- Антонин, - подсказывают из толпы.
- Кулда Антонин, отец семерых детей. К счастью... к счастью, они. кажется, еще живы, по крайней мере кто-то из них. Слышно, как они подают сигналы... Ребята, мы не можем их там оставить...
- Понятно, не можем, - слышится чей-то голос в черном батальоне.
Старик быстро взглянул в ту сторону и надел очки.
- Правильно. Итак, смотрите, - продолжал он с некоторым облегчением. - Новая вентиляционная сбойка почти под прямым углом отходит от восемнадцатого штрека и на семьдесят метров тянется в сторону штрека номер шестьдесят три. Но с этого конца нам пришлось приостановить проходку, потому что... потому что во всю длину пройденной сбойки вспучило грунт. Короче говоря, мог произойти значительный взрыв; чтобы избежать тяжелой катастрофы, мы начали встречную проходку от втяжного штрека номер шестьдесят три. С этой стороны уже пройдено около тридцати двух метров, и нужно было продолжать работы... Так вот, сегодня во вторую смену там была бригада Мадра, оставалось пробить три или четыре метра целика, чтоб соединить оба штрека, и тут в более коротком из них и произошел взрыв.
- Не следовало там производить работы, - заметил один шахтер. - Там и угля-то кот наплакал.
Старик покраснел от возмущения.
- Как это не следовало? - раздраженно воскликнул он. - Кто это сказал? Ну-ка, подойдите сюда, если вы такой умник!
- Все так говорили! - настаивал шахтер. - Так и называли: гиблый штрек!
- Придержи язык! - зашумели остальные.
Старик немного успокоился.
- Видите ли, это был вентиляционный ходок, его пробивали в интересах вашей же безопасности, там ставили нормальную полную противовзрывную крепь, нас ни в чем нельзя упрекнуть, ребята, такова уж воля провидения; впрочем, горная инспекция разберется... Итак, в более коротком ходке обрушение произошло на протяжении метров пятнадцати, бригада Мэдра осталась за этим завалом. Конечно, завыл сенчас же попытались разобрать, там работает спасательная команда под руководством участкового инженера, по... - Старик замолчал, снял очки и снова принялся усердно их протирать. - Только тронешь, как на голову сыплются новые камни. Там разрушена вся кровля. Добираться до засыпанных с топ стороны - долгая история, - бормотал он в белую бородку.- Чертовская работа!
- Так что же будет? - послышался голос из черного батальона.
- Сейчас скажу, - ответил Старик и надел очки. - Остается второй, более длинный ход из восемнадцатого штрека, где раньше прекратили проходку. Сегодняшний взрыв и тут все поломал, стойки полопались, как спички, но там еще можно с грехом пополам пробраться почти до конца. Инженер Хансен был там и... отчетливо слышал, как трое засыпанных подают сигналы. Они стучат в стенку. Оттуда до них не больше трех-четырех метров, но это уже простая проходка.-Старик снова сдернул очки.Этим путем, быть может, удастся освободить тех троих... но... мы не можем... и не имеем права никого туда посылать. Весь верхняк - пополам... Слои в кровле сдвинулись, и если крепь еще немного подастся... Господин инженер Хансен считает, что попытаться все же следует; мой долг-предупредить об этом, но... если найдутся добровольцы, тогда... я взял бы на свою ответственность, вы меня поняли?
- Поняли, - проворчал кое-кто из шахтеров.
- Итак, подумайте, друзья, - сказал Старик и надел очки. - Но... те, у кого жена и карапузы, пусть и не берутся, понятно? Это вам не очистный забой. Я оставляю здесь помощника штейгера Войту, можете поговорить еще с ним. Первая спасательная команда, которой будет руководить участковый инженер Хансен, отправится немедленно; мы уже распорядились приготовить снаряжение... Ребята, я знаю, вы и сами будете начеку... - И он растроганно поправил очки. - Ну, бог в помощь, кристинцы...
- Бог в помощь, - зашумело вокруг; и взволнованный Старик быстро побежал обратно в комто ру.
Так, теперь господа ушли, только инженер Хансен сидит на бревнах и курит, уставясь в землю; а перепачканный помощник штейгера Войта вытаскивает записную книжку и шарит в кармане, отыскивая карандаш. Черный батальон смыкается кольцом вокруг Войты.
- Ну-ка, Войта, расскажи обо всем еще разок, по-нашему.
- Значит так, ребята, - начал помощник штейгера. - Кто пойдет добровольно? Смена три часа. Дадите расписку, что вы согласились добровольно. Напоминаю, в том штреке плохо, ох, как плохо. Кровля над самой головой нависла, окаянная, черти бы ее...
- А сам ты пойдешь?
- Нет, у меня сопляки дома, пятеро...
- Ведь ты там уже был!
- Был, отчего же не быть. А второй раз не пойду, дружище.
- А сколько за это платить будут?
- В тройном размере за час. Какого тебе еще рожна, эх ты, рвач. Ну, ребята, живей, кто хочет идти с инженером Хансеном?
Тишина. Слышно покашливание.
- Что я, с ума спятил?--бурчит чей-то голос.
А Станда вдруг чувствует, как что-то сдавило ему горло, то ли страх, то ли еще что. Господи; что такое с ногами? Ни с того ни с сего они сами выносят его на середину круга, никакой силой их не остановить; вот он уже стоит перед Войтой и растерянно размахивает руками.
- Ты хочешь пойти добровольцем?
Все смотрят на Станду; люди за воротами вытягивают шеи, у Станды все плывет перед глазами, и он слышит только, как чей-то сиплый голос произносит "да".
- Фамилия?
- Пулпан Станислав, откатчик, - невнятно отвечает тот же чужой, странный голос.
"Да ведь это я говорю! - вдруг понимает Гланда,- Господи, как это вышло?"
- Глянь, щенок какой выискался, - слышит Станда голос карлика ГЗадюры. - Этот мигом всех спасет!
Но вон сидит господин Хансен, сосет сигарету и слегка кивает головой. Станда уже пришел в себя, оя чувствует, как прохладный ветерок шевелит его волосы; только сердце еще колотится, все хорошо, все хорошо, лишь бы не заметили, как у него трясутся ноги.
- И меня запиши, - говорит кто-то; рядом со Стандой становится сухонький старичок; улыбаясь, он показывает беззубые десны. - Пиши: Суханек Антонин, забойщик...
- Гляди-ка, дед Суханек! - замечают шахтеры.
С т а р и к х и х и к а е т.
- Понятное дело, без меня не обойдутся! Я "Кристину" знаю что свои пять пальцев, голубчики! Пятнадцать годков назад я тоже видал...
Из толпы выбирается плечистый гигант, спина у него широкая, как у битюга, лицо красивое, круглое.
- Я, пожалуй, пойду, - спокойно говорит он. - Мартинек Ян, крепильщик.
- Холостой? - неуверенно спрашивает Войта.
- Ну да, - отвечает крепильщик.-Запишите, холостой.
- Тогда и я, Фалта Иозеф, подручный забойщика,-раздается в толпе.
- Выходите сюда!
- Иди, Пепек!
В толпе движение.
- Давай, Пепек!
Пепек проталкивается, засунув руки в карманы.
- Сколько заплатите?
- Трижды по три шестьдесят.
- А если ноги протяну?
- Похоронят с музыкой.
- А Анчка как?
- Вы уже повенчались?
- Heт, не повенчались. Она получит что-нибудь?
Помощник штейгера чешет карандашом лоб.
- Не знаю. Лучше уж я вас вычеркну, ладно?
- Не согласен, - протестует Пепек. - Это я в шутку... А премия будет, если мы их вытащим?
Помощник штейгера пожимает плечами.
- Речь идет о людях, - отвечает он сухо.
Пепек великодушно машет рукой.
- Ладно. Сделаем. Я спускаюсь.
Фалта Иозеф озирается - что бы еще такое сказать, но позади него уже стоит кто-то длинный и смотрит ввалившимися глазами поверх голов.
- Вы записываетесь?
- Адам Иозеф. Забойщик.
- Но вы женатый, - колеблется Войта.
- Что? - переспрашивает Адам.
- Женатых не велено принимать.
Адам проглотил слюну и шевельнул рукой.
- Я пойду,--упрямо буркнул он.
- Как хотите.- Войта подсчитал карандашом в записной книжке, - Пятеро, И никого из десятников?
От толпы отделяется низкорослый человечек.
- Я, -говорит он самодовольно.- Андрее Ян, десятник подрывников.
- Пес-запальщик, - бросает кто-то из шахтеров.
- Хотя бы и пес, - резко обрывает Андрее,а свой долг я выполню.
Войта постучал карандашом по зубам.
- Андрее, ведь вы тоже...
- Женат, знаю. Трое детей вдобавок. Но кому-то нужно идти с командой, - высокомерно провозглашает он и вытягивается в струнку, чуть ли не становится на цыпочки. - Порядка ради.
Толпу расталкивает силач, не спуская с Андреса налитых кровью глаз.
- Тогда иду и я.
- Вам что угодно?
- Я тоже иду. - Красные глаза на одутловатом лице пожирают "пса" Андреса. - Матула Франтишек, каменщик.
- Каменщику там нечего делать, - возражает Войта.
- С крепильщиком крепь ставить, - хрипит гигант.
Войта оборачивается к Мартинеку.
- Ладно, - добродушно соглашается молодой великан.- Там работы и на двоих хватит.
- Тогда ступайте все в контору подписывать обязательство, - говорит помощник штейгера. - Теперь вторая команда. Кто хочет? Здесь. Григар Кирилл, забойщик.
-- Пивода Карел, откатчик.
- Вагенбауэр Ян, крепильщик.
- Участковый десятник Казимоур.
- Влчек Ян, забойщик.
- Кралик Франтишек, подручный забойщика.
Фалтыс Ян, забойщик.
- Рубеш Иозеф, забойщик.
- Сивак Иозеф, крепильщик.
-Кратохвил Ян, откатчик.
- Голый Франтишек, откатчик.
Черный батальон плотнее смыкается вокруг помощника штейгера.
- Да пиши ты уж всех по порядку. Скорее дело пойдет!
VII
Станислав Нулпан медленно раздевается вместе с остальными. Тяжело и тоскливо в чужой бригаде - ведь даже и к таким, как Григар с Бадюрой, можно привыкнуть. Пять-шесть недель назад он впервые раздевался в этой душевой; ему показали - вот твоя вешалка для одежды, на этой вот цепочке ты поднимешь свои веши под потолок и замкнешь ее. Тогда он взволнованно, с любопытством смотрел, сколько этой одежды под потолком - казалось, там висит стая больших летучих мышей, прицепившихся вниз головой; тогда он еле сдерживался от нетерпения-скорей бы в шахту... Где же здесь вешалка крепильщика Яна Ра.маса, где висят вещи Антонина Кулды, отца семерых детей?.. Сейчас, когда Станда не видит Хансена, вся эта затея кажется ему странной, бессмысленной, почти нереальноп. В какую историю он впутался! "Эй ты, сопляк! - будто слышится ему насмешливый голос Бадюры. - Небось перед Хансеном выслужиться захотел?" Станде немножко стыдно - и вправду, не следовало ему выскакивать первым, на глазах у всех, и, конечно, это пришлось им не по душе, - новичок откатчик, а туда же, вперед всех суется, будто без него не обойдутся! Ну погоди, ужо внизу поглядим, каков ты есть!
Станда украдкой, неуверенно поглядывает на остальных; но его никто не замечает. Дед Суханек сует тощие ноги в рабочие штаны, заправляет рубашку и радостно тараторит о том, как было дело пятнадцать лет назад. Да-а, их там осталось сто семь, куда покрепче тогда трахнуло; мы вытаскивали их на-гора по частям...
Адам сидит с ботинком в руке, смотрит куда-то в пустоту, и на длинной шее у него прыгает кадык; но вот он махнул рукой и натягивает тяжелый заскорузлый опорок. Пепек еще голый, он скребет себе спину и объясняет молодому крепильщику что-то пасчет жульнических порядков на шахте, о пройдохах уполномоченных и так далее; узловатые мышцы на руках и бедрах так и перекатываются у него под кожей, он весь черный и мохнатый, точно собака, и от него разит потом... зато Пепек настоящий крепыш, ничего не скажешь; Мартинек благодушно смотрит на него сверху вниз голубыми глазами, почесывая золотые завитки на выпуклой груди; боже, какой он красивый!-любуется Станда, затаив дыхание; такое сильное, спокойное тело, широкие плечи, руки и ноги могучие, словно бревна... Станде вдруг становится ужасно стыдно своего длинного белого тела, своих вялых мышц на руках и узкой грудной клетки.
"Какой я мужчина", - малодушно думает он и поспешно набрасывает на себя рабочую рубашку; но, выпростав голову из ворота, он видит, что крепильщик Мартинек по-детски улыбнулся ему всем своим круглым лицом. Станда обрадовался. "С Мартинском я подружусь, - думает он уверенно. Сколько ему может быть лет? Тридцать, не больше..." Каменщик Матула сопит, сражаясь со своей рубашкой; брюхо у него обвисло мешком, грудь словно у женшины, спина широкая, сильная, заплыла салом...
Станда морщит нос, так ему противно. Чистый бегемот, ему бы еще только захрюкать. Наконец Матула всовывает свои толстые, словно надутые воздухом руки в рукава и натягивает грязную рубаху; из ворота показывается щетинистая башка и одутловатое лицо; теперь он сидит, отдуваясь, совершенно изнеможенный. "Боже мой, - недовольно рассуждает Станда, - и этот пьяный боров пойдет с нами! Да и вообще мы на героев не похожи; от нас так несет потом и вонью; и это называется спасательная команда! Ничтожная горсточка шахтеров - в огромной душевой нас и не видно! А еще говорят о спасении человеческой жизни! Почему не пошлют больше? Надо бы спустить в шахту всех четыреста пятьдесят углекопов с "Кристины", пусть все сражаются с подземными силами за своих товарищей! Господи, какой будет толк от нас, от этой жалкой кучки!" - думает Станда, и душа у него уходит в пятки.
Но уже появился десятник-запальщик Андрее, по прозвищу "пес"; на нем такая же измятая одежда, как и на остальных, и такая же пропотевшая заскорузлая шапка, но он задирает нос и взглядом пересчитывает людей. Первая спасательная мгновенно замолкает. Каменщик Матула захрипел, взглянул на "пса" Андреса налитыми кровью глазами; он сжимает и разжимает опухшие кулачищи, точно хочет задушить запальщика. Тот скользнул по Матуле взглядом, но.форса не сбавил.
- Готовы?
- Ага, - ответил за всех дед Суханек и вежливо осклабился беззубыми деснами.
- Берите лампы и пошли.
Шахтеры идут цепочкой к клети, помахивая тяжелыми лампами. Над лесом, за отвалами и заборами, стоит золотое послеполуденное солнце; Станде хочется остановиться, - водь это, может быть, в последний раз! На сердце у него грустно и сладко, ни ему приходится почти бегом догонять остальных. Выходит толстый замасленный машинист и смотрит па них.
- Бог в помощь, ребята! - кричит он шахтерам.
- Бог в помощь...
Клеть уже ждет, они набились в нее - можно спускаться. Кто-то протягивает им руку.
- Бог в помощь, молодцы, возвращайтесь!
Клеть проваливается, но еще видно, как наверху у канатов несколько человек в синих блузах поворачиваются и подносят руку к козырьку.
- Бог в помошь!
- Бог в помощь!
У "пса" Андреса твердеет лицо, дед Суханек шевелит губами, точно молится, а клеть летит вниз в черную шахту. У Станды на глазах навертываются слезы, все происходит так торжественно и печально, будто при последнем прощании. Даже Пепек хмурится и молчит; Адам смотрит куда-то ввалившимися глазами, но, вероятно, ничего не видит; Матула тяжело пыхтит, и только круглое, ясное, несколько сонное лицо крепильщика спокойно сияет. Клеть падает стремительно, и у Станды словно отрывается сердце и летит вниз, все глубже и глубже. А черные стены бегут и бегут вверх, и усиливается тяжесть в ногах и духота; горсточка людей с мигающими лампами спускается все ниже - и конца не видно этому спуску.
"Не может быть, - ужасается Станда, - шахта никогда не была такой глубокой, мы падаем уже так долго! А вдруг все это мне только снится?" приходит ему в голову, он тайком щиплет себя за руку и на мгновение закрывает глаза; но по-прежнему бегут вверх отпотевшие стены и тускло поблескивают капельки воды в свете мигающих ламп; по-прежнему крепко стиснуты челюсти Андреса, дед Суханек беспрерывно шевелит беззубым ртом, а Адам смотрит невидящим взором бог весть куда; только крепильщик Мартинек подмигнул Станде как старший товарищ и дружелюбно, чуть смущенно улыппулся, - ничего, дескать, сейчас будем на месте, - или что-нибудь в этом роде. Станда переводит дух.
Клеть замедляет ход и останавливается с мягким толчком; кто-то открывает ее снаружи и говорит:
- Бог в помощь!
У двери стоят двое носилок и толпятся люди.
- Бог в помощь, ребята!
- Бог в помощь!
Здесь это приветствие звучит как-то многозначительней, чем наверху, Станда с трудом его произносит; и эти носилки, и люди с красным крестом на белой нарукавной перевязи... Какой-то десятник подходит к Андресу, и они идут рядом, покачивая лампы; на рудничном дворе стоят ряды пустых вагонеток; Станда никогда еще не видел шахту такой мертвой и странной. Да что здесь: здесь еще светят на потолке электрические лампочки и бегут вдаль, словно бусинки, нанизанные на нитку; бригада выравнивает шаг и идет, идет между рельсами по бесконечному сводчатому коридору; дед Суханек пустился в разговор, Пенек Фалта насвистывает сквозь зубы. Иногда встретится человек с лампой, постоит.
- Бог в помощь!
- Бог в помощь! - отвечают ему.
Вот и перекресток. Десятник с лампой останавливается.
- Ну, мне пора назад. Бог в помощь, ребята!
- Бог в помощь!
"Пес" Андрее выходит вперед - маленький командир, ведущий свой отряд в окопы. Только сабли в руке не хватает этой сволочи. Здесь нет ни кирпичной облицовки, ни цепочки огней; Станда неуверенно косится на деревянную обшивку - потолок что надо, крепь органная, в конце концов, кажется, не так уж плохо, - подбодряет себя Станда. Поворот в боковой штрек, перегороженный вентиляционной дверью.
Бледный длинный человек отпирает ее.
- Бог в помощь!
- Бог в помощь!
- Вот и восемнадцатый! - восклицает дед Суханек. - Мы тут делали проходку двадцать лет назад.
Ох, и гиблый штрек был, почва то и дело вспучивалась... и теперь еще выпирает.
Стоит гнетущая духота, Станда обливается потом, по лбу Матулы тоже стекают тяжелые капли; Пепек вытирает нос тыльной стороной ладони, круглое лицо крепильщика Мартинека блестит, как масляный блин.
- Жарко, правда? - спрашивает он у Станды с улыбкой, будто идут они полевой дорогой под палящим полуденным солнцем и на них веет зноем и запахом хлеба от высокой ржи; но там все-таки порой налетит легкий ветерок, освежит лицо, а здесь - давит неподвижный воздух.
Чуть не падая, Станда вытирает лоб шершавым рукавом, а дед Суханек, сухонький и сморщенный, как пустой кисет, между тем семенит вперед и без умолку весело болтает о чем-то. Адам идет, понурив голову, и лицо его поблескивает, точно дубленая кожа, а "пес" Андрее кажется еще более злобным и высохшим, чем когда-либо. Огонек его лампочки мигает все дальше, точно погружаясь в бесконечную тьму, но все снова и снова возникают перед ним косые пары стоек, с распорок и перехватов свешиваются белые сталактиты, шапки и бахрома подземных лишайников и плесени, и ход опять замыкается, точно валится на тебя; тебе остается лишь, спотыкаясь, шагать вперед и вперед вслед за трепетным огоньком.
Вдруг запальщик Андрее покрутил лампой, как бы подавая сигнал.
- Гляди в оба, - спокойно предупреждает крепильщик Мартинек.
С кровли свешивается треснувшая перекладина; высокому Адаму приходится согнуться, чтобы не разбить себе лоб; за ней другая, третья, целый ряд поломанных балок. У Станды внутри все похолодело: теперь, должно быть, дальше нельзя - обвалится!
Он ждет - сейчас все станут и скажут: "Тут мы не пройдем, баста!" Однако Адам только согнулся больше обычного и двигается дальше, крепильщик опустил широкие плечи, огромный Матула пыхтит позади Станды - лезь же, парень! - а прыгающий огонек Андреса неумолимо ввинчивается в темноту. Уже и Станде приходится нагибаться под продавленной кровлей, он боится взглянуть вверх, где под тяжестью осевшей кровли провисают обломки сланца, - ведь все это может обрушиться, и нас засыплет! Конечно, засыплет: вон сколько камней уже валяется на полу и на рельсах - пустая порода сыплется между лопнувшими затяжками! "Я дальше не пойду!" - хочется заявить Станде; а огонек Андреса все так же быстро бежит вперед, но уже не ровно, а как-то петляя и подпрыгивая, мелькая то там, то здесь; Адам и крепильщик, согнувшись, тоже движутся быстрее, все ближе за спиной тяжелое сопение каменщика Матулы. Станда бежит рысью, перекидывая тяжелую лампу из руки в руку, ему хочется вытереть платком пот, заливающий глаза, да некогда; скорей, скорей бы уж пройти этот штрек! Черт возьми, тут и стойки-то все полопались, выпали из стен, как сломанные лучинки, кровля обвисла и держится лишь на этих обломках - и куда только ведет нас этот Андрее!
Станда готов заплакать от страха, но надо идти, спотыкаться о груды камней, чтобы его не протаранил лохматой башкой согнувшийся в три погибели Матула, тяжело пыхтящий за спиной. И вдруг сам Станда уткнулся носом в широкие плечи крепильщика Мартинека.
- Дальше нет хода? - вырвалось у Станды.
- Есть, - спокойно отвечает Мартинек, протискивая плечи и зад между торчащими бревнами. - Придется здесь чинить.
Станда не в состоянии представить себе, как можно все это привести в порядок: с обеих сторон разрушенная бревенчатая обшивка, лопнувшие пополам стойки, раздавленные нависшей кровлей, которая всей тяжестью лежит на трескающихся подлапках.
"Да мы никогда не выберемся отсюда, - с ужасом чувствует Станда, - нас того и гляди задавит!" И он втягивает голову в плечи, по спине у него струится пот, ноги как-то странно подгибаются, слабеют с каждым шагом; а впереди по-прежнему бодро подмигивает пляшущий огонек Андреса. Господи, и когда только конец этому путешествию!
Вот огонек остановился и сигналит: "пес" Андрее ждет остальных.
- Ну как? Все тут?
Что теперь будет? Вон на перевернутой вагонетке сидит инженер Хансен, подперев голову руками. Андрее пересчитывает взглядом своих подчиненных и сухо приказывает: - За мной!
И, четко отбивая шаг, он подходит к инженеру Хансену, щелкает каблуками и, с лампой в левой руке, вытягивается по-военному.
- Бог в помощь! - официальным тоном рапортует он.
Ханс поднял голову, на испачканном носу у него сверкают бисеринки пота, а на лбу под кожаным козырьком синяки, - будто он с кем-то подрался.
- Явился в ваше распоряжение десятник подрывников Андрее с командой. Забойщик Адам, забойщик Суханек, крепильщик Мартинек, подручный забойщика Фалта, каменщик Матула и откатчик Пулпан.
"Ну и болтун!" - пристыженно думает об Андресе Станда.
Ханс привстал, приложив руки к козырьку.
- Gut. Gut.
Станда выпрямился по-солдатски, дед Суханек даже моргать перестал, великан Мартинек смущенно вытягивает свои ручищи по швам, сам Пепек с усмешкой выпячивает грудь; только Адам смотрит куда-то в угол, а Матула налитыми кровью глазами пожирает бравого Андреса. Хансену хочется что-то сказать, но бедняга не знает чешского языка; поэтому он лишь растерянно улыбается чумазой рожицей, кивает головой и повторяет свое "gut".
- Ну конечно, гут, - отвечает дед Суханек, и все кивают; Ханс славный парень, его все любят.
Сейчас он что-то говорит, скорей всего по-шведски, и показывает длинной рукой в завалившийся угол, перед которым только что сидел.
- Аи-аи! - вырвалось у Пепека.
- Вот так штука, - сказал с видом знатока Суханек и присел на корточки к завалу.
Что там такого - просто груда обломков, - смотрит Станда, изломанные бревна, перемешанные с камнями; вот торчит что-то вроде расщепленной стойки, сверху нависла глыба, которая держится только на двух надломленных перекладинах...
Дед Суханек встал и затянул потуже ремень брюк.
- Погляжу-ка я, что там такое, господин инженер, - говорит он. - Я-то знаю, что к чему в "Кристине".
Хансен хоть и не понимает, но, вероятно, догадывается, о чем речь; он что-то произносит, постукивая пальцем по плечу деда.
- Ладно, ладно, - соглашается Суханек, - я осторожно. Обушок, ребята; я постучу тем троим...
Станда начинает соображать, что это и есть, должно быть, тот самый заваленный штрек. Можно будто бы, как говорил Старик, пробраться по нему до самого конца; но теперь тут, видно, все окончательно обрушилось и ничего нельзя сделать. А тем временем дед Суханек становится на четвереньки и просовывает лысую голову в щель под двумя заклинившимися бревнами.
- Ничего, дело пойдет, - бормочет он.
Вот он уже влез в расщелину до поясницы, дернулся несколько раз - и дедовы опорки исчезают на глазах изумленного Станды в беспорядочной груде обломков крепи.
Пепек Фалта снимает пиджак и рубашку, кладет их на опрокинутую вагонетку; от него нестерпимо несет резким запахом пота. Станда не может представить себе, что же они будут тут делать; пока все только растерянно оглядывают этот хаос; тут настолько тесно, что и не повернешься. Крепильщик Мартинек смотрит голубыми глазами на перепачканного Ханса.
- Господин инженер,- медленно произносит Мартинек, показывая назад толстым большим пальцем, - мы с Матулой можем пока вон там кровлю подбить.
Хансен кивает головой,- смотри-ка, значит он все понимает! Мартинек стаскивает с себя пиджак и с трудом расстегивает толстыми негнущимися пальцами пуговку у ворота рубашки; при этом он смотрит вверх на полопавшиеся перекладины.
- Силища-то какая, - говорит он с мальчишеским восхищением и не может удержаться, чтобы не коснуться кровли ладонью. - Вот так сила, братцы, изумляется он, и на лице его сияет счастливая улыбка. - Ну пошли, Матула, будем ставить подпорки.
Матула неохотно отрывает взгляд от "пса" Андреса и, хрипло пыхтя, вразвалку идет за крепильщиком. "Он, верно, пьян", - думает Станда.
А запальщик Андрее все еще стоит навытяжку перед Хансеном, видимо ожидая распоряжений; Адам стаскивает с себя рубашку; Пепек уже поплевал на ладони и начинает выбирать камни из груды обломков.
- Постой, - басит Адам, пытаясь сдвинуть какое-то торчащее бревно.
- Кулда Антонин, отец семерых детей. К счастью... к счастью, они. кажется, еще живы, по крайней мере кто-то из них. Слышно, как они подают сигналы... Ребята, мы не можем их там оставить...
- Понятно, не можем, - слышится чей-то голос в черном батальоне.
Старик быстро взглянул в ту сторону и надел очки.
- Правильно. Итак, смотрите, - продолжал он с некоторым облегчением. - Новая вентиляционная сбойка почти под прямым углом отходит от восемнадцатого штрека и на семьдесят метров тянется в сторону штрека номер шестьдесят три. Но с этого конца нам пришлось приостановить проходку, потому что... потому что во всю длину пройденной сбойки вспучило грунт. Короче говоря, мог произойти значительный взрыв; чтобы избежать тяжелой катастрофы, мы начали встречную проходку от втяжного штрека номер шестьдесят три. С этой стороны уже пройдено около тридцати двух метров, и нужно было продолжать работы... Так вот, сегодня во вторую смену там была бригада Мадра, оставалось пробить три или четыре метра целика, чтоб соединить оба штрека, и тут в более коротком из них и произошел взрыв.
- Не следовало там производить работы, - заметил один шахтер. - Там и угля-то кот наплакал.
Старик покраснел от возмущения.
- Как это не следовало? - раздраженно воскликнул он. - Кто это сказал? Ну-ка, подойдите сюда, если вы такой умник!
- Все так говорили! - настаивал шахтер. - Так и называли: гиблый штрек!
- Придержи язык! - зашумели остальные.
Старик немного успокоился.
- Видите ли, это был вентиляционный ходок, его пробивали в интересах вашей же безопасности, там ставили нормальную полную противовзрывную крепь, нас ни в чем нельзя упрекнуть, ребята, такова уж воля провидения; впрочем, горная инспекция разберется... Итак, в более коротком ходке обрушение произошло на протяжении метров пятнадцати, бригада Мэдра осталась за этим завалом. Конечно, завыл сенчас же попытались разобрать, там работает спасательная команда под руководством участкового инженера, по... - Старик замолчал, снял очки и снова принялся усердно их протирать. - Только тронешь, как на голову сыплются новые камни. Там разрушена вся кровля. Добираться до засыпанных с топ стороны - долгая история, - бормотал он в белую бородку.- Чертовская работа!
- Так что же будет? - послышался голос из черного батальона.
- Сейчас скажу, - ответил Старик и надел очки. - Остается второй, более длинный ход из восемнадцатого штрека, где раньше прекратили проходку. Сегодняшний взрыв и тут все поломал, стойки полопались, как спички, но там еще можно с грехом пополам пробраться почти до конца. Инженер Хансен был там и... отчетливо слышал, как трое засыпанных подают сигналы. Они стучат в стенку. Оттуда до них не больше трех-четырех метров, но это уже простая проходка.-Старик снова сдернул очки.Этим путем, быть может, удастся освободить тех троих... но... мы не можем... и не имеем права никого туда посылать. Весь верхняк - пополам... Слои в кровле сдвинулись, и если крепь еще немного подастся... Господин инженер Хансен считает, что попытаться все же следует; мой долг-предупредить об этом, но... если найдутся добровольцы, тогда... я взял бы на свою ответственность, вы меня поняли?
- Поняли, - проворчал кое-кто из шахтеров.
- Итак, подумайте, друзья, - сказал Старик и надел очки. - Но... те, у кого жена и карапузы, пусть и не берутся, понятно? Это вам не очистный забой. Я оставляю здесь помощника штейгера Войту, можете поговорить еще с ним. Первая спасательная команда, которой будет руководить участковый инженер Хансен, отправится немедленно; мы уже распорядились приготовить снаряжение... Ребята, я знаю, вы и сами будете начеку... - И он растроганно поправил очки. - Ну, бог в помощь, кристинцы...
- Бог в помощь, - зашумело вокруг; и взволнованный Старик быстро побежал обратно в комто ру.
Так, теперь господа ушли, только инженер Хансен сидит на бревнах и курит, уставясь в землю; а перепачканный помощник штейгера Войта вытаскивает записную книжку и шарит в кармане, отыскивая карандаш. Черный батальон смыкается кольцом вокруг Войты.
- Ну-ка, Войта, расскажи обо всем еще разок, по-нашему.
- Значит так, ребята, - начал помощник штейгера. - Кто пойдет добровольно? Смена три часа. Дадите расписку, что вы согласились добровольно. Напоминаю, в том штреке плохо, ох, как плохо. Кровля над самой головой нависла, окаянная, черти бы ее...
- А сам ты пойдешь?
- Нет, у меня сопляки дома, пятеро...
- Ведь ты там уже был!
- Был, отчего же не быть. А второй раз не пойду, дружище.
- А сколько за это платить будут?
- В тройном размере за час. Какого тебе еще рожна, эх ты, рвач. Ну, ребята, живей, кто хочет идти с инженером Хансеном?
Тишина. Слышно покашливание.
- Что я, с ума спятил?--бурчит чей-то голос.
А Станда вдруг чувствует, как что-то сдавило ему горло, то ли страх, то ли еще что. Господи; что такое с ногами? Ни с того ни с сего они сами выносят его на середину круга, никакой силой их не остановить; вот он уже стоит перед Войтой и растерянно размахивает руками.
- Ты хочешь пойти добровольцем?
Все смотрят на Станду; люди за воротами вытягивают шеи, у Станды все плывет перед глазами, и он слышит только, как чей-то сиплый голос произносит "да".
- Фамилия?
- Пулпан Станислав, откатчик, - невнятно отвечает тот же чужой, странный голос.
"Да ведь это я говорю! - вдруг понимает Гланда,- Господи, как это вышло?"
- Глянь, щенок какой выискался, - слышит Станда голос карлика ГЗадюры. - Этот мигом всех спасет!
Но вон сидит господин Хансен, сосет сигарету и слегка кивает головой. Станда уже пришел в себя, оя чувствует, как прохладный ветерок шевелит его волосы; только сердце еще колотится, все хорошо, все хорошо, лишь бы не заметили, как у него трясутся ноги.
- И меня запиши, - говорит кто-то; рядом со Стандой становится сухонький старичок; улыбаясь, он показывает беззубые десны. - Пиши: Суханек Антонин, забойщик...
- Гляди-ка, дед Суханек! - замечают шахтеры.
С т а р и к х и х и к а е т.
- Понятное дело, без меня не обойдутся! Я "Кристину" знаю что свои пять пальцев, голубчики! Пятнадцать годков назад я тоже видал...
Из толпы выбирается плечистый гигант, спина у него широкая, как у битюга, лицо красивое, круглое.
- Я, пожалуй, пойду, - спокойно говорит он. - Мартинек Ян, крепильщик.
- Холостой? - неуверенно спрашивает Войта.
- Ну да, - отвечает крепильщик.-Запишите, холостой.
- Тогда и я, Фалта Иозеф, подручный забойщика,-раздается в толпе.
- Выходите сюда!
- Иди, Пепек!
В толпе движение.
- Давай, Пепек!
Пепек проталкивается, засунув руки в карманы.
- Сколько заплатите?
- Трижды по три шестьдесят.
- А если ноги протяну?
- Похоронят с музыкой.
- А Анчка как?
- Вы уже повенчались?
- Heт, не повенчались. Она получит что-нибудь?
Помощник штейгера чешет карандашом лоб.
- Не знаю. Лучше уж я вас вычеркну, ладно?
- Не согласен, - протестует Пепек. - Это я в шутку... А премия будет, если мы их вытащим?
Помощник штейгера пожимает плечами.
- Речь идет о людях, - отвечает он сухо.
Пепек великодушно машет рукой.
- Ладно. Сделаем. Я спускаюсь.
Фалта Иозеф озирается - что бы еще такое сказать, но позади него уже стоит кто-то длинный и смотрит ввалившимися глазами поверх голов.
- Вы записываетесь?
- Адам Иозеф. Забойщик.
- Но вы женатый, - колеблется Войта.
- Что? - переспрашивает Адам.
- Женатых не велено принимать.
Адам проглотил слюну и шевельнул рукой.
- Я пойду,--упрямо буркнул он.
- Как хотите.- Войта подсчитал карандашом в записной книжке, - Пятеро, И никого из десятников?
От толпы отделяется низкорослый человечек.
- Я, -говорит он самодовольно.- Андрее Ян, десятник подрывников.
- Пес-запальщик, - бросает кто-то из шахтеров.
- Хотя бы и пес, - резко обрывает Андрее,а свой долг я выполню.
Войта постучал карандашом по зубам.
- Андрее, ведь вы тоже...
- Женат, знаю. Трое детей вдобавок. Но кому-то нужно идти с командой, - высокомерно провозглашает он и вытягивается в струнку, чуть ли не становится на цыпочки. - Порядка ради.
Толпу расталкивает силач, не спуская с Андреса налитых кровью глаз.
- Тогда иду и я.
- Вам что угодно?
- Я тоже иду. - Красные глаза на одутловатом лице пожирают "пса" Андреса. - Матула Франтишек, каменщик.
- Каменщику там нечего делать, - возражает Войта.
- С крепильщиком крепь ставить, - хрипит гигант.
Войта оборачивается к Мартинеку.
- Ладно, - добродушно соглашается молодой великан.- Там работы и на двоих хватит.
- Тогда ступайте все в контору подписывать обязательство, - говорит помощник штейгера. - Теперь вторая команда. Кто хочет? Здесь. Григар Кирилл, забойщик.
-- Пивода Карел, откатчик.
- Вагенбауэр Ян, крепильщик.
- Участковый десятник Казимоур.
- Влчек Ян, забойщик.
- Кралик Франтишек, подручный забойщика.
Фалтыс Ян, забойщик.
- Рубеш Иозеф, забойщик.
- Сивак Иозеф, крепильщик.
-Кратохвил Ян, откатчик.
- Голый Франтишек, откатчик.
Черный батальон плотнее смыкается вокруг помощника штейгера.
- Да пиши ты уж всех по порядку. Скорее дело пойдет!
VII
Станислав Нулпан медленно раздевается вместе с остальными. Тяжело и тоскливо в чужой бригаде - ведь даже и к таким, как Григар с Бадюрой, можно привыкнуть. Пять-шесть недель назад он впервые раздевался в этой душевой; ему показали - вот твоя вешалка для одежды, на этой вот цепочке ты поднимешь свои веши под потолок и замкнешь ее. Тогда он взволнованно, с любопытством смотрел, сколько этой одежды под потолком - казалось, там висит стая больших летучих мышей, прицепившихся вниз головой; тогда он еле сдерживался от нетерпения-скорей бы в шахту... Где же здесь вешалка крепильщика Яна Ра.маса, где висят вещи Антонина Кулды, отца семерых детей?.. Сейчас, когда Станда не видит Хансена, вся эта затея кажется ему странной, бессмысленной, почти нереальноп. В какую историю он впутался! "Эй ты, сопляк! - будто слышится ему насмешливый голос Бадюры. - Небось перед Хансеном выслужиться захотел?" Станде немножко стыдно - и вправду, не следовало ему выскакивать первым, на глазах у всех, и, конечно, это пришлось им не по душе, - новичок откатчик, а туда же, вперед всех суется, будто без него не обойдутся! Ну погоди, ужо внизу поглядим, каков ты есть!
Станда украдкой, неуверенно поглядывает на остальных; но его никто не замечает. Дед Суханек сует тощие ноги в рабочие штаны, заправляет рубашку и радостно тараторит о том, как было дело пятнадцать лет назад. Да-а, их там осталось сто семь, куда покрепче тогда трахнуло; мы вытаскивали их на-гора по частям...
Адам сидит с ботинком в руке, смотрит куда-то в пустоту, и на длинной шее у него прыгает кадык; но вот он махнул рукой и натягивает тяжелый заскорузлый опорок. Пепек еще голый, он скребет себе спину и объясняет молодому крепильщику что-то пасчет жульнических порядков на шахте, о пройдохах уполномоченных и так далее; узловатые мышцы на руках и бедрах так и перекатываются у него под кожей, он весь черный и мохнатый, точно собака, и от него разит потом... зато Пепек настоящий крепыш, ничего не скажешь; Мартинек благодушно смотрит на него сверху вниз голубыми глазами, почесывая золотые завитки на выпуклой груди; боже, какой он красивый!-любуется Станда, затаив дыхание; такое сильное, спокойное тело, широкие плечи, руки и ноги могучие, словно бревна... Станде вдруг становится ужасно стыдно своего длинного белого тела, своих вялых мышц на руках и узкой грудной клетки.
"Какой я мужчина", - малодушно думает он и поспешно набрасывает на себя рабочую рубашку; но, выпростав голову из ворота, он видит, что крепильщик Мартинек по-детски улыбнулся ему всем своим круглым лицом. Станда обрадовался. "С Мартинском я подружусь, - думает он уверенно. Сколько ему может быть лет? Тридцать, не больше..." Каменщик Матула сопит, сражаясь со своей рубашкой; брюхо у него обвисло мешком, грудь словно у женшины, спина широкая, сильная, заплыла салом...
Станда морщит нос, так ему противно. Чистый бегемот, ему бы еще только захрюкать. Наконец Матула всовывает свои толстые, словно надутые воздухом руки в рукава и натягивает грязную рубаху; из ворота показывается щетинистая башка и одутловатое лицо; теперь он сидит, отдуваясь, совершенно изнеможенный. "Боже мой, - недовольно рассуждает Станда, - и этот пьяный боров пойдет с нами! Да и вообще мы на героев не похожи; от нас так несет потом и вонью; и это называется спасательная команда! Ничтожная горсточка шахтеров - в огромной душевой нас и не видно! А еще говорят о спасении человеческой жизни! Почему не пошлют больше? Надо бы спустить в шахту всех четыреста пятьдесят углекопов с "Кристины", пусть все сражаются с подземными силами за своих товарищей! Господи, какой будет толк от нас, от этой жалкой кучки!" - думает Станда, и душа у него уходит в пятки.
Но уже появился десятник-запальщик Андрее, по прозвищу "пес"; на нем такая же измятая одежда, как и на остальных, и такая же пропотевшая заскорузлая шапка, но он задирает нос и взглядом пересчитывает людей. Первая спасательная мгновенно замолкает. Каменщик Матула захрипел, взглянул на "пса" Андреса налитыми кровью глазами; он сжимает и разжимает опухшие кулачищи, точно хочет задушить запальщика. Тот скользнул по Матуле взглядом, но.форса не сбавил.
- Готовы?
- Ага, - ответил за всех дед Суханек и вежливо осклабился беззубыми деснами.
- Берите лампы и пошли.
Шахтеры идут цепочкой к клети, помахивая тяжелыми лампами. Над лесом, за отвалами и заборами, стоит золотое послеполуденное солнце; Станде хочется остановиться, - водь это, может быть, в последний раз! На сердце у него грустно и сладко, ни ему приходится почти бегом догонять остальных. Выходит толстый замасленный машинист и смотрит па них.
- Бог в помощь, ребята! - кричит он шахтерам.
- Бог в помощь...
Клеть уже ждет, они набились в нее - можно спускаться. Кто-то протягивает им руку.
- Бог в помощь, молодцы, возвращайтесь!
Клеть проваливается, но еще видно, как наверху у канатов несколько человек в синих блузах поворачиваются и подносят руку к козырьку.
- Бог в помошь!
- Бог в помощь!
У "пса" Андреса твердеет лицо, дед Суханек шевелит губами, точно молится, а клеть летит вниз в черную шахту. У Станды на глазах навертываются слезы, все происходит так торжественно и печально, будто при последнем прощании. Даже Пепек хмурится и молчит; Адам смотрит куда-то ввалившимися глазами, но, вероятно, ничего не видит; Матула тяжело пыхтит, и только круглое, ясное, несколько сонное лицо крепильщика спокойно сияет. Клеть падает стремительно, и у Станды словно отрывается сердце и летит вниз, все глубже и глубже. А черные стены бегут и бегут вверх, и усиливается тяжесть в ногах и духота; горсточка людей с мигающими лампами спускается все ниже - и конца не видно этому спуску.
"Не может быть, - ужасается Станда, - шахта никогда не была такой глубокой, мы падаем уже так долго! А вдруг все это мне только снится?" приходит ему в голову, он тайком щиплет себя за руку и на мгновение закрывает глаза; но по-прежнему бегут вверх отпотевшие стены и тускло поблескивают капельки воды в свете мигающих ламп; по-прежнему крепко стиснуты челюсти Андреса, дед Суханек беспрерывно шевелит беззубым ртом, а Адам смотрит невидящим взором бог весть куда; только крепильщик Мартинек подмигнул Станде как старший товарищ и дружелюбно, чуть смущенно улыппулся, - ничего, дескать, сейчас будем на месте, - или что-нибудь в этом роде. Станда переводит дух.
Клеть замедляет ход и останавливается с мягким толчком; кто-то открывает ее снаружи и говорит:
- Бог в помощь!
У двери стоят двое носилок и толпятся люди.
- Бог в помощь, ребята!
- Бог в помощь!
Здесь это приветствие звучит как-то многозначительней, чем наверху, Станда с трудом его произносит; и эти носилки, и люди с красным крестом на белой нарукавной перевязи... Какой-то десятник подходит к Андресу, и они идут рядом, покачивая лампы; на рудничном дворе стоят ряды пустых вагонеток; Станда никогда еще не видел шахту такой мертвой и странной. Да что здесь: здесь еще светят на потолке электрические лампочки и бегут вдаль, словно бусинки, нанизанные на нитку; бригада выравнивает шаг и идет, идет между рельсами по бесконечному сводчатому коридору; дед Суханек пустился в разговор, Пенек Фалта насвистывает сквозь зубы. Иногда встретится человек с лампой, постоит.
- Бог в помощь!
- Бог в помощь! - отвечают ему.
Вот и перекресток. Десятник с лампой останавливается.
- Ну, мне пора назад. Бог в помощь, ребята!
- Бог в помощь!
"Пес" Андрее выходит вперед - маленький командир, ведущий свой отряд в окопы. Только сабли в руке не хватает этой сволочи. Здесь нет ни кирпичной облицовки, ни цепочки огней; Станда неуверенно косится на деревянную обшивку - потолок что надо, крепь органная, в конце концов, кажется, не так уж плохо, - подбодряет себя Станда. Поворот в боковой штрек, перегороженный вентиляционной дверью.
Бледный длинный человек отпирает ее.
- Бог в помощь!
- Бог в помощь!
- Вот и восемнадцатый! - восклицает дед Суханек. - Мы тут делали проходку двадцать лет назад.
Ох, и гиблый штрек был, почва то и дело вспучивалась... и теперь еще выпирает.
Стоит гнетущая духота, Станда обливается потом, по лбу Матулы тоже стекают тяжелые капли; Пепек вытирает нос тыльной стороной ладони, круглое лицо крепильщика Мартинека блестит, как масляный блин.
- Жарко, правда? - спрашивает он у Станды с улыбкой, будто идут они полевой дорогой под палящим полуденным солнцем и на них веет зноем и запахом хлеба от высокой ржи; но там все-таки порой налетит легкий ветерок, освежит лицо, а здесь - давит неподвижный воздух.
Чуть не падая, Станда вытирает лоб шершавым рукавом, а дед Суханек, сухонький и сморщенный, как пустой кисет, между тем семенит вперед и без умолку весело болтает о чем-то. Адам идет, понурив голову, и лицо его поблескивает, точно дубленая кожа, а "пес" Андрее кажется еще более злобным и высохшим, чем когда-либо. Огонек его лампочки мигает все дальше, точно погружаясь в бесконечную тьму, но все снова и снова возникают перед ним косые пары стоек, с распорок и перехватов свешиваются белые сталактиты, шапки и бахрома подземных лишайников и плесени, и ход опять замыкается, точно валится на тебя; тебе остается лишь, спотыкаясь, шагать вперед и вперед вслед за трепетным огоньком.
Вдруг запальщик Андрее покрутил лампой, как бы подавая сигнал.
- Гляди в оба, - спокойно предупреждает крепильщик Мартинек.
С кровли свешивается треснувшая перекладина; высокому Адаму приходится согнуться, чтобы не разбить себе лоб; за ней другая, третья, целый ряд поломанных балок. У Станды внутри все похолодело: теперь, должно быть, дальше нельзя - обвалится!
Он ждет - сейчас все станут и скажут: "Тут мы не пройдем, баста!" Однако Адам только согнулся больше обычного и двигается дальше, крепильщик опустил широкие плечи, огромный Матула пыхтит позади Станды - лезь же, парень! - а прыгающий огонек Андреса неумолимо ввинчивается в темноту. Уже и Станде приходится нагибаться под продавленной кровлей, он боится взглянуть вверх, где под тяжестью осевшей кровли провисают обломки сланца, - ведь все это может обрушиться, и нас засыплет! Конечно, засыплет: вон сколько камней уже валяется на полу и на рельсах - пустая порода сыплется между лопнувшими затяжками! "Я дальше не пойду!" - хочется заявить Станде; а огонек Андреса все так же быстро бежит вперед, но уже не ровно, а как-то петляя и подпрыгивая, мелькая то там, то здесь; Адам и крепильщик, согнувшись, тоже движутся быстрее, все ближе за спиной тяжелое сопение каменщика Матулы. Станда бежит рысью, перекидывая тяжелую лампу из руки в руку, ему хочется вытереть платком пот, заливающий глаза, да некогда; скорей, скорей бы уж пройти этот штрек! Черт возьми, тут и стойки-то все полопались, выпали из стен, как сломанные лучинки, кровля обвисла и держится лишь на этих обломках - и куда только ведет нас этот Андрее!
Станда готов заплакать от страха, но надо идти, спотыкаться о груды камней, чтобы его не протаранил лохматой башкой согнувшийся в три погибели Матула, тяжело пыхтящий за спиной. И вдруг сам Станда уткнулся носом в широкие плечи крепильщика Мартинека.
- Дальше нет хода? - вырвалось у Станды.
- Есть, - спокойно отвечает Мартинек, протискивая плечи и зад между торчащими бревнами. - Придется здесь чинить.
Станда не в состоянии представить себе, как можно все это привести в порядок: с обеих сторон разрушенная бревенчатая обшивка, лопнувшие пополам стойки, раздавленные нависшей кровлей, которая всей тяжестью лежит на трескающихся подлапках.
"Да мы никогда не выберемся отсюда, - с ужасом чувствует Станда, - нас того и гляди задавит!" И он втягивает голову в плечи, по спине у него струится пот, ноги как-то странно подгибаются, слабеют с каждым шагом; а впереди по-прежнему бодро подмигивает пляшущий огонек Андреса. Господи, и когда только конец этому путешествию!
Вот огонек остановился и сигналит: "пес" Андрее ждет остальных.
- Ну как? Все тут?
Что теперь будет? Вон на перевернутой вагонетке сидит инженер Хансен, подперев голову руками. Андрее пересчитывает взглядом своих подчиненных и сухо приказывает: - За мной!
И, четко отбивая шаг, он подходит к инженеру Хансену, щелкает каблуками и, с лампой в левой руке, вытягивается по-военному.
- Бог в помощь! - официальным тоном рапортует он.
Ханс поднял голову, на испачканном носу у него сверкают бисеринки пота, а на лбу под кожаным козырьком синяки, - будто он с кем-то подрался.
- Явился в ваше распоряжение десятник подрывников Андрее с командой. Забойщик Адам, забойщик Суханек, крепильщик Мартинек, подручный забойщика Фалта, каменщик Матула и откатчик Пулпан.
"Ну и болтун!" - пристыженно думает об Андресе Станда.
Ханс привстал, приложив руки к козырьку.
- Gut. Gut.
Станда выпрямился по-солдатски, дед Суханек даже моргать перестал, великан Мартинек смущенно вытягивает свои ручищи по швам, сам Пепек с усмешкой выпячивает грудь; только Адам смотрит куда-то в угол, а Матула налитыми кровью глазами пожирает бравого Андреса. Хансену хочется что-то сказать, но бедняга не знает чешского языка; поэтому он лишь растерянно улыбается чумазой рожицей, кивает головой и повторяет свое "gut".
- Ну конечно, гут, - отвечает дед Суханек, и все кивают; Ханс славный парень, его все любят.
Сейчас он что-то говорит, скорей всего по-шведски, и показывает длинной рукой в завалившийся угол, перед которым только что сидел.
- Аи-аи! - вырвалось у Пепека.
- Вот так штука, - сказал с видом знатока Суханек и присел на корточки к завалу.
Что там такого - просто груда обломков, - смотрит Станда, изломанные бревна, перемешанные с камнями; вот торчит что-то вроде расщепленной стойки, сверху нависла глыба, которая держится только на двух надломленных перекладинах...
Дед Суханек встал и затянул потуже ремень брюк.
- Погляжу-ка я, что там такое, господин инженер, - говорит он. - Я-то знаю, что к чему в "Кристине".
Хансен хоть и не понимает, но, вероятно, догадывается, о чем речь; он что-то произносит, постукивая пальцем по плечу деда.
- Ладно, ладно, - соглашается Суханек, - я осторожно. Обушок, ребята; я постучу тем троим...
Станда начинает соображать, что это и есть, должно быть, тот самый заваленный штрек. Можно будто бы, как говорил Старик, пробраться по нему до самого конца; но теперь тут, видно, все окончательно обрушилось и ничего нельзя сделать. А тем временем дед Суханек становится на четвереньки и просовывает лысую голову в щель под двумя заклинившимися бревнами.
- Ничего, дело пойдет, - бормочет он.
Вот он уже влез в расщелину до поясницы, дернулся несколько раз - и дедовы опорки исчезают на глазах изумленного Станды в беспорядочной груде обломков крепи.
Пепек Фалта снимает пиджак и рубашку, кладет их на опрокинутую вагонетку; от него нестерпимо несет резким запахом пота. Станда не может представить себе, что же они будут тут делать; пока все только растерянно оглядывают этот хаос; тут настолько тесно, что и не повернешься. Крепильщик Мартинек смотрит голубыми глазами на перепачканного Ханса.
- Господин инженер,- медленно произносит Мартинек, показывая назад толстым большим пальцем, - мы с Матулой можем пока вон там кровлю подбить.
Хансен кивает головой,- смотри-ка, значит он все понимает! Мартинек стаскивает с себя пиджак и с трудом расстегивает толстыми негнущимися пальцами пуговку у ворота рубашки; при этом он смотрит вверх на полопавшиеся перекладины.
- Силища-то какая, - говорит он с мальчишеским восхищением и не может удержаться, чтобы не коснуться кровли ладонью. - Вот так сила, братцы, изумляется он, и на лице его сияет счастливая улыбка. - Ну пошли, Матула, будем ставить подпорки.
Матула неохотно отрывает взгляд от "пса" Андреса и, хрипло пыхтя, вразвалку идет за крепильщиком. "Он, верно, пьян", - думает Станда.
А запальщик Андрее все еще стоит навытяжку перед Хансеном, видимо ожидая распоряжений; Адам стаскивает с себя рубашку; Пепек уже поплевал на ладони и начинает выбирать камни из груды обломков.
- Постой, - басит Адам, пытаясь сдвинуть какое-то торчащее бревно.