Страница:
Я взглянул на лист; Подписей слишком много и… о лицемерие! О двуличие! Где вы, росчерки, подчерки, закорючки, хвостики? Все буквы кругленькие, ровненькие, гладенькие, точно розовые щечки. Вижу знакомые имена, но не узнаю их. Не переменили ли эти господа свои почерки?
Я осторожно умокнул перо в чернильницу, неизвестно чего ради сконфузился, притаил дыхание и осторожно начертил свою фамилию. Обыкновенно я никогда в своей подписи не употреблял конечного «ера», теперь же употребил: начал его и закончил.
- Хочешь, я тебя погублю? - услышал я около своего уха голос и дыхание Петра Кузьмича.
- Каким образом?
- Возьму и погублю. Да. Хочешь? Хе-хе-хе…
- Здесь нельзя смеяться, Петр Кузьмич. Не забывайте, где вы находитесь. Улыбки менее чем уместны. Извините, но я полагаю… Это профанация, неуважение, так сказать…
- Хочешь, я тебя погублю?
- Каким образом? - спросил я.
- А таким… Как меня пять лет тому назад фон Кляузен погубил… Хе-хе-хе. Очень просто… Возьму около твоей фамилии и поставлю закорючку. Росчерк сделаю. Хе-хе-хе. Твою подпись неуважительной сделаю. Хочешь?
Я побледнел. Действительно, жизнь моя была в руках этого человека с сизым носом. Я поглядел с боязнью и с некоторым уважением на его зловещие глаза…
Как мало нужно для того, чтобы сковырнуть человека!
- Или капну чернилами около твоей подписи. Кляксу сделаю… Хочешь?
Наступило молчание. Он с сознанием своей силы, величавый, гордый, с губительным ядом в руке, я с сознанием своего бессилия, жалкий, готовый погибнуть - оба молчали… Он впился в мое бледное лицо своими буркалами, я избегал его взгляда…
- Я пошутил, - сказал он наконец. - Не бойся.
- О, благодарю вас! - сказал я и, полный благодарности, пожал ему руку.
- Пошутил… А все-таки могу… Помни… Ступай… Покедова пошутил… А там что бог даст…
ФИЛОСОФСКИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЖИЗНИ
Из разных философских сочинений
У Захара Кузьмича Дядечкина вечер. Встречают Новый год и поздравляют с днем ангела хозяйку Меланью Тихоновну.
Гостей много. Народ все почтенный, солидный, трезвый и положительный. Прохвоста ни одного. На лицах умиление, приятность и чувство собственного достоинства. В зале на большом клеенчатом диване сидят квартирный хозяин Гусев и лавочник Размахалов, у которого Дядечкины забирают по книжке. Толкуют они о женихах и дочерях.
- Нонче трудно найти человека, - говорит Гусев. - Который непьющий и обстоятельный… человек, который работающий… Трудно!
- Главное в доме - порядок, Алексей Василич! Этого не будет, когда в доме не будет того… который… в доме порядок…
- Порядка коли нет в доме, тогда… все этак… Глупостев много развелось на этом свете… Где быть тут порядку? Гм…
Около них на стульях сидят три старушки и с умилением глядят на их рты. В глазах у них написано удивление «уму-разуму». В углу стоит кум Гурий Маркович и рассматривает образа. В хозяйской спальной шум. Там барышни и кавалеры играют в лото. Ставка - копейка. Около стола стоит гимназист первого класса Коля и плачет. Ему хочется поиграть в лото, а его не пускают за стол. Разве он виноват, что он маленький и что у него нет копейки?
- Не реви, дурак! - увещевают его. - Ну, чего ревешь? Хочешь, чтоб мамаша высекла?
- Это кто ревет? Колька? - слышится из кухни голос маменьки. - Мало я его порола, пострела… Варвара Гурьевна, дерните его за ухо!
На хозяйской постели, покрытой полинялым ситцевым одеялом, сидят две барышни в розовых платьях. Перед ними стоит малый лет двадцати трех, служащий в страховом обществе, Копайский, en face очень похожий на кота. Он ухаживает.
- Я не намерен жениться, - говорит он, рисуясь и оттягивая пальцами от шеи высокие, режущие воротнички. - Женщина есть лучезарная точка в уме человеческом, но она может погубить человека. Злостное существо!
- А мужчины? Мужчина не может любить. Грубости всякие делает.
- Как вы наивны! Я не циник и не скептик, а все-таки понимаю, что мужчина завсегда будет стоять на высшей точке относительно чувств.
Из угла в угол, как волки в клетке, снуют сам Дядечкин и его первенец Гриша. У них души горят. За обедом они сильно выпили и теперь страстно желают опохмелиться… Дядечкин идет в кухню. Там хозяйка посыпает пирог толченым сахаром.
- Малаша, - говорит Дядечкин. - Закуску бы подать. Гостям закусить бы…
- Подождут… Сейчас выпьете и съедите все, а что я подам в двенадцать часов? Не помрете. Уходи… Не вертись перед носом!
- По рюмочке бы только, Малаша… Никакого тебе от этого дефицита не будет… Можно?
- Наказание! Уйди, тебе говорят! Ступай с гостями посиди! Чего в кухне толчешься?
Дядечкин глубоко вздыхает и выходит из кухни. Он идет поглядеть на часы. Стрелки показывают восемь минут двенадцатого. До желанного мига остается еще пятьдесят две минуты. Это ужасно! Ожидание выпивки самое тяжелое из ожиданий. Лучше пять часов прождать на морозе поезд, чем пять минут ожидать выпивки… Дядечкин с ненавистью глядит на часы и, походив немного, подвигает большую стрелку дальше на пять минут… А Гриша? Если Грише не дадут сейчас выпить, то он уйдет в трактир и там выпьет. Умирать от тоски он не согласен…
- Маменька, - говорит он, - гости сердятся, что вы закуски не подаете! Свинство одно только… Голодом морить!.. Дали бы по рюмке!
- Подождите… Мало осталось… Скоро уж… Не толчись в кухне.
Гриша хлопает дверью и идет в сотый раз поглядеть на часы. Большая стрелка безжалостна! Она почти на прежнем месте.
- Отстают! - утешает себя Гриша и указательным пальцем подвигает стрелку вперед на семь минут.
Мимо часов бежит Коля. Он останавливается перед ними и начинает считать время… Ему ужасно хочется поскорей дожить до того момента, когда крикнут «ура!». Стрелка своею неподвижностью колет его в самое сердце. Он взбирается на стул, робко оглядывается и похищает у вечности пять минут.
- Подите, поглядите, келер этиль?* - посылает одна из барышень Копайского. - Я умираю от нетерпения. Новый год ведь! Новое счастье!
* который час? (франц. quelle heure est-il).
Копайский шаркает обеими ногами и мчится к часам.
- Черт подери, - бормочет он, глядя на стрелки. - Как еще долго! А жрать страсть как хочется… Катьку беспременно поцелую, когда ура крикнут.
Копайский отходит от часов, останавливается… Подумав немного, он ворочается и укорачивает старый год на шесть минут. Дядечкин выпивает два стакана воды, но… горит душа! Он ходит, ходит, ходит… Жена то и дело гонит его из кухни. Бутылки, стоящие на окне, рвут его за душу. Что делать! Нет сил терпеть! Он опять хватается за последнее средство. Часы к его услугам. Он идет в детскую, где висят часы, и наталкивается на картину, неприятную его родительскому сердцу: перед часами стоит Гриша и двигает стрелку.
- Ты… ты… ты что это делаешь? А? Зачем ты стрелку подвинул? Дурак ты этакий! А? Зачем это? А?
Дядечкин кашляет, мнется, страшно морщится и машет рукой.
- Зачем? А-а-а… Да двигай же ее, штоб она сдохла, подлая! - говорит он и, оттолкнув сына от часов, подвигает стрелку.
До Нового года остается одиннадцать минут. Папаша и Гриша идут в зал и начинают приготовлять стол.
- Малаша! - кричит Дядечкин. - Сичас Новый год!
Меланья Тихоновна выбегает из кухни и идет проверить супруга… Она долго глядит на часы: муж не врет.
- Ну как тут быть? - шепчет она. - А ведь у меня еще горошек для ветчины не сварился! Гм. Наказание. Как я им подал!?
И, подумав немного, Меланья Тихоновна дрожащей рукой двигает большую стрелку назад. Старый год обратно получает двадцать минут.
- Подождут! - говорит хозяйка и бежит в кухню.
ГАДАЛЬЩИКИ И ГАДАЛЬЩИЦЫ
Старуха-нянюшка гадает папаше-интенданту.
- Дорога, - говорит она.
- Куда?
Нянюшка машет рукой на север. Лицо папаши бледнеет.
- Вы едете, - добавляет старуха, - а у вас на коленях мешок с деньгами…
По лицу папаши пробегает сияние.
Чиноша сидит за столом и при свете двух свеч глядит в зеркало. Он гадает: какого роста, цвета и темперамента будет его новый, еще пока не назначенный начальник. Он глядит в зеркало час, другой, третий… В глазах его бегают мурашки, прыгают палочки, летают перья, а начальника нет как нет! Ничего не видно, ни начальников, ни подчиненных. Проходит четвертый час, пятый… Наконец ему надоедает ожидать нового начальника. Он встает, машет рукой и вздыхает.
- Место остается вакантным, значит, - говорит он. - А это нехорошо. Нет больше зла, чем безначалие!
Барышня стоит на дворе за воротами и ждет прохожего. Ей нужно узнать, как будут звать ее суженого. Идет кто-то. Она быстро отворяет калитку и спрашивает:
- Как вас звать?
В ответ на свой вопрос она слышит мычанье и сквозь полуотворенную калитку видит большую темную голову… На голове рога…
«Пожалуй, верно, - думает барышня. - Разница только в морде».
Редактор ежедневной газеты садится погадать о судьбах своего детища.
- Оставьте! - говорят ему. - Охота вам себя расстраивать! Бросьте!
Редактор не слушает и глядит в кофейную гущу.
- Рисунков много, - говорит он. - Да черт их разберет… Это рукавицы… Это на ежа похоже… А вот нос… Точно у моего Макара… Теленок вот… Ничего не разберу!
Докторша гадает перед зеркалом и видит… гробы.
«Что-нибудь из двух, - думает она. - Или кто-нибудь умрет, или у моего мужа в этом году будет большая практика…»
КРИВОЕ ЗЕРКАЛО
Я и жена вошли в гостиную. Там пахло мохом и сыростью. Миллионы крыс и мышей бросились в стороны, когда мы осветили стены, не видавшие света в продолжение целого столетия. Когда мы затворили за собой дверь, пахнул ветер и зашевелил бумагу, стопами лежавшую в углах. Свет упал на эту бумагу, и мы увидели старинные письмена и средневековые изображения. На позеленевших от времени стенах висели портреты предков. Предки глядели надменно, сурово, как будто хотели сказать:
- Выпороть бы тебя, братец!
Шаги наши раздавались по всему дому. Моему кашлю отвечало эхо, то самое эхо, которое когда-то отвечало моим предкам…
А ветер выл и стонал. В каминной трубе кто-то плакал, и в этом плаче слышалось отчаяние. Крупные капли дождя стучали в темные, тусклые окна, и их стук наводил тоску.
- О, предки, предки! - сказал я, вздыхая значительно. - Если бы я был писателем, то, глядя на портреты, написал бы длинный роман. Ведь каждый из этих старцев был когда-то молод и у каждого или у каждой был роман… и какой роман! Взгляни, например, на эту старушку, мою прабабушку. Эта некрасивая, уродливая женщина имеет свою, в высшей степени интересную повесть. Видишь ли ты, - спросил я у жены, - видишь ли зеркало, которое висит там в углу?
И я указал жене на большое зеркало в черной бронзовой оправе, висевшее в углу около портрета моей прабабушки.
- Это зеркало обладает волшебными свойствами: оно погубило мою прабабушку. Она заплатила за него громадные деньги и не расставалась с ним до самой смерти. Она смотрелась в него дни и ночи, не переставая, смотрелась даже, когда пила и ела. Ложась спать, она всякий раз клала его с собой в постель и, умирая, просила положить его с ней вместе в гроб. Не исполнили ее желания только потому, что зеркало не влезло в гроб.
- Она была кокетка? - спросила жена.
- Положим. Но разве у нее не было других зеркал? Почему она так полюбила именно это зеркало, а не другое какое-нибудь? И разве у нее не было зеркал получше? Нет, тут, милая, кроется какая-то ужасная тайна. Не иначе. Предание говорит, что в зеркале сидит черт и что у прабабушки-де была слабость к чертям. Конечно, это вздор, но несомненно, что зеркало в бронзовой оправе обладает таинственной силой.
Я смахнул с зеркала пыль, поглядел в него и захохотал. Хохоту моему глухо ответило эхо. Зеркало было криво и физиономию мою скривило во все стороны: нос очутился на левой щеке, а подбородок раздвоился и полез в сторону.
- Странный вкус у моей прабабушки! - сказал я.
Жена нерешительно подошла к зеркалу, тоже взглянула в него - и тотчас же произошло нечто ужасное. Она побледнела, затряслась всеми членами и вскрикнула. Подсвечник выпал у нее из рук, покатился по полу, и свеча потухла. Нас окутал мрак. Тотчас же я услышал падение на пол чего-то тяжелого: то упала без чувств моя жена.
Ветер застонал еще жалобней, забегали крысы, в бумагах зашуршали мыши. Волосы мои стали дыбом и зашевелились, когда с окна сорвалась ставня и полетела вниз. В окне показалась луна…
Я схватил жену, обнял и вынес ее из жилища предков. Очнулась она только на другой день вечером.
- Зеркало! Дайте мне зеркало! - сказала она, приходя в себя. - Где зеркало?
Целую неделю потом она не пила, не ела, не спала, а все просила, чтобы ей принесли зеркало. Она рыдала, рвала волосы на голове, металась, и наконец, когда доктор объявил, что она может умереть от истощения и что положение ее в высшей степени опасно, я, пересиливая свой страх, опять спустился вниз и принес ей оттуда прабабушкино зеркало. Увидев его, она захохотала от счастья, потом схватила его, поцеловала и впилась в него глазами.
И вот прошло уже более десяти лет, а она все еще глядится в зеркало и не отрывается ни на одно мгновение.
- Неужели это я? - шепчет она, и на лице ее вместе с румянцем вспыхивает выражение блаженства и восторга. - Да, это я! Все лжет, кроме этого зеркала! Лгут люди, лжет муж! О, если бы я раньше увидела себя, если бы я знала, какая я на самом деле, то не вышла бы за этого человека! Он не достоин меня! У ног моих должны лежать самые прекрасные, самые благородные рыцари!..
Однажды, стоя позади жены, я нечаянно поглядел в зеркало и - открыл страшную тайну. В зеркале я увидел женщину ослепительной красоты, какой я не встречал никогда в жизни. Это было чудо природы, гармония красоты, изящества и любви. Но в чем же дело? Что случилось? Отчего моя некрасивая, неуклюжая жена в зеркале казалась такою прекрасной? Отчего?
А оттого, что кривое зеркало покривило некрасивое лицо моей жены во все стороны, и от такого перемещения его черт оно стало случайно прекрасным. Минус на минус дало плюс.
И теперь мы оба, я и жена, сидим перед зеркалом и, не отрываясь ни на одну минуту, смотрим в него: нос мой лезет на левую щеку, подбородок раздвоился и сдвинулся в сторону, но лицо жены очаровательно - и бешеная, безумная страсть овладевает мною.
- Ха-ха-ха! - дико хохочу я.
А жена шепчет едва слышно:
- Как я прекрасна!
ДВА РОМАНА
Если ты достиг возмужалости и кончил науки, то recipe: feminam unara* и приданого quantum satis*.
* бери: одну жену (лат.).
* сколько хочешь (лат.).
Я так и сделал: взял feminani imam (двух брать не дозволяется) и приданого. Еще древние порицали тех, которые, женясь, не берут приданого (Ихтиозавр, XII, 3).
Я прописал себе лошадей, бельэтаж, стал пить vinum gallicum rubrum* и купил себе шубу за 700 рублей. Одним словом, зажил lege artis*.
* красное французское вино (лат.).
* по правилам искусства (лат.).
Ее habitus* не плох. Рост средний. Окраска накожных покровов и слизистых оболочек нормальна, подкожно-клетчатый слой развит удовлетворительно. Грудь правильная, хрипов нет, дыхание везикулярное. Тоны сердца чисты.
* Стан, осанка (лат.).
В сфере психических явлений заметно только одно уклонение: она болтлива и криклива. Благодаря ее болтливости я страдаю гиперестезией правого слухового нерва. Когда я смотрю на язык больного, я вспоминаю жену, и это воспоминание производит во мне сердцебиение. Прав был тот философ, который сказал: «Lingua est hostis hominum amicusque diaboli et feminarum»*. Тем же недостатком страдает и mater feminae - теща (из разряда mammalia*).
* «Язык - враг людей и друг дьявола и женщин» (лат.).
* млекопитающих (лат.).
И когда они обе кричат 23 часа в сутки, я страдаю наклонностью к умопомешательству и самоубийству. По свидетельству моих уважаемых товарищей, девять десятых женщин страдают болезнью, которую Шарко назвал гиперестезией центра, заведующего речью. Шарко предлагает ампутацию языка.
Этой операцией он обещает избавить человечество от одной из страшных болезней, но, увы! Бильрот, неоднократно делавший эту операцию, говорит в своих классических мемуарах, что женщины научались после операции говорить пальцами и этим образом речи действовали на мужей еще хуже: они гипнотизировали мужей (Memor. Acad., 1878). Я предлагаю другое лечение (смотри мою диссертацию). Не отвергая ампутации языка, предложенной Шарко, и давая полную веру словам такого авторитета, как Бильрот, я предлагаю ампутацию языка соединить с ношением рукавиц. Мои наблюдения показали, что глухонемые, носящие рукавицы только с одним пальцем, бессловесны даже и тогда, когда бывают голодны.
II. РОМАН РЕПОРТЕРА
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ. НЕОКОНЧЕННОЕ
Женихи, где вы?!
Леля хлопнула дверью, послала ко всем чертям горничную, упала на постель и больно укусила подушку.
Сейчас только я узнала, что в ноябрьской книжке «Отечественных записок» (я либеральна, но сознайтесь же, что эта газета опьянела от реализма!) пропечатали мой журнал «Друг дам», издающийся в Москве. (Подписная цена: в Москве 6 р., а в других городах 7. В Петербург мы не пошлем ни одного номера, ни за какие деньги! В Петербурге живут все надсмешники.) Какой-то Н. М. (несомненно, мужчина) в своей статье «Забытая азбука» осмелился нападать на беззащитных женщин, издеваться над ними, страмить их, ненавистничать. - «Многие женщины и не подозревают, что в Москве у них есть друг», пишет он с эронией. Он смеется надо мной и над моими сотрудницами (бедные мои!) и над нашими открытиями, которые мы открыли в нашей редакции.
А между тем наши открытия достойны далеко не смеха. Мы, беззащитные, гордимся ими… Ах! Мы открыли, что эта черная земля, эти люди несчастны потому, что о п ь я н е л и о т р е а л и з м а. Мы открыли, что червонные валеты есть не что иное, как представители к р а й н е г о м а т е р и а л и з м а, погубившего мир. Разве это не правда? Мы боремся с реализмом и материализмом, хотя и не имеем понятия ни о том, ни о другом. Н. М. смеется над каждой статьей, глумится над каждым словом… Ну положим, мы безграмотны, рутинерки, боремся не за свое дело… Положим! Но ведь он же кавалер, cher redacteur!* Он кавалер, а мы дамы и беззащитные дамы! Мы женщины. Если бы он позволил себе сделать эту дерзость на балу, то его вывели бы.
* милый редактор (франц.).
А «Отечественные записки»… Осмелились! Я либеральна, но согласитесь же наконец, что этот жюрнал опьянел от реализма! Берегитесь, г. Щедрин! Настанет грозный час отмщения, и не спасет Вас Ваш материализм. Мы восторжествуем, и «Друг дам» избавит эту несчастную землю, этих людей от реализма и материализма!
Редакторша Богуславская.
Редакторша Богуславская.
Глава I
Я осторожно умокнул перо в чернильницу, неизвестно чего ради сконфузился, притаил дыхание и осторожно начертил свою фамилию. Обыкновенно я никогда в своей подписи не употреблял конечного «ера», теперь же употребил: начал его и закончил.
- Хочешь, я тебя погублю? - услышал я около своего уха голос и дыхание Петра Кузьмича.
- Каким образом?
- Возьму и погублю. Да. Хочешь? Хе-хе-хе…
- Здесь нельзя смеяться, Петр Кузьмич. Не забывайте, где вы находитесь. Улыбки менее чем уместны. Извините, но я полагаю… Это профанация, неуважение, так сказать…
- Хочешь, я тебя погублю?
- Каким образом? - спросил я.
- А таким… Как меня пять лет тому назад фон Кляузен погубил… Хе-хе-хе. Очень просто… Возьму около твоей фамилии и поставлю закорючку. Росчерк сделаю. Хе-хе-хе. Твою подпись неуважительной сделаю. Хочешь?
Я побледнел. Действительно, жизнь моя была в руках этого человека с сизым носом. Я поглядел с боязнью и с некоторым уважением на его зловещие глаза…
Как мало нужно для того, чтобы сковырнуть человека!
- Или капну чернилами около твоей подписи. Кляксу сделаю… Хочешь?
Наступило молчание. Он с сознанием своей силы, величавый, гордый, с губительным ядом в руке, я с сознанием своего бессилия, жалкий, готовый погибнуть - оба молчали… Он впился в мое бледное лицо своими буркалами, я избегал его взгляда…
- Я пошутил, - сказал он наконец. - Не бойся.
- О, благодарю вас! - сказал я и, полный благодарности, пожал ему руку.
- Пошутил… А все-таки могу… Помни… Ступай… Покедова пошутил… А там что бог даст…
ФИЛОСОФСКИЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЖИЗНИ
Жизнь нашу можно уподобить лежанию в бане на верхней полочке. Жарко, душно и туманно. Веник делает свое дело, банный лист липнет, и глазам больно от мыла. Отовсюду слышны возгласы: поддай пару! Тебе мылят голову и перебирают все твои косточки. Хорошо! (Сара Бернар).
Жизнь нашу можно уподобить сапогу порванному: вечно каши просит, но никто ему оной не дает. (Ж. Занд).
Жизнь нашу можно уподобить князю Мещерскому, который вечно толчется, вечно снует, восклицает, стонет и машет руками, вечно рождается и умирает, но никогда не видит плодов от дел своих. Вечно родит, но все рождаемое - мертворожденно. (Бокль).
Жизнь нашу можно уподобить безумцу, ведущему самого себя в квартал и пишущему на себя кляузу. (Коклен).
Жизнь наша подобна газете, которой уже объявлено второе предостережение. (Кант).
Жизнь нашу нельзя уподобить письму, которое не опасно читать вслух, по можно уподобить письму, боящемуся не дойти по адресу. (Дрэпер).
Жизнь наша подобна ящику в наборной, наполненному знаками препинания. (Конфуций)
Жизнь наша подобна старой деве, не теряющей надежды выйти замуж, и морде, покрытой прыщами и морщинами: некрасивая морда, но обижается, когда бьют ее. (Араби-паша).
Жизнь нашу, наконец, можно уподобить уху отмороженному, которое не отрезывают только потому, что надеются на его, уха, выздоровление. (Шарко).
***
Жизнь нашу можно уподобить сапогу порванному: вечно каши просит, но никто ему оной не дает. (Ж. Занд).
***
Жизнь нашу можно уподобить князю Мещерскому, который вечно толчется, вечно снует, восклицает, стонет и машет руками, вечно рождается и умирает, но никогда не видит плодов от дел своих. Вечно родит, но все рождаемое - мертворожденно. (Бокль).
***
Жизнь нашу можно уподобить безумцу, ведущему самого себя в квартал и пишущему на себя кляузу. (Коклен).
***
Жизнь наша подобна газете, которой уже объявлено второе предостережение. (Кант).
***
Жизнь нашу нельзя уподобить письму, которое не опасно читать вслух, по можно уподобить письму, боящемуся не дойти по адресу. (Дрэпер).
***
Жизнь наша подобна ящику в наборной, наполненному знаками препинания. (Конфуций)
***
Жизнь наша подобна старой деве, не теряющей надежды выйти замуж, и морде, покрытой прыщами и морщинами: некрасивая морда, но обижается, когда бьют ее. (Араби-паша).
***
Жизнь нашу, наконец, можно уподобить уху отмороженному, которое не отрезывают только потому, что надеются на его, уха, выздоровление. (Шарко).
Из разных философских сочинений
повычерпнул Антоша Чехонте.
МОШЕННИКИ ПОНЕВОЛЕ
(НОВОГОДНЯЯ ПОБРЕХУШКА)
У Захара Кузьмича Дядечкина вечер. Встречают Новый год и поздравляют с днем ангела хозяйку Меланью Тихоновну.
Гостей много. Народ все почтенный, солидный, трезвый и положительный. Прохвоста ни одного. На лицах умиление, приятность и чувство собственного достоинства. В зале на большом клеенчатом диване сидят квартирный хозяин Гусев и лавочник Размахалов, у которого Дядечкины забирают по книжке. Толкуют они о женихах и дочерях.
- Нонче трудно найти человека, - говорит Гусев. - Который непьющий и обстоятельный… человек, который работающий… Трудно!
- Главное в доме - порядок, Алексей Василич! Этого не будет, когда в доме не будет того… который… в доме порядок…
- Порядка коли нет в доме, тогда… все этак… Глупостев много развелось на этом свете… Где быть тут порядку? Гм…
Около них на стульях сидят три старушки и с умилением глядят на их рты. В глазах у них написано удивление «уму-разуму». В углу стоит кум Гурий Маркович и рассматривает образа. В хозяйской спальной шум. Там барышни и кавалеры играют в лото. Ставка - копейка. Около стола стоит гимназист первого класса Коля и плачет. Ему хочется поиграть в лото, а его не пускают за стол. Разве он виноват, что он маленький и что у него нет копейки?
- Не реви, дурак! - увещевают его. - Ну, чего ревешь? Хочешь, чтоб мамаша высекла?
- Это кто ревет? Колька? - слышится из кухни голос маменьки. - Мало я его порола, пострела… Варвара Гурьевна, дерните его за ухо!
На хозяйской постели, покрытой полинялым ситцевым одеялом, сидят две барышни в розовых платьях. Перед ними стоит малый лет двадцати трех, служащий в страховом обществе, Копайский, en face очень похожий на кота. Он ухаживает.
- Я не намерен жениться, - говорит он, рисуясь и оттягивая пальцами от шеи высокие, режущие воротнички. - Женщина есть лучезарная точка в уме человеческом, но она может погубить человека. Злостное существо!
- А мужчины? Мужчина не может любить. Грубости всякие делает.
- Как вы наивны! Я не циник и не скептик, а все-таки понимаю, что мужчина завсегда будет стоять на высшей точке относительно чувств.
Из угла в угол, как волки в клетке, снуют сам Дядечкин и его первенец Гриша. У них души горят. За обедом они сильно выпили и теперь страстно желают опохмелиться… Дядечкин идет в кухню. Там хозяйка посыпает пирог толченым сахаром.
- Малаша, - говорит Дядечкин. - Закуску бы подать. Гостям закусить бы…
- Подождут… Сейчас выпьете и съедите все, а что я подам в двенадцать часов? Не помрете. Уходи… Не вертись перед носом!
- По рюмочке бы только, Малаша… Никакого тебе от этого дефицита не будет… Можно?
- Наказание! Уйди, тебе говорят! Ступай с гостями посиди! Чего в кухне толчешься?
Дядечкин глубоко вздыхает и выходит из кухни. Он идет поглядеть на часы. Стрелки показывают восемь минут двенадцатого. До желанного мига остается еще пятьдесят две минуты. Это ужасно! Ожидание выпивки самое тяжелое из ожиданий. Лучше пять часов прождать на морозе поезд, чем пять минут ожидать выпивки… Дядечкин с ненавистью глядит на часы и, походив немного, подвигает большую стрелку дальше на пять минут… А Гриша? Если Грише не дадут сейчас выпить, то он уйдет в трактир и там выпьет. Умирать от тоски он не согласен…
- Маменька, - говорит он, - гости сердятся, что вы закуски не подаете! Свинство одно только… Голодом морить!.. Дали бы по рюмке!
- Подождите… Мало осталось… Скоро уж… Не толчись в кухне.
Гриша хлопает дверью и идет в сотый раз поглядеть на часы. Большая стрелка безжалостна! Она почти на прежнем месте.
- Отстают! - утешает себя Гриша и указательным пальцем подвигает стрелку вперед на семь минут.
Мимо часов бежит Коля. Он останавливается перед ними и начинает считать время… Ему ужасно хочется поскорей дожить до того момента, когда крикнут «ура!». Стрелка своею неподвижностью колет его в самое сердце. Он взбирается на стул, робко оглядывается и похищает у вечности пять минут.
- Подите, поглядите, келер этиль?* - посылает одна из барышень Копайского. - Я умираю от нетерпения. Новый год ведь! Новое счастье!
____________________
* который час? (франц. quelle heure est-il).
Копайский шаркает обеими ногами и мчится к часам.
- Черт подери, - бормочет он, глядя на стрелки. - Как еще долго! А жрать страсть как хочется… Катьку беспременно поцелую, когда ура крикнут.
Копайский отходит от часов, останавливается… Подумав немного, он ворочается и укорачивает старый год на шесть минут. Дядечкин выпивает два стакана воды, но… горит душа! Он ходит, ходит, ходит… Жена то и дело гонит его из кухни. Бутылки, стоящие на окне, рвут его за душу. Что делать! Нет сил терпеть! Он опять хватается за последнее средство. Часы к его услугам. Он идет в детскую, где висят часы, и наталкивается на картину, неприятную его родительскому сердцу: перед часами стоит Гриша и двигает стрелку.
- Ты… ты… ты что это делаешь? А? Зачем ты стрелку подвинул? Дурак ты этакий! А? Зачем это? А?
Дядечкин кашляет, мнется, страшно морщится и машет рукой.
- Зачем? А-а-а… Да двигай же ее, штоб она сдохла, подлая! - говорит он и, оттолкнув сына от часов, подвигает стрелку.
До Нового года остается одиннадцать минут. Папаша и Гриша идут в зал и начинают приготовлять стол.
- Малаша! - кричит Дядечкин. - Сичас Новый год!
Меланья Тихоновна выбегает из кухни и идет проверить супруга… Она долго глядит на часы: муж не врет.
- Ну как тут быть? - шепчет она. - А ведь у меня еще горошек для ветчины не сварился! Гм. Наказание. Как я им подал!?
И, подумав немного, Меланья Тихоновна дрожащей рукой двигает большую стрелку назад. Старый год обратно получает двадцать минут.
- Подождут! - говорит хозяйка и бежит в кухню.
ГАДАЛЬЩИКИ И ГАДАЛЬЩИЦЫ
(ПОДНОВОГОДНИЕ КАРТИНКИ)
Старуха-нянюшка гадает папаше-интенданту.
- Дорога, - говорит она.
- Куда?
Нянюшка машет рукой на север. Лицо папаши бледнеет.
- Вы едете, - добавляет старуха, - а у вас на коленях мешок с деньгами…
По лицу папаши пробегает сияние.
***
Чиноша сидит за столом и при свете двух свеч глядит в зеркало. Он гадает: какого роста, цвета и темперамента будет его новый, еще пока не назначенный начальник. Он глядит в зеркало час, другой, третий… В глазах его бегают мурашки, прыгают палочки, летают перья, а начальника нет как нет! Ничего не видно, ни начальников, ни подчиненных. Проходит четвертый час, пятый… Наконец ему надоедает ожидать нового начальника. Он встает, машет рукой и вздыхает.
- Место остается вакантным, значит, - говорит он. - А это нехорошо. Нет больше зла, чем безначалие!
***
Барышня стоит на дворе за воротами и ждет прохожего. Ей нужно узнать, как будут звать ее суженого. Идет кто-то. Она быстро отворяет калитку и спрашивает:
- Как вас звать?
В ответ на свой вопрос она слышит мычанье и сквозь полуотворенную калитку видит большую темную голову… На голове рога…
«Пожалуй, верно, - думает барышня. - Разница только в морде».
***
Редактор ежедневной газеты садится погадать о судьбах своего детища.
- Оставьте! - говорят ему. - Охота вам себя расстраивать! Бросьте!
Редактор не слушает и глядит в кофейную гущу.
- Рисунков много, - говорит он. - Да черт их разберет… Это рукавицы… Это на ежа похоже… А вот нос… Точно у моего Макара… Теленок вот… Ничего не разберу!
***
Докторша гадает перед зеркалом и видит… гробы.
«Что-нибудь из двух, - думает она. - Или кто-нибудь умрет, или у моего мужа в этом году будет большая практика…»
КРИВОЕ ЗЕРКАЛО
(СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ)
Я и жена вошли в гостиную. Там пахло мохом и сыростью. Миллионы крыс и мышей бросились в стороны, когда мы осветили стены, не видавшие света в продолжение целого столетия. Когда мы затворили за собой дверь, пахнул ветер и зашевелил бумагу, стопами лежавшую в углах. Свет упал на эту бумагу, и мы увидели старинные письмена и средневековые изображения. На позеленевших от времени стенах висели портреты предков. Предки глядели надменно, сурово, как будто хотели сказать:
- Выпороть бы тебя, братец!
Шаги наши раздавались по всему дому. Моему кашлю отвечало эхо, то самое эхо, которое когда-то отвечало моим предкам…
А ветер выл и стонал. В каминной трубе кто-то плакал, и в этом плаче слышалось отчаяние. Крупные капли дождя стучали в темные, тусклые окна, и их стук наводил тоску.
- О, предки, предки! - сказал я, вздыхая значительно. - Если бы я был писателем, то, глядя на портреты, написал бы длинный роман. Ведь каждый из этих старцев был когда-то молод и у каждого или у каждой был роман… и какой роман! Взгляни, например, на эту старушку, мою прабабушку. Эта некрасивая, уродливая женщина имеет свою, в высшей степени интересную повесть. Видишь ли ты, - спросил я у жены, - видишь ли зеркало, которое висит там в углу?
И я указал жене на большое зеркало в черной бронзовой оправе, висевшее в углу около портрета моей прабабушки.
- Это зеркало обладает волшебными свойствами: оно погубило мою прабабушку. Она заплатила за него громадные деньги и не расставалась с ним до самой смерти. Она смотрелась в него дни и ночи, не переставая, смотрелась даже, когда пила и ела. Ложась спать, она всякий раз клала его с собой в постель и, умирая, просила положить его с ней вместе в гроб. Не исполнили ее желания только потому, что зеркало не влезло в гроб.
- Она была кокетка? - спросила жена.
- Положим. Но разве у нее не было других зеркал? Почему она так полюбила именно это зеркало, а не другое какое-нибудь? И разве у нее не было зеркал получше? Нет, тут, милая, кроется какая-то ужасная тайна. Не иначе. Предание говорит, что в зеркале сидит черт и что у прабабушки-де была слабость к чертям. Конечно, это вздор, но несомненно, что зеркало в бронзовой оправе обладает таинственной силой.
Я смахнул с зеркала пыль, поглядел в него и захохотал. Хохоту моему глухо ответило эхо. Зеркало было криво и физиономию мою скривило во все стороны: нос очутился на левой щеке, а подбородок раздвоился и полез в сторону.
- Странный вкус у моей прабабушки! - сказал я.
Жена нерешительно подошла к зеркалу, тоже взглянула в него - и тотчас же произошло нечто ужасное. Она побледнела, затряслась всеми членами и вскрикнула. Подсвечник выпал у нее из рук, покатился по полу, и свеча потухла. Нас окутал мрак. Тотчас же я услышал падение на пол чего-то тяжелого: то упала без чувств моя жена.
Ветер застонал еще жалобней, забегали крысы, в бумагах зашуршали мыши. Волосы мои стали дыбом и зашевелились, когда с окна сорвалась ставня и полетела вниз. В окне показалась луна…
Я схватил жену, обнял и вынес ее из жилища предков. Очнулась она только на другой день вечером.
- Зеркало! Дайте мне зеркало! - сказала она, приходя в себя. - Где зеркало?
Целую неделю потом она не пила, не ела, не спала, а все просила, чтобы ей принесли зеркало. Она рыдала, рвала волосы на голове, металась, и наконец, когда доктор объявил, что она может умереть от истощения и что положение ее в высшей степени опасно, я, пересиливая свой страх, опять спустился вниз и принес ей оттуда прабабушкино зеркало. Увидев его, она захохотала от счастья, потом схватила его, поцеловала и впилась в него глазами.
И вот прошло уже более десяти лет, а она все еще глядится в зеркало и не отрывается ни на одно мгновение.
- Неужели это я? - шепчет она, и на лице ее вместе с румянцем вспыхивает выражение блаженства и восторга. - Да, это я! Все лжет, кроме этого зеркала! Лгут люди, лжет муж! О, если бы я раньше увидела себя, если бы я знала, какая я на самом деле, то не вышла бы за этого человека! Он не достоин меня! У ног моих должны лежать самые прекрасные, самые благородные рыцари!..
Однажды, стоя позади жены, я нечаянно поглядел в зеркало и - открыл страшную тайну. В зеркале я увидел женщину ослепительной красоты, какой я не встречал никогда в жизни. Это было чудо природы, гармония красоты, изящества и любви. Но в чем же дело? Что случилось? Отчего моя некрасивая, неуклюжая жена в зеркале казалась такою прекрасной? Отчего?
А оттого, что кривое зеркало покривило некрасивое лицо моей жены во все стороны, и от такого перемещения его черт оно стало случайно прекрасным. Минус на минус дало плюс.
И теперь мы оба, я и жена, сидим перед зеркалом и, не отрываясь ни на одну минуту, смотрим в него: нос мой лезет на левую щеку, подбородок раздвоился и сдвинулся в сторону, но лицо жены очаровательно - и бешеная, безумная страсть овладевает мною.
- Ха-ха-ха! - дико хохочу я.
А жена шепчет едва слышно:
- Как я прекрасна!
ДВА РОМАНА
I. РОМАН ДОКТОРА
Если ты достиг возмужалости и кончил науки, то recipe: feminam unara* и приданого quantum satis*.
____________________
* бери: одну жену (лат.).
* сколько хочешь (лат.).
Я так и сделал: взял feminani imam (двух брать не дозволяется) и приданого. Еще древние порицали тех, которые, женясь, не берут приданого (Ихтиозавр, XII, 3).
Я прописал себе лошадей, бельэтаж, стал пить vinum gallicum rubrum* и купил себе шубу за 700 рублей. Одним словом, зажил lege artis*.
____________________
* красное французское вино (лат.).
* по правилам искусства (лат.).
Ее habitus* не плох. Рост средний. Окраска накожных покровов и слизистых оболочек нормальна, подкожно-клетчатый слой развит удовлетворительно. Грудь правильная, хрипов нет, дыхание везикулярное. Тоны сердца чисты.
____________________
* Стан, осанка (лат.).
В сфере психических явлений заметно только одно уклонение: она болтлива и криклива. Благодаря ее болтливости я страдаю гиперестезией правого слухового нерва. Когда я смотрю на язык больного, я вспоминаю жену, и это воспоминание производит во мне сердцебиение. Прав был тот философ, который сказал: «Lingua est hostis hominum amicusque diaboli et feminarum»*. Тем же недостатком страдает и mater feminae - теща (из разряда mammalia*).
____________________
* «Язык - враг людей и друг дьявола и женщин» (лат.).
* млекопитающих (лат.).
И когда они обе кричат 23 часа в сутки, я страдаю наклонностью к умопомешательству и самоубийству. По свидетельству моих уважаемых товарищей, девять десятых женщин страдают болезнью, которую Шарко назвал гиперестезией центра, заведующего речью. Шарко предлагает ампутацию языка.
Этой операцией он обещает избавить человечество от одной из страшных болезней, но, увы! Бильрот, неоднократно делавший эту операцию, говорит в своих классических мемуарах, что женщины научались после операции говорить пальцами и этим образом речи действовали на мужей еще хуже: они гипнотизировали мужей (Memor. Acad., 1878). Я предлагаю другое лечение (смотри мою диссертацию). Не отвергая ампутации языка, предложенной Шарко, и давая полную веру словам такого авторитета, как Бильрот, я предлагаю ампутацию языка соединить с ношением рукавиц. Мои наблюдения показали, что глухонемые, носящие рукавицы только с одним пальцем, бессловесны даже и тогда, когда бывают голодны.
II. РОМАН РЕПОРТЕРА
Прямой носик, дивный бюстик, чудные волосы, прелестные глазки - ни одной опечатки! Прокорректировал и женился.
- Ты должна будешь принадлежать только одному мне! - сказал я ей, женясь. - Розничную продажу безусловно запрещаю! Помни!
На другой день после свадьбы я уже заметил в своей жене некоторую перемену. Волосы были жиже, щеки не так интересно-бледны, ресницы не адски черны, а рыжи. Движения уже были не так мягки, слова не так нежны. Увы! Жена есть невеста, наполовину зачеркнутая цензурой!
В первом полугодии я застал у нее фендрика, который лобызал ее (фендрики любят gratis'ные* удовольствия). Я объявил ей первое предостережение и во второй раз, строго-настрого, воспретил розничную продажу.
* даровые (лат.).
Во втором полугодии она подарила меня премией: у меня родился сынишка. Я поглядел на него, поглядел на себя в зеркало, опять поглядел на него и сказал жене:
- Сюжет заимствован, матушка! По роже вижу! Не обманешь!
Сказал и объявил ей второе предостережение с воспрещением попадаться мне на глаза в продолжение трех месяцев.
Но эти меры не подействовали. На втором году у моей жены был уже не один фендрик, а несколько. Видя ее нераскаяние и не желая делиться со своими сотрудниками, я объявил ей третье предостережение и выслал ее вместе с премией на родину под надзор родителей, где она находится доселе.
Гонорар родителям за кормление жены высылается ежемесячно.
- Ты должна будешь принадлежать только одному мне! - сказал я ей, женясь. - Розничную продажу безусловно запрещаю! Помни!
На другой день после свадьбы я уже заметил в своей жене некоторую перемену. Волосы были жиже, щеки не так интересно-бледны, ресницы не адски черны, а рыжи. Движения уже были не так мягки, слова не так нежны. Увы! Жена есть невеста, наполовину зачеркнутая цензурой!
В первом полугодии я застал у нее фендрика, который лобызал ее (фендрики любят gratis'ные* удовольствия). Я объявил ей первое предостережение и во второй раз, строго-настрого, воспретил розничную продажу.
____________________
* даровые (лат.).
Во втором полугодии она подарила меня премией: у меня родился сынишка. Я поглядел на него, поглядел на себя в зеркало, опять поглядел на него и сказал жене:
- Сюжет заимствован, матушка! По роже вижу! Не обманешь!
Сказал и объявил ей второе предостережение с воспрещением попадаться мне на глаза в продолжение трех месяцев.
Но эти меры не подействовали. На втором году у моей жены был уже не один фендрик, а несколько. Видя ее нераскаяние и не желая делиться со своими сотрудниками, я объявил ей третье предостережение и выслал ее вместе с премией на родину под надзор родителей, где она находится доселе.
Гонорар родителям за кормление жены высылается ежемесячно.
____________________
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ. НЕОКОНЧЕННОЕ
____________________
РОМАН
Женихи, где вы?!
Леля хлопнула дверью, послала ко всем чертям горничную, упала на постель и больно укусила подушку.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Милостивый государь г. Редактор!
Сейчас только я узнала, что в ноябрьской книжке «Отечественных записок» (я либеральна, но сознайтесь же, что эта газета опьянела от реализма!) пропечатали мой журнал «Друг дам», издающийся в Москве. (Подписная цена: в Москве 6 р., а в других городах 7. В Петербург мы не пошлем ни одного номера, ни за какие деньги! В Петербурге живут все надсмешники.) Какой-то Н. М. (несомненно, мужчина) в своей статье «Забытая азбука» осмелился нападать на беззащитных женщин, издеваться над ними, страмить их, ненавистничать. - «Многие женщины и не подозревают, что в Москве у них есть друг», пишет он с эронией. Он смеется надо мной и над моими сотрудницами (бедные мои!) и над нашими открытиями, которые мы открыли в нашей редакции.
А между тем наши открытия достойны далеко не смеха. Мы, беззащитные, гордимся ими… Ах! Мы открыли, что эта черная земля, эти люди несчастны потому, что о п ь я н е л и о т р е а л и з м а. Мы открыли, что червонные валеты есть не что иное, как представители к р а й н е г о м а т е р и а л и з м а, погубившего мир. Разве это не правда? Мы боремся с реализмом и материализмом, хотя и не имеем понятия ни о том, ни о другом. Н. М. смеется над каждой статьей, глумится над каждым словом… Ну положим, мы безграмотны, рутинерки, боремся не за свое дело… Положим! Но ведь он же кавалер, cher redacteur!* Он кавалер, а мы дамы и беззащитные дамы! Мы женщины. Если бы он позволил себе сделать эту дерзость на балу, то его вывели бы.
____________________
* милый редактор (франц.).
А «Отечественные записки»… Осмелились! Я либеральна, но согласитесь же наконец, что этот жюрнал опьянел от реализма! Берегитесь, г. Щедрин! Настанет грозный час отмщения, и не спасет Вас Ваш материализм. Мы восторжествуем, и «Друг дам» избавит эту несчастную землю, этих людей от реализма и материализма!
Редакторша Богуславская.
P. S. Сейчас я заглянула в словарь Бурдона «40000 иностранных слов»… Теперь я знаю, что значит реализм и материализм.
Бедные, как мне вас жаль!
* Я… Я говорю, что (франц.).
Принимается подписка на журнал «Друг дам»* (A propos: Зри «Отечеств, зап.», 82, 11, «Забытая азбука». Н. М.), издающийся в Москве. В будущем году будут напечатаны между прочим следующие статьи:
* Мало известный, в Питере вовсе неизвестный, но тем не менее подленький журналишко. - Примеч. для ред.
1) Мы опьянели от реализма. Фантазия странницы Баклушиной.
2) Червонные валеты как представители крайнего материализма. Рассуждение классной дамы А. К.
3) Qul est ce que ce* Щедрин? Полемическое одеколонотолчение богомолки Хевронии…
* Кто такой (франц.).
И многие другие. Вообще мы поставили себе задачей борьбу с реализмом, рационализмом, материализмом и индифферентизмом. Косметические средства, балет и воспитание детей занимают в нашей программе не последнее место. Во избежание ошибок и недоразумений, которыми испещрили мы истекший год, мы приобрели словарь Бурдона «40000 иностранных слов». Теперь мы будем знать, что значит реализм и материализм!
Бедные, как мне вас жаль!
J'… Je dis que*
____________________
* Я… Я говорю, что (франц.).
РЕКЛАМЫ И ОБЪЯВЛЕНИЯ
Принимается подписка на журнал «Друг дам»* (A propos: Зри «Отечеств, зап.», 82, 11, «Забытая азбука». Н. М.), издающийся в Москве. В будущем году будут напечатаны между прочим следующие статьи:
____________________
* Мало известный, в Питере вовсе неизвестный, но тем не менее подленький журналишко. - Примеч. для ред.
1) Мы опьянели от реализма. Фантазия странницы Баклушиной.
2) Червонные валеты как представители крайнего материализма. Рассуждение классной дамы А. К.
3) Qul est ce que ce* Щедрин? Полемическое одеколонотолчение богомолки Хевронии…
____________________
* Кто такой (франц.).
И многие другие. Вообще мы поставили себе задачей борьбу с реализмом, рационализмом, материализмом и индифферентизмом. Косметические средства, балет и воспитание детей занимают в нашей программе не последнее место. Во избежание ошибок и недоразумений, которыми испещрили мы истекший год, мы приобрели словарь Бурдона «40000 иностранных слов». Теперь мы будем знать, что значит реализм и материализм!
Редакторша Богуславская.
Нужны ВОДОВОЗЫ для пополнения пустых мест. Москва, редакция «Будильника».
Вышли из печати новые книги.
Об отмене пошлины на бамбуковые палки, вывозимые из Китая. Брошюра.
Искусственное разведение ежей. Для фабрикующих рукавицы. Соч. отставного, прапорщика, ныне сельскохозяина Раздавилова. Ц. 15 к.
Путеводитель по Сибири и ее окраинам. Сод.: I. Лучшие рестораны. II. Портные, каретники и куаферы. III. Адресы «этих» дам. IV. Указатель богатых невест. V. Из памятной книжки Юханцева. Книга, необходимая для гг. интендантов и кассиров. Издание Буша и Макшеева. Ц. 3 р. 50.
Вышли из печати новые книги.
Об отмене пошлины на бамбуковые палки, вывозимые из Китая. Брошюра.
Ц. 40.
Искусственное разведение ежей. Для фабрикующих рукавицы. Соч. отставного, прапорщика, ныне сельскохозяина Раздавилова. Ц. 15 к.
Путеводитель по Сибири и ее окраинам. Сод.: I. Лучшие рестораны. II. Портные, каретники и куаферы. III. Адресы «этих» дам. IV. Указатель богатых невест. V. Из памятной книжки Юханцева. Книга, необходимая для гг. интендантов и кассиров. Издание Буша и Макшеева. Ц. 3 р. 50.
ТАЙНЫ СТА СОРОКА ЧЕТЫРЕХ КАТАСТРОФ,
или РУССКИЙ РОКАМБОЛЬ
(ОГРОМНЕЙШИЙ РОМАН В СЖАТОМ ВИДЕ)
Перевод с французского
Глава I
Была полночь. Природа капризничала, как старая дева. Месяц зарылся в черные тучи и не глядел на землю. Осенний дождь с остервенением стучал в окна… Гнулись дубы и ломались сосны. Ветер стонал, как озлобленный, и рвал все и вся…
Стонущие и воющие от ветра телеграфные проволоки несли из Таганрога в Скопин следующую телеграмму: «Скопин. Кавалеру ордена Льва и Солнца Рыкову. Все погибло. Он донес. Я заключен в темницу. В таможне аресты. Ужасно! Напрасно Узембло не уступил ему этой женщины. Ответ не уплочен. М. Вальяно».
Прочитав эту телеграмму, Рыков побледнел, но пошагав немного, он улыбнулся. Лицо его прояснилось. Он позвонил…
Вошел слуга.
- Свентицкий еще не уехал? - спросил Рыков.
Стонущие и воющие от ветра телеграфные проволоки несли из Таганрога в Скопин следующую телеграмму: «Скопин. Кавалеру ордена Льва и Солнца Рыкову. Все погибло. Он донес. Я заключен в темницу. В таможне аресты. Ужасно! Напрасно Узембло не уступил ему этой женщины. Ответ не уплочен. М. Вальяно».
Прочитав эту телеграмму, Рыков побледнел, но пошагав немного, он улыбнулся. Лицо его прояснилось. Он позвонил…
Вошел слуга.
- Свентицкий еще не уехал? - спросил Рыков.