Чандлер Раймонд. Убийство во время дождя

Чандлер Раймонд

Убийство во время дождя

   Рэймонд Чандлер
   Убийство во время дождя
   1
   Мы сидели в моей комнате в Берглунде. Я устроился на краю кровати, а Дравек - в легком кресле.
   Дождь тяжело хлестал в окна. Они были плотно закрыты, и в комнате стояла жара. На столе работал небольшой вентилятор. Легкий ветерок от него дул Дравеку в лицо, поднимал густые черные волосы, шевелил длинные волоски на вспотевшей дорожке бровей, сросшихся на переносице. У него был самоуверенный вид человека, купающегося в деньгах.
   Дравек блеснул золотыми зубами:
   - Что вы обо мне знаете?
   Он сказал это таким тоном, будто каждый должен знать какие-то интимные подробности его жизни.
   - Ничего,- ответил я.- Вы чисты, насколько мне известно.
   Он поднял свою большую волосатую руку и с минуту пристально ее разглядывал.
   - Вы меня не поняли. Меня послал к вам некий М'Джи. Фиалка М'Джи.
   - Отлично. Как поживает Фиалка?
   В канцелярии шерифа М'Джи был специалистом по расследованию убийств.
   Дравек снова посмотрел на свою большую руку и помрачнел.
   - Нет, вы все еще ничего не поняли. У меня есть для вас работа.
   - Я теперь нечасто берусь за дела,- сказал я.- Здоровье слегка сдает.
   Дравек тщательно, с чрезмерным вниманием осмотрел комнату.
   - Можно неплохо заработать,- настаивал он.
   - Вероятно,- ответил я.
   На нем был замшевый плащ с поясом. Он небрежно расстегнул его и достал не столько большой, сколько толстый, туго набитый бумажник. Из него выглядывали края банкнотов. Дравек хлопнул бумажником о колено, и послышался приятный, ласкающий ухо тугой звук. Он вытряхнул на стол деньги, вытянул несколько банкнотов, остальные убрал, уронил бумажник на пол и оставил его там лежать. Разложив на столе пять стодолларовых купюр, словно скупой игрок в покер, Дравек подсунул их под подставку вентилятора.
   Работа предстояла явно серьезная.
   - Башлей у меня хватает,- сказал он.
   - Вижу. А что я должен делать, если возьму деньги?
   - Так теперь вы меня знаете, угу?
   - Чуточку лучше.
   Я достал из внутреннего кармана конверт и прочитал ему то, что было написано на обороте.
   - "Дравек, Антон, или Тони. Бывший работник сталелитейного завода в Питтсбурге, охранник грузовых машин, человек очень сильный. Нарушил закон и попал за решетку. После тюрьмы покинул город и подался на Запад, Работал на плантации авокадо в Эль-Сегуро. Приобрел собственное ранчо. Когда в Эль-Сегуро вспыхнул нефтяной бум, "оседлал" буровую скважину. Разбогател. Много денег потерял, скупив непродуктивные скважины. Но и имеет еще достаточно. По происхождению - серб, рост - шесть футов, вес - двести сорок фунтов. Имеет дочь, о жене ничего не известно. Со стороны полиции никаких замечаний. После Питтсбурга - никаких данных".
   Я закурил трубку.
   - Ого! - воскликнул он.- Откуда вы все это узнали?
   - Связи. Так какое у вас дело?
   Дравек подхватил с пола бумажник и, высунув кончик языка, начал что-то искать в нем двумя корявыми пальцами. Наконец извлек тоненькую грязную карточку и несколько измятых листков бумаги и подвинул все это ко мне.
   На карточке, изысканно оформленной, стояло: "Мистер Харольд Хердвик Стайнер",- а в уголке очень мелкими буквами: "Редкостные книги, роскошные издания". Ни адреса, ни номера телефона.
   Три белых листка оказались обыкновенными долговыми расписками на тысячу долларов каждая, подписанными размашистым почерком: "Кармен Дравек". Я возвратил все это ему и спросил:
   - Шантаж?
   Он медленно покачал головой, и выражение его лица смягчилось.
   - Кармен - это моя девочка. Стайнер прилип к ней. Она часто бывает у него, гуляет на полную катушку. Может, и спит с ним. Мне это не нравится.
   Я кивнул.
   - Деньги меня не интересуют. Кармен играет с ним. Ну и черт с этим. Она, как говорится, помешалась на мужчинах. Так вы пойдите к этому Стайнеру и скажите, чтобы он отвалил. А то я сам сверну ему шею. Понимаете?
   Он говорил быстро и решительно, тяжело дыша. Его глаза стали маленькими, круглыми и злыми. Он чуть не скрежетал зубами.
   Я спросил:
   - А почему с ним должен разговаривать я? Почему вы сами ему не скажете об этом?
   - А что, если я потеряю самообладание и убью мерзавца?! - воскликнул он.
   Я достал из кармана спичку и поковырял ею пепел в трубке. Какое-то мгновение пристально смотрел на Дравека, собираясь с мыслями. Потом заметил:
   - То есть боитесь.
   Его кулаки, эти огромные узлы из костей и мускулов, поднялись, и он потряс ими, потом медленно их опустил, тяжело вздохнул и сказал:
   - Да, боюсь. Я не знаю, как ее утихомирить. Каждый раз новый обожатель и каждый раз - проходимец. Не так давно я выложил пять тысяч долларов парню по имени Джо Марти, чтобы он оставил ее в покое. Она еще до сих пор злится на меня.
   Я наблюдал в окно, как дождевые струи бьют в стекло и густой волной, словно разведенный в воде желатин, стекают вниз. Осень только началась, а уже такой дождь.
   - Подачками вы ничего не добьетесь,- сказал я.- Вам пришлось бы этим заниматься всю жизнь. Словом, вы хотели бы, чтобы с этим Стайнером договорился я.
   - Передайте, что я сверну ему шею!
   - Не надо горячиться,- успокоил я его.- Я знаю Стайнера. Я и сам свернул бы ему шею на вашем месте...
   Дравек подался вперед и схватил меня за руку. Глаза его наполнились слезами, как у ребенка.
   - Послушайте, М'Джи говорит, что вы славный парень. Я скажу вам то, чего еще никому и никогда не доверял. Кармен мне не родная дочь. Я подобрал ее совсем маленькой в Смоуки, прямо на улице. У нее никого не было. А может, я ее украл, а?
   - Похоже на это.- Я с трудом освободил свою онемевшую руку и начал ее растирать. Своими лапищами Дравек сломал бы и телеграфный столб.
   - Тогда я буду действовать напрямик,- сказал он угрюмо и одновременно нежно.- Вот уйду отсюда и сделаю как надлежит. Она уже почти взрослая. Я ее люблю.
   - Гм...- сказал я,- Это вполне естественно.
   - Вы не поняли. Я хочу на ней жениться. Я удивленно уставился на него.
   - Она взрослеет, набирается ума... Может, она выйдет за меня замуж, а?
   Он умолял так, словно от меня что-то зависело.
   - А вы ее об этом спрашивали?
   - Я боюсь,- застенчиво ответил он.
   - Думаете, она влюблена в Стайнера? Он кивнул головой и сказал:
   - Но это не имеет никакого значения. Я мог в это поверить. Я поднялся с кровати, поднял оконную раму и на мгновение подставил лицо под дождь.
   - Давайте говорить прямо,- предложил я, опуская окно и возвращаясь к кровати.- Стайнера я могу взять на себя. Это нетрудно. Только не понимаю, что это вам даст.
   Он хотел было снова схватить мою руку, но на этот раз я опередил его.
   - Вы пришли сюда немного возбужденным, хвастались деньгами,- промолвил я.- А уходите успокоенным. И вовсе не от моих слов. Вы уже поняли это. Я не проповедница Дороти Дике и не умею утешать. Но, если вы в самом деле этого хотите, я возьму Стайнера на себя.
   Дравек неуклюже поднялся, потянул к себе шляпу и посмотрел под ноги.
   - Хорошо. Как вы сами решили, возьмите Стайнера на себя. В любом случае, он ей не пара.
   - Это может вам повредить.
   - Ничего. Повредит, так повредит,- ответил Дравек.
   Он застегнул плащ на все пуговицы, натянул на свою большую лохматую голову шляпу и вразвалку вышел. Дверь он закрыл за собой осторожно, словно покидал больничную палату.
   Дравек показался мне каким-то нелепым. И все-таки он мне понравился.
   Я спрятал его деньги в надежное место, налил себе виски с содовой и сел в еще теплое после Дравека кресло.
   Я смаковал виски и размышлял об источниках дохода Стайнера. Он имел коллекцию редкостных и не очень редкостных книг непристойного содержания и давал их читать надежным людям за десять долларов в день. Интересно, знает ли об этом Дравек?
   2
   Весь следующий день дождь не прекращался ни на минуту. Вечером я остановил свой голубой "крайслер" на противоположной стороне бульвара невдалеке от узкого фасада книжного магазина, где светились зеленые неоновые буквы вывески: "X. X. Стайнер".
   Водостоки были переполнены, на тротуарах почти по колено стояла вода, и крепкие полисмены в блестящих, как стволы винтовок, плащах переносили девушек в шелковых чулочках и элегантных сапожках через опасные места. Полисмены прижимали девушек к себе и отпускали шутки.
   Дождь барабанил по капоту "крайслера", по туго натянутому брезентовому верху, затекали в щели, и у меня под ногами образовалась лужа.
   Я взял с собой большую бутылку виски и то и дело для бодрости прикладывался к ней.
   Стайнер торговал даже в такую погоду, дождь был ему только на руку. Перед книжным магазином одна за другой останавливались роскошные машины, из них выходили модно одетые люди, а потом возвращались с покупками в руках. Конечно, они имели возможность покупать редкостные книги и роскошные издания.
   В половине шестого из магазина вышел прыщавый юноша в кожаной куртке и быстро скрылся в боковой улице. Через некоторое время он возвратился в кремово-серой закрытой двухместной машине, вышел и направился в магазин. А вскоре появился уже вместе со Стайнером. Пока они шли по тротуару, юноша в куртке держал над Стайнером зонтик. Когда Стайнер сел в машину, юноша отдал ему зонтик, а сам снова вернулся в магазин. Стайнер был в темно-зеленом кожаном пальто, без шляпы, с сигаретой в мундштуке из янтаря. Я не мог разглядеть его стеклянный глаз, но знал, что он есть.
   Стайнер поехал по Бульвару в западном направлении.
   Я отправился за ним. За деловым районом, около Пеппер-каньон, он свернул на север. Мне трудно было держать его в поле зрения, отставая от него на квартал. Стайнер, наверное, торопился домой, что было вполне естественно в такую погоду.
   Миновав Пеппер-драйв, он двинулся вверх по извилистой ленте мокрого асфальта, которая называлась Ла-Верн-террас, и поднялся почти на вершину холма. Это была узкая дорога с высокой оградой по одну сторону и коттеджами, расположенными в нижней части крутого склона,- по другую. Крыши домов едва поднимались над уровнем дороги, а фасады были скрыты за кустами.
   Перед домом Стайнера росла густая самшитовая изгородь, скрывавшая окна. Путь в глубину двора напоминал лабиринт, и с дороги двери дома были совсем не видны. Стайнер поставил свою кремово-серую машину в небольшой гараж, закрыл его, прошел с раскрытым зонтиком сквозь этот лабиринт, и в доме вспыхнул свет.
   Пока он все это проделал, я поднялся на вершину холма. Тут я развернулся, спустился вниз и остановился перед соседним домом, который казался запертым или нежилым. Дом стоял выше коттеджа Стайнера. Я еще раз приложился к бутылке с виски, а потом решил просто посидеть.
   В четверть седьмого на холме зажглись уличные фонари. Уже совсем стемнело. Перед домом Стайнера остановилась машина. Из нее вышла высокая стройная девушка в плаще. Сквозь ограду довольно неплохо просматривалось, и я увидел, что девушка черноволосая и как будто хорошенькая. Шум дождя и закрытые двери не позволяли услышать голоса. Я вышел из "крайслера", спустился ниже и осветил машину девушки карманным фонариком. Это был темно-бордовый или коричневый "паккард" с откидным верхом. Номерной знак принадлежал Кармен Дравек, Люцерн-авеню, 3596. Я возвратился к своей машине.
   Прошел час. Он тянулся очень медленно. Машины тут больше не появлялись. Район казался совсем тихим.
   Вдруг из дома Стайнера блеснул резкий белый луч, похожий на летнюю молнию. В темноте прозвучал тонкий пронзительный крик и отозвался едва слышным эхом среди мокрых деревьев. Прежде чем утихло эхо, я выскочил из "крайслера" и бросился к дому.
   В крике не ощущалось страха. В нем слышалось, скорее, потрясение, пьяный дурман, нотки безумия.
   Пока я пролез сквозь прогалину в живой изгороди, миновал поворот, за которым скрывался парадный вход, и собрался постучать в дверь, в доме Стайнера наступила полнейшая тишина.
   В это мгновение, словно меня там кто-то ждал, внутри прогремели три выстрела подряд. Потом раздался протяжный, резкий стон, что-то глухо упало, и послышались удаляющиеся быстрые шаги.
   Я принялся бить плечом в дверь, но разбежаться для удара было негде, и я только зря потерял время. Дверь каждый раз отбрасывала меня назад, словно копыто армейского мула.
   Эта дверь выходила в узкий, похожий на мостик проход, что вел к огороженной дороге. Дом был без веранды, а до окна быстро не доберешься. К задней двери можно было попасть по длинной деревянной лестнице, которая тянулась от дверей черного хода вниз, в передние. Теперь я слышал на той лестнице топот ног.
   Это придало мне решимости, и я снова изо всей силы нажал на дверь. Замок сломался, и я, перелетев через две ступеньки, ввалился в большую темную комнату. Тогда мне не удалось разглядеть ее как следует. Я бросился дальше, в глубину дома.
   Я не сомневался: там произошло убийство.
   Когда я добежал до черного входа, внизу в переулке тронулась с места машина. Она поехала быстро, не включая света. Делать было нечего. Я возвратился в гостиную.
   3
   Эта комната с низким светлым потолком занимала переднюю часть дома. Стены окрашены в коричневый цвет и увешаны гобеленами, низкие полки заполнены книгами. На мягкий розовый ковер падал свет от торшера с двумя бледно-зелеными абажурами. Посреди ковра стоял большой письменный стол, около него - черное кресло с желтой атласной подушкой. Стол был завален книгами.
   У стены стояло на возвышении кресло тикового дерева с высокой спинкой. В нем сидела черноволосая девушка, закутанная в красную шаль с каймой.
   Она сидела очень ровно, положив руки на подлокотник кресла и сжав колени. Ее безумные, невидящие глаза были широко открыты.
   Казалось, девушка не понимала, что случилось, но в то же время ее поза говорила о сосредоточенности на чем-то важном и серьезном. Из ее рта вырывался сдавленный смех, причем выражение лица не менялось, а губы не шевелились. Видимо, меня она не замечала.
   В ее ушах были длинные нефритовые серьги, и, если не принимать во внимание шаль, она была совсем раздета.
   Я бросил взгляд в другой угол комнаты.
   Стайнер лежал навзничь на полу у края розового ковра, а рядом с ним валялось нечто вроде тотемного столбика (Тотемный столбик изображение-символ животного-предка, покровителя одного из индейских племен. Вера в родство животных и людей была широко распространена среди индейцев).
   Из округлого рта божка выглядывал объектив фотокамеры. Казалось, он был нацелен на девушку в кресле.
   Рядом с откинутой рукой Стайнера на полу лежала лампа-блиц. Шнур от нее тянулся к тотемному столбику.
   На Стайнере были китайские домашние туфли на толстой белой войлочной подошве, черные атласные брюки и узорчатая китайская куртка. На груди куртка была залита кровью. Стеклянный глаз Стайнера ярко блестел. Судя по всему, все три выстрела попали в цель.
   Вспышка лампы и была той молнией, которую я увидел в темноте, а пронзительный крик - реакцией на нее одурманенной наркотиками девушки. Три выстрела были материальным воплощением чьего-то представления о том, как следует приостанавливать свидание,- вероятно, того человека, который весьма быстро убежал по лестнице.
   Я решил, что стоит прикрыть входную дверь и накинуть цепочку. Замок я повредил, когда врывался в дом.
   На краю стола на красном лакированном подносе стояли два тонких пурпурных бокала и пузатый графин с темной жидкостью. Бокалы источали запах эфира и настойки опиума. Такой смеси мне никогда не случалось встречать, но она вполне гармонировала со всей обстановкой.
   В углу комнаты на тахте я увидел одежду Кармен, взял платье с длинными рукавами и подошел к девушке. От нее на несколько футов разило эфиром.
   Она все еще хихикала, и по ее подбородку медленно стекала пена. Я похлопал девушку по лицу, однако легонько - не хотелось, чтоб этот транс сменился истерикой.
   - Вставай! - резко сказал я.- Приди в себя. Одевайся!
   - Ид-д-дите вы ко всем чертям! - вяло отозвалась девушка.
   Я снова похлопал ее по щекам. Она никак не среагировала, поэтому я принялся натягивать на нее платье сам.
   Девушка не реагировала и на это. Она позволила мне поднять ей руки, но широко растопырила пальцы, и я вынужден был долго возиться с руками, пока засунул их в рукава. Наконец я все-таки надел на нее платье. Потом натянул чулки, туфли и поставил ее на ноги.
   - Давай немного походим,- предложил я.
   Мы прошлись по комнате. Почему-то ее серьги били меня в грудь, а иногда мы напоминали артистов балета, делающих шпагат. Дойдя таким образом до мертвого Стайнера, мы возвратились назад. На убитого и его блестящий стеклянный глаз Кармен не обращала никакого внимания. Ей казалось очень смешным, что ноги не слушаются ее, и она пыталась что-то сказать мне, но только пускала пузыри. Я заставил Кармен опереться рукой на тахту, а сам принялся собирать ее вещи и запихивать их в глубокий карман своего плаща. Сумочку я спрятал в другой карман. Потом обыскал стол Стайнера и нашел синий блокнот с зашифрованными записями, которые меня заинтересовали. Его я тоже засунул в карман.
   После этого я попытался открыть камеру в тотемном столбике и достать фотопластинку. Но найти замок не удалось, я начал нервничать и наконец решил, что лучше придумать повод и приехать сюда еще раз, чем выкручиваться, если меня застукают сейчас.
   Я возвратился к девушке, надел на нее плащ, проверил, не осталось ли что-нибудь из ее вещей, и стер всюду отпечатки пальцев, которые могли остаться после нас. Потом открыл дверь и выключил свет. Я схватил Кармен левой рукой за талию, мы вышли под дождь на улицу и сели в ее "паккард". Мне не хотелось оставлять тут свою машину, но иного выхода не было. Ключи от "паккарда" оказались в машине. Мы отправились по холму вниз.
   По дороге до Люцерн-авеню ничего не случилось, разве что девушка перестала пускать пузыри и начала храпеть. Мне было ужасно неудобно поддерживать плечом ее голову, пришлось положить ее себе на колени. Поэтому я был вынужден ехать довольно медленно, а дорога до западной окраины города предстояла дальняя.
   Большой старинный кирпичный дом Дравека стоял в большом саду, обнесенном стеной. Сумрачная аллея вела от железных ворот вверх по склону мимо клумбы и газона к большой входной двери с узкими металлическими панелями. За дверью тускло светилась лампа.
   Я привалил тело Кармен к дверце машины, бросил на сиденье ее вещи и вышел.
   Мне открыла горничная. Она сказала, что мистера Дравека дома нет, и она не знает, где он. Наверное, задержался в городе. У женщины было продолговатое доброе лицо, длинный нос и большие влажные глаза. Она напоминала хорошего старого коня, которого выпустили после продолжительной службы на пастбище. Кармен она, наверное, не осуждала.
   Я показал на "паккард" и посоветовал:
   - Ее лучше уложить в кровать. Ей повезло, что ее не упрятали за решетку, а привезли домой в собственной машине.
   Горничная грустно усмехнулась, и я ушел.
   Мне пришлось пройти пять кварталов под дождем, и только в многоквартирном доме меня впустили в подъезд и разрешили позвонить по телефону. Потом еще двадцать пять минут я ждал такси, с тревогой думая о том, чего не успел сделать.
   Мне еще предстояло достать из фотокамеры Стайнера отснятую пластинку.
   4
   На Пеппер-драйв я расплатился с таксистом, поднялся пешком на холм Ла-Верн-террас и за кустами подошел к коттеджу Стайнера.
   Тут, похоже, ничего не изменилось. Я пролез сквозь прогалину в живой изгороди, осторожно толкнул незапертую дверь и почувствовал запах сигаретного дыма, которого раньше что-то не заметил. Тогда было много запахов, в частности резкий запах бездымного пороха. Однако сигаретный дым в этом букете не ощущался.
   Я прикрыл дверь, стал на одно колено и, затаив дыхание, прислушался. В доме стояла мертвая тишина, только дождь барабанил по крыше. Я посветил фонариком, опустив его вниз. Никто в меня не выстрелил.
   Я выпрямился, нащупал шнур от торшера и включил свет.
   Прежде всего заметил, что со стены исчезло несколько гобеленов. Я их не считал, но пустые места сразу привлекли мое внимание.
   Потом я увидел, что труп Стайнера исчез. А возле розового ковра, где недавно лежал убитый, кто-то постелил гобелен. Я сразу понял, зачем это сделано.
   Я закурил сигарету и задумался, стоя посреди чуть освещенной комнаты. Наконец я вспомнил про фотокамеру в тотемном столбике. На этот раз я нашел замок. Но кассеты в камере не было.
   Моя рука потянулась было к темно-красному телефону на письменном столе Стайнера, но я раздумал - и трубку не снял.
   Я миновал переднюю и на ощупь добрался до нескладной спальни, больше похожей на женскую, чем на мужскую. Постель была застелена длинным покрывалом с каймой. Я приподнял его и посветил фонариком под кроватью.
   Стайнера там не было. Кто-то забрал труп? Не мог же он уйти сам!
   Представители закона сделать этого не могли - в таком случае кто-то из них остался бы тут. Прошло только полтора часа с тех пор, как мы с Кармен уехали отсюда.
   Я возвратился в гостиную, пододвинул ногой лампу-блиц к тотемному столбику, потом выключил свет, вышел из дома, сел в очень мокрую машину и запустил двигатель.
   Если кто-то хотел сохранить убийство Стайнера пока что в тайне, то для меня все складывалось удачно. Это давало мне возможность выяснить, правильно ли я поступил, когда отвез Кармен Дравек домой, вместо того чтобы искать снимок ее голого тела.
   В начале одиннадцатого я возвратился в Берглунд, поставил машину в гараж и поднялся по лестнице в свою квартиру. Приняв душ, я надел пижаму и приготовил себе стакан горячего грога. Несколько раз я поглядывал на телефон, собираясь позвонить и узнать, возвратился ли Дравек, однако решил, что лучше оставить его в покое до завтра.
   Я набил трубку, поставил перед собой стакан с грогом и стал листать синий блокнот Стайнера. Если бы посчастливилось расшифровать условные сокращения и различные знаки в блокноте, я получил бы список имен и адресов. Их насчитывалось более четырехсот. Если все это в самом деле клиенты Стайнера, то он обладал золотой жилой, не говоря уже о возможности шантажировать всех этих людей.
   Любого из списка можно было заподозрить в убийстве. И я не завидовал полисменам, которым вскоре отдам блокнот.
   Пытаясь разгадать шифр, я выпил слишком много виски. Примерно в полночь я лег в постель и заснул. Мне приснился человек в окровавленной китайской куртке, который гонялся за голой девушкой с длинными нефритовыми сережками, в то время как я старался снять эту сцену незаряженной фотокамерой.
   5
   Утром мне позвонил Фиалка М'Джи. Я еще не оделся, но уже успел просмотреть газету и про Стайнера ничего в ней не нашел. Фиалка М'Джи разговаривал бодро - как человек, хорошо выспавшийся и не обремененный слишком большими долгами.
   - Как ты там, парень? - начал Фиалка.
   Я сказал, что у меня все в порядке, если не считать некоторых личных проблем. М'Джи как-то рассеянно засмеялся, а потом небрежно промолвил:
   - А этот Дравек, которого я присылал к тебе... Ты что-нибудь сделал для него?
   - Слишком сильный дождь,- ответил я, если это можно назвать ответом.
   - Гм... Похоже, с ним все время происходят приключения. Теперь его машину омывает прибой у рыбачьего причала в Лидо.
   Я промолчал, только крепче сжал в руке телефонную трубку.
   - Да,- бодро продолжал М'Джи.- Роскошный новый "кадиллак". Но песок и морская вода здорово его попортили... О, забыл еще одно! В нем нашли труп.
   У меня перехватило дыхание.
   - Дравека? - прошептал я.
   - Нет, какой-то парень. Дравеку я еще не говорил. Машину охраняют. Может, поедешь вместе со мной? Я согласился.
   - Поторопись. Я буду у себя в конторе.- И М'Джи положил трубку.
   Я побрился, оделся, наскоро позавтракал и через полчаса подъехал к дому окружного управления. Когда я вошел в кабинет М'Джи, тот сидел у желтого столика, положив на него шляпу и одну ногу, и разглядывал желтую стену. Он поднялся, взял шляпу, и мы спустились к служебной стоянке, где сели в небольшую закрытую черную машину.
   Ночью дождь утих, утро было лазурное и солнечное. В воздухе чувствовалась прохлада, и жизнь казалась бы легкой и свежей, если б не было так неспокойно на душе.
   До Лидо было тридцать миль, и первые десять - по улицам города. М'Джи преодолел все это расстояние за три четверти часа. Наконец мы затормозили возле арки, за которой тянулся длинный черный причал, и вышли из машины.
   Перед аркой стояли несколько машин и группа людей. Полисмен на мотоцикле к причалу никого не подпускал. М'Джи показал ему бронзовую звезду, и мы прошли на пристань, где резко пахло рыбой. Этот запах не исчез даже после двухдневного дождя.
   - Вон она, на буксире,- сказал М'Джи.
   Низкий черный буксир пришвартовался в конце причала. Что-то большое, зеленое и никелированное стояло на его палубе перед рулевой рубкой. Вокруг толпились мужчины.
   По скользкому трапу мы спустились на буксир.
   М'Джи поздоровался со старшим на буксире - мужчиной в форме цвета хаки и с полисменом в штатском. Трое матросов из команды отошли к рулевой рубке и стали к ней спиной, глядя на нас.
   Мы осмотрели машину. Передний бампер и сетка на радиаторе были смяты, одна фара разбита. Краска и никель были поцарапаны о песок, а обивка на сиденьях намокла и почернела. Однако "кадиллак" не стал от этого хуже. Он был окрашен в зеленый цвет двух тонов, а сбоку была нанесена темно-красная полоса.
   Мы с М'Джи заглянули внутрь. На переднем сиденье, припав к рулю и как-то странно нагнув голову, сидел черноволосый худой юноша. Его красивое лицо было синевато-белым. Из-под полузакрытых век тускло поблескивали белки глаз. В открытый рот забился песок. На голове запеклась кровь, которую не совсем смыла морская вода.