Бутов Денис. В августе 96-го и другие рассказы

башню сорвало с корпуса и ударило ей по Саниной голове. Инстинктивно он
вдавил палец в кнопку электроспуска, почувствовал, как заработал КПВТ, но не
услышал выстрелов. Тишина, только еле различимый звон в ушах. Увидел!
Огоньки! Из кошары! Пламя из стволов! Пулемет туда! На, сука!!! НААА!!!!
Очередь четырнадцати-с-половиной-миллиметровых пуль снесла половину крыши и
без того еле стоявшей заброшенной кошары, облако дыма, пыли. Побежали,
крысы! Сука, зеленка рядом, уйдут! На, пидор, на! Получи свое!!! Бежишь?! На
тебе в спину!!!

Саня своими глазами увидел то, что раньше только слышал от других. Что
бывает с человеком, когда в него попадает капэвэтэшная пуля маркировки МДЗ -
"мгновенного действия зажигательная". Маленький фугас четырнадцати с
половиной миллиметров в диаметре. Руки, ноги в разные стороны, кровь, клочья
мяса. На, падла! Нравится?! На еще!!!

КПВТ захлебнулся - кончилась коробка. Ушли суки, нырнули в зеленку...

Как ни странно, убитых среди наших не было, только оглушило Саню,
разбита голова у взводного, да Тимохе - Сереге Тимохину - прострелили плечо.
Уцелела даже рация, хотя бэтр можно было сдавать на металлолом. Вызвали
подкрепление, перевязались. Подлетела маневренная группа - два бэтээра. В
городок. У Сани в ушах нарастал звон, из него стали вычленяться невнятные
звуки. Заболела голова.
- Все, блин... - думал Саня, - все! Два дня до дембеля! Завтра в полк,
послезавтра домой! Никакой санчасти, дома отлежусь. Домой!

Кроме Сани на дембель уезжали еще трое. Да еще старшина из РМО зачем-то
в полк поехал. Поехали на сто тридцать первом, машину вел контрактник,
Трофим Иваныч. Интересный мужик - не пил, не курил, даже не матерился,
водитель первого класса. Достоевским зачитывался. Выспался перед выездом. На
вопрос о том, почему он вошел в поворот, не снижая скорости, он потом только
пожимал плечами, глядя растерянно. Машина перевернулась, Саню придавило
бортом. Это был последний двухсотый в полку за этот апрель.

ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ МОРЩИН

День начался весело. Сразу после подъема прибежал взъерошенный Васька
Сергачев и, скалясь до ушей, посоветовал прогуляться к уличному сортиру.
- А что там? - спросил я.
- Сходи, не пожалеешь!

В сортир я, честно говоря, не хотел, но все-таки пошел, потому что
стало интересно. В принципе, даже без Сергачева было ясно, что возле сортира
происходит что-то странное и, судя по дружному ржанью собравшейся толпы,
веселое. Протиснувшись вперед, я увидел голову, торчавшую из очка. Голова
принадлежала сержанту Распопину из третьей роты.

Сержант Распопин из третьей роты был редкостным бараном. Впервые он
отличился в первом же своем карауле после учебки. Среди ночи начальник
караула был разбужен грохотом, донесшимся из помещения бодрствующей смены.
Грохот чрезвычайно напоминал звук выстрела. Ссыпавшись с койки, начкар
метеором вылетел на место происшествия. Картина, представшая перед его
глазами, была достойна кисти Петрова-Водкина или, там, Дали: сержант (тогда
еще младший) Распопин, с обалделым видом и круглыми глазами, держащий между
колен автомат, дыра в потолке и обваливающаяся оттуда же штукатурка. Как нам
потом рассказывал начкар, присутствовавший на "разборе полета" у командира
полка, Распопин заявил, что он хотел посмотреть, как пуля врезается в канал
ствола. И успеть отдернуть голову, естественно.

От греха подальше Распопина заслали на месяц на стрельбище, копать
траншеи для кабелей дистанционного управления мишенями. Работенка эта была
совсем не из халявных, поэтому широко использовалась для перевоспитания
трудом. На стрельбище отсылали залетчиков. В основном дембелей. Распопин,
судя по всему, произвел соответствующее впечатление на дембелей-залетчиков,
потому что приехал он еще более ушибленным. По приезде Распопин сразу
направился в санчасть в надежде выклянчить пару дней постельного режима, где
тут же и отличился в очередной раз - попытался спереть банку с каким-то
спиртовым раствором на глазах у санитара. Санитар, дембель по кличке Туша
(крепенький паренек, надо сказать), приготовивший эту банку для себя, сделал
Распопину замечание, после которого тот неделю отлеживался там, куда пришел,
то есть в санчасти. Хотел постельный режим - получил постельный режим.

После этого у Распопина было еще немало подвигов, но по прошествии
полугода, в честь какой-то знаменательной даты, ему кинули-таки еще одну
лычку на погон.
Теперь сержант Распопин сидел во горло в сортирном очке и закатывал
глаза с сосредоточенным видом. Вонь, идущая из очка, сшибала с ног.
- Что творится-то? - спросил я.

Сразу несколько бойцов стали наперебой объяснять, что Распопин пошел
ночью погадить и умудрился при этом уронить в очко автомат. До утра он
безуспешно пытался вытащить автомат палкой. С наступлением утра он пошел и
прибил к палке гвоздь, но даже с использованием этой хитроумной конструкции
успеха не добился. Тогда Распопин героически разделся и сиганул в очко сам -
нашаривать автомат босой ногой. Уже полчаса нашаривает, - уточнил один из
бойцов.

Я постоял, покурил, полюбовался этим представлением и пошел восвояси в
роту. Сегодня мне предстоял выезд в поиск - надо было подготовиться. Ну там,
стволы проверить, почистить, ленты тоже посмотреть и смазать. Короче, работы
хватало. Одному мне работать было в напряг - и долго, и скучно, - поэтому я
взял в помощь молодого. Пожалел я об этом уже через полчаса, когда молодой
сначала уронил гранату, а потом небрежно высыпал из коробки на пол ленту,
снаряженную эмдэзэшными патронами. Я решил, что лучше быть уставшим и
скучающим, но живым, и молодой отправился драить очки в ротном туалете. К
обеду я закончил возиться с оружием, пошел доложить об этом ротному и узнал,
что все мои усилия были напрасны - в поиск мы сегодня не едем. Уточнять
почему, я не стал - какая нафиг разница. В общем-то, это было даже к лучшему
- у Вовки Буйко сегодня день рождения, так что намечалась пьянка.

Пьянка, как показалось сначала, у нас не удалась. Часа в два ночи
раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Дежурный по роте, прикемаривший
на своей койке, подскочил на метр, с размаху приложился головой о верхнюю
перекладину, взвыл спросонья, побежал к двери, запутался в ногах, упал,
наконец, добрался до двери, открыл, тут же получил плюху от злого ротного,
опять упал... Кроче, водку мы убрать успели. Не успели убрать праздничный
стол - табуретку с банками тушенки, перловки и банкой маринованных огурцов,
которую где-то надыбал Миня Дуров по прозвищу Еврей.

Еврей - это вообще отдельная песня. По национальности он на самом деле
был чистокровный русак, но деловым его качествам позавидовал бы, я уверен,
любой иудей. Будучи совсем еще молодым бойцом, он однажды ночью был разбужен
дембелем Кузей, которому приспичило мороженого. В два часа ночи. Ну
захотелось человеку мороженого. Меня однажды отправляли ночью за апельсином.
Я, естественно, никакого апельсина искать не стал, спустился на этаж ниже, в
третью роту, покурил полчаса с дневальным одного со мной призыва, потом
вернулся к себе в роту, заявил, что апельсина я нигде не нашел, огреб
положенную порцию колотушек и со спокойной душой и разбитым носом лег спать.
Зато Еврей через пятнадцать минут явился с мороженым. Обалдевший Кузя даже
сказал ему "спасибо". В следующий раз Еврей отличился, когда мы поехали на
гарнизонную базу разгружать вагоны с луком. Путем обмена почти полвагона
лука на сливочное масло и продажи этого самого масла Еврей наварил столько,
что рота неделю курила исключительно "Мальборо". Подобные махинации Еврей
проводил постоянно - были у него предпринимательские наклонности, были, чего
уж там. Но венцом карьеры Еврея была продажа бэтээра одному наивному аварцу.

Аварец пришел к нам на КПП с шикарным предложением - продать ему БТР за
пять тысяч долларов. На его беду, дежурным по КПП был Миня. Естественно,
предложение было тут же принято. Аварцу пришлось еще и водку выставлять -
для закрепления договора. Вперед Миня взял тысячу, как он сказал аварцу -
для неофициального материального стимулирования должностных лиц полкового
парка автобронетехники. Завороженный обилием умных слов, аварец, не
сопротивляясь, отдал деньги, после чего Еврей пообещал подогнать бэтр ночью,
когда все, мол, будут спать. Аварец пришел, как условились, в два часа ночи
к воротам и прождал до семи. В семь часов ворота распахнулись и Еврей в
бэтре гордо выехал из расположения части. За ним выехала колонна той самой
автобронетехники (которая из полкового парка) и, во главе с Еврейским
бэтээром, попылила на замену тактической группировки махачкалинской бригады.
Аварец этого, конечно, не знал, поэтому, потеряв всяческое терпение,
примерно к обеду начал беспокоить наряд по КПП с требованием подать ему
честно купленный БТР к порогу. Ему накидали по ушам и выкинули на улицу.
Неугомонный аварец дождался появления начальника штаба полка полковника
Богомилова, которому и пожаловался на ненадлежащее выполнение деловых
обязательств личным составом полка. Энша внимательно выслушал истца, после
чего, по его же, энша, указанию, аварцу опять накидали по ушам и выкинули на
улицу. Больше аварец не появлялся.

Ротный волком глянул на наш натюрморт и прорычал дневальному поднимать
роту. Тот, видимо, с перепугу, заорал "Рота, сбор!" таким истошным голосом,
что салага Черпаченко тут же с грохотом навернулся с верхнего яруса. Это
такой прикол у нашего ротного - как с женой поцапается, так с расстройства
бегает до изнеможения. А так как одному бегать его, видимо, напрягает, то он
берет с собой роту. Чтоб служба медом не казалась. Вот и сегодня - наверняка
поругался с женой, поэтому нам предстоит увлекательная прогулка. Пешая. Или,
точнее, бежая.

Вообще-то, нам не привыкать. "Разведчик должен стрелять как ковбой и
бегать как его лошадь" - любимая поговорка начальника разведки полка майора
Соловьева. Ротный эту поговорку принимает близко к сердцу, поэтому раза
два-три в неделю мы бегаем на стрельбище, стреляем по мишеням и бежим
обратно. До стрельбища восемнадцать километров. Когда я, буквально позавчера
приехавший в полк и определенный в разведроту, первый раз побежал по этому
маршруту, через пять километров я был твердо уверен - вот она, моя смерть
пришла. Но ничего, выжил. А потом даже привык. Не то, чтобы нравиться стало,
но и не напрягало особенно. Даже курить не бросил. Впрочем, у нас никто из
тех, кто курил, не бросил. Зато многие некурящие закурили.

На этот раз ночная пробежка оказалась недолгой - ротный, уж сильно
расстроенный размолвкой с женой, с такой энергией скакал впереди, что
вывихнул ногу, попав ею в сусличью нору. После этого пробежка туда переросла
в пробежку обратно с "раненым" ротным на руках. Отнесли его в санчасть, где
он скомандовал "Рота, отбой". Ну, отбой так отбой. "Дембель стал на день
короче, спи, старик, спокойной ночи". Спокойной ночи у нас все-таки не
получилось, потому что водки оставалось еще много.

Утром я, неся на плечах свою многострадальную голову как индийские
женщины носят кувшины с водой - плавно и не делая резких движений, укрылся
подальше от глаз начальства - в парке. Со второй попытки залез в свой бэтр и
прикемарил минут на двести. Проснулся очень вовремя - со стороны
контрольно-технического пункта доносился рык подполковника Богомилова.
Разобрать ПКТ и сделать вид, что очень занят приведением вверенного боевого
оружия в идеальное состояние - дело десяти секунд. Или даже восьми. Впрочем,
усилия оказались ненужными - Богомилов погрохотал-погрохотал, и голос его
затих в направлении штаба. Спать уже не хотелось, зато хотелось пить. И даже
не просто хотелось, а хотелось жутко. А так как фляжку с водой я с собой с
утра прихватить не додумался - думать было просто-напросто больно, то
пришлось плестись в роту.

Естественно, первый, на кого я наткнулся, войдя в расположение, был
ротный. По выражению его лица я, не задумываясь, определил, что с женой он
не помирился, все бабы - суки и вообще пошла она к такой-то матери. Вдобавок
ко всему, как мне позже сообщил ротный писарь татарин по имени Мубарак
(клички у него не было, потому что с таким именем она и не нужна), Богомилов
громыхал именно на ротного из-за того, что до сих пор не организован
разведпоиск. Да еще заболел гриппом старшина роты, который тоже должен был
ехать. Правда, отмазка не прокатила, так что старшина, разбрызгивая сопли и
бациллы, метался по роте, разыскивая свой спальник (который, надо заметить,
Еврей продал еще третьего дня).

Выехали вечером, когда стемнело. Без приключений, естественно, не
обошлось - гриппозный старшина забыл сухпай. Обнаружилось это уже под утро,
когда мы подъезжали к омоновскому блокпосту, поэтому ротный решил заскочить
на блок и занять у ментов пару коробок. Нам повезло - на блоке сидел
уральский омон - мужики веселые и не жадные. Пока ротный договаривался с
омоновцами, я залез на бэтр, свесил ноги по обе стороны капэвэтэшного ствола
и закурил. Уже рассвело, задувал легкий ветерок...

Вот и дембель. "Уезжают в родные края дембеля, дембеля, дембеля..."
Дембелей, вместе со мной, было 9 человек, все с Новосибирска, кроме меня.
Трое суток ехать вместе. Трое суток мы не просыхали, поэтому особых
подробностей о поездке я не помню. Ночь от Новосибирска до Красноярска я
приходил в себя - валялся пластом на верхней полке и пил минералку. А вот и
дом, милый дом...

Устроился на работу, восстановился в институте, защитил диплом.
Естественно, влюбился. А она влюбилась в меня, что вовсе не естественно. От
родителей я ушел, стали снимать квартиру. Потом родился сын - веселый
крепкий пацан... В папу весь.

Дальше домечтать я не успел, потому что снайпер, засевший в "зеленке",
влепил мне пулю в горло, прямо над срезом бронежилета. Нелепо взмахнув
руками, всей своей массой я навернулся с бэтра, ударившись голенью о
раскрытый люк. Потом я умер.

Примечания:

Начкар - начальник караула

Эмдэзэшные патроны - патроны для КПВТ маркировки "МДЗ" - мгновенного
действия зажигательные

КПП - контрольно-пропускной пункт

"Зеленка" - лесополоса, участок с густой растительностью

КАК НЕ СБЫВАЮТСЯ МЕЧТЫ

Огонь. Дым режет глаза. Бэтээр горит. Я горю! Рвутся коробки с
патронами. На выход, немедленно! Не могу! Ноги! Ноги зажало! Горю!!!
Больно!!! Не хочу!!! Харлей! Харлей, сука!!! Вытащи меня!! Не могу больше!!!
Не могу!!!!

- Денис! Денис!
Я сажусь рывком на кровати. Дома. Простыня мокрая, я тоже мокрый.
Вспотел, блин.
- Ты мне опять спать не даешь. Опять кричишь во сне.
Это мой брат. У нас с ним одна комната на двоих. С тех пор, как я
уволился в запас, спокойный сон у него кончился. Если, конечно, не считать
случаев, когда я не ночую дома. Впрочем, таких случаев немало.
- Извини, Серега.
- Да ладно...
Иду в ванную, сую голову под струю воды. Спать уже совсем не хочется.
Моя бы воля, так я бы вообще не спал. Мама спрашивает, почему я так много
пью. Ха! Да потому, что когда я сваливаюсь пьяный, я не вижу снов. Вот
почему.

На кухне прохладно, там всегда открыта форточка. Встаю у окна,
закуриваю. Смотрю в ночь...
- Удачи, Балу!
- Удачи, Ден!
- Чтобы все было хорошо!
- Удачи, Ден!
- Удачи!
- Удачи...

Балу - это меня так звали в роте. Сначала прозвище было "Баламут",
потом оно сократилось до "Балу". В роте меня уважали. За то, что я старался
быть... ну, справедливым, наверное... быть надежным... быть человеком. Не
всегда получалось, но я, по крайней мере, старался. Быть человеком. Не
волкодавом. Многие у нас в бригаде стали волкодавами - злющими псами,
которым все равно, кого рвать - волка ли, чужого человека, своего щенка.
Волкодавов тоже уважали. Через страх. Я видел, как менялись лица у молодых,
когда они слышали голос Мамая. Хотя на самом деле Мамай - вовсе не плохой
парень. Он просто отморозок. У него три контузии, легкие, правда, но три.
Заводится он с полпинка, как хороший мотоцикл. Все равно, хоть дедовщина у
нас в роте и была, но не такой беспредел, какой был, когда я приехал в
бригаду. Отслужил я к этому времени месяца четыре. И приехал. Летал, как
сраный веник. Вообще у нас в роте мало волкодавов, в основном они в гэсне.
Группе специального назначения. У них и командир - волкодав.

Провожали меня... Весело меня провожали. Смутно помню, как открыли
ворота, постелили под ноги чистое полотенце. Ноги вытереть. Дурацкая
традиция, честно говоря. Толпой довели до автостанции, посадили на автобус.
Помню, что отлить выходил в Буденновске. В Пятигорске был уже почти трезвый.
Башка трещала, так я пошел в буфет, еще водки хлопнул. Ехал я не сразу
домой, ехал к родне в Черкесск. А когда домой собрался, шахтеры в Ростове на
рельсы сели. Касками застучали. Я и прикинул, что если поеду на поезде, то
домой приеду еще месяца через три. А я хотел на поезде ехать. Не знаю,
почему, но хотел. Ну а тут пошел и купил билет на самолет. С серебристым
крылом.

В аэропорту в Минводах вышел покурить на крыльцо. Капитан какой-то:
"Привет, разведка".
- Привет, - говорю.
- Домой едешь?
Разговорились. Военный комендант аэропорта оказался.
- По соточке? - это он мне.
- Ну а чего ж?

До самолета мне оставалось часа четыре. В общем, меня потом в самолет
грузили, как ценный, но абсолютно неодушевленный груз. Проспал всю дорогу.
Вышел из самолета, пошел пешком до терминала. Выхожу из терминала, иду к
автобусной остановке. Окликают. Отец с братом. Е-мое! Брат за два года так
повзрослел... Я даже не узнал его с первого взгляда.

Приехали домой. Домой! Туда, куда так рвались мы все, туда, где все
наши мечты были. Домой, домой! "Взвоет ветер за бараками, БМП нам лязгнет
траками. Домой, пора домой!" Козырная песня была. Домой...

Бродил по квартире, как неприкаянный. Вспоминал, как я жил два года
назад. В прошлой жизни.

- Не спится?
Это мама. Почувствовала запах табачного дыма. Забыл закрыть дверь в
кухню.
- Да, мам, не спится.
- Опять что-то снилось?
- Нет, мам, все нормально. Просто не спится. Все хорошо, мам. Иди спи.

- В армии служил?
- Да. Вот военник.
- Это хорошо. Нам нужны отслужившие. А где служил?

Пришел я устраиваться на работу. В частное охранное предприятие.
Охранником. По объявлению. Первый месяц я пил. Не просыхал. Потом кончились
деньги. Брать деньги у родителей мне было неудобно и стыдно, но все равно
брал. Не на водку - на сигареты и разные мелочи. За этот месяц мне раза
четыре звонили из разных милицейских контор - ППС, вневедомственной охраны.
Отвечал я им всем одинаково - извините, два года я отдал МВД, с меня хватит,
поищу что-нибудь другое.

- Во внутренних войсках.
- А конкретно?

Восстанавливаться в институте я не хотел, мама уговорила. Студент из
меня, если оценивать объективно, никакой. Но уговорила. Пришел,
восстановился. Бухгалтер, епа мать. Уходил со второго курса экономического
факультета, восстановился на четвертый курс бухучета. Не завидую я той
фирме, что меня бухгалтером возьмет.

- А конкретно - в разведроте.
- А-а-а... Разведка? Спецподготовка там, рукопашный?
- Ага. Спецподготовка и рукопашный.
- А это что? ...Выполнял служебно-боевые задачи в составе...? Воевал,
что ли?
- Было дело.
- Извини, такие нам не нужны.
Челюсть у меня неудержимо поползла вниз.
- Почему?!
- А вы все оттуда больные на голову возвращаетесь, а у нас оружие
боевое выдают. Мало ли, чего ты учудишь, дай тебе настоящий пистолет.

Я молча смотрел на него, на этого чмыря в очочках. Он засуетился,
видимо, почувствовал себя неуютно. Решил, наверное, что сейчас на себе
испытает неадекватность поведения "вернувшихся оттуда". Я расхохотался.
Вспомнил, что я учудил (учудял? учуждал?) со своими пулеметами. Да,
действительно, дай мне НАСТОЯЩИЙ пистолет... Пулеметы-то игрушечные были. Да
и автомат, с которым спал и в сортир бегал - тоже фальшивый. Настоящий
пистолет, бог ты мой! Я согнулся пополам, от смеха слезы катились по щекам.

Чмырь, видно, подумал, что у меня началась истерика. Только бы он не
начал меня по щекам хлопать, подумал я. От этой мысли меня согнуло еще
больше. Упал на стул, с трудом успокоился. Вынул носовой платок, вытер
глаза. Этот засранец протянул мне стакан с водой. На, мол, выпей, легче
станет. Я встал, поблагодарил за интересную и содержательную беседу, взял у
него из рук стакан, вылил ему на аккуратно причесанную голову, забрал
документы и вышел.

- Домой хочу! Знаешь, Балу, как дома классно? Знаешь, как меня ждут?
- Знаю, Харлей, знаю. Меня тоже ждут.

Вранье. Никто меня не ждал. Кроме родни. Гражданка, на которую рвался
два года, о которой думал и мечтал, оказалась дерьмовым местом. У тебя нет
денег? Ты слабак. Ты был в армии? Ты не смог отмазаться, ты дурак. Ты был на
войне? Да еще и рапорт туда сам написал? Ты полный идиот.

Остались еще друзья. Которые тоже ждали тебя. Как выяснилось -
напрасно. Мы больше не понимаем друг друга.
- А расскажи, как там на войне?
- А расскажи, страшно было?
- А расскажи, ты убивал?
- А расскажи, как это?..
- А расскажи?..

Я рассказывал. Когда пил. В полуневменяемом состоянии. После того, как
я на одной из пьянок рассказал о том, почему часового лучше душить, а не
резать горло, девушка, которая мне нравилась, перестала со мной общаться.
Просто бросала трубку и не открывала дверь. Видимо, не понравились
физиологические подробности.

Однажды пили в общаге на краю города. Не помню, как, но оказались мы в
гостях у соседей. А соседи оказались чеченцами. Я сидел голый по пояс, молча
пил водку, подливая себе сам. Когда один из чехов налил мне в стакан вина, я
выбросил стакан в окно. Не помню, почему я не ушел, просто не помню.
Наверное, потому, что там сидели мои друзья. Ну, я так думаю. Сидел и
терпел. Когда чех сказал мне, показывая пальцем на мой опознавательный
медальон - "смертный жетон", - "В следующий раз, когда придешь, сними его у
дверей", я не выдержал. Меня оттащили. Хорошо, что меня оттащили. Иначе я
его завалил бы. И сел бы. Из-за чеха. Обидно вдвойне.

Включил чайник, закурил очередную сигарету. Спохватился, закрыл дверь
кухни.

Когда приехал в Черкесск, пошел гулять по городу. Я ездил туда каждое
лето года, этак, до девяносто четвертого. Тихий, зеленый городок. Есть в нем
своя прелесть. Идешь по улице - растут абрикосы, алыча, тутовник. Залазь на
дерево и лопай.

Стоял на остановке, ждал троллейбус. Хлоп-хлоп! Выхлоп дизеля
грузовика. Рефлексы сработали как у собаки Павлова. Очнулся в кустах,
нашаривая автомат. Секунд десять нашаривал. Потом осознал, как я глупо
выгляжу. Смотрю - все, кто был на остановке, человек тридцать, на меня
уставились. Ну, я представляю, как это выглядело со стороны - стоит парень,
как припадочный прыгает в кусты и выглядывает оттуда. Я встал, штаны
отряхнул, сделал морду лица поиндифферентнее, мол, так задумано было. В
троллейбус уже не полез, пешком пошел. Уши, наверное, у меня аж светились.

Уже дома гулял с девушкой по парку. С той самой, которая, как потом
оказалось, не любит снимать часовых. Она так и не поняла, почему я встал,
как вкопанный, сказал ей "Стой!", постоял несколько секунд, рассмеялся и
пошел дальше. Я не стал ей объяснять, что проволоку, торчавшую из валявшейся
на земле ржавой таблички с надписью "Посторонним В", я принял за растяжку.

Зато меня любят собаки. И я их люблю. "Чем больше узнаю людей, тем
больше нравятся собаки". Это про меня. Я не люблю людей. Совсем. В общей их
массе. За очень редкими исключениями. Я не могу любить людей, которые
говорят мне: "Ты не смог отмазаться от армии? Значит, ты бедный. А если ты
бедный, значит, ты глупый". Я не могу любить людей, которые говорят мне: "Ты
еще молодой и сопливый, вот поживи с мое...". Я не могу любить людей,
которые каждый день обедают в дорогих ресторанах. Пускай это всего лишь
зависть с моей стороны, пускай мне говорят, что можно честно заработать
такие деньги. Все равно я не могу любить таких людей. Я не могу любить
людей, которые могут ударить собаку. Я не могу любить людей с пустыми
глазами. Я не могу любить людей, жалеющих меня.

Я не умру молодым, я знаю это. Потому что мне уже поздно умирать
молодым. Я уже не молод. "Нам по двадцать семь лет и все, что было, не смыть
ни водкой, ни мылом с наших душ...". Мне еще даже не двадцать семь. Я даже
не вклеил еще вторую фотографию в паспорт. Но я уже не молод. Я никому не
говорю этого, потому что люди будут смеяться. Я не люблю этих людей. Я не
люблю себя. Я не люблю жить.

Только не надо меня жалеть. Оставьте себе шанс.