Бертрам Чандлер
Трудное восхождение
Благими намерениями…
«Следопыт» не был счастливым кораблем.
Капитан «Следопыта» не был счастливым человеком и демонстрировал это при каждом удобном случае.
Молодой лейтенант Джон Граймс, который только что получил назначение на «Следопыт» — крейсер Исследовательской и Контрольной службы, — тоже не чувствовал себя счастливым. За несколько лет службы в космосе ему доставались всякие командиры: строго блюдущие дисциплину или относящиеся к ней как к досадному препятствию на пути дружескою общения. Но капитан Толливер был явлением из ряда вон выдающимся.
— Будь снисходителен, Джон, — внушал ему лейтенант Бигль, офицер снабжения. Он только что заглянул к Граймсу, чтобы поболтать, а заодно пропустить по стаканчику.
— Снисходителен? — взорвался Граймс. — Я не знаю, какая блоха его укусила, но она точно была бешеной. Потому что теперь он все время кусает меня.
— И все равно — будь снисходителен.
— Тебе легко говорить, Питер. Вы, бездельники, всегда найдете способ не попасться ему на глаза. А когда несешь вахту, никуда не денешься.
— Он же ворраллианец. Ты что, не знал?
— Нет, — признался Граймс.
Что ж, это кое-что объясняет. Ворралианцев осталось около сотни на всю Галактику. Еще недавно население Ворралла насчитывало почти три миллиона. Ворралл был процветающей планетой — и одним из немногих Федеративных миров, колонизованных людьми, где открыто исповедовались идеи чистоты расы и национальности. «В целях здоровой конкуренции», как заявляли представители Ворралла на заседаниях Большого Совета Федерации — на тех трех заседаниях, которые почтили своим присутствием ворраллианские делегации. Северный, Южный и Экваториальный Ворралл благополучно конкурировали между собой на своем шарике из воды, камня и грязи — пока глав этих стран не посетила одновременно одна и га же идея: захватить никому до тех пор не нужную цепочку островов, где гнездились птички-вонючки. Строго говоря, это были не птички, а летающие рептилии с некоторыми признаками млекопитающих. Спокон веку они считались тварями скорее неприятными, чем бесполезными. Если бы кто-нибудь положил глаз на эти пустынные скалистые острова, исхлестанные жестокими волнами и ветрами, раньше, птички-вонючки быстро последовали бы за прочими представителями животного мира, которые не успели вовремя убраться с пути человечества. Забегая вперед, скажем, что именно так дело и закончилось — впрочем, как и для всего живого на Ворралле. Их судьбу решило некое юное светило химической науки: оказалось, что в особых железах ничего не подозревающих птичек вырабатывается вещество, обладающее мощным омолаживающим действием. Именно этого и не хватало ворраллианской экономике. Она успешно функционировала в замкнутом цикле, но не производила ничего выдающегося — всегда не хватало какого-нибудь уникального экспортного товара, с которым можно было бы выйти на межзвездный рынок.
Это было начало конца. Сначала стороны обменивались дипломатическими нотами, затем забряцали оружием. И, наконец, у кого-то дрогнула рука на красной кнопке — возможно, на всех трех сразу. В итоге из ворраллианцев уцелели только те, кто в этот момент находился за пределами родной планеты.
Итак, капитан Толливер — ворраллианец…
Граймс вздохнул. Жаль беднягу. Можно себе представить, каково это — когда во всей Галактике нет места, которое можешь назвать домом. Когда знаешь, что твои родители, любимые, друзья, дом, где рос, школа, где учился, бар, где любил выпить после работы, — все это испарилось в одно мгновение, исчезло во вспышке адского пламени… Граймс содрогнулся.
Но своя рубашка, как известно, ближе к телу.
Граймс спиной почувствовал, когда в рубку вошел капитан Толливер. Но поскольку начальство не заявило вслух о своем присутствии, можно было не прерывать занятия — определять координаты корабля, как и полагается во время вахты. Действовать приходилось осторожно, чтобы не повредить прибор — Пеленгатор Карлотти, инструмент тонкий и не слишком привычный. Добившись, чтобы антенна — эллипс из ленты Мебиуса, вращающийся вокруг длинной оси, — указывала на Виллисхейвенский бакен, он записал угол между этой линией и осью корабля. Затем, так же медленно и осторожно, настроился на Браунсворлд и, наконец, на Карлион. К этому времени Граймс взмок, рубашка облепила спину, а оттопыренные уши горели. Развернув кресла, он ввел результаты расчетов в пространственный модулятор. Три тонкие светящиеся ниточки пеленгов пересеклись — аккурат на жирной линии, обозначающей траекторию «Следопыта». Граймс облегченно вздохнул и решительно нажал кнопку — внизу на экране появилось время снятия показаний.
— Грхм.
Граймс сделал вид, что вздрогнул от удивления, и развернулся к капитану:
— Сэр?
Толливер был высоким и тощим — настолько тощим, что походил на ожившее пугало. Все попытки подогнать униформу не увенчались успехом, и она висела на нем, как власяница на кающемся грешнике. Блеклые серые глаза мрачно взирали на Граймса сверху вниз.
— Мистер Граймс, — голос у него был столь же блеклым и невыразительным, — я заметил, сколько времени вам понадобится, чтобы вывести позицию в модуляторе. Это заняло у вас ровно одиннадцать минут, сорок три и пять десятых секунды. Объективная скорость — тридцать пять целых семь десятых люмов. На какое расстояние переместился корабль, пока вы шевелили мозгами?
— Я могу подсчитать, сэр…
Граймс приподнялся в кресле, словно всерьез намеревался перебраться поближе к корабельному компьютеру.
— Не стоит, мистер Граймс, не стоит. Я понимаю, у вахтенных офицеров масса дел. Зачем утруждать свои могучие мозги такой ерундой, как навигация? Есть куда более приятные и важные мысли — о девушке из последнего порта. Или о девушке, которую можно встретить в следующем порту…
Теперь у Граймса покраснели не только уши. Именно об этом он по большей части и думал во время вахты — а именно, вспоминал весьма приятные подробности отпуска на Нью-Капри.
— Эти траектории у вас подозрительно хорошо пересекаются. Я ожидал, что столь неопытный навигатор, как вы, непременно что-нибудь прошляпит. Полагаю, вы учли пробег между точками измерений?
— Конечно, сэр.
— Грхм. Хорошо, мистер Граймс. Будем считать, что ваши измерения относительно точны. Теперь рассчитайте пробег на тысячу двести часов и проложите из этой точки траекторию к Дельте Секстана.
— К Дельте Секстана, сэр?
— Вы меня слышали.
— Но разве мы летим не на Карлион?
— Мы летели на Карлион, мистер Граймс. Но — полагаю, это ускользнуло от вашего внимания, — у наших лордов и повелителей из Адмиралтейства длинные руки. И они тянутся все дальше. Так вот. Да будет вам известно: мы получили приказ произвести разведку в планетной системе Дельты Секстана.
— Будем высаживаться, сэр? — с надеждой спросил Граймс.
— Если это коснется вас, мистер Граймс, вы узнаете об этом в соответствующее время. А теперь, пожалуйста, рассчитайте траекторию.
Лейтенант-коммандер Вангер, старший помощник капитана, оказался более словоохотлив. Собрав свободных от вахты офицеров в кают-компании, он кратко обрисовал ситуацию.
— Что бы там ни говорили всякие биологи и социологи, численность населения растет, — объявил он. — И растет чертовски быстро увеличиваться. Так что нам, равно как и прочим крейсерам нашей доблестной службы, приказано получше поискать и найти какую-нибудь планетку, которую человечество может заселить, но почему-то еще не заселило. В системе Дельты Секстана планет аж десять штук. Но нам подходят только две — четвертая и пятая. Судя по докладу капитана Лавелла, который первым их исследовал, на Четвертой будет чуточку жарковато, а на Пятой — чуточку холодновато. Но на обеих планетах имеются кислородная атмосфера и соответствующие формы жизни. Да, и на Пятой получше с полезными ископаемыми — то есть в смысле промышленности она выглядит более заманчиво. В любом случае, Четвертую вряд ли будут колонизировать. Капитан Лавелл и его биологи считают, что по крайней мере один из туземных видов дорос до третьей категории.
— И что это значит? — осведомился младший инженер.
— Всякий вид третьей категории считается способным подняться до второй, — терпеливо объяснил старпом.
— А вторая? — не сдавался инженер.
— Мы с вами, например. А первая — те, кем мы можем стать. Или те, на кого мы можем напороться в Космосе, если нам очень не повезет. Короче, по правилам, за существами третьей категории можно наблюдать, но вмешиваться в их развитие не следует. А захват их мира можно расценивать как вмешательство. Кто-нибудь нальет мне кофе?
Кто-то налил, и Вангер, промочив горло, продолжал:
— Расклад такой. На Четвертой будет исследовательский лагерь. Если верить Лавеллу, человеку с пушкой там ничего не грозит. А корабль сядет на Пятой, там и пойдет настоящая работа. Заселять наверняка будут Пятую, но поселенцам полезно хоть что-нибудь знать о ближайших соседях.
— Не знаешь, кто останется на Четвертой? — спросил Граймс.
— Без понятия, Джон. Команда из биологов, этологов, картографов, геологов и прочих. Если Старик будет следовать Уставу — а он будет — то кого-нибудь из нас назначат ответственным за лагерь. Честно говоря, не обрадуюсь, если выберут меня. Спасибо, у меня уже был такой опыт. Кто бы ни полетел с этими чертовыми умниками, он быстро обнаружит, что в лагере его должность — повар и судомойка. Буквально.
Тем не менее, узнав несколько дней спустя, что назначен начальником исследовательской партии на Четвертой, Граймс был счастлив.
«Следопыт» завис на орбите Дельты Секстана IV в ожидании. Челнок приземлится, и Граймс сообщит, что лагерь установлен.
Поначалу Граймс наслаждался властью и ответственностью. Но вот челнок прошел сквозь турбулентности атмосферы, опоры посадочного устройства утвердились на берегу реки — и лейтенант обнаружил, что первое исчезло без следа, а второе заполнило освободившееся место. Ученые тактично дали понять, что за пределами корабля золотые погоны и медные пуговицы значат меньше, чем ничего, — и, выгрузив оборудование и все прочее, похватали свои драгоценные приборы и разбежались кто куда. Спасибо, что помогли поставить надувные палатки для жилья и лабораторий… Каких трудов стоило убедить их, что с исследованиями можно повременить до следующего утра! В соответствии с регламентом ФИКС челнок приземлился на линии утреннего терминатора. Но к тому времени, когда Граймс сумел все организовать по своему разумению, солнце — неяркое, но жаркое, несмотря на сплошную пелену облаков, — уже почти закатилось.
Обязанности по приготовлению ужина были возложены на Граймса. Правда, основным поварским инструментом являлся консервный нож, а самой сложной процедурой — открывание банок. Но лейтенант кипел от негодования. Из шести ученых — трое женщины! Возможно, им когда-то говорили, что место женщины на кухне, но они явно успели про это забыть. Но еще хуже было то, что никто не оценил трудов лейтенанта. Его подчиненные поглощали ужин, даже не замечая, что едят, — все их внимание было поглощено научной дискуссией. Лейтенант был удостоен единственной небрежно брошенной реплики — о том, что к рассвету неплохо бы подготовить флиттеры.
Ученые продолжали болтать. Лейтенант покинул их, надеясь, что они догадаются хотя бы собрать и помыть посуду… Разумеется, его надежды не оправдались. Снаружи почти стемнело. Несмотря на жару прошедшего дня, воздух был напитан промозглой сыростью. В лесу, похожем на заросли гигантской капусты, кто-то тоскливо завывал, какая-то тварь над головой громко хлопала и трещала широкими крыльями. А насекомые… ну или что-то подобное… Они не кусались, но забирались куда только возможно и ужасно раздражали. Похоже, их привлекало тепло человеческого тела.
— Погреться хотят, ублюдки, — пробормотал Граймс. — Какого черта им днем не летается?
Пожалуй, стоит включить прожекторы. При такой облачности будут проблемы с подзарядкой солнечных батарей, но до возвращения «Следопыта» их хватит. В резком свете прожекторов работалось легче, и Граймс смог настроить и отладить систему безопасности. Всякое существо, которое попытается проникнуть в лагерь, ждет быстрая смерть от электрического разряда… или, по крайней мере, неприятные ощущения — в зависимости от размеров незваного гостя. То же самое относилось, разумеется, и к любому пытающемуся покинуть лагерь — но лейтенант милостиво предупредил ученых.
Наконец Граймс открыл ящики и начал собирать первый флиттер. Сам он не слишком любил эти одноместные скорлупки — карликовую помесь вертолета и дирижабля, но вряд ли ему придется ими пользоваться. Он обречен торчать в лагере все время, пока исследовательская партия работает на Четвертой.
Покончив со сбором флиттеров, Граймс включил систему безопасности и вернулся в палатку-столовую. Вопреки его надеждам, ученые отправились спать, оставив ему всю грязную посуду.
Когда наступил унылый рассвет, Граймса разбудил жизнерадостный вопль доктора Корцоффа.
— Эй, юный Граймс! — Бородатый здоровяк-биолог пребывал в прекрасном настроении. — Проснитесь и пойте! Как насчет завтрака? Кто-то же должен заботиться о нас, сами понимаете.
— Я-то понимаю, — мрачно отозвался Граймс. — Чем я, по-вашему, всю ночь занимался?
Он выбрался из спального мешка, натянул шорты и рубашку, которые за вчерашний день успели пропитаться потом. Когда еще найдется время позаботиться о себе… Затем сунул ноги в сандалии, вышел из палатки — и его окружила толпа разгневанных неодетых женщин. На самом деле, их было только трое, но шумели они не хуже сотни. По крайней мере одна — рыжеволосая Маргарет Лэзенби, этолог. Как она была хороша, особенно в ярости… Впрочем, Граймс был не в состоянии созерцать прекрасное.
— Мистер Граймс! — возопила мисс Лэзенби. — Вы что, нашей смерти хотите?
— Что вы имеете в виду, доктор Лэзенби? — вяло отозвался лейтенант, делая вид, что ничего не понимает.
— Это ваше защитное поле, черт бы его подрал — или как оно называется? Мы пошли к реке искупаться, и нас с Дженни чуть не убило. Выключите этот ужас, будьте столь любезны!
— Я предупреждал вас вечером, что включу…
— Мы не слышали. Кроме того, здесь нет опасных животных.
— Я бы не был столь уверен… — начал Граймс.
— Это уж точно, мистер Граймс. Например, в том, что о ваших ночных бдениях всем известно. Такой грохот — между прочим, некоторые люди спят чутко. Устанавливать силовое поле на планете, где нет животного опасней кошки!
— Так как насчет кофе, мистер Граймс? — послышался чей-то голос из палатки.
— У меня только две руки, — буркнул лейтенант.
И так весь день — принесите то, закрепите это, делайте так, а так не делайте, помогите немного, будьте любезны… Улучив момент для перекура, Граймс вспомнил, как Мэгги Лэзенби рассказывала о «Законе клевания». Если верить ей, то на птичьем дворе и в человеческом обществе правила одни и те же.
— Есть главная птица, — говорила Мэгги. — Она имеет право клевать всех остальных. Есть вторая: ее клюет главная, а она клюет всех остальных, кроме главной. Ну и так далее, пока не дойдем до бедняги, которую клюют все.
— Но ведь у людей это не так, — возразил Граймс.
— Неужели утенок? А в школах? А на кораблях? Я, конечно, имею к этой посудине весьма слабое отношение — слава всем богам Галактики! Но даже я вижу, что над бедным дурачком Уилксом только ленивый не издевается.
Граймс считал это ерундой — но теперь, к своему удивлению, понял, каково приходилось Уилксу. За отсутствием Уилкса «последней птицей» оказался он, Граймс. И не то чтобы учеными двигал некий злой умысел. Просто, по их меркам, полуграмотный лейтенант годился только в дровосеки и водоносы. Он оказался в окружении специалистов-ученых, где его знания и умения значили прискорбно мало, почти ничего. А как их возмущала строгая дисциплина на борту военного корабля! Что ж, теперь на их улицу пришел праздник. Конечно, они в этом и сами себе не признались бы — но как приятно отыграться!
Следующий день оказался чуть приятнее. Шесть флиттеров стартовали один за другим, и лагерь остался на попечении Граймса. Один за другим ученые забирались в кабины, и машины исчезали в тучах, словно блестящие механические ангелы.
Взяв рацию и пистолет — просто на всякий случай, Граймс отправился прогуляться вдоль реки. Он оставлял пост не без угрызений совести, но если кто-то из подчиненных попадет в беду и позовет на помощь, он сразу узнает об этом. Он только дойдет до первой излучины, а потом вернется в лагерь.
Нельзя сказать, что Четвертая планета Дельты Секстана поражала красотой. Однотонное серое небо с невнятным светлым пятном, отмечающим местонахождение жаркого солнца. Серая река. Серая мясистая растительность с проблесками унылой зелени. Цветы почти не отличались от листьев, по крайней мере, на неискушенный взгляд лейтенанта.
Но как приятно было вырваться из лагеря — этой кучки пластиковых иглу — и отдохнуть от бесконечной работы! Прогуляться по миру, который еще не испорчен человеком, — Граймс впервые видел подобное. Капитан Лавелл ограничился беглой разведкой — так что остается шанс найти какое-нибудь неизвестное растение или животное, которое потом назовут его именем. Он мрачно ухмыльнулся. Когда-нибудь ученые дадут всем видам местной флоры и фауны длинные латинские названия, а имя лейтенанта Граймса, скорее всего, никто и не вспомнит.
Тут Граймс обнаружил, что добрался до излучины реки, и решил пройти еще пару ярдов.
— Отлично, — удовлетворенно заметил он. — Кое-что я все-таки нашел — а они порхают на своих железках и не видят…
«Кое-что» — а именно тропа — вела через джунгли к воде. Но почему именно здесь? Этот вопрос стоил всестороннего исследования. Ну конечно… Повсюду вокруг берег круто обрывается, а здесь есть маленькая заводь и удобный спуск к воде. Кроме того, на мелководье росли странные растения: толстые прямые стебли около пяти футов высотой, и каждый увенчан гроздью шаров, размером от виноградины до апельсина. А еще здесь кто-то когда-то умер — или погиб. От неизвестного существа остались только кости — желтоватые, слегка поблескивающие. Судя по ребрам, тело напоминало цилиндр или короткую трубку. Рядом валялся череп, почти шарообразный. По зубам Граймс определил, что животное было травоядным… и четвероногим, размером примерно с шотландского пони, какие водятся на Земле.
Вдруг Граймс насторожился. Кто-то пробирался по тропе через джунгли — и при этом шуршал и издавал странные звуки, больше всего похожие на неразборчивое бормотание. Забыв про скелет, лейтенант выпрямился, вытащил пистолет и снял с предохранителя. Потом притаился за косогором и стал ждать, готовый убежать или вступить в бой. Кто сейчас появится? Его разбирало любопытство.
Зверь оказался не один. Они высыпали на берег — около дюжины серых косматых созданий. Гуманоиды, почти люди — в этом сомневаться не приходилось. Передвигаются на двух ногах, и лишь иногда опускаются на четвереньки… Они непрерывно болтали и жестикулировали. Самый крупный ростом с невысокого человека, самый мелкий — с ребенка. Но Граймс почему-то был уверен, что детенышей среди них нет.
Они пришли не на водопой. Они сразу направились к растениям и принялись срывать самые крупные плоды — самые спелые? Они запихивали плоды в рот целиком и жадно чавкали. Плодов хватило бы на всех. Но одному существу не досталось ничего. Не потому, что он был самым маленьким — и не самым большим. Похоже, его проблема была психологической. Парень явно страдал неуверенностью в себе и боялся присоединиться к своим крепким и сноровистым соплеменникам.
Наконец, увидев, что его собратья увлеченно набивают брюхо, он медленно побрел по мелководью к растениям. Воровато оглянувшись, он протянул руку и сорвал шаровидный плод. Но ему не дали даже попробовать добычу. Волосатая лапа опустилась ему на голову. Послышался гулкий звук, и бедолага плюхнулся в грязную воду. Соплеменник, атаковавший несчастного, выхватил плод из его руки, надкусил и, стрекоча и гримасничая, выбросил в реку. Это повторялось не меньше трех раз. И вдруг, словно по команде, вся толпа побрела обратно в джунгли. Жертва издевательств с тоской оглядывалась на плоды, которых так и не удалось попробовать.
Вечером Граймс рассказал о своем маленьком открытии, но оно никого не заинтересовало. Ученые были заняты собственными изысканиями. Кто-то обнаружил богатые залежи радиоактивных руд, кто-то — стада мясных животных и деревни обезьяноподобных существ. Впрочем, Мэгги Лэзенби сказала, что с удовольствием присоединится к Граймсу в его исследованиях — как только сумеет выкроить минутку… но не раньше, чем закончит основную работу.
Посуду после ужина, как всегда, оставили на Граймса.
Перед сном он поставил будильник. Надо проснуться до рассвета, чтобы выключить силовое поле — пусть женщины спокойно искупаются. А потом сварить кофе и приготовить завтрак.
После завтрака Граймс снова остался в одиночестве.
Положительно, у него было что-то общее с этим несчастным забитым существом. «Омега», последняя птица, которую все клюют…
«Если бы Мэгги оказалась права, я тоже бы начал над ним издеваться. Но я цивилизованный человек», — самодовольно подумал Граймс.
На этот раз он взял другой пистолет — стреляющий электрошоковыми иглами — и установил регулятор на самый минимум.
Граймс добрался до заводи прежде, чем там появились туземцы, разулся, снял носки, добрел по воде до растений и сорвал два самых спелых на вид плода. Граймс не знал, опасны ли они для человеческого метаболизма, но не испытывал ни малейшего желания это проверить. Плоды были заключены в плотную кожуру и нестерпимо воняли. Вернувшись, он прошел пару шагов по тропинке, засел в кустах и стал ждать.
Туземцы появились с завидной пунктуальностью. Тараторя и размахивая руками, они вывалились из джунглей и направились к воде. История повторилась: робкий туземец стоял в сторонке, дожидаясь — очевидно, напрасно — возможности попробовать плод. Граймс медленно поднялся на ноги. Примитивные гуманоиды не обратили на него ни малейшего внимания — все, кроме робкого, но даже он не сдвинулся с места. Граймс осторожно приблизился к нему, протягивая плоды на раскрытой левой ладони. Вот в глазах мелькнуло любопытство, затем жадность. Из уголка большого тонкогубого рта потекла струйка слюны. Затем существо медленно, с опаской направилось к Граймсу.
— Иди сюда, бери, — прошептал лейтенант.
Может, эти существа — телепаты?
Едва приблизившись на достаточное расстояние, туземец быстро схватил плоды, чуть оцарапав Граймса. Интересно, а его соплеменники — тоже телепаты? Вожак зарычал, отбросил свой плод и устремился к одаренному Граймсом собрату. Несчастный съежился, заскулил и протянул плод обидчику умоляющим униженным жестом.
Но тут разозлился Граймс. Пистолет был уже снят с предохранителя, а прицелиться — дело микросекунды. Лейтенант нажал на спуск. Обидчик взвизгнул и, корчась, повалился на землю.
— Свое жри, черт возьми! — гаркнул лейтенант.
На этот раз робкому туземцу удалось дважды откусить от плода, прежде чем другой агрессор — номер два в иерархии? — попытался отнять у него лакомство. К тому времени, когда туземец наконец прикончил плод, больше полудюжины тел распростерлось на мху. Все живы, с облегчением заметил Граймс. Наконец первые двое неуверенно поднялись на ноги и, неодобрительно поглядывая на незваного гостя, побрели обратно — на стеблях еще оставались спелые плоды. Но на этот раз они не стали срывать их, а отобрали у более слабых соплеменников. Однако новоиспеченному протеже лейтенанта они мстить почему-то не стали.
На следующий день Граймс продолжил эксперимент. Как и вчера, он сорвал два самых соблазнительных — разумеется, не для него самого — плода. Как и вчера, он преподнес их Гундосу (почему бы и нет? имя не хуже любого другого). На этот раз парализатор пришлось использовать лишь единожды. Похоже, именно вожак не желал учиться на собственном опыте. На третий день парализатор не понадобился вообще. Гундос позволил Граймсу погладить себя и сам погладил лейтенанта по руке. На четвертый Граймс уже решил, что оружием пользоваться не придется, как вдруг один из самых маленьких гуманоидов, который теперь оказался в группе «омегой», злобно завизжал и налетел на Гундоса, кусаясь и царапаясь. Тот бросил плод и попытался убежать — но на него набросилась вся группа. Граймс, поставив широкий луч, нокаутировал всех. Когда туземцы пришли в себя, они, покряхтывая, ретировались в джунгли.
На пятый день Граймс решил перейти к новой стадии эксперимента. Как он радовался теперь, что ученые все еще заняты своими игрушками! Если они — и в первую голову Мэгги Лэзенби — узнают, то захотят вмешаться. Чтобы все шло по их сценарию и, как всегда, усложнят простейшую ситуацию. Ведь даже обычному лейтенанту понятно, что Гундоса нужно научить защищаться, чтобы отстаивать свои права.
Как обычно, Граймс сорвал два плода. Очередной выстрел отпугнул обидчиков — а затем лейтенант оглушил Гундоса. Всякий раз, едва туземец начинал подавать признаки сознания, процедура повторялась. Граймс резонно предполагал, что бедное забитое создание — не самый популярный член группы, и собирался этим воспользоваться. Так и получилось: когда пришло время возвращаться, туземцы исчезли в джунглях, даже не оглянувшись на собрата. Подняв Гундоса — тот оказался не слишком тяжел — лейтенант отнес его к урезу воды. Скелет «пони» по-прежнему лежал там, похожий на миниатюрный остов разбитого древнего корабля. Под рубашкой начало зудеть, и лейтенант порадовался, что догадался намазаться средством от насекомых перед уходом из лагеря. Опустив неподвижное волосатое тело на толстый ковер мха, он присел возле скелета, перерезал ножом плотные высохшие связки и отделил две бедренные кости. Получились неплохие дубинки — для человека немного коротковатые и легкие, но для такого, как Гундос, — в самый раз. И наконец Граймс собрал несколько спелых плодов, не замеченных группой.