Страница:
Татьяна прибавила газу, но самолет не двигался. На другом конце аэродрома раздался взрыв, в небо взметнулся столб огня и дыма. От леса к самолету бежал офицер, грозя летчице кулаком.
- Вы что? В укрытие! Сейчас же в укрытие! Самолет и новый построить можно, а головы запасные нигде не выпускают, - с мягким украинским акцентом выговаривал он Тане, а сам тянул ее за руку к ближайшему укрытию. - Эх, девчонки, девчонки, ну место ли вам на фронте!
Эта случайная встреча на маленьком фронтовом аэродроме навсегда определила судьбы летчицы Татьяны Осокиной и замполите 703-го штурмового авиаполка Сергея Александровича Жгуна.
Вскоре Таню по ее просьбе перевели в 703-й штурмовой авиаполк. Она продолжала летать на стареньком, латаном-перелатаном По-2 на спецзадания, обеспечивала связь штаба фронта с подчиненными штабами, выполняла и другие ответственные и нелегкие задания. А под сердцем билась уже новая жизнь, и душа полнилась счастьем от близости родного человека, счастьем предстоящего материнства.
Сын родился на фронте и первые месяцы "воевал" вместе с мамой и папой. Он принес с собою столько беспокойства и столько радости, такую нежность и тепло! Маленького Леньку любил весь полк. Боевые друзья по очереди дежурили в землянке, нянчили мальчика. Трудные, счастливые месяцы.
Каждый день приносил молодым родителям что-то новое. Мальчишка рос не по дням, в по часам. Таня, полная чувства к сыну, с горечью понимала, что не место ребенку на фронте. Не раз начинал этот нелегкий разговор и Сергей.
- Танюша, тебе надо уезжать! Леньку растить и ждать меня с победой...
- Нет, Сережа, нет, не могу я в тыл отправляться, здесь мое место, только здесь...
Когда сыну исполнилось шесть месяцев, его отправили в тыл. Он рос в Доме ребенка, а лотом у Таниной сестры, ждал возвращения матери и отца с победой. И дождался! Но до этого счастливого дня было еще далеко.
Все эти месяцы Татьяна, не принимая никаких поблажек, продолжала летать на задания Работы хватало. При перебазировании занималась перевозкой личного состава, выполняла задания по связи. Но особенно запомнились полеты на выручку наших сбитых летчиков.
- Помню, подбили нашего пилота над оккупированной фашистами территорией, - рассказывала, будучи у нас в полку, Татьяна. - Линию фронта он сумел перетянуть и недалеко от нее сел на вынужденную. Уже к вечеру вызывает меня командир полка, говорит: "Подбит Янюк. Надо лететь, разыскать его". Указал, в каком примерно квадрате он приземлился. "Ты на своем "Поликарпе" сумеешь там сесть, поможешь парню", - говорит. Ну, когда такое задание, медлить не будешь. Бегу к самолету, а мысли уже в полете. Думаю, как там летчик, может, ранен тяжело. Сумею вывезти его? Вышла намеченным маршрутом к указанному месту. Несколько раз облетела весь квадрат - внизу кустарник, темнеть начало, видимость все хуже. Где же он? Наконец нашла. Обрадовалась, не могу сказать как! Посадила свою машину и бегом к самолету. Янюк - наш летчик - был ранен, наверно, уже и надежду потерял. "Сестричка, сестричка!" - только и повторяет. Перевязала его, помогла добрести до моего По-2. Тороплю его, скорей, мол, а то какой-нибудь случайный "мессершмитт" расстреляет нас, как куропаток, ведь "Поликарп" - это не Ил-2. И накаркала на свою голову. Только поднялись в воздух, откуда ни возьмись - вот он, "мессер"! Принесла нелегкая! Только я к этому времени уже "ученая" была прижалась к земле и давай играть в "прятки". Повела свою машину по-над лесом, над овражками... Удрали благополучно. А крестника моего в госпитале выходили, он вернулся в полк, продолжал воевать...
В октябре 1944 летчица Татьяна Осокина начала службу в нашем 46-м гвардейском авиационном полку ночных бомбардировщиков. К этому времени она выполнила 600 вылетов по спецзаданиям, из них 52 ночью.
В те дни наш полк, находившийся в составе 2-го Белорусского фронта, базировался на территории Польши. Темные осенние ночи были сплошь бессонными для нас. Таня Осокина с самого начала активно включилась в боевую работу.
В первый раз она полетела на боевое задание вместе с Сашей Акимовой, опытным, обстрелянным штурманом. Перелетели линию фронта. Картина ночного неба и земли, где и ночью не засыпала война, а дым пожаров поднимался на высоту полета, поразила Татьяну. Она то и дело обращалась к своему штурману:
- Саша, что это за огненные шары, вот там, впереди?
- Эрликоны. Если долетят до нас, то всем троим не поздоровится - и мне, и тебе, и нашей "ласточке"!
В первую же ночь Осокина выполнила три вылета и сразу встала в строй наравне с другими летчицами эскадрильи, выполняя по пять-семь боевых вылетов в ночь.
В декабре на долю Тани Осокиной и ее штурмана Тони Розовой выпало тяжелое испытание.
...Быстро сгущались зимние сумерки. Кажется, только что начало вечереть, а смотришь - уже совсем темно. Ветер зло завывает, метет поземка.
- Ну и погодка! - кричит сквозь ветер Тоня Розова своей летчице. Сейчас бы на теплую печку забраться и выспаться, да, Танюша?
- Ишь ты, размечталась! Спать на печке после победы будем! - смеется Татьяна и трет варежками озябшие щеки и нос. У самолета, почти полностью готового к ночному вылету, девушки-оружейницы заканчивали подвеску двух "соток" - стокилограммовых бомб.
Последние мгновения на земле. Машина легко оторвалась и легла на заданный курс. Ориентироваться было нетрудно - внизу матово поблескивали рельсы железной дороги. В черноте декабрьской ненастной ночи неправдоподобно ярко вспыхивали трассы оружейного и минометного огня.
- Ого, какой бой идет, ты погляди, Тоня!
- Да, вижу. Здесь крупный железнодорожный узел. Внезапно небо вспыхнуло ярким светом. Девушки не успели понять, что это было - взорвались ли вагоны с боеприпасами или бомба. Самолет сильно подбросило вверх, и он резко пошел к земле, попав в разреженное пространство. Стрелка высотомера падала быстро-быстро. Таня потянула по упора руль на себя, но остановить падение не могла. "Как глупо, - мелькнуло в голове, - как не хочется умирать... Ленька вырастет без меня?"
- Танюша, неужели конец? - донесся сквозь свист и вой ветра голос штурмана.
Татьяна из последних сил сжимала штурвал, делала все возможное, чтобы прекратить падение самолета. У самой земли падение вдруг прекратилось и летчица вновь ощутила свою власть над машиной.
Набрали высоту, вернулись на заданный курс и, перелетев линию фронта, пошли на цель. После пережитого волнения нелегко было вновь собраться, включиться в боевую работу. Отбомбившись, экипаж возвращался на аэродром и снова уходил небесной дорогой на цель. Рейс за рейсом - и так до утра. Об этой ночи напоминает запись в летной книжке: "Пять ночных полетов общей продолжительностью 5 часов 45 минут. Бомбежка объектов противника, сброшено 1000 килограммов бомб. Вызваны два взрыва и очаг пожара".
Листаю летную книжку младшего лейтенанта Осокиной и вспоминаю зимние месяцы сорок пятого года. В начале февраля мы летали на бомбежку противника, помогая нашим наземным войскам при форсировании Вислы и взятии города Грауденц. Фашисты сопротивлялись отчаянно. На подступах к Грауденцу они временно остановили наше наступление, крепко держась на заранее подготовленной линии обороны. Перед экипажами полка была поставлена задача помочь выбить окопавшегося врага и не дать ему подтягивать подкрепление, пользуясь темнотой. От зари до зари мы не давали фашистам покоя, снова и снова появляясь над их позициями, заходили в тыл, бомбили колонны войск и техники.
В Таниной летной книжке одна за другой следуют записи:
"18 февраля 1945 года. За ночь сделано три вылета, общая продолжительность их 2 часа 10 минут. Бомбила войска противника в поселке Ноенбург. Сбросила 300 килограммов бомб. Вызвала один сильный взрыв. Подтверждает это экипаж Ульяненко".
"20 февраля 1945 года. За ночь сделано шесть вылетов, общая продолжительность их 5 часов 50 минут. Бомбежка войск противника в населенных пунктах Бабау, Грауденц. Обстреливала цель из пулемета. Сбросила 660 килограммов бомб и израсходовала 400 патронов. Вызвала два сильных взрыва и один очаг пожара. Подтверждают экипажи Амосовой и Никулиной".
К концу ночи усталость валила с ног. Хотелось поддаться ей, упасть и не шевелиться. Молча ждали, когда оружейницы подготовят "ласточку" к шестому вылету.
- Погода ненадежная, должны выдержать, товарищ штурман? - сбрасывая с себя сонную одурь, громко и четко проговорила Татьяна.
- Выдержим! Не впервой, товарищ командир! - подхватывая шутливую интонацию, ответила. Тоня.
В кабине привычная обстановка вернула на твердую и четкую волну. Боевое задание, цель! Это на земле можно расслабиться, вспомнить маленького Леньку со сжатыми во сне крошечными кулачками (какой-то он стал теперь, годовалый мой мужичок?), вспомнить такого родного и близкого Сергея (только бы все хорошо было у него)... Это на земле. А в небе - собери волю, выдержку, силу и мужество в один кулак: в небе ты только воин, все отдай для достижения победы над ненавистным врагом...
Таня привычно застегнула привязные ремни, окинула взглядом приборы, включила зажигание. Через полчаса полета внизу смутно зачернели окраины Грауденца. Во мгле раннего утра трудно было рассмотреть город подробно, и, ориентируясь по главной магистрали, Татьяна повела машину на заданную цель. Летчица и штурман внимательно всматривались в землю, тщательно укрытую густой тенью. Впереди слева темнело пятно.
- Вижу цель! - услышала Осокина голос штурмана.
- И я вижу. Спустимся ниже. Готовься!
Ручку от себя. С увеличением угла планирования скорость самолета возросла.
- Цель под нами! Бросай!
Самолет подбросило вверх - это пошли бомбы. Там, в темноте, взвились вверх два огромных столба пламени.
- Тоня, захожу еще раз, ударим из пулемета!
И Татьяна, круто развернув машину, устремилась вниз. Руки, влажные от пота, напряженно сжимали штурвал, сердце отчаянно зачастило - сказывалась усталость после боевой ночи. Земля все ближе и ближе. Еще мгновение - и самолет пошел в набор высоты. Тоня нажала на гашетку пулемета, обрушивая на головы врагов смертельный ливень пуль.
Так закончилась для экипажа Осокиной ночь 20 февраля 1945 года.
В следующие дни были новые полеты, новые удары по врагу. Война с нарастающей скоростью катилась на запад и вместе с нею мы уходили все дальше от родных мест, приближаясь к логову фашистов. В марте полк перебазировался в Маркерверден. Мы помогали частям, освобождавшим Гдыню и Гданьск, обеспечивали прорыв обороны на Одере.
- Ты помнишь, Марина, полеты на Данциг, на бомбежку переправ через Вислу? - вспоминала несколько лет назад Татьяна Алексеевна. - Я часто воскрешаю в памяти эти полеты над исстрадавшейся пылающей землей. Горький дым пожаров, кажется, достигал высоты полета наших самолетов, от него слезились глаза и сжималось сердце... В этих полетах мне нередко казалось, что в черном небе над горящей землей нас только трое - я, штурман и мой родной "Поликарп". Но однажды над Данцигом прошел тяжелый бомбардировщик и с высоты пять или шесть тысяч метров сбросил САБ, наверно, чтобы лучше видеть свою цель. Бомба осветила все вокруг, и я увидела, сколько нас было над городом! В этот миг я как-то особенно четко осознала значение дисциплины: каждый шел строго заданным курсом, на определенной высоте, точно по приказу командира. Этим устранялась возможность нелепых случайностей. И вместе с этим ощущением пришло ко мне яркое чувство нашей общности, боевого содружества. Чувство это живет во мне и спустя годы...
Татьяна Алексеевна замолчала, словно прислушиваясь к своим воспоминаниям. А мне припомнилась мартовская ночь сорок пятого года и полет на бомбежку переправы через Вислу. Таня вылетела в тот раз вместе с Любой Шевченко. Сверху не видно было никаких ориентиров - темнота надежно укрыла землю. Через пятьдесят минут впереди по курсу тускло засветилась извилистая лента. "Должно быть, Висла", - подумала Осокина и услышала хрипловатый голос штурмана:
- Впереди Висла. Разворот вправо.
Еще несколько минут полета, и самолет достиг цели. Огненными пунктирами засверкали внизу трассирующие пули пулеметов и снаряды эрликонов. С берега на берег через серую гладь реки перекинулась черная полоска переправы.
- Вижу цель!
- Поняла! Готовься, заходим!
Цель поплыла под крыло самолета. Земля все ближе, ближе. Уже ясно видны автомашины, двигающиеся с выключенными фарами, повозки, орудия. Внезапно, как это всегда бывает, застрочил крупнокалиберный пулемет. Немцы стреляли по нашему самолету - очередь прошла перед самым его носом.
- Люба, бомбы!
Машина вздрогнула и подпрыгнула вверх, освободившись от груза. Левую педаль до отказа, полный газ - по крутой спирали летчица уводила самолет из опасной зоны. И в эти напряженные мгновения летчица и штурман одновременно заметили на берегу громадные цистерны - склады горючего...
- Товарищ подполковник, задание выполнено, - докладывала летчица командиру полка после возвращения на аэродром. - На левом берегу Вислы нами обнаружены склады с горючим.
- Молодцы, девочки! Вы углядели, вам и честь уничтожить этот объект!
- Есть, уничтожить объект, товарищ подполковник.
Экипаж снова поднялся в воздух. Предутреннее небо начинало светлеть, и чтобы не обнаружить себя, шли к цели на максимальной высоте. Звезды бледнели и таяли. Слева и справа от самолета Осокиной в направлении к Висле машины однополчан летели бомбить переправу. От заранее намеченного пункта Таня повела свою "ласточку" в обход: прошла по-над берегом Вислы и вышла к складам с северо-запада. Результат бомбометания был отличным - это подтвердили экипажи Юшиной и Себровой.
77 боевых вылетов совершила Таня Осокина в 46-м гвардейском авиационном полку ночных бомбардировщиков. За успехи в боевой работе награждена вторым орденом Красной Звезды.
Шел к концу апрель. Дыхание весны и приближающейся победы кружило нам головы. Мы чувствовали, знали, что трудная дорога подходит к концу, с нетерпением ждали светлого дня. Улетая на задание, девушки обычно обращались к остающимся на земле подругам с просьбой:
- Девочки, если без нас вдруг о победе услышите, дайте знать ракетами!
Но случилось непредвиденное. Когда несколько наших девушек поехали на грузовике на аэродром, машина перевернулась. Кое-кто отделался испугом, ушибами, а Тане не повезло. Ей придавило ногу, раздробило голень, плечо. Победу Таня встретила в госпитале, в тяжелейшем состоянии после операции. Несколько длинных месяцев боролись врачи за здоровье летчицы. Отстояли, вернули Таню к жизни, к труду...
Мы встретились через двадцать два года после войны на традиционной встрече однополчан. К скверу у большого театра подошла женщина, в которой я не сразу узнала в прошлом невысокую, крепкую девушку с коротко остриженными белокурыми волосами, похожую на скромного паренька. Такой была Татьяна, когда мы летали в одной эскадрилье крылом к крылу. Долго проговорили мы с Татьяной Алексеевной. Она скупо рассказывала о себе, о выросшем сыне, о семье и работе, А мне хотелось знать все об этой замечательной женщине. Мы снова возвращались с ней в дни нашей огневой юности, вспоминали боевых подруг, не дождавшихся светлого Дня Победы, радовались мирной жизни...
Слово о нашей Кате
Москва. Декабрь 1943 года. Синие сумерки ложатся на заснеженный город. Далеко видна пустынная лента шоссе, припудренная сухим снежком. Машин маловато, но жизнь города не замирает. Спешат уверенные пешеходы, привыкшие к затемнению, неосвещенным улицам. Работают заводы и фабрики, учреждения и магазины.
Город живет нормальной жизнью. В зимние вечера москвичи могут пойти в кино, в театр, на концерт. Это снова становится привычным. И все-таки концерт, состоявшийся в один из декабрьских вечеров в Большом театре Союза ССР, был необычным. Первый большой концерт Всесоюзного смотра художественной самодеятельности учащихся трудовых резервов!
Москвичи останавливались и радостно переговаривались, завидев стройные колонны юношей и девушек, направлявшиеся к Большому театру. Играл оркестр, и в морозном воздухе ясно и чисто звенели молодые песни. Колонны юных шли на свой праздник. После двух с половиной лет войны, после бесчисленных проводов, горьких потерь какое волнующее счастье видеть молодые радостные лица, слышать звонкие песни и всем сердцем ощущать - Победа все ближе!
Катя Меснянкина вместе с тремя подругами по училищу шла в одной из колонн. Их направили на этот праздник как отличниц. Гордые, счастливые, шли девушки по улицам столицы.
Инициаторами этого концерта были Центральный Комитет ВЛКСМ и Главное управление трудовых резервов. Около 1500 человек приехали в Москву из разных городов и республик страны со своими программами, приготовили заключительный концерт и в течение недели выступали перед москвичами. Больше 20 тысяч жителей столицы встретились с юными артистами. Концертные выступления заканчивались массовыми народными митингами.
Позже, на фронте, Катя не раз вспоминала эти незабываемые минуты, рассказывала нам об удивительном, как сон, вечере...
Нарядный, торжественный зал Большого театра полон. Горят люстры. Все словно в мирные дни. В буфете даже можно купить конфеты, выпить газированной воды. Только холодновато в зале. Женщины кутают плечи в платки. Топлива пока не хватает. Но зритель горячий, да и со сцены несется столько тепла, столько счастливого света, что никто и не замечает прохлады...
Программу ведет москвичка Рита Лифанова. Комсомолка. Полиграфист. Тяжелые косы, счастливые глаза. Когда Рита объявляет выступления товарищей, щеки ее вспыхивают румянцем - она полна тепла и любви к людям.
Богата талантами наша молодежь. Ленинградец Юра Воронцов прочитал свои стихи о родном городе. На форменной гимнастерке у него медаль "За оборону Ленинграда" и комсомольский значок. Юра пережил блокаду, гибель родных. Помогал комсомольским бригадам на расчистке улиц. Ухаживая за ранеными, дежурил во время воздушных налетов. Через Ладогу Юру и таких же, как он, мальчишек и девчонок вывезли на Большую землю.
- Я и сегодня вижу его, худенького, бледного паренька с горящими глазами, - рассказывала нам Катя. - Когда он читал свои стихи о Ленинграде, о людях, стоявших насмерть у его рубежей, его нельзя было слушать спокойно. Какой это был вечер! Откуда только не было ребят - из Ташкента, Свердловска, Челябинска, сколько песен, плясок, стихов! Зал встречал выступления горячими аплодисментами, заставлял повторять каждый номер. Труппа Большого театра была в эвакуации, и наш концерт впервые за долгое время заставил звучать прославленный зал театра.
...О концерте говорили не один день. По просьбе москвичей его повторили в Колонном зале и филиале Большого театра. Из юных артистов была организована бригада, которая выехала на фронт с концертной программой и вручила одной из воинских частей подарок - танк, сделанный руками учащихся трудовых резервов.
Через несколько дней Катя Меснянкина вернулась в 1-е Высшее военное авиационное училище связи, где она училась после окончания в 1942 году десятилетки. Здесь готовили метеорологов-синоптиков.
8 1941 году, когда началась война, Катя только что закончила 9 классов. Она сразу же решила идти на фронт, но в военкомате ей твердо сказали:
- Несовершеннолетних не берем. Учись, девочка, хорошенько.
Только учиться - казалось мало, поэтому Катя решила пока работать на заводе, чтобы хоть чем-то быть полезной. Весной 1942 года закончила десятый класс и снова пришла в военкомат. Сначала даже заявление у нее не принимали, но она не сдавалась - приходила снова. Наконец ей предложили учебу в 1-м Высшем военном авиационном училище связи. Завод не хотел отпускать контролера механического цеха Меснянкину, но девушка опередила всех - ушла в армию, не уволившись.
В школе Катя мечтала об авиации, а учиться пришлось на метеоролога. Сейчас она утешала себя: "Ну, ладно, все-таки буду обслуживать авиацию". Училась старательно, ее часто ставили в пример. Но однажды от командира роты Меснянкина услышала, что из Военно-Воздушных Сил пришел приказ об отборе нескольких девушек для переучивания на авиационных штурманов, и тут же подала заявление. Отбирали тех, кто окончил десять классов, отлично учился и имел хорошее здоровье. Катя прошла...
Вместе с Ирой Глатман, Асей Цурановой, Верой Хуртиной Катя приехала в Йошкар-Олу, в запасной полк. Девочки осваивали штурманское дело, а рядом занимались летчицы - их готовили для пополнения полка Е. Д. Бершанской.
Будущие штурманы и летчицы быстро перезнакомились, подружились. Как-то в свободный час после занятий Аня Амосова, закончившая перед самой войной Батайскую авиашколу ГВФ и хорошо знавшая Евдокию Давыдовну Бершанскую, рассказала девушкам о нашем полке:
- Ох, девочки, это такой полк! Они уже столько сумели сделать, такой путь прошли с весны сорок второго. .. А ведь такие же, как мы, может, чуть старше, и уже успели повоевать. Думаете, на тихоходных машинах легче летать? Нет, девочки, мне кажется, что по сравнению со скоростными самолетами на По-два воевать еще сложней, - размышляла вслух Аня. Подруги слушали, замерев.
- Учиться нам надо исключительно серьезно, чтобы на фронте не сплоховать, - заключила Амосова.
Девчата прошли дневную и ночную подготовку, полеты по маршруту, бомбометание и стрельбу. Учились выходить из лучей прожекторов, выполнять элементы пилотажа...
Катины письма домой в те дни были немногословными, пусть родные думают, что у нее все в порядке. А учеба требовала не только знаний, выдержки и терпения, но бывало - и незаурядной смелости и хладнокровия. Никогда не забыть ей первого прыжка с парашютом. Страшно было сделать шаг в бездонную глубину неба. Напряжение в ожидании прыжка было так велико, что команду "Прыгай" Катя не услышала. И только после вторичного приказа очутилась в воздухе.
Дернула кольцо и почувствовала, что парашют не раскрылся. Именно в такие мгновения и испытывается характер на прочность. Катя не растерялась. Потянула за кольцо двумя руками изо всех сил - и над ней раскрылся купол, показавшийся огромным, надежным другом.
Приземлилась. Ее окружили взволнованные друзья, инструкторы:
- Что случилось?
- Родился летчик, - счастливо ответила Катя. Пополнение прибыло к нам в октябре сорок четвертого. Полк базировался тогда в Далеке (Польша).
На первое боевое задание Меснянкина полетела с командиром звена Катей Пискаревой - отличной, опытной летчицей, не раз выполнявшей задания в самых сложных условиях и зарекомендовавшей себя мастером ночных полетов.
Сегодня, встречаясь со школьниками, с молодежью родного ей "Сибсельмаша", где Екатерина Филипповна проработала уже больше четверти века, она рассказывает о боевых подругах, об их ратных подвигах, а на вопросы о себе скромно отвечает:
- Я успела мало, сделала всего девяносто четыре боевых вылета.
Но каждый из этих девяноста четырех был нелегким испытанием мужества и стойкости двадцатилетней хрупкой и нежной девушки, требовал исключительного напряжения физических и нравственных сил.
Двенадцатый боевой вылет Меснянкиной и Пискаревой превратился для девушек в экзамен на смелость и находчивость. Выполнив задание в районе Нойенбурга, экипаж возвращался домой, на свой аэродром. Видимости почти никакой. Держали курс, ориентируясь в основном по времени, потому что под крылом самолета почти ничего нельзя было разглядеть. И вдруг Катя обнаружила, что часы в ее кабине остановились.
- Командир! Мои часы стоят. По расчетным данным мы уже должны быть над своим аэродромом, - обратилась она к Пискаревой.
- Надо восстанавливать ориентировку. Но как?
- Вижу просвет, площадку у дороги. Давай сделаем круг над городом, сказала летчица.
Покружившись над городом, девушки установили, что они уклонились от курса в сторону километров на восемьдесят, но, если верить восстановленной ориентировке, находились над освобожденной территорией.
- Катя, горючего у нас в обрез, - решительно сказала Пискарева. - Да и над аэродромом видимость наверняка никудышная, значит, нужно еще и запас иметь. Будем садиться вон на ту площадку впереди, рядом с дорогой. Иду на посадку. Следи за лесом и дорогой!
- Есть!
Сели удачно, но когда решили подрулить поближе к дороге, одно колесо шасси попало в яму.
- Катя, я пойду проверю, правильно ли мы сориентировались, - сказала Меснянкина.
- Только осторожнее, Катюша. В случае чего дай сигнал, - ответила Пискарева.
Штурман вынула пистолет из кобуры и осторожно направилась к дороге. Прошла машина, но в темноте Катя не разобрала - наша или вражеская. Подождала следующую и отчаянно шагнула вперед, голосуя левой рукой, а правую с пистолетом держа за спиной. Из кабины высунулась голова шофера:
- Эй, тебе куда?
- Свои, - облегченно перевела дыхание Катя. - Товарищ, подскажи, где мы находимся?
- Заблудились, - засмеялся водитель и подтвердил название населенного пункта, около которого экипаж произвел вынужденную посадку.
Теперь нужно было вытащить самолет из ямы - одним девушкам это было не под силу. Катя заметила, что по дороге приближаются люди - группу пленных сопровождали два советских солдата. Меснянкина попросила их помочь. После этого Катя Пискарева подрулила машину к дороге.
- Вы что? В укрытие! Сейчас же в укрытие! Самолет и новый построить можно, а головы запасные нигде не выпускают, - с мягким украинским акцентом выговаривал он Тане, а сам тянул ее за руку к ближайшему укрытию. - Эх, девчонки, девчонки, ну место ли вам на фронте!
Эта случайная встреча на маленьком фронтовом аэродроме навсегда определила судьбы летчицы Татьяны Осокиной и замполите 703-го штурмового авиаполка Сергея Александровича Жгуна.
Вскоре Таню по ее просьбе перевели в 703-й штурмовой авиаполк. Она продолжала летать на стареньком, латаном-перелатаном По-2 на спецзадания, обеспечивала связь штаба фронта с подчиненными штабами, выполняла и другие ответственные и нелегкие задания. А под сердцем билась уже новая жизнь, и душа полнилась счастьем от близости родного человека, счастьем предстоящего материнства.
Сын родился на фронте и первые месяцы "воевал" вместе с мамой и папой. Он принес с собою столько беспокойства и столько радости, такую нежность и тепло! Маленького Леньку любил весь полк. Боевые друзья по очереди дежурили в землянке, нянчили мальчика. Трудные, счастливые месяцы.
Каждый день приносил молодым родителям что-то новое. Мальчишка рос не по дням, в по часам. Таня, полная чувства к сыну, с горечью понимала, что не место ребенку на фронте. Не раз начинал этот нелегкий разговор и Сергей.
- Танюша, тебе надо уезжать! Леньку растить и ждать меня с победой...
- Нет, Сережа, нет, не могу я в тыл отправляться, здесь мое место, только здесь...
Когда сыну исполнилось шесть месяцев, его отправили в тыл. Он рос в Доме ребенка, а лотом у Таниной сестры, ждал возвращения матери и отца с победой. И дождался! Но до этого счастливого дня было еще далеко.
Все эти месяцы Татьяна, не принимая никаких поблажек, продолжала летать на задания Работы хватало. При перебазировании занималась перевозкой личного состава, выполняла задания по связи. Но особенно запомнились полеты на выручку наших сбитых летчиков.
- Помню, подбили нашего пилота над оккупированной фашистами территорией, - рассказывала, будучи у нас в полку, Татьяна. - Линию фронта он сумел перетянуть и недалеко от нее сел на вынужденную. Уже к вечеру вызывает меня командир полка, говорит: "Подбит Янюк. Надо лететь, разыскать его". Указал, в каком примерно квадрате он приземлился. "Ты на своем "Поликарпе" сумеешь там сесть, поможешь парню", - говорит. Ну, когда такое задание, медлить не будешь. Бегу к самолету, а мысли уже в полете. Думаю, как там летчик, может, ранен тяжело. Сумею вывезти его? Вышла намеченным маршрутом к указанному месту. Несколько раз облетела весь квадрат - внизу кустарник, темнеть начало, видимость все хуже. Где же он? Наконец нашла. Обрадовалась, не могу сказать как! Посадила свою машину и бегом к самолету. Янюк - наш летчик - был ранен, наверно, уже и надежду потерял. "Сестричка, сестричка!" - только и повторяет. Перевязала его, помогла добрести до моего По-2. Тороплю его, скорей, мол, а то какой-нибудь случайный "мессершмитт" расстреляет нас, как куропаток, ведь "Поликарп" - это не Ил-2. И накаркала на свою голову. Только поднялись в воздух, откуда ни возьмись - вот он, "мессер"! Принесла нелегкая! Только я к этому времени уже "ученая" была прижалась к земле и давай играть в "прятки". Повела свою машину по-над лесом, над овражками... Удрали благополучно. А крестника моего в госпитале выходили, он вернулся в полк, продолжал воевать...
В октябре 1944 летчица Татьяна Осокина начала службу в нашем 46-м гвардейском авиационном полку ночных бомбардировщиков. К этому времени она выполнила 600 вылетов по спецзаданиям, из них 52 ночью.
В те дни наш полк, находившийся в составе 2-го Белорусского фронта, базировался на территории Польши. Темные осенние ночи были сплошь бессонными для нас. Таня Осокина с самого начала активно включилась в боевую работу.
В первый раз она полетела на боевое задание вместе с Сашей Акимовой, опытным, обстрелянным штурманом. Перелетели линию фронта. Картина ночного неба и земли, где и ночью не засыпала война, а дым пожаров поднимался на высоту полета, поразила Татьяну. Она то и дело обращалась к своему штурману:
- Саша, что это за огненные шары, вот там, впереди?
- Эрликоны. Если долетят до нас, то всем троим не поздоровится - и мне, и тебе, и нашей "ласточке"!
В первую же ночь Осокина выполнила три вылета и сразу встала в строй наравне с другими летчицами эскадрильи, выполняя по пять-семь боевых вылетов в ночь.
В декабре на долю Тани Осокиной и ее штурмана Тони Розовой выпало тяжелое испытание.
...Быстро сгущались зимние сумерки. Кажется, только что начало вечереть, а смотришь - уже совсем темно. Ветер зло завывает, метет поземка.
- Ну и погодка! - кричит сквозь ветер Тоня Розова своей летчице. Сейчас бы на теплую печку забраться и выспаться, да, Танюша?
- Ишь ты, размечталась! Спать на печке после победы будем! - смеется Татьяна и трет варежками озябшие щеки и нос. У самолета, почти полностью готового к ночному вылету, девушки-оружейницы заканчивали подвеску двух "соток" - стокилограммовых бомб.
Последние мгновения на земле. Машина легко оторвалась и легла на заданный курс. Ориентироваться было нетрудно - внизу матово поблескивали рельсы железной дороги. В черноте декабрьской ненастной ночи неправдоподобно ярко вспыхивали трассы оружейного и минометного огня.
- Ого, какой бой идет, ты погляди, Тоня!
- Да, вижу. Здесь крупный железнодорожный узел. Внезапно небо вспыхнуло ярким светом. Девушки не успели понять, что это было - взорвались ли вагоны с боеприпасами или бомба. Самолет сильно подбросило вверх, и он резко пошел к земле, попав в разреженное пространство. Стрелка высотомера падала быстро-быстро. Таня потянула по упора руль на себя, но остановить падение не могла. "Как глупо, - мелькнуло в голове, - как не хочется умирать... Ленька вырастет без меня?"
- Танюша, неужели конец? - донесся сквозь свист и вой ветра голос штурмана.
Татьяна из последних сил сжимала штурвал, делала все возможное, чтобы прекратить падение самолета. У самой земли падение вдруг прекратилось и летчица вновь ощутила свою власть над машиной.
Набрали высоту, вернулись на заданный курс и, перелетев линию фронта, пошли на цель. После пережитого волнения нелегко было вновь собраться, включиться в боевую работу. Отбомбившись, экипаж возвращался на аэродром и снова уходил небесной дорогой на цель. Рейс за рейсом - и так до утра. Об этой ночи напоминает запись в летной книжке: "Пять ночных полетов общей продолжительностью 5 часов 45 минут. Бомбежка объектов противника, сброшено 1000 килограммов бомб. Вызваны два взрыва и очаг пожара".
Листаю летную книжку младшего лейтенанта Осокиной и вспоминаю зимние месяцы сорок пятого года. В начале февраля мы летали на бомбежку противника, помогая нашим наземным войскам при форсировании Вислы и взятии города Грауденц. Фашисты сопротивлялись отчаянно. На подступах к Грауденцу они временно остановили наше наступление, крепко держась на заранее подготовленной линии обороны. Перед экипажами полка была поставлена задача помочь выбить окопавшегося врага и не дать ему подтягивать подкрепление, пользуясь темнотой. От зари до зари мы не давали фашистам покоя, снова и снова появляясь над их позициями, заходили в тыл, бомбили колонны войск и техники.
В Таниной летной книжке одна за другой следуют записи:
"18 февраля 1945 года. За ночь сделано три вылета, общая продолжительность их 2 часа 10 минут. Бомбила войска противника в поселке Ноенбург. Сбросила 300 килограммов бомб. Вызвала один сильный взрыв. Подтверждает это экипаж Ульяненко".
"20 февраля 1945 года. За ночь сделано шесть вылетов, общая продолжительность их 5 часов 50 минут. Бомбежка войск противника в населенных пунктах Бабау, Грауденц. Обстреливала цель из пулемета. Сбросила 660 килограммов бомб и израсходовала 400 патронов. Вызвала два сильных взрыва и один очаг пожара. Подтверждают экипажи Амосовой и Никулиной".
К концу ночи усталость валила с ног. Хотелось поддаться ей, упасть и не шевелиться. Молча ждали, когда оружейницы подготовят "ласточку" к шестому вылету.
- Погода ненадежная, должны выдержать, товарищ штурман? - сбрасывая с себя сонную одурь, громко и четко проговорила Татьяна.
- Выдержим! Не впервой, товарищ командир! - подхватывая шутливую интонацию, ответила. Тоня.
В кабине привычная обстановка вернула на твердую и четкую волну. Боевое задание, цель! Это на земле можно расслабиться, вспомнить маленького Леньку со сжатыми во сне крошечными кулачками (какой-то он стал теперь, годовалый мой мужичок?), вспомнить такого родного и близкого Сергея (только бы все хорошо было у него)... Это на земле. А в небе - собери волю, выдержку, силу и мужество в один кулак: в небе ты только воин, все отдай для достижения победы над ненавистным врагом...
Таня привычно застегнула привязные ремни, окинула взглядом приборы, включила зажигание. Через полчаса полета внизу смутно зачернели окраины Грауденца. Во мгле раннего утра трудно было рассмотреть город подробно, и, ориентируясь по главной магистрали, Татьяна повела машину на заданную цель. Летчица и штурман внимательно всматривались в землю, тщательно укрытую густой тенью. Впереди слева темнело пятно.
- Вижу цель! - услышала Осокина голос штурмана.
- И я вижу. Спустимся ниже. Готовься!
Ручку от себя. С увеличением угла планирования скорость самолета возросла.
- Цель под нами! Бросай!
Самолет подбросило вверх - это пошли бомбы. Там, в темноте, взвились вверх два огромных столба пламени.
- Тоня, захожу еще раз, ударим из пулемета!
И Татьяна, круто развернув машину, устремилась вниз. Руки, влажные от пота, напряженно сжимали штурвал, сердце отчаянно зачастило - сказывалась усталость после боевой ночи. Земля все ближе и ближе. Еще мгновение - и самолет пошел в набор высоты. Тоня нажала на гашетку пулемета, обрушивая на головы врагов смертельный ливень пуль.
Так закончилась для экипажа Осокиной ночь 20 февраля 1945 года.
В следующие дни были новые полеты, новые удары по врагу. Война с нарастающей скоростью катилась на запад и вместе с нею мы уходили все дальше от родных мест, приближаясь к логову фашистов. В марте полк перебазировался в Маркерверден. Мы помогали частям, освобождавшим Гдыню и Гданьск, обеспечивали прорыв обороны на Одере.
- Ты помнишь, Марина, полеты на Данциг, на бомбежку переправ через Вислу? - вспоминала несколько лет назад Татьяна Алексеевна. - Я часто воскрешаю в памяти эти полеты над исстрадавшейся пылающей землей. Горький дым пожаров, кажется, достигал высоты полета наших самолетов, от него слезились глаза и сжималось сердце... В этих полетах мне нередко казалось, что в черном небе над горящей землей нас только трое - я, штурман и мой родной "Поликарп". Но однажды над Данцигом прошел тяжелый бомбардировщик и с высоты пять или шесть тысяч метров сбросил САБ, наверно, чтобы лучше видеть свою цель. Бомба осветила все вокруг, и я увидела, сколько нас было над городом! В этот миг я как-то особенно четко осознала значение дисциплины: каждый шел строго заданным курсом, на определенной высоте, точно по приказу командира. Этим устранялась возможность нелепых случайностей. И вместе с этим ощущением пришло ко мне яркое чувство нашей общности, боевого содружества. Чувство это живет во мне и спустя годы...
Татьяна Алексеевна замолчала, словно прислушиваясь к своим воспоминаниям. А мне припомнилась мартовская ночь сорок пятого года и полет на бомбежку переправы через Вислу. Таня вылетела в тот раз вместе с Любой Шевченко. Сверху не видно было никаких ориентиров - темнота надежно укрыла землю. Через пятьдесят минут впереди по курсу тускло засветилась извилистая лента. "Должно быть, Висла", - подумала Осокина и услышала хрипловатый голос штурмана:
- Впереди Висла. Разворот вправо.
Еще несколько минут полета, и самолет достиг цели. Огненными пунктирами засверкали внизу трассирующие пули пулеметов и снаряды эрликонов. С берега на берег через серую гладь реки перекинулась черная полоска переправы.
- Вижу цель!
- Поняла! Готовься, заходим!
Цель поплыла под крыло самолета. Земля все ближе, ближе. Уже ясно видны автомашины, двигающиеся с выключенными фарами, повозки, орудия. Внезапно, как это всегда бывает, застрочил крупнокалиберный пулемет. Немцы стреляли по нашему самолету - очередь прошла перед самым его носом.
- Люба, бомбы!
Машина вздрогнула и подпрыгнула вверх, освободившись от груза. Левую педаль до отказа, полный газ - по крутой спирали летчица уводила самолет из опасной зоны. И в эти напряженные мгновения летчица и штурман одновременно заметили на берегу громадные цистерны - склады горючего...
- Товарищ подполковник, задание выполнено, - докладывала летчица командиру полка после возвращения на аэродром. - На левом берегу Вислы нами обнаружены склады с горючим.
- Молодцы, девочки! Вы углядели, вам и честь уничтожить этот объект!
- Есть, уничтожить объект, товарищ подполковник.
Экипаж снова поднялся в воздух. Предутреннее небо начинало светлеть, и чтобы не обнаружить себя, шли к цели на максимальной высоте. Звезды бледнели и таяли. Слева и справа от самолета Осокиной в направлении к Висле машины однополчан летели бомбить переправу. От заранее намеченного пункта Таня повела свою "ласточку" в обход: прошла по-над берегом Вислы и вышла к складам с северо-запада. Результат бомбометания был отличным - это подтвердили экипажи Юшиной и Себровой.
77 боевых вылетов совершила Таня Осокина в 46-м гвардейском авиационном полку ночных бомбардировщиков. За успехи в боевой работе награждена вторым орденом Красной Звезды.
Шел к концу апрель. Дыхание весны и приближающейся победы кружило нам головы. Мы чувствовали, знали, что трудная дорога подходит к концу, с нетерпением ждали светлого дня. Улетая на задание, девушки обычно обращались к остающимся на земле подругам с просьбой:
- Девочки, если без нас вдруг о победе услышите, дайте знать ракетами!
Но случилось непредвиденное. Когда несколько наших девушек поехали на грузовике на аэродром, машина перевернулась. Кое-кто отделался испугом, ушибами, а Тане не повезло. Ей придавило ногу, раздробило голень, плечо. Победу Таня встретила в госпитале, в тяжелейшем состоянии после операции. Несколько длинных месяцев боролись врачи за здоровье летчицы. Отстояли, вернули Таню к жизни, к труду...
Мы встретились через двадцать два года после войны на традиционной встрече однополчан. К скверу у большого театра подошла женщина, в которой я не сразу узнала в прошлом невысокую, крепкую девушку с коротко остриженными белокурыми волосами, похожую на скромного паренька. Такой была Татьяна, когда мы летали в одной эскадрилье крылом к крылу. Долго проговорили мы с Татьяной Алексеевной. Она скупо рассказывала о себе, о выросшем сыне, о семье и работе, А мне хотелось знать все об этой замечательной женщине. Мы снова возвращались с ней в дни нашей огневой юности, вспоминали боевых подруг, не дождавшихся светлого Дня Победы, радовались мирной жизни...
Слово о нашей Кате
Москва. Декабрь 1943 года. Синие сумерки ложатся на заснеженный город. Далеко видна пустынная лента шоссе, припудренная сухим снежком. Машин маловато, но жизнь города не замирает. Спешат уверенные пешеходы, привыкшие к затемнению, неосвещенным улицам. Работают заводы и фабрики, учреждения и магазины.
Город живет нормальной жизнью. В зимние вечера москвичи могут пойти в кино, в театр, на концерт. Это снова становится привычным. И все-таки концерт, состоявшийся в один из декабрьских вечеров в Большом театре Союза ССР, был необычным. Первый большой концерт Всесоюзного смотра художественной самодеятельности учащихся трудовых резервов!
Москвичи останавливались и радостно переговаривались, завидев стройные колонны юношей и девушек, направлявшиеся к Большому театру. Играл оркестр, и в морозном воздухе ясно и чисто звенели молодые песни. Колонны юных шли на свой праздник. После двух с половиной лет войны, после бесчисленных проводов, горьких потерь какое волнующее счастье видеть молодые радостные лица, слышать звонкие песни и всем сердцем ощущать - Победа все ближе!
Катя Меснянкина вместе с тремя подругами по училищу шла в одной из колонн. Их направили на этот праздник как отличниц. Гордые, счастливые, шли девушки по улицам столицы.
Инициаторами этого концерта были Центральный Комитет ВЛКСМ и Главное управление трудовых резервов. Около 1500 человек приехали в Москву из разных городов и республик страны со своими программами, приготовили заключительный концерт и в течение недели выступали перед москвичами. Больше 20 тысяч жителей столицы встретились с юными артистами. Концертные выступления заканчивались массовыми народными митингами.
Позже, на фронте, Катя не раз вспоминала эти незабываемые минуты, рассказывала нам об удивительном, как сон, вечере...
Нарядный, торжественный зал Большого театра полон. Горят люстры. Все словно в мирные дни. В буфете даже можно купить конфеты, выпить газированной воды. Только холодновато в зале. Женщины кутают плечи в платки. Топлива пока не хватает. Но зритель горячий, да и со сцены несется столько тепла, столько счастливого света, что никто и не замечает прохлады...
Программу ведет москвичка Рита Лифанова. Комсомолка. Полиграфист. Тяжелые косы, счастливые глаза. Когда Рита объявляет выступления товарищей, щеки ее вспыхивают румянцем - она полна тепла и любви к людям.
Богата талантами наша молодежь. Ленинградец Юра Воронцов прочитал свои стихи о родном городе. На форменной гимнастерке у него медаль "За оборону Ленинграда" и комсомольский значок. Юра пережил блокаду, гибель родных. Помогал комсомольским бригадам на расчистке улиц. Ухаживая за ранеными, дежурил во время воздушных налетов. Через Ладогу Юру и таких же, как он, мальчишек и девчонок вывезли на Большую землю.
- Я и сегодня вижу его, худенького, бледного паренька с горящими глазами, - рассказывала нам Катя. - Когда он читал свои стихи о Ленинграде, о людях, стоявших насмерть у его рубежей, его нельзя было слушать спокойно. Какой это был вечер! Откуда только не было ребят - из Ташкента, Свердловска, Челябинска, сколько песен, плясок, стихов! Зал встречал выступления горячими аплодисментами, заставлял повторять каждый номер. Труппа Большого театра была в эвакуации, и наш концерт впервые за долгое время заставил звучать прославленный зал театра.
...О концерте говорили не один день. По просьбе москвичей его повторили в Колонном зале и филиале Большого театра. Из юных артистов была организована бригада, которая выехала на фронт с концертной программой и вручила одной из воинских частей подарок - танк, сделанный руками учащихся трудовых резервов.
Через несколько дней Катя Меснянкина вернулась в 1-е Высшее военное авиационное училище связи, где она училась после окончания в 1942 году десятилетки. Здесь готовили метеорологов-синоптиков.
8 1941 году, когда началась война, Катя только что закончила 9 классов. Она сразу же решила идти на фронт, но в военкомате ей твердо сказали:
- Несовершеннолетних не берем. Учись, девочка, хорошенько.
Только учиться - казалось мало, поэтому Катя решила пока работать на заводе, чтобы хоть чем-то быть полезной. Весной 1942 года закончила десятый класс и снова пришла в военкомат. Сначала даже заявление у нее не принимали, но она не сдавалась - приходила снова. Наконец ей предложили учебу в 1-м Высшем военном авиационном училище связи. Завод не хотел отпускать контролера механического цеха Меснянкину, но девушка опередила всех - ушла в армию, не уволившись.
В школе Катя мечтала об авиации, а учиться пришлось на метеоролога. Сейчас она утешала себя: "Ну, ладно, все-таки буду обслуживать авиацию". Училась старательно, ее часто ставили в пример. Но однажды от командира роты Меснянкина услышала, что из Военно-Воздушных Сил пришел приказ об отборе нескольких девушек для переучивания на авиационных штурманов, и тут же подала заявление. Отбирали тех, кто окончил десять классов, отлично учился и имел хорошее здоровье. Катя прошла...
Вместе с Ирой Глатман, Асей Цурановой, Верой Хуртиной Катя приехала в Йошкар-Олу, в запасной полк. Девочки осваивали штурманское дело, а рядом занимались летчицы - их готовили для пополнения полка Е. Д. Бершанской.
Будущие штурманы и летчицы быстро перезнакомились, подружились. Как-то в свободный час после занятий Аня Амосова, закончившая перед самой войной Батайскую авиашколу ГВФ и хорошо знавшая Евдокию Давыдовну Бершанскую, рассказала девушкам о нашем полке:
- Ох, девочки, это такой полк! Они уже столько сумели сделать, такой путь прошли с весны сорок второго. .. А ведь такие же, как мы, может, чуть старше, и уже успели повоевать. Думаете, на тихоходных машинах легче летать? Нет, девочки, мне кажется, что по сравнению со скоростными самолетами на По-два воевать еще сложней, - размышляла вслух Аня. Подруги слушали, замерев.
- Учиться нам надо исключительно серьезно, чтобы на фронте не сплоховать, - заключила Амосова.
Девчата прошли дневную и ночную подготовку, полеты по маршруту, бомбометание и стрельбу. Учились выходить из лучей прожекторов, выполнять элементы пилотажа...
Катины письма домой в те дни были немногословными, пусть родные думают, что у нее все в порядке. А учеба требовала не только знаний, выдержки и терпения, но бывало - и незаурядной смелости и хладнокровия. Никогда не забыть ей первого прыжка с парашютом. Страшно было сделать шаг в бездонную глубину неба. Напряжение в ожидании прыжка было так велико, что команду "Прыгай" Катя не услышала. И только после вторичного приказа очутилась в воздухе.
Дернула кольцо и почувствовала, что парашют не раскрылся. Именно в такие мгновения и испытывается характер на прочность. Катя не растерялась. Потянула за кольцо двумя руками изо всех сил - и над ней раскрылся купол, показавшийся огромным, надежным другом.
Приземлилась. Ее окружили взволнованные друзья, инструкторы:
- Что случилось?
- Родился летчик, - счастливо ответила Катя. Пополнение прибыло к нам в октябре сорок четвертого. Полк базировался тогда в Далеке (Польша).
На первое боевое задание Меснянкина полетела с командиром звена Катей Пискаревой - отличной, опытной летчицей, не раз выполнявшей задания в самых сложных условиях и зарекомендовавшей себя мастером ночных полетов.
Сегодня, встречаясь со школьниками, с молодежью родного ей "Сибсельмаша", где Екатерина Филипповна проработала уже больше четверти века, она рассказывает о боевых подругах, об их ратных подвигах, а на вопросы о себе скромно отвечает:
- Я успела мало, сделала всего девяносто четыре боевых вылета.
Но каждый из этих девяноста четырех был нелегким испытанием мужества и стойкости двадцатилетней хрупкой и нежной девушки, требовал исключительного напряжения физических и нравственных сил.
Двенадцатый боевой вылет Меснянкиной и Пискаревой превратился для девушек в экзамен на смелость и находчивость. Выполнив задание в районе Нойенбурга, экипаж возвращался домой, на свой аэродром. Видимости почти никакой. Держали курс, ориентируясь в основном по времени, потому что под крылом самолета почти ничего нельзя было разглядеть. И вдруг Катя обнаружила, что часы в ее кабине остановились.
- Командир! Мои часы стоят. По расчетным данным мы уже должны быть над своим аэродромом, - обратилась она к Пискаревой.
- Надо восстанавливать ориентировку. Но как?
- Вижу просвет, площадку у дороги. Давай сделаем круг над городом, сказала летчица.
Покружившись над городом, девушки установили, что они уклонились от курса в сторону километров на восемьдесят, но, если верить восстановленной ориентировке, находились над освобожденной территорией.
- Катя, горючего у нас в обрез, - решительно сказала Пискарева. - Да и над аэродромом видимость наверняка никудышная, значит, нужно еще и запас иметь. Будем садиться вон на ту площадку впереди, рядом с дорогой. Иду на посадку. Следи за лесом и дорогой!
- Есть!
Сели удачно, но когда решили подрулить поближе к дороге, одно колесо шасси попало в яму.
- Катя, я пойду проверю, правильно ли мы сориентировались, - сказала Меснянкина.
- Только осторожнее, Катюша. В случае чего дай сигнал, - ответила Пискарева.
Штурман вынула пистолет из кобуры и осторожно направилась к дороге. Прошла машина, но в темноте Катя не разобрала - наша или вражеская. Подождала следующую и отчаянно шагнула вперед, голосуя левой рукой, а правую с пистолетом держа за спиной. Из кабины высунулась голова шофера:
- Эй, тебе куда?
- Свои, - облегченно перевела дыхание Катя. - Товарищ, подскажи, где мы находимся?
- Заблудились, - засмеялся водитель и подтвердил название населенного пункта, около которого экипаж произвел вынужденную посадку.
Теперь нужно было вытащить самолет из ямы - одним девушкам это было не под силу. Катя заметила, что по дороге приближаются люди - группу пленных сопровождали два советских солдата. Меснянкина попросила их помочь. После этого Катя Пискарева подрулила машину к дороге.