Чандлер Бертрам. Планета спартанцев

   Когда самые решительные опомнились и оценили обстановку, Ираклион и его спутники добрались почти до конца длинного коридора.
   Разумеется, доктор отлично знал дорогу. Без него Брасид и Мэгги Лэзенби рисковали просто заблудиться. Доктор уверенно свернул в один из коридоров и остановился в тупике перед массивной дверью. Как и следовало ожидать, она была заперта. Ираклион попытался открыть замок, но тщетно.
   Мэгги снова вытащила из-за пояса пистолет. Ираклион скептически покосился на нее.
   — В самом деле, давайте, если вам больше нечем заняться. Боюсь, прежде, чем Вы получите хоть какой-то результат, Вы поймете, что заряды следовало поберечь.
   Толпа явно приближалась. Бунтовщики не знали, куда идти, а потому растекались по всем коридорам в поисках добычи, вышибая двери и круша все на своем пути. Рано или поздно кто-нибудь доберется и до этого тупика.
   «Скорее рано, чем поздно», — подумал Брасид, разглядывая пистолет Диомеда. Обычный офицерский «вулкан». Одна обойма расстреляна, остаются еще четыре. В этот момент Брасид пожалел, что потерял нож-секач, который дала ему Терри.
   — А вот и они, — спокойно отметила Мэгги и выстрелила в противоположный конец коридора. Тонкий луч рассек пространство наискосок. Раздался вопль, издалека донесся ритмичный рокот автомата, потом грохот — и все стихло. Тот, кто стрелял — кто бы он ни был — делал это в первый раз и похоронил сам себя под сбитой с потолка штукатуркой.
   — Я думал, огнестрельное оружие есть только у ваших людей, — с упреком проговорил Ираклион, обращаясь к Брасиду.
   Сержант не ответил. Диомед вел эту толпу с оружием в руках. А сколько там было преданных ему лейтенантов?
   Ираклион все еще сражался с замком, Мэгги с Брасидом замерли с пистолетами наготове, ожидая нового натиска противника. Вокруг было тихо — подозрительно тихо. И вдруг откуда-то издалека появился странный звук. Что-то двигалось, шаркая и царапая камень. Медленно, очень медленно источник звука приближался — и наконец появился в проеме коридора. Это был огромный щит, водруженный на легкое передвижное устройстве. Тот, кто сконструировал его, несомненно, разбирался в современном вооружении. Щит состоял из куска бетона, который может некоторое время выдерживать лазерный луч. Потом бетон начнет рассыпаться на куски. Но к тому времени стрелки, которые укрываются за щитом, успеют перебить своих вооруженных лазерами противников.
   Точно в центре щита темнело маленькое неровное отверстие. Брасид толкнул Мэгги локтем, привлекая ее внимание. Проследив взгляд сержанта, она кивнула — и тут из отверстия вылетело что-то металлическое, наткнулось на луч лазера, вспыхнуло и взорвалось. Это отвлекло Брасида — но не настолько, чтобы он не заметил двух карабинов, которые показались из-за щита. Сержант выстрелил дважды — и оба раза успешно.
   Ираклион окликнул их. Замок наконец-то поддался, и тяжелая бронированная дверь начала открываться. Буквально втащив своих спутников внутрь, доктор захлопнул дверь — прежде чем пули из автомата достигли цели. Когда дверь закрылась, он обернулся к коллегам и холодно спросил:
   — Почему вы сами нам не открыли? Чего вы ждали?
   — Мы не были уверены, что это вы. А система теленаблюдения не работает.
   — Даже на этой примитивной планете все зависит от состояния техники, — мрачно прокомментировала Мэгги.
   Небольшая группа беглецов коротала время за нервными разговорами. Люди чувствовали себя не слишком уютно. Атмосферу тайны — почти таинства — не могло нарушить даже присутствие непосвященных. Повсюду громоздились тысячи емкостей, пустых, но сверкающих чистотой. Причудливо изогнутые трубки — их общая длина могла составить десятки миль: блестящий металл, матовый пластик, искристое стекло. Помпы, сейчас замершие в тишине и неподвижности. Везде царил идеальный порядок, машины ждали лишь приказа, чтобы придти в движение, чтобы ожили механические сердца, легкие, органы выделения…
   — Не слишком похоже на утробу, — задумчиво произнесла Мэгги.
   — Что такое «утроба», Мэгги?
   — Не обращай внимания, Брасид. Ты еще маленький для таких вещей, — ее тон мгновенно стал сухим и официальным. — Доктор Ираклион, что теперь?
   — Я… я не знаю, доктор Лэзенби.
   — Вы ведь здесь главный? Или нет?
   — Я… Вероятно, я. Во всяком случае, я старший по должности из присутствующих.
   — А Брасид — старший по званию офицер службы безопасности. А я — старший по званию офицер ФИКС. А ты, Терри? В чем ты старшая?
   — Не знаю. Но другие девушки меня слушаются.
   — Кое с чем разобрались, уже неплохо. Но что дальше? Вот в чем вопрос, — она хихикнула и нервно прошлась туда-сюда. — Полагаю, в этом достославном инкубаторе есть хотя бы телефон?
   — Разумеется, — кивнул Ираклион. — К несчастью, главный распределительный щит яслей находится в вестибюле.
   — Какая жалость. Я-то уже решила, что Вы вызовете на подмогу армию. Или позвоните напрямую во дворец.
   — Мы пытались это сделать, как только увидели, что толпа направляется к яслям. Но нам не дали никакого внятного ответа. На самом деле, у нас сложилось впечатление, что высшее командование занято своими проблемами.
   — Вероятно, так и есть, — заметил Брасид. — Сержант, который возглавлял толпу, тот, с пистолетом — капитан Диомед.
   — Что?!
   Казалось, Ираклион не верит своим ушам. В отличие от Маргарет Лэзенби.
   — Почему нет? Это не первый случай в истории, когда честолюбивый, сравнительно молодой офицер пытается организовать переворот. Думаю, я знаю, что подтолкнуло его к этому шагу. Прежде всего, несомненно — жажда власти. Но не только. Его воодушевлял истинный, глубокий патриотизм. Я — женщина, я вынуждена была вести с ним официальные переговоры. Признаюсь честно: всякий раз я чувствовала, как он ненавидит и боится меня. Не как личность, но как лицо противоположного пола. Есть мужчины — и он, безусловно, был из их числа, — для которых мир вроде вашего представляется идеалом, настоящим раем. Только мужчины. Есть мужчины, для которых такое четко структурированное общество — усовершенствованная копия спартанского, спартанское по духу — является единственно возможным способом существования.
   — Но…
   — Но, доктор Ираклион, есть и другие мужчины — такие, как вы. Те, кого не удовлетворяет однополое общество с гомосексуальными отношениями. И вы, мой добрый доктор, оказались в положении, которое позволяет кое-что предпринять..
   Ираклион мягко улыбнулся.
   — Это продолжается уже давно, доктор Лэзенби. И началось задолго до моего рождения.
   — Вот и славно. Итак, у врачей есть возможность кое-что предпринять. Я по-прежнему не знаю, как работает эта ваша Машина рождений, но могу представить в общих чертах. Полагаю, что все спартанцы обязаны сдавать сперму для биологической базы воспроизведения потомства.
   — Именно так.
   — А самый важный вклад — поправьте меня, если я ошибаюсь, — вносят те самые грузы, которые ежегодно доставляют с другой планеты «Латтерхейвен Гера» и «Латтерхейвен Венера». Если не ошибаюсь, Венера и Гера — греческие богини, Брасид. Женщины — такие как я, Терри и прочие. И выглядели примерно так же. Интересно, откуда у кораблей такие имена, доктор Ираклион?
   — Мы всегда подозревали, что у латтерхейвенцев своеобразное чувство юмора.
   — Интересно, чем там занята толпа бунтовщиков? — нервно спросил кто-то из беженцев.
   — Здесь мы в безопасности, — коротко бросил Ираклион. — Это достаточно надежное убежище.
   Достаточно надежное? И безопасное?
   Брасиду показалось, что пол под его босыми ногами начинает нагреваться, и потоптался на месте, прислушиваясь к своим ощущениям. Так и есть. Брасид посмотрел вниз и заметил трещину в полированной поверхности. Кажется, еще недавно ее не было. И точно не было тонкой струйки дыма, которая выползала из нее.
   Он уже собрался сообщить об этом Ираклиону, когда прибор на запястье Мэгги, похожий на часы, сердито зажужжал. Она поднесла руку к губам.
   — Доктор Лэзенби на связи.
   — Капитан — док… Какого черта ты здесь делаешь? Где ты?
   — Спокойно, Джон. Я в яслях, в комнате с Машиной рождений. Сижу тут как в западне.
   — Ясно. В эпицентре ада кромешного. Адмирал Аякс запросил моей помощи, чтобы эвакуировать детей и навести порядок в городе. Мы уже в пути.
   Пол начал выгибаться — слабо, но уже заметно. Какая-то цистерна завибрировала, повсюду задребезжали стеклянные и металлические емкости. Запах дыма внезапно стал очень сильным.
   — Здесь только один выход? — спросила Мэгги.
   — Нет. Есть лаз на крышу. Через комнату, где хранятся учетные записи, — ответил Ираклион.
   — В таком случае, воспользуемся лазом. Надо выбираться из этого бомбоубежища, — она снова склонилась к передатчику: — Тебе нужно будет забрать нас с крыши яслей, Джон. Когда подлетишь поближе, высади отряд космодесантников, чтобы спасти здешние конторские книги. Нет, я не шучу.
   К счастью, на крыше никого из бунтовщиков не было. Даже лестница оказалась не слишком крутой. Они прошли через маленькую комнату — женщины, уцелевшие няни, доктора, а последними — Ираклион, Брасид и Мэгги. Последнюю Брасид вытащил наружу едва ли не силой, она не могла оторваться от полок с микрофильмами и учетными книгами… И еще в комнате была стеклянная витрина, в которой лежала большая книга с золотым обрезом. На обложке стояло название: «Бортовой журнал Межзвездного колонизационного корабля „Дорик“. Первый капитан Диме Харрис».
   Наконец, они оказались на крыше — неровной черепичной крыше, похожей на плот в море клубящегося черного дыма. Ночное небо дрожало от гула моторов, снизу доносились крики ужаса и рев пожара. Ираклион осторожно прошел вперед, к низкому парапету, опоясывающему крышу. Брасид последовал за ним. Медленно присев и перегнувшись через ограждение, они глядели вниз, когда сполох пламени чуть озарил их лица, опалив волосы и брови.
   Граймс уже высадил десант. Дисциплинированные, спокойные мужчины и женщины в форме несли пожарные устройства. Некоторые уже проникли внутрь и теперь выносили из горящего здания детей. Вторая группа оцепила ясли. Сквозь шум время от времени прорывался треск автоматных очередей.
   Мэгги Лэзенби спустилась к парапету.
   — Интервенция, — пробормотала она. — Вооруженная интервенция. Бедный Джон. Похоже, ему светит очередной нагоняй. Но что он мог сделать? Позволить малышам сгореть заживо?
   — В отличие от нас, — мрачно отозвался Ираклион. — Мы сидим и смотрим, как ваш капитан делает за нас всю работу.
   Тем временем несмолкающее прерывистое биение инерционных двигателей стало громче. Корабль завис прямо над крышей, сполохи пожара отражались в блестящем металле. «Искатель» снижался, окруженный дымом и сиянием. Он спускался все ниже и ниже, люди закричали от ужаса и в панике бросились в стороны, пытаясь найти несуществующий выход. Наконец, шлюз открылся, из него выскользнул трап, чья нижняя ступенька замерла в нескольких дюймах от поверхности крыши. Брасид удостоился чести наблюдать совершенство чужой космической техники.
   На лестнице появились шесть человек. Мэгги Лэзенби радостно замахала руками, приветствуя их.
   — Сюда! — крикнула она, указывая на люк.
   — Всем подняться на борт! — прогремел властный голос. — Всем немедленно подняться на борт!
   Ираклион собрал своих людей, успокоил их и убедил пойти в инопланетный корабль, первыми направив туда женщин. Он сам остался с Брасидом, чтобы убедиться в благополучном завершении операции по спасению беженцев. Оба мужчины продолжали стоять на крыше, несмотря на команды из громкоговорителя:
   — Двигайтесь быстрее! Поднимайтесь на борт!
   Наконец, шестеро космолетчиков и Мэгги Лэзенби снова поднялись на крышу. Они были тяжело нагружены, а Мэгги, которая шла последней, нежно, как ребенка, прижимала к себе старинную книгу из стеклянной витрины.
   — Чего Вы ждете? — обратилась она к Ираклиону.
   — У нас нет космических кораблей, но мы читали книги. Мы знаем традиции. Эти ясли — мой корабль, и я буду последним, кто его покинет.
   — Это Ваше право, — кивнула Мэгги.
   Брасид последовал за ней и шестью ее спутниками. Последним на борт поднялся Ираклион. Едва трап втянулся, могучий столб пламени вырвался из люка. Корабль взмыл в небо, покидая злополучные ясли.
   — Это был мой корабль, — прошептал доктор Ираклион.
   — Вы сможете построить другой, — сказала Мэгги.
   — Нет, — он печально качнул головой. — Нет. У нас больше нет поводов, чтобы возвращать старые порядки.
   — Но людей вроде Диомеда и его сторонников не считают старые порядки устаревшими. Вот почему он ненавидел и боялся Вас. Вы уверены, что справитесь?
   — С вашей помощью, — ответил врач.
   — Это вопрос, который должны решать политики, — вздохнула Мэгги. — Давайте, наконец, выберемся из этого треклятого шлюза, пока у нас еще есть силы. Нам предстоит долгий путь.
   Брасид смотрел в иллюминатор вниз, на горящие ясли. Потом вздрогнул и, наконец, отвел глаза. Да, впереди у них был долгий путь.

Глава 24

 
   «Ночь длинных ножей» завершилась — «ночь длинных ножей» и четыре акции, которые продолжались еще несколько суток. Сила, которая вошла на улицы города, и адмирал Аякс, получивший предупреждение от собственной службы безопасности, взяли контроль над ситуацией. Машина рождений была разрушена, прежняя общественная система разваливалась на глазах, и только патрулирующие над городом боевые летательные аппараты спасали Спарту от нападений ретивых соседей. Креспонт — как оказалось, никогда не обладавший реальной властью, — укрылся в своем дворце, избегая любых появлений на публике.
   Граймс и его «Искатель» сыграли весьма активную роль в прекращении беспорядков. После первой ночи пришельцы старались не вмешиваться во внутренние дела Спарты, но само присутствие корабля где-то в облаках, над головами горожан, служило постоянным напоминанием о необходимости порядка. Космодесантники действовали в качестве пожарников и врачей — под прикрытием грозного оружия, чтобы никто не мог помешать им в оказании помощи.
   Брасид вернулся в полицейское подразделение и, к своему удивлению, обнаружил, что на его плечи ложится все больше власти — и все больше ответственности. Это было неудивительно. Он знаком с пришельцами, он работал вместе с ними. В конечном счете, стало очевидно, что Федерация, которую они представляют, оказалась в данный момент самой эффективной ударной силой на планете. Разумеется, никаких ударов они не наносили. Ни одного выстрела, ни одной ракеты — но пришельцы были здесь, рядом. А там, откуда они пришли, были другие корабли — больше и мощнее, чем тот, что находился над Спартой, и на тех, далеких кораблях было еще более мощное вооружение.
   Вселенная пришла на Спарту, и спартанцы, после долгих веков изоляции, признали этот факт. Расовая память, — как сказала Маргарет Лэзенби. Давние и глубоко скрытые воспоминания о мире, который был домом их предков, о планете, на которой жили мужчины и женщины, где они работали бок о бок, где чрево было частью живого женского тела, а не сложной, неорганической машиной.
   Последнее совещание состоялось в кабине Джона Граймса на борту «Искателя». Лейтенант-коммандер сидел за столом, заваленным бумагами. Он медленно и тщательно набил трубку, потом раскурил ее. Рядом с ним расположилась Маргарет Лэзенби — она снова была в униформе, поэтому выглядела строго и официально. На стульях, расставленных напротив стола, устроились Брасид, маленький адмирал Аякс и высокий, величественный Ираклион. Стюард принес кофе, и все собравшиеся с удовольствием прихлебывали горячий напиток.
   — Я получил от моего начальства ряд приказов, адмирал, — произнес, наконец, Граймс. — Кое-что дошло с искажениями — очередные проблемы с псионической связью — но общий смысл совершенно ясен. Я должен передать власть гражданскому правительству и отправляться отсюда ко всем чертям, — он слабо улыбнулся. — Я и так слишком здесь напортачил. Боюсь, мне предстоит долгое и неприятное объяснение с руководством.
   — Нет, коммандер, — голос Ираклиона звучал твердо и решительно. — Вы не причинили никакого вреда. Взрывоопасная ситуация сложилась по вине Диомеда. Вы только… Вы…
   — Стали детонатором, — подсказал Аякс.
   — А насколько взрывоопасной была ситуация? — спросил Граймс. — Я хотел бы знать. В конце концов, я должен предоставить отчет, — он включил небольшой магнитофон, стоявший перед ним на столе.
   — Крайне взрывоопасной. Некоторые из нас, работавших в яслях, решили создать женщин — для себя, а потом и для всех остальных мужчин Спарты. Мы решили вернуться к старым временам. Диомед знал об этом. Я все еще думаю, что он руководствовался патриотическими соображениями. У него своеобразное представление о патриотизме — но, тем не менее, это именно патриотизм.
   Мэгги Лэзенби коротко рассмеялась:
   — Замечательные слова, доктор. А как же насчет девочки, которую… исключили из общества? Которую спасли мы с Брасидом?
   — Кстати, об исключении. Мы собирались добиться отказа от этого обычая. А тот несчастный ребенок… Дело не только в том, что она девочка. Она страдает умственной отсталостью. Для нее лучше было бы умереть.
   — Таково Ваше мнение. Но Вы забываете, что медицина в мирах Федерации сделала огромный скачок, пока вы пребывали в застое.
   — Довольно, Мэгги. Довольно, — устало проговорил Граймс. Он положил трубку на грязную пепельницу и стал задумчиво перебирать бумаги. — Как я уже говорил, я получил приказ передать власть гражданскому правительству. Кого можно так назвать? Царь? Совет?
   Оба спартанца скептически улыбнулись.
   — Хорошо. Полагаю, джентльмены, вы могли бы с этим справиться. Вы, доктор Ираклион, Вы, адмирал Аякс, Вы — в каком Вы теперь звании, Брасид? Я несколько сбился с темы. Но прежде, чем я отсюда уеду, хотелось бы удостовериться, что адмирал и наш друг Брасид понимают, о чем идет речь. Ираклион, конечно, знает, но даже самые честные из нас обязаны придерживаться фактов.
   Как вы знаете, наш корабль принадлежит флоту ФИКС — Федеральной Исследовательской и Контрольной службы. На борту каждого из наших кораблей есть библиотека в микрофильмах — весьма богатая. Один из ее разделов посвящен пропавшим кораблям, направленным для колонизации различных планет. Мы давно занимаемся розыском так называемых Потерянных колоний. А в поисках лучше руководствоваться точными данными, а не догадками. Безусловно, ваша Спарта, — одна из Потерянных колоний. Нам удалось воссоздать ее историю — на основе ваших книг, которые удалось спасти во время пожара в яслях, и наших записей.
   Итак, историю колонизации можно разделить на три этапа. Первая волна экспансии началась еще до появления сверхсветовых кораблей. Вторая — когда на кораблях начали устанавливать двигатели нового поколения — двигатели Эренхафта с генераторами Гаусса. Третья волна — когда люди научились искривлять континуум и появились первые Манншенновские Движители.
   Корабли времен Первой волны были оснащены системой глубокой заморозки — они слишком медленно двигались сквозь пространство. Они несли как минимум тройной состав экипажа — капитанов, офицеров, бортмехаников и прочих специалистов — и группу колонистов, мужчин и женщин. Последние на протяжении всего полета пребывали в гибернаторах. В отличие от них, экипажи сменяли друг друга, но на свободное время также погружались в стазис.
   В результате нелепой случайности или чьей-то глупости, экипажи первых кораблей зачастую состояли исключительно из мужчин. Позднее появились смешанные экипажи. Но «Дорик» — корабль, основавший одну из Потерянных колоний, — имел три исключительно мужских экипажа. Один из капитанов — Диме Харрис — был настоящим женоненавистником. Возможно, это качество было присуще ему изначально — или проявилось со временем.
   Третий капитан Флинн, судя по всему, имел мало влияния на офицеров, но был по натуре заводилой. Как бы то ни было, Флинн решил — или его убедили — оживить скучные дежурства, выведя из стазиса десяток симпатичных колонисток. Вероятно, вечеринки стали настолько увлекательными, что дежурные офицеры перестали обращать внимание на показания навигационного оборудования и выполнять стандартные процедуры, например, снимать показания радара дальнего слежения. Случаи столкновения с метеоритными потоками в Глубоком космосе — большая редкость, но из всякого правила бывают исключения, особенно если немного постараться. Сейчас трудно судить, был ли у «Дорика» шанс избежать столкновения. Во всяком случае, можно было хотя бы попытаться свести последствия к минимуму. Но что случилось, то случилось. По иронии судьбы, больше всего пострадали отсеки, где находились женщины-колонистки. Забыл сказать: корабли времен Первой волны совершенно не похожи на «Искатель». Представьте себе несколько шарообразных камер, соединенных последовательно. Всю эту конструкцию собирали и разбирали на орбите. Корабль как таковой не был предназначен для посадки на планету.
   Итак, капитан Флинн «разбудил» Харриса и оба экипажа, чтобы обсудить полученные повреждения и план дальнейших действий. Понятное дело, капитан Харрис весьма жестко оценил поведение младшего коллеги, особенно относительно пробуждения тех девушек. Он был убежден, главные виновники катастрофы — именно женщины. Как показывает его бортовой журнал, они были наказаны куда строже, чем Флинн. Капитана он обвинял в слабости и безответственности, а девушек… Он их по-настоящему ненавидел. Их немедленно посадили на гауптвахту.
   Тем временем выяснилось, что «Дорик» серьезно сбился с курса. Кроме того, произошла небольшая утечка кислорода, пострадал двигательный отсек, а также оборудование «фермы», которая снабжала экипажи пищей и регенерировала атмосферу. Мир, который мы теперь знаем как Спарту, первоначально не был целью корабля. В ходе предварительного исследования сектора его почему-то вообще не заметили. Но экипаж «Дорика» выбрал для аварийной посадки именно эту планету. Корабль мог добраться до нее прежде, чем закончится еда, вода и воздух. Отвлекающие факторы были исключены, три экипажа энергично занялись спасательными работами, рассчитали новую траекторию и выбрали подходящую точку для приземления.
   Но проблемы на этом не закончились. Бриги — тогдашний вариант наших шаттлов — могут несколько раз совершать перелеты между орбитой и поверхностью планеты. Но почти все они были уничтожены метеоритами. И все же астронавтам удалось восстановить уцелевшие и обеспечить доставку людей на планету.
   На первый взгляд, ситуация складывалась неплохо. Планета земного типа — уже хорошо. Банк эмбрионов — овец, свиней, коров, собак и кошек — погиб при катастрофе, но местные виды вполне годились для приручения. Кроме того, уцелели зародыши растений.
   Но соотношение мужчин и женщин было совершенно ненормальным. Уцелели только двенадцать девушек, которых «разморозил» Флинн, при этом мужчин было около пяти тысяч. Казалось бы, ситуация еще не безнадежная. На корабле имелся прототип вашей Машины рождений, разработанный для воспроизведения живых организмов из замороженной спермы и женских яйцеклеток. А самих этих клеток хватило бы на заселение десятка миров.
   Но…
   Двенадцать женщин и пять тысяч сорок восемь мужчин. У старших офицеров были явные преимущества и привилегии. Понятно, что колонисты особого восторга от такого положения не испытывали. Начались конфликты, затем убийства, а кульминацией стал массовый бунт против офицеров и тех, кто сохранял им верность. В итоге, все двенадцать девушек были… уничтожены. Диме Харрис не вдается в подробности этого происшествия. Просто отметка в журнале. Но мне почему-то кажется, что он приложил к этому руки.
   Теперь собственно о Димсе Харрисе. Нам трудно сегодня представить себе склад ума тех людей. Возможно, они вообще были не вполне нормальны. Большинство из них были жадными до информации, любознательными читателями, хотя чаще всего увлеченными какими-то отдельными, узкими темами. Во всяком случае, это можно сказать о Димсе Харрисе. Речь идет об истории. К тому времени, когда колония пережила катастрофический бунт и оказалась в тупиковом положении, он уже знал, какого рода культуры представляются ему идеалом. Культуры, где роль женщины сведена к минимуму… Например, Спарта, один из древнегреческих городов-государств. В те времена женщина в Греции только рожала детей и занималась домашним хозяйством. Они были чем-то вроде домашних роботов, а статус спартанок был вообще предельно низким. Спарта была государством, помешанным на так называемых мужских доблестях. Спарта была военной державой. И еще один момент: спартанцы — настоящие спартанцы — происходили от дорийцев. Корабль назывался «Дорик» — похоже, это было расценено как перст судьбы. Первым царем Спарты был Аристодем. Не слишком похоже на «Диме Харрис», но из песни слова не выкинешь. Историки утверждают, что Аристодем распорядился держать женщин в отдельных помещениях, отдельно от мужчин. Новый Аристодем пошел еще дальше. Он вообще избавился от женщин, — Граймс покосился на Мэгги Лэзенби. — Иногда я начинаю его понимать.
   — Он просто не встретил настоящей женщины. Ладно, продолжай.