Страница:
Он взмахнул молотом, и стальное навершие обрушилось на меня, как весть о том, что пора сделать богатое приношение Синедриону.
Я рванулся в сторону, и удар прошел вскользь.
Серый костюм порвался, а ребра обожгло так, словно их ужалила степная вивверна.
Моя рука рванула рубильник, и мифриловое сверло завертелось. Я надавил на рукоять, стержень развернулся, и глубоко вошел в мускулистое тело гнолла.
В точности там, где была раньше татуировка.
Лисоглав дернулся, пытаясь соскочить со сверла. Он выпустил молот, и оружие гулко ударилось о каменный пол. Обеими руками, гнолл схватился за вертящийся стержень. Острые лезвия сорвали кожу с его ладоней и разметали плоть.
Вокруг полетели окровавленные обрубки костей.
Тело воина дергалось, пока мифриловое сверло крошило ему внутренности. Я вновь повернул рубильник, и лисоглав медленно соскользнул со стержня.
Кровь лилась с вертящихся лезвий, и падала в его распахнутый рот.
– Вот классно! – бормотал дворф, все еще пытаясь подняться. – Ну прямо как индейку разрезал. Жаль, не с кем поспорить было, а так бы я на тебя поставил.
Я шагнул к нему, и меня пронзила острая боль.
Критский муравей взобрался мне на ботинок. Залез под брюки, поднялся по ноге и ужалил.
Агония захлестнула меня. Я упал на одно колено, и машинально уперся рукой об пол. Сразу же на нее взобрались три муравья; двух я успел смахнуть, третий меня укусил.
Я медленно распрямился.
Мне было совсем плохо. Я понял, что не смогу добраться до дверей, – не говоря уже о том, чтобы освободить остальных. Похоже, я так и умру в этой зале.
Весь пол был усеян алыми муравьями.
Тусклая мысль стучала в моем сознании. Нужно взобраться на стол, там они тебя не достанут. По крайней мере, пока.
Но сил на это не оставалось.
Я сделал шаг, другой, и упал на колени.
Яд быстро растекался по моему телу.
Очень хотелось вновь опереться рукой о пол, но я знал, что делать это нельзя.
Мой кричащий мозг застыли между этими двумя мыслями, и перекатывался между ними. Потом огненная волна охватила меня, и я упал мордой вниз.
– У тебя уши подгорели.
Кто-то помог мне встать. Потом дал пару пощечин.
– Нет, дамы, – пробормотал я. – Я платил только за игры в лошадок.
– Может, ему еще врезать?
– Да нет, ты ему башку оторвешь. Дай я.
Этот голос я помнил. Он принадлежал дворфу, который был прикован к столу. Теперь подгорный вскарабкался на гранитную плиту… Тролль, как он успел освободиться? И запихнул мне в рот что-то склизкое и вонючее.
– Жуй, ушастый.
– Что это за дрянь? – спросил я.
Алые круги постепенно тухли. Боль стала сильнее, я глухо застонал, – но сознание прояснялось.
– Муравьишко давленый, – ответил дворф. – От ихнего яда лучше лекарство.
Он спрыгнул со стола.
Я попытался шагнуть вперед, и меня качнуло.
Девушка взяла меня за руку.
– Как ты освободилась? – с подозрением спросил я.
Черт, такие сложные замки могут раскрывать только эльфы…
Может, это подстава?
– Меня кто-то научил, – ответила девушка.
Такой ответ меня не устроил.
Куда делись все муравьи?
Я посмотрел под ноги. Бурые тельца устилали каменный пол. Многие превратились в горячий пепел. Другие обуглились, третьи все еще пытались двигаться.
Впрочем, их было немного.
– Огненный шар, – пояснила девушка, поиграв пальцами. – Но надо спешить, скоро еще появятся.
Я бросил взгляд на сам муравейник. Он превратился в тлеющую груду пепла. На ней уже сновали новые существа, отстраивая свое логово.
Живучие твари.
Говорят, их вывели кобольды, во время Шестых мифриловых войн. Они запускали критских муравьев в подземелья, где жили свирфнебблины, – и через пару часов, от гарнизонов подземных крепостей оставалось лишь кровавое месиво.
Когда читаешь такое в книгах по истории, – это кажется интересным.
Но увидеть критского муравья вживую…
Лучше бы я не читал таких страшных книжек.
– Быстро освободим пятого и пошли, – велел я.
– А вот этого бы я не делал, – протянул дворф.
Я быстро шагнул к последнему столу.
– Это же некромант, – тихо тараторил подгорный. – Они добрыми не бывают. Убьет нас, к червивой матери. Ты видишь? У него и наручники, не как у других. Серебряные.
Умертвие открыло глаза.
– Освободи меня, эльф, – властно приказал чародей. – Без меня ты не выйдешь из подземелья.
– А вот это еще вопрос вопросов! – отрезал дворф.
Я повернулся к девушке.
– Сестричка, – произнес я.
Отшвырнул к стене, и приставил ей кочергу к горлу.
– Видишь руны Молчания? Здесь нельзя творить магию. Никакую. Откуда же у тебя тот огненный шар?
Глаза незнакомки вспыхнули, из волос появились острые рожки.
– Это не магия, – ответила демонесса. – Это абилка. Или никогда не видел дочь мрака?
– Она же из Преисподней, – замахал дворф руками. – Да ладно, пошли. Не видите, – муравьи уже просыпаются.
– Освободи меня, – снова приказал некромант.
Алые твари уже наполовину отстроили муравейник. Я знал, что они не бросятся на нас, пока не закончат свою работу. Но трудились они ой как быстро, – гоблинам бы поучиться.
– Сколько файерболлов осталось? – отрывисто спросил я, оглядывая замки.
– Ни одного, – обиделась дочь мрака. – Я только что колледж закончила.
Да, обычно юные демоны и этого не умеют.
И на том спасибо.
– Пообещай, что не устроишь подлянку, – сказал я волшебнику, открывая кандалы.
– Да что ты делаешь, дурень? – верещал дворф, хватая меня за фалды. – Он же нас всех прикончит. У некромантов знаешь, абилок сколько? Только серебро его и держит пока, а как эта гадина вырвется… Да останови же его, дивчина!
Девушка замерла, впившись глазами в стену.
Что она там нашла, интересно?
– Не освобождай его, эльф, – кратко приказала дочь мрака.
Поздно!
Последний замок открылся, и некромант стремительно вскочил со стола.
– Прощайте, господа, – сказал он.
Чародей смерти взмахнул рукой, и меня отшвырнуло в сторону. Короткие ноги дворфа ударили мне по лицу, подгорный покатился по полу, взвизгивая от боли.
Тугая стена поднялась между нами и некромантом.
– Что ты делаешь? – прорычал я.
– Только один сможет отсюда выйти, – произнес чародей.
Он стремительно ткал руны, запечатывая волшебный барьер.
– Да что они заладили? – пробормотал я, поднимаясь на ноги.
Шагнул вперед, и мое тело пронзила острая волна… нет, не боли.
Смерти.
Жуткое ощущение.
Я дернулся назад, и припал к полу.
– Надпись, – хмуро произнесла демонесса. – Ты говоришь на языке гарпий?
Некромант коротко усмехнулся.
Он шагнул к двери, – но не переступил порог, а начал творить охранное заклинание. Видимо, чародей боялся того, что ждет его по ту сторону.
Ненавижу абилки.
У эльфов их нет, – по крайней мере, магических. Мы целиком зависим от колдовства. Наши умения – это взлом замков, обман, лицедейство и мощный бонус к харизме. Но порой я готов променять все это за пару защитных рун, которые будут прошиты не в моем гримуаре, а прямо в генетическом коде, как у некромантов.
– Здесь написано, – быстро сказала девушка. – Только один сможет выйти сквозь эту дверь. Древнее проклятие. Всегда срабатывает.
Так вот почему лисенок пытался меня убить…
Он увидел надпись, и боялся, что я тоже ее прочел. Решил, будто проще убить меня сразу, чем бежать к двери наперегонки. И он бы наверняка проломил мне череп, до самых трусов, если бы не магический амулет.
– Как снять барьер? – спросил я.
– А вы не сможете, – некромант обернулся.
Скудный свет фонаря упал на обнаженный череп умертвия.
– Вы трое навсегда останетесь здесь.
Муравьи закончили свою работу. Несколько тварей уже скользили по полу, к нам. Волшебный барьер не мог остановить ядовитых монстров, – такими их создали.
– Прощайте, – сказал некромант.
Он шагнул к двери.
– И тебе того же, – процедил дворф.
В его руке появилась крошечная шкатулка, с ключом.
Чародей смерти почти переступил порог.
Дворф повернул ключик; раздался оглушительный взрыв, и голова колдуна превратилась в зарево кровавого тумана. Тело некроманта качнулось, и он упал, так и не покинув комнату пыток.
– Бомбочка, – с ухмылкой пояснил дворф. – Люблю я такие штуки. Хотел ее приберечь, ну там, дверь какую взорвать или если цербер у входа. Но че уж теперь.
Магический барьер спал, словно грязная талая вода.
Дворф заспешил к двери.
Муравьев становилось все больше. Они забирались на мои туфли, облепили высокие сапожки дочери мрака. Я хотел шагнуть за подгорным, но понял, что не могу пошевелиться.
– Чертов коротышка, – в ярости процедила девушка.
Под моими ногами, пол облепила вязкая паутина. Я не мог сдвинуться, и только бессильно напрягал мышцы.
– Прощевайте, друзья, – весело сказал дворф, перепрыгивая порог. – Я бы, может, остался и посмотрел, что там за проклятие вас расплющит, да недосуг. Пока!
Холодный огонь пронзил мое тело.
Сразу несколько муравьев вонзились в меня, впрыскивая парализующий яд.
Волшебная паутина стремительно высыхала, и скоро я смогу ее разломать, как тонкий лед на реке. Но я знал, что к этому времени муравьи разделаются и со мной, и с девушкой.
Дворф торжествующе помахал нам ладонью.
Загремела тяжелая решетка, навсегда отрезая нас от внешнего мира.
– Стой и помоги нам! – закричала девушка.
– Каждый за себя, – ухмыльнулся дворф. – Один бог за всех. Да и того на кресте распяли.
Он шагнул вперед.
Каменная стена поднялась перед ним, преграждая путь.
– Э? Чего? – пробормотал дворф.
Он рванулся назад, но там темнела решетка.
Две мифриловые трубы выдвинулись из стены, у самого пола.
– Эй! – закричал подгорный.
Бурлящая волна огня пронеслась по полу, сметая всех муравьев.
Несколько секунд муравейник вздрагивал, потом пламя пожрало и его.
– Выпустите! – заорал дворф.
Там, где он стоял, пол и потолок медленно начали сходиться. Широкая дверь распахнулась рядом со мной, и я увидел солнечный свет.
– Помогите! – в ужасе кричал подгорный. – Вытащите меня!
Я рванулся к нему, и в этот момент каменные плиты сошлись.
Кровь и внутренности хлестнули мне в лицо.
Дворфа раздавило, и его остатки стекали по тяжелой решетке.
– Пошли, – приказала девушка.
Мы нырнули в проход, и каменная дверь закрылась за нами.
Крутой склон горы уносился далеко вниз. Мы стояли на узкой каменной тропке. Видно, в этой скале и была вырублена темница.
У обрыва, медленно вращались в воздухе четыре шкатулки. На каждой было написано:
«Для гнолла»
«Для некроманта»
«Для дворфа»
«Для темного эльфа»
Стоило мне приблизиться, как три из них сгинули. Осталась лишь та, что предназначена мне.
– Откроешь? – спросила девушка.
Я протянул руку, и в этот момент шкатулка растаяла.
На каменную тропу упали два помятых билета, и серебряный ключ. На корешках я прочел:
Глава 3. Деревянный поезд
Я рванулся в сторону, и удар прошел вскользь.
Серый костюм порвался, а ребра обожгло так, словно их ужалила степная вивверна.
Моя рука рванула рубильник, и мифриловое сверло завертелось. Я надавил на рукоять, стержень развернулся, и глубоко вошел в мускулистое тело гнолла.
В точности там, где была раньше татуировка.
Лисоглав дернулся, пытаясь соскочить со сверла. Он выпустил молот, и оружие гулко ударилось о каменный пол. Обеими руками, гнолл схватился за вертящийся стержень. Острые лезвия сорвали кожу с его ладоней и разметали плоть.
Вокруг полетели окровавленные обрубки костей.
Тело воина дергалось, пока мифриловое сверло крошило ему внутренности. Я вновь повернул рубильник, и лисоглав медленно соскользнул со стержня.
Кровь лилась с вертящихся лезвий, и падала в его распахнутый рот.
– Вот классно! – бормотал дворф, все еще пытаясь подняться. – Ну прямо как индейку разрезал. Жаль, не с кем поспорить было, а так бы я на тебя поставил.
Я шагнул к нему, и меня пронзила острая боль.
Критский муравей взобрался мне на ботинок. Залез под брюки, поднялся по ноге и ужалил.
Агония захлестнула меня. Я упал на одно колено, и машинально уперся рукой об пол. Сразу же на нее взобрались три муравья; двух я успел смахнуть, третий меня укусил.
Я медленно распрямился.
Мне было совсем плохо. Я понял, что не смогу добраться до дверей, – не говоря уже о том, чтобы освободить остальных. Похоже, я так и умру в этой зале.
Весь пол был усеян алыми муравьями.
Тусклая мысль стучала в моем сознании. Нужно взобраться на стол, там они тебя не достанут. По крайней мере, пока.
Но сил на это не оставалось.
Я сделал шаг, другой, и упал на колени.
Яд быстро растекался по моему телу.
Очень хотелось вновь опереться рукой о пол, но я знал, что делать это нельзя.
Мой кричащий мозг застыли между этими двумя мыслями, и перекатывался между ними. Потом огненная волна охватила меня, и я упал мордой вниз.
– У тебя уши подгорели.
Кто-то помог мне встать. Потом дал пару пощечин.
– Нет, дамы, – пробормотал я. – Я платил только за игры в лошадок.
– Может, ему еще врезать?
– Да нет, ты ему башку оторвешь. Дай я.
Этот голос я помнил. Он принадлежал дворфу, который был прикован к столу. Теперь подгорный вскарабкался на гранитную плиту… Тролль, как он успел освободиться? И запихнул мне в рот что-то склизкое и вонючее.
– Жуй, ушастый.
– Что это за дрянь? – спросил я.
Алые круги постепенно тухли. Боль стала сильнее, я глухо застонал, – но сознание прояснялось.
– Муравьишко давленый, – ответил дворф. – От ихнего яда лучше лекарство.
Он спрыгнул со стола.
Я попытался шагнуть вперед, и меня качнуло.
Девушка взяла меня за руку.
– Как ты освободилась? – с подозрением спросил я.
Черт, такие сложные замки могут раскрывать только эльфы…
Может, это подстава?
– Меня кто-то научил, – ответила девушка.
Такой ответ меня не устроил.
Куда делись все муравьи?
Я посмотрел под ноги. Бурые тельца устилали каменный пол. Многие превратились в горячий пепел. Другие обуглились, третьи все еще пытались двигаться.
Впрочем, их было немного.
– Огненный шар, – пояснила девушка, поиграв пальцами. – Но надо спешить, скоро еще появятся.
Я бросил взгляд на сам муравейник. Он превратился в тлеющую груду пепла. На ней уже сновали новые существа, отстраивая свое логово.
Живучие твари.
Говорят, их вывели кобольды, во время Шестых мифриловых войн. Они запускали критских муравьев в подземелья, где жили свирфнебблины, – и через пару часов, от гарнизонов подземных крепостей оставалось лишь кровавое месиво.
Когда читаешь такое в книгах по истории, – это кажется интересным.
Но увидеть критского муравья вживую…
Лучше бы я не читал таких страшных книжек.
– Быстро освободим пятого и пошли, – велел я.
– А вот этого бы я не делал, – протянул дворф.
Я быстро шагнул к последнему столу.
– Это же некромант, – тихо тараторил подгорный. – Они добрыми не бывают. Убьет нас, к червивой матери. Ты видишь? У него и наручники, не как у других. Серебряные.
Умертвие открыло глаза.
– Освободи меня, эльф, – властно приказал чародей. – Без меня ты не выйдешь из подземелья.
– А вот это еще вопрос вопросов! – отрезал дворф.
Я повернулся к девушке.
– Сестричка, – произнес я.
Отшвырнул к стене, и приставил ей кочергу к горлу.
– Видишь руны Молчания? Здесь нельзя творить магию. Никакую. Откуда же у тебя тот огненный шар?
Глаза незнакомки вспыхнули, из волос появились острые рожки.
– Это не магия, – ответила демонесса. – Это абилка. Или никогда не видел дочь мрака?
– Она же из Преисподней, – замахал дворф руками. – Да ладно, пошли. Не видите, – муравьи уже просыпаются.
– Освободи меня, – снова приказал некромант.
3
Я бросил взгляд на пол.Алые твари уже наполовину отстроили муравейник. Я знал, что они не бросятся на нас, пока не закончат свою работу. Но трудились они ой как быстро, – гоблинам бы поучиться.
– Сколько файерболлов осталось? – отрывисто спросил я, оглядывая замки.
– Ни одного, – обиделась дочь мрака. – Я только что колледж закончила.
Да, обычно юные демоны и этого не умеют.
И на том спасибо.
– Пообещай, что не устроишь подлянку, – сказал я волшебнику, открывая кандалы.
– Да что ты делаешь, дурень? – верещал дворф, хватая меня за фалды. – Он же нас всех прикончит. У некромантов знаешь, абилок сколько? Только серебро его и держит пока, а как эта гадина вырвется… Да останови же его, дивчина!
Девушка замерла, впившись глазами в стену.
Что она там нашла, интересно?
– Не освобождай его, эльф, – кратко приказала дочь мрака.
Поздно!
Последний замок открылся, и некромант стремительно вскочил со стола.
– Прощайте, господа, – сказал он.
Чародей смерти взмахнул рукой, и меня отшвырнуло в сторону. Короткие ноги дворфа ударили мне по лицу, подгорный покатился по полу, взвизгивая от боли.
Тугая стена поднялась между нами и некромантом.
– Что ты делаешь? – прорычал я.
– Только один сможет отсюда выйти, – произнес чародей.
Он стремительно ткал руны, запечатывая волшебный барьер.
– Да что они заладили? – пробормотал я, поднимаясь на ноги.
Шагнул вперед, и мое тело пронзила острая волна… нет, не боли.
Смерти.
Жуткое ощущение.
Я дернулся назад, и припал к полу.
– Надпись, – хмуро произнесла демонесса. – Ты говоришь на языке гарпий?
Некромант коротко усмехнулся.
Он шагнул к двери, – но не переступил порог, а начал творить охранное заклинание. Видимо, чародей боялся того, что ждет его по ту сторону.
Ненавижу абилки.
У эльфов их нет, – по крайней мере, магических. Мы целиком зависим от колдовства. Наши умения – это взлом замков, обман, лицедейство и мощный бонус к харизме. Но порой я готов променять все это за пару защитных рун, которые будут прошиты не в моем гримуаре, а прямо в генетическом коде, как у некромантов.
– Здесь написано, – быстро сказала девушка. – Только один сможет выйти сквозь эту дверь. Древнее проклятие. Всегда срабатывает.
Так вот почему лисенок пытался меня убить…
Он увидел надпись, и боялся, что я тоже ее прочел. Решил, будто проще убить меня сразу, чем бежать к двери наперегонки. И он бы наверняка проломил мне череп, до самых трусов, если бы не магический амулет.
– Как снять барьер? – спросил я.
– А вы не сможете, – некромант обернулся.
Скудный свет фонаря упал на обнаженный череп умертвия.
– Вы трое навсегда останетесь здесь.
Муравьи закончили свою работу. Несколько тварей уже скользили по полу, к нам. Волшебный барьер не мог остановить ядовитых монстров, – такими их создали.
– Прощайте, – сказал некромант.
Он шагнул к двери.
– И тебе того же, – процедил дворф.
В его руке появилась крошечная шкатулка, с ключом.
Чародей смерти почти переступил порог.
Дворф повернул ключик; раздался оглушительный взрыв, и голова колдуна превратилась в зарево кровавого тумана. Тело некроманта качнулось, и он упал, так и не покинув комнату пыток.
– Бомбочка, – с ухмылкой пояснил дворф. – Люблю я такие штуки. Хотел ее приберечь, ну там, дверь какую взорвать или если цербер у входа. Но че уж теперь.
Магический барьер спал, словно грязная талая вода.
Дворф заспешил к двери.
Муравьев становилось все больше. Они забирались на мои туфли, облепили высокие сапожки дочери мрака. Я хотел шагнуть за подгорным, но понял, что не могу пошевелиться.
– Чертов коротышка, – в ярости процедила девушка.
Под моими ногами, пол облепила вязкая паутина. Я не мог сдвинуться, и только бессильно напрягал мышцы.
– Прощевайте, друзья, – весело сказал дворф, перепрыгивая порог. – Я бы, может, остался и посмотрел, что там за проклятие вас расплющит, да недосуг. Пока!
Холодный огонь пронзил мое тело.
Сразу несколько муравьев вонзились в меня, впрыскивая парализующий яд.
Волшебная паутина стремительно высыхала, и скоро я смогу ее разломать, как тонкий лед на реке. Но я знал, что к этому времени муравьи разделаются и со мной, и с девушкой.
Дворф торжествующе помахал нам ладонью.
Загремела тяжелая решетка, навсегда отрезая нас от внешнего мира.
– Стой и помоги нам! – закричала девушка.
– Каждый за себя, – ухмыльнулся дворф. – Один бог за всех. Да и того на кресте распяли.
Он шагнул вперед.
Каменная стена поднялась перед ним, преграждая путь.
– Э? Чего? – пробормотал дворф.
Он рванулся назад, но там темнела решетка.
Две мифриловые трубы выдвинулись из стены, у самого пола.
– Эй! – закричал подгорный.
Бурлящая волна огня пронеслась по полу, сметая всех муравьев.
Несколько секунд муравейник вздрагивал, потом пламя пожрало и его.
– Выпустите! – заорал дворф.
Там, где он стоял, пол и потолок медленно начали сходиться. Широкая дверь распахнулась рядом со мной, и я увидел солнечный свет.
– Помогите! – в ужасе кричал подгорный. – Вытащите меня!
Я рванулся к нему, и в этот момент каменные плиты сошлись.
Кровь и внутренности хлестнули мне в лицо.
Дворфа раздавило, и его остатки стекали по тяжелой решетке.
– Пошли, – приказала девушка.
Мы нырнули в проход, и каменная дверь закрылась за нами.
Крутой склон горы уносился далеко вниз. Мы стояли на узкой каменной тропке. Видно, в этой скале и была вырублена темница.
У обрыва, медленно вращались в воздухе четыре шкатулки. На каждой было написано:
«Для гнолла»
«Для некроманта»
«Для дворфа»
«Для темного эльфа»
Стоило мне приблизиться, как три из них сгинули. Осталась лишь та, что предназначена мне.
– Откроешь? – спросила девушка.
Я протянул руку, и в этот момент шкатулка растаяла.
На каменную тропу упали два помятых билета, и серебряный ключ. На корешках я прочел:
Восточный экспресс
Пустоши – край Трилистника.
Первый класс
Глава 3. Деревянный поезд
1
– Дамы и господа, поезд отправляется!
Я подошел к окну.
Странно было покидать Пустоши, где прошли пять лет моей жизни. Я привык к их небу, серому по утрам, и алому в раскаленный полдень. Я выучил их созвездия, – Пламенного Монаха, Дракона Тысячи Лун, Флагоносца; я любил встречать Сумеречную звезду, что всходит в краткие минуты заката, и у тебя есть лишь вздох, чтобы полюбоваться ее мерцанием, пока она не исчезнет вновь.
Мифриловая дорога вновь вернет меня в край Трилистника, – но я знал, что всегда буду скучать по безмолвным пустошам, где горячий ветер играет со стеблями ковыля, и где навсегда останется осколок моего сердца.
– А, вот ты где!
В купе протиснулась Френки, таща с собой чемодан, – такой огромный, что в нем поместилось бы небольшое герцогство минотавров.
– Кондуктор хотел меня не пустить, – пояснила девушка. – Вон он там, его с земли собирают. А чай уже разносили?
Я сказал, что буду скучать?
Нет уж, скорее прочь из этого края варваров.
– Башка дракона не влезла в безразмерный кошель, – говорила Френки, энергично заталкивая багаж на верхнюю полку. – Надо было шринкнуть ее, еще в городе, да я пожалела денег, а на вокзале магическая лавка закрыта. Блин!
Блинами угощать нас не собирались, – и я понял, что сработал волшебный цензор.
Здесь, в Восточном Экспрессе гномов, нельзя говорить непристойные слова; а если кто скажет, магический страж заменит их на приличные.
– Френки, – задумчиво сказал я. – А что ты здесь делаешь?
Девушка замерла.
Чемодан сразу же упал, и треснул ей по затылку.
Бедный чемодан! Наверняка ему было очень больно.
Голова у Френки гранитная.
И литая.
– Еду с тобой, – удивилась девушка. – Ты же отдал мне душу. На месяц с четвертью.
– Да, – согласился я. – Но речь не об этом. Что ты делаешь в моем поезде?
Франсуаз рывком вогнала чемодан на верхнюю полку.
Интересно, почему не под нижнюю?
Впрочем, Френки не ищет легких решений.
– Но мы же едем вместе, – пояснила она.
– Нет, – возразил я.
Двери открылись.
Появилась ящерка-проводница, в белой накрахмаленной форме. Перед собой она толкала тележку со сладостями и закусками. На голове сверкала пилотка, повернутая чуть влево, – это значило, что малышка согласится скрасить вам путешествие, и не только чтением вслух Бодлера.
– Будете чаю, ченселлор?
– Конечно, – сразу же согласилась Френки, хотя ее не спрашивали.
Она подошла к тележке, осмотрела булочки, – каждая из которых была выпечена в виде одной из рун – счастья, страха или отчаяния; и если съешь такую, потом минут десять будешь испытывать это чувство.
Многие думают, что причиной тому форма, которую придал булке затейник-повар. Однако на самом деле, всему виной особые травы; их срезают на кладбищах, сушат и добавляют в тесто. Они придают выпечке то чувство, которое испытывал покойник за минуту до смерти.
Шеренгой, словно солдаты перед расстрелом, стояли бутылки с орко-колой, – легкая, классическая, и со вкусом выбитых у тебя зубов.
Рядом шуршали конфеты в фольге; причем фольгу следовало проглотить, а конфету размазать по лицу или подбородку, – тогда до конца для вам не захочется есть, а утром выпадут волосы, и вместо них вырастут иглы дикобраза.
Френки взяла три сэндвича, самовар, поправила проводнице пилотку, и щедро дала на чай.
Ящерка озадаченно поглядела на себя в зеркало, разгадывая значение жеста.
– Вы хотите сделать это прямо сейчас? – спросила она, расстегивая пуговицы на блузке. – Или подождем, пока поезд тронется?
– Подождем, – поспешно ответил я, выталкивая девицу за дверь.
А Френки-то, оказывается, никогда не ездила на Восточном Экспрессе.
– Так что ты здесь делаешь? – спросил я, беря сэндвич с тарелки.
– Я не могу приехать в Верхний мир без зверюшки, – возмутилась девушка.
Смущенно хихикнула.
– Ну, мы так называем тех, кто дает нам души. Без обид, да? Короче, если заявлюсь там одна, все подумают, будто я тебе заплатила. А это аццтой.
– Ты хотела сказать «моветон», – уточнил я.
Френки на миг задумалась, и я понял, что она спешно пролистывает в голове «Краткую энциклопедию длинных слов», которую купила на днях в Карадаг-Арайде.
Это заклинание, которое действует шесть часов. В память вам загружаются тысячи статей текста, – а чтобы найти нужную, надо листать страницы, как и в обычной книге.
В Даркмуре мы тренировались, создавая руны с такими чарами. Поэтому я хорошо знаю, каких слов там нет, и говорю Френки именно их.
– Не хотела, – обиделась Франсуаз, не найдя «моветона». – А ты почему на поезде?
– Я же ченселлор, – возразил я. – И возвращаюсь домой после окончания Поиска. Это торжественный момент, Френки; меня будут встречать легаты Синедриона, волшебники из Черного Круга, придут мои профессора из Даркмура… Знаешь, наверное тебе лучше выйти раньше на остановку.
Признаюсь, я не очень люблю самум, – да и вы бы не полюбили, будь у вас уши такой же формы.
Тонкая музыка флейты наполнила комнату, ей вторили зурна и триал. Крохотные песчинки складывались в строки стихов, и тут же рассыпались, напоминая о бренности бытия.
Падшие джинны, закованные в астральные кандалы, дни и ночи сочиняют поэмы о любви и бессмертии, – лишь затем, чтобы их строки явились в водовороте заклятия.
По мне, вирши в этот раз выпали так себе, но я был пристрастен, – ведь это в мою комнату мусора намели.
– Здравствуй, о прекрасная Франсуаза, – раздался голос.
В волнах вечно спешащего песка, стоял степной орк с посохом в руке.
С его широких плеч ниспадал бархатный плащ; под ним, переливался алый пирахан, – рубашка, украшенная золотом, и в первый миг глаз не мог различить, что соткана она не из шелка, а из звенящих потоков крови.
Жезл был отлит из чистого мифрила, и слегка искрился, не в силах сдержать бьющую через край энергию колдовского металла.
– Да сияют звезды над твоей головой, прекрасная Франсуаза, – произнес орк.
Демонесса гибко поднялась на ноги.
– Да пребудет с тобой Призрачная дева песков, – отвечала она. – Как дела в Ущелье?
– Прекрасно, слава богам, – отвечал орк. – Каждый месяц, на исходе Древней луны, мы собираемся у Радужного фонтана, и празднуем, вспоминая день нашего освобождения. Знаешь ли ты, мой остроухий друг…
Это было явно ко мне.
– Что за великий подвиг совершила эта прекрасная дочь Геенны?
«Обслужила вас всех за одну ночь?» – хотел предположить я, но решил не портить момента.
Скажу потом.
– Три года назад, – продолжал степной орк, – султан Харубей…
Я поднял руку, и слова орка затихли.
Сам он этого не понимал; его губы двигались, в глазах бушевал огонь, а мохнатые лапы безумно месили воздух.
– Дай угадаю, Френки, – произнес я. – Ты опять кого-то спасала?
– Это же мирные крестьяне, – возмутилась девушка. – Простые, хорошие люди. Ну, то есть, орки. Дэв пустыни обратил их в рабство, и…
– Все любят рабство, – возразил я.
Провел в воздухе ладонью, и слова Ормузда снова обрели плоть.
– … День превратился в ночь, и небо окрасилось кровью. Я до сих пор слышу крики умирающих. Харадруиды творили черные заклинания, но ни один…
Пришлось снова взмахнуть рукой, чтобы он замолчал.
– Рабство – основа разума, совести и свободы, – заметил я. – Разница только в том, что благородный эльф сам выбирает идеалы, которым будет служить. А низкий человек кланяется любому, кто рыкнет погромче.
– А твой идеал?...
– Деньги, конечно. Чего хотел Харубей?
– Заставлял крестьян работать в мифриловой шахте.
Я кивнул жрецу.
– … Мы стояли на вершине Марангового холма, и призывали силу Призрачной девы. Франсуаза вышла против дэва одна…
– Ну, еще со мной был гоблин, который катил баллисту, – поправила девушка.
Я вновь его отключил.
– Чем все закончилось?
– Я освободила крестьян.
– Дай угадаю. Теперь они вновь гробятся в мифриловой шахте, но называют это уже не «рабство», а…
Я пощелкал пальцами.
– Радость освобожденного труда. И что с дэвом?
Франсуаз помрачнела.
– Мне не удалось убить Харубея. Слишком крут оказался. Но я здорово надрала ему…
«Уши», – благостно подсказал цензор.
Мне это не понравилось.
Я встал, и коснулся окна и двери кончиком трости, – а эльф, путешествующий на поезде в диких землях, обязательно должен иметь с собой трость, саквояж и пробковый шлем.
– Что ты делаешь? – спросила девушка.
– Прячусь от духового ружья. Но продолжай.
Франсуаз пожала плечами.
– Харубей ушел, а на ущелье я кастанула спелл, чтобы парень не мог вернуться. С тех пор, Ормузд пару раз в месяц шлет мне спелые фрукты. Правда, на почте их съедают свирффнеблины, и я получаю лишь косточки, – но все равно приятно.
Я включил жреца.
Хотелось сделать это щелчком по носу, но я удержался.
Орк переплел пальцы, в молитвенном жесте.
– …Поэтому я здесь; Харубей ищет тебя, прекрасная Франсуаза. Все это время он зализывал раны, с одной лишь мыслью о мести. Если султан найдет тебя, о чудесная…
Жрец в ужасе содрогнулся.
– Гнев его будет воистину беспределен.
– Не допрыгнет, – отмахнулась Френки. – Вот накоплю денег на меч Мардука, сама к нему загляну. А пока меня прячет руна Сокрытия.
– Поэтому, – согласился жрец. – Я и рассказал ему, где ты.
Франсуаз подавилась.
– Нам нужны деньги, о богиня, – пояснил орк. – А султан дал нам шесть кошелей багряного золота, и поклялся на алтаре, что никогда больше не причинит нам вреда.
Он поднял мохнатую руку.
– Я здесь, чтобы предупредить тебя, свет моих очей.
– И сколько у нас времени? – встрял я.
– Один, – ответил орк. – Два…
На счет «три» дверь взорвалась горящими щепками, и на пороге вырос султан Арслан Харубей.
3
Это был дэв-хобгоблин, – высокий, как огр, и уродливый, как регент Асгарда.
На его мохнатой голове сверкал тюрбанэ, мифриловый шлем в форме тюрбана. Такие надевают обычно на чалму, чтобы смягчить удар.
Он носил юшман – распашной кольчужный кафтан, украшенный драгоценными камнями. В каждом из них когда-то был заключен и умер волшебник; и колдовская энергия наполнила доспех дыханием смерти. В правой руке султана сверкал ятаган, украшенный осколками павших звезд, – их называют слезами ночи.
– Вот и ты, Франсуаза, – негромко произнес он.
Харубей выбросил вперед руку, и прежде чем кто-то успел пошевелиться, горсть звенящих лезвий мифрила, словно стая птиц, полетела в сторону девушки. Они обратились в кандалы и приковали демонессу к стене.
Жрец Ормузд запахнулся в бархатный халат и исчез; самум спал, и только горсть песчинок осталась на серых досках.
Френки рванулась, пытаясь освободиться.
Но волшебные узы надежно сковывали ее. Острые полоски металла глубоко уходили в стену, обхватывая руки и ноги девушки; толстый прут, увитый шипами, сдавил демонессе горло.
– Мило, – согласился я. – Но почему в моем купе?
– Мы встретились вновь, Франсуаза, – произнес хобгоблин, заходя в комнату.
Его рука поднялась, и багряный луч ударил в голову девушке.
– Тебе больно? Спроси себя, что чувствовал я, когда ты пронзила мне грудь… Но я выжил, и только мысль о мести поддерживала меня.
Он задумался.
– Ну, еще сериал «Дочь садовника».
Харубей громко захохотал.
– Сперва я отомстил своим братьям. Да! Я уже знаю, что они предали меня, и открыли тайны моей магии некромантам. Каждого из них я заточил в янтарные клетки, и теперь все, о чем они могут молить судьбу – это смерть…
Хобгоблин шагнул к девушке, и взял ее когтями за подбородок.
– Но это ничто по сравнению с тем, что ожидает тебя… Сначала мы сразимся в честном бою; а после…
– Простите меня, – негромко вмешался я. – А не могли бы вы делать это в другом купе?
Султан удивился.
– Ну так прикована же она здесь, – пояснил Харубей. – Не переделывать же.
– И то правда.
– Отлично, – процедила Франсуаз. – Выбирай оружие; и ты пожалеешь, что тебя в детстве не скормили радужным скорпионам.
– Начнем с кулаков, – улыбнулся султан. – Как тебе это?
Он наотмашь ударил Френки в живот.
– Не думай, что тебе больно, – произнес он. – Это так, маленькая разминка перед тем, как мы начнем по-настоящему.
Я приподнял одну бровь.
Но по лицу девушки понял, – она скорее умрет, чем позволит ей помочь.
Ладно, пусть поиграется, а потом я вмешаюсь.
– Ты, кажется, хотел меня расковать? – процедила девушка.
Чем хороша Френки?
Ее не надо спасать.
За другими девицами, вечно болтается хвост из неприятностей. Каблук сломался, стрелка потекла, вивверны пальцы отгрызли. Не успеешь утереть слезки, а та уже плачет снова; и вскоре ты понимаешь, что проще убить ее самому.
Франсуаз слишком о себе воображает, и еще ни разу не звала никого на помощь.
Ну, кроме того случая, когда провалилась в шоколадный торт, и оказалась в Перевернутом мире Гладиса; но об этом как-нибудь в следующий раз.
Я устроился поудобнее.
– Ты лишила меня всего, Франсуаза, – процедил хобгоблин. – Моего султаната. Армии. Книги заклинаний, которую мой род собирал веками.
– Ну, книгу я потеряла, – согласилась Френки. – Не стоило ее вместо подушки подкладывать.
Харубей врезал ей в живот.
Только теперь я заметил, что на его пальцах появился тяжелый кастет, с навершиями из проклятого гранита.
– Честный поединок? – прохрипела девушка.
– Вполне, – ответил султан. – И пока что ты проигрываешь.
Он взмахнул рукой, и длинная тяжелая цепь хлестнула в его руке.
Харубей проверил ее на вес, потом улыбнулся.
– Вспомни, что ты сказала мне там, у Марангового холма.
Я хотел встать на ноги, но наткнулся на бешеный взгляд Френки, и остался в кресле.
– Не помню, – сказала демонесса.
Хобгоблин яростно хлестнул ее серебряной цепью.
Франсуаз зарычала от боли.
– Лжешь, – сказал Харубей.
Он размахнулся снова.
В то же мгновение, демонесса рванулась к нему. Мифриловые острия вскрикнули, и вылетели из стены. Магические кандалы спали; Франсуаз распрямилась и, упав на одно колено, с силой ударила Харубея кулаком в грудь.
– Дамы и господа, поезд отправляется!
Я подошел к окну.
Странно было покидать Пустоши, где прошли пять лет моей жизни. Я привык к их небу, серому по утрам, и алому в раскаленный полдень. Я выучил их созвездия, – Пламенного Монаха, Дракона Тысячи Лун, Флагоносца; я любил встречать Сумеречную звезду, что всходит в краткие минуты заката, и у тебя есть лишь вздох, чтобы полюбоваться ее мерцанием, пока она не исчезнет вновь.
Мифриловая дорога вновь вернет меня в край Трилистника, – но я знал, что всегда буду скучать по безмолвным пустошам, где горячий ветер играет со стеблями ковыля, и где навсегда останется осколок моего сердца.
– А, вот ты где!
В купе протиснулась Френки, таща с собой чемодан, – такой огромный, что в нем поместилось бы небольшое герцогство минотавров.
– Кондуктор хотел меня не пустить, – пояснила девушка. – Вон он там, его с земли собирают. А чай уже разносили?
Я сказал, что буду скучать?
Нет уж, скорее прочь из этого края варваров.
– Башка дракона не влезла в безразмерный кошель, – говорила Френки, энергично заталкивая багаж на верхнюю полку. – Надо было шринкнуть ее, еще в городе, да я пожалела денег, а на вокзале магическая лавка закрыта. Блин!
Блинами угощать нас не собирались, – и я понял, что сработал волшебный цензор.
Здесь, в Восточном Экспрессе гномов, нельзя говорить непристойные слова; а если кто скажет, магический страж заменит их на приличные.
– Френки, – задумчиво сказал я. – А что ты здесь делаешь?
Девушка замерла.
Чемодан сразу же упал, и треснул ей по затылку.
Бедный чемодан! Наверняка ему было очень больно.
Голова у Френки гранитная.
И литая.
– Еду с тобой, – удивилась девушка. – Ты же отдал мне душу. На месяц с четвертью.
– Да, – согласился я. – Но речь не об этом. Что ты делаешь в моем поезде?
Франсуаз рывком вогнала чемодан на верхнюю полку.
Интересно, почему не под нижнюю?
Впрочем, Френки не ищет легких решений.
– Но мы же едем вместе, – пояснила она.
– Нет, – возразил я.
Двери открылись.
Появилась ящерка-проводница, в белой накрахмаленной форме. Перед собой она толкала тележку со сладостями и закусками. На голове сверкала пилотка, повернутая чуть влево, – это значило, что малышка согласится скрасить вам путешествие, и не только чтением вслух Бодлера.
– Будете чаю, ченселлор?
– Конечно, – сразу же согласилась Френки, хотя ее не спрашивали.
Она подошла к тележке, осмотрела булочки, – каждая из которых была выпечена в виде одной из рун – счастья, страха или отчаяния; и если съешь такую, потом минут десять будешь испытывать это чувство.
Многие думают, что причиной тому форма, которую придал булке затейник-повар. Однако на самом деле, всему виной особые травы; их срезают на кладбищах, сушат и добавляют в тесто. Они придают выпечке то чувство, которое испытывал покойник за минуту до смерти.
Шеренгой, словно солдаты перед расстрелом, стояли бутылки с орко-колой, – легкая, классическая, и со вкусом выбитых у тебя зубов.
Рядом шуршали конфеты в фольге; причем фольгу следовало проглотить, а конфету размазать по лицу или подбородку, – тогда до конца для вам не захочется есть, а утром выпадут волосы, и вместо них вырастут иглы дикобраза.
Френки взяла три сэндвича, самовар, поправила проводнице пилотку, и щедро дала на чай.
Ящерка озадаченно поглядела на себя в зеркало, разгадывая значение жеста.
– Вы хотите сделать это прямо сейчас? – спросила она, расстегивая пуговицы на блузке. – Или подождем, пока поезд тронется?
– Подождем, – поспешно ответил я, выталкивая девицу за дверь.
А Френки-то, оказывается, никогда не ездила на Восточном Экспрессе.
– Так что ты здесь делаешь? – спросил я, беря сэндвич с тарелки.
– Я не могу приехать в Верхний мир без зверюшки, – возмутилась девушка.
Смущенно хихикнула.
– Ну, мы так называем тех, кто дает нам души. Без обид, да? Короче, если заявлюсь там одна, все подумают, будто я тебе заплатила. А это аццтой.
– Ты хотела сказать «моветон», – уточнил я.
Френки на миг задумалась, и я понял, что она спешно пролистывает в голове «Краткую энциклопедию длинных слов», которую купила на днях в Карадаг-Арайде.
Это заклинание, которое действует шесть часов. В память вам загружаются тысячи статей текста, – а чтобы найти нужную, надо листать страницы, как и в обычной книге.
В Даркмуре мы тренировались, создавая руны с такими чарами. Поэтому я хорошо знаю, каких слов там нет, и говорю Френки именно их.
– Не хотела, – обиделась Франсуаз, не найдя «моветона». – А ты почему на поезде?
– Я же ченселлор, – возразил я. – И возвращаюсь домой после окончания Поиска. Это торжественный момент, Френки; меня будут встречать легаты Синедриона, волшебники из Черного Круга, придут мои профессора из Даркмура… Знаешь, наверное тебе лучше выйти раньше на остановку.
2
Шуршащий водоворот песка взмыл перед нами.Признаюсь, я не очень люблю самум, – да и вы бы не полюбили, будь у вас уши такой же формы.
Тонкая музыка флейты наполнила комнату, ей вторили зурна и триал. Крохотные песчинки складывались в строки стихов, и тут же рассыпались, напоминая о бренности бытия.
Падшие джинны, закованные в астральные кандалы, дни и ночи сочиняют поэмы о любви и бессмертии, – лишь затем, чтобы их строки явились в водовороте заклятия.
По мне, вирши в этот раз выпали так себе, но я был пристрастен, – ведь это в мою комнату мусора намели.
– Здравствуй, о прекрасная Франсуаза, – раздался голос.
В волнах вечно спешащего песка, стоял степной орк с посохом в руке.
С его широких плеч ниспадал бархатный плащ; под ним, переливался алый пирахан, – рубашка, украшенная золотом, и в первый миг глаз не мог различить, что соткана она не из шелка, а из звенящих потоков крови.
Жезл был отлит из чистого мифрила, и слегка искрился, не в силах сдержать бьющую через край энергию колдовского металла.
– Да сияют звезды над твоей головой, прекрасная Франсуаза, – произнес орк.
Демонесса гибко поднялась на ноги.
– Да пребудет с тобой Призрачная дева песков, – отвечала она. – Как дела в Ущелье?
– Прекрасно, слава богам, – отвечал орк. – Каждый месяц, на исходе Древней луны, мы собираемся у Радужного фонтана, и празднуем, вспоминая день нашего освобождения. Знаешь ли ты, мой остроухий друг…
Это было явно ко мне.
– Что за великий подвиг совершила эта прекрасная дочь Геенны?
«Обслужила вас всех за одну ночь?» – хотел предположить я, но решил не портить момента.
Скажу потом.
– Три года назад, – продолжал степной орк, – султан Харубей…
Я поднял руку, и слова орка затихли.
Сам он этого не понимал; его губы двигались, в глазах бушевал огонь, а мохнатые лапы безумно месили воздух.
– Дай угадаю, Френки, – произнес я. – Ты опять кого-то спасала?
– Это же мирные крестьяне, – возмутилась девушка. – Простые, хорошие люди. Ну, то есть, орки. Дэв пустыни обратил их в рабство, и…
– Все любят рабство, – возразил я.
Провел в воздухе ладонью, и слова Ормузда снова обрели плоть.
– … День превратился в ночь, и небо окрасилось кровью. Я до сих пор слышу крики умирающих. Харадруиды творили черные заклинания, но ни один…
Пришлось снова взмахнуть рукой, чтобы он замолчал.
– Рабство – основа разума, совести и свободы, – заметил я. – Разница только в том, что благородный эльф сам выбирает идеалы, которым будет служить. А низкий человек кланяется любому, кто рыкнет погромче.
– А твой идеал?...
– Деньги, конечно. Чего хотел Харубей?
– Заставлял крестьян работать в мифриловой шахте.
Я кивнул жрецу.
– … Мы стояли на вершине Марангового холма, и призывали силу Призрачной девы. Франсуаза вышла против дэва одна…
– Ну, еще со мной был гоблин, который катил баллисту, – поправила девушка.
Я вновь его отключил.
– Чем все закончилось?
– Я освободила крестьян.
– Дай угадаю. Теперь они вновь гробятся в мифриловой шахте, но называют это уже не «рабство», а…
Я пощелкал пальцами.
– Радость освобожденного труда. И что с дэвом?
Франсуаз помрачнела.
– Мне не удалось убить Харубея. Слишком крут оказался. Но я здорово надрала ему…
«Уши», – благостно подсказал цензор.
Мне это не понравилось.
Я встал, и коснулся окна и двери кончиком трости, – а эльф, путешествующий на поезде в диких землях, обязательно должен иметь с собой трость, саквояж и пробковый шлем.
– Что ты делаешь? – спросила девушка.
– Прячусь от духового ружья. Но продолжай.
Франсуаз пожала плечами.
– Харубей ушел, а на ущелье я кастанула спелл, чтобы парень не мог вернуться. С тех пор, Ормузд пару раз в месяц шлет мне спелые фрукты. Правда, на почте их съедают свирффнеблины, и я получаю лишь косточки, – но все равно приятно.
Я включил жреца.
Хотелось сделать это щелчком по носу, но я удержался.
Орк переплел пальцы, в молитвенном жесте.
– …Поэтому я здесь; Харубей ищет тебя, прекрасная Франсуаза. Все это время он зализывал раны, с одной лишь мыслью о мести. Если султан найдет тебя, о чудесная…
Жрец в ужасе содрогнулся.
– Гнев его будет воистину беспределен.
– Не допрыгнет, – отмахнулась Френки. – Вот накоплю денег на меч Мардука, сама к нему загляну. А пока меня прячет руна Сокрытия.
– Поэтому, – согласился жрец. – Я и рассказал ему, где ты.
Франсуаз подавилась.
– Нам нужны деньги, о богиня, – пояснил орк. – А султан дал нам шесть кошелей багряного золота, и поклялся на алтаре, что никогда больше не причинит нам вреда.
Он поднял мохнатую руку.
– Я здесь, чтобы предупредить тебя, свет моих очей.
– И сколько у нас времени? – встрял я.
– Один, – ответил орк. – Два…
На счет «три» дверь взорвалась горящими щепками, и на пороге вырос султан Арслан Харубей.
3
Это был дэв-хобгоблин, – высокий, как огр, и уродливый, как регент Асгарда.
На его мохнатой голове сверкал тюрбанэ, мифриловый шлем в форме тюрбана. Такие надевают обычно на чалму, чтобы смягчить удар.
Он носил юшман – распашной кольчужный кафтан, украшенный драгоценными камнями. В каждом из них когда-то был заключен и умер волшебник; и колдовская энергия наполнила доспех дыханием смерти. В правой руке султана сверкал ятаган, украшенный осколками павших звезд, – их называют слезами ночи.
– Вот и ты, Франсуаза, – негромко произнес он.
Харубей выбросил вперед руку, и прежде чем кто-то успел пошевелиться, горсть звенящих лезвий мифрила, словно стая птиц, полетела в сторону девушки. Они обратились в кандалы и приковали демонессу к стене.
Жрец Ормузд запахнулся в бархатный халат и исчез; самум спал, и только горсть песчинок осталась на серых досках.
Френки рванулась, пытаясь освободиться.
Но волшебные узы надежно сковывали ее. Острые полоски металла глубоко уходили в стену, обхватывая руки и ноги девушки; толстый прут, увитый шипами, сдавил демонессе горло.
– Мило, – согласился я. – Но почему в моем купе?
– Мы встретились вновь, Франсуаза, – произнес хобгоблин, заходя в комнату.
Его рука поднялась, и багряный луч ударил в голову девушке.
– Тебе больно? Спроси себя, что чувствовал я, когда ты пронзила мне грудь… Но я выжил, и только мысль о мести поддерживала меня.
Он задумался.
– Ну, еще сериал «Дочь садовника».
Харубей громко захохотал.
– Сперва я отомстил своим братьям. Да! Я уже знаю, что они предали меня, и открыли тайны моей магии некромантам. Каждого из них я заточил в янтарные клетки, и теперь все, о чем они могут молить судьбу – это смерть…
Хобгоблин шагнул к девушке, и взял ее когтями за подбородок.
– Но это ничто по сравнению с тем, что ожидает тебя… Сначала мы сразимся в честном бою; а после…
– Простите меня, – негромко вмешался я. – А не могли бы вы делать это в другом купе?
Султан удивился.
– Ну так прикована же она здесь, – пояснил Харубей. – Не переделывать же.
– И то правда.
– Отлично, – процедила Франсуаз. – Выбирай оружие; и ты пожалеешь, что тебя в детстве не скормили радужным скорпионам.
– Начнем с кулаков, – улыбнулся султан. – Как тебе это?
Он наотмашь ударил Френки в живот.
– Не думай, что тебе больно, – произнес он. – Это так, маленькая разминка перед тем, как мы начнем по-настоящему.
Я приподнял одну бровь.
Но по лицу девушки понял, – она скорее умрет, чем позволит ей помочь.
Ладно, пусть поиграется, а потом я вмешаюсь.
– Ты, кажется, хотел меня расковать? – процедила девушка.
Чем хороша Френки?
Ее не надо спасать.
За другими девицами, вечно болтается хвост из неприятностей. Каблук сломался, стрелка потекла, вивверны пальцы отгрызли. Не успеешь утереть слезки, а та уже плачет снова; и вскоре ты понимаешь, что проще убить ее самому.
Франсуаз слишком о себе воображает, и еще ни разу не звала никого на помощь.
Ну, кроме того случая, когда провалилась в шоколадный торт, и оказалась в Перевернутом мире Гладиса; но об этом как-нибудь в следующий раз.
Я устроился поудобнее.
– Ты лишила меня всего, Франсуаза, – процедил хобгоблин. – Моего султаната. Армии. Книги заклинаний, которую мой род собирал веками.
– Ну, книгу я потеряла, – согласилась Френки. – Не стоило ее вместо подушки подкладывать.
Харубей врезал ей в живот.
Только теперь я заметил, что на его пальцах появился тяжелый кастет, с навершиями из проклятого гранита.
– Честный поединок? – прохрипела девушка.
– Вполне, – ответил султан. – И пока что ты проигрываешь.
Он взмахнул рукой, и длинная тяжелая цепь хлестнула в его руке.
Харубей проверил ее на вес, потом улыбнулся.
– Вспомни, что ты сказала мне там, у Марангового холма.
Я хотел встать на ноги, но наткнулся на бешеный взгляд Френки, и остался в кресле.
– Не помню, – сказала демонесса.
Хобгоблин яростно хлестнул ее серебряной цепью.
Франсуаз зарычала от боли.
– Лжешь, – сказал Харубей.
Он размахнулся снова.
В то же мгновение, демонесса рванулась к нему. Мифриловые острия вскрикнули, и вылетели из стены. Магические кандалы спали; Франсуаз распрямилась и, упав на одно колено, с силой ударила Харубея кулаком в грудь.