Бут Пат. Палм-бич

   – Я не знаю, что думать… Я хочу сказать, я не думаю ничего такого. Я рад за Лайзу. А кто отец?
   Он постарался, чтобы вопрос прозвучал, насколько возможно, нейтрально. Например… Кто был на вчерашнем приеме? Понравился ли Маннам Лайфорд Кэй?
   – Очевидно, никому не известно. А тебе известно, Бобби?
   – Что ты хочешь этим сказать? – Бобби попытался изобразить раздражение.
   – Я хочу сказать… не твой ли это ребенок, Бобби? Вот что я хочу сказать. Может быть, этот маленький ублюдок твой? Ведь ты же трахал ее, а мы только что убедились, что детей делать ты умеешь. – Голос Джо Энн источал неприкрытый сарказм, когда она махнула рукой в сторону дочери.
   Бобби тянул время. Как же все-таки на это реагировать? Его ребенок? Замечательно! Нет, это же катастрофа! Незаконнорожденный сын. Сын! Крушение политической карьеры, если об этом станет известно. Какой-то грязный мерзавец из Уаст-Палм. Его рука на ее теле… Нашептывал слова любви Лайзе. Его Лайзе. Той самой, которую он капризно отверг. Той самой, которую он так ужасно оскорбил.
   Когда он решился ответить, голос его был тих и спокоен.
   – Нет, это не мой ребенок, Джо Энн. Он мог бы быть моим, но он – не мой. Лайза была от меня беременна, но она прервала ту беременность. Я этого не хотел, но она настояла. Вот что было.
   Безграничная печаль, с которой Бобби говорил все это, заставила Джо Энн поверить его словам. А она действительно хотела поверить ему.
   Почти не скрывая торжества, она выкрикнула:
   – Тогда кто же отец? Какой-нибудь ковбой с огромными яйцами, без денег, – без роду и племени, я полагаю. Поверженная Лайза! Ха!
   Лицо Бобби было словно маска.
   – Мне пора, Джо Энн. Если хочешь, я приду сегодня вечером. Тебе что-нибудь нужно? – Абсолютно ничего.
   Закрыв за собой дверь, Бобби точно знал, куда ему надо идти.
   Лайза выглядела великолепно. Она полностью оправилась от связанных с родами тягот, щеки ее вновь обрели цвет, волосы – блеск, а кожа – свежесть. Она смотрела в другую сторону, радио тихо играло музыку в стиле «кантри», которую она всегда так любила.
   Бобби минутку постоял. Этого времени было достаточно, чтобы рассмотреть кровать, розовую ночную рубашку Лайзы, великолепие стоявших повсюду цветов, успокоить свои пришедшие в смятение чувства. Наконец она заметила его.
   Бобби не знал, как описать появившееся на ее лице выражение. Вполне определенно – удивление. А еще – смущение. Однако более всего ее лицо выражало напряженность. Одно было очевидно. Его появление все же не было ей безразлично.
   Она выключила радио и продолжала смотреть на него.
   – Лайза, я только что узнал от Джо Энн, что ты здесь. Я не знал… что у тебя ребенок… никто мне не сказал… – Бобби подыскивал слова. – Я хотел узнать…
   – Твой ли это ребенок? – равнодушно, ровным голосом закончила она за него вопрос.
   Бобби развел руками. Он хотел услышать ее ответ. Лайза молчала.
   – Можно, я взгляну на него?
   – Да.
   Крошечный комочек жизни, находившийся в колыбели, тоже не давал никакого ответа.
   Он снова повернулся к ней. Ей придется развеять его сомнения.
   – Лайза!
   Когда она заговорила, тон ее был ледяным:
   – Не надо беспокоиться, Бобби. Это не твой ребенок. После того, что ты сделал, я бы никогда не стала рожать твоего ребенка. Никогда. Кто его отец, ты узнаешь довольно скоро. Когда мы поженимся. Так что не нервничай. Я не испортила знаменитые гены Стэнсфилдов. Я избавилась от твоего семени, и именно так, как обещала. А теперь сделай милость, катись к чертовой матери.

Глава 13

   – Мэгги! – вопила Лайза. – Помоги! Мэгги бросилась к ванной комнате. За последние час-два уже было полдюжины «критических ситуаций», одна серьезнее другой. Что же на этот раз? Сломанный ноготь? Тушь, попавшая в глаз? «Дорожка» на чулке?
   – Ну хватит, Лайза Старр, спасатель уже здесь. С неприятностями покончено.
   – Черта с два. Эти бигуди «Кармен». Одно застряло.
   И, правда, застряло. То, на которое была накручена челка. Каким-то образом волосы и пластмасса неразрывно переплелись.
   – И никак не вытащить, – наконец сказала Мэгги после двух-трех минут бесполезной работы пальцами. – Послушай, остается только одно – опять намочить и начать все сначала.
   – Но я уже опаздываю. Машина давно ждет. Мэгги взглянула на часы. Лайза была права. Она безнадежно опаздывала или, во всяком случае, опоздает, если приниматься за прическу со стартовой отметки.
   Подруги посмотрели друг на друга – подумали они об одном и том же.
   – Ты это сделаешь, или мне самой? – засмеялась Лайза.
   – У меня не хватит смелости, – призналась Мэгги.
   – Трусиха. Хорошо, Мэгг, давай ножницы. Обе уставились в зеркало, оценивая результат. Злополучное бигуди с завитком волос валялось на поцарапанном пластике.
   – Несколько странно, – сказала Мэгги неуверенно.
   – И правда, странно, – согласилась Лайза.
   – Может быть, прикрыть это цветами? – Голос Мэгги был далек от уверенности. Лайза была более оптимистична.
   – Не беспокойся, Мэгг. Все будет скрыто вуалью до тех пор, когда это уже не будет иметь никакого значения.
   Прошло только несколько коротких недель с того момента, как Марджори Донахью посеяла зернышко своего замысла в палате больницы «Добрый самаритянин», но оно попало в плодородную почву. С каждым днем оно прорастало и прорастало в благодатной среде сознания Лайзы; чем больше Лайза думала, тем разумнее казался этот выход из положения. Во-первых, ведь речь шла о Скотте. Его жизнь будет довольно непростой и без того, чтобы еще преодолевать трудности, которые подразумевает отсутствие отца и денег. Лайза глубоко ошибалась, полагая, будто никто не захочет дать ее сыну свое имя. Вернон Блэсс был захвачен этой идеей и согласился на свадьбу сразу же, едва только Марджори Донахью предложила это. Прекрасная Лайза Старр – его жена? Что еще нужно человеку в семьдесят один год? Может быть, еще только здоровый малыш-сын, чтобы показать всему Палм-Бич, что есть еще порох в пороховницах.
   – С тобой все в порядке, Лайза?
   – Что? Ах, да. Я просто обо всем этом думала. Интересно, миссис Мак-Тэггарт уже привезла Скотта в церковь? Могу спорить, он ревет там, как белуга.
   – Может быть, тебе лучше беспокоиться о том, явится ли туда твой муж?
   – О, Вернон непременно придет. Давай примерим вуаль.
   Уже в десятый раз они делали это. Получалось так же, как и во время всех предыдущих примерок. Лайза Старр, спрятанная за тончайшей дымкой. Необычайная, потрясающая красавица, которую собираются принести в жертву старику, годящемуся ей в дедушки, думала Мэгги. Уже не в первый раз с тех пор, как она услышала об этой чудовищной помолвке, Мэгги пришлось бороться с отвращением. Еще не слишком поздно. Это еще не произошло. Пока еще ее подруга не потеряна, но через несколько часов она станет миссис Вернон Блэсс!
   – Лайза, ты уверена, что это разумно? Смотри, пока еще не поздно передумать.
   – Мы обсудили это уже тысячу раз, Мэгги. – Голос Лайзы неожиданно дрогнул. – Не надо все начинать сначала… именно сейчас.
   О да. Они обсуждали это. Иногда до самого утра. Но логика Лайзы была непоколебима. Это не только ради Скотта, это нужно и ей самой. Она теперь живет только для того, чтобы отомстить за себя, а месть, как известно, такое блюдо, которое слаще всего, когда подается холодным, как лед. Брак с Верноном Блэссом будет шагом к ее цели. И только это имеет значение.
   Вернон Блэсс – старик. Он не будет жить вечно. Еще десять лет? Пятнадцать? С какой стороны на это ни посмотреть, она станет хозяйкой сказочного мизнеровского дома на Саут-Оушн-бульвар. Географически это не так далеко от – Уэст-Палма и бара «У Рокси», но если учесть все, что имеет значение, то это совсем другая планета. Если она и не обязательно превратится в веселую вдову, то будет вдовой богатой. Компания «Блэсс паблишинг» имеет довольно солидную репутацию, и, вероятно, настанет день, когда она будет владеть ею.
   – Да, ты права, Лайза, – сказала Мэгги с грустной улыбкой. – Думаю, я просто не могу свыкнуться с мыслью, что потеряю тебя. – Она протянула ладонь и прикоснулась к руке подруги. – Ты выглядишь великолепно, Лайза. Так аппетитно, что хочется тебя съесть.
   Лайза улыбнулась ей в ответ из-под тончайшей дымки вуали.
   – Ты не потеряешь меня. Господи, Мэгги, ты будешь нужна мне, как никогда. Ведь там же змеиное гнездо. Большое и красивое, но змеиное, а ты – моя единственная настоящая подруга.
   – Лучше, чем Марджори? – Мэгги всегда была ревнива.
   – Марджори есть Марджори. Она скорее учреждение, чем подруга.
   Обе засмеялись. Марджори действительно отчасти подходила под это определение. Большое, покрытое трещинами здание, огромное и внушающее благоговейный трепет, вмещающее дьявольски умелый бюрократический аппарат.
   – Ну ладно, пойдем. Веди меня к моей судьбе. Лайза с театральной напыщенностью произнесла эти слова, пока Мэгги выводила ее из двери служившей ей домом крошечной квартиры в Уэст-Палм. Лайза и не оглянулась назад. Она двигалась вперед.
   Пока машина ехала через мост, неся их на встречу с женихом, Лайза была неразговорчива и внутренне далека от спокойствия. Через мост – на венчание в Палм-Бич. Ее венчание. В церкви, стены которой еще помнят венчание Стэнсфилдов. То самое венчание, когда Бобби, ее Бобби, клялся в любви и уважении к женщине, которую она ненавидела и презирала. Как бы гордилась ее мать таким женихом… как Вернон Блэсс? Лайза вычеркнула свою семью из памяти. В сентиментальности нет никакого смысла. Ей надо повзрослеть, серьезно повзрослеть. Слишком поздно беречь себя от сердечных травм, но все-таки она довела до конца наивные и глупые мечты своей матери. Палм-Бич действительно был раем, однако его обитателям было далеко до богов. Все эти вечерние рассказы на крыльце их дома были не более чем легендами и сказками наивной мечтательницы. Теперь Лайза знала истину; но, может быть, восторженная блажь матери была предпочтительнее безумия ее собственной мудрости, которая родилась в горьких муках, вызванных небывалым по жестокости предательством? Бобби Стэнсфилд, раньше олицетворявший для нее любовь, а теперь ненависть, по-прежнему являлся своего рода центром ее мироздания. Она поклялась уничтожить его, как уничтожила его жену, и святой храм супружества, в который она вот-вот должна была вступить, был не более и не менее как оружием в этой войне.

* * *

   Высокие королевские пальмы по обочинам дороги, ведущей в Палм-Бич, представлялись Мэгги почетным караулом. А может быть, это вытянувшиеся по стойке смирно отлично вымуштрованные солдаты расстрельной команды? Она была далека от уверенности в будущем. Чтобы как-то успокоиться, она подсунула ладонь под руку Лайзы и сжала ее, но Лайза была где-то далеко, сражаясь с безымянными драконами, обходя ловушки и западни, расставленные на ее пути.
   И вот они приехали. Храм Милосердия у Моря.
   – Я люблю тебя. Удачи тебе, дорогая, – промолвила Мэгги.
   – Спасибо, Мэгги. У меня предчувствие, что она мне скоро потребуется.
   – Конечно, все они думают, будто ты вышла за меня из-за денег. И только мы с тобой знаем, что на самом деле все это из-за моего тела.
   Впервые за этот день Вернон Блэсс как-то намекнул на секс, и Лайза нервно засмеялась. Из-за широкого, полированного дуба, стола, десять футов которого разделяли супругов, вдали за лужайкой виден был океан. На волнах были заметны белые барашки. Очевидно, поднимается ветер.
   Вернон Блэсс оценивающе посмотрел на Лайзу. Первая брачная ночь будет нелегкой. Насколько она легкомысленна или, наоборот, серьезна? Это так трудно понять. Чувства других людей. Да откуда же можно знать, каковы они на самом деле? Как вызвать желание пойти тебе навстречу? Он поиграл стоящим перед ним стаканом кларета. Великолепное вино – «О, Брион» 1961 года. Почему-то вкус у него здесь всегда хуже, чем в Европе. Из-за дальних перевозок? Влажности? Ответить было невозможно. Но он все откладывает момент, которого так долго ждал. Он дал Лайзе и ее сыну свое имя, а когда он умрет, они получат его деньги. Должен же он хоть немного получить взамен! Такова жизнь! Может быть, она понимает это, но, может быть, и не понимает. Его опыт говорил, что людям свойственно неистребимое желание получать стоящие вещи даром. Не относится ли эта девочка-невеста к их числу?
   Лайза улыбнулась ему в ответ. Со всеми своими миллионами Вернон Блэсс обойдется ей недешево. Было бы полным сумасшествием даже осмелиться думать иначе. Слава Богу, она не отказывала себе в шампанском после венчания и в довольно приличном красном вине за ужином. Это будет отвратительно, но закончится, наверно, быстро.
   «Может быть, вы и зоветесь миссис Вернон Блэсс, но в глубине души вы всего лишь шлюха, такая же, как и все остальные», – думал Вернон Блэсс, психологически готовя себя к главному событию вечера. Может быть, она и не потаскуха, но ему здорово поможет, если он внушит себе, что она таковой является. Он почувствовал первое слабое возбуждение. Хорошо. Так уже лучше.
   – Если ты уже закончила, моя дорогая, то я подумал, может быть, мы ляжем сегодня пораньше, чтобы отметить нашу свадьбу… если ты, конечно, не возражаешь.
   Головная боль? Мигрень? Слишком много выпила? Лайза не могла заставить себя опуститься до таких банальностей. Я вознаграждаю тебя своим телом. Души их соединились, и она поклялась, что то же самое произойдет и с телами. Лайза заставила себя думать о чем-нибудь другом. О Стэнсфилдах, подсчитывающих свои деньги и мечтающих о политической и светской славе. Вынести лапание древнего старика – невысокая цена за возможность уничтожить их.
   – Когда ты будешь готова, найдешь меня в моей комнате, – сказал он.
   Лайза, посмотрела ему вслед. Темно-синий бархатный смокинг, строгие брюки, черные бархатные тапочки с вышитой золотом головой леопарда. Идеальный джентльмен. Добрый щедрый старик. Почему же ему должно быть отказано в его супружеских правах?
   Лайза смотрела на раскачивавшиеся пальмы за лужайкой; их листья были смутно различимы в опускавшихся сумерках. Штормовые облака неслись по неспокойному небу. Скоро польет флоридский дождь, несущий облегчение раскаленной земле. Он смоет пыль. Сделает этот мир чище. Она подавила в себе невольную дрожь. Может, и ей самой нужен этот целительный бальзам? Она сделала большой глоток из стоявшей перед ней рюмки с бренди. Посмотрела на часы. Сколько времени следует дать ему? Сколько минут она сможет отпустить себе, оставаясь в рамках приличий? Для нее это в любом случае будет слишком скоро. Словно какая-нибудь жертва испанской инквизиции, Лайза пыталась подготовить себя к мукам – мысленно отделить душу от тела и поместить ее в некое нейтральное место, где удары судьбы ее не затронут. Ей это иногда удавалось в спортивном зале: стонущее и жалующееся тело как будто принадлежало кому-то другому, а душа парила над ним, зачарованная своим превосходством. Итак, часы отсчитывали последние минуты ее целомудрия, а она пыталась не обращать внимания на бег времени.
   Она поднялась. Словно во сне, двинулась навстречу нежеланному союзу. Через комнату. Вверх по лестнице. К комнате, которая будет ее спальней. Их спальней. Какую-то секунду, целую вечность, она стояла перед дверью. Она еще раз перебрала свои чувства и с удивлением обнаружила, что жалость – самое сильное из них. Бедный Вернон. Он уже, наверное, забился под одеяло, лицо нервно выглядывает из-за белых простыней. Его роль «грязного старикашки», предназначенная исключительно для публики, очевидно, отброшена, и теперь, в преддверии встречи с прелестями жены, он станет примерен и скромен. Даже будет нервничать. Его необходимо успокоить, помочь получить хоть какое-то удовлетворение – в качестве награды за ту жизнь, которую он сделал для нее возможной. Она выключит свет – так будет лучше и ему, и ей – и сделает то, что должна сделать, чтобы выполнить свою часть подписанного контракта.
   Лайза Блэсс глубоко, как только могла, вдохнула и вошла в спальню.
   Вернона Блэсса не было в постели. Зато там находился кое-кто другой.
   Девушка была очень славненькая. Кукольное личико, никакой косметики, мягкий цвет лица, мягкие и нежные светлые волосы, не знакомые с красителями. Она была невероятно юна. Девушка спокойно сидела на постели и оценивающе смотрела на Лайзу; простыни прикрывали нижнюю часть ее плоского полу детского живота. Одной рукой она откинула упавшую на круглый голубой глаз прядь волос; указательный палец другой был у нее во рту.
   Вернон Блэсс стоял рядом с кроватью и совсем не выглядел нервным. Он выглядел в высшей степени поразительно. Пижама была вполне нормальной, она походила на обычную стандартную вещь от «Братьев Брукс», но его старческое личико претерпело ошеломляющее изменение. Дело было не столько в толстом слое туши на ресницах и даже не в огненно-красной губной помаде. Дело было и не в тоне цвета слоновой кости на щеках или дешевых серьгах. Все дело было в выражении его лица. Оно было ясным. Оно ничего не скрывало. Это было лицо порока, а свисавшая с его руки плеть для верховой езды подчеркивала это.
   Лайза застыла, как вкопанная, пытаясь осознать то, что увидела, а воздух, который она вдохнула, открывая дверь, так и остался в легких, дожидаясь приказа выйти наружу. Она попала сюда совсем не по недоразумению. Все было подготовлено специально для нее. Это было написано у Вернона на лице. Выжидательный взгляд девочки-подростка только подтверждал это.
   Она открыла рот, чтобы произнести слова, которых не существовало в природа.
   Ребенок на кровати выручил ее.
   – Добро пожаловать, миссис Блэсс, на вашу первую брачную ночь.
   Это был голос маленькой девочки, сексуальный, возбуждающий, но, тем не менее, обыденный. Он звучал как голосок неопытного мальчика-посыльного в гостинице.
   «Добро пожаловать в отель „Гавайи Хилтон“. Надеюсь, вам понравится у нас».
   Наконец Лайзе удалось подобрать слова. Не те, которые она действительно хотела произнести, но, как казалось, вполне пригодные для этой ситуации.
   – Какого черта вам здесь надо? Говоря это, она почему-то смотрела на Вернона. Девушка склонила голову набок, на ее внезапно ставшем усталым лице появилось вопросительное выражение. Она тоже смотрела на Вернона. Казалось, взгляд ее говорил: «Всегда что-нибудь не так с этими богатыми чудаками. Слишком много сложностей. Никогда не известно, чего они хотят на самом деле, а чего не хотят». Вслух она произнесла:
   – Вы хотите сказать, Вернон не предупредил вас обо веем этом? Это же что-то вроде сюрприза!
   Вернон Бласс засмеялся. Противным, хриплым, каркающим смехом.
   Девушка-подросток поняла это как возложение на нее роли спасительницы этой быстро превращающейся в бесперспективную ситуации. Она попыталась придать своему голосу убедительность, даже чувственность. Но все равно он остался умоляющим голоском маленькой девочки.
   – Видите ли, мэм, дело в том, что Вернон любит смотреть на такие вещи. Это и правда будет забавно. Вы и я, а он наблюдает. – Голос ее дрогнул; она явно не владела аудиторией. – Кнут ничего не значит. Это просто для вида, – добавила она несколько запоздало.
   Тут она, очевидно, решила, что действия будут понятнее, чем слова. Ее козырная карта всегда оказывалась выигрышной, а эта богатая дамочка наверняка только притворяется, будто не любит девочек. Томным движением она отбросила простыню, демонстрируя, что же на самом деле предлагается Лайзе.
   Оцепеневшей от ужаса Лайзе хватило всего секунды, чтобы все рассмотреть. Длинные загорелые ноги, маленькие и изящные ногти на пальцах ног, подкрашенные розовым лаком, в тон цвета уже созревших сосков, правильной формы треугольник светлых волос, из-под которого скромно выглядывал полураскрытый розовый бутон. Этот взгляд требовал, умолял бросить спасательный круг. Ужасная ошибка. Незваная гостья. Очень плохо задуманная плоская шутка. Репетиция какого-то любительского спектакля. Ну, что-нибудь!..
   Ничего не было написано в его жестоких глазах. Все так и есть. Он хочет, чтобы она это сделала. Чтобы она занялась любовью с подсадной девчонкой, а он будет наблюдать, дергаться в экстазе, а может быть, немного постегает их кнутом.
   Попятившись, Лайза схватилась за косяк. Потом, оказавшись в коридоре, она пустилась прочь стремительным шагом, быстро перешедшим в бег. Следом за ней, словно ужасающий запах разложения, летел жуткий смех ее мужа.
   Снаружи сплошными потоками лил дождь, из-за него совсем ничего не было видно. Дождь и слезы ее первой брачной ночи. Господи! Лайза вслух выругалась, рванула ручку переключения передач своего «мустанга» и попыталась рассмотреть дорогу. Необходимо убраться подальше от этого ужасного дома, подальше от этого отвратительного дьявола, за которого она вышла замуж. Как могла она совершить такую явную и ужасную ошибку? Какого же черта никто ничего ей не сказал? Разве в Палм-Бич не все известно о его обитателях? Гнев и безысходность охватили ее при мысли о своем унижении и его последствиях в будущем. Ей придется разрушить это: знаменитый брак Лайзы Старр, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, отдал концы всего через шесть часов. Боже, этот мерзкий извращенец, эта порочная ухмылка на его лице, когда он наблюдал за охватившим ее ужасом. Сегодня она увидела зло в глазах человека, которого поклялась слушаться и уважать до самой смерти, в глазах человека, которого весь свет теперь считал отцом ее ребенка.
   В левое окно Лайза увидела, как прибой разбивается о волнолом Саут-Оушн-бульвара. Еще немного, и она будет там. Ее ждут согревающий бренди и успокоительные слова в уютной комнате Марджори. Марджори знает, что надо делать. Она просидит с подругой всю ночь, а утром телефонные линии раскалятся от летящих по ним к адвокатам Марджори сигналов тревоги, и Вер-нон будет разоблачен.
   Она вгляделась в дождливую темноту. Вот она. Дорожка к дому Донахью. Но она не погружена в темноту. Она залита светом и полна машин и людей. Мигает голубой проблесковый маяк полицейской машины, приткнувшийся к. ней водитель взволнованно говорит по радиотелефону. Издалека доносится приближающийся звук сирены. Вот он уже рядом. Это карета «скорой помощи», из задних дверей выпрыгивают санитары. Носилки. Контейнеры с кровяной плазмой. Тревожные крики. Мигающий красный маячок «скорой помощи» соперничает с голубым огоньком полицейской машины. И дождь. Раздраженно барабанящий по вдруг перевернувшемуся миру Лайзы Блэсс.
   В доме был тот же сущий ад. Стремительно кинувшись внутрь, Лайза схватила за руку одетую в белую униформу горничную.
   – Что случилось?! – крикнула она. Но, конечно же, она все поняла.
   – О, мисс Старр, это мадам. По-моему, она скончалась. Все произошло так внезапно. За ужином.
   Лайза почувствовала, как кровь застыла в ее жилах. Марджори не может умереть. Для нее это непозволительно. Это было бы против правил. Марджори выше таких земных вещей, как жизнь и смерть.
   Лайза взбежала, перепрыгивая через ступеньки, вверх по извивавшейся спиралью лестнице. Прямо перед ней громыхали носилками санитары. «Пожалуйста, пусть она будет жива. Боже, милостивый, всемогущий, пожалуйста».
   Марджори Донахью успели положить на кровать, и она из последних сил боролась за жизнь. Одна сторона ее лица опала, как рухнувшая скала; она была смертельно бледна, дыхание вырывалось слабыми толчками из сухих посиневших губ.
   – Похоже на инсульт. Джим, давай капельницу и неси контейнер с плазмой. Она в шоке. И введи ей гидрокортизон. Для первой дозы возьми ампулу на сто двадцать пять миллиграммов.
   Лайза беспомощно стояла, пока бригада «скорой помощи» продолжала работать. Через несколько секунд желтоватая жидкость уже вливалась в вену, к руке был подключен аппарат для измерения давления, а стетоскоп прижат в нужном месте под левой грудью.
   Старший из бригады склонился над больной с офтальмоскопом.
   – Похоже, есть шанс. Зрачки реагируют на свет. Но там кровотечение. Двусторонний отек дна глазного нерва. Возможно, потребуется сделать несколько проколов. Чем быстрее мы привезем ее в реанимацию, тем лучше.
   Лайза почувствовала, как ее охватила паника. Они собираются увезти Марджори. Необходимо, чтобы ей позволили поехать с ней. Надо быть в машине вместе с Марджори.
   – Можно, я тоже поеду? Я ее внучка, – солгала она. По дороге в больницу «Добрый самаритянин» Лайза, сидевшая на заднем сиденье, недобрым словом поминала снобизм, который не позволил Палм-Бич иметь свою собственную больницу. В городе всегда гордились подобными вещами, но в отдельные моменты, такие, как сейчас, все решали секунды, и это представлялось опасной и безумной показухой.
   В полумраке на экране монитора плясали голубые линии электрокардиографа. Даже Лайза могла видеть, насколько они чудовищно искажены. Эти линии, скакавшие по всему экрану, походили на беспорядочные каракули, которые чертил фломастером на белой стене оставленный без присмотра трехлетний ребенок.
   Лайза вздрогнула, услышав неясный шепот.
   – Это ты, Лайза? Почему ты не дома? Я ужинала, и меня будто кто-то стукнул по голове. Куда они меня везут?