Он находился в комнате обычной московской квартиры, где хозяева, к их счастью, отсутствовали. Град пуль снаружи крушил мебель, взрывал электрические лампы в люстрах и бра, прошивал репродукции картин. Несколько пуль попало в напольные часы, брызнули в разные стороны стрелки, зубчатые колесики, металлические цифры.
   Торопливые мысли лихорадочно метались в мозгу Дубровина. Вообще-то, наемные убийцы, как правило, стараются поскорее испариться с места преступления, но ЭТИМ нужен Ключ… Стоп. А откуда им известно, что Ключ у Дубровина при себе? Это им известно наверняка. Предположения, даже хорошо обоснованные, их не устроили бы, тогда они попытались бы похитить, допросить Дубровина. Если на то пошло, они не заминировали бы самолет, не зная точно, где находится Ключ. Значит… О, в другой ситуации Дубровин рассмеялся бы! Ну конечно же. Вероятно, Ключ, помимо других своих достоинств, служит интерактивным радиомаяком. Едва ли очень надежным – ведь те двое, что напали на Дубровина в Вашингтоне, расспрашивали о Ключе. Но потом радиомаяк сработал как полагается. И Дубровин отлично помог преследователям выбрать удобный момент, петляя по Москве с маяком в кармане… Да, он не был безупречным компьютером, автоматически просчитывающим все на свете, такие люди существуют только в романах и голливудских блокбастерах И вот он стоит безоружный у стены в невесть чьей квартире, а в разбитые окна уже врываются убийцы…
   Положение осложняла болезненная рана в правой руке. Дубровин не знал, насколько она серьезна, но рукой двигал с трудом. В рукопашной он не боец…
   На стороне Дубровина сыграли осколки стекла. На большом осколке поскользнулся боевик, проникший в ближайшее к Дубровину окно. Пытаясь сохранить равновесие, он взмахнул руками, из-за чего потерял драгоценное мгновение. Левой рукой Дубровин нанес ему великолепный удар в ухо. Парень отлетел к своему напарнику, от неожиданности нажавшему спусковой крючок автомата «скорпион». Очередь задела тыльную сторону ладони опрокинутого Дубровиным боевика. Он с воплем выпустил оружие, тут же подхваченное Дубровиным… Яростное извержение пуль покончило с обоими.
   Дубровин посмотрел в уцелевшее зеркало, отражавшее улицу и джип – вернее, только красные огни стремительно удалявшегося джипа. Видимо, у водителя не выдержали нервы…
   Нервы Дубровина также находились на пределе. Постоянная смертельная опасность, четыре трупа на счету (да как еще обошлось с теми, в Фоксхоле?!) – кому такое покажется недостаточным? От невозмутимости, с какой Дубровин совсем недавно вышагивал по улице, не осталось и следа.
   Американская ситуация почти повторилась, но если там приходилось улепетывать от полиции, здесь ее место занимала милиция, что было нисколько не лучше. Дубровин бросил автомат, подошел к двери, открыл замок изнутри. Правый рукав его плаща весь пропитался кровью, и в таком виде Дубровин очутился во дворе. Кровь сочилась из раны так обильно, что не имело смысла менять плащ на что-нибудь из гардероба хозяина квартиры – через минуту будет то же самое.
   На улице, соседней с той, куда выходили окна разгромленной квартиры, Дубровина едва не сбили белые «Жигули». Пронзительно завизжали тормоза. Пожилая крепкая тетка в спортивном костюме, сидевшая за рулем, распахнула дверцу.
   – Ах ты, мать твою… – завелась было она, но тут ее взгляд упал на рукав плаща. – Ой! Что это с вами? Вы весь в крови.
   – Ну, не весь, – усмехнулся Дубровин. – Не повезло мне. Бандиты затеяли перестрелку, а я мимо проходил… Зацепило…
   – Садитесь, быстро, – решительно скомандовала женщина, открывая заднюю дверцу. – В больницу надо.
   – Нет, не в больницу… Я назову адрес…
   – Да садитесь! Кровью истечете.
   Дубровин упал на сиденье.
   – Отвезите меня туда, куда я скажу. Там мне помогут, там есть врачи.
   – Где это – там?
   – Я сотрудник спецслужбы…
   – Шпион, – спокойно кивнула тетка, ничуть не удивившись. – Что же, мы это понимаем… Телевизор смотрим…
   «Жигули» стартовали так резко, что голова Дубровина откинулась на спинку сиденья. Он не стал менять позу, безучастно смотрел в потолок. Он не думал ни о Фоксхоле, ни о Ключе, ни об убийцах, ни о безумии последних дней и часов. Одна только простая мысль крутилась замкнутой лентой на магнитофоне сознания: «Домой… Возвращаюсь домой».

11

   Истомленные ожиданием, которое казалось бесконечным, Кремнев и Зоя одновременно повернулись туда, где протяжно заскрежетал какой-то механизм. Декоративная панель стены медленно поднялась, и в образовавшемся темном проеме появилась Ира Матвеева. Сразу увидев Кремнева, она с рыданиями бросилась ему на шею:
   – Дядя Саша, дядя Саша… Ты здесь…
   – Я здесь. – Он крепко обнял ее. – Как ты? С тобой хорошо обращались?
   – Забери меня отсюда…
   – Я для этого и пришел.
   Из темноты в открывшемся проходе послышался ироничный смешок, и на свет выступил Зорин. Он выглядел, как… Правой стороны его лица просто не было. Новая плоть наросла безобразными, бесформенными буграми отвратительного багрового цвета. Он был весь перекошен и передвигался с видимыми усилиями, опираясь на трость с золотым набалдашником, изображающим голову грифона. Эту трость он держал в левой руке, а в правой стискивал рукоятку необычного пистолета, похожего на оружие инопланетян из фантастического романа.
   – Встреча родных и близких, – просипел он севшим голосом. – Превосходно. Я так хотел, чтобы вы увиделись напоследок. Зоя Арсеньевна, пройдите, пожалуйста, в соседний зал. С вами мы поговорим позже, а сейчас мне нужно побеседовать с Александром Андреевичем.
   – Я вашего пистолета не боюсь, – взвинченно, вызывающе сказала, почти выкрикнула Зоя.
   – Напрасно… В наконечниках пуль содержится особый состав. Он вас не убьет, но парализует навсегда. Каково это – оставаться парализованной целую вечность? Ха! Вас же, Кремнев, достаточно лишь задеть такой пулей, и все…
   Подойдя к двери, Зорин отставил трость, отпер замок ключом, легко вытолкнул из зала растерявшуюся Богушевскую и снова запер дверь. Затем он уселся на чип-дейловский стул подальше от Кремнева, продолжавшего обнимать плачущую Иру.
   – Как я рад видеть вас в Фоксхоле, дорогой Александр Андреевич… Честное слово, рад, хотя вы и несколько расстроили мои планы. Да не хватайтесь за карман, вы успели убедиться, что стрельба бесполезна… Сядьте и выслушайте меня.
   Кремнев повиновался, увлекая Иру за собой на расшитую золотом оттоманку. Он решил, пока возможно, не конфликтовать с этим маньяком в надежде, что поможет счастливая случайность. Почему бы и нет? Только в детективах Агаты Кристи все предопределено (хотя и малоправдоподобно), а в жизни случайностей даже слишком много. Увы, не всегда счастливых…
   – Я намереваюсь, – высокопарно произнес Зорин, – объяснить вам, как погибнет ваш мир. Мне хочется, чтобы перед вашей смертью вы представили смерть старой доброй земной цивилизации… Мне это доставит удовольствие.
   – Что он плетет? – шепнула Ира.
   – Тише. – Кремнев погладил ее плечо.
   – Видите ли, Александр Андреевич, – снова заговорил Зорин, поигрывая пистолетом, – мы создали здесь, в Фоксхоле, маленькое уютное государство. Но оно находится под угрозой. Если его вот-вот не обнаружат при посредстве нейтринно-торсионной технологии, кто-нибудь рано или поздно создаст Ключи и откроет наши Двери… Как нам быть? Вы думаете, науку не остановишь? О, это не составит труда, если знаешь, как взяться за дело… Мы сумели обзавестись неплохим ракетно-ядерным потенциалом, в основном на местной сырьевой базе – она неисчерпаема… И мы собираемся нанести атомный удар по США, с тем чтобы спровоцировать ответный удар по России. После этого двум сверхдержавам будет не до фундаментальных исследований, да и остальным тоже. Ну, как план?
   – Отличный, – спокойно сказал Кремнев. – С одной небольшой поправкой: абсолютно нереальный.
   – Почему?
   – Потому что, в отличие от вас, правительство США – нормальные люди. Допустим, вы распахнете ваши Двери на территории России и ударите оттуда ракетами. Но в США и НАТО сразу поймут, что дело нечисто. Ну, кто в здравом уме поверит, что нынешняя российская администрация ни с того ни с сего приняла решение бомбить американские города? Ваша атака будет сочтена тем, что она собой и представит – провокационным террористическим замыслом. Вместо ответного удара и всеобщей войны будет совместное с Россией расследование. Вы погубите несколько городов, но не цивилизацию.
   – А! – Зорин с досадой прищелкнул языком. – То-то и оно. Генерал Болотов был для нас неоценимой находкой. С одной, как вы говорите, поправкой: его заговор имел шансы на быстрый успех без гражданской войны, а мы в таком успехе были нисколько не заинтересованы. В наши намерения входило погрузить Россию в кровавый хаос, и тогда уж никто не стал бы разбираться, почему грянула атомная гроза. Для этого необходимо было заставить Болотова действовать раньше, чем он окончательно подготовится, в удобный для нас момент. И я нашел подход к этой проблеме – Булавин, мистически настроенный фашист, наушник Болотова, его Оскар Лаутензак. Я всячески подогревал потусторонние увлечения Булавина, устраивал для него спектакли с экстрасенсорным внушением – спасибо мадам Богушевской, первоклассная актриса… Апофеозом должна была стать книга предсказаний Иоганна Гетца, освященная авторитетом профессора Стрельникова. Знаете, это история из серии «на ловца и зверь бежит». Мои агенты где только могли разыскивали для Булавина мистические раритеты. Один из них выкопал рукопись Гетца, принес мне, а верные специалисты объяснили, что это такое… Я-то сначала намеревался подсунуть ему собственную подделку в подобном духе, а тут понял, что настал мой час. Несколько фальшивых предсказаний, акция в Нижельске – пустяки, деньги делают все… Но книга исчезла, и мне во что бы то ни стало требовалось найти ее раньше Булавина, чтобы разобраться с комментариями Стрельникова и не создавать трудностей с так называемым вычислением якобы предопределенной свыше даты переворота. Я поставил на вас… И ошибся. Пару весьма неприятных минут пришлось мне пережить, когда ребята Булавина ворвались в квартиру Зимина… А ну как они убили бы вас и наткнулись на меня? Объяснение могло бы стать щекотливым… Впрочем, я что-нибудь придумал бы. Но черт вас возьми, вы оказались удивительным пронырой. Булавина нет… Наверное, Болотов и без него попытается, но мне-то теперь от его попыток… С ним у меня контакта нет, и уж он не будет согласовывать со мной даты, средства и цели. А было все так хорошо подготовлено! Я лично вербовал людей для Фоксхола. У нас, знаете, людей не хватает… Я предпочитал маргиналов, чтобы не привлекать внимания, хотя предложения о работе за границей делались не только им. Их привозили на автобусах к Двери… Ведь после атомной атаки нелегко набирать персонал!
   – Ну что же, – сказал Кремнев подчеркнуто небрежно. – Ваши планы сорвались, и слава богу. Не пора ли…
   – Они не сорвались, – живо возразил Зорин. – Сорвана лишь красивая обложка. Атомный удар состоится, Двери для ракет откроются в оптимальный период… Пусть вы правы, пусть даже не будет ответного удара. В любом случае мы так потреплем старушку Землю, что выиграем для Фоксхола пару-тройку лет… А там будет видно.
   Единственный широко открытый глаз человека (человека ли?) по фамилии Зорин светился фанатичной непреклонностью. Кремнев понимал: Зорин не лжет и не передергивает. Они сделают это, и Кремнев бессилен им помешать. Даже если каким-то образом удастся сейчас обезвредить Зорина, что дальше? Только одно: найти Ключ Зорина (возможно, он держит его при себе), вырваться из Фоксхола, попытаться предупредить людей… Но Зорин не столь беспечен, чтобы допустить роковой для себя промах.
   Нет, ничего предпринять уже нельзя… Своды роскошного зала словно сдвигались над Кремневым, давили, мешали вдыхать воздух. Перепуганная Ира жалась к нему, ее плечи мелко вздрагивали.
   – Мы, вообще-то, не рассчитывали, – продолжал Зорин с надрывом (почему-то он стал дышать часто и тяжело), – ударить так скоро. Но зачем теперь тянуть? Оптимальные интервалы повторяются, до ближайшего недолго осталось. У нас маленькое общество, решения принимаются небольшим кругом людей, и я – не последний из них… Вы, дорогой мой Александр Андреевич, своей неуместной активностью приблизили крах вашего мира…
   Нашарив трость, Зорин неуклюже поднялся и подошел к Кремневу, страшный, скособоченный, как злобный гном из скандинавских сказок.
   – Я был бы не прочь ненадолго сохранить вам обоим жизнь, – признался он, – чтобы вы присутствовали при старте ракет. Но у меня будет слишком много хлопот… Не до вас. Ну, кого застрелить первым?
   Ствол его футуристического пистолета метался от лица Кремнева к лицу Иры и обратно.
   – Наслаждаетесь торжеством, – горько вымолвил Кремнев.
   Изуродованный рот Зорина растянулся в подобии надменной улыбки.
   – О да… Вы мне здорово попортили кровь, но я заслужил миг триумфа. Как видите, я даже отослал своих слуг, чтобы никто не мешал ни вам, ни мне… Впрочем, они скоро вернутся. Надо спешить, прощайте…

12

   Со всем возможным пиететом Олега Мальцева пригласили на аудиенцию к народному комиссару внутренних дел Михаилу Яковлевичу Гордееву. Перед домом остановился лимузин, посыльный позвонил у дверей и вручил Мальцеву отпечатанную на принтере карточку, где в исключительно корректных выражениях Олегу предписывалось прибыть в комиссариат.
   Встретивший его в кабинете Гордеев был далеко не так вежлив и приветлив, как письменное обращение. Он работал с бумагами, загромождавшими большой стол, оторвался от них неохотно и посмотрел на Мальцева исподлобья.
   – Вот что, – сказал он. – У меня мало времени и полно проблем, поэтому буду краток. Ситуация осложняется. Если вам угодно принять предложение Ратомского, соглашайтесь немедленно и получайте конкретное задание. Если нет…
   Взгляд народного комиссара был так выразителен, что окончание оборванной фразы прочитывалось однозначно.
   – Я согласен, – быстро ответил Мальцев, нащупывая в кармане цилиндрик с манкурталом.
   Он не был героем, но попросту не видел иного выхода. Теперь, пока они наедине в кабинете с этим могущественным человеком, вторым, а может, и первым лицом Фоксхола, или никогда… Если верить Лаухиной, действие манкуртала непредсказуемо. Препарат способен убить человека, или вызвать неконтролируемую вспышку агрессивных эмоций, или… заставить подчиняться. В первых двух случаях Мальцеву конец, но в третьем… Он не простит себе, если упустит шанс.
   Выхватив из кармана блестящую капсулу, Мальцев нажал маленькую кнопку прежде, чем Гордеев успел среагировать. Кристаллическая игла впилась в скулу народного комиссара и мгновенно растворилась под кожей. Мальцев со страхом ждал.
   Ничего не происходило. Гордеев как сидел за столом, так и продолжал сидеть, только взгляд его потух, а голова склонилась на грудь. Что будет дальше?
   Олег затеял нехитрый тест. Он подвинул к себе лист чистой бумаги, взял авторучку и написал крупными буквами:
   КОМНАТА ПРОСЛУШИВАЕТСЯ?
   Перевернув листок, он подтолкнул его к Гордееву. Тот прочел и безучастно кивнул.
   Сердце Мальцева застыло на полсекунды, подпрыгнуло и застучало. Он быстро нацарапал другую фразу:
   ОТКЛЮЧИТЕ АППАРАТУРУ
   Гордеев вышел из-за стола, приподнял крышку распределительного щитка на стене и перебросил какие-то тумблеры, после чего выжидательно уставился на Мальцева. Он не производил впечатления человека, одурманенного наркотическим снадобьем, напротив, выглядел собранным и серьезным. Олег внезапно подумал, а не играет ли с ним Гордеев и не была ли вся история с Лаухиной и манкурталом частью некоего извращенного розыгрыша или своеобразной проверкой… Учитывая всеобщую, доминирующую в Фоксхоле ауру ирреального безумия, такое было бы вполне в стиле здешних обитателей.
   – Михаил Яковлевич, – произнес Мальцев, стараясь, чтобы его голос звучал по возможности уверенно. – Поясните смысл высказываний Ратомского. Что он имел в виду, когда говорил, что цивилизации Земли угрожает опасность?
   – Атомный удар, – сразу отозвался Гордеев. – У нас двадцать баллистических ракет, нацеленных на двадцать американских городов. Атака спровоцирует ответный удар по России…
   Мальцев буквально лишился дара речи и долгое время смотрел на Гордеева в состоянии полнейшего оцепенения. Наконец он пробормотал:
   – Ракеты можно обезвредить?
   – Наверное, можно, – пожал плечами народный комиссар. – Уж если мы сумели их смонтировать, так и обратный процесс нам под силу. Специалисты справятся за пару недель.
   Пара недель! А как долго длится действие манкуртала – полчаса, час, меньше или дольше? Какая разница, двух недель у Мальцева все равно нет. К тому же если специалисты и демонтируют боеголовки по приказу Гордеева, потом установят их на место…
   – Найдите способ, – сказал Олег почти умоляюще, – уничтожить ракеты немедленно, причем так, чтобы они не были восстановлены хотя бы в ближайшее время.
   – Очень просто, – с готовностью откликнулся Михаил Яковлевич. – Нужно запустить одну из ракет, не открывая люка пусковой шахты. Тогда взорвется топливо, двигатели… Детонация погубит и остальные ракеты.
   – Но и боеголовки взорвутся?
   – О нет, атомных взрывов не будет. Ядерное оружие – штука довольно сложная, оно не так взрывается.
   – Понятно. Вы можете отдать приказ о таком запуске прямо сейчас?
   – Не отсюда. Нужно ехать в стратегический центр.
   – Тогда поехали, – распорядился Мальцев, уже забывший о своих подозрениях. – Взрываем ракеты, затем заезжаем за Сретенским и Кудрявцевой, вы отвозите нас к Двери и даете нам Ключ, а сами…
   – Ничего не выйдет, – бесцветным тоном сказал Гордеев.
   – Почему?
   – Потому что в стратегическом центре расположены и энергетические установки, благодаря которым функционируют Ключи и Двери. Если вы взорвете ракеты, будет уничтожен и центр… Кстати, и мы вместе с ним, ведь мы будем там. Но даже если мы каким-то образом уцелеем, вы останетесь в Фоксхоле навсегда… По крайней мере, до тех пор, пока не будет воссоздана сложнейшая аппаратура, а это годы труда. И результат не гарантирован – многие ученые умерли, а сумеют ли справиться нынешние – не знаю.
   Мальцев сел на стул и жестом потребовал сигарету. К его удивлению, Гордеев подчинился не торопливо-услужливо, а с полным сознанием собственного достоинства. Возможно, препарат сделал его союзником Мальцева, но не рабом.
   Пуская густые клубы дыма, Олег размышлял. Пожалуй, к лучшему, что всякая связь между Фоксхолом и Землей прервется надолго. У земных политиков и ученых будет время решать, как поступить с новой реальностью и как ужиться с новой картиной мира. Но как избежать проклятой шахматной вилки? Как расправиться заодно с ракетами с энергетическими установками и вместе с тем спасти Сретенского и Кудрявцеву, а также не пропасть и самому?
   Вдруг его осенило. Черт, а нельзя ли…
   – Михаил Яковлевич, – обратился он к молча стоявшему у стола Гордееву, – можем ли мы сделать так… Словом, что-то вроде мины замедленного действия? Так, чтобы ракеты взорвались ПОСЛЕ того, как мы покинем Фоксхол?
   – Пожалуй, – ответил Гордеев неопределенно. – Скажем, один час – этого довольно, чтобы захватить ваших друзей и добраться до Двери…
   – Да, но… В стратегическом центре останутся еще люди? Они погибнут при взрыве?
   – Конечно.
   – Надо этого избежать, – твердо сказал Мальцев.
   Как ни ужасны были планы хозяев Фоксхола, каким бы отвращением и ненавистью ни наполняли они сердце Мальцева, он не хотел жертв, не хотел, чтобы по его вине умирали люди – хорошие, плохие, очень плохие, какие угодно.
   – Это реально, – кивнул народный комиссар. – За десять минут до пуска ракеты прозвучит сигнал тревоги. Они не успеют – вернее, не сумеют – остановить стартовые программы, но успеют уйти в безопасное место.
   – Вот теперь поехали, – заключил Олег – И помните, ошибаться нельзя нигде и ни в чем. У нас единственный шанс, и мы должны его использовать.
   Пока они спускались по лестнице к подъезду, Мальцева прошиб холодный пот. Кроме многих прочих опасностей, существовала главная, и крылась она в свойствах манкуртала. Действие препарата могло кончиться в любой момент либо привести к непредсказуемым изменениям в поведении Михаила Яковлевича Гордеева… Тогда – страшный финал не только для Мальцева, но и для всей Земли. Поступив интуитивно, не рассчитывая долговременных последствий, Мальцев, быть может, совершил крупный промах. Его авантюра легко объяснялась пережитыми потрясениями, отключившими в мозгу способность к рациональному планированию. Очевидно, Олегу следовало подождать, разобраться в ситуации, подготовиться… Найти людей, могущих оказать помощь и поддержку… Вместо всего этого он прыгнул головой вниз в холодную воду, не одного себя подставив под удар. Теперь ему оставалось лишь вспоминать словарное определение термина «авантюра» – «рискованное предприятие, рассчитанное на случайный успех», – и надеяться, отчаянно надеяться…
   Гордеев отпустил водителя и сам сел за руль приземистой машины, похожей на инкассаторский броневик. Двигатель заработал с отлаженной мягкостью, за которой чувствовалась мощь.
   На высокой скорости броневик пронесся по улицам внутреннего города – машине Гордеева почтительно (или боязливо) уступали дорогу. Перед металлическими воротами, справа и слева от которых торчали уродливые бетонные сооружения со смотровыми щелями. Гордеев притормозил и нажал какую-то кнопку на приборной панели, но не остановился. Тяжелые на вид створки ворот распахнулись с неожиданной легкостью, и машина вкатилась по крутому пандусу в подземный тоннель. Здесь Михаил Яковлевич снова увеличил скорость. На стенах тоннеля мелькали красные, зеленые и оранжевые огни, освещающие километры толстых кабелей и труб. Пробег под землей закончился другим пандусом – близнецом первого, по которому броневик поднялся наверх и оказался в зацементированном круглом дворе, словно на дне цилиндрической шахты. Трое вооруженных людей в форме НКВД подошли к машине. Гордеев опустил стекло.
   – Товарищ народный комиссар, – рапортовал офицер, взяв под козырек, – на вверенном мне объекте происшествий нет. Среди персонала больных и отсутствующих нет. Штатный режим работы по расписанию «Вергилий-три». Капитан Петров.
   – Молодец, капитан, – похвалил его Гордеев, вылезая из машины. – Мы с товарищем сейчас спустимся в мой кабинет. Вызови лифт.
   – Есть!
   Капитан Петров подбежал к узкой серой будке на периферии двора, щелкнул тумблером. Полминуты спустя пластиковые дверцы будки разъехались, Гордеев и Мальцев вошли в лифт. Там имелись только две светящиеся кнопки – одна со стрелкой, указывающей вниз, вторая – вверх. Михаил Яковлевич надавил первую, дверцы закрылись, лифт бесшумно тронулся.
   Он доставил Гордеева и Мальцева в мрачный коридор, куда выходило несколько дверей. Гордеев отпер ключом одну из них, жестом пригласил Мальцева в помещение, где автоматически зажегся свет.
   Обстановка небольшого кабинета была скудной – стол с компьютером, сейф, ряд телемониторов, кресла в углу.
   – Мой личный терминал, – сказал Гордеев, указывая на компьютер. – Такие кабинеты и терминалы есть только у трех человек в Фоксхоле – еще у товарища Тагилова и вашего друга Зорина. Каждый из нас в любой момент может самостоятельно запустить ракеты. Разумеется, вряд ли кому-нибудь придет идея поступить так без консультаций с остальными… Гм… Но мы с вами сейчас так и сделаем.
   Загрузив компьютер, Гордеев прикоснулся к нескольким клавишам. Загорелся экран одного из телемониторов. На нем появилось изображение зала с куполообразным потолком и множеством пультов, возле которых сидели операторы.
   – Центр управления, – пояснил Михаил Яковлевич. – Сердце Фоксхола.
   Ожил экран второго монитора. Там Олег увидел в полутьме абрис гигантской сложной машины, опутанной тысячами разноцветных проводов. Сбоку виднелись вращающиеся вогнутые сетки, напоминающие радары.
   – Любопытно, правда? – Гордеев ткнул пальцем в экран. – Энергетическая установка. Отсюда открываются Двери, ведь сами Ключи не вырабатывают энергию… Перед вами свидетельство небывалого торжества человеческого разума. Не жалко?
   Мальцев покосился на Гордеева с удивлением. Очевидно, как бы ни подействовал манкуртал, Михаил Яковлевич по-прежнему оставался самостоятельной личностью, лишь знак поменялся с минуса на плюс. Вот таким бы манкурталом накормить преступников, политиков и прочих остро нуждающихся… Жаль, что случай Гордеева, вероятно, один на миллион, да и то неизвестно, надолго ли и чем кончится.
   Не дожидаясь ответа Мальцева, Гордеев уже работал за клавиатурой.
   – Каждая ракета, – говорил он, перебирая клавиши пальцами, – имеет у нас собственное имя. Это как-то элегантнее, чем номера, вы не находите? Та, которую мы запустим, называется «Черный Стражник». Она предназначалась Нью-Йорку.. Водородная боеголовка в десять мегатонн.
   Слушая Гордеева, произносившего ужасные слова с восхитительной непринужденностью, Мальцев вновь ощутил приступ страха. Да этот народный комиссар попросту потешается над ним… Манкуртал – фикция. Они уже решили нанести атомный удар, и вот Мальцев присутствует при том, как будет уничтожено полмира… На экране возникли зеленоватые строчки: