется, был простой ответ на ее простой вопрос. И вправду, как легко. Почему же ей до сих пор это не приходило в голову? Ответом стал этот мужчина с мягким голосом и притягательными глазами. Только один человек в Палм-Бич, даже во всей Америке, мог стать следующим после Дьюка. Пройдет обусловленное Правилами приличия время, сколько бы его ни потребовалось, и она выйдет замуж за Бобби Стэнсфилда.
Глава 8
До того как клонящееся к горизонту солнце отправится на покой, оставалось всего лишь десять минут, и Бобби Стэнсфилд, сидевший за штурвалом двухмоторого самолета «Бичкрафт Бэрон», волновался. У него не было времени любоваться колдовской красотой аквамаринового моря, освещенного солнечными лучами между островками Бекия и Сент-Винсент и, тем более, высматривать и определять, кому принадлежат импозантные дома, которые, подобно жемчужинам, вкраплялись в роскошный ландшафт острова, расстилавшегося внизу.
Мысли его были заняты лишь тем, что взлетно-посадочная полоса на острове Мюстик не оборудована осветительными приборами и что ему надо сесть до наступления темноты. Проклятие. Времени в обрез. Бобби нагнулся, чтобы отрегулировать триммер, вдавил дроссель и повернул рычаг влево, делая вираж. При посадке будет всего лишь один шанс. Какого черта они не остались на Барбадосе? Сейчас потягивали бы пунши на Сэндилейн, а не играли в кости со смертью, притаившейся в бездне Карибского моря. А все эта «Пан-Америкэн» с ее чертовым расписанием: рейс из Майами предусматривал минимум времени для посадки на Мюстике до наступления темноты. Это всегда было рискованно, однако нынешний полет был на грани риска.
Сидя рядом с Бобби, Лайза ощущала напряжение, но не понимала, чем оно вызвано. Бобби вел себя спокойно все сорок пять минут после того, как они вылетели из аэропорта «Грэнтли Адаме» на Барбадосе. Пару раз он заговорил, обращая ее внимание на рисунок облаков или на косяк летающих рыб, резвящихся в теплом голубом океане, расстилающемся внизу, однако слишком часто посматривал на часы, и время от времени бронзовую кожу на его лбу прорезала озабоченная складка. Лайза пребывала в совершенно безмятежном состоянии. В руках Бобби Стэнсфилда были штурвал – и ее жизнь. Ее это вполне устраивало. И если Господь в мудрости своей решил призвать их к себе здесь и сейчас, то разве это страшно – умереть в объятиях мужчины, к которому она испытывала такую любовь, о которой никогда раньше и мечтать не смела. В последние недели во Флориде стояли рекордная жара и небывалая доселе влажность; они с Бобби не прилагали усилий для того, чтобы найти прохладу. С первого потрясающего опыта любви в кабинке Стэнсфилда и до головокружительного плавания на катере вдоль Гольфстрима накануне ночью их тела раздували угли флоридской печи, пот сливался в единый поток, а души сталкивались в пелене восторга. Даже сейчас Лайзе казалось, что ее тело трепещет, словно натянутая бельевая веревка на сильном ветру. Она была вся в напряжении, вибрируя, как тугая струна, от сознания того, что ее любимый рядом. Она находилась в вызывающем сплошной восторг волшебном, захватывающем путешествии и молила Бога, чтобы оно никогда не кончилось.
В довершение всего Бобби пригласил ее на Мюстик – изысканнейший в мире частный остров. И остановятся они не в каком-то там отеле. Это было невероятно, почти что совершенно непостижимо, но Лайзе предстояло жить у принцессы Маргарет, сестры королевы Англии, – в ее собственном доме. Лайза знала, что Стэнсфилды крутятся среди богачей и знаменитостей, что они сами богаты и знамениты, но уж это было слишком. И тем не менее, она не волновалась. Она была столь далека от светских игр, что не имела возможности выработать в себе страх перед игроками. Для нее иностранные королевские особы существовали в ином измерении и, подобно экзотическим животным, вызывали не столько опасения, сколько любопытство.
Чтобы она не нервничала, Бобби все упростил. – Когда ты ее узнаешь поближе, то поймешь, что она не так плоха. Боюсь, что больше ей по нраву развлекать молодых людей, а не таких красивых девушек, как ты. Ужин нам будет стоить песни в исполнении принцессы Маргарет, однако это замечательный дом, а для меня, к тому же, блестящая возможность встретиться с Марком Хейверсом. Я получаю такие приглашения время от времени. Все мы их получаем. Главное заключается в том, что она просто не выносит одиночества, поэтому, если дом пустеет, она тут же звонит и просит прийти на выручку, и мы все собираемся там. А поскольку я под боком, во Флориде, то, значит, мне звонят первому! Во всяком случае, там будет забавно. Довольно познавательно. А Хейверс как раз сейчас в Англии пошел в гору.
Это, как выяснилось, был важный фактор. Марк Хейверс, белокурый, язвительный, оказался восходящей звездой консервативной партии Великобритании и большим любимцем премьер-министра Маргарет Тэтчер. Он много лет дружил с принцессой и выступал в качестве друга дома. Это давало ему и Бобби важный шанс для встреч друг с другом. Если бы мечты этих двух мужчин когда-нибудь исполнились, то они бы встречались совсем при иных обстоятельствах. Дружба, скрепленная здесь, пригодилась бы каждому позднее.
Однако, с точки зрения Лайзы, в бочку с медом попала и ложка дегтя.
Позади Лайзы и Бобби, положив ноги на соседнее кресло, сидела Джо Энн Дьюк.
Лайза не совсем понимала, зачем пригласили Джо Энн, однако она была достаточно невинна и слишком любила Бобби, чтобы подвергать сомнению его мотивы. Вообще-то все было вполне объяснимо. Позвонив Бобби, чтобы он приехал рассеять ее одиночество, принцесса попросила его захватить с собой как можно больше людей. Джо Энн оказалась явно подходящей кандидатурой, поскольку Бобби сочувствовал тому горю, которое, как он полагал, она переживала, и генетически тянулся к состояниям вроде того, которым владела она. В довершении к этому, Джо Энн дружила с Лайзой, и обе были чокнуты на физических упражнениях.
Хотя вид у Джо Энн был безмятежный, на самом деле она напряженно размышляла, лихорадочно строя в уме схемы захвата своей жертвы. Это приглашение стало лишним подарком судьбы, а все остальное прекрасно легло на свои места: гроб Питера – в мягкую землю на кладбище, его фантастическое состояние – ей на колени, его опасное досье – в ее камин.
Оставалась лишь одна досадная неувязка. Джо Энн бесило, что она сама тому виной, хотя, даже обладая даром пророчества, трудно было предвидеть подобную катастрофу. Бобби Стэнсфилд и Лайза трахались, как полоумные, и опытный глаз Джо Энн подсказывал ей, что это далеко не обычный романчик. В конце концов, она готовила Лайзу для себя. Территориальных претензий к Бобби у нее не было. Во всяком случае, пока супруг желал, чтобы она оставалась его женой. Однако теперь все резко поменялось. Кусочки Питера Дьюка еще служили кормом для рыб возле пляжа Норт-Энда. В результате в ее прицеле оказалась такая великолепная мишень, как Бобби Стэнсфилд. Она должна получить его любым путем. Необходимо заставить его взглянуть на вещи ее глазами. В конце концов, политикам необходимы две вещи – деньги и положение, а она располагала и тем, и другим в избытке. К счастью, честолюбие растворено в жилах Бобби Стэнсфилда. Он запрограммирован хотеть, желать, хватать все, что могло бы вынести его наверх. Джо Энн намеревалась стать таким объектом. Разумеется, его следует просветить насчет Лайзы Старр. Ему надо осознать, что она собой представляет. Проходящий пароходик глубокой ночью. Не больше и не меньше. Для Джо Энн Лайза была ничтожеством. Деревенщина с телом ангела, которую можно будет выбросить, как поломанную куклу, когда они с Бобби двинутся навстречу своей судьбе в Белый дом. При этой будоражащей мысли Джо Энн вытянула вперед длинные ноги и откинулась в удобном кресле.
Мысли его были заняты лишь тем, что взлетно-посадочная полоса на острове Мюстик не оборудована осветительными приборами и что ему надо сесть до наступления темноты. Проклятие. Времени в обрез. Бобби нагнулся, чтобы отрегулировать триммер, вдавил дроссель и повернул рычаг влево, делая вираж. При посадке будет всего лишь один шанс. Какого черта они не остались на Барбадосе? Сейчас потягивали бы пунши на Сэндилейн, а не играли в кости со смертью, притаившейся в бездне Карибского моря. А все эта «Пан-Америкэн» с ее чертовым расписанием: рейс из Майами предусматривал минимум времени для посадки на Мюстике до наступления темноты. Это всегда было рискованно, однако нынешний полет был на грани риска.
Сидя рядом с Бобби, Лайза ощущала напряжение, но не понимала, чем оно вызвано. Бобби вел себя спокойно все сорок пять минут после того, как они вылетели из аэропорта «Грэнтли Адаме» на Барбадосе. Пару раз он заговорил, обращая ее внимание на рисунок облаков или на косяк летающих рыб, резвящихся в теплом голубом океане, расстилающемся внизу, однако слишком часто посматривал на часы, и время от времени бронзовую кожу на его лбу прорезала озабоченная складка. Лайза пребывала в совершенно безмятежном состоянии. В руках Бобби Стэнсфилда были штурвал – и ее жизнь. Ее это вполне устраивало. И если Господь в мудрости своей решил призвать их к себе здесь и сейчас, то разве это страшно – умереть в объятиях мужчины, к которому она испытывала такую любовь, о которой никогда раньше и мечтать не смела. В последние недели во Флориде стояли рекордная жара и небывалая доселе влажность; они с Бобби не прилагали усилий для того, чтобы найти прохладу. С первого потрясающего опыта любви в кабинке Стэнсфилда и до головокружительного плавания на катере вдоль Гольфстрима накануне ночью их тела раздували угли флоридской печи, пот сливался в единый поток, а души сталкивались в пелене восторга. Даже сейчас Лайзе казалось, что ее тело трепещет, словно натянутая бельевая веревка на сильном ветру. Она была вся в напряжении, вибрируя, как тугая струна, от сознания того, что ее любимый рядом. Она находилась в вызывающем сплошной восторг волшебном, захватывающем путешествии и молила Бога, чтобы оно никогда не кончилось.
В довершение всего Бобби пригласил ее на Мюстик – изысканнейший в мире частный остров. И остановятся они не в каком-то там отеле. Это было невероятно, почти что совершенно непостижимо, но Лайзе предстояло жить у принцессы Маргарет, сестры королевы Англии, – в ее собственном доме. Лайза знала, что Стэнсфилды крутятся среди богачей и знаменитостей, что они сами богаты и знамениты, но уж это было слишком. И тем не менее, она не волновалась. Она была столь далека от светских игр, что не имела возможности выработать в себе страх перед игроками. Для нее иностранные королевские особы существовали в ином измерении и, подобно экзотическим животным, вызывали не столько опасения, сколько любопытство.
Чтобы она не нервничала, Бобби все упростил. – Когда ты ее узнаешь поближе, то поймешь, что она не так плоха. Боюсь, что больше ей по нраву развлекать молодых людей, а не таких красивых девушек, как ты. Ужин нам будет стоить песни в исполнении принцессы Маргарет, однако это замечательный дом, а для меня, к тому же, блестящая возможность встретиться с Марком Хейверсом. Я получаю такие приглашения время от времени. Все мы их получаем. Главное заключается в том, что она просто не выносит одиночества, поэтому, если дом пустеет, она тут же звонит и просит прийти на выручку, и мы все собираемся там. А поскольку я под боком, во Флориде, то, значит, мне звонят первому! Во всяком случае, там будет забавно. Довольно познавательно. А Хейверс как раз сейчас в Англии пошел в гору.
Это, как выяснилось, был важный фактор. Марк Хейверс, белокурый, язвительный, оказался восходящей звездой консервативной партии Великобритании и большим любимцем премьер-министра Маргарет Тэтчер. Он много лет дружил с принцессой и выступал в качестве друга дома. Это давало ему и Бобби важный шанс для встреч друг с другом. Если бы мечты этих двух мужчин когда-нибудь исполнились, то они бы встречались совсем при иных обстоятельствах. Дружба, скрепленная здесь, пригодилась бы каждому позднее.
Однако, с точки зрения Лайзы, в бочку с медом попала и ложка дегтя.
Позади Лайзы и Бобби, положив ноги на соседнее кресло, сидела Джо Энн Дьюк.
Лайза не совсем понимала, зачем пригласили Джо Энн, однако она была достаточно невинна и слишком любила Бобби, чтобы подвергать сомнению его мотивы. Вообще-то все было вполне объяснимо. Позвонив Бобби, чтобы он приехал рассеять ее одиночество, принцесса попросила его захватить с собой как можно больше людей. Джо Энн оказалась явно подходящей кандидатурой, поскольку Бобби сочувствовал тому горю, которое, как он полагал, она переживала, и генетически тянулся к состояниям вроде того, которым владела она. В довершении к этому, Джо Энн дружила с Лайзой, и обе были чокнуты на физических упражнениях.
Хотя вид у Джо Энн был безмятежный, на самом деле она напряженно размышляла, лихорадочно строя в уме схемы захвата своей жертвы. Это приглашение стало лишним подарком судьбы, а все остальное прекрасно легло на свои места: гроб Питера – в мягкую землю на кладбище, его фантастическое состояние – ей на колени, его опасное досье – в ее камин.
Оставалась лишь одна досадная неувязка. Джо Энн бесило, что она сама тому виной, хотя, даже обладая даром пророчества, трудно было предвидеть подобную катастрофу. Бобби Стэнсфилд и Лайза трахались, как полоумные, и опытный глаз Джо Энн подсказывал ей, что это далеко не обычный романчик. В конце концов, она готовила Лайзу для себя. Территориальных претензий к Бобби у нее не было. Во всяком случае, пока супруг желал, чтобы она оставалась его женой. Однако теперь все резко поменялось. Кусочки Питера Дьюка еще служили кормом для рыб возле пляжа Норт-Энда. В результате в ее прицеле оказалась такая великолепная мишень, как Бобби Стэнсфилд. Она должна получить его любым путем. Необходимо заставить его взглянуть на вещи ее глазами. В конце концов, политикам необходимы две вещи – деньги и положение, а она располагала и тем, и другим в избытке. К счастью, честолюбие растворено в жилах Бобби Стэнсфилда. Он запрограммирован хотеть, желать, хватать все, что могло бы вынести его наверх. Джо Энн намеревалась стать таким объектом. Разумеется, его следует просветить насчет Лайзы Старр. Ему надо осознать, что она собой представляет. Проходящий пароходик глубокой ночью. Не больше и не меньше. Для Джо Энн Лайза была ничтожеством. Деревенщина с телом ангела, которую можно будет выбросить, как поломанную куклу, когда они с Бобби двинутся навстречу своей судьбе в Белый дом. При этой будоражащей мысли Джо Энн вытянула вперед длинные ноги и откинулась в удобном кресле.