Я развернулся на полукруглой площадке в конце улицы и поехал в обратном направлении, собираясь поставить машину у дома напротив. Дом Лэвери стоял немного ниже уровня улицы. Затянувшие фасад заросли дикого винограда придавали ему уютный вид. Несколько ступенек спускались ко входной двери. На плоской крыше были высажены в ящиках декоративные растения. Спальни, должно быть, находились в нижнем этаже. Сбоку к дому был пристроен гараж.
Вход в дом украшали кусты красных роз, часть побегов стелилась по плоским камням подъездной дорожки, обсаженной по краям корейским мхом.
Дверь была узкая, под нею лежал железный молоток. Я поднял его и постучал. Ничто не шевельнулось. Я нажал кнопку звонка и услышал, что он зазвонил внутри. Ничего. Я снова взялся за молоток. Опять ничего. Я обошел вокруг дома и заглянул в щелку гаражной двери. Внутри стояла машина. Бока ее покрышек были украшены белой резиной.
Значит, кто-нибудь должен быть дома. Я опять вернулся к двери.
Из гаража на противоположной стороне улицы выполз маленький «кадиллак».
Он развернулся и проехал мимо дома Лэвери. Проезжая, притормозил. Худощавый человек в темных очках, сидевший за рулем, строго посмотрел на меня, словно я поставил машину в запрещенном месте. Я ответил ему холодным взглядом, и он уехал.
Я снова занялся молотком. На этот раз более успешно. Рядом с дверью открылось маленькое зарешеченное оконце, и выглянул красивый остроглазый парень.
– Вы зачем такой шум поднимаете? – спросил сердитый голос.
– Мистер Лэвери?
– Что вам нужно?
Я просунул сквозь решетку свою визитную карточку. Он взял ее сильной загорелой рукой. Острые глаза снова осмотрели меня. Он сказал:
– Весьма сожалею. Сегодня мне детективов не требуется.
– Я по поручению мистера Кингсли.
– Черт бы побрал вас обоих! – воскликнул он, захлопывая оконце.
Я прислонился плечом к кнопке звонка и достал из кармана сигарету. Не успел я чиркнуть спичкой по притолоке двери, как она рывком отворилась, и Лэвери выскочил наружу. Он был высокого роста, одет в белый купальный халат и пляжные сандалии.
Я отпустил звонок.
– Что случилось? – дружелюбно улыбнулся я ему. – Вас кто-нибудь обидел?
– Троньте-ка еще раз звонок, – пообещал он, – и будете лежать на мостовой!
– А вы не будьте ребенком! Вы же понимаете, что мне нужно с вами поговорить и что вам этого разговора не избежать.
Вытащив бело-голубую телеграмму, я подержал ее у него перед глазами. Он прочитал ее, прикусил губу и проворчал:
– Ладно, господи, ну, входите же!
Он придержал дверь, и я вошел в красивую полутемную комнату. Ковер абрикосового цвета, покрывавший пол, выглядел достаточно дорогим. В комнате стояли глубокие кресла, несколько белых металлических торшеров, большой письменный стол и диван, обтянутый светло-коричневым репсом в полоску. В углу – камин с медной решеткой и выступающим карнизом из светлого дерева. В камине были сложены дрова, почти скрытые большой веткой цветущей манциаты.
Цветы местами поблекли, но все еще были красивы.
На низком круглом столике стоял поднос с бутылкой виски, несколькими рюмками и медным сосудом для льда.
Комната занимала почти весь этаж, в середине ее виднелась белая винтовая лестница, которая вела вниз.
Лэвери захлопнул дверь, улегся на диван и закурил. Я уселся напротив него. В жизни он выглядел по меньшей мере не хуже, чем на фотографии. У него была мощная грудная клетка и крепкие ноги, глаза цветом напоминали ореховую скорлупу. Довольно длинные волосы слегка завивались на висках. Загорелое тело не носило никаких следов излишеств. Это был красивый кусок мяса,большего я ничего в нем не обнаружил. Но можно было поверить, что женщины от него без ума.
– Почему бы вам не сказать, где она? – начал я разговор. – Мы все равно найдем ее, рано или поздно. А если вы сами скажете, нам не придется вас больше беспокоить.
– Меня беспокоить? Для этого требуется кто-нибудь покрепче, чем частный сыщик.
– Вы ошибаетесь. Частный сыщик может доставить вам очень много беспокойства и неприятностей. Сыщики – люди настойчивые и привыкшие к грубому обращению. Наше время оплачивается, так что мы можем его тратить на то, чтобы вас беспокоить, равно как и на любое другое развлечение.
– Ну, хорошо, послушайте, – сказал он, наклонившись вперед. – Я прочел вашу телеграмму, но это – липа. Я не ездил с Кристель Кингсли в Эль-Пасо. Я давно ее не видел, дольше, чем со дня отправки телеграммы. Я не имею о ней никаких сведений. И все это я уже говорил самому Кингсли.
– Он не обязан вам верить.
– А для чего мне лгать? – удивился он.
– А почему бы вам и не солгать? – спросил я в свою очередь.
– Видите ли, – сказал он серьезно, – вы вправе так думать, но вы не знаете Кристель. Муженек не может привязать ее на цепочку. Если ему не нравится поведение жены, то он ведь способен вознаградить себя за это. Ах, уж эти мужья – собственники! От них впору с ума сойти!
– Ну, допустим, вы не были с нею в этот день в Эль-Пасо. Зачем же ей было посылать эту телеграмму?
– Понятия не имею!
– Могли бы придумать ответ и получше, – сказал я и показал на манцанитовую ветвь перед камином. – Ведь эти цветы сорваны у озера Маленького фавна?
– Этих цветов полно всюду, – сказал он презрительно.
– Но в долине они не так красивы. Он засмеялся.
– Я был там в третью неделю мая. Если вам уж так необходимо это знать.
Полагаю, это легко проверить. Тогда я и видел ее в последний раз.
– А жениться на ней вы не собирались?
Он выдохнул пару красивых дымовых колец.
– Я об этом думал, не скрою. У нее есть деньги. Деньги всегда пригодятся. Но добывать их таким способом – слишком тяжело.
Я кивнул, но ничего не ответил. Он задумчиво посмотрел на ветку манцаниты, снова раскурил свою сигарету. Я молчал. Спустя некоторое время он начал выказывать признаки нетерпения. Вновь посмотрел на мою визитную карточку.
– Значит, вас нанимают, чтобы ворошить старое дерьмо? Хоть прилично платят за это?
– И говорить не стоит... Там доллар, тут доллар...
– И все доллары довольно грязные, – сказал он с вызовом.
– Послушайте, мистер Лэвери, – ответил я. – Нам незачем ссориться.
Кингсли думает, что вы знаете, где находится его жена, но скрываете это.
Либо из нежных чувств к ней, либо просто из подлости.
– А что его больше бы устроило? – спросил смуглый красавец язвительным тоном.
– Это для него безразлично, лишь бы получить сведения о ней. Его не очень волнует, чем вы занимаетесь с его женой, куда вы с ней ездите и собирается ли она разводиться с ним. Он лишь хочет быть уверен, что все в порядке и что она не попала в какую-нибудь историю.
Лэвери изобразил интерес.
– В историю? Какого рода? – Он облизнул губы, словно пробовал слово на вкус.
– Допустим, у нее могут быть неприятности, о которых вы и не подозреваете.
– А вы мне все-таки расскажите! – произнес он саркастически. – Интересно послушать о неприятностях, которые мне неизвестны.
– Вы великолепны, – сказал я. – На серьезные вопросы вам отвечать некогда. А чтобы глупо острить – время находится. Может быть, вы сами отвезли ее через границу и теперь надеетесь, что мы не сумеем узнать правду?
Не надейтесь, выбросьте это из головы!
– Только не поломайте себе зубы, умник! Доказательств у вас нет никаких, а без них какие вы мне можете предъявить обвинения?
– Ну, эта телеграмма – уже кое-что, – сказал я настойчиво. У меня было чувство, словно эту фразу я уже произносил несколько раз.
– Вероятнее всего, это блеф. Розыгрыш. Она обожает подобные маленькие шутки, любит подурачить людей. А кое-кого и позлить.
– Не вижу в такой шутке ничего смешного. Он небрежно стряхнул пепел с сигареты прямо на стол, оглядел меня с головы до ног и снова отвел взгляд.
– Я ее бросил, – сказал он медленно. – Может быть, она таким способом пытается мне отомстить? Она дожидалась меня там в горах. Я не поехал. Я сыт ею по горло.
– Вот как? – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Эта история мне не особенно нравится. Было бы куда как более мило, если бы вы признались, что ездили с нею в Эль-Пасо и там поссорились. Может быть мы лучше изложим ваш рассказ в такой форме?
Он покраснел так, что это стало видно сквозь загар.
– Проклятье! Я же вам сказал, что никуда с нею не ездил. Никуда! Не можете себе это зарубить на носу?
– Зарублю, как только вам поверю. Он наклонился вперед и раздавил окурок. Потом легко встал и затянул потуже пояс своего халата.
– Ну вот что, – сказал он ясным голосом, – теперь убирайтесь! На свежий воздух! Мне надоели ваши допросы третьей степени! Вы понапрасну тратите время – и мое и свое, если оно чего-нибудь стоит.
Я тоже встал и рассмеялся ему в лицо.
– Оно стоит не очень дорого, ровно столько, сколько мне за него платят.
Кстати, вам не приходилось, например, из-за миссис Кингсли иметь некоторые неприятности с магазинами? Ну, скажем, из-за пары чулок или каких-нибудь безделушек?
Он посмотрел на меня внимательно, нахмурив брови.
– Я вас не понимаю.
– Больше ничего я и не хотел узнать, – заключил я. – Спасибо, что вы уделили мне столько времени. Кстати, чем вы зарабатываете себе на жизнь с тех пор, как расстались с миссис Кингсли?
– А вам какое дело, черт возьми?
– Вообще-то дела нет. Но если мне понадобится, я сумею это узнать в два счета, – сказал я, направляясь к двери.
– В настоящее время я не работаю, – сказал он холодно. – Я ожидаю со дня на день призыва в Военно-морской флот.
– Желаю вам его дождаться.
– Да, прощайте, сыщик. И не трудитесь приходить еще раз. Меня не будет дома.
Я пошел к двери. Она открывалась туго, должно быть, петли заржавели из-за влажного морского ветра. Открыв ее, я оглянулся. Он смотрел на меня, нахмурив брови.
– Возможно, мне и придется зайти. Но не для того, чтобы вы рассказывали мне о розыгрышах. Чтобы обсудить с вами нечто более важное.
– Значит, вы все-таки думаете, что я лгу?
– Я думаю, что у вас еще есть что-то на сердце. Слишком много мне приходилось видеть лиц, чтобы я мог не заметить этого. Может быть то, что вы скрываете, и не имеет отношения к данному делу. Но если имеет, то вам придется еще раз попытаться выставить меня за порог!
– Выставлю с удовольствием! – сказал он. – Только в другой раз приведите с собой кого-нибудь, кто мог бы вас отвезти домой... На тот случай, если не так упадете и что-нибудь себе сломаете.
И вдруг – я не уловил смысла этого поступка – он смачно сплюнул себе под ноги, на ковер. Меня это почему-то поразило. Было такое ощущение, словно слышишь, как красивая, нежная на вид женщина произносит грязную площадную брань.
– До свидания, вы, роскошный клубок мускулов, – сказал я и вышел. Дверь закрылась с трудом.
На тротуаре я остановился и посмотрел на стоявший напротив дом.
Глава 4
Глава 5
Вход в дом украшали кусты красных роз, часть побегов стелилась по плоским камням подъездной дорожки, обсаженной по краям корейским мхом.
Дверь была узкая, под нею лежал железный молоток. Я поднял его и постучал. Ничто не шевельнулось. Я нажал кнопку звонка и услышал, что он зазвонил внутри. Ничего. Я снова взялся за молоток. Опять ничего. Я обошел вокруг дома и заглянул в щелку гаражной двери. Внутри стояла машина. Бока ее покрышек были украшены белой резиной.
Значит, кто-нибудь должен быть дома. Я опять вернулся к двери.
Из гаража на противоположной стороне улицы выполз маленький «кадиллак».
Он развернулся и проехал мимо дома Лэвери. Проезжая, притормозил. Худощавый человек в темных очках, сидевший за рулем, строго посмотрел на меня, словно я поставил машину в запрещенном месте. Я ответил ему холодным взглядом, и он уехал.
Я снова занялся молотком. На этот раз более успешно. Рядом с дверью открылось маленькое зарешеченное оконце, и выглянул красивый остроглазый парень.
– Вы зачем такой шум поднимаете? – спросил сердитый голос.
– Мистер Лэвери?
– Что вам нужно?
Я просунул сквозь решетку свою визитную карточку. Он взял ее сильной загорелой рукой. Острые глаза снова осмотрели меня. Он сказал:
– Весьма сожалею. Сегодня мне детективов не требуется.
– Я по поручению мистера Кингсли.
– Черт бы побрал вас обоих! – воскликнул он, захлопывая оконце.
Я прислонился плечом к кнопке звонка и достал из кармана сигарету. Не успел я чиркнуть спичкой по притолоке двери, как она рывком отворилась, и Лэвери выскочил наружу. Он был высокого роста, одет в белый купальный халат и пляжные сандалии.
Я отпустил звонок.
– Что случилось? – дружелюбно улыбнулся я ему. – Вас кто-нибудь обидел?
– Троньте-ка еще раз звонок, – пообещал он, – и будете лежать на мостовой!
– А вы не будьте ребенком! Вы же понимаете, что мне нужно с вами поговорить и что вам этого разговора не избежать.
Вытащив бело-голубую телеграмму, я подержал ее у него перед глазами. Он прочитал ее, прикусил губу и проворчал:
– Ладно, господи, ну, входите же!
Он придержал дверь, и я вошел в красивую полутемную комнату. Ковер абрикосового цвета, покрывавший пол, выглядел достаточно дорогим. В комнате стояли глубокие кресла, несколько белых металлических торшеров, большой письменный стол и диван, обтянутый светло-коричневым репсом в полоску. В углу – камин с медной решеткой и выступающим карнизом из светлого дерева. В камине были сложены дрова, почти скрытые большой веткой цветущей манциаты.
Цветы местами поблекли, но все еще были красивы.
На низком круглом столике стоял поднос с бутылкой виски, несколькими рюмками и медным сосудом для льда.
Комната занимала почти весь этаж, в середине ее виднелась белая винтовая лестница, которая вела вниз.
Лэвери захлопнул дверь, улегся на диван и закурил. Я уселся напротив него. В жизни он выглядел по меньшей мере не хуже, чем на фотографии. У него была мощная грудная клетка и крепкие ноги, глаза цветом напоминали ореховую скорлупу. Довольно длинные волосы слегка завивались на висках. Загорелое тело не носило никаких следов излишеств. Это был красивый кусок мяса,большего я ничего в нем не обнаружил. Но можно было поверить, что женщины от него без ума.
– Почему бы вам не сказать, где она? – начал я разговор. – Мы все равно найдем ее, рано или поздно. А если вы сами скажете, нам не придется вас больше беспокоить.
– Меня беспокоить? Для этого требуется кто-нибудь покрепче, чем частный сыщик.
– Вы ошибаетесь. Частный сыщик может доставить вам очень много беспокойства и неприятностей. Сыщики – люди настойчивые и привыкшие к грубому обращению. Наше время оплачивается, так что мы можем его тратить на то, чтобы вас беспокоить, равно как и на любое другое развлечение.
– Ну, хорошо, послушайте, – сказал он, наклонившись вперед. – Я прочел вашу телеграмму, но это – липа. Я не ездил с Кристель Кингсли в Эль-Пасо. Я давно ее не видел, дольше, чем со дня отправки телеграммы. Я не имею о ней никаких сведений. И все это я уже говорил самому Кингсли.
– Он не обязан вам верить.
– А для чего мне лгать? – удивился он.
– А почему бы вам и не солгать? – спросил я в свою очередь.
– Видите ли, – сказал он серьезно, – вы вправе так думать, но вы не знаете Кристель. Муженек не может привязать ее на цепочку. Если ему не нравится поведение жены, то он ведь способен вознаградить себя за это. Ах, уж эти мужья – собственники! От них впору с ума сойти!
– Ну, допустим, вы не были с нею в этот день в Эль-Пасо. Зачем же ей было посылать эту телеграмму?
– Понятия не имею!
– Могли бы придумать ответ и получше, – сказал я и показал на манцанитовую ветвь перед камином. – Ведь эти цветы сорваны у озера Маленького фавна?
– Этих цветов полно всюду, – сказал он презрительно.
– Но в долине они не так красивы. Он засмеялся.
– Я был там в третью неделю мая. Если вам уж так необходимо это знать.
Полагаю, это легко проверить. Тогда я и видел ее в последний раз.
– А жениться на ней вы не собирались?
Он выдохнул пару красивых дымовых колец.
– Я об этом думал, не скрою. У нее есть деньги. Деньги всегда пригодятся. Но добывать их таким способом – слишком тяжело.
Я кивнул, но ничего не ответил. Он задумчиво посмотрел на ветку манцаниты, снова раскурил свою сигарету. Я молчал. Спустя некоторое время он начал выказывать признаки нетерпения. Вновь посмотрел на мою визитную карточку.
– Значит, вас нанимают, чтобы ворошить старое дерьмо? Хоть прилично платят за это?
– И говорить не стоит... Там доллар, тут доллар...
– И все доллары довольно грязные, – сказал он с вызовом.
– Послушайте, мистер Лэвери, – ответил я. – Нам незачем ссориться.
Кингсли думает, что вы знаете, где находится его жена, но скрываете это.
Либо из нежных чувств к ней, либо просто из подлости.
– А что его больше бы устроило? – спросил смуглый красавец язвительным тоном.
– Это для него безразлично, лишь бы получить сведения о ней. Его не очень волнует, чем вы занимаетесь с его женой, куда вы с ней ездите и собирается ли она разводиться с ним. Он лишь хочет быть уверен, что все в порядке и что она не попала в какую-нибудь историю.
Лэвери изобразил интерес.
– В историю? Какого рода? – Он облизнул губы, словно пробовал слово на вкус.
– Допустим, у нее могут быть неприятности, о которых вы и не подозреваете.
– А вы мне все-таки расскажите! – произнес он саркастически. – Интересно послушать о неприятностях, которые мне неизвестны.
– Вы великолепны, – сказал я. – На серьезные вопросы вам отвечать некогда. А чтобы глупо острить – время находится. Может быть, вы сами отвезли ее через границу и теперь надеетесь, что мы не сумеем узнать правду?
Не надейтесь, выбросьте это из головы!
– Только не поломайте себе зубы, умник! Доказательств у вас нет никаких, а без них какие вы мне можете предъявить обвинения?
– Ну, эта телеграмма – уже кое-что, – сказал я настойчиво. У меня было чувство, словно эту фразу я уже произносил несколько раз.
– Вероятнее всего, это блеф. Розыгрыш. Она обожает подобные маленькие шутки, любит подурачить людей. А кое-кого и позлить.
– Не вижу в такой шутке ничего смешного. Он небрежно стряхнул пепел с сигареты прямо на стол, оглядел меня с головы до ног и снова отвел взгляд.
– Я ее бросил, – сказал он медленно. – Может быть, она таким способом пытается мне отомстить? Она дожидалась меня там в горах. Я не поехал. Я сыт ею по горло.
– Вот как? – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Эта история мне не особенно нравится. Было бы куда как более мило, если бы вы признались, что ездили с нею в Эль-Пасо и там поссорились. Может быть мы лучше изложим ваш рассказ в такой форме?
Он покраснел так, что это стало видно сквозь загар.
– Проклятье! Я же вам сказал, что никуда с нею не ездил. Никуда! Не можете себе это зарубить на носу?
– Зарублю, как только вам поверю. Он наклонился вперед и раздавил окурок. Потом легко встал и затянул потуже пояс своего халата.
– Ну вот что, – сказал он ясным голосом, – теперь убирайтесь! На свежий воздух! Мне надоели ваши допросы третьей степени! Вы понапрасну тратите время – и мое и свое, если оно чего-нибудь стоит.
Я тоже встал и рассмеялся ему в лицо.
– Оно стоит не очень дорого, ровно столько, сколько мне за него платят.
Кстати, вам не приходилось, например, из-за миссис Кингсли иметь некоторые неприятности с магазинами? Ну, скажем, из-за пары чулок или каких-нибудь безделушек?
Он посмотрел на меня внимательно, нахмурив брови.
– Я вас не понимаю.
– Больше ничего я и не хотел узнать, – заключил я. – Спасибо, что вы уделили мне столько времени. Кстати, чем вы зарабатываете себе на жизнь с тех пор, как расстались с миссис Кингсли?
– А вам какое дело, черт возьми?
– Вообще-то дела нет. Но если мне понадобится, я сумею это узнать в два счета, – сказал я, направляясь к двери.
– В настоящее время я не работаю, – сказал он холодно. – Я ожидаю со дня на день призыва в Военно-морской флот.
– Желаю вам его дождаться.
– Да, прощайте, сыщик. И не трудитесь приходить еще раз. Меня не будет дома.
Я пошел к двери. Она открывалась туго, должно быть, петли заржавели из-за влажного морского ветра. Открыв ее, я оглянулся. Он смотрел на меня, нахмурив брови.
– Возможно, мне и придется зайти. Но не для того, чтобы вы рассказывали мне о розыгрышах. Чтобы обсудить с вами нечто более важное.
– Значит, вы все-таки думаете, что я лгу?
– Я думаю, что у вас еще есть что-то на сердце. Слишком много мне приходилось видеть лиц, чтобы я мог не заметить этого. Может быть то, что вы скрываете, и не имеет отношения к данному делу. Но если имеет, то вам придется еще раз попытаться выставить меня за порог!
– Выставлю с удовольствием! – сказал он. – Только в другой раз приведите с собой кого-нибудь, кто мог бы вас отвезти домой... На тот случай, если не так упадете и что-нибудь себе сломаете.
И вдруг – я не уловил смысла этого поступка – он смачно сплюнул себе под ноги, на ковер. Меня это почему-то поразило. Было такое ощущение, словно слышишь, как красивая, нежная на вид женщина произносит грязную площадную брань.
– До свидания, вы, роскошный клубок мускулов, – сказал я и вышел. Дверь закрылась с трудом.
На тротуаре я остановился и посмотрел на стоявший напротив дом.
Глава 4
Он был большой, но невысокий, его выгоревшие стены отдавали нежно-розовыми пастельными тонами. Оконные рамы были матово-зелеными, крыша выложена грубой зеленой черепицей. Входная дверь находилась в глубокой нише, обрамленной пестрой мозаикой.
Перед домом располагался небольшой цветник. Справа стоял гараж на три автомашины. Его ворота выходили во Двор.
На кирпичном столбике красовалась бронзовая табличка с надписью:
«Элберт С. Элмор, доктор медицины».
Пока я стоял, разглядывая дом, из-за угла появился уже знакомый мне черный «кадиллак». Автомобиль замедлил ход, собираясь, видимо, по широкой дуге свернуть к гаражу. Но водителю помешала моя машина, стоявшая на пути.
Поэтому он проехал до конца улицы и развернулся на пятачке перед решеткой.
Потом медленно вернулся и въехал в свободный бокс гаража.
Худощавый человек в темных очках прошел к дому по боковой дорожке. В руке он нес докторский саквояж. На полпути он опять посмотрел в мою сторону.
Я в это время шел к своей машине. Подойдя к двери, он стал ее отпирать и снова оглянулся.
Я уселся в свой «крайслер» и закурил, раздумывая, не стоит ли попросить кого-нибудь из коллег понаблюдать за Лэвери. Нет, пожалуй, пока это не нужно.
В окне, рядом с дверью, через которую доктор вошел в дом, шевельнулись гардины. Я заметил худую руку и отблеск света на очках. Гардины довольно долго оставались открытыми, потом их задернули.
Я взглянул на дом Лэвери. Отсюда была видна крашеная деревянная лестница, спускавшаяся к черному ходу.
Продолжая разглядывать дом доктора Элмора, я размышлял, в каких они могут быть отношениях. Во всяком случае, знакомы: ведь их дома – единственные в квартале. Но спрашивать доктора бесполезно – врачи привыкли хранить профессиональную тайну. Вряд ли он согласится что-нибудь сообщить.
Я снова посмотрел: гардины опять были отодвинуты. Доктор Элмор стоял у окна и сердито смотрел на меня.
Я высунул руку за дверцу машины и стряхнул пепел с сигареты. Доктор быстро отвернулся и уселся за письменный стол. Перед ним лежал портфель. Он сидел прямо, как свечка, и нервно барабанил пальцами по столу. Его рука потянулась к телефону, тронула его и вдруг отдернулась. Элмор закурил сигарету, резким взмахом руки погасил спичку и, подойдя к окну, опять уставился на меня.
Если все это и заинтересовало меня, то лишь потому, что передо мной был врач. Обычно врачи – наименее любопытные из всех людей. Уже будучи ассистентами, они вынуждены выслушивать столько человеческих секретов, что их потребность в тайнах оказывается удовлетворенной на всю жизнь. Однако доктор Элмор, похоже, сильно мною заинтересовался. При этом он обнаруживал не столько интерес, сколько крайнее раздражение.
Я уж было взялся за ключ зажигания, как дверь дома Лэвери открылась. Я откинулся на сиденье. Лэвери вышел бодрым шагом, посмотрел вдоль улицы и повернул к гаражу. Одет он был так же, только через плечо висело махровое полотенце. Было слышно, как открылась дверь гаража, забормотал запускаемый мотор. Из гаража выехала симпатичная маленькая спортивная машина с открытым верхом. На Лэвери теперь были шикарные солнечные очки в широкой белой оправе. Из выхлопной трубы автомобиля показалось белое облачко, машина промчалась вдоль квартала и скрылась за углом.
Это не представляло для меня особого интереса. Мистер Кристофер Лэвери направлялся на пляж, на берег Тихого океана, чтобы лежать на солнце и позволять девушкам наслаждаться его внешностью.
Меня значительно больше занимал доктор. Теперь он стоял у телефона, ничего не говорил, просто держал трубку у уха, курил и ждал. Потом слегка наклонился, как делают, услышав ответ, прислушался, повесил трубку и что-то записал в блокноте, лежавшем рядом с телефоном. Потом на письменном столе появилась толстая книга, обрез которой был выкрашен в желтый цвет. Раскрыв ее примерно на середине, он бросил быстрые взгляд на мой «крайслер».
Как видно, он нашел то, что искал, наклонился над книгой, и в воздухе над страницами возникла пара торопливых облачков дыма. Доктор снова что-то записал в блокнот, отодвинул книгу и вновь взялся за телефон. Набрав номер, он начал быстро говорить в трубку.
Разговор закончился, Элмор сидел, откинувшись в кресле, и размышлял, уставившись прямо перед собой и не забывая каждые полминуты посматривать в окно. Он ждал. И я ждал. Собственно, без всякой причины. Врачи часто звонят по телефону и разговаривают с разными людьми. Врачи смотрят в окно, врачи хмурят лбы, врачи выглядят нервными. Врачи – такие же люди, как и мы, грешные. И они ведут свою долгую и горькую борьбу, как и мы все...
Но в поведении этого врача было что-то, сбивавшее меня с толку. Я посмотрел на часы, увидел, что давно пора было бы обедать, закурил новую сигарету – и не двинулся с места.
Минут через пять в конце улицы появился зеленый «седан». Он подъехал к дому доктора Элмора и остановился. Над капотом была укреплена длинная антенна, она слегка раскачивалась. Из машины вылез высокий блондин. Подойдя к двери доктора Элмора, он позвонил, потом наклонился, чтобы чиркнуть спичкой о ступеньку. Так ему было удобнее посмотреть на меня.
Дверь открылась, он вошел в дом. Гардины в кабинете доктора задернулись и скрыли от меня происходящее. Я продолжал сидеть в машине и смотрел на темные складки гардин. Прошло несколько минут. Дверь открылась, и высокий блондин, не торопясь, спустился по ступенькам. Он отбросил окурок, провел ладонью по волосам, пожал плечами, потер подбородок и, наконец, направился ко мне. В тишине его шаги звучали ясно и отчетливо. За его спиной гардины в окне доктора снова раздвинулись. Доктор стоял у окна и смотрел на нас. Рядом с моим локтем легла тяжелая веснушчатая рука. Над ней появилось большое, изборожденное складками лицо. Глаза отливали металлической синевой. От твердо посмотрел на меня и заговорил низким грубым голосом:
– Вы кого-нибудь ждете?
– Сам не знаю, – ответил я. – А что, нельзя?
– Я задаю вопросы, а не вы!
– Так, – сказал я. – Вот, значит, разгадка всей пантомимы.
– Какой пантомимы? – он смотрел на меня явно недружелюбно.
Я показал сигаретой через улицу.
– Этот нервный тип в окне. Сначала по номеру моей машины узнал в автоклубе мою фамилию, потом посмотрел в телефонной книге, кто я такой, а потом, значит, позвонил в полицию. Что бы это все могло значить?
– Покажите-ка сначала ваши права! Теперь и я ответил ему твердым взглядом.
– Вы всегда начинаете с одного и того же хамского тона? – спросил я. – Как видно, это – единственное удостоверение личности, которым вы пользуетесь!
– Если ты, парень, вздумаешь грубить, то придется расплачиваться собственной шкурой!
Я повернул ключ зажигания и нажал на стартер. Мотор тихо заурчал и завелся.
– Выключите мотор! – сказал он злым голосом и поставил ногу на подножку машины.
Я повернул ключ и откинулся на сиденье.
– Черт возьми, хотите, чтобы я вас выволок и посадил на асфальт?
Я протянул ему свой бумажник. Он вытащил из него мои водительские права и начал их рассматривать. Потом изучил фотокопию лицензии. С презрительной миной он затолкал все обратно в бумажник и вернул его мне. Я убрал бумажник на место. Его рука опустилась в карман и вынырнула с сине-золотым полицейским жетоном.
– Дегамо, лейтенант уголовной полиции. – Голос у него был низкий, грубый.
– Рад с вами познакомиться, лейтенант, – сказал я.
– Не разговаривать! Отвечайте, почему вы шпионите за домом доктора Элмора?
– Я не «шпионю» за домом доктора Элмора, как вам было угодно выразиться, лейтенант. Я никогда не слышал о докторе Элморе, и у меня нет причин следить за ним.
Он поднял голову и сплюнул. Видно, у меня сегодня такой день, что приходится иметь дело исключительно с верблюдами.
– Тогда чего вы здесь шныряете? Нам не нужны ищейки. В нашем городе мы можем обойтись и без них!
– Действительно? Как интересно!
– Да, действительно. Так что выкладывайте правду, без уловок. Или, может, хотите отправиться со мной в полицию и попотеть под сильным прожектором?
Я не ответил.
– Вас наняла ее семья? – спросил он. Я отрицательно покачал головой.
– Тут недавно один попытался. Но закончил в тюрьме, мой милый.
– Держу пари, это – славная шутка, – сказал я. – Только хотелось бы понять, в чем ее соль. Кто попытался, что попытался?
– Попытался его шантажировать, – сказал он.
– Обидно, что я не знаю, как это сделать, – сказал я. – Ваш доктор, по-моему, твердый орешек, не очень-то пригодный для шантажа.
– Подобными отговорками вы не отвертитесь!
– Хорошо, – сказал я. – Попробую изложить в другой форме. Я не знаю доктора Элмора, никогда о нем не слыхал, и он меня не интересует. Я приезжал навестить приятеля, сижу и любуюсь красивым видом. А если я даже занят чем-нибудь другим, то вас это все равно не касается. Если такое объяснение вас не устраивает, то советую съездить в Лос-Анджелес, в Главное полицейское управление, и поговорить с дежурным офицером.
Он тяжеловесно переступил ногой на подножке машины, и на лице его отразилось сомнение.
– Честно? – спросил он неуверенно.
– Честно.
– Ах, черт бы его побрал, этого спятившего дурака! – воскликнул он вдруг и посмотрел через плечо на дом. – Ему самому надо показаться врачу. – Лейтенант рассмеялся, но в его смехе не было и тени веселья. Он снова провел ладонью по своим пепельным волосам.
– Ладно. Проваливайте! – сказал он. – И держитесь подальше от нашего города, понятно? Тогда не наживете себе врагов.
Я снова нажал на стартер. Когда мотор завелся, я спросил:
– Как поживает Ал Норгард?
Он посмотрел на меня, округлив глаза.
– Вы знаете Ала Норгарда?
– Да. Пару лет назад мы с ним расследовали одно дело, здесь, у вас. Он был тогда начальником полиции.
– Теперь он работает в военной полиции. Я бы и сам не прочь был туда перейти, – сказал он с горечью. Уже уходя, он вдруг снова резко повернулся ко мне. – Живо, уматывайте! Пока я не передумал.
Тяжело ступая, он снова пересек улицу и вошел в ворота дома Элмора.
На пути к городу я прислушивался к своим мыслям. Они прыгали туда-сюда, как нервные руки доктора Элмора по краю гардины.
Добравшись до Лос-Анджелеса, я съел ленч и решил заехать к себе в контору, чтобы просмотреть почту. Потом я позвонил Кингсли.
– Я был у Лэвери. Он так ругался, что это было похоже на правду. Я попробовал пару раз задеть его за живое, но из этого тоже ничего не вышло.
Думаю, что они поссорились и разошлись. Похоже, что он об этом сожалеет.
– Но тогда он должен знать, где она находится, – сказал Кингсли.
– Может знать, а может и не знать. Кстати, на улице, где живет Лэвери, со мной произошло довольно странное происшествие. Там стоят два дома: Лэвери и некоего доктора Элмора.
Я вкратце рассказал Кингсли о происшедшем. Он помолчал, потом спросил:
– Вы имеете в виду доктора Элберта Элмора?
– Именно.
– Некоторое время он был врачом Кристель. Много раз приходил к нам, когда... Ну, словом, когда она слишком напивалась. Мне показалось, что он слишком скор на руку в обращении со своим шприцем. Его жена... подождите, что-то там случилось с его женой... Да, верно, она покончила с собой.
– Когда?
– Я уже не помню. Довольно давно. Вообще-то у меня с ним никаких контактов и не было. Что же вы собираетесь предпринять дальше?
Хотя день уже клонился к вечеру, я решил ехать на озеро. Он сказал, что времени у меня достаточно. Тем более, что в горах темнеет на час позже.
– Да? Это прекрасно, – сказал я и повесил трубку.
Перед домом располагался небольшой цветник. Справа стоял гараж на три автомашины. Его ворота выходили во Двор.
На кирпичном столбике красовалась бронзовая табличка с надписью:
«Элберт С. Элмор, доктор медицины».
Пока я стоял, разглядывая дом, из-за угла появился уже знакомый мне черный «кадиллак». Автомобиль замедлил ход, собираясь, видимо, по широкой дуге свернуть к гаражу. Но водителю помешала моя машина, стоявшая на пути.
Поэтому он проехал до конца улицы и развернулся на пятачке перед решеткой.
Потом медленно вернулся и въехал в свободный бокс гаража.
Худощавый человек в темных очках прошел к дому по боковой дорожке. В руке он нес докторский саквояж. На полпути он опять посмотрел в мою сторону.
Я в это время шел к своей машине. Подойдя к двери, он стал ее отпирать и снова оглянулся.
Я уселся в свой «крайслер» и закурил, раздумывая, не стоит ли попросить кого-нибудь из коллег понаблюдать за Лэвери. Нет, пожалуй, пока это не нужно.
В окне, рядом с дверью, через которую доктор вошел в дом, шевельнулись гардины. Я заметил худую руку и отблеск света на очках. Гардины довольно долго оставались открытыми, потом их задернули.
Я взглянул на дом Лэвери. Отсюда была видна крашеная деревянная лестница, спускавшаяся к черному ходу.
Продолжая разглядывать дом доктора Элмора, я размышлял, в каких они могут быть отношениях. Во всяком случае, знакомы: ведь их дома – единственные в квартале. Но спрашивать доктора бесполезно – врачи привыкли хранить профессиональную тайну. Вряд ли он согласится что-нибудь сообщить.
Я снова посмотрел: гардины опять были отодвинуты. Доктор Элмор стоял у окна и сердито смотрел на меня.
Я высунул руку за дверцу машины и стряхнул пепел с сигареты. Доктор быстро отвернулся и уселся за письменный стол. Перед ним лежал портфель. Он сидел прямо, как свечка, и нервно барабанил пальцами по столу. Его рука потянулась к телефону, тронула его и вдруг отдернулась. Элмор закурил сигарету, резким взмахом руки погасил спичку и, подойдя к окну, опять уставился на меня.
Если все это и заинтересовало меня, то лишь потому, что передо мной был врач. Обычно врачи – наименее любопытные из всех людей. Уже будучи ассистентами, они вынуждены выслушивать столько человеческих секретов, что их потребность в тайнах оказывается удовлетворенной на всю жизнь. Однако доктор Элмор, похоже, сильно мною заинтересовался. При этом он обнаруживал не столько интерес, сколько крайнее раздражение.
Я уж было взялся за ключ зажигания, как дверь дома Лэвери открылась. Я откинулся на сиденье. Лэвери вышел бодрым шагом, посмотрел вдоль улицы и повернул к гаражу. Одет он был так же, только через плечо висело махровое полотенце. Было слышно, как открылась дверь гаража, забормотал запускаемый мотор. Из гаража выехала симпатичная маленькая спортивная машина с открытым верхом. На Лэвери теперь были шикарные солнечные очки в широкой белой оправе. Из выхлопной трубы автомобиля показалось белое облачко, машина промчалась вдоль квартала и скрылась за углом.
Это не представляло для меня особого интереса. Мистер Кристофер Лэвери направлялся на пляж, на берег Тихого океана, чтобы лежать на солнце и позволять девушкам наслаждаться его внешностью.
Меня значительно больше занимал доктор. Теперь он стоял у телефона, ничего не говорил, просто держал трубку у уха, курил и ждал. Потом слегка наклонился, как делают, услышав ответ, прислушался, повесил трубку и что-то записал в блокноте, лежавшем рядом с телефоном. Потом на письменном столе появилась толстая книга, обрез которой был выкрашен в желтый цвет. Раскрыв ее примерно на середине, он бросил быстрые взгляд на мой «крайслер».
Как видно, он нашел то, что искал, наклонился над книгой, и в воздухе над страницами возникла пара торопливых облачков дыма. Доктор снова что-то записал в блокнот, отодвинул книгу и вновь взялся за телефон. Набрав номер, он начал быстро говорить в трубку.
Разговор закончился, Элмор сидел, откинувшись в кресле, и размышлял, уставившись прямо перед собой и не забывая каждые полминуты посматривать в окно. Он ждал. И я ждал. Собственно, без всякой причины. Врачи часто звонят по телефону и разговаривают с разными людьми. Врачи смотрят в окно, врачи хмурят лбы, врачи выглядят нервными. Врачи – такие же люди, как и мы, грешные. И они ведут свою долгую и горькую борьбу, как и мы все...
Но в поведении этого врача было что-то, сбивавшее меня с толку. Я посмотрел на часы, увидел, что давно пора было бы обедать, закурил новую сигарету – и не двинулся с места.
Минут через пять в конце улицы появился зеленый «седан». Он подъехал к дому доктора Элмора и остановился. Над капотом была укреплена длинная антенна, она слегка раскачивалась. Из машины вылез высокий блондин. Подойдя к двери доктора Элмора, он позвонил, потом наклонился, чтобы чиркнуть спичкой о ступеньку. Так ему было удобнее посмотреть на меня.
Дверь открылась, он вошел в дом. Гардины в кабинете доктора задернулись и скрыли от меня происходящее. Я продолжал сидеть в машине и смотрел на темные складки гардин. Прошло несколько минут. Дверь открылась, и высокий блондин, не торопясь, спустился по ступенькам. Он отбросил окурок, провел ладонью по волосам, пожал плечами, потер подбородок и, наконец, направился ко мне. В тишине его шаги звучали ясно и отчетливо. За его спиной гардины в окне доктора снова раздвинулись. Доктор стоял у окна и смотрел на нас. Рядом с моим локтем легла тяжелая веснушчатая рука. Над ней появилось большое, изборожденное складками лицо. Глаза отливали металлической синевой. От твердо посмотрел на меня и заговорил низким грубым голосом:
– Вы кого-нибудь ждете?
– Сам не знаю, – ответил я. – А что, нельзя?
– Я задаю вопросы, а не вы!
– Так, – сказал я. – Вот, значит, разгадка всей пантомимы.
– Какой пантомимы? – он смотрел на меня явно недружелюбно.
Я показал сигаретой через улицу.
– Этот нервный тип в окне. Сначала по номеру моей машины узнал в автоклубе мою фамилию, потом посмотрел в телефонной книге, кто я такой, а потом, значит, позвонил в полицию. Что бы это все могло значить?
– Покажите-ка сначала ваши права! Теперь и я ответил ему твердым взглядом.
– Вы всегда начинаете с одного и того же хамского тона? – спросил я. – Как видно, это – единственное удостоверение личности, которым вы пользуетесь!
– Если ты, парень, вздумаешь грубить, то придется расплачиваться собственной шкурой!
Я повернул ключ зажигания и нажал на стартер. Мотор тихо заурчал и завелся.
– Выключите мотор! – сказал он злым голосом и поставил ногу на подножку машины.
Я повернул ключ и откинулся на сиденье.
– Черт возьми, хотите, чтобы я вас выволок и посадил на асфальт?
Я протянул ему свой бумажник. Он вытащил из него мои водительские права и начал их рассматривать. Потом изучил фотокопию лицензии. С презрительной миной он затолкал все обратно в бумажник и вернул его мне. Я убрал бумажник на место. Его рука опустилась в карман и вынырнула с сине-золотым полицейским жетоном.
– Дегамо, лейтенант уголовной полиции. – Голос у него был низкий, грубый.
– Рад с вами познакомиться, лейтенант, – сказал я.
– Не разговаривать! Отвечайте, почему вы шпионите за домом доктора Элмора?
– Я не «шпионю» за домом доктора Элмора, как вам было угодно выразиться, лейтенант. Я никогда не слышал о докторе Элморе, и у меня нет причин следить за ним.
Он поднял голову и сплюнул. Видно, у меня сегодня такой день, что приходится иметь дело исключительно с верблюдами.
– Тогда чего вы здесь шныряете? Нам не нужны ищейки. В нашем городе мы можем обойтись и без них!
– Действительно? Как интересно!
– Да, действительно. Так что выкладывайте правду, без уловок. Или, может, хотите отправиться со мной в полицию и попотеть под сильным прожектором?
Я не ответил.
– Вас наняла ее семья? – спросил он. Я отрицательно покачал головой.
– Тут недавно один попытался. Но закончил в тюрьме, мой милый.
– Держу пари, это – славная шутка, – сказал я. – Только хотелось бы понять, в чем ее соль. Кто попытался, что попытался?
– Попытался его шантажировать, – сказал он.
– Обидно, что я не знаю, как это сделать, – сказал я. – Ваш доктор, по-моему, твердый орешек, не очень-то пригодный для шантажа.
– Подобными отговорками вы не отвертитесь!
– Хорошо, – сказал я. – Попробую изложить в другой форме. Я не знаю доктора Элмора, никогда о нем не слыхал, и он меня не интересует. Я приезжал навестить приятеля, сижу и любуюсь красивым видом. А если я даже занят чем-нибудь другим, то вас это все равно не касается. Если такое объяснение вас не устраивает, то советую съездить в Лос-Анджелес, в Главное полицейское управление, и поговорить с дежурным офицером.
Он тяжеловесно переступил ногой на подножке машины, и на лице его отразилось сомнение.
– Честно? – спросил он неуверенно.
– Честно.
– Ах, черт бы его побрал, этого спятившего дурака! – воскликнул он вдруг и посмотрел через плечо на дом. – Ему самому надо показаться врачу. – Лейтенант рассмеялся, но в его смехе не было и тени веселья. Он снова провел ладонью по своим пепельным волосам.
– Ладно. Проваливайте! – сказал он. – И держитесь подальше от нашего города, понятно? Тогда не наживете себе врагов.
Я снова нажал на стартер. Когда мотор завелся, я спросил:
– Как поживает Ал Норгард?
Он посмотрел на меня, округлив глаза.
– Вы знаете Ала Норгарда?
– Да. Пару лет назад мы с ним расследовали одно дело, здесь, у вас. Он был тогда начальником полиции.
– Теперь он работает в военной полиции. Я бы и сам не прочь был туда перейти, – сказал он с горечью. Уже уходя, он вдруг снова резко повернулся ко мне. – Живо, уматывайте! Пока я не передумал.
Тяжело ступая, он снова пересек улицу и вошел в ворота дома Элмора.
На пути к городу я прислушивался к своим мыслям. Они прыгали туда-сюда, как нервные руки доктора Элмора по краю гардины.
Добравшись до Лос-Анджелеса, я съел ленч и решил заехать к себе в контору, чтобы просмотреть почту. Потом я позвонил Кингсли.
– Я был у Лэвери. Он так ругался, что это было похоже на правду. Я попробовал пару раз задеть его за живое, но из этого тоже ничего не вышло.
Думаю, что они поссорились и разошлись. Похоже, что он об этом сожалеет.
– Но тогда он должен знать, где она находится, – сказал Кингсли.
– Может знать, а может и не знать. Кстати, на улице, где живет Лэвери, со мной произошло довольно странное происшествие. Там стоят два дома: Лэвери и некоего доктора Элмора.
Я вкратце рассказал Кингсли о происшедшем. Он помолчал, потом спросил:
– Вы имеете в виду доктора Элберта Элмора?
– Именно.
– Некоторое время он был врачом Кристель. Много раз приходил к нам, когда... Ну, словом, когда она слишком напивалась. Мне показалось, что он слишком скор на руку в обращении со своим шприцем. Его жена... подождите, что-то там случилось с его женой... Да, верно, она покончила с собой.
– Когда?
– Я уже не помню. Довольно давно. Вообще-то у меня с ним никаких контактов и не было. Что же вы собираетесь предпринять дальше?
Хотя день уже клонился к вечеру, я решил ехать на озеро. Он сказал, что времени у меня достаточно. Тем более, что в горах темнеет на час позже.
– Да? Это прекрасно, – сказал я и повесил трубку.
Глава 5
Городок Сан-Бернардино изнемогал от полуденной жары. Воздух был таким горячим, что у меня буквально пузыри на языке высыпали. Я сидел в машине и тяжело отдувался. На минуту остановился и купил бутылку виски на случай, если окончательно раскисну раньше, чем доберусь до гор. После Крестлина я свернул на шоссе, круто взбиравшееся вверх. За пятнадцать миль дорога поднялась на пять тысяч футов, но и здесь атмосфера была какой угодно, только не прохладной.
Тридцать миль по горам привели меня в высокий сосновый лес, к поселку, называвшемуся Баблинг Спринте. Там имелись крытая дранкой лавочка и заправочная колонка. Это место показалось мне раем. Начиная оттуда, путь стал прохладней.
Озеро Пума было огорожено длинной дамбой. На каждом ее конце и посередине стояло по часовому. Прежде чем пропустить меня на дамбу, первый из них потребовал, чтобы я закрыл все окна в машине. Примерно в ста метрах от дамбы был протянут трос на поплавках, ограждавший запретную зону.
Озеро кишмя кишело лодками, байдарками, гоночными гребными судами. По голубой воде скользили моторки, оставляя за собой пенные хвосты и резко накреняясь. На поворотах девушки, сидевшие в лодках, визжали и опускали ладони в воду. На волнах покачивались плоскодонки с удильщиками, уплатившими по два доллара за право порыбачить и теперь безуспешно пытавшимися выудить рыбешки хоть на цент.
Дорога бежала вдоль массивных гранитных скал. Потом по обе ее стороны распростерлись луга, где в траве попадались синие ирисы, белый и красный люпин, мята и полевые розы. Стройные ели высились на фоне ясного синего неба.
Шоссе опустилось пониже и снова вернулось к берегу озера. Здесь было полно загорелых девиц в шикарных купальниках, косынках, пляжных сандалиях на толстых подошвах. Взад-вперед носились велосипедисты, то и дело появлялся какой-нибудь потенциальный самоубийца на мотоцикле.
Примерно в миле за поселком от шоссе ответвлялась, поднимаясь в горы, узкая дорога. Некрашеная деревянная доска оповещала: «До озера Маленького фавна 1,5 мили». Я повернул туда. По склонам были рассеяны небольшие домики, примерно через милю они исчезли. Вскоре в сторону свернула еще более узкая дорога. Здесь на деревянной доске было написано: "Озеро Маленького фавна.
Частная дорога. Проезд воспрещен".
Мой «крайслер» с усилием пополз в гору, мимо голых гранитных скал. Я миновал небольшой водопад, рощу черного дуба, железного дерева и манцанитовых кустов. Царила глубокая тишина. На ветке закричала сойка. Рыжая белка обругала меня и швырнула в мою сторону шишку. Красный дятел прервал свою работу, уставился черными жемчужинками глазок и спрятался за ствол дерева, чтобы тотчас же выглянуть из-за него с другой стороны.
Наконец на пути показался бревенчатый шлагбаум, также снабженный предупреждающей табличкой. Он был открыт.
Тридцать миль по горам привели меня в высокий сосновый лес, к поселку, называвшемуся Баблинг Спринте. Там имелись крытая дранкой лавочка и заправочная колонка. Это место показалось мне раем. Начиная оттуда, путь стал прохладней.
Озеро Пума было огорожено длинной дамбой. На каждом ее конце и посередине стояло по часовому. Прежде чем пропустить меня на дамбу, первый из них потребовал, чтобы я закрыл все окна в машине. Примерно в ста метрах от дамбы был протянут трос на поплавках, ограждавший запретную зону.
Озеро кишмя кишело лодками, байдарками, гоночными гребными судами. По голубой воде скользили моторки, оставляя за собой пенные хвосты и резко накреняясь. На поворотах девушки, сидевшие в лодках, визжали и опускали ладони в воду. На волнах покачивались плоскодонки с удильщиками, уплатившими по два доллара за право порыбачить и теперь безуспешно пытавшимися выудить рыбешки хоть на цент.
Дорога бежала вдоль массивных гранитных скал. Потом по обе ее стороны распростерлись луга, где в траве попадались синие ирисы, белый и красный люпин, мята и полевые розы. Стройные ели высились на фоне ясного синего неба.
Шоссе опустилось пониже и снова вернулось к берегу озера. Здесь было полно загорелых девиц в шикарных купальниках, косынках, пляжных сандалиях на толстых подошвах. Взад-вперед носились велосипедисты, то и дело появлялся какой-нибудь потенциальный самоубийца на мотоцикле.
Примерно в миле за поселком от шоссе ответвлялась, поднимаясь в горы, узкая дорога. Некрашеная деревянная доска оповещала: «До озера Маленького фавна 1,5 мили». Я повернул туда. По склонам были рассеяны небольшие домики, примерно через милю они исчезли. Вскоре в сторону свернула еще более узкая дорога. Здесь на деревянной доске было написано: "Озеро Маленького фавна.
Частная дорога. Проезд воспрещен".
Мой «крайслер» с усилием пополз в гору, мимо голых гранитных скал. Я миновал небольшой водопад, рощу черного дуба, железного дерева и манцанитовых кустов. Царила глубокая тишина. На ветке закричала сойка. Рыжая белка обругала меня и швырнула в мою сторону шишку. Красный дятел прервал свою работу, уставился черными жемчужинками глазок и спрятался за ствол дерева, чтобы тотчас же выглянуть из-за него с другой стороны.
Наконец на пути показался бревенчатый шлагбаум, также снабженный предупреждающей табличкой. Он был открыт.