Помощник шерифа указал на любопытствующих, стоявших в конце мола. Один из них показывал пальцем место, где была проломлена ограда. Изломы разбитых досок выделялись чистой желтизной, как у свежеспиленной сосны.
– Он упал там. Удар был очень сильным. Здесь дождь перестал идти намного раньше, чем в городе, примерно в девять вечера. Доски в местах переломов сухие, значит несчастный случай произошел когда дождя уже не было. Здесь очень глубоко, поэтому машина не разбилась. Вероятно, во время несчастья прилив еще не начался, иначе машину прижало бы к сваям. Это позволяет предположить, что все произошло около десяти часов вечера, во всяком случае не раньше. Машину заметили мальчишки, пришедшие сегодня утром ловить рыбу. Мы вызвали плавкран, что-бы вытащить ее, и тогда увидели этого парня.
Мужчина в гражданском носком ботинка ковырял доски палубы. Ольс, искоса посмотрел на меня и затянулся сигарой, словно это была сигарета.
– Он был пьян? – обронил он, не обращаясь ни к кому.
Матрос, сушивший полотенцем волосы, подошел к борту и кашлянул так громко, что все обратили на него внимание.
– Я наглотался песку, – сказал он, сплюнув. – Не так много, как наш приятель за рулем, но для меня достаточно.
– Пьян? – повторил помощник шерифа. – Может быть. Так нестись одному в дождь... Пьяные вообще вытворяют разные странные вещи.
– Пьяный! Черта с два! – заметил мужчина в гражданском. – Ручной газ наполовину оттянут, а парня стукнули по голове. Я считаю это обыкновенным убийством и так бы это и назвал, если бы кто-нибудь спросил меня.
Ольс посмотрел на матроса, державшего полотенце.
– Ну, а что думаете вы?
Мужчина улыбнулся, польщенный.
– Я считаю, что это самоубийство. Это не мое дело, но раз вы меня спросили, то я говорю, что самоубийство. С первого взгляда видно, что парень несся по молу по идеальной прямой. Следы еще видны, значит все должно было случиться уже после дождя, как и сказал шериф. Прежде чем свалиться в воду, он добавил газу, иначе не проломил бы ограду посередине и приземлился бы в море на крышу... Он просто должен был бы несколько раз перекувыркнуться. Отсюда вывод, что ехал он очень быстро, а с наполовину вытянутым ручным газом сделать это не мог бы. Он мог вытянуть газ, когда машина уже падала в море и, возможно, тогда же поранил себе голову.
– Неплохо соображаешь, старик, – сказал Ольс. – Вы обыскивали его? -обратился он к помощнику шерифа. Тот выразительно посмотрел на меня, потом на экипаж баржи. Ольс понял намек. – Ладно, это потом, – сказал он.
Со стороны пристани подошел низенький мужчина в очках на усталом лице и с черным портфелем в руке. Он поискал чистое место на палубе и поставил на него портфель. Затем снял шляпу, вытер шею и засмотрелся на море, как будто не знал, где находится и зачем его сюда вызвали.
– Вот ваш пациент, доктор, – сказал Ольс. – Он упал с моста этой ночью. Между девятью и десятью часами. Это все, что мы знаем.
Низенький мужчина окинул покойника безразличным взглядом. Ощупал ему голову, осмотрел синяк на виске, пошевелил голову в обе стороны и пощупал ребра жертвы. Поднял неподвижную мертвую руку и бросил взгляд на ногти. Опустил руку и посмотрел, как она упала. Потом отошел, открыл свой портфель, достал бланки и стал писать под копирку, говоря вслух:
– Официальная причина смерти: перелом шейных позвонков. Это означает, что в легких не должно быть много воды. Это также объясняет, почему посмортное отвердение наступило так быстро после того, как он оказался на воздухе. Советую вам вытащить его из машины, пока он еще окончательно не закостенел. Тогда это станет не так просто.
Ольс кивнул в знак согласия.
– Когда наступила смерть, доктор?
– Этого я не могу сказать.
Ольс пристально посмотрел на него, вынул изо рта сигару и бросил на нее такой же пристальный взгляд.
– Я очень рад, что познакомился с вами, доктор. Судебный врач, который не может определить время смерти в течение пяти минут, это для меня что-то совершенно новое.
Низенький мужчина скорчил кислую гримасу, спрятал бланк в портфель, а авторучку назад в карман.
– Я смогу вам это сказать, если вчера вечером он ужинал, и то лишь в том случае, если буду знать, во сколько он ужинал. И не установлю это в течение пяти минут.
– Как он получил этот синяк? Во время падения?
Низенький мужчина еще раз посмотрел на синяк.
– Думаю, нет. Повреждение нанесено тупым предметом. Подкожное кровоизлияние произошло еще при жизни.
– Какая-то дубинка, да?
– Вполне возможно. – Врач кивнул, поднял портфель и поднялся по трапу на мол. Перед порталом его уже ожидала санитарная машина.
Ольс посмотрел на меня.
– Идем. Не стоило приезжать, правда?
Мы вместе прошли по молу и сели в машину Ольса. Он резко вывернул на шоссе и двинулся по трехрядной, омытой дождем автостраде в город, минуя по пути холмы, сложенные желто-белым песком и поросшие мхом. Чайки парили над морем, внезапно бросаясь вниз, на что-то, видимое среди волн только им одним, а далеко у горизонта виднелась белая яхта, казалось висящая в воздухе.
Ольс выдвинул в мою сторону подбородок и спросил:
– Вы знали его?
– Конечно. Это шофер Стернвудов. Я видел его вчера, когда он чистил перед гаражом как раз эту машину.
– Я не хочу оказывать на вас давление, Марлоу, скажите мне только одно, есть ли какая-нибудь связь между этим шофером и тем, что вам поручено?
– Нет. Я даже имени его не знаю.
– Его зовут Оуэн Тэйлор. Откуда я это знаю? Смешная история. Год назад мы взяли его за похищение. Он хотел увезти эту ненормальную дочь Стернвуда, младшую, в Юму. Сестра поехала за ними, привезла девушку назад, а Оуэна велела посадить в каталажку. На следующий день она обратилась к окружному прокурору и добилась, чтобы парня выпустили. Сказала, что он собирался жениться на ее сестре, и что сделал бы это, но сестра неправильно поняла его... Сестричка сочла все это всего лишь замечательным приключением, несколькими приятно проведенными часами. Мы отпустили мальчишку и, черт бы меня побрал, Стернвуды снова приняли его на работу. Немного позже мы получили рапорт из Вашингтона, куда посылали оттиски его пальцев. Как оказалось, шесть лет назад его судили в штате Индиана за попытку ограбления. Он отделался тогда шестью месяцами тюремного заключения, которые провел в местной тюрьме, той самой, из которой удрал Диллингер. Разумеется, мы обо всем сообщили Стернвудам, но те оставили его у себя, несмотря ни на что. Ну и что вы об этом думаете?
– Похоже, они довольно странная семья, – сказал я. – Им уже известно, что случилось прошлой ночью?
– Нет. Я собираюсь сейчас поехать к ним.
– Если можно, ничего не говорите генералу.
– Почему?
– У него и так хватает забот, а кроме того, он болен.
– Вы имеете в виду Ригана?
Я мрачно взглянул на него.
– Я уже говорил вам, что ничего не знаю о Ригане. Я не ищу Ригана. Риганом вообще не интересуется никто из тех, кого я знаю.
– Гм, – сказал Ольс и, задумавшись, засмотрелся на море, так что машина чуть не съехала с автострады. Остальную часть пути мы почти все время молчали. Он высадил меня в Голливуде поблизости от китайского театра, а сам поехал назад к Альта Бри Кресчент, к дому Стернвудов. Я пообедал в баре и просмотрел послеобеденные газеты. О Гейгере все еще не было ни слова.
Пообедав, я пошел прогуляться по бульвару. Мне хотелось еще раз взглянуть на магазин Гейгера.
Глава 10
Глава 11
– Он упал там. Удар был очень сильным. Здесь дождь перестал идти намного раньше, чем в городе, примерно в девять вечера. Доски в местах переломов сухие, значит несчастный случай произошел когда дождя уже не было. Здесь очень глубоко, поэтому машина не разбилась. Вероятно, во время несчастья прилив еще не начался, иначе машину прижало бы к сваям. Это позволяет предположить, что все произошло около десяти часов вечера, во всяком случае не раньше. Машину заметили мальчишки, пришедшие сегодня утром ловить рыбу. Мы вызвали плавкран, что-бы вытащить ее, и тогда увидели этого парня.
Мужчина в гражданском носком ботинка ковырял доски палубы. Ольс, искоса посмотрел на меня и затянулся сигарой, словно это была сигарета.
– Он был пьян? – обронил он, не обращаясь ни к кому.
Матрос, сушивший полотенцем волосы, подошел к борту и кашлянул так громко, что все обратили на него внимание.
– Я наглотался песку, – сказал он, сплюнув. – Не так много, как наш приятель за рулем, но для меня достаточно.
– Пьян? – повторил помощник шерифа. – Может быть. Так нестись одному в дождь... Пьяные вообще вытворяют разные странные вещи.
– Пьяный! Черта с два! – заметил мужчина в гражданском. – Ручной газ наполовину оттянут, а парня стукнули по голове. Я считаю это обыкновенным убийством и так бы это и назвал, если бы кто-нибудь спросил меня.
Ольс посмотрел на матроса, державшего полотенце.
– Ну, а что думаете вы?
Мужчина улыбнулся, польщенный.
– Я считаю, что это самоубийство. Это не мое дело, но раз вы меня спросили, то я говорю, что самоубийство. С первого взгляда видно, что парень несся по молу по идеальной прямой. Следы еще видны, значит все должно было случиться уже после дождя, как и сказал шериф. Прежде чем свалиться в воду, он добавил газу, иначе не проломил бы ограду посередине и приземлился бы в море на крышу... Он просто должен был бы несколько раз перекувыркнуться. Отсюда вывод, что ехал он очень быстро, а с наполовину вытянутым ручным газом сделать это не мог бы. Он мог вытянуть газ, когда машина уже падала в море и, возможно, тогда же поранил себе голову.
– Неплохо соображаешь, старик, – сказал Ольс. – Вы обыскивали его? -обратился он к помощнику шерифа. Тот выразительно посмотрел на меня, потом на экипаж баржи. Ольс понял намек. – Ладно, это потом, – сказал он.
Со стороны пристани подошел низенький мужчина в очках на усталом лице и с черным портфелем в руке. Он поискал чистое место на палубе и поставил на него портфель. Затем снял шляпу, вытер шею и засмотрелся на море, как будто не знал, где находится и зачем его сюда вызвали.
– Вот ваш пациент, доктор, – сказал Ольс. – Он упал с моста этой ночью. Между девятью и десятью часами. Это все, что мы знаем.
Низенький мужчина окинул покойника безразличным взглядом. Ощупал ему голову, осмотрел синяк на виске, пошевелил голову в обе стороны и пощупал ребра жертвы. Поднял неподвижную мертвую руку и бросил взгляд на ногти. Опустил руку и посмотрел, как она упала. Потом отошел, открыл свой портфель, достал бланки и стал писать под копирку, говоря вслух:
– Официальная причина смерти: перелом шейных позвонков. Это означает, что в легких не должно быть много воды. Это также объясняет, почему посмортное отвердение наступило так быстро после того, как он оказался на воздухе. Советую вам вытащить его из машины, пока он еще окончательно не закостенел. Тогда это станет не так просто.
Ольс кивнул в знак согласия.
– Когда наступила смерть, доктор?
– Этого я не могу сказать.
Ольс пристально посмотрел на него, вынул изо рта сигару и бросил на нее такой же пристальный взгляд.
– Я очень рад, что познакомился с вами, доктор. Судебный врач, который не может определить время смерти в течение пяти минут, это для меня что-то совершенно новое.
Низенький мужчина скорчил кислую гримасу, спрятал бланк в портфель, а авторучку назад в карман.
– Я смогу вам это сказать, если вчера вечером он ужинал, и то лишь в том случае, если буду знать, во сколько он ужинал. И не установлю это в течение пяти минут.
– Как он получил этот синяк? Во время падения?
Низенький мужчина еще раз посмотрел на синяк.
– Думаю, нет. Повреждение нанесено тупым предметом. Подкожное кровоизлияние произошло еще при жизни.
– Какая-то дубинка, да?
– Вполне возможно. – Врач кивнул, поднял портфель и поднялся по трапу на мол. Перед порталом его уже ожидала санитарная машина.
Ольс посмотрел на меня.
– Идем. Не стоило приезжать, правда?
Мы вместе прошли по молу и сели в машину Ольса. Он резко вывернул на шоссе и двинулся по трехрядной, омытой дождем автостраде в город, минуя по пути холмы, сложенные желто-белым песком и поросшие мхом. Чайки парили над морем, внезапно бросаясь вниз, на что-то, видимое среди волн только им одним, а далеко у горизонта виднелась белая яхта, казалось висящая в воздухе.
Ольс выдвинул в мою сторону подбородок и спросил:
– Вы знали его?
– Конечно. Это шофер Стернвудов. Я видел его вчера, когда он чистил перед гаражом как раз эту машину.
– Я не хочу оказывать на вас давление, Марлоу, скажите мне только одно, есть ли какая-нибудь связь между этим шофером и тем, что вам поручено?
– Нет. Я даже имени его не знаю.
– Его зовут Оуэн Тэйлор. Откуда я это знаю? Смешная история. Год назад мы взяли его за похищение. Он хотел увезти эту ненормальную дочь Стернвуда, младшую, в Юму. Сестра поехала за ними, привезла девушку назад, а Оуэна велела посадить в каталажку. На следующий день она обратилась к окружному прокурору и добилась, чтобы парня выпустили. Сказала, что он собирался жениться на ее сестре, и что сделал бы это, но сестра неправильно поняла его... Сестричка сочла все это всего лишь замечательным приключением, несколькими приятно проведенными часами. Мы отпустили мальчишку и, черт бы меня побрал, Стернвуды снова приняли его на работу. Немного позже мы получили рапорт из Вашингтона, куда посылали оттиски его пальцев. Как оказалось, шесть лет назад его судили в штате Индиана за попытку ограбления. Он отделался тогда шестью месяцами тюремного заключения, которые провел в местной тюрьме, той самой, из которой удрал Диллингер. Разумеется, мы обо всем сообщили Стернвудам, но те оставили его у себя, несмотря ни на что. Ну и что вы об этом думаете?
– Похоже, они довольно странная семья, – сказал я. – Им уже известно, что случилось прошлой ночью?
– Нет. Я собираюсь сейчас поехать к ним.
– Если можно, ничего не говорите генералу.
– Почему?
– У него и так хватает забот, а кроме того, он болен.
– Вы имеете в виду Ригана?
Я мрачно взглянул на него.
– Я уже говорил вам, что ничего не знаю о Ригане. Я не ищу Ригана. Риганом вообще не интересуется никто из тех, кого я знаю.
– Гм, – сказал Ольс и, задумавшись, засмотрелся на море, так что машина чуть не съехала с автострады. Остальную часть пути мы почти все время молчали. Он высадил меня в Голливуде поблизости от китайского театра, а сам поехал назад к Альта Бри Кресчент, к дому Стернвудов. Я пообедал в баре и просмотрел послеобеденные газеты. О Гейгере все еще не было ни слова.
Пообедав, я пошел прогуляться по бульвару. Мне хотелось еще раз взглянуть на магазин Гейгера.
Глава 10
Вызывающий доверие элегантный черноволосый ювелир стоял в дверях своего заведения в той же позе, что и вчера днем. Когда я входил в соседний магазин, он окинул меня таким же, как и вчера, всепонимающим взглядом. Та же лампа стояла на маленьком столике в углу и та же пепельноволосая блондинка в том же черном платье встала из-за стола и подошла ко мне с той же деланной улыбкой на лице.
– Чем могу... – начала она и запнулась. Пальцы с посеребренными ногтями нервно дрогнули, улыбка стала немного более деланной. Собственно, это уже была не улыбка, скорее гримаса. Ей лишь казалось, что она улыбается.
– Я снова пришел, – беззаботно защебетал я, доставая сигарету. -Мистер Гейгер сегодня здесь?
– Весьма...
Весьма сожалею, но нет. Его нет. Секундочку... Вы хотели...
Я снял темные очки и начал легонько постукивать ими по запястью левой руки. Я делал все, что мог, чтобы, несмотря на свои восемьдесят пять килограммов веса, иметь как можно более невзрачный вид.
– Те первые издания – это была маскировка, – прошептал я. – Нужно соблюдать осторожность... У меня есть кое-что, чем мистер Гейгер интересовался. Такое, что он уже долго ищет.
Серебристые ногти поправили пепельные волосы над маленьким ухом, украшенным большими клипсами.
– Ах, поставщик, – сказала она. – Может, вы придете завтра? Завтра он уж точно должен быть здесь.
– Бросьте эти штучки, – сказал я. – Я же его партнер.
Ее глаза сузились в зеленовато поблескивающие щелочки, напоминающие затененные деревьями лесные озера. Она сжала пальцы в ладонях и тяжело дыша, глядела на меня.
– Он болен? Я мог бы зайти к нему домой, – нетерпеливо произнес я. -Не могу же я ждать вечно.
– Вы...
Вы... – слова застряли у нее в горле. Мне показалось, что она вот-вот сейчас упадет. Все ее тело тряслось, лицо дергалось. Но мало-помалу она взяла себя в руки. На лице снова появилась улыбка, но в ней было что-то нехорошее. – Нет, – сказала она, глубоко дыша. – Это не имеет смысла. Его нет...
В городе. Вы не можете...
Прийти завтра?
Я уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг открылась дверь в перегородке. В нее выглянул высокий, темноволосый, красивый парень в кожаной куртке. У него было бледное лицо и крепко сжатые губы. Увидев меня, он быстро захлопнул дверь, но не настолько быстро, чтобы я не успел заметить много деревянных ящиков, стоявших на полу позади него, выложенных бумагой и тесно набитых книжками. С ними возился мужчина в новенькой рабочей одежде. Значит, часть гейгеровского склада готовилась к перевозке...
Как только дверь закрылась, я снова надел темные очки и схватился за шляпу.
– Ну ладно, завтра. Я охотно оставил бы вам свою визитку, но вы же знаете, как это бывает.
– Да, да, я знаю, как это бывает. – Она слегка дрожала, со свистом втягивая воздух накрашенными губами.
Выйдя из магазина, я направился по бульвару на восток, за углом свернул и пошел к аллее, проходящей позади магазинов. У заднего входа магазина Гейгера стоял маленький грузовик, крытый брезентом. На нем не было никакого фирменного знака. Мужчина в новой рабочей одежде как раз укладывал ящики в кузов. Я вернулся к бульвару и на ближайшем квартале нашел такси, стоящее рядом с пожарным краном. За рулем сидел молодой человек с румяным лицом и читал газету, заполненную кровавыми детективными рассказами. Я показал ему зеленый банкнот достоинством в доллар и спросил: – Вы могли бы последить кое-за кем?
Он изучающе посмотрел на меня.
– Полиция?
– Частный детектив.
– Согласен, шеф, – улыбнулся он и сунул газету за зеркало. Я сел в такси. Мы объехали квартал и остановились напротив аллеи, идущей позади магазина Гейгера, тут же, за следующим пожарным краном.
На грузовике находилась по меньшей мере дюжина ящиков, когда, наконец, человек в рабочей одежде поднял задний борт, закрыл его и уселся за руль.
– За ним! – сказал я таксисту.
Водитель грузовика завел мотор, окинул взглядом оба конца аллеи и быстро поехал по направлению к поперечной улице. Там он свернул влево. Мы тоже. Я заметил, что на улице Франклина вот-вот сменятся огни светофора, поэтому попросил водителя подъехать к грузовику поближе. Но он не смог или не сумел сделать это. Когда мы оказались на улице Франклина, грузовик опережал нас на два квартала. Правда, он находился в поле нашего зрения, но на Восточной, где было большое движение, мы значительно отстали от него. Я как раз начал говорить что-то на эту тему своему водителю, не слишком выбирая слова, когда заметил, что грузовик сворачивает на север, на улицу Брайтон-Плас. К тому времени, когда мы добрались до нее, грузовик исчез.
Румяный таксист успокаивающе проворчал что-то и мы черепашьим шагом поехали между холмов, высматривая за каждым кустом наш грузовик. В какой-то момент я увидел элегантный белый дом, фасад которого выходил на Рэндолл-Плас, а задняя часть с подземным гаражом на Брайтон-Плас. Когда мы проезжали мимо и мой румяный таксист как раз утешал меня, что грузовик должен быть где-то здесь, я увидел его у въезда в подземный гараж. Он стоял в полумраке, задний борт был снова опущен.
Мы объехали дом и я высадился из такси перед парадным входом. В холле никого не было, не было также и списка жильцов. У стены стоял деревянный стол, рядом с подвешенными на специальном устройстве почтовыми ящиками. К счастью, на них были видны фамилии. Некто Иосиф Броуди занимал апартамент номер четыреста пять. Некто Иосиф Броуди получил от генерала Стернвуда пять тысяч долларов только за то, чтобы отцепился от его маленькой дочурки Кармен и нашел себе вместо нее другую маленькую девочку. Возможно, это был тот самый Джо Броуди. Пожалуй, я даже поручился бы за это.
Я пошел вдоль стены холла к выложенной плитками лестнице, возле которой находилась шахта автоматического лифта. Верхняя часть лифта располагалась на уровне пола холла. За лифтом я увидел дверь с надписью «гараж». Я открыл ее и по узкой лестничке спустился в полуподвал. Дверь лифта была открыта и заблокирована. Мужчина в новой рабочей одежде с кряхтеньем затаскивал тяжелые ящики в кабину. Я остановился рядом и, куря сигару, стал смотреть на него. Было видно, что ему это не очень нравится. Спустя некоторое время я сказал:
– Не забывай про вес, дружок. Лифт рассчитан только на полтонны. Куда едут эти ящики?
– К Броуди. Четыреста пять, – проворчал он. – Вы администратор?
– Угм. Похоже, неплохая добыча, а?
Он посмотрел на меня блеклыми глазами с кругами вокруг них.
– Книги, – заворчал он. – Пятьдесят кило каждый ящик, а моя спина выдерживает сорок.
– Ну что ж, постарайтесь не превышать вес, – сказал я.
Он внес в лифт шесть ящиков и захлопнул дверь. Я поднялся по ступенькам в холл и вышел на улицу, откуда таксист отвез меня в мою контору. Я дал своему румяному шоферу слишком много денег, так что он тотчас вручил мне свою визитку с загнутым уголком. И, о диво! Я не выбросил ее сразу же в майоликовую вазу, стоявшую возле лифта.
Я занимал полторы канцелярских комнаты на шестом этаже. Потому что одну из них я разделил пополам, чтобы получить кабинет и приемную. На двери висела табличка с моим именем. Дверь приемной я всегда оставлял открытой, на случай, если придет какой-нибудь клиент и захочет подождать меня.
На этот раз у меня был клиент.
– Чем могу... – начала она и запнулась. Пальцы с посеребренными ногтями нервно дрогнули, улыбка стала немного более деланной. Собственно, это уже была не улыбка, скорее гримаса. Ей лишь казалось, что она улыбается.
– Я снова пришел, – беззаботно защебетал я, доставая сигарету. -Мистер Гейгер сегодня здесь?
– Весьма...
Весьма сожалею, но нет. Его нет. Секундочку... Вы хотели...
Я снял темные очки и начал легонько постукивать ими по запястью левой руки. Я делал все, что мог, чтобы, несмотря на свои восемьдесят пять килограммов веса, иметь как можно более невзрачный вид.
– Те первые издания – это была маскировка, – прошептал я. – Нужно соблюдать осторожность... У меня есть кое-что, чем мистер Гейгер интересовался. Такое, что он уже долго ищет.
Серебристые ногти поправили пепельные волосы над маленьким ухом, украшенным большими клипсами.
– Ах, поставщик, – сказала она. – Может, вы придете завтра? Завтра он уж точно должен быть здесь.
– Бросьте эти штучки, – сказал я. – Я же его партнер.
Ее глаза сузились в зеленовато поблескивающие щелочки, напоминающие затененные деревьями лесные озера. Она сжала пальцы в ладонях и тяжело дыша, глядела на меня.
– Он болен? Я мог бы зайти к нему домой, – нетерпеливо произнес я. -Не могу же я ждать вечно.
– Вы...
Вы... – слова застряли у нее в горле. Мне показалось, что она вот-вот сейчас упадет. Все ее тело тряслось, лицо дергалось. Но мало-помалу она взяла себя в руки. На лице снова появилась улыбка, но в ней было что-то нехорошее. – Нет, – сказала она, глубоко дыша. – Это не имеет смысла. Его нет...
В городе. Вы не можете...
Прийти завтра?
Я уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг открылась дверь в перегородке. В нее выглянул высокий, темноволосый, красивый парень в кожаной куртке. У него было бледное лицо и крепко сжатые губы. Увидев меня, он быстро захлопнул дверь, но не настолько быстро, чтобы я не успел заметить много деревянных ящиков, стоявших на полу позади него, выложенных бумагой и тесно набитых книжками. С ними возился мужчина в новенькой рабочей одежде. Значит, часть гейгеровского склада готовилась к перевозке...
Как только дверь закрылась, я снова надел темные очки и схватился за шляпу.
– Ну ладно, завтра. Я охотно оставил бы вам свою визитку, но вы же знаете, как это бывает.
– Да, да, я знаю, как это бывает. – Она слегка дрожала, со свистом втягивая воздух накрашенными губами.
Выйдя из магазина, я направился по бульвару на восток, за углом свернул и пошел к аллее, проходящей позади магазинов. У заднего входа магазина Гейгера стоял маленький грузовик, крытый брезентом. На нем не было никакого фирменного знака. Мужчина в новой рабочей одежде как раз укладывал ящики в кузов. Я вернулся к бульвару и на ближайшем квартале нашел такси, стоящее рядом с пожарным краном. За рулем сидел молодой человек с румяным лицом и читал газету, заполненную кровавыми детективными рассказами. Я показал ему зеленый банкнот достоинством в доллар и спросил: – Вы могли бы последить кое-за кем?
Он изучающе посмотрел на меня.
– Полиция?
– Частный детектив.
– Согласен, шеф, – улыбнулся он и сунул газету за зеркало. Я сел в такси. Мы объехали квартал и остановились напротив аллеи, идущей позади магазина Гейгера, тут же, за следующим пожарным краном.
На грузовике находилась по меньшей мере дюжина ящиков, когда, наконец, человек в рабочей одежде поднял задний борт, закрыл его и уселся за руль.
– За ним! – сказал я таксисту.
Водитель грузовика завел мотор, окинул взглядом оба конца аллеи и быстро поехал по направлению к поперечной улице. Там он свернул влево. Мы тоже. Я заметил, что на улице Франклина вот-вот сменятся огни светофора, поэтому попросил водителя подъехать к грузовику поближе. Но он не смог или не сумел сделать это. Когда мы оказались на улице Франклина, грузовик опережал нас на два квартала. Правда, он находился в поле нашего зрения, но на Восточной, где было большое движение, мы значительно отстали от него. Я как раз начал говорить что-то на эту тему своему водителю, не слишком выбирая слова, когда заметил, что грузовик сворачивает на север, на улицу Брайтон-Плас. К тому времени, когда мы добрались до нее, грузовик исчез.
Румяный таксист успокаивающе проворчал что-то и мы черепашьим шагом поехали между холмов, высматривая за каждым кустом наш грузовик. В какой-то момент я увидел элегантный белый дом, фасад которого выходил на Рэндолл-Плас, а задняя часть с подземным гаражом на Брайтон-Плас. Когда мы проезжали мимо и мой румяный таксист как раз утешал меня, что грузовик должен быть где-то здесь, я увидел его у въезда в подземный гараж. Он стоял в полумраке, задний борт был снова опущен.
Мы объехали дом и я высадился из такси перед парадным входом. В холле никого не было, не было также и списка жильцов. У стены стоял деревянный стол, рядом с подвешенными на специальном устройстве почтовыми ящиками. К счастью, на них были видны фамилии. Некто Иосиф Броуди занимал апартамент номер четыреста пять. Некто Иосиф Броуди получил от генерала Стернвуда пять тысяч долларов только за то, чтобы отцепился от его маленькой дочурки Кармен и нашел себе вместо нее другую маленькую девочку. Возможно, это был тот самый Джо Броуди. Пожалуй, я даже поручился бы за это.
Я пошел вдоль стены холла к выложенной плитками лестнице, возле которой находилась шахта автоматического лифта. Верхняя часть лифта располагалась на уровне пола холла. За лифтом я увидел дверь с надписью «гараж». Я открыл ее и по узкой лестничке спустился в полуподвал. Дверь лифта была открыта и заблокирована. Мужчина в новой рабочей одежде с кряхтеньем затаскивал тяжелые ящики в кабину. Я остановился рядом и, куря сигару, стал смотреть на него. Было видно, что ему это не очень нравится. Спустя некоторое время я сказал:
– Не забывай про вес, дружок. Лифт рассчитан только на полтонны. Куда едут эти ящики?
– К Броуди. Четыреста пять, – проворчал он. – Вы администратор?
– Угм. Похоже, неплохая добыча, а?
Он посмотрел на меня блеклыми глазами с кругами вокруг них.
– Книги, – заворчал он. – Пятьдесят кило каждый ящик, а моя спина выдерживает сорок.
– Ну что ж, постарайтесь не превышать вес, – сказал я.
Он внес в лифт шесть ящиков и захлопнул дверь. Я поднялся по ступенькам в холл и вышел на улицу, откуда таксист отвез меня в мою контору. Я дал своему румяному шоферу слишком много денег, так что он тотчас вручил мне свою визитку с загнутым уголком. И, о диво! Я не выбросил ее сразу же в майоликовую вазу, стоявшую возле лифта.
Я занимал полторы канцелярских комнаты на шестом этаже. Потому что одну из них я разделил пополам, чтобы получить кабинет и приемную. На двери висела табличка с моим именем. Дверь приемной я всегда оставлял открытой, на случай, если придет какой-нибудь клиент и захочет подождать меня.
На этот раз у меня был клиент.
Глава 11
Она была в коричневом твидовом костюме в мелкую клетку, блузке свободного покроя с узким галстуком и в сшитых на заказ спортивных туфлях. Чулки на ней были такие же тонкие, как и вчера, но на этот раз ее ноги уже не были так обстоятельно открыты. Черные блестящие волосы прикрывала шляпа, стоившая не менее пятидесяти долларов и выглядевшая так просто, как будто ее можно было сделать одной левой из кусочка папиросной бумаги.
– Ну, наконец-то вы встали, – произнесла она. Покрутила носом, критически глядя на поблекший красный диван, два старомодных стула, требующие стирки тюлевые занавески и небольшой столик, на котором я оставил несколько уже устаревших журналов, чтобы придать помещению профессиональный вид. – Я уже начала подозревать, что вы работаете в кровати, как Марсель Пруст.
– А кто он такой? – спросил я. Сунул сигарету в рот и внимательно взглянул на нее. Она была бледная и усталая, но производила впечатление девушки, умеющей справиться даже с усталостью.
– Французский писатель, знаток дегенератов. Не может быть, чтобы вы его не знали.
– Ну-ну, – ответил я. – Пройдемте-ка в мой будуар.
Она встала.
– Вчера мы пришлись друг другу не по вкусу. Возможно, я была невежлива.
– Мы оба были невежливы.
Я подошел к двери, ведущей в мой личный кабинет, и отворил ее перед ней. Мы прошли на вторую половину моей конторы, обстановка которой состояла из ржаво-красного ковра не первой молодости, пяти стоявших в ряд стеклянных стеллажей, три из которых были наполнены отличнейшим калифорнийским воздухом, и рекламного календаря, на котором несколько изящных девушек в розовых платьях, с блестящими каштановыми волосами и огромными черными глазами наслаждались ездой на роликовых коньках. Кроме этого, в кабинете находились три стула из древесины грецкого ореха, простой стол с письменным прибором, пресс-папье, пепельницей и телефоном на нем. За столом стояло столь же невзрачное скрипучее вращающееся кресло. – Не очень-то у вас здесь роскошно, – заметила она, занимая место по ту сторону стола, которая предназначалась для клиентов.
Я подошел к двери и вынул из почтового ящика шесть конвертов – два письма и четыре рекламных объявления. Потом положил шляпу на телефон и сел в кресло.
– У Пинкертона тоже не наблюдалось излишней роскоши, – сказал я в ответ. – Кроме того, в нашей профессии много не заработаешь, если ты порядочен. Если у вас роскошная контора, значит вы делаете деньги, или же намереваетесь делать их.
– Ах, так, значит, вы порядочны? – иронически спросила она, открыла сумочку и достала из лакированного французского портсигара сигарету, прикурила ее от карманной зажигалки, потом кинула все это назад в сумочку, оставив ее открытой.
– До невозможности, – ответил я.
– В таком случае, зачем же вы занялись такой нечистой профессией?
– А вы? Каким образом вы вышли замуж за контрабандиста спиртным?
– О, боже мой, только давайте не будем начинать препираться снова! Ведь я все утро пыталась дозвониться до вас. Звонила и сюда, и по домашнему телефону.
– Из-за Оуэна?
Лицо ее вдруг стало серьезным. Она сказала мягко:
– Бедный Оуэн. Значит, вы уже все знаете.
– Работник полиции взял меня с собой в Лидо. Он думал, что я знаю что-нибудь об этом деле. Ему известно, что Оуэн хотел жениться на вашей сестре...
Когда-то.
Она молча курила, глядя на меня полными покоя черными глазами.
– Это было бы не так уж глупо, – тихо сказала она наконец. – Он любил ее. А это редко встречается в нашей среде.
– Он был судим.
– Попал в плохую компанию, – пожав плечами, пренебрежительно заметила она. – Ведь это и значит в нашей деморализованной стране понятие «судим». – Я бы этого не сказал.
Она сняла правую перчатку и прикусила указательный палец, глядя на меня с полным самообладанием.
– Я пришла сюда не за тем, чтобы вести речь об Оуэне. Вы уже созрели для того, чтобы сказать мне, чего, собственно, хотел от вас мой отец?
– Без его разрешения не могу.
– Речь шла о Кармен?
– Я не могу сказать даже это. – Я кончил набивать трубку и поднес к ней спичку.
Некоторое время она смотрела, как я курю, потом вынула из открытой сумочки толстый белый конверт и кинула его на стол.
– Может, на всякий случай, вы познакомитесь с его содержимым.
Я взял конверт. Адрес, – миссис Вивиан Риган, 3765 Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, – был напечатан на машинке. Письмо послано пневматической почтой, а отправлено согласно проставленной на нем пометке в восемь пятнадцать утра. Я открыл конверт и вынул из него блестящую фотографию небольшого формата. На ней красовалась Кармен, сидящая в костюме Евы с серьгами в ушах в кресле с подлокотниками, стоящем на возвышении в комнате Гейгера. Глаза ее были еще более безумны, чем я их запомнил. Обратная сторона снимка была чистой. Я вложил ее обратно в конверт и спросил:
– Сколько они хотят?
– Пять тысяч. За негатив и остальные снимки. Дело должно быть улажено сегодня вечером, в противном случае они грозятся передать фото газете, специализирующейся на публиковании скандальных историй.
– Как они вам это сообщили?
– Какая-то женщина позвонила мне через полчаса после того, как пришло письмо.
– Того бульварного листка вам нечего бояться. Любая информация подобного рода сейчас предварительно рассматривается. Что еще она говорила?
– А она должна была говорить еще что-то?
– Конечно, – ответил я.
Она посмотрела на меня слегка смешавшись.
– Да, вы правы. Та женщина добавила, что эта история связана с отвратительным уголовным делом и мне лучше действовать побыстрее, иначе я смогу поговорить со своей маленькой сестренкой только через железную решетку.
– Прекрасно, – заметил я. – И что это за уголовное дело?
– Не знаю.
– Где сейчас Кармен?
– Дома. Ночью она заболела. Кажется, все еще лежит в кровати.
– Она выходила куда-нибудь ночью?
– Нет. Правда, меня не было дома, но слуги утверждают, что Кармен провела ночь дома. Я была в Лас-Олиндес, играла в рулетку у Эдди Марза, в клубе «Под кипарисами». Проигралась до нитки.
– Ага. Значит, вы любите рулетку. Этого следовало ожидать.
Она закинула ногу на ногу и прикурила новую сигарету.
– Да, я люблю рулетку. Все Стернвуды увлекаются азартными играми, в которых можно проиграть, такими как рулетка или замужество с мужчинами, которые удирают, или конные скачки с препятствиями в возрасте пятидесяти восьми лет, когда можно вылететь из седла и остаться калекой на всю оставшуюся жизнь. У Стернвудов есть деньги, но все, что они за них приобрели – это куча несчастий.
– Что ездил Оуэн в эту ночь на вашей машине?
– Этого никто из нас не знает. Он взял ее без разрешения. Мы всегда позволяли ему брать машину, когда у него был выходной, но в эту ночь у него не было выходного. – Она скривила губы. – Вы думаете, что...
– Что он знал что-то об этом снимке? А как бы я об этом узнал? Во всяком случае этого нельзя исключить. Вы можете получить эти пять тысяч наличными?
– Если не поговорю с отцом, то исключено. Я могу их только занять. Эдди Марз, вероятно, занял бы мне. У него есть все основания быть щедрым со мной.
– Тогда попытайтесь. Возможно, вам придется действовать в спешке.
Она отклонилась на стуле и забросила руку за его спинку.
– А как вы относитесь к тому, чтобы сообщить в полицию?
– Неплохая мысль. Но вы этого не сделаете.
– Не сделаю?
– Нет. Вам прежде всего надо поберечь отца и сестру. Вы не знаете, до чего может докопаться полиция. Возможно, она выявит что-нибудь такое, что не удастся сохранить в тайне. Несмотря на то, что в случаях шантажа полиция старается быть деликатной.
– А вы можете что-нибудь сделать?
– Думаю, да. Но не могу сказать вам, что и каким образом.
– Вы начинаете мне нравиться, – неожиданно сказала она. – Вы верите в чудеса. У вас есть что-нибудь выпить в этом вашем бюро?
Я открыл ящик стола, вынул «канцелярскую» бутылку и два стаканчика и наполнил их. Мы выпили. Она подняла вверх сумочку, закрыла ее и отодвинула стул.
– Я добуду эти пять кусков, – сказала она. – Я хорошая клиентка Эдди Марза. Кроме того, есть еще одна причина, по которой он должен хорошо относиться ко мне. Быть может вы не знаете о ней. – Она одарила меня улыбкой того рода, когда улыбаются только губы, а глаза остаются пустыми. – Светловолосая жена Эдди и есть та дама, с которой сбежал Риган.
Я молчал. Она проницательно посмотрела на меня и добавила:
– Вас это не интересует?
– Это была бы какая-то зацепка, позволяющая быстрее отыскать его...
Если бы я его искал. Вы ведь, наверное, не думаете, что он замешан в историю с вашей сестрой?
Она пододвинула ко мне свой пустой стакан.
– Собственно, вы вытянули из меня все, что хотели знать. Теперь у вас есть уверенность в том, что я не ищу вашего мужа.
Она опорожнила стакан весьма быстро. У нее перехватило дыхание...
А может, она только хотела сделать вид, что у нее перехватило дыхание. Она медленно и глубоко втянула воздух.
– Расти не был шантажистом. А если бы даже и был, то наверняка не польстился бы на какие-то гроши. У него всегда было с собой пятнадцать тысяч наличными. Говорил, что он так привык. Эти деньги были у него когда я выходила за него замуж и были еще и тогда, когда он бросил меня. Расти никогда не занялся бы таким жалким шантажом. – Она взяла конверт и встала. – Я буду держать с вами связь, – сказал я. – Если вам понадобится оставить для меня какое-нибудь сообщение, оставьте его у телефонистки в доме, где я живу.
Мы подошли к двери. Постукивая белым конвертом по большому пальцу, она сказала:
– Вы все еще считаете, что не можете сказать мне, о чем говорили с отцом?..
– Я должен был бы сначала спросить его об этом.
Она вынула снимок из конверта и стала разглядывать его, уже стоя в дверях.
– У нее великолепное маленькое тело. Вам не кажется?
– Угм.
Она слегка наклонилась ко мне и серьезно сказала:
– Вам надо увидеть также и мое.
– А это можно как-то устроить?
Она рассмеялась резко и коротко, повернулась к двери и, еще раз обернувшись на пороге, холодно произнесла:
– Вы самый холоднокровный мужчина, какого я когда-либо встречала, Марлоу. А может, я могу называть вас Филом?
– Конечно.
– А вы зовите меня Вивиан.
– Благодарю вас, миссис Риган.
– А, чтоб вас черти побрали, Марлоу!
Она вышла, больше уже не обернувшись.
Я позволил захлопнуться двери и стоял, держась за дверную ручку и глядя на свою руку. Лицо у меня слегка пылало. Подойдя к столику, я убрал бутылку с виски, тщательно сполоснул оба стаканчика и тоже спрятал их. Затем снял шляпу с телефона, соединился с уголовным отделом и попросил к телефону Берни Ольса. Оказалось, что он как раз возвратился в свою келью. – Я оставил старого генерала в покое, – сказал он. – Лакей обещал, что или он сам, или которая-нибудь из дочерей скажут ему о том, что произошло. Этот Оуэн Тэйлор жил над гаражом. Я просмотрел его имущество. У него родители в Дубьюке в штате Айова. Я позвонил шерифу в городке, где живут его родители. Стернвуды готовы взять на себя все расходы, связанные с похоронами.
– Ну, наконец-то вы встали, – произнесла она. Покрутила носом, критически глядя на поблекший красный диван, два старомодных стула, требующие стирки тюлевые занавески и небольшой столик, на котором я оставил несколько уже устаревших журналов, чтобы придать помещению профессиональный вид. – Я уже начала подозревать, что вы работаете в кровати, как Марсель Пруст.
– А кто он такой? – спросил я. Сунул сигарету в рот и внимательно взглянул на нее. Она была бледная и усталая, но производила впечатление девушки, умеющей справиться даже с усталостью.
– Французский писатель, знаток дегенератов. Не может быть, чтобы вы его не знали.
– Ну-ну, – ответил я. – Пройдемте-ка в мой будуар.
Она встала.
– Вчера мы пришлись друг другу не по вкусу. Возможно, я была невежлива.
– Мы оба были невежливы.
Я подошел к двери, ведущей в мой личный кабинет, и отворил ее перед ней. Мы прошли на вторую половину моей конторы, обстановка которой состояла из ржаво-красного ковра не первой молодости, пяти стоявших в ряд стеклянных стеллажей, три из которых были наполнены отличнейшим калифорнийским воздухом, и рекламного календаря, на котором несколько изящных девушек в розовых платьях, с блестящими каштановыми волосами и огромными черными глазами наслаждались ездой на роликовых коньках. Кроме этого, в кабинете находились три стула из древесины грецкого ореха, простой стол с письменным прибором, пресс-папье, пепельницей и телефоном на нем. За столом стояло столь же невзрачное скрипучее вращающееся кресло. – Не очень-то у вас здесь роскошно, – заметила она, занимая место по ту сторону стола, которая предназначалась для клиентов.
Я подошел к двери и вынул из почтового ящика шесть конвертов – два письма и четыре рекламных объявления. Потом положил шляпу на телефон и сел в кресло.
– У Пинкертона тоже не наблюдалось излишней роскоши, – сказал я в ответ. – Кроме того, в нашей профессии много не заработаешь, если ты порядочен. Если у вас роскошная контора, значит вы делаете деньги, или же намереваетесь делать их.
– Ах, так, значит, вы порядочны? – иронически спросила она, открыла сумочку и достала из лакированного французского портсигара сигарету, прикурила ее от карманной зажигалки, потом кинула все это назад в сумочку, оставив ее открытой.
– До невозможности, – ответил я.
– В таком случае, зачем же вы занялись такой нечистой профессией?
– А вы? Каким образом вы вышли замуж за контрабандиста спиртным?
– О, боже мой, только давайте не будем начинать препираться снова! Ведь я все утро пыталась дозвониться до вас. Звонила и сюда, и по домашнему телефону.
– Из-за Оуэна?
Лицо ее вдруг стало серьезным. Она сказала мягко:
– Бедный Оуэн. Значит, вы уже все знаете.
– Работник полиции взял меня с собой в Лидо. Он думал, что я знаю что-нибудь об этом деле. Ему известно, что Оуэн хотел жениться на вашей сестре...
Когда-то.
Она молча курила, глядя на меня полными покоя черными глазами.
– Это было бы не так уж глупо, – тихо сказала она наконец. – Он любил ее. А это редко встречается в нашей среде.
– Он был судим.
– Попал в плохую компанию, – пожав плечами, пренебрежительно заметила она. – Ведь это и значит в нашей деморализованной стране понятие «судим». – Я бы этого не сказал.
Она сняла правую перчатку и прикусила указательный палец, глядя на меня с полным самообладанием.
– Я пришла сюда не за тем, чтобы вести речь об Оуэне. Вы уже созрели для того, чтобы сказать мне, чего, собственно, хотел от вас мой отец?
– Без его разрешения не могу.
– Речь шла о Кармен?
– Я не могу сказать даже это. – Я кончил набивать трубку и поднес к ней спичку.
Некоторое время она смотрела, как я курю, потом вынула из открытой сумочки толстый белый конверт и кинула его на стол.
– Может, на всякий случай, вы познакомитесь с его содержимым.
Я взял конверт. Адрес, – миссис Вивиан Риган, 3765 Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, – был напечатан на машинке. Письмо послано пневматической почтой, а отправлено согласно проставленной на нем пометке в восемь пятнадцать утра. Я открыл конверт и вынул из него блестящую фотографию небольшого формата. На ней красовалась Кармен, сидящая в костюме Евы с серьгами в ушах в кресле с подлокотниками, стоящем на возвышении в комнате Гейгера. Глаза ее были еще более безумны, чем я их запомнил. Обратная сторона снимка была чистой. Я вложил ее обратно в конверт и спросил:
– Сколько они хотят?
– Пять тысяч. За негатив и остальные снимки. Дело должно быть улажено сегодня вечером, в противном случае они грозятся передать фото газете, специализирующейся на публиковании скандальных историй.
– Как они вам это сообщили?
– Какая-то женщина позвонила мне через полчаса после того, как пришло письмо.
– Того бульварного листка вам нечего бояться. Любая информация подобного рода сейчас предварительно рассматривается. Что еще она говорила?
– А она должна была говорить еще что-то?
– Конечно, – ответил я.
Она посмотрела на меня слегка смешавшись.
– Да, вы правы. Та женщина добавила, что эта история связана с отвратительным уголовным делом и мне лучше действовать побыстрее, иначе я смогу поговорить со своей маленькой сестренкой только через железную решетку.
– Прекрасно, – заметил я. – И что это за уголовное дело?
– Не знаю.
– Где сейчас Кармен?
– Дома. Ночью она заболела. Кажется, все еще лежит в кровати.
– Она выходила куда-нибудь ночью?
– Нет. Правда, меня не было дома, но слуги утверждают, что Кармен провела ночь дома. Я была в Лас-Олиндес, играла в рулетку у Эдди Марза, в клубе «Под кипарисами». Проигралась до нитки.
– Ага. Значит, вы любите рулетку. Этого следовало ожидать.
Она закинула ногу на ногу и прикурила новую сигарету.
– Да, я люблю рулетку. Все Стернвуды увлекаются азартными играми, в которых можно проиграть, такими как рулетка или замужество с мужчинами, которые удирают, или конные скачки с препятствиями в возрасте пятидесяти восьми лет, когда можно вылететь из седла и остаться калекой на всю оставшуюся жизнь. У Стернвудов есть деньги, но все, что они за них приобрели – это куча несчастий.
– Что ездил Оуэн в эту ночь на вашей машине?
– Этого никто из нас не знает. Он взял ее без разрешения. Мы всегда позволяли ему брать машину, когда у него был выходной, но в эту ночь у него не было выходного. – Она скривила губы. – Вы думаете, что...
– Что он знал что-то об этом снимке? А как бы я об этом узнал? Во всяком случае этого нельзя исключить. Вы можете получить эти пять тысяч наличными?
– Если не поговорю с отцом, то исключено. Я могу их только занять. Эдди Марз, вероятно, занял бы мне. У него есть все основания быть щедрым со мной.
– Тогда попытайтесь. Возможно, вам придется действовать в спешке.
Она отклонилась на стуле и забросила руку за его спинку.
– А как вы относитесь к тому, чтобы сообщить в полицию?
– Неплохая мысль. Но вы этого не сделаете.
– Не сделаю?
– Нет. Вам прежде всего надо поберечь отца и сестру. Вы не знаете, до чего может докопаться полиция. Возможно, она выявит что-нибудь такое, что не удастся сохранить в тайне. Несмотря на то, что в случаях шантажа полиция старается быть деликатной.
– А вы можете что-нибудь сделать?
– Думаю, да. Но не могу сказать вам, что и каким образом.
– Вы начинаете мне нравиться, – неожиданно сказала она. – Вы верите в чудеса. У вас есть что-нибудь выпить в этом вашем бюро?
Я открыл ящик стола, вынул «канцелярскую» бутылку и два стаканчика и наполнил их. Мы выпили. Она подняла вверх сумочку, закрыла ее и отодвинула стул.
– Я добуду эти пять кусков, – сказала она. – Я хорошая клиентка Эдди Марза. Кроме того, есть еще одна причина, по которой он должен хорошо относиться ко мне. Быть может вы не знаете о ней. – Она одарила меня улыбкой того рода, когда улыбаются только губы, а глаза остаются пустыми. – Светловолосая жена Эдди и есть та дама, с которой сбежал Риган.
Я молчал. Она проницательно посмотрела на меня и добавила:
– Вас это не интересует?
– Это была бы какая-то зацепка, позволяющая быстрее отыскать его...
Если бы я его искал. Вы ведь, наверное, не думаете, что он замешан в историю с вашей сестрой?
Она пододвинула ко мне свой пустой стакан.
– Собственно, вы вытянули из меня все, что хотели знать. Теперь у вас есть уверенность в том, что я не ищу вашего мужа.
Она опорожнила стакан весьма быстро. У нее перехватило дыхание...
А может, она только хотела сделать вид, что у нее перехватило дыхание. Она медленно и глубоко втянула воздух.
– Расти не был шантажистом. А если бы даже и был, то наверняка не польстился бы на какие-то гроши. У него всегда было с собой пятнадцать тысяч наличными. Говорил, что он так привык. Эти деньги были у него когда я выходила за него замуж и были еще и тогда, когда он бросил меня. Расти никогда не занялся бы таким жалким шантажом. – Она взяла конверт и встала. – Я буду держать с вами связь, – сказал я. – Если вам понадобится оставить для меня какое-нибудь сообщение, оставьте его у телефонистки в доме, где я живу.
Мы подошли к двери. Постукивая белым конвертом по большому пальцу, она сказала:
– Вы все еще считаете, что не можете сказать мне, о чем говорили с отцом?..
– Я должен был бы сначала спросить его об этом.
Она вынула снимок из конверта и стала разглядывать его, уже стоя в дверях.
– У нее великолепное маленькое тело. Вам не кажется?
– Угм.
Она слегка наклонилась ко мне и серьезно сказала:
– Вам надо увидеть также и мое.
– А это можно как-то устроить?
Она рассмеялась резко и коротко, повернулась к двери и, еще раз обернувшись на пороге, холодно произнесла:
– Вы самый холоднокровный мужчина, какого я когда-либо встречала, Марлоу. А может, я могу называть вас Филом?
– Конечно.
– А вы зовите меня Вивиан.
– Благодарю вас, миссис Риган.
– А, чтоб вас черти побрали, Марлоу!
Она вышла, больше уже не обернувшись.
Я позволил захлопнуться двери и стоял, держась за дверную ручку и глядя на свою руку. Лицо у меня слегка пылало. Подойдя к столику, я убрал бутылку с виски, тщательно сполоснул оба стаканчика и тоже спрятал их. Затем снял шляпу с телефона, соединился с уголовным отделом и попросил к телефону Берни Ольса. Оказалось, что он как раз возвратился в свою келью. – Я оставил старого генерала в покое, – сказал он. – Лакей обещал, что или он сам, или которая-нибудь из дочерей скажут ему о том, что произошло. Этот Оуэн Тэйлор жил над гаражом. Я просмотрел его имущество. У него родители в Дубьюке в штате Айова. Я позвонил шерифу в городке, где живут его родители. Стернвуды готовы взять на себя все расходы, связанные с похоронами.