— Nehmen Sie mal Ihre Latschen weg.
   — Sie sind zwardick genug fur zwei, aber Sie haben nur fur einen Platz gezhlt Rucken Sie weiter, — возразил тот.
   Соня хихикнула.
   — И что тут смешного? — осведомился Граймс.
   — Похоже, они не любят друг друга. Дрютхен порекомендовал коммандеру не путаться под ногами, а тот ответил: хотя габаритов доктора и хватит, чтобы занять два места, заплатил он только за одно.
   — Заплатил?
   — Ясное дело. Он купил себе визу в герцогство Вальдегрен.
   — Я-а, — согласился Вальдегренский коммандер и обратился к Граймсу: — Во капитан этот корабль бил? Но… — его глаза расширились, — кто из фас дер капитан быть?
   — Полагаю, мы в некотором роде близнецы, — усмехнулся Граймс I. — Джентльмен позади меня — коммодор Граймс, командующий «Дальним поиском». И я коммодор Граймс, командующий «Дальним поиском» — тем, на борту которого вы незаконно находитесь.
   — Ну, положим, теперь капитан я, — надменно заявил Дрютхен.
   Граймс проигнорировал реплику и холодно спросил:
   — Где мои люди? — не стоило, пожалуй, сообщать Дрютхену и призовой команде, что это вот уже полчаса назад перестало быть тайной.
   — А вы хотите их вернуть? — вопросом на вопрос ответил Дрютхен, изобразив неподдельное изумление.
   — Да. И мой корабль.
   Дрютхен презрительно расхохотался:
   — Однако, у вас скромные запросы, коммодор. Или лучше сказать «экс-коммодор»? Думаю, начальство будет вами недовольно. Корабль — мой. Без сомнений, Вальдегрен заплатит мне за него хорошие деньги. Команда… Это ценные заложники. Вы и ваши союзники ничего нам не сделаете, потому что беспокоитесь об их безопасности, — жирное лицо физика внезапно исказилось гримасой злорадства. — Возможно, я их использую, чтобы убедить вас отозвать ваших собачек. Думаю, я буду выбрасывать их, одного за другим, без скафандров, в открытый космос…
   — Герр доктор, дофольно, — возмутился коммандер. — Это я ни за что не разрешать. Я офицер, а не палач есть.
   — Sie glauben wohl Sie sind als Schiffsoffizier was besonderes!7
   — Hau’ab!8 — коммандер скорее отбросил, чем отпихнул Дрютхена от экрана. В рубке второго «Поиска» зачарованно наблюдали за короткой потасовкой на корабле. Затем старший офицер призовой команды обратился к ним снова:
   — Герр коммодор, мои изфинения. Но я должен следофать своим приказам, даже если приказыфают коопериться с швайн. Абер9, я даю мое слофо. Я, Эрих фон Дондерберг, обещаю фам, что фаша команда будут хорошо обращаться, пока я есть на корабль.
   — Благодарю вас, коммандер, — церемонно ответил Граймс.
   Дрютхен, с синяком под заплывшим глазом и потеком крови в уголке рта, снова появился на экране.
   — Офицеры! — заорал он, брызгая слюной в камеру. — Идиоты в золотых лампасах, гости из прошлого… вам следовало вымереть тысячу лет назад! Я вас отрубаю, Граймс. Мне нужен передатчик — поговорить с Блюменфельдом, капитаном «Адлера». Сейчас в составе этой так называемой призовой команды произойдут перестановки.
   Экран померк.
   — Что теперь? — спросил Фландри. — Вы знаете этих вальдегренцев, я нет.
   — Они офицеры, — наконец сказал Граймс. — Профессиональные военные. Они могут быть безжалостными ублюдками, но временами они подчиняются слегка старомодному кодексу чести.
   — Именно так, — подтвердил Граймс II.
   — Может быть, отправить запись этого странного интервью на «Скиталец»? У Эйрин и ее людей могут появиться мысли по этому поводу, — предложил Граймс I.
   — Конечно, коммодор.
   — А ты, Кен… может быть, сумеешь узнать, удалось ли Дрютхену убедить капитана Блюменфельда сыграть по его партитуре.
   — Я попробую, — с сомнением сказал Мэйхью. — Кларисса, Метцентер, Триаланн… Да, я справлюсь.
   — Итак, — подытожил Фландри, — продолжаем ползти через этот чертов кисель, пока кто-нибудь не соизволит что-нибудь сделать.
   — Именно так, — согласился Граймс.

Глава 17

 
   И они продолжали ползти через этот чертов кисель.
   В иллюминаторах смутно промелькнул Аутсайдер. Ни пустых кораблей, ни «Карающего» на его орбите не было. Имперский капитан сетовал на невозможность установить связь с его кораблем, в ответ на что оба Граймса проворчали, что во всем виновата цивилизация, которая не додумалась ни до передатчика Карлотти, ни до использования телепатии. Обе миссис Граймс, напротив, сочувствовали Фландри. Обстановка на борту «Дальнего поиска» накалялась. На «Скитальце» таких проблем не возникало: там все были свои, а главное — каждый присутствовал в одном экземпляре.
   Четыре корабля неслись от прочь от Галактики, в бескрайнюю ночь.
   Дрютхен и капитан Блюменфельд предприняли попытку ускользнуть, но преследователи с легкостью ее предотвратили. Однажды Блюменфельд попробовал побеседовать с Граймсом — или с обоими Граймсами — и Эйрин тоже подключилась к разговору.
   Блюменфельд оказался подобием Дондерберга, только постарше и поупитаннее — скорее политик, нежели военный. Его акцент не так резал слух. Он сам появился на экранах «Дальнего поиска II» и «Скитальца» — эдакий добрый фатер, вернее, даже гранд-фатер10, покуривающий затейливую трубку с фарфоровой чашечкой. К большому сожалению, холодные, очень холодные голубые глаза портили эффект.
   — Давайте поговорим, коммодор, — начал он. — Мы же с вами разумные люди. И вы, кайзерина, разумная дама. Кто что выигрывает в этой бессмысленной гонке?
   — Вы не выигрываете ничего, — ответил Граймс. — Более того, вы вторгаетесь в пространство Конфедерации Приграничья. Именем закона я приказываю вам передать мне мой корабль и команду, а также доктора Дрютхена и его людей, чтобы они предстали перед нашим судом…
   — Вы приказываете, коммодор? — вкрадчиво поинтересовался Граймс II.
   — Да, я приказываю, коммодор. «Дальний поиск I» — мой, а Дрютхен и его сообщники будут моими пленниками.
   — Высказывайтесь, коммодоры, — развеселился Блюменфельд. — Кажется, я вижу небольшое различие в ваших чинах? А вы, кайзерина, признаете право этих джентльменов командовать? А вы, капитан — сэр Доминик Фландри, если не ошибаюсь? Что вы об этом думаете?
   — С этим мы сами разберемся, — рявкнула Эйрин. — Но сначала — с вами.
   — Присоединяюсь, — сказал Фландри.
   Капитан Блюменфельд безмятежно выдохнул дым. Интересно, что за табак у него в трубке, подумал Граймс: капитан явно испытывал неземное наслаждение.
   — Мое терпение не безгранично, коммодор, — наконец изрек через синие клубы Блюменфельд. — Или коммодоры? Я, впрочем, обращаюсь к тому из вас, кто командовал «Дальним поиском», на котором я разместил призовую команду. Старый добрый доктор Дрютхен сделал мне предложение насчет пленников. Я был в ужасе, я так ему и сказал, теми же словами. Но… — он глубоко затянулся, — я размышлял о том, что он сказал. И мне все еще это не нравится.
   Капитан тяжело пожал плечами:
   — И тем не менее, я подчиняюсь своему герцогу, а не гражданам Конфедерации, которую герцогство, кстати, до сих пор не признало. Возможно — отметьте, коммодор, я сказал «возможно», а не «обязательно», — будет целесообразно использовать пленников… как средство сделать вас более покладистыми, — он снова пожал плечами. — Мне это не нравится, но я вынужден так поступить. Я не буду прибегать к болезненным или… грязным методам. Обычный расстрел, который увидите вы все. Затем, через некоторое время, второй. Затем, если необходимо, третий, — он холодно улыбнулся. — Но срочности никакой нет. У вас будет время подумать, обговорить все. Три дня субъективного времени, скажем? Вызывайте меня на этой частоте. Отбой.
   Один из экранов погас, но другой все еще показывал рубку «Скитальца».
   — Ну? — резко осведомилась Эйрин.
   — Допустим — только допустим — я подчиняюсь их требованиям и получаю обратно своих людей и корабль, — задумчиво произнес Граймс. — Допустим, я, как старший офицер Конфедерации Миров Приграничья, уступаю им приоритетные права на Аутсайдер… Что тогда скажете вы: вы, коммодор Граймс и вы, капитан Фландри?
   — Я сделаю, как ты решишь, Джон, — сказал второй Граймс.
   — От имени Федерации, я с вами, — кивнула Соня.
   — Вы меня уговорили, — согласилась Мэгги Лэзенби.
   — Мне надо подумать, — заявила Эйрин.
   — Как наниматель судна, я хочу кое-что сказать, — вмешался Смит. — Даже много что. Я симпатизирую коммодору Граймсу, но тут вопрос расстановки приоритетов. Важнее ли жизнь горстки людей, чем жизни миллионов угнетенных мужчин, женщин и детей, которые с надеждой смотрят на СПРУТ?
   — Если вам интересно, я тоже хочу вставить слово, — сказал Фландри. — Я ничем не обязан ни Федерации, ни Конфедерации и уж тем более СПРУТу. Я принес клятву верности Императору, — он взглянул на Эйрин, — своему Императору. Но мои симпатии на стороне коммодора.
   — Спасибо, сэр Доминик, — сказал Граймс.
   — Подождите, пока не увидите счет. Далее, я хочу напомнить, сэр, что у вас есть оборудование и специалисты, которых нет у меня. Это же относится к вам, мэм. Вы сможете использовать их в полной мере?
   — А я хочу напомнить вам, сэр Доминик, что среди пленников на борту «Поиска» моя жена, — вмешался Мэйхью.
   — Тем больше причин перестать ковырять в носу и заняться делом. Всем вам.
   «Ах ты, заносчивый ублюдок», — молча возмутился Граймс.
   — Сэр Доминик прав, — сказала Соня. — У нас есть телепаты. У «Адлера» — нет. Более того, один из наших телепатов на борту твоего корабля, Джон. Ведь должно быть что-то, что Кларисса сможет сделать сама. И остальные.
   — Все, что мы можем — это пробиться к ней, — возразил Мэйхью. — Слишком большие помехи из-за Лесси…
   Соня что-то пробормотала, но разобрать удалось лишь «мозги в желе».
   — А почему не заткнуть эту суку? — спросила она чуть громче. — Я имею в виду Лесси. Вас же трое: Метцентер и Триаланн на «Скитальце» и ты сам. Ты нам как-то рассказывал — помнишь? — что мыслью можно убить.
   — Я… я не могу, Соня…
   — Черт побери! — взорвался Граймс. — Хочешь сказать, для тебя эта псина значит больше, чем жена? Да что ты за человек?
   — Но… но Лесси так… беспомощна…
   — Кларисса тоже, пока мы не сделаем хоть что-то — и как можно скорее. Это вопрос жизни и смерти. Она должна держать нас в курсе того, что думают Дрютхен и фон Дондерберг. К тому же без этих чертовых помех вы сможете предупредить ее о намерениях капитана Блюменфельда. Ты должен это сделать, Кен.
   — Конечно, — медленно кивнул телепат. — Я… должен. Метцентер и Триаланн помогут, они уже сказали.
   — Тогда начинайте, — приказал Граймс.
   «Странные они все-таки люди, — подумал он — уже не в первый раз. — Чертовски странные. Но, наверное, если ты живешь в собачьем мозгу, а она — в твоем, вы будете чувствовать друг друга куда лучше, чем обычный человек обычную собаку… И, конечно, чувство вины… За то, что она действительно абсолютно беспомощна…»
   Он смотрел, как Мэйхью выбирается из рубки с застывшим, словно окаменевшим лицом.
   Коммодор заметил на лице Граймса II симпатию, а на физиономии Фландри — презрение, которое при определенном желании можно было назвать «легким».
   Граймс II посмотрел на часы.
   — Пока ваш Мэйхью не доложит о результатах, нам делать нечего, коммодор. Предлагаю устроить перерыв и пообедать.
   — Армия марширует желудком, — сострил Фландри. — Полагаю, то же относится и к космическому флоту.
   — Джон никогда не пропустит обед, — согласилась Соня. — Если даже Галактика взорвется.
   «Ох уж эти женщины», — подумал Граймс… оба Граймса.
   — Это уж точно, — согласилась Мэгги Лэзенби.

Глава 18

 
   Это была первая настоящая, полноценная трапеза за последнее время. Однако нельзя сказать, чтобы Граймс получал особое удовольствие. Он привык есть за капитанским столом — но сидя исключительно во главе. И вот теперь видеть там себя, вернее, свою копию… Это было несколько… странно. Впрочем, один момент доставлял ему некое извращенное наслаждение: Граймсу II, как и ему самому, было несвойственно позволять беседе мешать важному пищеварительному процессу. И не похоже, чтобы у Мэгги эта милая привычка вызывала больший восторг, чем у Сони.
   Они сидели впятером за коммодорским столом. Граймс II, разумеется, во главе, Мэгги Лэзенби справа от него, Соня слева, Граймс I — рядом с Мэгги, а Фландри — рядом с Соней. Имперский капитан оказался еще и блестящим собеседником, и обе дамы просто упивались неожиданным счастьем. Он изображал свой временной поток в столь привлекательных красках, что Вселенные обоих Граймсов — которые, впрочем, различались весьма незначительно — были обречены померкнуть, а оба коммодора выглядели на фоне его неотразимой персоны скучными сторожевыми псами. Вдобавок, несмотря на нескончаемый поток фривольных анекдотов, его тарелка опустела первой.
   Еда, надо признать, была отменной. Граймс II имел великолепный стол, а сервис в исполнении двух крошек-стюардесс в опрятной униформе ничуть ему не уступал. Присутствовало и вино; Граймс II к нему почти не притронулся, но остальные, напротив, поглощали его весьма усердно. «Этот Фландри хлещет его, как пиво», — подумал Граймс с неодобрением и тут же заметил, что делает то же самое.
   Наконец все наелись и потягивали кофе. Граймс — оба Граймса — вытащили трубки, и миссис Граймс — тоже обе — запротестовали:
   — Джон, тебе прекрасно известно, что кондиционер не справляется с этой вонью!
   Фландри, по-прежнему элегантный и самодовольный, зажег сигару, которую ему поднесла стюардесса. Дамы благосклонно приняли от него огонь и раскурили сигариллы.
   Граймс посмотрел на Граймса с капитанского места и слегка приподнял брови:
   — Я иду в рубку, коммодор — хочу спокойно выкурить трубку. Может быть, вахтенным офицерам это и не нравится, но возражать они не станут. Идем?
   — Благодарю, коммодор.
   Он (они) поднялись на ноги. Фландри и дамы наслаждались кофе с ликером и вряд ли заметили их отсутствие. Граймс II направился к выходу из столовой. Его корабль превосходил «Дальний поиск I» не только размерами, но и богатством обстановки. Потолок столовой подпирали колонны, увитые пышно цветущими карибскими вьюнками. Яркие голограммы имитировали окна, открытые в чужие миры.11 Граймс задержался перед той, что изображала пляж на Аркадии. Он присмотрелся, стараясь разглядеть, есть ли она среди обнаженных золотокожих людей на песке и в прибое. Но если и была — что с того? Он хмыкнул и последовал за своим двойником в осевую шахту.
   После роскошного убранства столовой рубка казалась унылой и холодной. Вахтенный офицер, который поднялся, чтобы поприветствовать двух коммодоров, в сомнении переводил взгляд с одного на другого, соображая, кому из них первому отдавать честь. Ему даже удалось не ошибиться. За иллюминаторами чернела пустота. Граймс знал, что по правому борту летят «Адлер» и его собственный корабль, за ними следует «Скиталец». Но синхронизация уровней темпоральной прецессии вновь нарушилась, и корабли оставались невидимыми. Один из экранов Карлотти показывал скучающего Таллентайра, который развалился в своем кресле и развлекался какой-то математической головоломкой. Время от времени его пальцы пробегали по клавишам и вновь замирали.
   — Есть сообщения от наших телепатов, мистер Григзби? — спросил Граймс II.
   — Нет, сэр. Коммандер Мэйхью позвонил мне и сказал, что он и люди на «Скитальце» пытаются пробиться, но пока ничего не вышло.
   — Гхм, — Граймс II сел в командирское кресло и махнул Граймсу присоединяться. Он (они) набили и зажгли трубки.
   — Должен быть какой-то выход, — задумчиво произнес коммодор.
   — Выход есть всегда, — согласился коммодор. — Главное — его найти…
   Они продолжали курить в молчании, исполненном дружеского согласия. Граймс I почти расслабился — полностью расслабиться он мог только на борту своего корабля. Разглядывая рубку, он подмечал сходства и различия. Из рубки он мысленно пошел вниз, палуба за палубой. И вдруг его осенило.
   — Коммодор, похоже, я его нашел, — сказал он. — Не возражаете, если я воспользуюсь вашим…
   — Пожалуйста, коммодор. Это Дом Свободы, здесь можно плевать на ковер и даже называть кота ублюдком.
   Граймс вздрогнул: фраза прозвучала так, словно он сам ее произнес.
   — Мистер Григзби… — обратился он к вахтенному офицеру.
   — Сэр?
   — Не могли бы вы пригласить сюда коммандера Мэйхью?
   — Есть, сэр.
   Молодой человек повторил вызов в интерком и произнес:
   — Он уже идет.
   — Благодарю вас.
   Когда Мэйхью вошел, оба коммодора утопали в клубах едкого синего дыма.
   — Сэр?.. — телепат переводил взгляд с одного на другого.
   — Проклятье, Кен, — рявкнул Граймс. — Уж ты-то должен знать, кто из нас кто!
   — Это было… смешение.
   — Оставь свою метафизику. Как я понял, прогресса не намечается?
   — Нет. Мы не можем пробиться к Лесси. Очень много сил уходит на то, чтобы поддерживать Клариссу в сознании.
   — Но к ней-то вы смогли пробиться.
   — Да.
   — Отлично. Теперь скажи мне, Кен, где она? Да, да, мне прекрасно известно, что она на моем «Дальнем поиске», но где именно? В вашей каюте или в твоей рабочей конуре?
   — В… в рабочей, сэр. Она ненавидит Лесси, вы знаете, но она пошла туда, чтобы лучше меня слышать, когда мы отправились на шаарский корабль. В комнате есть все, необходимое для жизни, и Дрютхен запер ее там, когда устроил переворот.
   — Что ж, это порядком упрощает дело. Теперь свяжись со своими приятелями на «Скитальце»…
   — Я уже, — голос Мэйхью был полон боли.
   — Передайте все втроем: «Останови систему жизнеобеспечения Лесси».
   — Вы же не имеете в виду, .
   — Имею. Это единственный способ заткнуть твою безумную зверюгу. Если убрать помехи, мы сможем что-нибудь узнать. В конце концов, расстояние невелико, обойдешься без усилителя.
   — Но…
   — Выполняй!
   — Есть, сэр, — лицо Мэйхью побелело и напряглось. — Но вы не понимаете… Лучше я сам это сделаю… в смысле, убью Лесси. Кларисса всегда ее ненавидела. Она… она же удовольствие от этого получит…
   — Тем лучше для нее, — отрезал Граймс. — И пусть мистер Метцентер сообщит капитану Траффорду о наших планах.
   Он представил, как тонкие пальцы Клариссы поворачивают выключатели на трубках, подающих кислород и питательный раствор в контейнер со срезом мозговых тканей. Это всего лишь мозг собаки… Но Граймс ощутил прилив тошноты.
   — Я лучше пойду вниз, коммодор, — сказал он.
   — Как вам будет угодно, коммодор, — ответил Граймс II. — Я остаюсь. Через какое-то время придет информация, так что мое место здесь.
   — Это точно, — согласился Граймс. — Есть старая поговорка о двух женщинах на одной кухне. Думаю, два капитана в одной рубке ничем не лучше.

Глава 19

 
   Из рубки он спустился на палубу, где располагались капитанские апартаменты и каюты для ВИП-гостей, куда поселили их с Соней. В общих чертах планировка корабля была такой же, как на его корабле: никаких особых удобств, просто все большего размера.
   Он в рассеянности остановился перед приоткрытой дверью, над которой золотыми буквами было написано «капитан». Граймс уже вошел — и вдруг осознал свою ошибку. Но возвращаться было уже поздно. Сквозь вторую дверь он видел спальню, где жена читала, сидя на кровати. Очки лишь подчеркивали ее наготу.
   Его жена?
   Могла бы быть его женой.
   В другом временном потоке — была.
   — Заходи, — внезапно сказала она. — Не топчись на пороге.
   Он зашел.
   Мэгги отложила книгу и серьезно посмотрела на него, пряча улыбку в уголках рта. Она была удивительно хороша и… немного другая. Ее груди, не такие полные, как у Сони, казались заостренными, а плечи были чуть шире.
   — Давненько не виделись, Джон, — сказала она.
   Ни с того ни с сего он почувствовал странную, нелепую надежду на невозможное. Блефовать так блефовать — и посмотрим, что выйдет.
   — Что, черт побери, ты имеешь в виду? — строго и угрюмо спросил он.
   — Перестань, Джон, — ответила Мэгги. — Она оставила на тебе свой след, а я — на нем. Когда-то вы были совсем одинаковыми… или был только ты. Много лет назад, когда мы развлекались на Спарте. Помнишь?
   Граймс помнил. Почти сразу после того Спартанского дела они с Мэгги и разошлись.
   — Кроме того, мой благоверный был столь любезен, что даже позвонил. Он останется в рубке на всю ночь, и я могу его не ждать…
   — Но Соня…
   — К черту Соню. Не думай, что я против нее что-то имею. Мы очень давно знакомы и всегда ладили. Но, знаешь ли, мы тут с ней поболтали, и она полагает, что ты делишь ночное бдение с моим Джоном.
   «Убирайся отсюда к черту, похотливый козел», — прогундосил блюститель морали, который ютился где-то у Граймса в голове.
   — Ну что ты там стоишь? — спросила Мэгги.
   Он присел на кровать.
   — Джон! Посмотри на меня.
   Он посмотрел. Он смотрел и смотрел, не отрываясь. Сколько черточек он живо помнил, а сколько почти забыл.
   — Хочешь сказать, у меня денебианская проказа или что-нибудь в этом роде?
   Оставалось лишь отвечать отрицательно. Ее кожа была гладкой, золотистой, сияющей, а медные завитки волос на лобке создавали восхитительный контраст с напряженными розовыми сосками.
   «Черт подери, а почему бы и нет?» — подумал он и склонился к ней. Ее влажные алые губы влекуще приоткрылись. Он поцеловал Мэгги — впервые за Бог знает сколько лет — и продолжал поцелуй, пока ее руки не уперлись ему в грудь.
   — Хватит, — выдохнула она. — Хватит… пока. Лучше закрой наружную дверь… и защелкни замок…
   Граймс неохотно оторвался от нее.
   — А если он… — произнести имя не было сил, — вернется из рубки?
   — Не вернется. Уж я — то его знаю. Еще бы, за столько-то лет… Единственное, что у него на уме — безопасность его драгоценного корабля, — она улыбнулась. — И, кроме того, я же этолог, специалист по поведению животных. Ну, в том числе и людей…
   — Полагаю, ты знала, что я войду? — в голосе Граймса зазвучало недоверие.
   — Я не знала, утенок, но могла поспорить, так и будет. И нарочно оставила дверь открытой.
   — Гхм, — Граймс поднялся, вышел в кабинет, закрыл и запер дверь и вернулся в спальню.
   — Похоже, тебе жарко, — сказала Мэгги. — Лучше сними рубашку.
   Он снял рубашку, которую взял напрокат. Штаны и ботинки тоже были взяты напрокат. Конечно, ведь когда он появился на этом корабле, под скафандром было только белье.
   Одежда напрокат, жена напрокат…
   Но можно ли назвать это изменой?
   Граймс усмехнулся. Интересно, что можно сказать о законной стороне этой ситуации? Или этической?
   — Над чем ты ржешь, черт побери? — спросила она.
   — Так… над всем понемножку.
   — Постараюсь, чтобы этот случай оказался счастливым, — промурлыкала она.
   Так и вышло. Он не чувствовал вины — хотя, по идее, следовало бы. «В конце концов, я знаю Мэгги тысячу лет, — говорил себе Граймс. — Можно считать, я (или один из двух меня) женат на ней почти столько же».
   То, что произошло, оказалось дикой сладкой смесью успокаивающе-знакомого и возбуждающе-неизвестного. И — правильным.
   Они лежали вдвоем на смятой кровати, чуть касаясь друг друга, и курили ароматные сигариллы.
   — Теперь лучше принять душ… прежде чем уйти, — лениво сказал Граймс. — Думаю, он не будет возражать, если я воспользуюсь его ванной.
   — Торопиться некуда… — возразила она.
   И тут зазвонил телефон.
   Мэгги взяла трубку:
   — Миссис Граймс… — сонно, подчеркнуто сонно сказала она. — Да, Джон, конечно, это Мэгги… Да, я заперла дверь…
   Прикрыв трубку ладонью, она прошептала:
   — Одевайся — и вон. Быстро. Попробую его задержать.
   И снова в телефон:
   — Да, да, я знаю, что я жена коммодора, и никто не посмеет даже мечтать войти ко мне. А ты не забыл, что этот волчище, сэр Доминик Фландри, который здесь по твоему приглашению, утенок, рыщет по кораблю и ищет, кого бы сожрать? А ты оставил меня одну сидеть и предаваться размышлениям — или что ты там делаешь в своей паршивой рубке… Нет, сэр Доминик ко мне не заходил, но он так на меня смотрел… Ладно, пока.
   Граймс уже оделся. Уже на пороге он увидел, как Мэгги нажимает кнопки, набирая какой-то номер.
   — Подожди минутку, — позвала она.
   — Извини. Потом увидимся.
   Он вышел в коридор… и перед дверью в свою каюту замешкался. Как он посмотрит в глаза Соне? Сразу ясно, чем он занимался и с кем.
   Внезапно дверь открылась, и Граймс уставился на Фландри, а Фландри — на него. Смотрел и понимающе улыбался.
   — Ах ты ублюдок! — бешено взревел Граймс. Ударить он не успел: Фландри схватил его за запястье и, продолжая движение, уложил на пол.
   — Джентльмены, — холодно произнес Граймс II. — Мордобой, извините за выражение, у меня на корабле запрещен.
   Граймс I сконфуженно поднялся на ноги с помощью Фландри. Они молча смотрели на коммодора.