В воскресенье ночью наблюдалось сильное волнение в казармах, где солдаты собирались для обсуждения вопроса, как держать себя на следующий день. Стрелять ли им в своих близких и родных, если будет отдано приказание открыть огонь? С этим вопросом они обращались друг к другу. Ответ на него был дан в понедельник утром, когда солдаты одного из гвардейских полков Преображенского - в ответ на приказ открыть огонь повернулись и стали стрелять в своих офицеров. Волынский полк, посланный для их усмирения, последовал их примеру. Другие полки сделали то же самое, и к полудню около 25.000 солдат уже присоединились к народу. Утром был взят арсенал, и захвачены находившиеся в нем запасы огнестрельного оружия и аммуниции. Затем быстро последовали: пожар здания судебных установлений, разгром департамента полиции и уничтожение всех компрометирующих его архивов, освобождение как политических, так и уголовных, заключенных в трех главных тюрьмах, и сдача Петропавловской крепости.
   Нерадивое и неспособное правительство с самого начала совершило ряд ошибок. Сильный и энергичный министр вроде Столыпина мог бы с тактом и твердостью сдержать движение в узде, но правительству совершенно не удалось успокоить народ в отношении продовольственного кризиса, и в то же время оно приняло неудачные меры к восстановлению порядка, которые могли только довести массы до отчаяния и сыграть на руку настоящим революционерам. Наконец, отдав приказ войскам стрелять в народ, оно раздуло всеобщее недовольство в пожар, охвативший с быстротой молнии весь город. Однако основная ошибка была совершена военными властями: последние, не будь они совершенно лишены дара предвидения, должны были бы оставить в столице небольшой отряд хорошо дисциплинированного и надежного войска для поддержания порядка. Фактически же гарнизон, насчитывавший около 150.000 человек, состоял исключительно из запасных. Это были молодые солдаты, взятые из деревень, которых сначала обучали, а затем отправляли для пополнения потерь в их полках на фронте. Офицерский корпус, которому было вверено их обучение, был слишком малочисленен, чтобы держать в руках такое количество людей. Он состоял из прибывших с фронта инвалидов и раненых и из молодежи из военных школ, совершенно неспособной поддержать дисциплину при наступлении кризиса.
   Такая ошибка была тем менее извинительна, что Петроград всегда представлял опасность в отношении революционности. Он был центром социалистической пропаганды, которая велась главным образом в казармах и на фабриках. Он был полон германских агентов, работавших над разрушением империи и видевших в этом самый верный шаг к выведению России из войны. Кроме того, атмосфера столицы была настолько насыщена пессимизмом, что император не раз говорил мне, как рад он бывает стряхивать с себя ее гнетущее влияние и возвращаться в более укрепляющую атмосферу фронта.
   Как я уже сказал, я возвратился в Петроград только в воскресенье вечером, а в понедельник в полдень я отправился по обыкновению со своим французским коллегой в министерство иностранных дел. Когда я находился там, генерал Нокс телефонировал мне, что значительная часть гарнизона взбунтовалась и совершенно завладела Литейным проспектом. Я сообщил эту новость Покровскому, сказав, что Протопопов может поздравить себя с тем, что довел Россию до революции своей провокационной политикой. Покровский согласился с этим, но заявил, что порядок и дисциплина должны быть восстановлены. Он сказал, что будет назначен военный диктатор, с фронта будут призваны войска для подавления мятежа, а Дума будет распущена до 25 апреля. Я заявил, что роспуск Думы является безумием, и что единственным результатом его будет то, что инсуррекционное движение, ограничивающееся сейчас Петроградом, распространится на Москву и другие города. Слишком поздно теперь подавлять движение силой, и единственным лекарством является политика уступок и примирения. Покровский не согласился с этим и заявил, что если бы дело шло лишь о восстании гражданского населения, то правительство могло бы попытаться притти с ним к соглашению, но так как в данном случае дело идет о солдатах, нарушивших военный долг по отношению к императору, то воинская дисциплина должна быть восстановлена в первую голову.
   Несмотря на приказ об отсрочке сессии Думы, избранный ею Комитет продолжал заседать; тем временем Родзянко отправил вторую телеграмму императору: "Положение ухудшается. Надо принять немедленные меры, ибо завтра уже будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии". Вскоре затем Дума узнала, что военный министр генерал Беляев получил телеграмму от императора с извещением о том, что он возвращается в Петроград, и что генерал Иванов, которого он назначил диктатором, вскоре прибудет с большим отрядом войск. Эта телеграмма воспроизводила взгляды, высказанные мне Покровским в отношении мер, которые должны быть предприняты против солдат, нарушивших воинский долг.
   В половине второго в Государственную Думу явились делегаты от частей войск, расположенных к северу от реки, желавшие получить от Думы инструкции. Родзянко, принявший их, заявил, что лозунгом Думы является уход нынешнего правительства. Он ничего не говорил об императоре, потому что Дума, подобно большинству народа, настолько была захвачена врасплох быстрым ходом событий, что не знала, что делать. Несколько позже к Думе подошел отряд восставших войск, к которому обратились с речью Керенский и Чхеидзе. Они сказали солдатам, что последние должны поддерживать порядок, не допускать бесчинств и твердо стоять за дело свободы. Керенский попросил их дать караул для Думы, и во избежание беспорядка Родзянко согласился на удаление старого караула. Я должен буду много говорить о Керенском ниже, но сейчас достаточно будет указать на то обстоятельство, что в эти критические дни, - если принять в соображение его социалистические убеждения, - он действовал лойяльно по отношению к Комитету Государственной Думы. Напротив, представитель социал-демократов Чхеидзе действовал самостоятельно в интересах своей партии. Около трех часов, после закрытого заседания, Дума назначила Исполнительный Комитет для поддержания порядка, в который вошли представители всех партий, за исключением крайних правых. Он состоял, под председательством Родзянко, из двух правых ("консерваторов"), трех октябристов ("умеренных"), пяти кадетов и прогрессистов и двух социалистов Керенского и Чхеидзе.
   В то же самое время Исполнительный Комитет Совета рабочих депутатов назначил собрание своих представителей в думском (Таврическом) дворце на тот же самый вечер. Солдаты, перешедшие на сторону народа, приглашались посылать по одному делегату на каждую роту, а фабрики и заводы - по одному делегату на тысячу рабочих.
   Все время после полудня в Думу прибывали войска, и Дума постепенно оказалась переполненной сборищем солдат, рабочих и студентов. Вечером туда был приведен арестованный Щегловитов, председатель Государственного Совета, бывший министр юстиции и крайний реакционер, а к вечеру туда явился человек жалкого вида, в запачканной грязью шубе, заявивший: "Я - последний министр внутренних дел Протопопов. Я желаю блага родине и потому добровольно передаю себя в ваши руки".
   Благодаря усилиям Исполнительного Комитета во вторник, 13 марта, положение в городе обнаружило признаки улучшения. Двумя главными событиями было падение адмиралтейства, сдавшегося под влиянием угрозы, что в противном случае оно будет разрушено артиллерийским огнем крепости, и разгром гостиницы "Астория" вследствие выстрелов, произведенных оттуда в роту солдат, проходившую мимо с красным флагом. Хотя стрельба продолжалась весь день, но в большинстве случаев это стреляли городовые из пулеметов, размещенных Протопоповым на крышах домов, а также солдаты, выбивавшие полицию из ее позиций ружейным огнем. Утром мне удалось пройти в министерство иностранных дел с последним визитом к Покровскому, а когда я возвращался со своим французским коллегой домой, то узнавшей нас толпой, собравшейся на набережной, нам была устроена овация. После полудня я снова вышел с Брюсом с целью посетить Сазонова, жившего в отеле на Невском, и хотя трещание пулеметов над головой не было для нас приятным аккомпанементом, но мы дошли до места и возвратились без всяких инцидентов.
   В это время старое правительство уже не существовало, и все его члены, за исключением Покровского и морского министра адмирала Григоровича, были арестованы вместе со Штюрмером, митрополитом Питиримом и несколькими другими реакционерами. Вечером весь гарнизон, а также войска, прибывшие из Царского и из соседних мест, перешли на сторону Думы, между тем как не мало офицеров также предложило ей свои услуги. Поскольку дело шло о Петрограде, революция была уже совершившимся фактом. Однако общее положение было чрезвычайно затруднительно. Рабочие были вооружены, множество выпущенных арестантов находилось на свободе, во многих полках солдаты были без офицеров, а в Думе происходила ожесточенная борьба между Исполнительным Комитетом Думы и вновь образовавшимся Советом.
   Дума представляла собой сборный пункт войск, совершивших революцию. Их начальники по большей части были монархистами и поборниками войны до победного конца. Но в критический момент им не удалось закрепить своего положения, и они позволили демократам, которые были явными республиканцами и заключали в своей среде значительный процент сторонников мира, занять их место и захватить в свои руки власть над войсками. Далее они позволили заседать в их собственном помещении конкурирующему учреждению, Совету, который, не имея никакого легального статута, конституировался как представительное учреждение рабочих и солдат. Если бы только среди членов Думы нашелся настоящий вождь, способный воспользоваться первым естественным движением восставших войск к Думе и собрать их вокруг этого учреждения, как единственного легального конституционного учреждения в стране, то русская революция могла бы получить более счастливое продолжение. Но такой вождь не появился, и в то время, как Дума все еще рассуждала о политике, демократы, знавшие, чего они хотят, действовали. Получив однажды уверенность в поддержке войск, их лидер Чхеидзе оказался, как он говорил одному британскому офицеру, господином положения.
   Между тем император выехал из ставки в Царское в ночь с 12 на 13 марта. Однако по прибытии поезда в Бологое оказалось, что рельсы впереди поезда разобраны рабочими, и его величество проследовал в Псков, где находилась главная квартира Рузского, главнокомандующего северным фронтом. В среду 14-го числа великий князь Михаил Александрович, остановившийся в частном доме близ посольства, пригласил меня к себе. Он сказал мне, что, несмотря на то, что случилось в Бологое, он все еще надеется, что император прибудет в Царское около 6 часов сегодня вечером; что Родзянко должен представить для подписи его величеству манифест, дарующий конституцию и уполномочивающий Родзянко избрать членов нового правительства, и что сам он, равно как и великий князь Кирилл Владимирович дали свои подписи под проектом этого манифеста с целью подкрепить позицию Родзянко.
   Его высочество сказал, что он надеется увидеть императора вечером, и спросил меня, не пожелаю ли я чего-нибудь ему сказать. Я ответил, что я попросил бы только его умолять императора от имени короля Георга, питающего столь горячую привязанность к его величеству, подписать манифест, показаться перед народом и притти к полному примирению с ним. Но в то время, как я с ним разговаривал, на задуманный манифест было наложено Советом вето, и было решено отречение императора. Почти в то же самое время император, уведомленный генералом Рузским о положении дел в Петрограде, телеграфировал, что он готов сделать все уступки, требуемые Думой, если последняя думает, что они могут восстановить порядок в стране; но, как телеграфировал в ответ Родзянко, было уже "слишком поздно". Так как единственным иным исходом была гражданская война, то император на следующее утро (15 марта) вручил генералу Рузскому для отсылки в Петроград телеграмму, объявлявшую об его отречении в пользу сына. Несколько часов спустя, как повествует нам г. Жильяр в своем печальном, но весьма интересном рассказе о трагической судьбе императора Николая, его величество пригласил лейбмедика профессора Федорова и попросил его сказать ему правду о здоровье цесаревича. Услышав от него, что болезнь неизлечима, и что его сын может умереть в любую минуту, император сказал: "Так как Алексей не может служить родине так, как я желал бы ему этого, то я имею право оставить его при себе". Поэтому, когда вечером в Псков прибыли два члена Думы - Гучков и Шульгин, которым было поручено потребовать отречения императора в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича, то император вручил им указ, в котором отказывался от трона в пользу своего брата.
   Последним официальным актом императора было назначение великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим и князя Львова (популярного земского деятеля) новым председателем совета министров. Дело в том, что в результате компромисса между Комитетом Государственной Думы и Советом было образовано Временное Правительство для управления страной, пока Учредительное Собрание не решит, быть ли России республикой или монархией. Главные члены этого правительства принадлежали к партии кадетов и октябристов. Вождь первых Милюков был назначен министром иностранных дел, а вождь октябристов Гучков - военным министром. Керенский, назначенный министром юстиции, играл роль посредника между Советом и правительством, и оппозиция первого была преодолена главным образом благодаря ему. Во время горячих прений по вопросу о регентстве, он, заявляя о своем назначении министром юстиции, сказал в Совете: "Нет более горячего республиканца, чем я. Но мы должны выждать время. Нельзя сделать всего сразу. Мы получим республику, но мы должны выиграть войну. Тогда мы можем сделать, что захотим".
   С образованием Временного Правительства Родзянко, игравший столь выдающуюся роль в первые дни революции, отошел на задний план, и Дума, боровшаяся столь долго и упорно за назначение ответственного перед ней министерства, теперь постепенно стала считаться каким-то архаическим учреждением, пока, наконец, не сошла совсем со сцены.
   Вопрос о притязании великого князя Михаила Александровича на престол все еще не был решен, и в течение всего четверга (16 марта) члены Временного Правительства совещались с ним по этому вопросу. Его права защищали одни только Милюков и Гучков, считавшие необходимым избрать главу государства. Другие полагали, что достаточно факта утверждения императором назначения князя Львова главою Временного Правительства. В конце концов, великий князь, который лично не был настолько честолюбив, чтобы взять на себя бремя власти над империей, уступил страстному обращению Керенского и подписал манифест, в котором заявлял, что он примет верховную власть только в том случае, если таково будет желание народа, ясно выраженное Учредительным Собранием, избранным с целью окончательного определения будущей формы правления. Он призывал далее всех граждан повиноваться Временному Правительству. Таким образом новое правительство России не было, строго говоря, республиканским. И когда однажды я обратился к нему, как к таковому, то Милюков возразил, что это только Временное Правительство, предоставляющее решение вопроса будущему Учредительному Собранию.
   Глава XXIII.
   1917
   Арест императора и императрицы. - Роковое влияние императрицы. Характер и воспитание императора. - Обзор его царствования. - Его фатализм и твердая вера в промысел божий
   Императора, возвратившегося после отречения в бывшую свою ставку в Могилеве, теперь титуловали "полковником Романовым", соответственно его официальному чину в армии. 22 марта он был доставлен в Царское, где он и императрица были заключены под арест. Когда весть о его отречении впервые достигла дворца, императрица отказалась ей верить и была совершенно ошеломлена, когда великий князь Павел Александрович сказал ей, что это совершившийся факт. Но когда первое оцепенение прошло, то она выказала удивительное достоинство и мужество. "Я теперь только сестра милосердия", сказала она, и однажды, когда, как казалось, грозило произойти столкновение между восставшими войсками и дворцовой стражей, она вышла вместе с одной из дочерей и умоляла офицеров притти к соглашению с первыми во избежание кровопролития. Все ее дети находились в постели, будучи больны корью, которая у цесаревича и великой княгини Марии приняла довольно серьезный оборот, так что все ее время уходило на то, что от одного больного она переходила к другому.
   Хотя во время своего пребывания в Царском их величества постоянно находились под стражей и не могли даже гулять в дворцовом саду, не привлекая к себе любопытных взоров кучки зевак, глазевших на них через решотку парка, однако они не могли пожаловаться на дурное обращение. Керенский принял специальные меры к их охране, так как одно время крайние, требовавшие наказания для царя и царицы, угрожали схватить их и заключить в крепость. В первой своей речи, произнесенной в Москве, Керенский заявил, что он не позволит больше проливать крови, и что он не собирается стать Маратом русской революции. Один из мотивов, по которым он добивался отмены смертной казни, заключался в желании предупредить возможное в будущем требование казни над императором. Перевод их величеств в Тобольск в августе также был вызван главным образом желанием спасти их от опасностей, которым они подвергались бы в случае успеха большевистского восстания; и едва ли можно сомневаться, что, останься они в Царском, они не надолго пережили бы Октябрьскую революцию. Их дети, которым было предложено на выбор либо поселиться с императрицей Марией в Крыму, либо сопровождать своих родителей в Тобольск, избрали последнее, хотя и были предупреждены, что будут подвергнуты тому же режиму, как и император и императрица.
   В конце сентября я имел беседу с правительственным комиссаром, сопровождавшим императорскую фамилию в Тобольск; эту беседу я изложил в следующем письме к лорду Стемфордгему:
   "Макаров, принадлежащий к умеренным социалистам, говорил об императоре очень добродушно и, повидимому, сделал все, что мог, чтобы пойти навстречу желаниям его величества. Он говорил, что наблюдать отъезд из Царского было очень мучительно, потому что почти все члены императорской семьи были в слезах, но что, за исключением императрицы, к ним скоро возвратилось хорошее настроение, и через час они уже болтали и смеялись. Путешествие по железной дороге продолжалось три или четыре дня, и поезд ежедневно останавливался на час, чтобы дать возможность императору и детям погулять. Путешествие на пароходе заняло еще четыре дня. Но так как в доме, отведенном для них в Тобольске, необходимо было произвести некоторый ремонт, то император с семьей оставались на пароходе еще в течение нескольких дней. Макаров соглашался с тем, что дом этот не был обширен, особенно в глазах тех, кто привык жить в дворцах, и что он не был обставлен с роскошью. Поэтому он постарался несколько загладить этот недостаток, захватив ковры, фамильные картины, вино и т. д. из царскосельского дворца. Самое худшее было то, что дом этот был расположен в низменной части города и потому был сыроват, и что при нем был лишь небольшой сад. Однако как раз против него находился довольно большой парк, где членам императорской семьи было разрешено гулять. Им было разрешено также присутствовать на богослужении в церкви, вместо того, чтобы устраивать его дома, как это бывало сначала. Императору было также разрешено охотиться, когда он того желал.
   Тобольск, по его словам - небольшой город, имеющий около 27 тысяч жителей и находящийся на таком расстоянии от железнодорожной станции, что император был здесь в полной безопасности. Прилегающая земля принадлежала крупным земельным собственникам - крестьянам из татар, которые от всего сердца ненавидели революцию, так как боялись, что подвергнутся экспроприации, если произойдет перераспределение земли между крестьянами. Он прибавлял, что много крестьян приходило в Тобольск, словно на богомолье, чтобы увидеть дом, в котором жил император.
   Что касается климата, то, по его словам, хотя он в некоторые месяцы сырой, но здоровый, и зима там на самом деле умереннее, чем в Петрограде, потому что там не бывает тех резких ветров, которым мы подвергаемся здесь.
   Прощаясь с его величеством, он просил его сказать ему без стеснения, нет ли у него каких-либо жалоб, но император заверил его, что он всем доволен. Как император, так и императрица простились с ним дружески. Император не раз беседовал с ним о политическом положении, причем говорил, что он вполне готов умереть за Россию. Макаров прибавлял, что он уверен, что его величество говорил это совершенно искренно".
   Для ознакомления со всем тем, что вытерпела императорская семья за последние месяцы своего пребывания в Тобольске, я должен отослать своих читателей к красноречивым страницам книги Жильяра "Le tragique destin de Nicolas II" ("Трагическая судьба Николая II"), а остальную часть главы я посвящу краткому обзору царствования императора.
   Император Николай II является одной из наиболее патетических фигур в истории. Если бы он жил в классические времена, то история его жизни и смерти послужила бы поэтам древней Греции сюжетом для какой-нибудь великой трагедии. Они бы изобразили его, как жертву, обреченную судьбой, преследуемую на каждом шагу безжалостным фатумом вплоть до последней раздирающей душу сцены, разыгравшейся в подвале дома в Екатеринбурге.
   Женитьба императора на принцессе Алисе Гессенской не была вызвана государственными соображениями. С самого начала их влекло друг к другу чувство взаимной привязанности, и их любовь друг к другу с каждым годом становилась все сильней. Но хотя это была идеально счастливая пара в семейной жизни, тем не менее выбор императора был несчастлив. Несмотря на многие свои хорошие стороны, - душевную теплоту, преданность супругу и детям, благонамеренные, хотя и вызванные злыми советами, стремления внушить ему твердость и решимость, которых не хватало его характеру, императрица Александра не была подходящим товарищем для государя в его трудном положении. В силу своей недоверчивости и нелюдимости ей не удалось приобрести привязанности своих подданных, хотя она и была прирожденным автократом. С самого начала она неверно оценила положение, побуждая императора держать курс, чреватый всяческими опасностями для государственного корабля, в то время, когда политические воды уже поднимались на опасную высоту. Трагический элемент можно распознать уже в первом акте этой драмы. Будучи хорошей женщиной, стремившейся служить интересам своего мужа, она оказалась орудием, избранным для его гибели. Недоверчивому и нерешительному императору было как бы предназначено попасть под влияние более сильного характера, чем каким был он. Ее слепая вера в необузданное самодержавие должна была его погубить. Если бы его супругой была женщина с более широкими взглядами и большей проницательностью, которая поняла бы, что такой режим является анахронизмом в XX веке, то история его царствования была бы иная, и, быть может, он и до сих пор был бы русским императором.
   Однако, как ни гибельно было ее влияние на супруга в вопросах внутренней политики, императрица должна быть оправдана от столь часто возводимого на нее обвинения в том, что она действовала в интересах Германии. Сам Керенский однажды сказал мне, что не было найдено ни одного компрометирующего документа, который доказывал бы, что она или император когда-либо замышляли заключить сепаратный мир с Германией. По его словам, он имел продолжительную частную беседу с императрицей после революции, в которой ее величество с негодованием протестовала против той мысли, что она была германофилкой. "Я - англичанка, - заявила она, - а не немка, и я всегда была верна России". Он был убежден, что она говорила правду, и хотя она бессознательно играла в руку Германии, побуждая императора вести реакционную политику, но она стремилась исключительно к сохранению в неприкосновенности самодержавия, а не к достижению более близких отношений с Германией. Однако, прибавил он, среди лиц, окружавших Распутина, имелись германские агенты.
   Император Николай не унаследовал от своего отца властного характера, силы воли и способности к быстрым решениям, - качества, столь существенные для самодержавного владыки. Александр III по совету обер-прокурора святейшего синода Победоносцева отверг план реформ, который готовился подписать Александр II, когда его жизни положила конец бомба нигилиста. В течение всего своего царствования он проводил реакционную политику, основанную на бюрократической централизации. После его смерти надежды нации сосредоточились на его сыне. Эти надежды нашли себе отражение во многих лойяльных адресах, представленных Николаю II земствами при его восшествии на престол. В одном из них - адресе Тверского земства - было определенно формулировано желание некоторой формы конституционного управления.