Чехонадская Светлана. Амнезия

   За Сергеевым шли Иртеньевы. Они находились в кабинете в его присутствии, но разве можно поручиться, что он не выходил из кабинета первым? Сколько нужно времени, чтобы швырнуть газету под столик с факсом? Ровно столько, сколько могло потребоваться Ивану Григорьевичу, чтобы шагнуть из кабинета спиной к Иртеньеву.
   За Иртеньевыми – некий Степан Горбачев.
   «Это старый друг Михаила Александровича, – подписала секретарша. – Он услышал по телевизору, что она очнулась, и решил ее навестить. Он был записан к вам на прием на 22 мая, пришел вовремя, но охрана в будке подумала, что вы уехали, – вашу машину тогда отправили за Иртеньевыми. Горбачеву предложили пройтись до охранника на входе в крыло. Там он узнал, что вы в клинике, но заняты и никого не принимаете. Он сразу же вернулся. В принципе, он в крыло не входил».
   «Но мог залезть в окно», – закончил Турчанинов и два раза подчеркнул эту фамилию.
   Действительно, человек по фамилии Горбачев звонил ему на следующий день после того, как информация о Марине всплыла на телевидении в программе «Скандалы недели». Кстати, сам этот факт был возмутительным, и Иван Григорьевич даже провел небольшое внутреннее расследование. Оказалось, сообщить эту новость журналистам мог кто угодно из медперсонала – и врачи и сестры были уверены, что в этом нет ничего предосудительного. Увидев его реакцию, они, конечно, перепугались и признаваться ни в чем не стали. Он тоже не стал давить – сам виноват, надо было их предупредить заранее.
   Итак, друг Королева. Услышал новость по телевизору, позвонил, приехал на встречу, но охранник на входе в крыло не пустил его. Иван Григорьевич об этом друге вообще забыл, тем более что в тот день приехали Иртеньевы.
   – Лена! – позвал Турчанинов секретаршу. – А что, он разговаривал только с охранником? Почему он не объяснил ему, что я назначил встречу? Почему ушел-то?
   – Я не знаю, Иван Григорьевич! – крикнула она из своей комнаты. – Он ведь не настаивал. Откуда охраннику знать? Он и мне ничего не сказал.
   В этот момент зазвонил рабочий телефон. Турчанинов поднял трубку. Это оказался Сергеев.
   – Хорошо, что вы позвонили, Андрей. Вы были в клинике двадцать второго мая…
   – Я забирал свои медицинские справочники.
   – Да, я знаю. Я хотел у вас спросить: секретарша была в приемной?
   – Нет, кажется, она обедала.
   – А вы заходили в мой кабинет?
   – За кого вы меня принимаете? Я не хожу по чужим кабинетам.
   – Не обижайтесь, я спрашиваю без задней мысли. Вы не заметили ничего подозрительного?
   – Я ничего не заметил.
   – А кого вы видели из обслуживающего персонала?
   – Клиника казалась совсем пустой. Охранник сказал мне, что вы в лаборатории, а все остальные, кажется, пошли встречать кого-то к главному входу. Что пропало? Что-то ценное?
   – Да нет, дело не в этом. У меня еще вопрос. Вы, может, знали друга Королева по фамилии Горбачев?
   – Нет, такого я не знал.
   – Его зовут Степан.
   – Я бы не забыл такую фамилию. Я его точно не знал.
   – А вам не встретился в клинике мужчина без белого халата, на вид посторонний?
   – Ну, для меня все сотрудники на тот момент были посторонними. Например, охранники в будке. Они были не те, кого я нанял полтора месяца назад.
   – Да, я их заменил.
   – Я встретил только садовника с ножницами и каким-то ведром. Его я тоже не нанимал.
   – Я нанял.
   – Ну вот видите. Еще был охранник на входе в крыло – тоже мне не знакомый. Я показал ему свой пропуск. Он знал, что в комнате секретарши остаются мои вещи. Он меня пропустил… Я собственно, звоню по делу. – Бывший главврач чертыхнулся куда-то в сторону. – Мне сегодня позвонила Лола.
   – Лола? Маринина мачеха?
   – Ну да. Все, как я и думал. Нашла себе мужика. Она сейчас в Испании. Довольна жизнью, щебечет. Она, кстати, на днях звонила в клинику. Ей стало понятно, что весь персонал новый, а я больше не работаю. Она очень встревожилась и позвонила мне домой. Можете себе представить, я первый рассказал ей, что Марина очнулась! Она там чуть в обморок не грохнулась!
   – А зачем она звонила?
   – Хотела узнать, нельзя ли получить деньги за последний месяц. Я посоветовал ей звонить адвокату в фонд. Правильно? И еще посоветовал связаться с вами.
   – Спасибо, – задумчиво произнес Турчанинов.
   «Никто в клинику не звонил, мне бы обязательно сказали… Эта история нравится мне все меньше и меньше».
   Он достал мобильный и нажал на нем цифру «3».
   – У меня к тебе куча просьб, – сказал он, когда ему ответили. – Проверь, пожалуйста, звонили ли бывшему главврачу Сергееву из Испании. Меня интересуют последние два дня. Проверь мобильный и домашний. Запиши номера. Дальше: выезжала ли из России в Испанию Лилия Максимовна Королева, это мачеха Марины Королевой. Узнай, с кем она уехала. Проверь также, вернулась ли она обратно.
   – Ни фига себе, – добродушно сказал человек. – Это все?
   – Нет, не все. Мне нужны материалы о расследовании убийства в Марбелле Елены Королевой. Поищи какие-нибудь концы. Может, в представительстве Интерпола помогут?
   – Может, мне еще выяснить, где скрывается Усама бен Ладен?
   – Это ценная информация, – согласился Иван Григорьевич. – Но меня она не интересует. Каждый должен заниматься своим делом.
   – А ты своим делом занимаешься? – возмутился человек. – И как тебе не стыдно, Иван!
   – До свидания! – холодно сказал Турчанинов и дал отбой.

14

   Марина Королева пролежала в кровати целый день. Чувствовала она себя неплохо, и врачи обычной городской «скорой» даже высказали охраннику неудовольствие, мол, он вызвал их по пустяковому поводу. И пятьсот рублей их не смягчили.
   – Вы зачем им дали деньги? – зло спросила Марина, когда врачи ушли.
   – Так положено.
   – Положено давать за что-то. А за хамство не положено!
   «В папочку пошла», – подумал охранник, глядя на нее исподлобья. Всех богатых он считал жлобами. Были бы у него деньги – он бы не жадничал.
   Зато врачиха из клиники, вызванная на следующее утро, долго кудахтала над Мариной, делала какие-то уколы, уговаривала вернуться.
   – Это обычный обморок, – устало спорила Марина.
   – У вас все необычное, Мариночка! Вы очень рано выписались, к чему это гусарство? Разве вам у нас было плохо? Вы нас прямо обижаете, честное слово!
   Охранник в это время шкворчал чем-то на кухне.
   Оказалось, яйцами с колбасой.
   – Я пойду в аптеку, – буркнул он, налив Марине кофе. – Никому не открывайте. Вы все-таки скажете, кто вам вчера звонил?
   – Ошиблись номером.
   – А почему вы в обморок грохнулись?
   – Надышалась на балконе. Или много впечатлений с непривычки. Слушайте, вас бы в мою ситуацию, вы бы из обмороков не вылезали.
   Он пожал плечами. Через минуту хлопнула входная дверь.
   В кармане халата у нее уже лежала записная книжка и ручка. Она их достала, положила рядом с чашкой, задумалась.
   «История какая-то странная. Мне угрожают… «Думаешь, денежки тебя защитят? – спросил он. – Я все равно узнаю правду!» Какую правду? Это был он или она? И угрожает ли мне опасность на самом деле?»
   Она открыла записную книжку и написала на первой странице большими буквами: ОПАСНОСТЬ.
   Когда Марина увидела это слово, написанное собственным почерком, она поняла, что опасность ей действительно угрожает. До этой нехитрой мысли мог додуматься даже человек с поврежденной, как у нее, башкой. Пять лет назад ее чуть не убили – и тогда ее тоже охраняли. Тем не менее, злоумышленники сумели выманить ее на задний двор дискотеки.
   «Ты как считаешь: ты доверчивая?» – спросила она себя.
   «Думаю, что нет, – ответила сама себе. – Но ты доверчиво пошла в темноту!»
   Выяснить все подробности покушения на меня, – написала она под словом ОПАСНОСТЬ.
   Да, этим делом очень тщательно занимались. Можно быть уверенным, что отец не жалел ни средств, ни сил. Следователи были старательными. Но ведь она не следователь! Она участник той истории.
   И значит, у нее есть фора.
   Эта фора зарыта в ее голове – глубоко, где-нибудь под первой буквой или первой лягушкой, за теоремой Пифагора или над знанием нот – она лежит там в запыленной стопке и никуда не исчезла. Удар по голове просто уронил миллионы папок, перемешал их, перепутал, и они теперь лежат неправильно, не на своих местах. Но они лежат! Марина уже знала: без веры в это она жить не сможет.
   Два года назад ее отец покончил с собой. Возможно, его убили. Возможно, это другая история, не имеющая никакого отношения к покушению на нее. Но очень вероятно и то, что это та же самая история.
   Выяснить все подробности самоубийства отца, – написала она следующим пунктом.
   Месяц назад кто-то убил ее мать. Пришел к ней под видом друга, принес шприц с героином, сделал укол в вену… Зачем? Какая выгода от убийства безобидной наркоманки? Дом? Но дом принадлежит ей, Марине.
   Выяснить все подробности убийства матери.
   Теперь этот звонок. Неизвестный обещает убить ее. С какой целью? Говорят, все преступления совершаются из-за денег. Он хочет унаследовать ее имущество, включая этот чертов дом? Это немаленький куш, но, во-первых, незачем предупреждать ее об убийстве, а во-вторых, есть одна закавыка. Она спросила у адвоката Крючкова: «Кто мой наследник? Если бы я умерла, кто бы получил эту квартиру, и загородный дом, и машину, и счет в банке?» «Ваша мать, – сказал ей Крючков. – Но это в том случае, если бы вы умерли, не приходя в сознание. То есть она получила бы все по завещанию Михаила Александровича. Теперь другая история. Вы пришли в себя, и если теперь с вами, тьфу-тьфу-тьфу, что-нибудь случится, то все унаследует ваша мать или тот человек, которого вы назначите своим наследником. Вы можете написать завещание прямо сейчас. Люди обычно не любят писать завещаний – это свидетельство нашей российской дикости. Лично я уверен: после всего, что случилось, вы проживете сто лет! За себя, за отца и, как говорится, за того парня…»
   «Не хочу пока забивать голову, – сказала она тогда. – Пусть мать наследует, если я вдруг окочурюсь».
   Они еще не знали, что мать убита.
   Что ж, такой путь к наследству прямым не назовешь. Она бы не пошла по нему. Но этот человек непонятного пола, хрипящий в трубку угрозы, может быть ненормальным.
   «Смешно! – улыбнулась она. – Девка с изуродованным лицом и отсутствующей памятью еще имеет наглость считать кого-то ненормальным!»
   Убийство матери казалось ей необъяснимым. Королев развелся с ней двадцать лет назад, она уже десять лет находилась в другом браке! Если цель убившего отомстить, то кому он мстит этим убийством? Дочери? Но разве кто-то вправе ожидать от Марины слез по этой бросившей ее женщине?
   Если его цель сделать Марину еще более беззащитной, то разве мать была ей защитой?
   Что же остается? Предположим, ее мать была чему-то свидетелем…
   Хлопнула дверь, охранник застучал ботинками в коридоре.
   – Три аптеки обежал, нигде не было… – Он зашел на кухню, глянул искоса на записную книжку. – Вы бы не напрягались, Марина Михайловна.
   – А моя мать давно была в России? – спросила Марина.
   – Полтора года назад. На сорок дней Михаила Александровича приезжала.
   – А у меня была?
   – Была, но ее не пустили. Она обычно так рыдала, что боялись, она вас как-нибудь повредит. Ну, там, упадет к вам на грудь, или еще чего.
   – Рыдала?
   – У нее с нервами было плохо, – неохотно пояснил он.
   – Я думала, она была равнодушной.
   – Нет, она переживала, но Михаил Александрович не любил видеть ее слез. Он говорил: «Что ты играешь вселенскую скорбь? Кто тебе поверит, что ты ее любишь?»
   – Он имел право. Она меня бросила.
   – Марина Михайловна… Можно я скажу свое мнение?
   – Не можно, а нужно.
   – Она, конечно, отдала вас, но не от хорошей жизни.
   – Да ладно! А как в войну детей растили? Как сейчас миллионы матерей выкручиваются, имея зарплату в три тысячи рублей?
   – Нет, я ее не оправдываю, но и вы не думайте, что она какой-то монстр. Я давно у Михаила Александровича работаю, как-то с ней разговорился. Она мне сказала: «Ей же лучше у него. Он ее любит. А я еще и вылечиться никак не могу. Ну, потребую ее назад, но разве он отдаст? Разве его в суде победишь?» Ей еще не повезло со вторым мужем – он к наркотикам пристрастился, а потом и ее втянул. У них ведь ребенок с церебральным параличом родился. Куда вас было забирать в такие условия?
   – А где сейчас этот ребенок?
   – Да он недолго прожил. Тяжелый случай был. Она после этого и стала употреблять…
   – Невеселая у нее жизнь была.
   – Очень невеселая, Марина Михайловна! Она слабый человек.
   – Если бы не отец, она бы раньше погибла. Охранник поджал губы.
   – Вы что-то хотели сказать?
   – Я уважал Михаила Александровича…
   – Но что-то хотели сказать?
   – Только правду.
   – Так говорите.
   – Да я вот думаю: нужно ли?
   – Я восстанавливаю свою память, вы это понимаете?
   – Да не было этого в вашей памяти!
   – Я чего-то не знала?
   – Знали, но относились к этому по-другому. Смотрели на все глазами отца… Понимаете, внешне так выглядит, что Михаил Александрович – благодетель. Он и деньги давал, и дом этот подарил. Но у него был непростой характер. Он ее постоянно унижал.
   – Ничего себе! Унижал тем, что давал деньги? Так не брала бы – и никаких унижений! На работу бы устроилась!
   – Она устраивалась, но нигде не задерживалась. К тому же у нее ребенок был больной на руках, мать-сердечница. Она к Михаилу Александровичу просилась много раз. Секретаршей в любой филиал. Но он ей фирму купил. А ведь бизнес вести надо уметь. Он никогда не выполнял ее просьб – он лучше знал, что ей нужно. И так она скисала с каждым годом…
   – Он ничего ей не был должен! – твердо произнесла Марина. – А дал кучу всего. Он кормил ее мать.
   – Он всегда требовал безусловного послушания. Это были его любимые слова: «безусловное послушание». За это он платил щедро. Но если кто-то шел против, Михаил Александрович отворачивался от такого человека навсегда. У него была железная воля, он, может, сам того не желая, легко ломал людей. Между прочим, ваша мать должна была выиграть процесс. Это было стопроцентное дело. Акции стоили несколько миллионов долларов, и он их действительно приобрел, когда еще был в браке. Это было совместно нажитое имущество. Но ваша мать струсила идти против него.
   – И получила дом в Испании!
   – С условием сразу оформить дарственную на вас.
   – Ну и что?
   – Да ничего, вот только разве это ее дом получается? А если вы очнетесь и ее выгоните?
   – Я выгоню мать?
   – Вы к ней плохо относились. Она из-за этого даже общаться с вами перестала. Говорила: «Теперь ее не переубедишь. Да и зачем? Так ей спокойнее. А мне сюда ездить – душу надрывать. Я сама виновата, так мне и надо».
   Марина хотела что-то сказать, но вдруг горло перегородил ком. Она поднесла руку к ключицам – подумала, что это опять подступает обморок. Но ком был другой – горячий, мокрый, хлюпающий, от него стало жарко глазам.
   «Да это слезы! – изумленно подумала она. – Я плачу!»
   Охранник деликатно отвернулся.
   – Пойду в комнате уберусь, – пробормотал он.
   «Не хочу ничего знать! – прошептала Марина. – Хочу только себя защитить, а этой правды мне не надо! Она у каждого своя. Сколько еще версий одного и того же будут мне предлагать? Как долго я буду зависеть от чужой воли, от искаженного отношения ко мне и моему отцу? Кому-то он не прибавил зарплату, кого-то наказал за прогулы – и вот уже эти люди рассказывают мне разросшиеся до небес ужасы: чудовищные свидетельства скупости и жестокости моего отца, которые существуют только в воспаленных обидой мозгах маленьких противных прогульщиков. Как я беззащитна! Я прямо вижу их рожи, мы словно играем в игру «верю – не верю», они сидят напротив меня и хитро переглядываются: «Ну-ка, Марина Михайловна, угадайте-ка, кто из нас врет?» Нет, я хочу знать о прошлом только то, что я в прошлом знала!»
   «А хочешь ли ты знать правду в таком случае?» – спросил тихий голос внутри нее.
   Марина вытерла ладонью глаза, открыла записную книжку и написала:
   «Елена Королева последний раз была в Москве полтора года назад. Вряд ли она могла узнать что-то, представляющее опасность для злоумышленника. Прошло уже много времени. Почему ее убили именно сейчас?
   Единственная нормальная версия – наследство.
   Но наследница – я.
   Кто же наследует после меня? Тот, кого я назначу.
   Может быть, в ближайшее время возле меня появится некий красавец, обаянию которого я не смогу противиться? Но трудно представить себе, что некто, пусть даже и красавец, может быть настолько тупым, чтобы выбрать такой кривой путь к деньгам!
   Тогда почему ее убили?»
   – Позвоните в фонд! – крикнула она охраннику. – Пусть они найдут следователей, которые вели дело о покушении на меня. Я хочу с ними встретиться. Если можно, договоритесь прямо на завтра, на день.
   – Завтра днем у вас косметолог! – крикнул охранник сквозь шум пылесоса.
   – Косметолога отмените. Мне некогда.

15

   – Иван, я все выяснил, – произнес человек в телефонной трубке. – Лилия Максимовна Королева действительно вылетела из России в Испанию. Это произошло двадцатого апреля. Она уехала по туристической путевке.
   – Одна уехала?
   – Путевка была на одного человека. Отель «Далматас», город Бенидорм. Четыре звезды с полупансионом, номер на одного. Путевка на девять дней.
   – То есть она была в Испании с двадцатого по двадцать девятое апреля. Бенидорм – это где?
   – Ближайший большой город – Аликанте. Там аэропорт.
   – Это далеко от Марбеллы?
   – Километров восемьсот, кажется.
   – Она брала машину напрокат?
   – Брала, – сказал человек. Голос его был довольным – похоже, ему было приятно, что он предугадал вопросы Турчанинова.
   – Куда ездила, не знаешь?
   – Да по окрестностям, наверное. Как все. Там некуда особенно ездить – это середина побережья. В Валенсию обычно катаются. Разумеется, можно попытаться проследить путь от Бенидорма до Марбеллы – не было ли каких-нибудь нарушений, не зафиксирован ли номер ее машины. Если испанская полиция заинтересуется, они будут выяснять.
   – Четыре звезды… Не шибко круто.
   – Не шибко.
   – Значит, эта Лола вернулась из Испании двадцать девятого апреля. На следующий день после убийства Елены Королевой. А позже она пересекала границу?
   – Нет.
   – То есть сейчас она находится в России, а не в Испании?
   – Вообще-то, всякое бывает. Может, выехала по подложным документам? Сменила фамилию? Или как-то нелегально.
   – Значит, Сергеев не обязательно врет, что она ему на днях звонила?
   – Не обязательно. Тем более что междугородний звонок был, и именно в тот день, который ты просил проверить.
   – Откуда звонили?
   – Из Испании. Из Барселоны. Кстати, ты знаешь, что Сергеев и Лола – любовники?
   – Любовники? – переспросил Турчанинов. – Ничего себе! Неожиданная страсть в больничной палате?
   – Да нет. Они уже несколько лет вместе. Я звонил одному из уволенных охранников клиники. Он мне это и сказал. Я даже думаю: не по ее ли протекции Сергеева взяли?
   – Ну и ну… Что-нибудь по убийству Королевой узнал? – спросил Турчанинов.
   – Пока нет. Может, предоставить испанцам информацию об этой Лоле? Дамочка из России, была в Испании как раз в день убийства, могла доехать до Марбелл на машине, Королеву знала. Много совпадений-то, а?
   – Это твое дело. Спасибо, что помог. Как что-то еще узнаешь, звони.
   – Окей, – сказал человек.
   В клинике было тихо. После того как Марина уехала, все словно бы остановилось. Раньше была необычная больница – созданная, чтобы поддерживать жизнь в безнадежной дочери богатого человека, больница-блажь, больница-надежда… Но безнадежная дочь открыла глаза и заговорила. Все рухнуло. Теперь это только маленькая клиника, в которой могут провести диспансеризацию и поставить укол. Она скоро умрет: у фонда большие долги, и такую огромную территорию не удержать.
   Вначале откусят маленький кусочек на юге – там за несколько месяцев соберут из кубиков двадцатиэтажную громаду, потом подвинут на севере – здесь встанет торговый центр. Так растащили и остальное имущество бывшего победителя. Тебя нет, Михаил Королев, а значит, ты проиграл.
   Горе побежденному…
   Иван Григорьевич шел по коридорам, везде было чисто, пусто, из окна в окно пролетал ветер, пахнущий липами.
   Ритмично чикали ножницы садовника.
   Турчанинов резко развернулся и подошел к окну. Оно было распахнуто, за ним начиналась можжевеловая аллея: две высокие зеленые стены, горько пахнущие хвоей. В конце аллеи светлел квадрат газона, над ним каруселью крутились струи воды. Чуть повыше струй дрожала маленькая незаконченная радуга.
   «Чик-чик-чик»…
   – Петрович! – позвал главврач, высовываясь из окна по самые ноги. – Ты здесь?
   – Чего надо? – спросил можжевельник голосом садовника.
   – Помнишь тот день, когда привезли двух профессоров? Ну, Иртеньевых.
   – Каких Иртеньевых?
   – Ну, профессорша, дама такая пожилая, полная, она еще подходила к тебе, что-то спрашивала про рассаду.
   – Она попросила многолетников. Я ей дал.
   – Вспомнил?
   – Она профессорша?
   – Да неважно, Петрович. Ты в тот день постоянно был в саду и должен был встретить бывшего главврача. Он тебя видел.
   – Это такой с красной мордой?
   – С красной мордой? – озадаченно переспросил Турчанинов. – Нет, он красавец. Загорелый, волосы белые, глаза синие. Мускулы такие шикарные.
   – С хвостиком?
   – Да, с хвостиком.
   – Видел, – Петрович вышел из-за куста. Это был пожилой мужчина, лицо его от постоянного пребывания на воздухе потемнело, под воротником рубашки виднелась белая полоска кожи. Голова садовника была повязана ситцевой косынкой – она казалась круглой, как шар, и абсолютно гладкой. Петрович был лысым.
   – Я его видел, – повторил садовник. – Он на меня посмотрел нехорошо. Высокомерно.
   – Он вошел через главный вход?
   – Да. И потом двинул налево, я через окна видел.
   – В крыло, где была Королева.
   – Ну и где ваш кабинет.
   – У него что-нибудь в руках было?
   – Пакетик какой-то, кажется.
   – А когда он вышел обратно, что у него было в руках?
   – Книги. Толстые такие, как энциклопедии.
   – Они были не в пакете?
   – Нет.
   – А что за человек с красной мордой?
   – Ну, тоже туда пошел.
   – До или после?
   – До того, который с хвостом. Минут за пять… Он со мной поздоровался и спросил, где находится кабинет главного врача. Я объяснил. Он тогда у меня спросил, правда ли, что вы уехали. Ему так на вахте сказали. Мол, ваша машина выехала из клиники. Я сказал, что вроде бы машина без вас уехала. Он поблагодарил, пошел в левое крыло, но быстро оттуда вернулся.
   – И пошел обратно к воротам? То есть он должен был встретить бывшего главврача?
   – Не обязательно. Он почему-то повернул раньше. Резко так! Пошел вдоль левого крыла по саду. Вдоль окон коридора. Дальше начались кусты, и я его не видел. Я подумал, что ему охранник посоветовал вас в саду поискать. А через пару минут появился этот, с хвостом.
   – Спасибо, Петрович.
   Садовник молча кивнул, раздвинул кусты и протиснулся в образовавшийся проход. Зеленая стена сомкнулась. Снова зачикали ножницы.
   «Человек с красной мордой – это, судя по всему, Степан Горбачев. Надо выяснить, действительно ли у него красное лицо. Он приехал ко мне на встречу, но охранник на входе в левое крыло его не пустил… Почему он пошел вдоль окон? Это были окна коридора – он запросто мог влезть и зайти через дверь в мой кабинет. Секретарша обедала, я был в лаборатории, но он мог думать, что я уехал. Пора бы с ним поговорить. Зачем он приходил? Раньше он у Марины в клинике не бывал, иначе бы не расспрашивал меня, как проехать… Впрочем, пока более интересно другое: Сергеев утверждает, что на днях Лола ему звонила из Испании. Звонок был из Барселоны. Но Лола вернулась двадцать девятого и больше из страны не выезжала! Может, кто-то вернулся по ее документам? Да нет, это нереально. Может, она вышла замуж и сменила фамилию?»
   Не отходя от окна, Турчанинов набрал номер Сергеева. Тот оказался дома.
   – Андрей, извините, – сказал Иван Григорьевич. – Я тут по поводу Лолиного звонка кое-что хочу уточнить…
   – Она вам перезвонила? Из Испании? – голос Сергеева был какой-то запыхавшийся, немного странный.
   – Да нет еще. Я хотел спросить…
   – Иван, я не могу сейчас разговаривать, – Сергеев стал говорить смазанно, приглушенно.
   «Да что он там делает? Любовью что ли занимается?» – добродушно подумал Турчанинов.
   – У меня встреча… – В голосе бывшего главврача явственно послышался испуг. – И вообще, помните, я вам говорил о своих подозрениях? Ну, из-за чего я всех поувольнял?
   Турчанинову показалось, что звук в трубке стал стереофоническим. Либо на фоне бывшего главврача разговаривал еще один человек. «И про Испанию она говорила, – явственно и тягуче произнес кто-то. – Это последнее доказательство». «Она сумасшедшая!» – глухо пробормотал Сергеев.
   В трубке захрустело, и связь разорвалась.
   «Вот черти! – сердито сказал Иван Григорьевич, нажимая кнопки. – Опять какие-то проблемы со связью».
   «Абонент не отвечает или временно недоступен», – ласково сказала трубка.
   «Это закон подлости, – подумал он, присев на теплый подоконник. – Кстати, двадцать второго мая, когда в клинику приходили Сергеев и Степан Горбачев и когда мне, скорее всего, подбросили старую газету, очнувшаяся Марина спросила, может ли пройти в клинику чужой. Она кого-то видела?»