– Я Маргарет Беренсон, – снова представилась женщина. – Директор по работе с персоналом компании «Новая эра». Перейду сразу к делу. Мистер Суон больше у нас не работает.
   – С какого момента? – спросил Ричер.
   – Чуть больше трех недель, – ответила Беренсон.
   – А что произошло?
   – Я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, разговаривая с вами, если бы знала наверняка, что вы имеете к нему определенное отношение. Любой может подойти к стойке дежурного администратора и назваться старым другом.
   – Не знаю, как мы можем это доказать.
   – Расскажите, как он выглядел.
   – Рост около пяти футов и девяти дюймов. В ширину – пять футов восемь дюймов.
   Беренсон улыбнулась.
   – Если я скажу вам, что он пользовался куском камня вместо пресс-папье, вы сумеете ответить, где он его взял?
   – У Берлинской стены, – сказал Ричер. – Он был в Германии, когда ее разрушили. Я видел его там почти сразу же после этого. Он отправился туда и заполучил сувенир. Вообще-то это кусок бетона, а не камень, и на нем имеется граффити.
   Беренсон кивнула.
   – Я слышала ту же историю, и вы описали предмет, который я видела.
   – Что же случилось? – спросил Ричер. – Он уволился?
   Беренсон покачала головой.
   – Не совсем. Нам пришлось с ним расстаться. И не только с ним. Вы должны понять, что у нас новая компания, а значит, риск есть всегда. С точки зрения нашего бизнес-плана мы не совсем там, где хотели бы быть. По крайней мере, пока. В данной ситуации мы вынуждены были пересмотреть состав персонала и, естественно, сократить количество людей, работающих на нас. Следуя политике компании, на последнем этапе этой операции мы уволили помощников менеджеров на всех уровнях. Я тоже лишилась заместителя. Мистер Суон был заместителем начальника службы безопасности, поэтому, к сожалению, и он стал жертвой нашей политики. Мы очень жалели, что он ушел, потому что он был настоящей находкой. Если наши дела пойдут на лад, мы попросим его вернуться. Но я уверена, что к тому моменту он уже найдет себе достойную работу.
   Ричер посмотрел в окно на полупустую парковку. Прислушался к тишине, царившей в здании, – оно тоже производило впечатление полупустого.
   – Хорошо, – сказал он.
   – Ничего хорошего, – вмешалась Нигли. – Я несколько раз звонила в его офис в течение последних трех дней, и мне всегда отвечали, что он ненадолго вышел. Что-то тут не складывается!
   Беренсон снова кивнула.
   – Это профессиональная вежливость, на которой я настаиваю. Для человека, занимавшего такой высокий пост, станет настоящей катастрофой, если его доверенные лица узнают новость из вторых рук. Будет лучше, если мистер Суон лично сообщит своим знакомым о том, что произошло. В таком случае он сможет прокомментировать это как ему угодно и привести такие причины, какие сочтет правильными. Поэтому я требую, чтобы в период перегруппировки сил оставшийся вспомогательный состав прибегал к небольшой лжи во спасение. Я не стану извиняться, но надеюсь, вы меня понимаете. Это меньшее, что я могу сделать для тех, с кем нам пришлось расстаться. Если мистер Суон сможет разговаривать с новым работодателем как человек, уволившийся от нас по собственной инициативе, он окажется в более благоприятном положении, чем если бы стало известно, что его отсюда уволили.
   Нигли задумалась на мгновение, а затем кивнула.
   – Мне понятна ваша позиция, – сказала она.
   – Это особенно важно в случае мистера Суона, – подхватила Беренсон. – Нам всем он очень нравился.
   – А как насчет тех, кто вам не нравился?
   – Таких не было. Мы никогда не взяли бы на работу людей, которым не могли бы доверять.
   – Я тоже звонил Суону, но никто не ответил, – сказал Ричер.
   Беренсон в очередной раз кивнула, по-прежнему терпеливая и высокопрофессиональная.
   – Нам пришлось урезать и секретарский штат. Те, что остались, вынуждены сидеть на пяти-шести телефонах каждый. Иногда они просто не успевают снять трубку.
   – Так что же случилось с вашим бизнес-планом? – спросил Ричер.
   – Я не могу обсуждать с вами детали. Но уверена, что вы меня поймете. Вы же служили в армии.
   – Мы оба служили в армии.
   – Тогда вам должно быть известно, какое количество новых систем оружия сразу берется на вооружение.
   – Не много.
   – Это еще мягко сказано. К тому же наша система потребовала больше времени, чем мы рассчитывали.
   – О каком оружии идет речь?
   – Я действительно не имею права это обсуждать.
   – Где его делают?
   – Прямо здесь.
   Ричер покачал головой.
   – Ничего подобного. Через вашу ограду сможет перебраться трехлетний ребенок, а у ворот и в вестибюле нет охраны. Тони Суон не допустил бы ничего подобного, если бы здесь у вас происходило что-то серьезное.
   – Я не могу обсуждать деятельность нашей компании.
   – Кто был боссом Суона?
   – Начальник службы безопасности. Лейтенант из департамента полиции Лос-Анджелеса, в отставке.
   – И вы оставили его, а Суона уволили? Ваша политика «последним пришел, первым уволили» на этот раз вас подвела.
   – Они все прекрасные люди, и те, кто остался, и те, кто ушел. Нам очень не хотелось кого-то увольнять. Но это было необходимо.
 
   Через две минуты Ричер и Нигли снова сидели в «мустанге» на парковке «Новой эры». Двигатель работал, чтобы разогнать застоявшийся воздух, а они размышляли о размерах бедствия.
   – Да, неудачное совпадение по времени, – сказал Ричер. – Суон неожиданно остался без работы, ему позвонил Франц, у которого возникли проблемы, и что сделал Суон? Бросился к нему на помощь. Тут всего-то двадцать минут пути.
   – Он бы все равно бросился к нему на помощь, даже если бы не был безработным.
   – Все бы бросились. И думаю, они так и сделали.
   – Значит, все они мертвы?
   – Надейся на лучшее, но готовься к худшему.
   – Ты получил, что хотел, Ричер. Нас всего двое.
   – Я этого хотел совсем по другим причинам.
   – Не могу поверить! Все наши ребята?..
   – Кто-то непременно за это заплатит.
   – Ты так думаешь? У нас ничего нет. Осталась одна попытка угадать пароль. Но мы просто побоимся ею воспользоваться.
   – Сейчас не время бояться.
   – Тогда скажи мне, какое слово следует напечатать.
   Ричер не ответил.
 
   Они вернулись назад тем же маршрутом. Нигли молча вела машину, а Ричер представлял себе, как Тони Суон вот так же ехал три недели назад. Возможно, в багажнике у него лежала коробка с вещами, которые он забрал с работы: ручки, карандаши и кусок советского бетона. Он спешил на помощь старому другу. Остальные старые друзья тоже бросились на выручку. Санчес и Ороско приехали по 15-й автостраде из Вегаса. О’Доннел и Диксон прилетели на самолетах с Восточного побережья, забрали багаж, сели в такси. Собрались все вместе.
   Встретились и радостно приветствовали друг друга.
   И налетели на кирпичную стену.
   А потом их образы потускнели, и Ричер снова остался наедине с Нигли в машине. «Нас всего двое». Фактам нужно смотреть в лицо, а не сражаться с ними.
 
   Нигли оставила машину швейцару «Беверли Уилшира», и они вошли в вестибюль с заднего хода. Прошли по боковому коридору. Нигли открыла ключом дверь в свой номер.
   И замерла на пороге.
   Потому что в ее кресле у окна сидел человек в костюме и читал отчет о вскрытии Кельвина Франца.
   Высокий, светловолосый, аристократичный и спокойный.
   Дэвид О’Доннел.

Глава 17

   О’Доннел мрачно посмотрел на них.
   – Я хотел спросить у вас, что означают грубые и оскорбительные сообщения на моем автоответчике. – Он помахал в воздухе отчетом о вскрытии. – Но теперь я все понимаю.
   – Как ты сюда попал? – спросила Нигли.
   – Ой, перестань! – только и сказал О’Доннел.
   – И где ты был, черт тебя побери? – спросил Ричер.
   – В Нью-Джерси, – ответил О’Доннел. – Моя сестра заболела.
   – Насколько серьезно?
   – Очень серьезно.
   – Она умерла?
   – Нет, поправилась.
   – Значит, тебе давно следовало быть здесь.
   – Спасибо за сочувствие.
   – Мы очень беспокоились, – вмешалась Нигли. – Думали, они и тебя захватили.
   О’Доннел кивнул.
   – Правильно беспокоились. И продолжайте в том же духе. Это очень непростая ситуация. Мне пришлось ждать своего рейса четыре часа, которые я потратил на телефонные звонки. Понятное дело, Франц мне не ответил. Теперь я знаю почему. Связаться с Суоном, Диксон, Ороско и Санчесом мне тоже не удалось. Я решил, что один из них собрал остальных и они вляпались в неприятности. Без тебя и Ричера, потому что ты слишком занята в своем Чикаго, а Ричера найти не может никто. И без меня, потому что я временно оказался вне досягаемости, в Нью-Джерси.
   – Я не до такой степени занята, – сказала Нигли. – Как они могли такое обо мне подумать? Я бы все бросила и помчалась к ним.
   О’Доннел снова кивнул.
   – Сначала только это соображение давало мне надежду. Я подумал, что они непременно позвонили бы тебе.
   – И почему же они не позвонили? Я что, им не нравлюсь?
   – Они бы связались с тобой, даже если бы тебя ненавидели. Без тебя это все равно что драться, держа одну руку за спиной. Кто добровольно пойдет на такое? Но на самом деле важно восприятие, а не реальность. Ты забралась очень высоко по сравнению со всеми нами. Думаю, у них могли возникнуть на твой счет сомнения. А после, возможно, было слишком поздно.
   – И что ты хочешь сказать?
   – Я хочу сказать, что кто-то из них – теперь понятно, что это Франц, – попал в неприятности и позвонил тем из нас, кто, по его мнению, был доступен. Что исключало тебя и Ричера по определению, а меня – по счастливому стечению обстоятельств, потому что меня не оказалось на моем обычном месте.
   – Мы пришли к тому же выводу. Если не считать того, что ты стал чем-то вроде бонуса. То, что твоя сестра заболела, для нас большая удача. И возможно, для тебя тоже.
   – Но не для нее.
   – Прекрати ныть, – вмешался Ричер. – Она ведь жива, не так ли?
   – Я тоже рад тебя видеть, – сказал О’Доннел. – После стольких лет.
   – И все-таки как ты сюда попал? – снова спросила Нигли.
   О’Доннел поерзал на месте, потом достал из одного кармана складной нож, а из другого кастет.
   – Тот, кто может пронести это мимо службы безопасности в аэропорту, в состоянии попасть в номер отеля, уж ты мне поверь.
   – А как тебе удалось пронести это в аэропорту?
   – Это мой секрет, – усмехнулся О’Доннел.
   – Керамика, – сказал Ричер. – Таких больше не делают. Потому что металлодетектор их не видит.
   – Правильно, – кивнул О’Доннел. – Никакого металла, кроме стальной пружины в ноже. Но она очень маленькая.
   – Я рад снова тебя видеть, Дэвид, – сказал Ричер.
   – Я тоже. Только жаль, что обстоятельства не слишком радостные.
   – Обстоятельства стали на пятьдесят процентов радостнее. Мы думали, что нас только двое. А теперь нас уже трое.
   – И что у нас есть?
   – Очень мало. Ты видел отчет о вскрытии Франца. Кроме этого, мы знаем, что двое белых мужчин разгромили его офис. Но они ушли ни с чем, потому что Франц отправлял самому себе по почте всю важную информацию. Мы нашли почтовый ящик и обнаружили там четыре флешки. У нас осталась одна попытка отгадать пароль.
   – Так что подумай о системе защиты компьютера, – добавила Нигли.
   О’Доннел сделал глубокий вдох и задержал воздух дольше, чем представлялось возможным. Затем он выдохнул, тихо и медленно. Старая привычка.
   – Какие слова вы уже попробовали? – спросил он.
   Нигли открыла блокнот на нужной странице и протянула ему. О’Доннел приложил палец к губам и стал читать. Ричер наблюдал за ним. Он не видел О’Доннела одиннадцать лет, но тот почти не изменился: пшеничного цвета волосы без всяких признаков седины и тело гончей без грамма лишнего жира. Отличный костюм. Как и Нигли, он выглядел прекрасно устроенным в жизни, процветающим и успешным. В общем, человеком, добившимся всего, чего хотел.
   – Куфакс не подошел? – спросил он.
   – Третья попытка, – покачав головой, ответила Нигли.
   – А должна была быть первой. Франц – это иконы, боги, люди, которыми он восхищался, выступления, приводившие его в восторг. Куфакс единственный, кто подходит под данную категорию. Остальное – обычная сентиментальность. Возможно, еще Майлз Дэвис, потому что Франц любил музыку, но при этом считал ее чем-то несущественным.
   – Значит, музыка не имеет значения, а бейсбол имеет?
   – Бейсбол – это метафора, – объяснил О’Доннел. – Великий питчер, такой как Сэнди Куфакс, цельная личность, один на базе, в Мировой серии, ставки выше некуда – вот каким Франц хотел бы видеть себя. Возможно, он не сказал бы это теми же словами, но я не сомневаюсь, что пароль должен быть достойным вместилищем для его привязанности. А также выражаться коротко и сдержанно, по-мужски, – значит, это просто фамилия.
   – И что ты выберешь?
   – Учитывая, что осталась одна попытка, это трудная задача. Я буду выглядеть настоящим болваном, если ошибусь. А что мы там найдем?
   – Что-то, что он считал необходимым спрятать.
   – И за что ему сломали ноги, – добавил Ричер. – Он ничего не сказал им. И этим привел их в ярость. Его офис выглядит так, словно там пронесся торнадо.
   – Какова наша главная цель в этом деле?
   – Найти их и уничтожить. Тебе это подходит?
   О’Доннел покачал головой.
   – Нет, не подходит, – ответил он. – Я хочу прикончить всех членов их семей и помочиться на могилы их предков.
   – Ты не изменился.
   – Я стал еще хуже. А ты изменился?
   – Если и изменился, то готов снова стать прежним.
   О’Доннел усмехнулся.
   – Нигли, чего нельзя делать?
   – Связываться с отрядом спецрасследований, – ответила та.
   – Правильно, – похвалил ее О’Доннел. – Этого нельзя делать ни в коем случае. Мы можем заказать кофе в номер?
 
   Они пили густой крепкий кофе из видавших виды никелированных кофейников, какие можно найти только в старых отелях. По большей части все молчали, понимая, что каждый из них ходит по тем же мысленным кругам в последней попытке угадать пароль, рассматривает варианты, пытается найти какую-нибудь боковую дорожку к цели, не находит ее и начинает все сначала. Наконец О’Доннел поставил свою кружку и сказал:
   – Пора делать дело или слезать с горшка. Или как там еще вы это назовете. Есть какие-то идеи?
   – У меня никаких, – ответила Нигли.
   – Зато у тебя есть, О’Доннел, – медленно проговорил Ричер. – Я вижу, ты что-то придумал.
   – Насколько ты мне доверяешь?
   – Настолько, насколько я смогу тебя зашвырнуть, а это далеко, учитывая, какой ты тощий. А как далеко, ты узнаешь, если ошибешься.
   О’Доннел встал с кресла, пошевелил пальцами и подошел к ноутбуку, стоящему на столе. Поставил курсор в диалоговое окно и что-то напечатал.
   Сделал вдох и задержал дыхание.
   Замер.
   Подождал.
   И нажал на «Enter».
   На экране появилась директория файла. Перечень содержания. Крупно, четко и понятно.
   О’Доннел выдохнул.
   Он напечатал: «Ричер»[3].

Глава 18

   Ричер отпрянул от компьютера, словно ему дали пощечину.
   – Послушай, приятель, это нечестно.
   – Ты ему нравился, – сказал О’Доннел. – Он тобой восхищался.
   – Это как голос из могилы. Как призыв.
   – Ты ведь уже здесь.
   – Теперь все меняется. Я не могу его подвести.
   – И не подведешь.
   – Слишком сильное давление.
   – Такого понятия не существует. Мы любим, когда на нас оказывают давление. Мы питаемся давлением.
   Нигли стояла около стола, положив руки на клавиатуру, и смотрела на экран.
   – Восемь отдельных файлов, – сказала она. – Семь – какие-то цифры, а восьмой – имена.
   – Покажи имена, – попросил О’Доннел.
   Нигли кликнула на иконку, и открылась страничка с вертикальным столбцом имен. В первой строке, жирным шрифтом да еще подчеркнутое, значилось имя Эзари Махмуд. Затем шли четыре западных имени: Эйдриен Маунт, Элан Мейсон, Эндрю Макбрайд и Энтони Мэтьюс.
   – Инициалы везде одинаковые, – отметил О’Доннел. – Самое верхнее имя арабское, из какой угодно страны от Марокко до Пакистана.
   – По-моему, сирийское, – выразила предположение Нигли.
   – Последние четыре имени похожи на британские, – сказал Ричер. – Вам так не кажется? Они явно не американские. Скорее, британские или шотландские.
   – И что это значит? – спросил О’Доннел.
   – Складывается впечатление, что, проверяя чью-то биографию, Франц обнаружил сирийца с четырьмя вымышленными именами. Об этом говорит набор из пяти одинаковых инициалов. Может быть, у него рубашки с монограммами. А фальшивые имена британские, потому что у него британские документы, которые здесь будут проверяться не так тщательно, как американские.
   – Вполне вероятно, – кивнул О’Доннел.
   – Покажи цифры, – попросил Ричер.
   Нигли открыла первую из семи электронных таблиц, состоящую из столбца дробей. В верхней строке стояло 10/12. В самой нижней – 11/12. Между ними располагалось двадцать с чем-то похожих чисел, включая повторение 10/12, а также 12/13 и 9/10.
   – Дальше, – сказал Ричер.
   Следующая таблица оказалась точно такой же. Длинная вертикальная колонка, начинающаяся с 13/14 и заканчивающаяся 8/9. Около двадцати похожих чисел между ними.
   – Дальше, – повторил Ричер.
   Третья таблица была примерно такой же.
   – Это даты? – спросил О’Доннел.
   – Нет, – ответил Ричер. – Тринадцать четырнадцатых не может быть датой, потому что в году только двенадцать месяцев.
   – И что же это такое? Просто дроби?
   – Не совсем. Десять двенадцатых было бы записано как пять шестых, будь это обычной дробью.
   – Похоже на счет в игре.
   – Игре в аду. Тринадцать четырнадцатых и двенадцать тринадцатых означает множество дополнительных иннингов и, возможно, трехзначный окончательный счет.
   – Тогда что это?
   – Покажи следующую таблицу.
   Четвертая таблица тоже состояла из вертикального столбца дробей. Знаменатели были почти такими же, как в первых трех: 12, 10 и 13. А вот числители оказались меньше. 9/12 и 8/13. Даже 5/14.
   – Если это счет, тогда кто-то сильно проигрывает, – заметил О’Доннел.
   – Дальше, – попросил Ричер.
   Тенденция сохранилась и в пятой таблице – 3/12 и 4/13. Самым большим числом оказалось 6/11.
   – Кто-то возвращается в низшую лигу, – пробормотал О’Доннел.
   В шестой таблице лучшим результатом было 5/13, а худшим – 4/11 и 3/12.
   Нигли посмотрела на Ричера и сказала:
   – Тебе во всем этом разбираться. Ты у нас специалист по математике. Да и вообще, Франц адресовал все это тебе.
   – Я был его паролем, – возразил Ричер. – И все. Он никому ничего не адресовал. Это не послания. Если бы он хотел что-то нам сообщить, он бы придумал шифр попроще. Это его рабочие записи.
   – Очень таинственные рабочие записи.
   – Ты можешь напечатать их для меня? Я не могу думать, пока не увижу их на бумаге.
   – Я могу напечатать их в бизнес-центре внизу. Именно по этой причине я теперь останавливаюсь в подобных местах.
   – Зачем было громить офис, чтобы заполучить какие-то цифры? – спросил О’Доннел.
   – Возможно, цифры их не интересовали, – ответил Ричер. – Возможно, они разгромили офис из-за имен.
   Нигли закрыла таблицы и снова вывела на экран файл с именами: Эзари Махмуд, Эйдриен Маунт, Элан Мейсон, Эндрю Макбрайд и Энтони Мэтьюс.
   – Так кто же такой этот человек?
 
   В трех часовых поясах от них, в Нью-Йорке, было на три часа позже, и темноволосый сорокалетний мужчина, который мог быть индусом, пакистанцем, иранцем, сирийцем, ливанцем, алжирцем, израильтянином или итальянцем, сидел на корточках в ванной в дорогом отеле на Мэдисон-авеню. Дверь была закрыта. В ванной не было пожарной сигнализации, зато имелась вентиляция. Британский паспорт, выданный Эйдриену Маунту, горел в унитазе. Как всегда, внутренние страницы мгновенно превратились в пепел. С жесткими красными обложками было сложнее. Пластик свернулся и расплавился. Мужчина взял висевший на стене фен и с расстояния направил его на пламя. Затем концом зубной щетки разворошил пепел и несгоревшие хлопья бумаги. Зажег еще одну спичку и уничтожил все, что можно было узнать.
   Через пять минут Эйдриена Маунта смыла вода, а Элан Мейсон спустился в лифте и направился на улицу.

Глава 19

   Нигли зашла в подвальный этаж «Беверли Уилшира», где располагался бизнес-центр, и распечатала все восемь секретных файлов Франца. После этого она присоединилась к О’Доннелу и Ричеру, заказавшим ланч в ресторане. Она сидела между ними с таким выражением на лице, что Ричеру показалось, будто она вспоминает сотни похожих трапез.
   Потому что он тоже их вспоминал. Но в прежние времена они были в помятой военной форме и ели в офицерских клубах и грязных закусочных или делили между собой сэндвичи и пиццу, сидя за обшарпанными металлическими столами. Сейчас же воспоминания о прошлом портила совсем другая обстановка. В роскошном зале с высокими потолками царил полумрак, здесь сидели люди, которые могли быть киношными агентами или исполнительными директорами. Или даже актерами. Нигли и О’Доннел выглядели тут на своем месте. Нигли была в свободных черных брюках с высокой талией и в хлопчатобумажной кофточке, сидевшей на ней точно вторая кожа. Косметика была так мастерски нанесена на загорелое безупречное лицо, что складывалось впечатление, будто ее нет вовсе. На О’Доннеле был серый костюм с едва заметным блеском, белая рубашка, тщательно отглаженная и кажущаяся безупречной, хотя он, судя по всему, надел ее в трех тысячах миль отсюда, и в довершение всего полосатый, солидный, идеально завязанный галстук.
   Ричер был в рубашке на размер меньше нужного, с дырой на рукаве и пятном спереди. Дешевые джинсы и потрепанные ботинки дополняли наряд. Волосы у него отросли слишком сильно. И он не мог заплатить за блюдо, которое заказал. Он даже не смог бы заплатить за норвежскую воду в своем стакане.
   «Грустно, правда? – сказал он, когда увидел офис Франца. – Из большой зеленой машины – и сюда!»
   Интересно, что думают о нем Нигли и О’Доннел?
   – Покажи мне страницы с цифрами, – сказал он.
   Нигли передала ему через стол листки бумаги. Она пронумеровала их карандашом в верхнем правом углу, чтобы не перепутать порядок. Ричер просмотрел все семь, один за другим, очень быстро, пытаясь составить общее представление. Всего 183 простые дроби, не сокращенные. Простые, потому что числитель, то есть верхнее число, был всюду меньше знаменателя, нижнего числа. Без сокращений, потому что 10/12 и 8/10 не превратились в 5/6 и 4/5, как должно быть, если следовать арифметическим правилам.
   Значит, это не дроби. Может быть, счет, результат или оценка деятельности. Например: что-то произошло десять раз из двенадцати или восемь раз из десяти.
   Или не произошло.
   На каждой странице было двадцать шесть таких цифр. Кроме четвертой страницы, где их оказалось двадцать семь.
   Счет, или результат, или коэффициент, или что там еще, на первых трех страницах выглядел вполне нормально, как среднее число или процент выигрыша. Он находился между прекрасным 0,870 или превосходным 0,907. На четвертом листке наблюдалось сильное понижение: среднее число равнялось 0,574. На пятой, шестой и седьмой страницах дела постепенно становились все хуже: 0,368, потом 0,308 и 0,307.
   – Понял что-нибудь? – спросила Нигли.
   – Ничего не понял, – ответил Ричер. – Жаль, что здесь нет Франца, он бы объяснил.
   – Если бы он здесь был, тогда не было бы нас.
   – Почему? Мы могли бы собираться время от времени.
   – Как на встречу одноклассников?
   – Могло быть весело.
   О’Доннел поднял стакан и сказал:
   – За отсутствующих друзей.
   Нигли взяла свой стакан, и Ричер последовал ее примеру. Они выпили воду, которая замерзла на самой вершине скандинавского ледника десять тысяч лет назад, а затем много столетий медленно сползала вниз и наконец превратилась в горные источники и реки. Выпили в память о четырех своих друзьях – о пяти, включая Стэна Лоури, – о тех, кого они не надеялись увидеть снова.
 
   Но они ошиблись. Один из их друзей в этот момент сел на самолет в Лас-Вегасе.

Глава 20

   Официант принес их заказ. Лосось для Нигли, курицу для Ричера и тунец для О’Доннела.
   – Насколько я понимаю, вы побывали дома у Франца, – заговорил О’Доннел.
   – Вчера, – сказала Нигли. – В Санта-Монике.
   – Удалось найти что-нибудь интересное?
   – Вдову и осиротевшего ребенка.
   – А кроме этого?
   – Ничего существенного.
   – Нам нужно побывать у всех наших. Сначала у Суона, потому что он ближе всех.
   – У нас нет адреса.
   – Вы что, не спросили у дамочки из «Новой эры»?
   – Не имело смысла. Она бы нам все равно не сказала. Она вела себя исключительно корректно и сдержанно.
   – Ты мог бы сломать ей ногу.
   – Те времена остались в прошлом.
   – Суон был женат? – спросил Ричер.
   – Не думаю, – ответила Нигли.
   – Он слишком уродливый, – добавил О’Доннел.
   – А ты женат? – спросила у него Нигли.
   – Нет.
   – Понятно.
   – Но по обратной причине. Моя женитьба огорчила бы слишком большое число заинтересованных лиц.
   – Мы можем снова попробовать узнать через Единую посылочную службу. Возможно, Суон получал что-нибудь на домашний адрес. Если он не был женат, то, скорее всего, обставлял свой дом по каталогам. Не могу представить, чтобы он ходил и покупал стулья и столы, ножи и вилки.
   – Давайте попробуем, – сказала Нигли.
   Она взяла свой телефон и, не вставая из-за стола, принялась набирать номер в Чикаго. И стала еще больше похожа на кинопродюсера. О’Доннел наклонился вперед и посмотрел на Ричера.
   – Расскажи мне все, что вам известно, о временных рамках интересующих нас событий.
   – Дракониха из «Новой эры» сказала, что Суона уволили более трех недель назад. Скажем, двадцать четыре или двадцать пять дней. Двадцать три дня назад Франц ушел из дома и не вернулся. Его жена позвонила Нигли через четырнадцать дней после того, как обнаружили его тело.
   – Зачем?
   – Просто чтобы сообщить, что он умер. Она надеется, что местные копы во всем разберутся.
   – Какая она?
   – Гражданская. Похожа на Мишель Пфайфер. До некоторой степени недовольна тем, какими мы с ее мужем были хорошими друзьями. Их сын похож на него.
   – Бедняга.
   Нигли прикрыла телефон рукой и сказала:
   – У нас есть номера мобильных телефонов Санчеса, Ороско и Суона.
   Она покопалась одной рукой в сумке и достала бумагу и ручку. Записала три десятизначных номера.
   – Узнай по ним адреса, – сказал Ричер.
   – Не выйдет, – покачав головой, ответила Нигли. – Номера Санчеса и Ороско корпоративные, номер Суона числится за «Новой эрой».
   Она отключила номер своего помощника в Чикаго и стала один за другим набирать номера, которые записала.
   – Голосовая почта. Все телефоны выключены.
   – Это было неизбежно, – заметил Ричер. – Батарейки разрядились три недели назад.
   – Знаешь, слышать их голоса было не слишком приятно, – сказала она. – Ты записываешь приветствие на голосовой почте и не имеешь ни малейшего представления о том, что может с тобой произойти.
   – Маленький кусочек бессмертия, – вставил О’Доннел.
   Помощник официанта убрал тарелки с их стола, и тут же появился официант с десертным меню. Ричер просмотрел перечень сладких блюд, стоивших дороже, чем ночь в мотеле почти в любой части Америки.
   – Мне ничего не надо, – сказал он, уверенный, что Нигли станет настаивать.
   Но в этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Она послушала немного и записала что-то на том же листке бумаги.
   – Адрес Суона, – пояснила она. – Санта-Ана, возле зоопарка.
   – В таком случае в путь, – проговорил О’Доннел.
   Они сели в его машину, взятую напрокат в «Херце», четырехдверную, с навигатором, и медленно поползли на юго-восток по 5-й автостраде.
 
   Мужчина по имени Томас Брант наблюдал за их отъездом. Его «краун виктория» была припаркована в квартале от отеля, а сам он сидел на скамейке в начале Родео-драйв в окружении двухсот туристов. Он позвонил по мобильному телефону Кёртису Мани, своему боссу.
   – Их уже трое, – доложил он. – Отлично сработало. Получилось похоже на собрание кланов.
 
   В сорока ярдах к западу мужчина в синем костюме тоже наблюдал за их отъездом. Он сидел, низко пригнувшись, в «крайслере» на парковке парикмахерской на Уилшир. Он позвонил своему боссу и сказал:
   – Их уже трое. Думаю, третьего зовут О’Доннел. Значит, тот, что похож на бродягу, – Ричер. У них такой вид, будто они закусили удила.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента