Царегородцев Василий. Несимметричное пальто (фрагменты)

   От запаха дыма проснулся голый еврей, потянул ноги, чтобы они были ближе к теплу. Уж он-то замерз как никто. На несколько секунд установилась мирна картина: жертва и палачи грелись у костра, как дружная компания.
   Пока не подбежал человек с мегафоном. Он заорал:
   - Господа, господа! Отойдите от костра. Это вам очистительный огонь, а не пошлое бытовое тепло.
   Люди неохотно отошли.
   А человек на костре ожил окончательно. От тепла проснулось его сознание. Господи, как безнадежно и жалобно он кричал. Это был интернациональный общечеловеческий крик: в нем не было акцента. По этой причине многие почувствовали к несчастному сострадание.
   Костер полыхал, окружив себя тенью, находясь в ней, как в футляре. По площади кругами расходилось тепло. Веселку оно согрело продрогшую грудь. Какое благо, но на ужасном фоне трагедии. Первый ряд потянулся к костру. Но устроители казни дали команду "Назад!", потому что ненависть лучше сохраняется на морозе.
   Раздалась команда бросать камни. А у Веселка не было камня, но, чтобы не привлекать к себе внимания, он сжал в ладони немного легкого пространства и взмахнул рукой. И опешил! От его жеста колыхнулось пламя, опалив жертве лицо, загорелись волосы и выступила черна кровь под ребром, сломанным камнем.
   В наступившей тишине громко звякнуло под ногами. На мостовую упало помятое детское ведерко. Его владелица свободными руками кинулась обнимать Веселка. Он едва высвободился из объятий. Не до них. Как же так получилось, что воздух, который он швырнул в осужденного, превратился в камень?
   - Святой ты наш! - кричала женщина.
   Крепкая мужская рука уважительно хлопнула Веселка по спине:
   - Думали, он жид, а парнишка-то в доску свой.
   Веселок пробормотал, что он здесь случайно. Но слава уже шла косяком. Подарки специально не готовили, поэтому надарили всякую всячину: полный мужчина подарил свой любимый значок "Хочу пива", больше всего надарили авторучек и расчесок, потому что эти предметы у каждого под рукой.
   Когда волна славы почтительно спала, Веселок увидел, что тело человека догорает, начал остывать металлический крест, мерк его накаленный красный цвет. "А душа не горит", - обескураженно подумал Веселок, но, глядя на обгоревший скелет, в это трудно было поверить.
   Казнь завершилась. Художественная самодеятельность покинула площадь на маршрутном такси. Основная масса зрителей пошла пешком. Впечатление от зрелища бередило ум, делало жизнь интересной. Многие остались на площади. Не всем же охота в бытовую скуку.
   Кто танцевал, кто копался в золе, но все они смеялись как сумасшедшие. Потому что они сожгли своего врага, отомстили ему, и теперь душа их была свободна от ненависти. Их никто не накормил, но сейчас они не хотели есть, они чувствовали приятную духовную сытость,которой переполнились души. Так что же за механику имеет человеческая душа, если казнь врага (но прежде всего человека) может ее радовать? Веселок подумал об этом, но его больше заинтересовал другой вопрос: как все же, швырнув горсть пространства, он перебил человеку ребро, вызвал кровь.
   Костер почти затух. Редкие угли еще краснели на пепелище. И тут Веселок увидел босоногую женщину. Она сидела на подгоревшем березовом полене и грела ноги на остывающем костре. На нее падала тень от креста.
   - Болят? - поинтересовался Веселок.
   - Болят, - призналась женщина.
   Веселок придвинул к полену камень (один из тех роковых, но не роковой, потому что тот увезли на отдельной машине с почетом), сел рядом с женщиной.
   - Болят, значит, живые, - сказал он.
   - Спасибо, утешил, - усмехнулась она.
   - Сейчас утешу, - произнес Веселок и начал разуваться. - Хочу одолжить вам ботинки.
   - А вы как?
   - Обойдусь, - великодушно сказал Веселок и кивнул на ее черные от угля и золы ноги, - некоторые босиком ходят.
   - Случилось такое несчастье, - невесело хихикнула она. Женщина и лицо запачкала золой. Настоящая замарашка. Веселок почувствовал к странной особе, щупленькой, беззащитной, нежность рыцаря. Он протянул ей ботинки, сказав, что сам дойдет в шерстяных носках.
   Взяв ботинки, женщина долго рассматривала их, щупала, вздохнула и сказала, что если он может, то пусть лучше даст шерстяные носки, а в этих мокроступах она и метра не пройдет.
   Веселок не возражал, носки отдал ей с охотой, надел привычные ботинки. Через нежность покровителя он почувствовал к ней желание. Жаль только, что он почувствовал это вблизи обгоревшего скелета. Да что он за человек? Человек ли?
   Замарашка надела носки, поднялась. Встал и Веселок. Она неожиданно пожала ему руку и поцеловала.
   - Спасибо вам, вы меткий человек, прямо в ребро попали!
   - Не надо из меня делать героя, - смутился Веселок, - случайно получилось.
   - Случайностей не бывает, - убежденно сказала женщина и с большим уважением посмотрела на него. Столько женской гордости за него Веселок еще не переживал. Он весь растекся от счастья. Лицо у него покрылось потом, как будто высунулся из парилки. Надо же, оказывается, как это приятно, когда женщина гордитс тобой.
   Они оба замолчали и пошли. Длинная тень от мертвеца немного их проводила, полежала на их спинах и сорвалась на затоптанный снег.
   - У вас щека в саже, - заботливо сказал Веселок.
   - Я не стыжусь этой грязи, - вытира щеку, сказала она, - это грязь очищения!
   - Не понял, - удивился Веселок. - Это как-то связано с костром?
   - Не как-то, а прямым образом. Что произошло сегодня?
   - Человека сожгли.
   - Человека, - презрительно сказала она, - так говоришь, будто действительно человека. Врага сожгли, виновника всех бед - еврея.
   - Но почему виноватыми вы делаете евреев? А куда же девать русское пьянство, казнокрадство? Мне кажется, один продажный депутат нанес больше вреда, чем вся еврейская нация за несколько веков.
   - Опасный ты тип, - холодно отрезала женщина и выдернула руку, а Веселок только что ощущал через нее женское тепло, и ему было уютно. Он испугался, что такого больше не повторится, рассердится Лаура, а у него уже мелькали планы.
   - Не опасный, - убедительно ответил Веселок, - а любопытный. Я же из провинции, разве по носкам не видно, мало знаю, хочу больше.
   - Носки сибирские, - потеплела она и взяла Веселка за руку. - Я потом дам тебе литературу по этому вопросу, а мне пока поверь на слово, что мы все правильно делаем.
   - А кто мы? - полюбопытствовал Веселок.
   - Какой ты дремучий! - воскликнула она. - Мы - это комитет помощи народу по снятию стрессовых ситуаций.
   - Интересно, - беспомощно произнес Веселок, - а какой стресс мы сейчас снимали?
   Он сознательно употребил "мы", чтобы мысленно создалось ощущение, что они в чем-то соединены. Мысленное может перейти в реальное.
   - На злобу дня, - ответила она. - Стресс по причине плохой жизни. Вы заметили, как повеселел народ, какой у него чистый взгляд был. Произошел катарсис, очищение. Вместе с дымом костра из нас вышла злоба, потому что виновник плохой жизни был уничтожен.
   - Это бы имело смысл, - возразил Веселок, - если бы сама жизнь стала лучше. А то вот придут домой, умиленные убийством виновника, день-два поживут и опять злобой нальются: жизненные обстоятельства остались без изменений.
   - Пусть снова злость копится, - хладнокровно пояснила она, - зажжем новый костер.
   - Мне не нравится такой метод, не лучше ли посидеть, подумать и жизнь исправить?
   - Но это же невозможно! - крикнула она.
   - А тюрьмы вы не боитесь? - спросил Веселок. - Убийство даже ради благородной цели имеет привкус крови.
   Она улыбнулась:
   - В правительственных кругах нам сочувствуют. Они-то, может быть, самые виноватые. Так что, если не будет нас, озлобленный народ вешать будет их.
   - Ясно, - сказал Веселок, - все схвачено. А чего же они вам сапожки не купят? Отчего вы босиком ходите?
   - Да, - ответила она смехом, - легла перед казнью вздремнуть, столько сил потратила при подготовке, а муж, пока спала, спрятал всю обувь в доме. Он тоже противник наших мероприятий. Он мне потом кидал вослед комнатные тапочки, но я гордая.
   - Это чувствуется, - сказал Веселок.
   - Вы проводите меня до подъезда?
   - Да хоть до совместного гроба! - сказал Веселок.
   - А если серьезно? - спросила она.
   А если серьезно, то Веселку очень нравилась эта женщиина. Впервые в жизни, наверное, он разговаривал с женщиной свободно, даже покровительственно, как с тетей Верой. Может быть, потому, что она все же преступница, слишком низок ее ранг в глазах порядочного человека.
   В глазах Тани он был каким-то физическим недоразумением, в глазах жены - нулем, а в глазах Замарашки отражался хорошо, раз ни комплексов, ни собственного ничтожества не чувствовал. Ему как бы дали вольную, и он стал свободным человеком.
   Они шли, разговаривали, как-то естественно перешли на ты, Веселок потихоньку распускал клешни, она в упор этого не замечала. Она тоже рядом с ним почувствовала себя отлично. С такими мужчинами, как Веселок, можно быть палачом, он все равно разглядит в тебе женщину и это качество поставит во главу угла. Женщина наслаждалась рядом с ним той радостью, что она женщина.
   Поэтому, когда подошли к ее дому, обоим было жаль расставаться. Когда она попыталась снять и отдать ему носки, он воспротивился. Договорились, что в субботу он придет к ней и она вернет ему.
   - А то умрешь от холода на своем Урале.
   - Да, - улыбнулся Веселок, - на Урале они не помешают.
   Но зачем ему туда ехать? Танька больше не придет к нему как подружка, потому что стала не только подружка. А быть как не только подружка она больше не захочет. Сын ему больше не принадлежит. Даст он им эту бумагу, хотя ему это все же трудно сделать. А не остаться ли ему с этой женщиной? Будет вместе с Замарашкой сжигать людей и считать, что живет во благо народа, во спасение правительства от революций.
   На прощание они поцеловались. Она обнимала его жарко, даже с каким-то отчаянным назойливым темпераментом. "А ведь в это время муж беспокойно поглядывает в окно, ждет с работы женушку. А она спокойно с другим. Другой-то понял ее тонкую страдательную душу".
   Пальто на женщине было тоненьким, и при объятиях Веселок вдоволь начувствовался ее маленького гибкого тела. Шел слегка покачиваясь и думал о себе с опаской: "А не маньяк ли я?".
   - Затянулся твой театр, - с нетерпением встретила его тетя Вера.
   "Ждала, когда почитаю ей Евангелие", - раскусил ее радость Веселок.
   Не успел он снять ботинки, как она взяла их, протерла тряпочкой и поставила в ванной на батарею. Правда, проверив батарею на тепло, осталась недовольна. В стране было не только голодно, но и холодно. Голод и холод Веселок представлял братьями-близнецами, которые всегда вместе. Как-то трудно представить в уютно натопленной избе умирающих с голода людей.
   Веселок умылся, долго отмывал руки от сажи, и прошел на кухню. Над столом, застеленным клеенкой, висели темные бумажные иконы. За полочку была воткнута сухая веточка вербы. Божий уголок!
   - А я на кладбище ходила, - поделилась радостью тетя Вера, - хорошо там. Народ у могилок смиренный, незлобивый. Всегда бы такой был.
   - Так праздника никакого нет, зачем ходили-то? - спросил Веселок.
   - Да просто так. На кладбище душа отдыхает, радуется.
   После чая захотелось спать. Но тетя Вера принесла на кухню Евангелие. Вытерла клеенку, постелила еще светлый платок, положила священную книгу.
   - Что будем читать? - спросил Веселок.
   - В этой книге все слова прекрасны. Читай на любой странице.
   Веселок открыл на притче о сеятеле:
   "Когда же собралось множество народа, и из всех городов жители сходились к нему, Он начал говорить притчею:
   Вышел сеятель сеять семя свое; и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его;
   А иное упало на камень и взошед засохло, потому что не имело влаги;
   А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его;
   А иное упало на добрую землю и, взошед, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!
   Ученики же спросили Его: что бы значила притча сия?
   Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют.
   Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие".
   - Пойду я, тетя Вера, - сказал Веселок, - глаза слипаются.
   - Иди, - согласилась старушка, - а я еще посижу, подумаю. Мудрая притча.
   Веселок разделся и лег на постель. Будто на сугроб голой спиной лег. Типичная московская постель, пока не согреешь, сам не согреешься.
   Веселок вспомнил, как утепляли они с молодой женой на зиму многообещающую спаленку. Между рамами они положили пухлые гроздья рябины, болотный мох. Красота невероятная, но счастья не принесла.
   "А все же правильно на Руси раньше делали, что спали вместе", - подумал Веселок, укрываясь поверх одеяла своим пальто.
   Необитаемый остров
   Веселок надел тяжелый брезентовый рюкзак, полный сырого замороженного мяса, пожал руку тете Вере, подхватил две тяжелые сумки и вышел из квартиры. Он решил уехать из Москвы, хотя и понимал всю бесцельность этой поездки. Зачем он там, для чего и для кого? Аж тошнота подступала, когда он представлял завод, улицу, на которой стоит завод, бесцельность белых ночей, бесполезные мысли.
   С другой стороны: кому он нужен в Москве. Ни кола, ни двора. Кажется, привязалась Замарашка, но у нее муж, да и ее активная деятельность очень пугает Веселка.
   С тяжелой ношей и тяжелым будущим побрел Веселок по московской улице в сторону аэропорта. Автобусы в этот день не ходили: не было бензина. Оставалась надежда на такси. Только как он будет останавливать машину, когда заняты руки? Но уж так красноречив, наверное, был его сгорбленный вид путника, бредущего никуда, что таксист сам остановился. Есть еще на земле сердобольные люди.
   В аэропорту уже бил копытами крылатый лайнер. Веселок подал стюардессе билет, чувствуя себ страшно виноватым перед ней и всеми порядочными людьми за то, что он потный, неопрятный, в глазах неприятная тоска, заискивающий взгляд.
   Но стюардесса, как всегда, была красива и вежлива. Очень мягким голосом предложила оставить вещи в багажном отделении и пройти в салон. Веселка подбная служебная вежливость тронула чуть ли не до слез. Ему захотелось сразу жениться на этой аэрофлотовской женщине.
   Усевшись в кресло, он сразу же с большим энтузиазмом пристегнулся ремнем, как бы спеша отблагодарить аэрофлот за то, что приняли его вежливо. Веселок выпрямился в кресле и замер. Самолет он переносил плохо. Его болезнь: НЦД по гипертоническому типу. Веселок закрыл глаза. Надо бы уснуть. Во сне все несчастья и неприятности переносить легче.
   Небесные дороги тоже бывают ухабистыми. Самолет трясло, он то и дело проваливался в воздушные ямы. Веселок открыл глаза. И вдруг лицо его просияло. Бог мой! И все же не сразу поверил, потому что радостные случайности редки на земле. Недалеко от него, через проход, сидела его половина. Вывод, конечно, слишком поспешный, но женщину, котора волновала его в театре, узнал.
   И она узнала его. Она читала "Литературку", газету разложила на коленях. Видимо, почувствовала взгляд Веселка, улыбнулась. Веселок тут же вышел из кресла, попросил разрешения сесть рядом. Место оказалось не занято. Она пересела к иллюминатору.
   Веселок себя не узнавал. Он вел себя так, как будто они были хорошими знакомыми. А разве не были? Он вспомнил старую легенду. В Древней Греции жили двуполые люди - андрогины. Прогневили они Зевса, и он однажды рассек мечем каждого навдое. Началась паника, суета, волнение. Все смешалось. И в этом хаосе половинки бросились искать друг друга и не нашли, не находились. Прошли века, земля изменила рельеф, люди поменяли границы стран, а половинки все ищут друг друга.
   Иногда находят. Редко-редко! В основном им кажется, что находят. Поживут немного и ссорятся, скандалят, расходятся, занимаются рукоприкладством.
   Вот Веселок с этой женщиной точно были нежными половинками, пока не рассек их Зевс острым мечом. Они скитались и через тысячу лет встретились.
   - И как тебе спектакль? - непринужденно спросила она, сразу перейдя на ты.
   - Наверное, - ответил Веселок, - это хорошая пьеса, но не для меня.
   - Почему? - вежливо удивилась женщина.
   - Да я что-то новое хочу узнать, но не могу найти такую книгу или спектакль, где бы описывался незнакомый мне путь жизни.
   - А в спектакле какой?
   - Аскетизм, полный отказ от удовольствий жизни.
   - А что, не нравится такой путь? - лукаво спросила незнакомка.
   - Тяжелый, - честно признался Веселок, разнеженный сердечным голосом соседки.
   - А я смысла не вижу, - призналась она, - сложно очень, замысловато. Не лучше ли взять за основу правило: поступай с другими так, как бы хотел, чтобы поступали с тобой.
   - Это тоже нелегко, - со знанием дела сказал Веселок.
   - Все равно лучше. Мне кажется, что без удовольствий, именно телесных, не прожить. Животное и то выползает на солнышко, когда есть возможность, или летит к подруге, несмотря на опасность.
   - Интересная теория, но куда она ведет?
   Женщина засмеялась. Веселку так хорошо было рядом с ней, так свободно, раскованно себя почувствовал, что совсем перестал стесняться и себя, и одежды своей. Он даже поскреб осколком стружки алюминиевую ножку кресла.
   - Что это там у вас? - заинтересовалась женщина.
   - Да, - небрежно ответил Веселок, - стружка в подошву въелась. На заводе подцепил. Так куда ведет тво теория?
   - К жизни. Древние греки, говорят, вообще не разделяли тело и душу, жили цельно. Для человечества это был золотой век.
   - Лучше про это бы спектакль, - вздохнул Веселок.
   Веселок от приятных разговоров уснул, она, как выяснилось потом, тоже деликатно задремала. Кто наслал на них этот спасительный сон, дьявол или Всевышний, неважно. Кто-то из них поступил очень хорошо. Может быть, благодаря этому сну они спаслись.
   Потому что очнулись они в воде, недалеко от желтого берега. И даже плыть не пришлось. Дно оказалось под ногами. Их сознание медленно высвобождалось от влияния сна. И все же они поняли, что обломки самолета чернеют под водой, медленно погружаясь. Люди уже утонули. Наверняка умерли раньше, чем коснулись воды. От инфаркта.
   Веселок протрезвел первым. На берег вышвырнуло какие-то предметы. Он пошел посмотреть. Нашел свой рюкзак, выловил из воды апельсинку.
   - Мы вдвоем? - сквозь слезы спросила она.
   - Похоже, - очень грустно ответил он, но отчаяния в его голосе не было.
   - Куда ж мы теперь? - спросила она.
   - Куда глаза глядят, - ответил Веселок, - больше некуда.
   Он отдал ей апельсинку, на себя надел рюкзак, мясо, слава Богу, было завернуто в целлофановые мешки, поэтому пока не текло. А жара на этом острове была достаточной, чтобы растопить льды.
   Она поделилась с ним апельсинкой, и они зашагали, повернувшись к морю спиной. Шли долго, два раза отдыхали, сильно потели, но оставались в одежде: она в блузе и брюках, он в рубашке и трико. Давно бы уже кожу сожгли, если бы разделись. Да и не мог Веселок в первый день знакомства с женщиной в трусах красоваться, хотя ситуация позволяла все. Им надо было выжить.
   Кстати, они познакомились. Ее звали Оля. Она и была округла, как имя, полновата, но не толстая.Волосы длинные, ноги не кривые, груди были. То есть все его претензии она удовлетворяла. Нравится ли он ей? Разговаривала дружелюбно, волком не смотрела, значит, противен не был.
   Наконец они поднялись на каменистый перевал. Огляделись. Внизу текла речка, зеленел лес, ни пихты, ни кедров не было. Веселок разглядел дубы, клены. А Оля, особа глазастая, разглядела избу.
   На душе повеселело. Однако приближались к ней с опаской, а вдруг там бандиты. В избушке никого из живых не было: паутина в углах, затхлый воздух. Пришлось открыть дверь и выставить маленькое оконце, чтобы проветрилось. В избушке нашлось все необходимое дл ведения походного хозяйства: и ведра, и совок, и топор, и спички.
   Прежде чем заняться хозяйством основательно, они прилегли на нары. И к стыду своему уснули. К стыду, потому что во сне они обняли друг друга. Но, проснувшись, они тут же отстранились. Уж очень потными, грязными и голодными они были.
   Веселок нарубил дров, она порезала мясо на кусочки, поставила варить. Веселок обнаружил под нарами мешок муки. Она замесила на воде какие-то азиатские лепешки. Поужинали очень вкусно. Потом смели паутину со стен, помыли полы, поскоблили нары, выхлопали матрасы.
   - Не хватает постельного белья, - пожаловалась она.
   Нашли и его. Под нарами стоял расписной сундук. И наволочки, и простыни, и пододеяльники, нашлись даже две подушки. Правда, Веселка эта находка немного испугала. Он был уверен, что когда он первый раз заглядывал под нары, сундука не было. Видимо, в некотором роде это была волшебная избушка.
   Над постелью Оля долго колдовала, искупалась в речке, отправила Веселка. Вместе выкупаться постеснялись, побоялись, что не понравятся друг другу голыми. Правда, Веселок подумал, а куда им деваться, если у них нет выбора, они обречены друг на друга. Сколько раз холостяцкими ночами Веселок мечтал, что какая-нибудь ситуация загонит его с симпатичной женщиной на необитаемый остров. И ей ничего не останется, как любить его, беречь, потому что он здесь единственный мужчина.
   Мечта сбылась, но чья же это хижина? А может, это Всевышний шутки шутит, чтобы доказать Веселку одну из своих гнусностей.
   Когда они легли, на улице были сумерки. Солнце спряталось за скалой, ее вершина еще тихонько освещалась. И то ли этот свет, то ли все та же природная стеснительность мешали начать первое наслаждение на необитаемом острове. А скорее всего, он боялся, что не справится со своей ролью.
   И все же хорошо, что в избушке было темно и солнце перестало освещать вершину скалы. Веселок погладил ее волосы, нашел ее губы, жадно познал ее груди, ее тело становилось таким родным, уютным. Такого ощущения у него не было ни с одной женщиной. Она как бы угадывала, что он хотел в этот миг, ее ласки все были уместны, все слова были сказаны вовремя и как надо. У нее тоже было ощущение, что Веселок угадывал ее желание. Остывали они долго и нежно. И утром им было приятно смотреть друг на друга. Они позволили себе голыми походить. Конечно, Веселок заметил и дряблость кожи, и излишний жирок, но тут же и простил: во-первых, возраст, во-вторых, ни одной морщинки на душе, в-третьих, своя же половина. Вот прямо как бы для Веселка по его эскизу создана.
   Только одно обстоятельство насторожило. Они спали, тесно прижавшись друг к другу. И утром, когда стали подниматься, они словно приклеились, и расставаться им было немного больно. Но они решили, что это чисто психологическое явление.
   - Как бы не превратиться нам обратно в андрогинов, - пошутил Веселок, - придетс Зевса на помощь звать.
   Она засмеялась. А так как женщина была начитанная, то поняла, о чем речь, и спросила:
   - Ты думаешь, что мы через несколько веков встретились?
   - А больше наши отношения ничем не могу объяснить. Мне нравятся даже твои изъяны, я не могу и помыслить о тебе плохо, нет у меня дурных слов в твою сторону. Так у меня раньше к солнцу, цветам было. Правда, на солнце еще мог разозлиться, но на свою половину, чувствую, никогда. Это плохо!
   - Почему?
   - А как же мы ссориться будем?
   - Мы не будем ссориться! - убежденно сказала она. - Хватит, уже нассорились. В чемпионах ходили.
   - Ну что ж, - согласился Веселок, - я за.
   Сундучок под нарами оказался просто волшебным. Веселок захотел чаю, порылся в нем и нашел заварку в жестяной коробке. Чай оба пили с удовольствием. После ча полежали, не удержались от греха, после которого процесс отторжения прошел более болезненно. У Веселка на животе выступили капли крови. Она их слизнула своим проворным язычком.
   - А если прилипнем напрочь? - выразила она общую тревогу.
   - Мы, наверное, срастемся, - предположил Веселок, - мы с тобой самое уникальное явление на свете - мы оживший миф.
   - Если это так, то я не хочу, чтобы мо индивидуальность исчезла в тебе.
   - Не плачь, - утешил ее Веселок, - не только ты во мне, но и я в тебе. Оба растворимся.
   - И что же будет?
   - Андрогин будет. Мы с тобой заживем вместе, ни секунды в разлуке. Глаза в глаза.
   - Я не хочу. Я люблю тебя, мне приятно с тобой, но иногда мне просто необходимо побыть одной. Знаешь, как приятно посидеть перед зеркалом? Как жаль, что здесь нет зеркала.
   Веселок промолчал. Но через несколько минут вытащил ей из сундучка зеркало средних размеров. Вся фигура вместе с головой не войдет, но поясной портрет может отразиться.
   - Фигура у тебя хорошая, - утешил он ее, - еще пятнадцать лет можешь не смотреться.
   Они приспособились. Времени, в которое они предавались любви, было недостаточно, чтобы два тела успели срастись капитально. Сразу же после
   друг с другом, было нетрудно, но если посмотреть со стороны, то очень смешно. Один пятился, другой всей грудью как бы падал на него. Разрывались они в воде, так было легче. Но и вода не освобождала от боли. Так что за каждую любовь они расплачивались. Они знали, на что шли, когда ложились в постель.
   Чтобы как-то избежать боли или уменьшить ее, они пробовали перед этим натираться грязью, пробовали ласкать друг друга в одежде. Боли, действительно, было меньше, но и радости не было. Их со страшной жаждой тянуло прижаться друг к другу, голой чистой кожей почувствовать друг друга. Только так они получали полное удовольствие. Прижиматься им хотелось каждую минуту. Кожа волновалась, впадала в эйфорию. Подобно воспитанным канибалам (если можно таких представить), им хотелось выпить друг друга.