Царицын Владимир. Его турецкий роман

   - Он сильный, - повторила Надя. - Он может убить. Я это знаю…
   - Не бойся, я с тобой, а значит, все будет хорошо.
   - А мы можем улететь в Россию прямо сейчас? Мы можем поменять билеты и улететь? Прямо сейчас?
   - Думаю, что даже купить другие билеты быстро не получится…
   Они подошли к своим лежакам.
   - И что мы будем делать, Андрюшенька?
   - Ничего. Сначала позагораем, а потом снова заплывем. Ты сама предлагала: будем загорать и купаться.
   - Ты шутишь, а я серьезно спрашиваю.
   - Если серьезно… Найти тебя непросто. Ведь твой муж не обладает такими дедуктивными способностями, которые есть у тебя, поклонницы детективного жанра. В полицию он заявление не понесет. С чего это вдруг? Жена сбежала, и сразу в полицию? Я не знаю турецких законов, но у нас в России должно три дня пройти с момента пропажи человека, чтобы от того, кто желает его разыскать приняли заявление.
   Надя задумчиво кивнула головой, а Пругов подумал о том, что ее муженек может запросто обратиться к полицейским или к службе безопасности отеля в частном, так сказать, порядке. За деньги они горы свернут. Но делиться этими мыслями с Надеждой он не стал.
   - Скорей всего, - сказал он, - твой муж попытается выяснить в аэропорту, не улетела ли ты в Россию, не сдавала ли билет и не переносила ли дату вылета. Хотя я сомневаюсь, что подобную информацию он получит легко… Что с тобой? Голова болит?
   Надя массировала виски.
   - Да…, что-то… Напекло, наверное…
   - Давай спрячемся от солнца…, - Пругов огляделся, - вот в этом ресторанчике. - Он указал рукой на стоящий за границей пляжной полосы открытый павильон, увитый виноградной лозой сверху и с боков.
   - Пошли.
   Внутри павильона царствовала приятная для глаз полутень. Крупные розовые грозди винограда висели над их головами.
   Из-за стойки выскочил улыбчивый турок в белой рубашке и с белыми, как санфаянс зубами. Он сходу определил, что перед ним русские.
   - Желаете что-нибудь выпить? Фрукты? - по-русски он говорил практически без акцента. - Меня зовут Мустафа.
   - Ваш ресторан находится на территории отеля "GRAND STAR",
   Мустафа. Он входит в систему "All inclusive"? - спросил Пругов, зная, что не все рестораны и бары, находящиеся на обширной территории отеля входят в эту систему. Много заведений подобного рода работали за живые деньги. Их владельцы платили отелю определенную мзду, и им разрешалось облегчать кошельки туристов со страшным свистом.
   Бармен скорчил гримасу величайшего огорчения и сокрушенно покачал головой. Он выглядел таким несчастным, что можно было предположить, что Мустафа сию минуту закатит глаза, грохнется на мозаичный пол и умрет от огорчения.
   - К сожалению, нет, господа.
   - А у нас, к сожалению, нет при себе денег.
   - Как жалко! Но если вы что-нибудь оставите в залог, а потом принесете деньги, то все будет "тип-топ". - Белозубый бармен решил блеснуть своими познаниями в области русского разговорного. -
   Какую-нибудь незначительную вещь. Одну из сережек вашей дамы, например? - Бармен многозначительно посмотрел на Пругова.
   - Это не сережки. Это у моей дамы мочки ушей такой необычной формы, - серьезно ответил Пругов.
   - Никакого залога!
   Это произнес не бармен, слова прозвучали за спиной Пругова, а
   Мустафа стоял с открытым ртом, переваривая ответ странного клиента и думая, наверное, что к изучению русского языка надо подойти более серьезно и подналечь в основном на идиоматические обороты. Прежде, чем обернуться, Пругов взглянул на Надежду. Она напряженно, с тревогой в синих глазах смотрела поверх его плеча. Веснушки на ее лице словно выцвели и стали светлее загара.
   - Господин Пругов? Госпожа Шпиль? - Это был Хасан, представитель фирмы "TTA tourism". Рядом с Хасаном стоял, одетый в белую рубашку и черные брюки, секьюрити отеля "GRAND STAR", о чем свидетельствовал бейджик, прикрепленный к его нагрудному кармашку. Вид у обоих был крайне официальный.
   "Вот гнида! - мысленно усмехнулся Пругов. - Сдал-таки, мусульманская рожа! Зря я к нему обращался с конфиденциальной просьбой сегодня утром. Впрочем…, кто знает? Может, утверждение,
   "все, что происходит - все к лучшему", подтвердится на деле?".
   Хасан шепнул охраннику, тот отвел Мустафу в сторону и что-то ему сказал по-турецки. Мустафа исчез за стойкой.
   - Разрешите составить вам компанию? - учтиво спросил Хасан у
   Пругова, даже не взглянув на его спутницу. Все-таки отношение восточного человека к женскому полу трудно скрыть. Даже Хасану, в чьи обязанности входит постоянное общение с европейцами.
   - Ты не возражаешь? - Пругов вопросительно взглянул на Надежду.
   Она отрицательно мотнула головой, слабо понимая, что происходит, но, предполагая, видимо, что происходит что-то нехорошее. Пругов положил руку поверх ее руки и тихо сказал: - Все нормально, Наденька. Не бойся. - И повернулся к Хасану, заметив, что секьюрити закурил и сел за столик у входа в ресторан: - Присаживайтесь, уважаемый господин
   Хасан. Вы здесь случайно?
   - Отнюдь, - возразил Хасан, усаживаясь сбоку. - Я искал вас,
   Андрей. - Его официальный тон неожиданно сменился таинственно-доверительным.
   - Вот как? Зачем?
   - Чтобы обсудить некоторые… проблемы. Попробовать их решить.
   - У вас проблемы?
   - К сожалению, у меня очень много личных проблем, как, впрочем, у каждого мужчины, содержащего семью. Дети подрастают, сами понимаете… Но кроме моих проблем, есть и чужие. Работа у меня беспокойная. То одно, то другое. И я только тем и занимаюсь, что решаю чужие проблемы. Вот и сейчас, я здесь, чтобы решить /ваши
   /проблемы.
   - Мои проблемы? - Пругов придал своему голосу изумленные интонации, сказал, качнув головой: - У меня нет никаких проблем.
   - Но они могут возникнуть, - возразил Хасан и добавил убедительно: - Поверьте, Андрей, они обязательно возникнут, если мы сообща не обсудим возможность их предотвращения.
   Пругов едва сдержался, чтобы не расхохотаться Хасану в лицо.
   Появился Мустафа с подносом в руках, на котором стояли три стакана со свежевыжатым апельсиновым соком и блюдо с фруктами.
   Поставив подношение на столик, Мустафа моментально испарился, словно его тут и не было.
   - Угощайтесь, господа, - тоном радушного хозяина произнес Хасан.
   - Это небольшой презент. Очень маленький презент. Примите его в качестве частичной компенсации за плохую погоду во время вашей вчерашней прогулки на яхте. Ведь госпожа Шпиль тоже вчера была на этой яхте…, вместе с супругом? - Хасан по-прежнему не смотрел на
   Надежду, но вдруг повернул к ней голову и сказал на отличном английском: - Как вам отдыхается, мэм, на благословенной Аллахом турецкой земле? Нравится ли вам наше гостеприимство? Устраивает ли кухня?
   Надежда непонимающе посмотрела на Хасана, перевела взгляд на
   Пругова, спросила:
   - О чем это он? Что ему надо? Он что, принял меня за англичанку?
   У меня фамилия такая… нерусская.
   - Он проверяет, насколько хорошо ты владеешь английским языком, - ответил Пругов, усмехнувшись. - Господин Хасан спросил: нравиться ли тебе в Турции? Но ты можешь не отвечать. Я отвечу за тебя. - Он уже давно понял, чего добивается Хасан, и сказал ему напрямик: - Моя дама совершенно не говорит по-английски. Так что, будем разговаривать, во-первых - по-русски, во-вторых - при ней и, в-третьих - открытым текстом, без всяких там намеков и восточных церемоний. Мы оба прекрасно знаем, какие возможности моих… гипотетических проблем должны обсудить. Ваш помощник, - Пругов кивнул на молчаливого секьюрити, - думаю, хочет того же, чего хотите вы. Денег, конечно. Ведь и у него подрастают дети. Плачу каждому по двести долларов и вы оставляете нас в покое.
   Хасан с задумчивым видом поднес к губам стакан фрэша, сделал маленький глоток и подержал сок во рту, наслаждаясь его вкусом, словно дегустировал хорошее вино.
   - Понимаете, Андрей, - вкрадчиво начал он, - я всего лишь представитель компании, обеспечивающей туристам, отдыхающим на побережье Эгейского моря комфортное времяпровождение. Но в мои обязанности входит не только отслеживание количества и качества, предоставляемых администрацией отеля услуг, но и урегулирование всяческих спорных вопросов между отдыхающими. Цель одна - чтобы отдых у людей был полноценным и приятным. Чтобы они отдыхали не только телом, но и душой…
   - Простите, Хасан, - перебил его Пругов, - я же просил: без церемоний. С тем, что кое у кого из отдыхающих в настоящий момент душа не на месте, я согласен. Что дальше?
   - Вы очень верно заметили, Андрей. Душа у господина Шпиля не на месте. Она просто разрывается на части. Господин Шпиль ищет сбежавшую жену, он обратился за помощью к службе безопасности своего отеля, а те, в свою очередь разослали всем службам безопасности фотографию госпожи Шпиль. Она у господина Латтаха. - Хасан повел рукой в сторону входа. Наконец-то представленный секьюрити, осклабился, встал из-за столика, подошел к ним и положил фото перед
   Пруговым. Пругов внимательно рассмотрел фото, взяв его в руки.
   Надежда на нем стояла на фоне воды, стекающей по отвесной известковой скале, смотрела в объектив и улыбалась. Она казалась счастливой и вполне довольной. Сердца Пругова легонько коснулась острая иголка ревности. Ничего себе, подумал он, еще по сути ничего не было, а он уже ревнует. Да еще к кому? К ее же собственному мужу!
   - А ты здесь неплохо получилась, - сказал он Надежде, попытавшись унять ревность.
   По-видимому, она правильно поняла настроение Пругова, сказала, словно оправдывалась:
   - Это в Памуккале. Там такая красота… А фотографировала меня моя знакомая. Мы с ней уже здесь познакомились, в Турции…
   Супружеская пара из Питера.
   - Давайте не будем ковыряться в душах, - повернулся Пругов к
   Хасану. - Лучше будем разговаривать языком цифр. Сколько?
   - Андрей, я нахожусь в затруднительном положении или, как это говорится у вас - между молотом и наковальней. Господин Шпиль…
   - Без церемоний, Хасан. Сколько мне вам заплатить, чтобы вы не доложили господину Шпилю о местонахождении его жены? Я прекрасно понимаю, что он выдал аванс и обещал заплатить еще, если вы найдете госпожу Шпиль. Так сколько?
   - Две тысячи. Тысячу мне, тысячу господину Латтаху.
   - Решено. Две тысячи долларов.
   - Евро, - мягко поправил Пругова Хасан и посмотрел на Латтаха, который снова занял место у входа. Секьюрити утвердительно кивнул.
   - И вы оставляете нас в покое, - жестко сказал Пругов.
   - На одни сутки. Завтра, ровно…, - Хасан взглянул на часы, - ровно в шестнадцать сорок, если вы останетесь в отеле "GRAND STAR"
   Латтах сообщит господину Шпилю…
   - Вы…, - Пругов хотел выругаться, но вовремя сдержался. - Вы,
   Хасан, производите впечатление человека, который умело решает не только чужие, но и свои личные проблемы. Хорошо, я согласен.
   Пойдемте… Нет, ждите здесь. Я вернусь через десять минут, и принесу деньги. Я отдам долларами, но по курсу. Идем, Надюша…
   Когда они вышли из ресторанчика, Надя остановилась и, взглянув ему в глаза, сказала, покачав головой:
   - Нет, я не дешевка. Ха! Сутки со мной стоят две тысячи евро. Ты купил меня за две тысячи. Ура!
   - Я не тебя покупал, - возразил Пругов с улыбкой. - Я купил время, для того, чтобы нам никто не мешал спокойно собрать манатки и уехать отсюда куда-нибудь подальше от Шпиля. А то побьет меня еще!
   - Правда? Мы уедем? Ты не отдашь меня ему?
   - Я тебя никому не отдам.
   Пругов сказал эти слова не для того, чтобы успокоить Надежду. Он окончательно и бесповоротно понял: Надежда - его женщина и он ее никому и никогда не отдаст. Ни какому Шпилю. Тем более, Шпилю.
 
   - Так ты - Шпиль? Надежда Шпиль?
   - Что, смешно? Это по мужу я Шпиль. Когда с ним разведусь, возьму девичью фамилию. Моя девичья фамилия Апраксина. Красивая фамилия, правда?
   - Правда, - согласился Пругов. - Дворянская, а вернее, боярская.
   Гораздо красивее, чем какой-то… Шпиль.
   - Жаль только ненадолго.
   - Что? - не понял Пругов.
   - Недолго я буду Апраксиной. Ведь я выйду за тебя и стану
   Пруговой. Ты ведь не откажешься дать мне свою фамилию? Не понимаю, когда муж и жена носят разные фамилии.
   Надина непосредственность умиляла Пругова. Он взял ее за руку:
   - Надюш? А ты хорошо подумала? Ты так молода, а мне пятьдесят шестой вовсю шпарит. Что будет лет, скажем, через пять?
   - А что будет через пять лет?
   - Ты по-прежнему будешь молодой, а мне пойдет седьмой десяток.
   - Ну и что?
   - Ты все прекрасно понимаешь…
   - Естественно! Я все понимаю. Поэтому не задавай дурацких вопросов, Андрюшенька. У нас с тобой все будет хорошо. Не думай о плохом. Верь мне.
   - Верю, - грустно, но счастливо улыбнулся он и подумал: "Что я грею голову? Мне хорошо сейчас, это главное. А что будет через пять лет?… Что будет, то будет. Может, я надаем ей значительно раньше…".
   - Единственное, чего я боюсь…, - сказала Надежда, - так это сегодняшней ночи.
   - Думаешь, могу не оправдать твоих ожиданий?
   Надя задумчиво покачала головой и посмотрела на рыжее солнце, уже коснувшееся морской глади.
   - Нет. Я боюсь другого…, - ответила чуть слышно.
   Они сидели на открытой веранде ресторана, буквально под их ногами плескалось Эгейское море. Пругов и Надежда прощались с морем, потому что завтра чуть свет собирались ехать в Измир. Решить вопрос по телефону Пругову не удалось. Завтра если удастся, они поменяют билеты и улетят в Россию. А если не удастся улететь в тот же день, тогда придется снять номер в гостинице и ожидать вылета в Измире.
   Оставаться в отеле Надя считала опасным, боялась, что сюда заявится разъяренный Шпиль и тогда не миновать скандала…
 
   - Может, зря ты все так усложняешь? - спросил ее Пругов. - Давай я встречусь с твоим Отелло и поговорю с ним, как мужик с мужиком.
   Зачем нам куда-то бежать? Мы же не преступники.
   - Ты не знаешь его. Он зверь. Он не будет с тобой разговаривать.
   Он убьет нас обоих.
   Пругов решил не спорить, не настаивать, не хвастаться, что он еще кое-чего стоит. Мальчишество.
   - Со мной одни растраты, да? - спросила Надя. - Ты отдал этим прохиндеям, Хасану и как его… Латтаху, кучу денег, а еще придется тратиться на временное жилье. И оставшуюся пятидневку не используешь, как хотел.
   - Деньги у меня есть, не думай о них. Я отдал наличные, но не все у меня осталось еще баксов восемьсот. Кроме того, у меня карта, на ней достаточно денег. А когда мы вернемся, я получу гонорар за последнюю книгу. Проживем.
   - Я буду работать. Я хочу работать. Муж не разрешал мне работать, никуда не выпускал из дома. Даже в магазин и то… Все делала домработница. Ходила по магазинам, готовила еду. Он мне даже на кухню запрещал входить. Боялся, что я его отравлю. Но где мне яд взять, если я из дому не выходила?
   - А если бы нашла яд, отравила бы?
   - Отравила. Он из меня рабыню сделал.
   - Но почему?
   - Потом. Не хочу сейчас, Андрюшенька. Я так счастлива! Сегодня у меня началась новая жизнь, и я хочу говорить только о хорошем. А я прекрасно готовлю, между прочим. Верней, готовила. Раньше…, когда была Апраксиной. Знаешь, какие вкусные зразы я умею делать? С грибной подливкой.
   - Пока не знаю, но уверен, что они на самом деле вкусные. Когда мы приедем домой, кухня будет в полном твоем распоряжении. И ты приготовишь свое фирменное блюдо сразу, как на ней окажешься. Я уже сто лет не ел домашней пищи.
   - Понятно, тебе нужна кухарка. Вот так да! Была затворницей, стану кухаркой. А ты не боишься?
   - Чего?
   - Что я тебя тоже захочу отравить? - засмеялась Надя.
   - Вот этого я совершенно не боюсь.
   - Почему?
   - Потому, что мы будем жить долго и счастливо, деля радости и печали, и умрем в один день! - торжественно сказал Пругов.
   - Тебе будет девяносто пять, а мне шестьдесят девять, - подхватила Надежда. - Нет, тебе будет сто пять, а мне семьдесят девять.
   - Договорились!
 
   …Надя смотрела на рыжее солнце, осторожно погружающееся в
   Эгейское море и превращающее воду в расплавленное золото.
   - Чего ты боишься? - спросил Пругов. - Чего "другого"? Или кого
   "другого"? Шпиля?
   Надя резко качнула головой и потянулась за сигаретами.
   - Я боюсь…, - и замолчала.
   Пругов не мешал ей, не торопил с ответом. Они закурили.
   - Я боюсь…, - Надя вдруг решилась, махнула рукой: - А, все равно! Лучше сразу. Лучше сейчас, чтобы ты не подумал, что я… хочу тебе себя подсунуть, такую… с изъяном. Лучше, чтобы ты сначала узнал, а потом увидел, что у меня, - Надя положила руку на свой живот, - здесь. Я боюсь, что ты от меня откажешься, когда увидишь.
   - И что там? Ты беременна, что ли?
   - Нет, что ты! Просто, у меня там…
   - Ну что у тебя там?
   - Шрамы, - тихо сказала Надя, опустив глаза.
   - Фу-у-у! - облегченно выдохнул Пругов. - Ну, ты меня напугала,
   Надюша. И что такого? Шрамы! Да у меня полно шрамов. После аппендицита шрам, детских несколько. И не только на животе.
   - Мужчин шрамы украшают, а женщин уродуют.
   - Ты далеко не уродина. К тому же, твои шрамы буду видеть только я. Между прочим, часть твоих шрамов, которые у тебя на виске, я уже видел. Они не повергли меня в шок, и не вызвали отвращения.
   - Это другие шрамы.
   - Хорошо, - вздохнул Пругов и решительно встал.
   - Куда?
   - Осматривать шрамы, естественно.
   - Я боюсь…
   - Пошли немедленно. Я уже вторые сутки сгораю от нетерпения увидеть твой животик!
   - Идем. - Надя смущенно, но счастливо улыбнулась.
   Уйти немедленно им не дал Вова Коваленко, грузно плюхнувшийся в кресло рядом с Надеждой, так, что чуть не отломал подлокотники.
   - Олегыч! Вот ты где прячешься! В русском ресторане! А че не в отеле? Там же все схвачено и за все заплачено. Турецко-европейская жрачка задолбала, да? Пельменей захотелось? Я сюда тоже пельмешков отведать пришел…Представь меня барышне. Че сидишь, как мумие?
   Али не рад моему появлению?
   - Знакомься, Надя. Это Владимир Коваленко, мой сосед по этажу.
   - Надя? Русская? Твоя землячка, небось?
   "А ведь я даже не знаю, в каком городе она живет", - подумал Пругов.
   - Да, мы с Андрюшей живем в одном городе, - улыбнулась Надя и посмотрела на Пругова, словно ждала его поддержки.
   - Более того, - поддержал он ее, - в одном доме. Под одной крышей, так сказать.
   - А здесь встретились совершенно случайно, ага? - весело спросил
   Вован. - Бывает. Выпьем водочки, а, Олегыч?
   - Нет, Володя, спасибо. Мы уже собрались уходить, - Ответила за
   Пругова Надежда.
   - Понимаю, понимаю. Не дурак…Да, Олегыч! Завтра я планирую в
   Стамбул махнуть по делам фирмы. Не желаете компанию составить?
   Вставшая было Надежда, снова опустилась в кресло.
   - А вы в котором часу хотите выехать? - заинтересованно спросила она у Коваленко.
   - Зови меня Вованом, Надюха. Без церемоний. Путь до Стамбула не близок, больше пятисот верст. Встану пораньше, часов в шесть, и ту-ту. - Вова вытащил из кармана ключ от автомобиля. - О! "Пежо" взял напрокат. А то, махнем, Олегыч? Ты ж в Стамбуле не бывал. А мне в дороге веселее будет. И сменишь за рулем, когда устану. А?
   Пругов посмотрел на Надежду и прочел в ее глазах желание ехать в
   Стамбул.
   - И денег с тебя брать не буду, - уговаривал Пругова Вован. - А в
   Стамбуле базар почище, чем в Измире будет. И товаров в Стамбуле навалом. Я там одного торгаша знаю. Не одного, ясное дело, но тот, про которого говорю - считай, друг мой. Правда, ухо с ним востро держать надо. Я привык, и ситуацию контролирую. А че? Решишь прибарахлиться, я помогу. Оденем и обуем и тебя и Надюху твою. На родину с ног до головы в кожу одетые вернетесь!
   - Мы бы прокатились с тобой, Володя…, - начал Пругов.
   - Так и поехали!
   - …но мы с Надюшей решили завтра в аэропорту Измира билеты обменять и улететь первым же рейсом. Дела неотложные возникли.
   - Говно вопрос! Улетите из Стамбула. В Стамбульском аэропорту билеты поменяете. Жалко обратно мне придется одному ехать. Но хоть в один конец вместе. Ну, че?
   - А поехали! - весело согласился Пругов.
   - А молодец! - обрадовался Вован. - За это надо водочки жахнуть.
   - Завтра за руль, - напомнил Пругов.
   - А мы по чуть-чуть.
   - Я буду коньяк! - Надя была довольна решением Пругова ехать.
 
   - Выключи ночник, - тихо попросила Надежда, выйдя из душа и нерешительно остановившись на пороге комнаты. Белое банное полотенце, которым она опоясалась, пропустив его под мышками, так сексуально подчеркивало ее формы, что Пругов почувствовал, что у него отвисает челюсть.
   - Э-э-э…, - невнятно замычал он, помахивая рукой в воздухе и пошевеливая пальцами, предлагая Надежде этим жестом то ли сбросить полотенце, то ли постоять так еще немного, дать ему вволю налюбоваться зрелищем.
   - Выключи, пожалуйста, - повторила она еще тише.
   - Ну, начинается! - капризно пожаловался на судьбу Пругов, но ночник послушно выключил.
   Надя подошла к кровати и осторожно присела на край.
   - Я боюсь, - прошептала она.
   - Ты говорила, что ты жуткая трусиха, но еще ты говорила, что со мной тебе "ни на чуточку" не страшно. - Пругов осторожно вытащил завернутые концы полотенца у нее из-под мышек и, скинув его на пол, прижал трепещущую Надежду к себе. "Какая она мягкая и теплая", - подумал он.
   - Я боюсь, что покажусь тебе холодной.
   - Ты горячая. Мне даже кажется, что у тебя жар.
   - Это из-за того, что я стояла под горячим душем. В ресторане я чуть-чуть замерзла и хотела согреться.
   Пругов, обхватив Надю со спины, ласкал ее грудь и покрывал поцелуями шею и плечи.
   - Постой. - Она попыталась высвободиться. - Я хочу сказать.
   Прежде чем я стану твоей, я хочу объяснить, оправдаться.
   Понимаешь…, все эти годы с мужем, я делала /это/ по обязанности.
   Надо и все. Я так говорила себе, я настраивала себя на то, что надо потерпеть и скоро все закончится. Я не получала удовольствия и не стремилась его получить. И теперь я боюсь. Боюсь, что я себя испортила, что я не смогу так, как нужно. Что я… Господи, что я говорю?
   Надежда повернулась к Пругову и…, они оба потеряли голову.
   Страхи Надежды оказались напрасными. Страсть и желание победили комплексы. И не только Надины комплексы, Пругов начисто забыл о собственных сомнениях в мужской состоятельности, которые хоть и крайне редко, но все-таки иногда закрадывались в его душу. Такие сомнения есть у каждого мужчины, прочно шагнувшего в шестой десяток.
   Теперь Пругов не думал о сомнениях, они просто перестали существовать. Он любил свою Надежду страстно, с сумасшедшим неистовством, и она отвечала ему той же страстью и тем же неистовством. Они не могли оторваться друг от друга даже для того, чтобы хоть немного отдохнуть. Они были двумя элементарными частицами, которые существовали где-то и как-то, гуляли по свету, летали в вакууме, подчиняясь закону броуновского движения, и даже не подозревали о существовании друг друга. Но вот они встретились, их неотвратимо потянуло друг к другу, и они слились в единое целое. И не было сил, способных разорвать эту связь.
   Но забрезжил рассвет. Начиналось утро следующего дня. Нужно было подниматься.
   - От этого умирают. - Надежда в изнеможении откинулась на подушку и сказала ласково: - Прикури мне сигарету, Андрюшенька. Покурим, и будем собираться в дорогу.
   - Я не могу, - ответил Пругов, - я умер.
   - Ты не можешь умереть, ведь я жива. Ты забыл? Мы умрем в один день.
   - Ты тоже умерла, только ты об этом не знаешь.
   - Да, ты прав, я умерла. Ха! А вот и нет, умела не я! Умерла та, что была до тебя. Теперь я - другая.
   - И я другой. Мне никогда не было так хорошо, как этой ночью.
   - И мне.
   - Нет, - вздохнул он, - встать сейчас - выше моих сил.
   И он снова стал покрывать Надино тело поцелуями. Неясный свет освещал их ложе и ту, которая была для него дороже всего на свете.
   Он увидел шрамы на ее животе. Шрамы пересекались в одной точке, чуть выше пупка, и создавали какой-то странный узор в виде звезды.
   Или скорее в виде распластанного осьминога, присосавшегося щупальцами к животу.
   - О боже! - прошептал он.
   - Ну вот, теперь ты увидел. Противно?
   - Что это?… Как это случилось?
   - Это он сделал.
   - Шпиль?
   - Да. Я сбежала от него, но он меня разыскал и привез домой.
   Потом привязал меня к кровати и насиловал. Долго. Жестоко. Как шлюху. Мне было очень больно. И страшно. А потом он взял перочинный ножичек и исполосовал мне живот. Сказал, еще хоть раз попытаюсь сбежать, он так же изрисует мое лицо. А потом передумал и сказал, что не будет резать мне лицо, а просто убьет…Вот такая история.
   Дай мне сигарету, Андрюша.
   Пругов прикурил две сигареты одновременно, одну протянул Наде.
   - …Он порезал только кожу, - продолжила она свой рассказ, глубоко затянувшись, - но, наверное, мой организм не хотел мириться с унижением. Порезы загноились и долго не могли зажить. Я могла умереть. От заражения крови или еще от чего-нибудь, не знаю. У меня был жар, временами я теряла сознание, а иногда мне чудился ад. Нет, ад был наяву…Он не повез меня в больницу, позвал знакомого врача и тот лечил меня на дому. У этого врача было страшное лицо. Он больше был похож на бандита, чем на врача. Я не хотела лечиться, я вообще жить не хотела. А потом… Потом все прошло. Порезы зарубцевались и превратились в эти уродливые шрамы. Но боль прошла только здесь, - она провела рукой по животу, - а здесь, - Надя дотронулась до груди, - появилась. И вместе с болью пришло отчаянье.
   Лучше бы была только боль. Отчаянье хуже боли. Я поняла, что мне не убежать от него, да и бежать некуда. Стала жить, как рабыня.