– Так значит, это тебе было нужно, – сказала она тихим, угасшим голосом.
– Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову, целуя тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.
– Ты сукин сын, – тихо сказала она, не двигаясь с места.
Я рассмеялся прямо ей в лицо, потом сказал:
– Пусть тебе не кажется, что я просто кусок льда. Я не слепой и не лишен других чувств. В моих жилах течет кровь, так же, как и в жилах других мужчин. Слишком легко тебя можно получить, чертовски легко. На каком крючке держит тебя Эдди Марз?
– Если спросишь меня еще раз, я начну кричать!
– Не сдерживайся, ори!
Резким движением она отодвинулась от меня и осталась сидеть неподвижно возле окна.
– Бывало, людей убивали за более глупые вещи, Марлоу.
– Бывало, людей убивали ни за что. Беседуя с вами первый раз, я сказал, что я детектив. Обдумай хорошенько это своей прелестной головкой! Я работаю детективом, а не играю в детектива!
Вивиан порылась в сумке, вынула платочек и отвернулась от меня. Слышно было, как она рвет батист зубами – медленно и размеренно.
– Почему вам кажется, что он держит меня на каком-то крючке? -прошептала она наконец голосом, приглушенным платком.
– Он позволяет вам выиграть кучу денег, после чего посылает за вами наемника с револьвером, чтобы отобрать их. А вы даже не особенно удивлены. Вы даже не говорите мне спасибо за то, что я спас вас. Ведь этот инцидент был обыкновенной комедией. А если бы я хотел польстить себе, то сказал бы, что сыграна она специально для меня.
– Вы считаете, что он может выигрывать и проигрывать когда захочет?
– Безусловно. При равномерных ставках четыре раза на пять игр.
– Должна ли я сказать, что ваша наглость отвратительна, мистер сыщик? – Вы ничего не должны. Мне уже заплатили.
Она выбросила в окно порванный на кусочки платок.
– Вы восхитительно ведете себя с женщинами!
– Я с большим удовольствием целовал вас.
– Но при этом ни на мгновение не потеряли головы. Это слишком унизительно. Кого мне за это поблагодарить – вас или отца?
– Я в самом деле с удовольствием целовал вас.
Голос Вивиан вдруг зазвучал холодно.
– Увезите меня отсюда, – процедила она, – будьте любезны. Я мечтаю о том, чтобы оказаться дома.
– Вы не желаете относиться ко мне как сестра к брату?
– Если бы у меня была бритва, я перерезала бы вам горло...
Чтобы проверить, что вытечет из раны!
– Зеленая жидкость, как из гусеницы, миссис Риган.
Я завел мотор, развернулся и вскоре мы пересекли железную дорогу, въехали на автостраду, а затем в город. Вивиан не разговаривала со мной. Она сидела неподвижно всю дорогу. Наконец я проехал через ворота и по осевшей подъездной дорожке подъехал к дому. Резким движением она открыла дверь и выскочила из машины прежде чем я успел как следует затормозить. Она по-прежнему молчала. Я смотрел на ее спину, пока она нажимала кнопку звонка. Дверь открылась и на пороге показался Норрис. Она разъяренно протиснулась возле него и исчезла внутри дома. Дверь с треском захлопнулась, а я сидел и глазел на нее.
Потом развернулся и поехал домой.
Глава 24
Глава 25
– Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову, целуя тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.
– Ты сукин сын, – тихо сказала она, не двигаясь с места.
Я рассмеялся прямо ей в лицо, потом сказал:
– Пусть тебе не кажется, что я просто кусок льда. Я не слепой и не лишен других чувств. В моих жилах течет кровь, так же, как и в жилах других мужчин. Слишком легко тебя можно получить, чертовски легко. На каком крючке держит тебя Эдди Марз?
– Если спросишь меня еще раз, я начну кричать!
– Не сдерживайся, ори!
Резким движением она отодвинулась от меня и осталась сидеть неподвижно возле окна.
– Бывало, людей убивали за более глупые вещи, Марлоу.
– Бывало, людей убивали ни за что. Беседуя с вами первый раз, я сказал, что я детектив. Обдумай хорошенько это своей прелестной головкой! Я работаю детективом, а не играю в детектива!
Вивиан порылась в сумке, вынула платочек и отвернулась от меня. Слышно было, как она рвет батист зубами – медленно и размеренно.
– Почему вам кажется, что он держит меня на каком-то крючке? -прошептала она наконец голосом, приглушенным платком.
– Он позволяет вам выиграть кучу денег, после чего посылает за вами наемника с револьвером, чтобы отобрать их. А вы даже не особенно удивлены. Вы даже не говорите мне спасибо за то, что я спас вас. Ведь этот инцидент был обыкновенной комедией. А если бы я хотел польстить себе, то сказал бы, что сыграна она специально для меня.
– Вы считаете, что он может выигрывать и проигрывать когда захочет?
– Безусловно. При равномерных ставках четыре раза на пять игр.
– Должна ли я сказать, что ваша наглость отвратительна, мистер сыщик? – Вы ничего не должны. Мне уже заплатили.
Она выбросила в окно порванный на кусочки платок.
– Вы восхитительно ведете себя с женщинами!
– Я с большим удовольствием целовал вас.
– Но при этом ни на мгновение не потеряли головы. Это слишком унизительно. Кого мне за это поблагодарить – вас или отца?
– Я в самом деле с удовольствием целовал вас.
Голос Вивиан вдруг зазвучал холодно.
– Увезите меня отсюда, – процедила она, – будьте любезны. Я мечтаю о том, чтобы оказаться дома.
– Вы не желаете относиться ко мне как сестра к брату?
– Если бы у меня была бритва, я перерезала бы вам горло...
Чтобы проверить, что вытечет из раны!
– Зеленая жидкость, как из гусеницы, миссис Риган.
Я завел мотор, развернулся и вскоре мы пересекли железную дорогу, въехали на автостраду, а затем в город. Вивиан не разговаривала со мной. Она сидела неподвижно всю дорогу. Наконец я проехал через ворота и по осевшей подъездной дорожке подъехал к дому. Резким движением она открыла дверь и выскочила из машины прежде чем я успел как следует затормозить. Она по-прежнему молчала. Я смотрел на ее спину, пока она нажимала кнопку звонка. Дверь открылась и на пороге показался Норрис. Она разъяренно протиснулась возле него и исчезла внутри дома. Дверь с треском захлопнулась, а я сидел и глазел на нее.
Потом развернулся и поехал домой.
Глава 24
На этот раз холл был пуст. За пальмами, растущими в больших деревянных кадках, меня не ждал ни один наемник с револьвером, чтобы отдать мне какие-то приказы. Поднявшись на лифте на свой этаж, я направился в сторону приглушенного дверью голоса, звучавшего по радио. Мне необходимо было что-нибудь выпить и я спешил, чтобы побыстрее сделать себе коктейль. Войдя в комнату, я не стал включать свет, а прошел прямо в маленькую кухоньку, но вдруг почувствовал, что что-то не так. В воздухе витал какой-то запах. Занавески на окнах были задернуты и сквозь них с улицы сочился слабый свет. Я остановился, прислушиваясь. Запах, витающий в воздухе, был тяжелым дурманящим запахом духов.
Однако ничего не было слышно, ни малейшего шороха. Наконец мои глаза привыкли к темноте и тогда я увидел на полу перед собой что-то, чего там не должно было быть. Я отступил, нащупал большим пальцем выключатель и зажег свет.
Кровать-диван была разложена и из нее доносилось чье-то хихиканье. Светловолосая голова была погружена в мою подушку, виднелись два голых плеча, а две принадлежавшие им руки, сплелись под головой. Кармен Стернвуд лежала в моей собственной кровати и смеялась. Волна светлых волос покоилась на подушке, как будто специально уложенная с этой целью опытными руками. Серо-голубые глаза глядели на меня со свойственным им выражением -были пусты как два темных отверстия револьверных стволов. Она смеялась. Ее маленькие острые зубы блестели.
– Правда, я красивая?
– Как пьяный негр в воскресную ночь, – жестко ответил я.
Я подошел к торшеру, зажег его и погасил верхний свет. Затем вернулся назад и склонился над шахматной доской, стоявшей на маленьком столике. Это была задача «мат в шесть ходов». Я не мог решить ее, как, впрочем, и много других своих проблем. Взяв офицера, я передвинул его на другое поле, затем снял шляпу и пальто и бросил их, не глядя куда.
С кровати до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на попискивание крыс за деревянными панелями старого дома.
– Держу пари ты не угадаешь, как я сюда вошла.
– Держу пари, что угадаю. – Я взял сигарету и хмуро взглянул на нее. – Ты проникла в замочную скважину, как святой Петр.
– А кто это такой?
– Малый, с которым я играл однажды в биллиард.
Она хихикнула.
– Ну ты и чудак.
Я хотел посоветовать ей, чтобы она не забывала про свой большой палец, но она меня опередила. Напоминать ей это не было нужды. Она вытащила из-под головы правую руку и начала сосать палец, глядя на меня круглыми бесстыжими глазами.
– Я совсем голая, – сообщила она, видя, что я кончил курить и гляжу на нее.
– Боже мой, – сказал я. – Это вертелось у меня на кончике языка. Еще чуть-чуть и я сказал бы: «Держу пари, что ты совсем голая. А я в постели обычно ношу галоши, чтобы не поскользнуться на скользком полу, когда проснусь в плохом настроении».
– Ты хорошенький, – сказала она, игриво вертя головой как маленький котенок. Затем вынула левую руку из-под головы, взялась за край одеяла и после драматической паузы – откинула его. Действительно, она была в том, в чем ее мать родила. Она лежала в кровати голая и в свете настольной лампы поблескивала, как жемчужина. Обе Стернвудовские девчонки многое приносили мне в жертву.
Я смахнул крошку табака с нижней губы.
– Это прекрасно. Жаль только, что я уже видел это однажды. Помнишь? Я тот парень, с которым ты все время сталкиваешься, когда на тебе ничего нет.
Она хихикнула и снова прикрылась одеялом.
– Итак, скажи, пожалуйста, как ты сюда вошла? – спросил я.
– Меня впустил администратор. Я показала ему твою визитку, которую стащила у Вивиан. Я сказала ему, что ты меня вызвал и я должна подождать тебя. Конечно я...
Я была очень таинственной.
– Отлично, – сказал я. – Администраторы тоже проявляют иногда мягкость. А теперь, раз уж я знаю, как ты вошла, может, скажешь мне еще и то, как собираешься выйти отсюда?
Она засмеялась.
– О, пока еще не собираюсь. Еще долго нет... Мне здесь очень гравится, да и ты хорошенький...
– Послушай, – я наставил на нее сигарету. – Не заставляй меня еще раз одевать тебя. Я устал. Конечно, я ценю все, что ты мне предлагаешь. Однако это больше, чем я могу принять. Догхауз Рэйли никогда не смог бы так использовать своего друга. А я твой друг и не могу использовать тебя даже вопреки себе самому. Мы должны остаться друзьями, а этот путь не ведет к дружбе. Теперь ты могла бы одеться, как маленькая послушная девочка?
Она отрицательно завертела головой.
– Послушай, – продолжал я, – ты же совсем ничего не чувствуешь ко мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть. Но тебе не нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который нашел тебя...
– Погаси свет, – засмеялась она.
Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
– Поверь, это не из-за соседей, – сказал я. – Им нет до этого дела. В таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин... Одной больше, одной меньше – какая разница. Дом от этого не рухнет. Но для меня это дело профессиональной чести. Ты знаешь, что значит профессиональная честь? Я работаю на твоего отца. Это очень больной человек, очень слабый и нуждающийся в помощи. И он мне полностью доверяет, без всяких оговорок. Кармен, очень прошу тебя, оденься!
– Тебя зовут не Догхауз Рэйли, – заявила она. – Тебя зовут Филип Марлоу. Ты меня не обманешь.
Я снова посмотрел на шахматную доску и понял, что неправильно поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра не для рыцарей. Я снова посмотрел на Кармен. Теперь она лежала тихо. Бледное лицо на фоне подушек, большие потемневшие глаза, пустые, как колодцы во время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло. Я понял, что неопределенный проблеск сомнения шевельнулся в ее душе. Полностью она еще не осознавала этого. Это слишком трудно для женщины, особенно для очень хорошенькой, осознать, что ее тело не всегда прельщает.
– Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, – сказал я. – Может, ты тоже выпьешь один?
– Ага. – Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня серьезно, в них росло сомнение, вползало неотвратимо, как кот, подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
– Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик, хорошо?
Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное шипение. Она ничего не ответила. Я прошел в кухню, смешал виски с содовой и налил в два стаканчика. Увы, у меня не было настоящих возбуждающих напитков, таких как нитроглицерин или дистиллированная слюна тигра. Она не шевельнулась, когда я вернулся. Шипение прекратилось. Глаза ее снова были мертвы, губы начали улыбаться мне. Вдруг она вскочила, сбросила с себя одеяло и протянула руку.
– Дай мне!
– Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету. – Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
Я смотрел в другую сторону. И вдруг снова услышал то странное шипение, резкое и громкое. Это заставило меня взглянуть на нее. Она сидела нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее был широко раскрыт, а лицо похоже на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не имел ничего общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, – хотя они и были пусты, как всегда, – таилось что-то такое, чего я никогда еще до сих пор не видел в женских глазах.
Наконец ее губы шевельнулись медленно и осторожно, как будто были искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
Она грязно обозвала меня.
Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
Или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната была местом, где я жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие «мой дом». В этой комнате было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной, все мое прошлое. Это было не так уж много – радиоприемник, шахматы, несколько книжек, картин, старые письма и разные прочие пустяки. Собственно, ничего особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто помогло мне осознать это.
– Даю тебе три минуты, – спокойно сказал я. – На одевание и уход отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой... Так, как стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши! Зубы ее стучали, а шипение становилось все более громким и все более звериным. Она спустила ноги на пол и взяла одежду, лежавшую на стуле рядом с кроватью. Она одевалась, а я смотрел на нее. Одевалась она неловкими, -для женщины, – негнущимися пальцами, но несмотря на это быстро. Через две минуты она уже была готова. Я следил за временем.
Она стояла рядом с кроватью, прижимая к шубке зеленую сумочку. На голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все с тем же лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она подошла к двери, открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В комнату поплыл вечерний воздух, приторно-сладковатый, перенасыщенный уличными запахами большого города и выхлопными газами. Я взял коктейль и стал медленно пить. Внизу хлопнула входная дверь, по пустому тротуару застучали каблуки. Где-то неподалеку взревел мотор, и машина, быстро набирая скорость, унеслась в ночь.
Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще сохраняла форму ее маленькой головы, а на простыне виднелся отпечаток ее деликатного развращенного тела.
Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.
Однако ничего не было слышно, ни малейшего шороха. Наконец мои глаза привыкли к темноте и тогда я увидел на полу перед собой что-то, чего там не должно было быть. Я отступил, нащупал большим пальцем выключатель и зажег свет.
Кровать-диван была разложена и из нее доносилось чье-то хихиканье. Светловолосая голова была погружена в мою подушку, виднелись два голых плеча, а две принадлежавшие им руки, сплелись под головой. Кармен Стернвуд лежала в моей собственной кровати и смеялась. Волна светлых волос покоилась на подушке, как будто специально уложенная с этой целью опытными руками. Серо-голубые глаза глядели на меня со свойственным им выражением -были пусты как два темных отверстия револьверных стволов. Она смеялась. Ее маленькие острые зубы блестели.
– Правда, я красивая?
– Как пьяный негр в воскресную ночь, – жестко ответил я.
Я подошел к торшеру, зажег его и погасил верхний свет. Затем вернулся назад и склонился над шахматной доской, стоявшей на маленьком столике. Это была задача «мат в шесть ходов». Я не мог решить ее, как, впрочем, и много других своих проблем. Взяв офицера, я передвинул его на другое поле, затем снял шляпу и пальто и бросил их, не глядя куда.
С кровати до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на попискивание крыс за деревянными панелями старого дома.
– Держу пари ты не угадаешь, как я сюда вошла.
– Держу пари, что угадаю. – Я взял сигарету и хмуро взглянул на нее. – Ты проникла в замочную скважину, как святой Петр.
– А кто это такой?
– Малый, с которым я играл однажды в биллиард.
Она хихикнула.
– Ну ты и чудак.
Я хотел посоветовать ей, чтобы она не забывала про свой большой палец, но она меня опередила. Напоминать ей это не было нужды. Она вытащила из-под головы правую руку и начала сосать палец, глядя на меня круглыми бесстыжими глазами.
– Я совсем голая, – сообщила она, видя, что я кончил курить и гляжу на нее.
– Боже мой, – сказал я. – Это вертелось у меня на кончике языка. Еще чуть-чуть и я сказал бы: «Держу пари, что ты совсем голая. А я в постели обычно ношу галоши, чтобы не поскользнуться на скользком полу, когда проснусь в плохом настроении».
– Ты хорошенький, – сказала она, игриво вертя головой как маленький котенок. Затем вынула левую руку из-под головы, взялась за край одеяла и после драматической паузы – откинула его. Действительно, она была в том, в чем ее мать родила. Она лежала в кровати голая и в свете настольной лампы поблескивала, как жемчужина. Обе Стернвудовские девчонки многое приносили мне в жертву.
Я смахнул крошку табака с нижней губы.
– Это прекрасно. Жаль только, что я уже видел это однажды. Помнишь? Я тот парень, с которым ты все время сталкиваешься, когда на тебе ничего нет.
Она хихикнула и снова прикрылась одеялом.
– Итак, скажи, пожалуйста, как ты сюда вошла? – спросил я.
– Меня впустил администратор. Я показала ему твою визитку, которую стащила у Вивиан. Я сказала ему, что ты меня вызвал и я должна подождать тебя. Конечно я...
Я была очень таинственной.
– Отлично, – сказал я. – Администраторы тоже проявляют иногда мягкость. А теперь, раз уж я знаю, как ты вошла, может, скажешь мне еще и то, как собираешься выйти отсюда?
Она засмеялась.
– О, пока еще не собираюсь. Еще долго нет... Мне здесь очень гравится, да и ты хорошенький...
– Послушай, – я наставил на нее сигарету. – Не заставляй меня еще раз одевать тебя. Я устал. Конечно, я ценю все, что ты мне предлагаешь. Однако это больше, чем я могу принять. Догхауз Рэйли никогда не смог бы так использовать своего друга. А я твой друг и не могу использовать тебя даже вопреки себе самому. Мы должны остаться друзьями, а этот путь не ведет к дружбе. Теперь ты могла бы одеться, как маленькая послушная девочка?
Она отрицательно завертела головой.
– Послушай, – продолжал я, – ты же совсем ничего не чувствуешь ко мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть. Но тебе не нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который нашел тебя...
– Погаси свет, – засмеялась она.
Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
– Поверь, это не из-за соседей, – сказал я. – Им нет до этого дела. В таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин... Одной больше, одной меньше – какая разница. Дом от этого не рухнет. Но для меня это дело профессиональной чести. Ты знаешь, что значит профессиональная честь? Я работаю на твоего отца. Это очень больной человек, очень слабый и нуждающийся в помощи. И он мне полностью доверяет, без всяких оговорок. Кармен, очень прошу тебя, оденься!
– Тебя зовут не Догхауз Рэйли, – заявила она. – Тебя зовут Филип Марлоу. Ты меня не обманешь.
Я снова посмотрел на шахматную доску и понял, что неправильно поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра не для рыцарей. Я снова посмотрел на Кармен. Теперь она лежала тихо. Бледное лицо на фоне подушек, большие потемневшие глаза, пустые, как колодцы во время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло. Я понял, что неопределенный проблеск сомнения шевельнулся в ее душе. Полностью она еще не осознавала этого. Это слишком трудно для женщины, особенно для очень хорошенькой, осознать, что ее тело не всегда прельщает.
– Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, – сказал я. – Может, ты тоже выпьешь один?
– Ага. – Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня серьезно, в них росло сомнение, вползало неотвратимо, как кот, подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
– Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик, хорошо?
Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное шипение. Она ничего не ответила. Я прошел в кухню, смешал виски с содовой и налил в два стаканчика. Увы, у меня не было настоящих возбуждающих напитков, таких как нитроглицерин или дистиллированная слюна тигра. Она не шевельнулась, когда я вернулся. Шипение прекратилось. Глаза ее снова были мертвы, губы начали улыбаться мне. Вдруг она вскочила, сбросила с себя одеяло и протянула руку.
– Дай мне!
– Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету. – Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
Я смотрел в другую сторону. И вдруг снова услышал то странное шипение, резкое и громкое. Это заставило меня взглянуть на нее. Она сидела нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее был широко раскрыт, а лицо похоже на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не имел ничего общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, – хотя они и были пусты, как всегда, – таилось что-то такое, чего я никогда еще до сих пор не видел в женских глазах.
Наконец ее губы шевельнулись медленно и осторожно, как будто были искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
Она грязно обозвала меня.
Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
Или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната была местом, где я жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие «мой дом». В этой комнате было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной, все мое прошлое. Это было не так уж много – радиоприемник, шахматы, несколько книжек, картин, старые письма и разные прочие пустяки. Собственно, ничего особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто помогло мне осознать это.
– Даю тебе три минуты, – спокойно сказал я. – На одевание и уход отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой... Так, как стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши! Зубы ее стучали, а шипение становилось все более громким и все более звериным. Она спустила ноги на пол и взяла одежду, лежавшую на стуле рядом с кроватью. Она одевалась, а я смотрел на нее. Одевалась она неловкими, -для женщины, – негнущимися пальцами, но несмотря на это быстро. Через две минуты она уже была готова. Я следил за временем.
Она стояла рядом с кроватью, прижимая к шубке зеленую сумочку. На голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все с тем же лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она подошла к двери, открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В комнату поплыл вечерний воздух, приторно-сладковатый, перенасыщенный уличными запахами большого города и выхлопными газами. Я взял коктейль и стал медленно пить. Внизу хлопнула входная дверь, по пустому тротуару застучали каблуки. Где-то неподалеку взревел мотор, и машина, быстро набирая скорость, унеслась в ночь.
Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще сохраняла форму ее маленькой головы, а на простыне виднелся отпечаток ее деликатного развращенного тела.
Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.
Глава 25
В это утро снова шел дождь – мелкий касой дождь, создававший над городом хрустальную завесу. Чувствуя себя разбитым и уставшим, я встал, подошел к окну и выглянул в него. Глубокое отвращение к семье Стернвудов овладело мной. Я прошел на кухню и выпил там две чашки черного кофе. Голова у человека может трещать не только с похмелья. У меня она трещала от женщин. Меня тошнило от них.
Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул на улицу. По другую сторону дороги в каких-нибудь двухстах метрах стоял серый «плимут». Тот самый, который следовал вчера за мной и о котором я спрашивал у Эдди Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь полицейский, который как раз располагал свободным временем и хотел развлечься, выслеживая мою персону. Возможно, это был какой-то коллега-детектив, получивший указание сунуть нос не в свое дело и обещание, что ему за это кое-что перепадет. Или это был, – возможно, – священник с Бермуд, которому не понравилась моя ночная жизнь.
Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и проехал мимо серого «плимута». В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то, что ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у меня на заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько близко, чтобы я мог перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился неподалеку от моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам, высоко подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного крана. Я подошел к перекрестку, перешел на другую сторону улицы и продефилировал возле автомобиля. «Плимут» не двигался с места и из него никто не показывался. Я дернул дверцу.
Небольшого роста мужчина со сметливыми глазами сидел за рулем, вжавшись в угол. Я стоял и смотрел на него, чувствуя спиной удары дождевых капель. Его глаза поблескивали сквозь облака дыма, руки нервно постукивали по баранке.
– Никак не можете решиться? – спросил я.
Он сглотнул слюну, сигарета задрожала в его сжатых губах.
– Мне кажется, я вас не знаю, – произнес он тихим, как будто испуганным голосом.
– Марлоу. К вашим услугам. Человек, за которым вы несколько дней пытаетесь следить.
– Ни за кем я не слежу.
– Зато эта телега – да. А может она вам не подчиняется? А впрочем, делайте все, что вам нравится. Сейчас я иду завтракать в кафе напротив. На завтрак будет апельсиновый сок, яичница с ветчиной, булочки, мед, три или четыре чашки кофе. Ага! И зубочистка. Потом поеду в свою контору, находящуюся на седьмом этаже, в здании, напротив которого мы стоим. Если вас по-прежнему что-то будет тревожить, решитесь и приходите выплеснуть это из себя. А я тем временем пойду и смажу свой пулемет.
Я оставил его в машине, моргающего глазами.
Спустя двадцать минут меня посетила уборщица и мне представилась возможность распечатать толстый конверт, адресованный на мое имя красивым старомодным почерком. В нем была короткая официальная записка и чек на пятьсот долларов, выписанный на Филипа Марлоу и подписанный за генерала Гая Бризея Стернвуда Винсентом Норрисом. День начинался действительно чудесно. Я как раз заполнял бланк для банка, когда звук звонка дал мне понять, что кто-то решил посетить меня. В комнату вошел маленький человечек из «плимута».
– Ну, наконец-то, – сказал я. – Входите и снимайте плащ.
Он осторожно, пока я придерживал дверь, проскользнул мимо меня, так, словно опасался, что я вот-вот дам ему пинка. Мы уселись друг против друга по обе стороны стола. Рост его был действительно невелик, примерно метр пятьдесят. У него были зоркие блестящие глаза, которым он пытался придать строгое выражение, но они выглядели так же строго, как устрица с открытой раковиной. На нем был двубортный темно-серый костюм, слишком широкий в плечах и со слишком широкими лацканами, и галстук с мокрыми пятнами от дождя.
– Может, вы меня знаете, – начал он. – Меня зовут Гарри Джонс.
Я сказал, что не знаю его и пододвинул к нему портсигар с сигаретами. Его маленькие изящные пальчики молниеносно схватили одну из них, словно форель, заглатывающая муху. Он прикурил ее от стоявшей на столе зажигалки и помахал рукой, разгоняя дым.
– Я не какой-нибудь там молокосос, – проинформировал он. – Знаю этих парней и им подобных! Я немного занимался контрабандой спиртного. Это клевое дело, старик. Едешь себе, бывало, на машине с револьвером на коленях и полным патронташем на поясе. Иногда нам случалось прихлопнуть по дороге парочку конов. Замечательное дело.
– Потрясающе, – сказал я.
Он уселся на стуле поудобнее и выпустил вверх облачко дыма уголком маленьких сжатых губ.
– Может, вы мне не верите?
– Может, да, а может нет. Возможно также, что я еще не успел забить себе голову мыслями о том, правду вы говорите или нет. Но с какой целью вы рассказали все это? Чего вы ожидаете от меня?
– Ничего, – едко ответил он.
– Вы уже несколько дней следите за мной, – продолжал я. – Как мальчишка, желающий подцепить девушку и не осмеливающийся на это. Может, вы страховой агент? А может вы знаете парня по имени Джо Броуди? Есть много разных «может» по той простой причине, что в моей профессии всегда по уши всяких дел.
Он вытаращил глаза, а нижняя челюсть у него отвисла чуть не до колена.
– Господи! Откуда вы знаете все это?
– Я ясновидящий, – сказал я. – Так что выкладывайте все без утайки. Не могу же я ждать целый день.
Блестящие глаза почти исчезли под прищуренными веками. Воцарилась тишина. Дождь тарахтел по крыше «Мэншн-Хауз» под моими окнами. Человек, сидевший напротив меня, наконец поднял веки, его глаза снова заблестели, и он задумчиво произнес:
– Конечно, я хотел разузнать что-нибудь о вас, чтобы знать, что делать. У меня есть кое-что на продажу...
Это дешево, сотни за две. Почему вы связываете меня с Броуди?
Я распечатал письмо и прочитал его. Оно касалось прохождения полуторагодового курса дактилоскопии и приобретения разных других профессиональных навыков. Я бросил его в корзину и снова посмотрел на маленького человека.
– Не обращайте внимания, я просто размышлял. Вы не полицейский. Вы также не член банды Эдди Марза. Я спрашивал его об этом прошлой ночью. А больше я не знаю никого, кроме друзей Джо Броуди, кто мог бы так интересоваться моей персоной.
– Боже мой! – сказал он и облизнул нижнюю губу. Лицо его стало белым, как бумага, когда я упомянул Эдди Марза. Он раскрыл рот, и сигарета, неизвестно каким образом повисла в его уголке, словно приросла. – Вы подтруниваете надо мной, – сказал он с улыбкой, какую можно встретить только в кресле у стоматолога.
– Конечно подтруниваю, – подтвердил я и распечатал другое письмо. Мне предлагали предоставлять информацию прямо из логова льва, иначе говоря из Вашингтона: все, что происходит в кулуарах, вплоть до мелочей. – Надеюсь Агнессу уже выпустили? – спросил я.
– Да. Это она меня сюда послала. Вас это интересует?
– Естественно – такая сладкая блондинка.
– Бросьте. Вы кое-на что намекнули...
В ту ночь, когда прихлопнули Броуди. Мол Броуди, знал что-то важное о Стернвудах, иначе не рискнул бы посылать им те фотографии.
– Ага. Значит, он что-то знал. Что именно?
– То, что стоит двести долларов.
Я бросил в корзину еще несколько реклам и прикурил еще одну сигарету. – Нам надо исчезнуть из города, – продолжал он. – Агнесса очень хорошая девушка. Вы не можете вменить ей в вину Гейгера и его книжки. Вы же знаете, что женщинам ныне приходится не очень легко, верно?
– Она для вас слишком велика, – заметил я. – Она вас расплющит и задушит, если окажется сверху.
– Глуповатая шутка, – произнес он с таким чувством собственного достоинства, что я удивленно уставился на него.
– Вы правы, – согласился я. – В последнее время я вращался в плохом обществе. Давайте покончим с разговорами и перейдем к делу. Что вы можете предложить за эти деньги?
– А вы заплатите?
– А что мне это даст?
– Что если это поможет вам отыскать Расти Ригана?
– Я не ищу Расти Ригана.
– Слова. Так вы хотите услышать это или нет?
– Итак, мой дорогой, облегчите душу. Я заплачу за все, что мне пригодится. За две сотни в нашей профессии покупается куча информации!
– Эдди Марз велел застрелить Ригана, – сказал он и расселся на стуле так, словно его только что выбрали вице-президентом.
Я указал рукой на дверь и произнес:
– Не собираюсь спорить с вами, надо экономить кислород. Ступайте восвояси.
Он наклонился над столом и сжал зубы. Из-за перегородки доносился монотонный стук пишушей машинки – строчка за строчкой, страница за страницей.
– Я вовсе не шучу, – запротестовал он.
– Кончайте! Не мешайте работать, я очень занят.
– Никуда я не пойду, – резко сказал он. – Я пришел сюда, чтобы сказать то, что надо, и я сделал это. Я лично знал Расти. Не очень хорошо, но все же достаточно для того, чтобы спросить при встрече: «Как поживаешь?» И он отвечал мне или же нет – в зависимости от настроения. Он был симпатичным парнем. Я его любил. Он увлекался певицей из кабаре -Моной Грант. Позже она сменила фамилию на Марз. Расти страдал и женился на богатой даме, которая бегала по ночным ресторанам, как будто дома у нее не было своей кровати. Вы очень хорошо ее знаете. Высокая, черноволосая, могла бы выиграть не один конкурс красоты, но принадлежит к тому типу женщин, которые являются проклятием для любого мужчины. Истеричка. Расти с ней не ладил, а с деньгами ее отца должен был ладить, да? Ведь вы так думаете, да? Но Риган был очень странным типом. Он всегда думал не так, как другие, всегда искал что-нибудь другое, и едва сознавал, где находится в данный момент. Мне кажется, ему вообще было плевать на деньги. А если так говорю я, приятель, то это комплимент.
Маленький человечек вовсе не был так глуп. Мелкий, скользкий комбинатор. Никто и не заподозрил бы, что у него могут быть такие мысли, и, более того, что он умеет их выражать.
– Вот он и сбежал, – сказал я.
– Может быть, хотел сбежать. С той женщиной, Моной. Она не жила с Эдди Марзом, потому что ненавидела все эти его делишки, особенно нелегальные, такие как шантаж, угон автомобилей, ограбления, укрывание тех, кто бежал с Востока, где их разыскивали, и так далее. Ходят слухи, что однажды ночью Риган предостерег Марза, что если тот впутает Мону во что-нибудь противозаконное, то будет иметь дело с ним.
– Большая часть того, что вы мне рассказываете, содержится в отчетах, – заметил я. – За это вы не можете требовать у меня деньги, Гарри.
– Я как раз перехожу к тому, чего нет в отчетах. Риган тогда начал вести себя как безумный. Я каждый день встречал его в ресторане Варди, он сидел там, уставившись в стену, и пил ирландское виски. Говорил очень мало. Иногда поручал мне заключить какое-нибудь пари, то там, то тут. В принципе я из-за этого туда и приходил.
– Мне казалось, он работал в страховой компании?
– Это была только маскировка. Хотя думаю, что он мог бы продать и страховой полис, если бы возникла необходимость. Так вот, примерно с половины сентября я ни разу не встретил Ригана, но поначалу не обратил на это внимания. Знаете, как это бывает: есть человек, значит его видишь, а когда его нет, не видишь и забываешь, пока что-нибудь не напомнит о нем. Я начал задумываться, услышав однажды, как кто-то шутя рассказывал, что жена Эдди Марза сбежала с Расти Риганом, и что Эдди, вместо того, чтобы переживать, ведет себя так, будто это он одурачил кого-то. Я рассказал об этом Джо Броуди, ну а Джо Броуди был очень изворотлив.
– Как сам черт, – подтвердил я.
– Конечно не так, как копы, но все же. У него не было денег. Вот он и начал вынюхивать, не удастся ли ему напасть на след тех двух воркующих голубков. Тогда он мог бы получить двойную сумму: от Эдди Марза и от жены Ригана. Джо немного знал эту семейку.
– Это «немного» составило пять тысяч, – сказал я. – И он хотел вытянуть из них еще столько же.
– В самом деле? – Гарри Джонс был явно удивлен. – Агнесса должна была сказать мне об этом. Но уж таковы женщины. Всегда что-нибудь скрывают. Итак, мы вместе с Джо внимательно следили за газетами, но ничего не нашли в них, поэтому сделали вывод, что старик Стернвуд хочет все это затушевать. Потом я встретил как-то у Варди Лаша Кэнино. Вы его знаете?
Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул на улицу. По другую сторону дороги в каких-нибудь двухстах метрах стоял серый «плимут». Тот самый, который следовал вчера за мной и о котором я спрашивал у Эдди Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь полицейский, который как раз располагал свободным временем и хотел развлечься, выслеживая мою персону. Возможно, это был какой-то коллега-детектив, получивший указание сунуть нос не в свое дело и обещание, что ему за это кое-что перепадет. Или это был, – возможно, – священник с Бермуд, которому не понравилась моя ночная жизнь.
Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и проехал мимо серого «плимута». В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то, что ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у меня на заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько близко, чтобы я мог перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился неподалеку от моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам, высоко подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного крана. Я подошел к перекрестку, перешел на другую сторону улицы и продефилировал возле автомобиля. «Плимут» не двигался с места и из него никто не показывался. Я дернул дверцу.
Небольшого роста мужчина со сметливыми глазами сидел за рулем, вжавшись в угол. Я стоял и смотрел на него, чувствуя спиной удары дождевых капель. Его глаза поблескивали сквозь облака дыма, руки нервно постукивали по баранке.
– Никак не можете решиться? – спросил я.
Он сглотнул слюну, сигарета задрожала в его сжатых губах.
– Мне кажется, я вас не знаю, – произнес он тихим, как будто испуганным голосом.
– Марлоу. К вашим услугам. Человек, за которым вы несколько дней пытаетесь следить.
– Ни за кем я не слежу.
– Зато эта телега – да. А может она вам не подчиняется? А впрочем, делайте все, что вам нравится. Сейчас я иду завтракать в кафе напротив. На завтрак будет апельсиновый сок, яичница с ветчиной, булочки, мед, три или четыре чашки кофе. Ага! И зубочистка. Потом поеду в свою контору, находящуюся на седьмом этаже, в здании, напротив которого мы стоим. Если вас по-прежнему что-то будет тревожить, решитесь и приходите выплеснуть это из себя. А я тем временем пойду и смажу свой пулемет.
Я оставил его в машине, моргающего глазами.
Спустя двадцать минут меня посетила уборщица и мне представилась возможность распечатать толстый конверт, адресованный на мое имя красивым старомодным почерком. В нем была короткая официальная записка и чек на пятьсот долларов, выписанный на Филипа Марлоу и подписанный за генерала Гая Бризея Стернвуда Винсентом Норрисом. День начинался действительно чудесно. Я как раз заполнял бланк для банка, когда звук звонка дал мне понять, что кто-то решил посетить меня. В комнату вошел маленький человечек из «плимута».
– Ну, наконец-то, – сказал я. – Входите и снимайте плащ.
Он осторожно, пока я придерживал дверь, проскользнул мимо меня, так, словно опасался, что я вот-вот дам ему пинка. Мы уселись друг против друга по обе стороны стола. Рост его был действительно невелик, примерно метр пятьдесят. У него были зоркие блестящие глаза, которым он пытался придать строгое выражение, но они выглядели так же строго, как устрица с открытой раковиной. На нем был двубортный темно-серый костюм, слишком широкий в плечах и со слишком широкими лацканами, и галстук с мокрыми пятнами от дождя.
– Может, вы меня знаете, – начал он. – Меня зовут Гарри Джонс.
Я сказал, что не знаю его и пододвинул к нему портсигар с сигаретами. Его маленькие изящные пальчики молниеносно схватили одну из них, словно форель, заглатывающая муху. Он прикурил ее от стоявшей на столе зажигалки и помахал рукой, разгоняя дым.
– Я не какой-нибудь там молокосос, – проинформировал он. – Знаю этих парней и им подобных! Я немного занимался контрабандой спиртного. Это клевое дело, старик. Едешь себе, бывало, на машине с револьвером на коленях и полным патронташем на поясе. Иногда нам случалось прихлопнуть по дороге парочку конов. Замечательное дело.
– Потрясающе, – сказал я.
Он уселся на стуле поудобнее и выпустил вверх облачко дыма уголком маленьких сжатых губ.
– Может, вы мне не верите?
– Может, да, а может нет. Возможно также, что я еще не успел забить себе голову мыслями о том, правду вы говорите или нет. Но с какой целью вы рассказали все это? Чего вы ожидаете от меня?
– Ничего, – едко ответил он.
– Вы уже несколько дней следите за мной, – продолжал я. – Как мальчишка, желающий подцепить девушку и не осмеливающийся на это. Может, вы страховой агент? А может вы знаете парня по имени Джо Броуди? Есть много разных «может» по той простой причине, что в моей профессии всегда по уши всяких дел.
Он вытаращил глаза, а нижняя челюсть у него отвисла чуть не до колена.
– Господи! Откуда вы знаете все это?
– Я ясновидящий, – сказал я. – Так что выкладывайте все без утайки. Не могу же я ждать целый день.
Блестящие глаза почти исчезли под прищуренными веками. Воцарилась тишина. Дождь тарахтел по крыше «Мэншн-Хауз» под моими окнами. Человек, сидевший напротив меня, наконец поднял веки, его глаза снова заблестели, и он задумчиво произнес:
– Конечно, я хотел разузнать что-нибудь о вас, чтобы знать, что делать. У меня есть кое-что на продажу...
Это дешево, сотни за две. Почему вы связываете меня с Броуди?
Я распечатал письмо и прочитал его. Оно касалось прохождения полуторагодового курса дактилоскопии и приобретения разных других профессиональных навыков. Я бросил его в корзину и снова посмотрел на маленького человека.
– Не обращайте внимания, я просто размышлял. Вы не полицейский. Вы также не член банды Эдди Марза. Я спрашивал его об этом прошлой ночью. А больше я не знаю никого, кроме друзей Джо Броуди, кто мог бы так интересоваться моей персоной.
– Боже мой! – сказал он и облизнул нижнюю губу. Лицо его стало белым, как бумага, когда я упомянул Эдди Марза. Он раскрыл рот, и сигарета, неизвестно каким образом повисла в его уголке, словно приросла. – Вы подтруниваете надо мной, – сказал он с улыбкой, какую можно встретить только в кресле у стоматолога.
– Конечно подтруниваю, – подтвердил я и распечатал другое письмо. Мне предлагали предоставлять информацию прямо из логова льва, иначе говоря из Вашингтона: все, что происходит в кулуарах, вплоть до мелочей. – Надеюсь Агнессу уже выпустили? – спросил я.
– Да. Это она меня сюда послала. Вас это интересует?
– Естественно – такая сладкая блондинка.
– Бросьте. Вы кое-на что намекнули...
В ту ночь, когда прихлопнули Броуди. Мол Броуди, знал что-то важное о Стернвудах, иначе не рискнул бы посылать им те фотографии.
– Ага. Значит, он что-то знал. Что именно?
– То, что стоит двести долларов.
Я бросил в корзину еще несколько реклам и прикурил еще одну сигарету. – Нам надо исчезнуть из города, – продолжал он. – Агнесса очень хорошая девушка. Вы не можете вменить ей в вину Гейгера и его книжки. Вы же знаете, что женщинам ныне приходится не очень легко, верно?
– Она для вас слишком велика, – заметил я. – Она вас расплющит и задушит, если окажется сверху.
– Глуповатая шутка, – произнес он с таким чувством собственного достоинства, что я удивленно уставился на него.
– Вы правы, – согласился я. – В последнее время я вращался в плохом обществе. Давайте покончим с разговорами и перейдем к делу. Что вы можете предложить за эти деньги?
– А вы заплатите?
– А что мне это даст?
– Что если это поможет вам отыскать Расти Ригана?
– Я не ищу Расти Ригана.
– Слова. Так вы хотите услышать это или нет?
– Итак, мой дорогой, облегчите душу. Я заплачу за все, что мне пригодится. За две сотни в нашей профессии покупается куча информации!
– Эдди Марз велел застрелить Ригана, – сказал он и расселся на стуле так, словно его только что выбрали вице-президентом.
Я указал рукой на дверь и произнес:
– Не собираюсь спорить с вами, надо экономить кислород. Ступайте восвояси.
Он наклонился над столом и сжал зубы. Из-за перегородки доносился монотонный стук пишушей машинки – строчка за строчкой, страница за страницей.
– Я вовсе не шучу, – запротестовал он.
– Кончайте! Не мешайте работать, я очень занят.
– Никуда я не пойду, – резко сказал он. – Я пришел сюда, чтобы сказать то, что надо, и я сделал это. Я лично знал Расти. Не очень хорошо, но все же достаточно для того, чтобы спросить при встрече: «Как поживаешь?» И он отвечал мне или же нет – в зависимости от настроения. Он был симпатичным парнем. Я его любил. Он увлекался певицей из кабаре -Моной Грант. Позже она сменила фамилию на Марз. Расти страдал и женился на богатой даме, которая бегала по ночным ресторанам, как будто дома у нее не было своей кровати. Вы очень хорошо ее знаете. Высокая, черноволосая, могла бы выиграть не один конкурс красоты, но принадлежит к тому типу женщин, которые являются проклятием для любого мужчины. Истеричка. Расти с ней не ладил, а с деньгами ее отца должен был ладить, да? Ведь вы так думаете, да? Но Риган был очень странным типом. Он всегда думал не так, как другие, всегда искал что-нибудь другое, и едва сознавал, где находится в данный момент. Мне кажется, ему вообще было плевать на деньги. А если так говорю я, приятель, то это комплимент.
Маленький человечек вовсе не был так глуп. Мелкий, скользкий комбинатор. Никто и не заподозрил бы, что у него могут быть такие мысли, и, более того, что он умеет их выражать.
– Вот он и сбежал, – сказал я.
– Может быть, хотел сбежать. С той женщиной, Моной. Она не жила с Эдди Марзом, потому что ненавидела все эти его делишки, особенно нелегальные, такие как шантаж, угон автомобилей, ограбления, укрывание тех, кто бежал с Востока, где их разыскивали, и так далее. Ходят слухи, что однажды ночью Риган предостерег Марза, что если тот впутает Мону во что-нибудь противозаконное, то будет иметь дело с ним.
– Большая часть того, что вы мне рассказываете, содержится в отчетах, – заметил я. – За это вы не можете требовать у меня деньги, Гарри.
– Я как раз перехожу к тому, чего нет в отчетах. Риган тогда начал вести себя как безумный. Я каждый день встречал его в ресторане Варди, он сидел там, уставившись в стену, и пил ирландское виски. Говорил очень мало. Иногда поручал мне заключить какое-нибудь пари, то там, то тут. В принципе я из-за этого туда и приходил.
– Мне казалось, он работал в страховой компании?
– Это была только маскировка. Хотя думаю, что он мог бы продать и страховой полис, если бы возникла необходимость. Так вот, примерно с половины сентября я ни разу не встретил Ригана, но поначалу не обратил на это внимания. Знаете, как это бывает: есть человек, значит его видишь, а когда его нет, не видишь и забываешь, пока что-нибудь не напомнит о нем. Я начал задумываться, услышав однажды, как кто-то шутя рассказывал, что жена Эдди Марза сбежала с Расти Риганом, и что Эдди, вместо того, чтобы переживать, ведет себя так, будто это он одурачил кого-то. Я рассказал об этом Джо Броуди, ну а Джо Броуди был очень изворотлив.
– Как сам черт, – подтвердил я.
– Конечно не так, как копы, но все же. У него не было денег. Вот он и начал вынюхивать, не удастся ли ему напасть на след тех двух воркующих голубков. Тогда он мог бы получить двойную сумму: от Эдди Марза и от жены Ригана. Джо немного знал эту семейку.
– Это «немного» составило пять тысяч, – сказал я. – И он хотел вытянуть из них еще столько же.
– В самом деле? – Гарри Джонс был явно удивлен. – Агнесса должна была сказать мне об этом. Но уж таковы женщины. Всегда что-нибудь скрывают. Итак, мы вместе с Джо внимательно следили за газетами, но ничего не нашли в них, поэтому сделали вывод, что старик Стернвуд хочет все это затушевать. Потом я встретил как-то у Варди Лаша Кэнино. Вы его знаете?