Чапек Карел. Мать

   Петр. Варвары! Варвары! Вы этого не сделаете! Вы просто хотите нагнать на нас страху, белые звери!
   Голос по радио. Алло, алло! Вся ответственность за разрушение города и человеческие жертвы падет на руководство черных. Мы предупреждали их своевременно. Мы до последней минуты вели переговоры, а в это время черные начали преступно умерщвлять наших заложников, наших офицеров, жителей города...
   Петр. Это ложь! Это вы начали! Псы! Кровавые псы! (Обнажает свою простреленную грудь.) Это что, по-вашему?
   Голос по радио. Мы отказываемся от дальнейших переговоров. Каждый захваченный с оружием в руках будет расстрелян на месте. Все, кто был на стороне черных, будут преданы военному суду. Алло, алло! Через две минуты артиллерия начнет обстреливать центр города. В последний раз предлагаем черным сдаться. Только таким путем вы можете избавить наш город от невиданного разгрома.
   Петр. Нет, нет, нет! Не слушайте их! Товарищи, не сдавайтесь! Пусть громят город, коли на то пошло!
   Ондра. Есть за что умирать, не так ли? Выключи, Иржи!
   Иржи поворачивает рычажок радиоприемника.
   Петр. Да, есть за что умирать! Черные, вперед! За нашу свободу! За нашу победу! За новый мир! Товарищи, не сдавайтесь! Пусть уничтожат город, пусть погибнет народ, пусть разрушится весь мир - только бы победило наше дело. Лучше смерть, только бы не восторжествовали эти белые псы!
   Вдали орудийный залп.
   Отец. Это тяжелые орудия. Шестидюймовки. Сдержали-таки слово.
   Иржи. Знаете, друзья мои, я почти рад, что...
   Отец. ...что ты мертв? Охотно верю. Бум! Это была девятидюймовка, ребятки.
   Петр. Убийцы! Подлые убийцы!
   Ондра. Погодите! Тише! Мама приходит в себя.
   Иржи. И как раз в такую минуту. Бедняжка! .
   Отец. Погасите свет.
   Полная тьма. Грохот орудий и треск винтовок.
   Голос О н д р ы. Ну, прощай, мамочка.
   Голос Отца. Не бойся, дорогая. Мы всегда с тобой.
   Голос Иржи. Это только гроза, мама. Она пройдет.
   Голос Петра. Убийцы! Убийцы!
   Грохот орудий и ружейная пальба. За окном разрастается багровое зарево далекого пожара.
   Мать (встает]. Петр!.. Корнель!.. Тони!.. Корнель, что это делается? Где Петр?.. Тони, где Корнель? Корнель, ты слышишь?
   В дверях появляется Тони.
   Тони. Мама, мамочка, ты здесь? (Зажигает свет.} А я ищу тебя...
   Мать (закрывает глаза рукой). Тони, где Петр? Он еще не вернулся?
   Тони. Нет, мама. Ты не беспокойся...
   Мать. Что там творится, Тони?
   Тони. Стреляют, но очень далеко отсюда. Не бойся, мамочка. Я не отойду от тебя ни на шаг. (Открывает ящик стола и хочет взять оттуда револьвер, заряженный Корнелем.) Не бойся ничего.
   Мать. Ты что там берешь, Тони? Положи сейчас же револьвер! Не трогай его! Эти игрушки не для тебя!
   Тони. Я -ничего, мама... Я только думал... на случай, если бы что-нибудь... Видишь ли, Корнель говорил...
   Мать. Да где же Корнель? Позови Корнеля!
   Тони. Ты только не сердись, мама...
   Мать. Тони, где наш Корнель?
   Тони. Он пошел туда, мама... Взял винтовку и сказал: "Тони... передай маме, пусть она не сердится, что мне приходится покинуть ее... но я должен туда!"
   Занавес опускается под грохот орудий
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   Та же комната, но со стен убрано все оружие, со стойки исчезли все ружья и винтовки.
   Мать (снимает со стены последнюю пару пистолетов, запирает их в ящик письменного стола и берет себе ключ). Так. Не хочу, чтобы у Тони всюду было перед глазами оружие. (Оглядывает комнату.) Не хочу. (Подходит к окнам и закрывает ставни.) И на улицу он тоже не будет смотреть. (Подходит к двери и поворачивает выключатель; зажигается люстра.) Кажется, все?.. (Подходит к радиоприемнику.) Ты, ты будешь теперь молчать. Тони не должен знать, что происходит на свете. (Стоит задумавшись возле радиоприемника.) А мне, мне этого не нужно. Я больше ничего не хочу слышать. Меня больше ничто не трогает. (Снова задумывается.) Вот видишь, придется тебе помолчать. А тебе хотелось бы, наверное, говорить? Хотелось бы вскружить Тони голову? Нет, нет, больше ты здесь не будешь кричать. Объявляй свои новости где хочешь, только не здесь. Только не здесь. Здесь - я. Ты больше ничего не будешь вбивать в голову моему Тони... Ну, что ты на это скажешь? (Включает радиоприемник.) А?..
   Женский голос по радио (страстный, убедительный). Это преступление. Преступно нарушены все человеческие права, попраны все соглашения, совершилось грубейшее насилие. Слушайте, слушайте, слушайте! Без объявления войны, без всякого повода, без единого слова предупреждения иностранная армия вторглась в нашу страну. Без единого слова предупреждения, без всякого повода, без объявления войны артиллерия и самолеты иностранной державы начали бомбардировать наши города. Враг выждал, когда наш народ ослабит сам себя жестокой гражданской войной, и теперь вторгся на нашу территорию под предлогом восстановления порядка. Кто дал ему на это право? Какой у него может быть повод к интервенции? Никакого повода и никакого права. Мы взываем ко всему миру: слушайте, слушайте, слушайте! Совершилось преступление, неслыханное преступление! We call the world: hear, hear, it is an outrage, it is an awful crime! [Мы взываем ко всему миру: слушайте, слушайте, совершается грубое насилие, совершается ужасающее преступление! (англ.)] Nous appelons toutshumanite: voyez, quel crime! [Мы взываем ко всему человечеству: смотрите, какое преступление! (франц.) ] Wir rufen die ganze Welt: es wurde ein schreckliches Verbrechen begangen [Мы взываем ко всему миру: совершилось ужасное преступление (нем.). ], Наш народ, наш несчастный, измученный народ истребляют, как диких зверей!
   Мать (выключает радио). Что ты на меня кричишь? Я не хочу тебя слушать! Преступление, преступление! А разве это не было преступление, когда расстреляли моего Петра? Разве не было преступление, когда погиб мой Корнель? Мой Корнель! Мой Петр! И ты будешь рассказывать мне о преступлениях! Я лучше знаю, что такое преступления: я больше всех пострадала от них, - я, мать. Ну да, ты не знала моих мальчиков... Если б ты только видела их, как они наполняли собою дом... Можешь кричать на весь мир. Я тоже кричала, и ты думаешь - кто-нибудь отозвался? (Снова включает радио.)
   Женский голос по радио. Мы сами, сами должны помочь себе. Будем защищаться до последней капли крови. Воздвигнем неодолимую преграду из наших тел и сердец. Наши войска, двинутые против неприятеля, сражаются с беспримерной отвагой; но они не смогут держаться, если не получат подкреплений. Мы обращаемся с призывом ко всем мужчинам: вы должны быть там, где они. Слушайте, слушайте! Мы обращаемся ко всем без исключения мужчинам. Мы взываем к вам, мужчины нашей страны: становитесь все, становитесь все под ружье! Мы взываем к вам. женщины нашей страны: беритесь все за работу, займите места своих мужей и сыновей, которых вы пошлете под знамена!..
   Мать (выключает радио). Нет, нет! Это пустой разговор. Никого я не могу послать: у меня никого больше нет. Тони не в счет, Тони еще ребенок. Нет такого закона, чтобы дети шли на войну. Это бессмыслица. Да и что ты посылаешь под знамена чужих мужей и сыновей? Они не твои? Ну, так и помолчи! У тебя есть сын? Нет. Вот видишь! Тогда бы ты заговорила другим голосом! (Включает радио.)
   Женский голос по радио. Уже не голос человека, а сама родина взывает к вам! Я, ваша родина, взываю ко всем мужчинам. Я, родина-мать, молю своих сыновей: защитите! Защитите меня, мои дети!..
   Мать (выключает радио). Нет, ты - не мать. Мать - это я. Я, я, понимаешь? Какие у тебя права на моих детей? Если б ты была матерью, ты не посылала бы их на войну. Ты спрятала бы их, как я, заперла бы их на замок, как я, и кричала бы - не отдам, не отдам!.. Да мне уж некого отдавать, так и знай. Здесь больше никого нет. Здесь осталась только я - старая, глупая женщина. Я уже отдала всех сыновей. Больше у меня нету, нету...
   В дверях появляется Тони.
   Тони. Мамочка...
   Мать (оборачивается). Чего тебе? (Кричит с ужасом.) Тони, ты тоже?.. (Бросается к нему и ощупывает его со всех сторон.) Нет, слава богу, это ты, ты! Ты ведь жив, правда?.. Как ты меня напугал! И чего ты тут ищешь, Тони? Ты же знаешь: я не хочу, чтобы ты... чтоб ты слушал здесь... эту женщину. Не желаю, Тони!
   Тони. Но, мама, у нее такой... красивый и страшный голос! Знаешь, я так живо представляю ее себе: высокая, бледная... с огромными глазами...
   Мать. Нечего тебе думать о ней!
   Тони. Но она зовет меня!
   Мать. Это к тебе не относится, Тони. Пусть говорит, что хочет. И больше не ходи сюда, мой мальчик. Я эту комнату запру на ключ.
   Тони. Почему?
   Мать (садится). Просто так. Возьму и запру... Я буду держать здесь разные продукты. Ведь если теперь начнется война, мне же нужно будет чем-то кормить тебя, мой маленький. Да и все равно эта комната ни к чему... Хорошо, что я позаботилась о продуктах!. А мы с тобой будем жить внизу, в подвале. Чтобы нас никто не видел. Чтобы дом был как вымерший.
   Тони. Но, мама...
   Мать. Подожди, Тони, не перебивай. Не бойся, я тебя хорошо спрячу, никто не будет знать, что ты дома. Только никуда не выходи. Как-нибудь перетерпишь... Перетерпим вместе, пока все это не кончится. Ты даже и знать не будешь, что где-то война. Понимаешь - тебя это не касается. Ты еще слишком молод для этого. Мы укроемся в подвале, как мыши; ты будешь там читать свои книжки... и вспоминать, как светит солнце. Ну, скажи, чем плохо?
   Т он и. Мамочка, я прошу тебя... Прошу тебя, мама, отпусти меня!
   Мать. Что тебе только приходит в голову? Довольно об этом, мой мальчик.
   Тони. Мамочка, прошу тебя, отпусти меня, отпусти. Я хочу пойти добровольцем! Я не могу оставаться здесь!..
   Мать. Не сходи с ума, Тони! Да тебя и не возьмут. Тебе еще нет восемнадцати...
   Тони. Это теперь не имеет значения, мама! Все пойдут, вот увидишь. Из нашей школы весь старший класс запишется в добровольцы... Прошу тебя, мамочка, ты должна отпустить меня!
   М а т ь. Это вздор, глупышка! Кому ты там нужен?
   Тони. Напрасно так думаешь, мама. Я буду такой же хороший солдат, как любой мальчик из нашей школы! Я дал уже слово...
   Мать. Кому?
   Тони. Своим школьным товарищам, мама.
   Мать. Мне кажется, Тони, это дело касается больше твоей матери, чем твоих товарищей.
   Тони. Прости, мама, но если пойдут все...
   Мать. ...то ты не должен идти, мой маленький. Ты останешься дома.
   Тони. Но почему именно я не должен идти?
   Мать. Потому что у тебя неподходящий для этого характер. Потому что ты слишком слаб для военной службы. И потому что я этого не хочу, мой сыночек. Достаточно?
   Тони. Ты, мама, не сердись, но... посуди сама: ведь может погибнуть действительно все... родина... и народ...
   Мать. Так ты собираешься спасать народ? Без тебя никак не обойдутся? Боюсь, дружочек, что это тебе не под силу.
   Тони. Если бы все матери рассуждали так...
   Мать. То я бы нисколько не удивилась. Ты думаешь, какая-нибудь мать может согласиться на то, чтобы у нее отнимали всех детей одного за другим? Она не была бы матерью, если бы примирилась с этим!
   Тони. Но когда идет такая ужасная война, мама...
   Мать. Я в ней не виновата, Тони. Ни одна мать в ней не виновата. Мы, матери, никогда никаких войн не вели, сынок. Мы только расплачивались за них своими детьми. Но я уже не так глупа, чтобы отдавать последнее, что у меня осталось. Пусть устраиваются без меня. Я больше ничего не отдам. Я не отдам тебя, Тони,
   Тони. Ты только не сердись, мама, но... я должен. Есть просто приказ. Все мужчины обязаны явиться...
   М а т ь. Ты не мужчина, Тони. Ты мое дитя. Стоит мне закрыть глаза, и знаешь, что я вижу? Я вижу маленького ребенка, который сидит на полу, что-то лепечет и сует себе в ротик игрушку. Нельзя, Тони, нельзя! Вынь солдатика изо рта!
   Тони. Я уже не ребенок, мама.
   Мать. Нет? Ну-ка, пойди сюда, покажись мне! Так ты хочешь пойти на войну? У меня действительно был... взрослый сын, Тони, но он обещал мне... что-то другое, ты помнишь? У меня был сын, которого я учила... ненавидеть войну. Он говорил: "Мама, когда мы вырастем, войн больше не будет; мы не хотим воевать, мы не станем убивать друг друга, мы не позволим, чтобы нас погнали на бойню. Я просто не понимаю, мама, как можно поднять оружие на человека..." Ты помнишь, Тони?
   Тони. Да, мама, но... теперь совсем другое дело. Теперь речь идет об обороне.
   Мать. И ты мог бы кого-нибудь убить?
   То н и. Да, мама. То есть я хочу сказать... если надо...
   Мать. И ты пошел бы... охотно?
   Тони. С величайшей охотой, мама!
   Мать. Вот видишь, Тони! Вот видишь! Значит, и ты тоже выскользнул у меня из рук, мой мальчик! Теперь я и тебя больше не смогу понимать. Как это случилось, что ты так изменился, мой маленький?
   Тони. Мама, ты плачешь? Ты... ты, значит, отпустишь меня?
   Мать. Нет, Тони. Я старая... и упрямая женщина. Я не отдам своего сына на дело... которое я прокляла. Ваши войны слишком дорого обошлись мне, сыночек. Ты не пойдешь. Я тебя не пущу.
   Тони. Мама, ты не сделаешь этого! Я от тебя убегу, вот увидишь! Убегу! Убегу!
   Мать (встает). Вот как? Ну-ка, посмотри на меня, Тони! Посмотри на меня!
   Тони. Мамочка, я так прошу тебя...
   Мать. И ты оставил бы меня одну? И не подумал бы о том, что будет со мною? Разве я могла бы пережить, если бы ты ушел от меня? Нет, ты не сделаешь этого, Тони! Ведь у меня никого не осталось!
   Тони. Да со мной ничего не случится, мама, уверяю тебя! Даю тебе слово, я это чувствую, знаю наверное... Я даже не могу себе представить, чтобы со мной что-нибудь случилось.
   Мать. Да, ты не можешь себе этого представить... Но я могу, Тони. Я могу. Вы все, все до единого уходили из дому как на прогулку: "Ты только не беспокойся, мама. Не успеешь оглянуться, как я уже буду дома". Я вас знаю, дружочек. Меня не обманешь...
   Тони. Я вовсе не хочу тебя обманывать, мама. Я знаю, что... могу погибнуть. Даже ясно представляю себе эту картину... С той самой минуты, как я решил идти, я уже... столько раз умирал... то есть, конечно, только в воображении, но я видел это так ярко... Или, например, вижу - лежат ребята из нашей школы... как будто все они убиты, понимаешь? Лежат целой грудой, а у самих пальцы еще в чернилах... Но это все равно. Это нисколько меня не пугает. Я не чувствую никакого страха. И это доказывает, что я действительно должен идти. Я не могу даже себе представить, как это я не пошел бы... Мы решили, что это просто долг... Наш общий долг.
   Мать. А знаешь, Тони, в чем заключается твой личный долг? В том, чтоб оставаться со мной. Это ты должен мне... за отца... и за братьев. Кого-нибудь вы обязаны мне оставить. У меня тоже есть... кое-какие права, дети!
   Т о н и. Я знаю, мамочка, но есть высший долг...
   Мать. Высший, высший... Ну да, милый, я вижу, что я для тебя уже ничто. В конце концов вам никогда не было до меня никакого дела. Я хорошо знаю ваши высокие мужские обязанности... но чтобы я носилась с ними так же, как вы, - этого никто не может от меня требовать. Для этого я слишком стара, Тони. Мне уже тысячи лет, дитя мое, много тысяч лет...
   Тони. Мама, если ты не пустишь меня, я... я...
   Мать. Что я? Перестанешь меня любить? Станешь ненавидеть? Будешь презирать меня и себя, начнешь метаться, как на привязи?.. Все это я знаю, Тони. Что ж, не люби меня, мой маленький, но только будь со мной. А когда кончится эта война, сам скажешь: "Ты была права, мама, для жизни тоже нужны мужчины". (Кладет руку ему на плечо.) Ну так как же, Тони?
   Тони (отстраняется). Мама, прошу тебя, не держи меня...
   Мать. Ладно. Можешь ненавидеть меня, мой мальчик. У меня хватит твердости перенести... еще и это. В конце концов любовь тоже жестока и зла, мой милый. Я сама себе кажусь волчицей. Никто на свете не способен на такие безумства, как мать... Что же, если ты все-таки хочешь, иди, Тони, иди, но помни: ты меня убиваешь. Ну? Что же ты не идешь?
   Тони. Прошу тебя, мамочка, не сердись на меня: я не умею объяснить тебе это, но позволь говорить ей... (указывает на радиоприемник) родине, и ты увидишь... сама увидишь, что я должен идти, как все...
   Мать. Я ничего не увижу, Тони. Разве ты не знаешь, что я все глаза выплакала? Да и что должна видеть я, старая мать! Я всегда видела только вас, детей, вас, голышей в рубашонках. Может, я просто все никак не привыкну, что вы уже взрослые. Поди сюда, детка, дай я посмотрю на тебя! Какой ты стал большой! Да, Тони, ты уже должен вести себя... как взрослый мужчина!
   Тони. Да, мама. Должен.
   Мать. Ну, вот видишь. Значит, ты не можешь бросить старую, сумасшедшую, больную мать, чтобы она тут извелась в одиночестве. Знаешь, что я стала бы делать? Я стала бы бегать по улицам и кричать, что проклинаю эту войну, проклинаю тех, кто посылает вас драться...
   Тони. Мама!
   Мать. Ты не должен доводить меня до этого, Тони. Ты должен быть... опорой и защитой для мамы... У меня больше никого нет, кроме тебя. Я знаю, что это для тебя - большая жертва... но ты должен, как мужчина, быть готов на жертвы...
   Тони (кусая губы и еле удерживаясь от слез). Мама, я... Конечно, если я тебе необходим... тогда я... я, право, не знаю...
   Мать (целует его в лоб). Ну вот, видишь. Я же знала. Ты рассудительный и... мужественный мальчик. Папа был бы доволен тобой. Пойдем, Тони, нам надо подготовиться... к этой войне. (Опираясь на его плечо, уводит его из комнаты. У дверей поворачивает выключатель.) Полная тьма. Слышно, как мать запирает дверь снаружи и вынимает ключ из замка.
   Голос Ондры. Бедная мамочка!
   Голос Отца. Бедный Тони!
   Голос Корнеля. Для него это трагедия.
   Пауза. На улице слышна барабанная дробь и мерный шаг проходящих войск.
   Голос Петра. Слышите? Войска.
   Голос Иржи. Идут на фронт.
   Голос Отца. Славно идут. Раз-два! Раз-два!
   Голос Корнеля. Так и тянет - вместе с ними.
   Пауза. Барабанная дробь постепенно затихает вдали.
   Голос Отца. Может быть, по радио передают какие-нибудь сообщения. А, Иржи?.. Надо бы узнать, что делается.
   Голос Иржи. Да, папа. (Щелкает рычажок включаемого радиоприемника.)
   Мужской голос по радио (приглушенно). ...наша восточная армия продолжает отступать с ожесточенными боями; на правом фланге она удерживает позиции, опираясь на горный хребет, и оказывает неприятелю упорное сопротивление.
   Голос Отца. Только бы нас не обошли!
   Мужской голос по радио. В воздушных боях сбито семнадцать самолетов противника. Девять наших летчиков не вернулись.
   Голос Отца. Девять против семнадцати? Неплохо.
   Мужской голос по радио. Неприятель продолжает бомбардировать наши незащищенные города. Число убитых среди гражданского населения достигает восьми тысяч. О судьбе города Вильямедии, подвергшегося нападению неприятельских самолетов, более подробных сведений пока не поступало.
   Голос Отца. Выключи, Иржи. Кто-то идет.
   (Снова щелкает рычажок.)
   Тишина. Звук поворачиваемого в замке ключа. В темную комнату входит Мать.
   Мать (запирает за собою дверь, делает несколько шагов и останавливается в неподвижности). Я знаю, что вы здесь. Сползаетесь сюда, как тараканы на хлеб... Ну, чего вы от меня хотите?
   Голос Отца. Мы, душенька, пришли к тебе... просто так...
   Мать. Не ко мне, Рихард... (Зажигает лампу на письменном столе и оглядывается вокруг.)
   В разных местах комнаты сидят или стоят: Дед, Отец, Ондра, Иржи, Корнель и Петр.
   К о р н е л ь. Добрый вечер, мама.
   Мать. Я вижу, вы все в сборе.
   Отец. Ты не заметила, дорогая: ведь и дедушка тоже пришел.
   Дед (сидит в кресле, одетый в старомодную черную пару с орденами). Добрый вечер, дочка!
   Мать. И дедушка наш здесь? Я так давно не видела тебя, папочка.
   Дед. Ну вот и увидела, милая! Я не очень изменился, правда?
   Мать. Совсем не изменился. А почему... (Переводит взгляд с одного на другого.) Почему вы вдруг все собрались? Вы что, хотите семейный совет устроить?
   Ондра. Да нет же, мамочка. Мы просто хотели быть с тобой в эти тяжелые дни.
   М а т ь. А ты не обманываешь, Ондра? Что-то я не помню, чтобы вы когда-нибудь так дорожили моим обществом... О чем же вы здесь беседовали?
   Иржи. Ни о чем, мама. Слушали последние известия.
   Мать. Скажите! Как-то плохо верится, чтобы это могло интересовать вас.
   Петр. Нас? Мертвых? Нет, мы страшно интересуемся, мама. Гораздо больше, чем ты думаешь.
   Мать. Но, слава богу, уже не можете ввязываться в эти дела.
   Отец. Гораздо больше, чем ты предполагаешь, душенька. Гораздо больше, чем кажется вам, живым. Когда начинается война, мы, мертвые, поднимаемся...
   Корнель. Мы вовсе не так мертвы, мамочка, как ты это себе представляешь.
   Петр. Ведь в том, что сейчас совершается, - наша судьба. И наше дело.
   Мать. Да, ваше дело, я знаю. Но если так выглядит ваше дело, то хвастать вам решительно нечем.
   Отец. Но, дорогая, война ведь далеко не кончена. Ее еще можно великолепнейшим образом выиграть. Надо только пополнить армию свежими силами... Этот левый фланг очень меня тревожит. Послушай, старушка, куда ты дела мои штабные карты?
   Мать (открывает ящик письменного стола). Вот здесь все. Зачем они тебе, скажи на милость?
   Отец. Хочу кое-что посмотреть. Спасибо. (Раскладывает карты на столе.) Корнель. Хуже всего то, отец, что у нас перебит весь кадровый состав. Мало офицеров. В этой гражданской войне их убивали, как мух. Только теперь представляешь себе, какая это была бойня.
   Петр. Эту бойню устроили вы, Корнель!
   Корнель. Нет, не мы, Петр. Это вы во всем виноваты, вы со своим анархизмом, со своим сбродом, со своим гибельным пацифизмом.
   Петр. Нет, вы - со своими пушками. Это было похуже!
   Корнель. Чепуха какая! Что же, по-твоему, мы должны были спокойно смотреть, как вы развращаете народ? Благодарю покорно, только этого недоставало! Счастье еще, что мы не дали вам разложить ядро нашей армии.
   Петр. Нет, счастье, что мы научили народ сражаться, не боясь смерти.
   К о р н е л ь. Но не научили его повиноваться.
   Петр. Да, вам он повиноваться не будет. После войны увидишь...
   К о р н е л ь. Станет кто-нибудь после войны заниматься вашими бессмысленными утопиями!
   Петр. Станет, мой милый! Именно тогда-то и станет! Раз народ получил в руки оружие... Тут только и обнаружится, какую пользу принесла эта война.
   К о р н е л ь. Слушай, Петр, если кто выиграет в этой войне, так это нация. Сильная, дисциплинированная, осознавшая себя нация. Поэтому я благословляю войну. Она положит конец этой глупой и вредной болтовне о новом, лучшем устройстве мира.
   Мать. Дети, дети, вы еще спорите? Как вам, право, не стыдно: оба из-за этого погибли, а вам все мало? Что подумает о вас дедушка?
   Дед. Я в этих вещах, дочка, не разбираюсь. Видно, молодая кровь...
   Петр. Прости, мама, но пока живут наши идеи... пока не победило то дело, за которое мы боролись... до тех пор немыслимо быть равнодушным даже после смерти.
   О н д р а. Ведь мы еще продолжаем борьбу, мамочка. За правду, за народ, за человечество - каждый за свое. И по-прежнему желаем победы нашего дела. И сейчас рискуем все проиграть - даже после смерти.
   Отец (склонившись над штабной картой). Вот на этой линии можно было бы, пожалуй, организовать оборону. Это был бы, мои милые, классический маневр: прочно закрепиться в центре и прорвать неприятельский фронт на фланге. А потом прижать бездельников к морю!
   К о р н е л ь. Надо подумать, отец. Для прорыва потребовались бы огромные силы.
   Отец. Конечно, друг мой, конечно. Ну, да ведь мы все пойдем, правда?
   Мать. Кто это все, Рихард?
   Отец. Ну, вообще все, душенька. И мы. Мы тоже.
   Мать. Очень вы там нужны!
   О н д р а. Больше, чем ты думаешь, мамочка. Народу нужно, чтобы с ним шли его мертвые.
   Мать. Для этого-то ему и понадобилось стольких подготовить?
   Петр. Видишь ли, мамочка, на этот раз дело касается... нас. Если бы эта война была проиграна... то оказалось бы, что все мы напрасно пожертвовали жизнью; оказалось бы, что все кончено, и от нас, мертвых, ничего не осталось.
   Мать. Рихард, дети, вы... вы в самом деле хотите идти?..
   И р ж и. Должны, мамочка. Это наша обязанность. Ведь ты же знаешь, что призывают всех. Папа пойдет со своим прежним полком...
   Петр. Я хотел бы пойти с добровольцами.
   И р ж и. А я... вероятно, буду вместе с летчиками.
   Отец. Вот если б Тони попал в мой полк!
   Мать. Рихард!..
   Отец. А что? Это, душенька, был прекрасный полк. Прославленный полк. В нем всегда было больше всего убитых.
   Мать. Так вот зачем вы явились сюда? Я так и думала... Но я вам Тони не отдам! Слышите? Топи не может идти! Не может!
   Отец. Очень печально, если это так... Мне было бы ужасно жаль мальчика.
   О н д р а. Пойми же, мамочка, Тони чувствовал бы себя страшно униженным, если б был вынужден оставаться дома. Он такой чувствительный... Это для него дело совести.
   И р ж и. Как-никак, он... сын майора! Отец пал на поле битвы... как герой. Согласись, мама: ну как может наш брат не явиться на призыв? Это вопрос чести, понимаешь?
   Корн ель. Идет бой за родину, мама. Ему необходимо явиться. Это его долг.
   Петр. Я тоже прошу тебя, мама. Ты знаешь, я всегда был... да и сейчас остаюсь противником войны. Но такому насилию мы должны дать отпор. Это вопрос принципа.
   Мать (оглядывается во все стороны, как затравленная). Так вы хотите, чтоб он тоже погиб? Вы за ним сюда пришли, да? Значит, вы все против меня! Все против меня!..
   Отец. Но, душенька, тут нет ничего, что было бы против тебя.
   Мать. Есть! И чего только они против меня не выдвинули! Честь! Совесть! Принцип! Долг! Это все, наконец? Больше ничего у вас нет в запасе?
   О н д р а. Что ты хочешь этим сказать, мама?
   Мать. Вы забыли еще прибавить: "Ты, мамочка, этого не понимаешь. Это мужское дело".
   Отец. Ты права, Долорес. Это мужское дело.
   Мать. Так... Ну, а я, видите ли, сделала из него... свое женское дело. Свое материнское дело. Мы, как видно... не поймем друг друга, Рихард. И с вами, дети... мне уж тоже не сговориться. Думаю, что нам лучше.прекратить этот разговор.
   И р ж и. Но, мамочка...
   Мать. Оставьте меня в покое! И... уходите отсюда! Я... я больше не желаю вас видеть. (Отворачивается.)