Царегородцев Василий. Несимметричное пальто (фрагменты)

Царегородцев Василий
Несимметричное пальто (фрагменты)

   Василий Царегородцев
   Несимметричное пальто
   (фрагменты)
   Веселок, спи
   На улице холодно, дождь, ветер. За углом злые собаки. И та собака там же. Пряди ее длинной мокрой шерсти так тяжелы, что не колышутся на ветру. Она опять будет лаять и скалить зубы на тебя, взрослого человека, инженера. Как гордилась этим обстоятельством твоя мать. Она с гордостью говорила: "А мой-то Веселка с инженерами сидит." Да ну ее, старую! Спи, Веселок. Тебе же не плохо в твоей колыбельке. Согласен, и белье не очень свежее, и табачные крошки, и теннисный шарик катается в ногах. Тебе бы заботливую хозяйку, Веселок, простую, из прачечной. Но ты мечтаешь об идеальной, о какой-то особой женщине дл души. Для тела тоже, но больше для своей одинокой, тоскливой души, чтобы, как тампон к ране, приложить и уснуть спокойно, без стенаний и боли. Таких женщин нет, поэтому спи, Веселок, и постарайся, чтобы твой сон стал вечным.
   Для чего, объясни, нарушать его? Неужели тебе хочется, как некоторым, одетьс безукоризненно и пройтись по улице, производя впечатление на дам? Веселок, да ты погляди на себя в зеркало! Ведь глядя на тебя, становится жалко женщину , которая свяжет с тобой свою безнадежную судьбу. Чего одни ботинки стоят. Старые, в морщинах, у правого давно оторван язык, в подошве левого торчит обломок стальной стружки: метка твоей трудовой деятельности на заводе. А шнурки! Господи, они все в венозных узлах, короткие, как свечные огарки. На все дырочки их не хватает. Трудно тебе, Веселок, купить новые? Не обманывай, ты же каждый день ходишь возле киоска "Ремонт обуви", в котором столько шнурков висит, что хватит обуть все человечество. Но тебе лень достать кошелек, раскрыть его и вынуть денежку. Тебе лень аккуратно жить, ты лучше будешь ходить с расстегнутой ширинкой, чем отремонтируешь молнию. Да сколько угодно народу знает, что ты медной проволокой гульфик заматываешь. Не красней, она же, как солнышко, блестит в темных внутренностях твоего амбара. А может, так надежнее, Веселок, так-то уж никуда не денется твой фаллос. А ты ценишь его, обожаешь. Ведь если бы не он, то ты, бедолага, и наслаждений никаких не испытывал бы в жизни. Каторгой бы обернулось твое существование. Вспомни датского философа: до того дошел, что блестящему разуму коросты Иова предпочел. Великий бедолага. И философия его от самой надсадной безнадежности. Так что, если ты для бережливости цепью воспользуешься, тебя поймут. Любой мужчина поймет, даже датский философ, от рождения обреченный страдать хуже Иова. Иов-то все же пожил полноценно.
   Куда ты? Спи, Веселок. Хотя и наградил тебя бог, но ведь без женщины этот дар ничего не стоит. А вот этого округлого предмета у тебя нет. Впрочем, Ольга Петровна, пухленькая особа, давно тебя ждет. Ах, какая у нее кровать! Пять подушек пирамидкой, кружевное одеяло и пухом набитая постель. Чего же ты медлишь? Там медовуха бродит и мясные пироги в духовке. Там едят только свежее, прямо с огня, чай варят с травами: мята, душица, зверобой. Веселок, там зацелуют тебя, тебе отдадут самое ценное, т.е. Ольга Петровна отдаст самое себя. Специально дл этого случая наденет новую ночную рубашку. Голой ты ее не увидишь никогда, потому что стесняется своего тела: уж больно кругла, а диетами себя мучить не желает. С какой радостью она хрустнет потом морковкой аршинной, выпьет хлебного квасу. У Ольги Петровны, между прочим, так обильно растет не только ее тело. И овощи, и фрукты у нее в огороде полнеют на глазах. В этом сочном царстве тебя ждут давно, Веселок. А ты дрыхнешь.
   Извини, Веселок, спи, никто тебя не будит. Все знают, что не лежит у тебя душа к этой степенной вдове. Ты другую желаешь. Но ведь ей всего девятнадцать, а тебе тридцать пять. Сладкая разница в годах, конечно. Головокружительно сладкая, Веселок, как свежее вино, которое во рту тает. Стройна, хотя и худовата, но груди как яблоки тугие. Как-то она навалилась на его плечо. Он в открытое окно высунулся, на ранние проталины глядел, и ей любопытно стало. Когда он ощутил прикосновение ее невесомых твердых грудей, то понял, что весна его личной жизни никогда не наступала. Он живет без весен, тремя временами года. Грустно!
   Конечно, грустно, Веселок, поэтому спи, не просыпайся. Или ты все же надеешься? И у тебя есть основания?
   Они познакомились здесь, в отделе, в котором и работают оба. Она почувствовала некое интеллектуальное доверие к Веселку и показала ему заветную тетрадь. Веселок с трепетом раскрыл толстую амбарную книгу, в ней желтые страницы в клетку, и сразу же рухнул в бездну философской мысли, посвященной любви. Такой, например: "Мужчина клянется ей достать с небес звезду, а обладает ею чаще всего в несвежей постели." Эта мысль была подчеркнута трижды: зеленым, синим и красным фломастерами. Позднее Веселок узнал, что свою невинность обладательница тетради потеряла в кочегарке пионерского лагеря. Так что сей афоризм французского писателя девчонке прямо на душу лег, прямо в яблочко. Веселка же этот афоризм задел за живое: у него сейчас просто изобилие несвежей постели, но увы, никто не ложится из молодых дам на нее, чтобы помечтать о звезде, которую можно достать с небес.
   К тому времени, когда он познакомился со своей звездной Таней, ставшей его каторжным желанием, его небесами, он уже развелся с женой, вернее, она развелась с ним. Променяла доброго, незлого Веселка на водителя МАЗа. Она предпочла те качества, которых не было в Веселке - здоровье, деньги и могучее тело. Когда соперник стоял рядом со своей громадной машиной, казалось, что два МАЗа стоят. Веселок ровня только самокату, но Таня не презирала его неуклюжее толстенькое тело, до его физики ей дела не было. Она стала заглядывать на его холостяцкий огонек, ради интеллигентной беседы.
   Иногда они и, правда, проводили время с интересом для обоих заинтересованных лиц. Таня любила стихи Бунина, к тому же мозг, расположенный в ее прелестной головке с короткой стрижкой, не чужд был некоторых философских спекуляций. Ее интересовал, например, вопрос: для чего живет человек. Веселок с жаром, как будто он-то знал ответ, говорил ей о боге, о гармонии, о вселенной. А хотел в разгар своего красноречия только лишь половой гармонии с этой длинноногой девчонкой. У нее, несмотря на пренебрежение нравственностью, было удивительно невинное, чистое личико, как будто его освещал духовный огонь. Веселка возбуждало это обстоятельство.
   Однако или увы, увы, Таня не смотрела на него как на мужчину. Она относилась к Веселку, как к подружке. У него дома, на его плитке иногда, наблудившись, она варила противозачаточный отвар из каких-то вонючих трав. Дома она этого не делала: стеснялась матери. А Веселок терпел. Терпел, потому что безумно хотел. Его трясло от желания. Он пил валерьянку, которая его ничуть не успокаивала. Таня, эта жестокая тварь, все понимала, но притязания Веселка обрывала на первом слоге. Где же ее сострадание!
   Так что спи, Веселок. Никто не утешит тебя, кроме Ольги Петровны. Но тебе не очень приятна слишком сочная плоть. Тебе юные худые лодыжки милей. Вот поэтому и спи, Веселок. Не мучай себя, берегись несбыточных желаний. Таковые уже давно сгубили все человечество, а тебя, маленького индивидума, и подавно изведут. Живи непорочно, как святой, например, Серафим Саровский. Так нет же, слишком плотский ты человек, плотоядненький. Ни рожей, ни умом не вышел, а хочешь, чтобы женщины тебя любили, как короля. Ладно, не обижайся, ты не гений, но умненький. Может быть, у тебя все еще впереди.
   Ты просто уже сильно, отчаянно устал от холостяцкой жизни, ты три месяца назад постирал пододеяльник, он до сих пор сохнет на балконе. Он почернел от пыли, а тебе все неохота его снять. Да открой дверь и протяни руку. Оказывается, этот простой жест нам не под силу, у нас в это время душевная тоска, рука ни на что не поднимается, глаза ни на что не глядят. Поэтому ты и стал давать своей распутной девчонке ключи от квартиры, когда уезжал в командировку. Ты знал, что она на твоем диване будет искать счастья с молодыми людьми. Но к твоему приезду, разочаровавшись в любви, Таня сделает влажную уборку в квартире, напечет тебе к чаю пирожков. Ты придешь с вокзала домой и сразу попадешь в семейное царство и оттаешь душой. Конечно, на свой развратный диван ты первое время даже не присядешь. Тебе очень больно. Но все же ради пирожков и чистого пола ты готово разделить свою любовь с молодыми соперниками. Если уж это так необходимо. Теб замучила тоска по иной, более милосердной и комфортной жизни. Нынешнее существование с разлагающимся от снегов и дождей пододеяльником на балконе тебе надоело. Тебе хочется под крылышко заботливой женщины, но такой, чтобы она была и красива, и сексуальна, и умна, чтобы уважала и любила Веселка до безумия, чтобы слепо любила его тело, боготворила его душу, чтобы недостатков Веселка не видела.
   Быстрее засыпай, Веселок, такие женщины на земле не водятся. Разве Ольга Петровна! Но она, увы, не сможет своим приземленным умом оценить тенистые закоулки твоей тонкой души. И сильно уж тебе не нравится ее полное, все в складках, тело. Как будто на батарею платье натянули. Что за удовольствие ласкать радиаторные батареи! Ты прав, Веселок. Удовольствия никакого, спи. Мы потом пойдем другим путем. Но с Таней и в другом измерении никакх надежд нет. Похрапи, Веселок. Во сне тебе веселее. Во сне ты уже почти ею обладал. Потом целый день во рту царил вишневый вкус ее сосков, а в паху тугая тоска.
   Медитируй, Веселок, лучше на разложившемся женском теле, представь змею свою лысой и на горшке. Отверзни свое желание.
   Но Веселок вдруг тряхнул головой и приподнялся на кровати. господи, какие испуганные у него глаза, как будто его съедят в мире, где бодрствуют, в мире, который официально считается реальным, в мире, в котором живут и ходят на работу. Веселок жуто не любит своей работы. Как-то в детстве ему на ногу пописала жаба. Это мерзкое, холодное ощущение он вспоминает каждое утро, когда открывает дверь проходной. За что, бог, караешь!
   Как радостно и полнокровно вдруг засветилось лицо Веселка, солнца не надо, потому что он разглядел, что времени еще шесть часов. Еще целый час можно спать, еще целый час до подъема к жестокой, беспощадной жизни. Целый час! Шестьдесят золотых минут и много-много рассыпанных серебряных секунд, диких, свободных, личных.
   Как хорошо! Веселок легко спрыгнул на пол, нашарил пачку сигарет, спички и пошел в ванную, подымить. Он жил один, он мог курить где угодно. Лежа, сидя, стоя. Но он курил только в ванной комнате в открытую дверцу водонагревательной колонки. В свое время его к этому приучила семья. Прочной оказалась привычка.
   Веселок привычно открыл чугунную дверцу топки, придвинул детский стульчик, сел и с удовольствием затянулся. Сладко закружилась голова и потеряла дар соображения. Такое состояние длилось долго, почти на длину сигареты, и Веселок балдел от того, что ничего не понимал, он сейчас гостил в другом измерении. Ему, вообще-то, курить не надо: сосуды. Но он слаб, очень слаб, его одолевает люба привычка, даже самая беззубая, например, ковырять в носу.
   Веселок еле вышел из ванной, его качнуло, и он ударился о косяк. Накурился! Чтобы продышаться, он подошел к окну. Чувствовалось, что шел дождь; над крылечком хлебного магазина горела красная лампочка, щедро окрашивая красным ближайшие лужи. Земля как бы кровила.
   И Веселок вдруг остро ощутил свою неприспособленность к будничной, вяло текущей жизни, весьма суровой и обязательной. Как ему хочется поспать до обеда, но ведь скорее скорого ему придется встать и вписаться в круг и распорядок тех забот, которым подчиняется каждый человек. Ну, например, почему он не может пойти на завод босиком! Увы, надо надевать ботинки, которые с вечера стоят грязными, в них стыдно уже ходить. Но почему стыдно? Нищему не стыдно, пьяницу не колышет, а обыкновенному человеку стыдно. Потому что ходить в грязных ботинках - не принято. Конечно, это условность, только таковы правила, которых не избежать, если ты хочешь жить в обществе.
   - Не хочу! - мысленно заорал Веселок и почувствовал, как взорвавшийся ветер понес его подальше от людей на самый край Ойкумены. И Веселок услышал, как дышат иные миры. Но через минуту ему стало гадко и скучно: ни сигареты под рукой, ни врага и ни одной женщины. Глазу не на чем отдохнуть.
   А ведь Веселок мечтал стать святым. Правда, сначала он пытался стать художником, потом поэтом. Были блистательные способности, но не хватило трудолюбия. Это его так доканало, что однажды он, пытаясь убежать от самого себя, преодолев робость и стеснительность провинциала, почистив ботинки и погладив галстук, купил билет в Москву.
   Столица сильно понравилась ему. Он жадно с утра до позднего вечера гулял по улицам, таким щедрым на красивых женщин вывески всяких магазинов. В музеях он благоговел, от его тихих, почти религиозных, завороженных шагов даже паркет не скрипел. Он впитывал картины, он запоминал имена художников. Правда, многих он видел на открытках, знал по репродукциям. Но в подлиннике все выглядело значительнее. И Веселку стало обидно, что он никогда не попадет на музейные стены, не проскользнет даже по ошибке в заманчивую бессмертную вечность. Умрет - и его тотчас забудут! Обидно.
   Если бы не лень, он бы, может, и смог написать бессмертную картину. Если бы не маленький рост, он бы давно уже подцепил на московской улице даму приятную во всех отношениях, особенно в телесном плане. Не рожден для вечности, не рожден для породистых женщин. И так горько стало Веселку от подобных мыслей, что незаметно для себя он забрел на Кузнецкий мост. Рядом метро, возле него испуганно дышала толпа книжников. Веселок любил пофилософствовать, поэтому решил поискать себе интересную мудрую книгу.
   У киоска его как бы ждала приятно полноватая молодая женщина. Она протянула ему в руки "Степного волка".
   -Нет, - сказал Веселок, - мне что-нибудь философское. Хочется глубже копнуть.
   Они долго стояли у освещенного пустого киоска и разговаривали. Она была студентка главного университета страны , но так душевно и просто с ним говорила, так мягко, уважительно, что Веселок немедленно захотел на ней жениться. Взявшись за руки, на всю жизнь.
   Всю ночь проболел тоской Веселок. Впервые с ним на равных поговорила красива женщина, он был сней даже в воспоминаниях нежен. Он, наверное, ей понравился, потому что в тот грустный вечер, с луной, затерявшейся среди фонарей, от Веселка веяло мудростью и тихим характером.
   Устал Веселок: столица утомляет, в ней яснее видно, чего ты никогда не будешь иметь. Ты червь! Веселок, пропитавшись таким ощущением, перешагнул две ступеньки и поднялся на небольшой дворик с тремя липами и трансформаторной будкой, которую украшал распространенный, наверное, во всем мире трафаретный плакат. Веселок подошел к скамейке, в ней не хватало доски, и сел, закурил. Урны он не обнаружил и зарыл обгоревшую спичку в песок.
   Этот жест почему-то понравился дворнику, сгребавшему метлой вместе с песком облетевшие листья. Он подошел к Веселку, молодой, богообразный, вежливо спросил: "Созерцаете? "
   От него исходила какая-то небесная чистота, хотя одет он был в мятую, с заплатами на локтях, фланелевую рубаху, борода не чесана. Веселок в красном галстуке сидел и туфлях на платформе, а исходил зловредным потом. Особенно пахло под мышками и в паху.
   - Созерцать трансформаторную будку? - заговорщицки спросил Веселок, ожидая, что дворник поддержит тему, указанную в пророчестве, что оплетут землю проводами. Но дворник мягко улыбнулся и поучительно сказал, что созерцать можно и в пустыне, и на сввалке, где, по общему мнению, очень гадкий ландшафт. Сказано же в одной упанишаде: "Самосущий проделал отверстие наружу - поэтому человек глядит вовне, а не внутрь себя. Но великий мудрец, стремясь к бессмертию, глядит внутрь себя, закрыв глаза".
   Веселка ожгли эти слова, как родниковой водой напоили.
   - Как тонко! - прошептал он.
   - Есть истины еще тоньше. - Дворник сел рядом с Веселком, метлу прислонил к дереву.
   Чего только не знал этот приятный человек: И Канта, и Платона, и Августина, и Фрейда с Фроммом. Его полуденный голос звучал приятно: "Неразумные следуют внешним желаниям. Они попадают в распростертые сети смерти. Мудрые же, узрев бессмертие, не ищут здесь постоянного среди непостоянных вещей".
   - Хорошо! - искренне восхитился Веселок. Ему понравилось в этом учении то обстоятельство, что, оказывается, бессмертия не только кистью можно достичь. - Только все равно, даже при наличии великих слов, мир обречен. Перед Содомом и Гоморрой тоже были святые, но блудников оказалось больше.
   Веселок говорил с грустью. Ему самому мысль о всеобщей гибели была невыносима. Он представить не мог, что больше не будет никто читать Бунина, Достоевского, что всякие достижения человеческой мысли умрут, человеков не будет.
   - Успокойтесь, - вежливо улыбнулся дворник и внимательно посмотрел на небо, - Содома и Гоморры не будет никогда.
   - А вы откуда знаете? - недоверчиво спросил Веселок.
   - Бог обещал Ною больше не губить людей.
   - Обещанного три года ждут.
   - Так бог же обещал! - вскричал дворник.
   - А если мы все свиньями станем? - виновато возразил Веселок.
   - Не станем! - с жаром ответил дворник, - расскажу тебе притчу. Бог действительно не сдержал свое слово, сильно разозлился на людей и решил, что пусть снова воцарится в мире пустота. В ней ни зла, ни добра, а царственный покой. И бог дал команду потухнуть солнцу. И оно стало угасать. Земля встревожилась, уже на третий день увяли по оврагам заросли Иван-чая, самого светолюбивого растения. - Еще день-два - и все, - подумал бог. Но прошел день, прошла неделя, минул месяц, а жизнь на земле потихонечку держалась, солнце не угасло до конца, а тихонечко светило. И этого сумеречного света хватало. Раздосадованный бог спустился на землю, чтобы понять странность явления. А ничего странного не произошло. Просто при свете сумерек (казалось бы, что время дьяволов пришло) не прекратилась жизнь добра. Это-то и не давало солнцу угаснуть. Бог увидел: девочка крошила хлеб воробушкам, шапка калеки, сидевшего на крылечке магазина, погрузнела от дарственного серебра, в больницах и тюрьмах существовали приемные часы. Бог умилился силе людского милосердия и записал на своих скрижалях: "Пока на земле существует хоть один праведник, пока светится хотя бы одна капл добра, жизнь будет продолжаться".
   Веселка смысл притчи оглушил. Он почувствовал новый путь своей жизни. Он всегда будет этим последним праведником на земле. Он будет спасать жизнь. Он будет ее держать, как атланты держат небо. В страшном волнении он нашарил в кармане сигарету, но тут же раздавил ее. Праведники не курят.
   Дворник же, наблюдая за Веселком, ободряюще сказал:
   - Древние говорили, что если ты чистый и знаешь, что чистый, то ты уже не чистый, а если ты знаешь, что ты не чистый, то ты уже чистый.
   Веселок опешил, а дворник предложил проветриться, сходить в Пушкинский музей: там выставка западноевропейской живописи.
   - Сейчас только инструмент отнесу.
   Он взял свою метлу и медленно побрел по пустынной, песочного цвета аллее. В бедной одежде, в выщербленных штиблетах, весь в солнечных бликах и отсветах кленов, он казался святым. И Веселок позавидовал этому человеку. "Мне бы его святость," - подумал он.
   Выставка в Пушкинском оказалась замечательной. Такого западноевропейского искусства Веселок еще не видел. Понятно! Все картины привезены из частных коллекций.
   - Посмотри, - сказал дворник, указав на портрет блаженной женщины, посмотри, как много в ней бога, как светел ее убогий ум.
   - Блаженны нищие духом, ибо для них царство небесное, - сказал Веселок избитую библейскую фразу, потому что больше ничего на ум не пришло. Дворник тоже не стал развивать эту тему ума и религиозности. И они вышли из музея.
   А по мраморной лестнице, еще не скинув с загорелых плеч прохладу голубых еловых теней, навстречу им, стуча каблучками, поднималась необыкновенно приятная особа. Такого качества женской красотой природа балует мужскую половину человечества один раз в два века. Веселок аж приостановился и чуть не свернул шею, провожая сей легкий блестящий полет. Вот это женщина! Да это же готовый смысл жизни. Будь у Веселка такая жена, разве бы он заинтересовался религией или стал макать кисть в краски. Да он бы только и дышал над свей женой, как над родником, в котором отразилось солнце. Дворник тоже вздрогнул, грустно глянул на Веселка и задумчиво сказал:
   - У меня еще не было женщины, я еще никого не любил.
   "Мальчик," - презрительно подумал Веселок, но подлинногопрезрения совсем не почувствовал. Так искренне и чисто прозвучало признание, как вышивка на плащанице.
   - Знаешь, - уже более суровым тоном добавил дворник, - устав запрещает тибетским монахам любоваться даже цветами.
   "И кому нужна такая жизнь," - испугался Веселок, понимая, что эти слова относятся и к нему.
   Возле метро они сочувственно пожали друг другу руки, договорились, что Веселок приедет в столицу на пасху, и поспешно расстались. Как будто спешили встретиться. Веселок много ждал от этой встречи, правда, в святости он ничуть не продвинулся, даже курить не бросил . Но думал, что на пасху внутри его характера произойдет большой перелом.
   Но все произошло немного не так. Дворник к тому времени женился, гостя едва признал. Жену он выбрал даже не миловидную, но религиозную. И подруги у ней тоже не без креста на шее. Веселок поначалу заинтересовал гостей. Не сложением и не умом, а тем, что из легендарной Сибири приехал, где снега по пояс и медведи по провинциальным улицам ходят. Но у Веселка язык к глотке присох, не мог воспользоваться моментом, чтобы подать себя хорошо. Возможно, в этом виноваты дамы, все пресные, без изюминки в телах, возможно, потому, что главным героем сегодняшнего дня все же был Иисус Христос. Из всего женского общества выделялась Вера, она выгодно отличалась от всех своей молодостью. Но и она пела псалмы, отдавая этому занятию всю себя. "Какое-то импотентное общество," - недовольно подумал Веселок.
   Но Веселок заставил себя смириться, и, когда все пошли в церковь, он все же увязался за Верой. Увы, девушка была во Христе, и флиртовать с ней было бесполезно. А что может быть прекраснее легкого флирта - разве что зрелище Ниагарского водопада. Веселок еще больше расстроился и шел насупленный, с обидой на Веру и на судьбу. Дворник заметил его состояние и сказал сердито: "Стыдись, в храм Божий, а не в тюрьму идешь." Веселок покраснел, но вскоре с облегчением заметил, что и сам дворник не очень весел, что и его волнуют какие-то интимные проблемы. "Пасха пасхой, вздохнул Веселок, - но заботу о продолжении рода с нас никто не снимает". Зачем он приехал сюда? Святым ему все равно не стать. Уж слишком он слабоволен, и женский портрет его манит сильнее иконы. Он любит, он понимает Христа, но жизнь, даже такая пресная и пошлая, как у него, Веселка, засасывает.
   Вдруг внезапно и резко выросли перед глазами высокие силуэты старых лип. Блеснули на фоне заката купола храма. Храма Нечаянной радости. Название заворожило Веселка. Может, и его нечаянно озарит радостью небесной?
   Перед освещенной оградой храма все остановились и осенили себя крестным знамением. Поднял и Веселок свою руку, но опустил. Ему почему-то стыдно стало креститься. Может быть, это от гордыни, а может, от излишней совестливости.
   Веселок вошел в храм. Там уже было тесно от народа. Веселок заметил, что преобладает его возраст. Что ж, еще не вечер. Немало, конечно, было и бабушек. Их хилые тела стояли неподвижно, как влитые. У Веселка затекла поясница. Он завел руки за спину и пошел осматривать иконы, но больше скользил заинтересованным взглядом по женщинам. У каждого свой бог!
   - Сынок, - окликнула его какая-то старушка, - уберите руки из-за спины, здесь храм, а не тюрьма.
   Веселок смутился, появилось желание уйти, потому что здесь он чужой в доску. Веселок сдержал обиду.
   Горело электричество: ХРИСТОС ВОСКРЕС. По деревянной скульптуре Христа ползла ожившая муха, откровенно смеялись певчие, набранные на этот вечер из театров или филармонии. Веселок позавидовал их позиции. Они вели себя, как им естественно. А он притворялся и тем, и этим, а в результате был и не тем, и не этим. Пора ведь определяться, Веселок. Он загрустил.
   Но чьи-то узловатые руки подали ему свечку: приближался крестный ход. Он затеплил ее от свечки соседа, который, в свою очередь, позаимствовал божьего огонька у рядом стоящего, и так по цепочке загорелся святой огонь.
   Чудо свершилось. Скованные одной верой, невольно чувствуя единство и радуясь ему, люди тихо пошли вокруг храма, как тысячи и тысячи лет назад. Свет милых звезд и холодный ветер окружили молчащую толпу, задрожали огоньки свечей. Веселок прикрыл его рукой. Как славно!
   За церковной оградой сгрудились зрители. Веселок почувствовал опасность: во всех церквях крестный ход обычно закидывали камнями. Но сегодня зрители за оградой стояли со свечами в руках, с умилением и верой в глазах. Забор не разделял их. Все были едины. И Веселок вдруг почувствовал великую радость от этого единства, от своего слияния с потоком людей, текущим под небесами. Он почувствовал, что его душа просветлела.
   - Вам плохо? - щекой коснулась его плеча Вера. Он радостно поглядел на нее и, наверное, в первый раз понял, что женщины могут быть просто сестрами. Но ненадого.
   Веселок лег, свернулся, как в детстве, калачиком и спокойно уснул. Табаком он сбил в себе тоску по женщине, немедленную тоску, поэтому спал, не ворочаясь в постели. Святым он тогда не стал, даже на пасху оборвалась надежда.