Страница:
Девушка пробила его тело насквозь.
Волшебный доспех порвался, словно бумага. Свинг демонессы проломил хобгоблина насквозь. Окровавленный кусок плоти, топорщась белыми обломками ребер, вылетел из султана, и упал на темные доски.
Харубей задохнулся, и два бьющихся сердца выпали из чудовищной раны.
Третье еще оставалось в теле; но его сил не хватало, чтобы поддерживать жизнь в искалеченном теле воина. Хобгоблин всхрипнул, и скорчился у ног девушки.
– Зря ты меня нашел, – сказала она.
Глава 4. Сжигающая плеть
А, вы не слышали, что это такое?
Эльфы не любят грязной работы; истинный дроу скорее откажется от второго завтрака (небывалое дело!) – чем согласится примести пол, или почистить верхового дракона.
Многие держат слуг, – но только не эльфы.
Слуга, – это человек, который сильней других тебя ненавидит, и которому проще всех остальных прирезать тебя во сне.
С детства, темных эльфов обучают заклятиям хрусталя. С их помощью, мы создаем поющие сферы; и там, где звучит колдовская музыка, – вся грязная работа исполняется сама собой. Со временем, это входит в привычку, – как гном курит свою вересковую трубку, так темный эльф неторопливо чертит на небосклоне сияющий орб.
Не помню, когда я в последний раз чувствовал чары хрусталя.
В Пустошах от них мало толку, – там столько грязи и зла, что даже тысячи сфер не смогут справиться с этим.
А колдовская энергия, – штука ценная; в бесплодной земле гоблинов, где у каждого в кармане уже припрятана нитка, чтобы нанизать на нее твои острые эльфийские уши, – здесь не стоит расходовать ману попусту.
Но здесь, стоя на пустынном перроне, я вновь начал творить заклятия.
Это значило, что я уже дома.
Поезд стоял здесь минут пятнадцать; я вышел, лишь бы не оставаться в купе.
Позор для эльфа, – насвиньячить в вагоне; а уж тем более, кровью и кишками дэва. И хотя мусорил не я, а Франческа, мне все равно было стыдно посмотреть в глаза проводнице.
Хрустальная сфера взмыла высоко в воздух, озаряя небо ровным сиянием.
– Вот ты где, старина!
Летающее ландо остановился рядом со мной.
Резная дверца открылась, и на меня выпрыгнул Фредди Арбатнот.
Шумный, яркий, веселый, – он, как всегда, был одет по последней столичной моде.
Шейный платок повязан бантом, поверх стоячего воротника-отцеубийцы, в котором крахмала больше, чем ткани; кончики галстука спрятаны под жилет. А жилетов он носил пять, причем нижний всегда выглядывал из-под верхнего.
Поверх красовался фрак, с узкой талией, и пышный в плече.
Стоило ногам Арбатнота коснуться перрона, как на голове его распахнулся боливар, – широкополая шляпа, с изящным заклинанием, что позволяло ей складываться и исчезать, когда ее владелец захочет.
– Наконец я тебя догнал! Я еще на прошлой станции тебя видел; но когда из портала вышел, гляжу, вы уже уехали; ну я и кричу кучеру – десять золотых, если поймаешь тот поезд!
Я вздохнул с облегчением.
Старина Фредди никогда не поедет туда, где не слышен голос Черного Круга, и не сияют охранные руны эльфов. А это значило, что мы уже пересекли границу Трилистника, и можно не опасаться дэвов и их полоумных братьев.
– Майкл, до чего я рад тебя видеть, – говорил он, пытаясь оторвать мне руку. – Все мы наслышаны о твоих делах в Пустошах; в Черном Круге и Даркмуре только об этом и говорят.
Я от души надеялся, что это неправда.
Если легаты Синедриона узнают, чем я на самом деле занимался в степях Безмолвия, – я вряд ли получу хороший пост в Изумрудной Башне. За время моих скитаний, я пал так низко, что даже иногда помогал людям бесплатно, – а такой позор никогда не смыть.
Но, судя по лицу Фредди, о моих грехах никто не догадывался.
Арбатнот закинул мне руку на плечо и говорил, взмахивая в такт зажженной сигарой.
– Верховные маги прибудут в полном составе. Даже старикашка Уорлокс, – ну тот, что не встает с постели с тех пор, как выписал себе новую любовницу, – уже приехал в столицу и трясется от нетерпения.
– Как неловко, – запричитал я. – Мне казалось, будет маленькая такая встреча. Даже боялся, что на вокзал никто не придет.
– О чем ты говоришь! – возбужденно булькал Фредди Арбатнот. – Поговаривают, – хотя, конечно, это большой секрет, и ты ничего от меня не слышал, – что претор Сибелиус прямо там, у поезда, вручит тебе посох Черного Дракона.
Он вспыхнул от восторга, превратился в тысячи маленьких пузырьков, и заметался вокруг меня радугой; потом вновь принял человеческий облик.
– За тысячу лет, это первый раз, когда эльф получает верховное звание сразу после Скитаний. А еще будет Сильванна; говорят, она в тебя влюблена, и написала целую книгу стихов в твою честь.
– Да ладно, – отмахнулся я. – Она же первая красавица в столичном бомонде. Наверняка про меня забыла.
– И не думай! Я видел платье, в котором она придет на церемонию, – ну так, мельком; привяжи-ка лучше ленточкой челюсть, а то отвалится. В Даркмуре уже готовят званый обед в твою честь; а вечером будут танцы… Ты, кстати, заготовил речь?
– Нет еще.
– Так садись пиши!
Фредди почти подпрыгнул, щелкнул каблуками и почти устремился прочь.
– Только не говори никому, что я приезжал сюда, первым тебя увидеть. А то другие обидятся, – говорил он, пританцовывая на месте. – И не забудь фамильную шпагу; знаю, ты обычно ее не носишь… А, ладно! Сам велю принести, в поезде и наденешь… Темный пиджак есть?
– Цвета перца с солью.
– Надевай его; так перевязь Дракона лучше всего смотрится. Ну, я побежал; а то не успею в столицу раньше тебя. Давай, давай! Целую в носик!
Франсуаз возвращалась к нам, сжимая в кулачке ключ на Сумрачный остров.
– Кто это был? – спросила она.
– Фредди Арбатнот. Мы вместе учились в Даркмуре.
Френки сперва собиралась похвастаться Ключом, но один грех побил другой, и любопытство одержало верх над тщеславием.
– А разве он не должен быть в Поиске? Ну, как ты.
– Фредди? О, Фредди Арбатнот – городской эльф. Лучший инженер заклинаний, отсюда до Асгарда. Зачем ему Поиск? Глупо тратить два года, глотая пыль в Пустошах, если он может создавать новую магию.
– Пожалуй, ты прав.
Фредди пожил два месяца у своего кузена, в загородном имении, и Синедрион засчитал это за Скитания.
– А смотри, что у меня есть!
Глаза Франсуаз вспыхнули, и она помахала у меня перед глазами ключом.
– Вот погуляю у тебя на празднике, и махнем туда. Говорят, жемчуг просто под ногами валяется.
2
Хрясь!
В девушку, на полном ходу, врезался курьерный тролль.
Он носил зеленый жакетик в елочку, и шапку в форме свиньи. Считается, что свинья – символ скорости и надежности. Не спрашивайте меня, почему.
Рассыльный полетел в одну сторону, его самокат – в другую.
– Эк, хорошо, что я сижу на диете, – заметил тролль, почесывая тройной подбородок. – Иначе бы кобчик себе отбил. А все почему? О здоровье забочусь. Никакой лактозы, после шести не ем, утром клизма со льдом. Вы будете Франческа Дюпон?
У девушки пар из ушей валил, и я испугался, что ее сейчас спутают с паровозиком, и прицепят вагоны.
– У меня для вас хорошая новость, – поспешил Тролль, чувствуя, что запахло жареным.
Жареным Троллем.
Без веской причины, Франсуаз никогда не полезет в драку.
Правда, любую причину девушка считает веской, – но это уже детали.
Однако сейчас у нее в руке сверкал ключ на Сумрачный остров (нет, мы не поедем туда в этой книге, он здесь просто для красоты). Франсуаз давно мечтала получить этот приз, и теперь никто, – даже невоспитанный Тролль на самокате, – не мог испортить ей настроения.
Поняв, что бить не будут (по крайней мере, ногами), посыльный обрадовался, и доверительно наклонился к Френки.
– Не обращайте на него внимания, – сказал он. – Вы так красивы, любой будет рад потрогать вас за прицеп.
Тролль игриво толкнул демонессу в бок.
– А он, – почтальон презрительно махнул в мою сторону пупырчатой лапой, – Таких пруд пруди.
– Чего? – удивилась девушка.
– Я вижу, эльфишко решил вас бросить. Вы, наверное, ребеночка ждете, а ему не хочется родне объяснять, откуда у малыша рожки да хвостик. Но не волнуйтесь; у меня есть для вас хорошая новость.
Он слез с самоката, сбросил рюкзак, на котором было написано «Тролль-почтовик», открыл его и достал красный конверт, запечатанный сургучом.
Я прочитал:
Город Преисподней.
Верховный колледж Геенны.
Факультет пыток и грехов, отделение коварства, этики и эстетики.
Девице Франсуазе Дюпон, лично в руки.
– Давай! – Френки вырвала из рук Тролля письмо, и сломала печать.
– Подождите минутку, девушка, – возмутился зеленый. – А расписаться?
Франсуаз быстро прочитала пергамент, и заткнула его за пояс.
Тролль покачал головой, но продолжал стоять.
– Ну? – сказала демонесса.
– Вот именно, – отвечал пупырчатый. – Письмо доставил, хорошую весть принес. Ну и?
Они уставились друг на друга.
Тролль кипел праведным гневом, девушка же смотрела на него с полным непониманием момента.
– Золотой, – подсказал я.
– Что?
– Он ждет чаевых. Таковы правила, Френки.
– Ну, ну, ну, – ответил пупырчатый, добродушно похлопал ее плечу и спрятал монетку. – На зуб не пробую, – пояснил он. – Не гигиенично. У вас и руки, девушка, не очень чистые, да и зуб можно поломать.
Тролль хлопнул в ладоши, и между его рук вспыхнуло заклятие Гигиены.
– Но если ваш динар окажется фальшивым, – а с вашим вредным характером очень даже возможно, что вы раздаете драконьи плевки вместо золотых, – письмо сразу сгорит, прочитать не успеете. И про сам конверт забудете напрочь.
Он задумался, хотел было добавить еще страшилок, но потом решил, что это лишь смажет все впечатление.
Поэтому лишь кивнул, и весело покатил по аллее, сшибая прохожих и крича:
– Извините, извините, срочные известия! Некогда, некогда, до свидания.
Девушка посмотрела ему вслед, но даже не кинула файерболлом.
Видно, новости и правда были отличные, и не стоило портить день, убивая посыльных.
– Что пишут? – спросил я.
И тут, к моему огромному удивлению, демонесса смутилась.
Щечки у нее порозовели, на кончиках рожек искорки засверкали, – девушка опустила глазки, потом вскинула их на меня, и они засверкали неподдельной гордостью.
– Я получу Плеть Сожигательницы.
– Френки, – я покачал головой. – А мне казалось, нам удалось побороть твою пагубную страсть к извращениям. Или ты перестала делать клизмы со льдом?
– Заткнись. Это высшая награда для выпускниц Академии.
Я кивнул.
Мне-то известно, как делают победителей.
И сам я порой, в последний момент, выбирал наугад имя из огромного списка.
Но говорить об этом Френки не стоило; поэтому я спросил:
– И когда награждение?
– Через год; в Преисподней все делается не спеша. Грешники-то у нас веселятся вечность; вот и привыкли мы никуда не торопиться.
Я понял, почему девушка уехала из Геенны. С ее характером, темпераментом жизнь в Аду казалась настоящим болотом.
– Я должна подать документы, – пробормотала девушка.
Она вынула изящные часики, в форме черепа.
– Поезд дотащится до столицы только завтра к утру? Прекрасно. Я быстренько счас телелепортнусь в Преисподнюю, и заполню бланки.
3
– Да? – лениво переспросил я.
Может быть, Френочка там задержится, и не поедет со мной в столицу?
Можно, можно, можно?
Ну пожалуйста!
Франсуаз сосредоточенно почесала в затылке. Она явно клеила план на день.
– Весь Ад – это сплошная чертова бюрократия, – пояснила девушка. – Документы можно подать только раз в месяц, двенадцатого числа, после полудня; а если не успею, пиксец моей плеточке. Но не волнуйся; я быстренько обернусь.
– Можешь не торопиться!
Сказав это, я сразу же передумал.
– Нет, поеду с тобой. Посмотрю, из каких там трущоб ты родом. Трястись еще сутки в поезде, – это не для меня. Успеем догнать его на последней станции.
Глава 5. Узники Янтаря
Восточный экспресс…
Черт, как же давно это было!
Да и со мной ли?
– Думаешь, это я? – спросила девушка.
Она выжидательно смотрела на меня.
– Ну, та демонесса, что ехала с тобой в поезде? Или это вообще было не про нас?
– Не знаю, – ответил я.
Скомкал билеты, и бросил их на тропу.
– А знаешь? Ну его, к гоблинам, этот ключ. Может, он ядом каким намазан. Спустимся с горы и – как знает? Вдруг я упаду, шмякнусь головой, и память ко мне вернется.
– На это я бы не рассчитывал…
Я резко обернулся.
Передо мной, в воздухе парила медуза. Я видел, как алый ледяной яд собирается на кончиках щупалец. Радужный купол вздрагивал, и электрические искры пробегали над ним.
– Ты вовремя, – заметила девушка. – Я уже давно никого не убивала. Аж с самого утра.
Демонесса пнула большой, острый камень, лежавший на тропе. Тот подпрыгнул, словно мяч для гоблинского футбола, и лег ей в ладонь.
– Может, конечно, я просто не помню, – сказала девушка, прибросив в руке булыжник. – Ну да это все равно.
Купол медузы вновь содрогнулся, и в нем проступило человеческое лицо. Ядовитые щупальца, наполненный смертельным колдовством, теперь стали похожи на бороду ученого старца.
– Прислушайся к себе, эльф, – негромко произнес незнакомец.
– Мыслей у меня много, – согласился я. – Пока что все о том, как тебя прикончить. Нет, есть еще рецепт яблочного пирога. Ты об этом?
Щупальца медузы задрожали в усмешке.
– Загляни в свое сердце, – повторило Оно.
Ледяной ветер коснулся моей души.
Глаза закрылись, и хмурая, мертвенная усталость нахлынула на меня. Словно каждый прожитый день, я украдкой одалживал у судьбы, – и теперь настало время расплатиться за все.
Мои удачи, победы, редкие мгновения счастья, – все, что раньше казалось кратким и мимолетным, – теперь обретало смысл. Я понял, что получил от жизни гораздо больше, чем мог заслуживать, – и теперь уже слишком поздно.
Поздно для всего.
Где-то, внутри моего сознания, пряталось Заклятие Смерти.
Черный, холодный сгусток, – он засел не в моем остроухом теле, а в ауре. Эту часть нашего астрального плана мистики называют Вратами в себя.
Мы, дроу, не любим играться с праной, – и в Даркмуре нас почти не обучали тому, что писали гностики и духовидцы, еще до падения стен Веллетриума.
Шесть астральных проекций, – табу для любого эльфа, и даже проклятым магам Черного круга строго запрещено вмешиваться в дыхание праны.
Впрочем, никто из них и не пошел бы на такое безумство.
– Чувствуешь? – спросило Оно. – Смерть растет в тебе, как ребенок в животе матери… Ты сам питаешь Ее своими сомнениями, страхами, а пуще всего – надеждой…
Я думал о Заклятии Смерти.
Чары, которые может снять только маг, который их наложил.
Часовой механизм запущен, и вечность стремительно пожирает время, откусывая от него секунду за секундой. Скоро срок истечет, Заклятие вырвется на свободу, и разорвет меня на тысячи, миллионы оглушительных криков.
И все, что останется у меня, – это пытка, бесконечное страдание там, где Всегда сливается с Никогда.
– Зачем тебе это, студень? – спросил я. – Если б хотел убить меня, мог сделать это попроще.
– Нет ничего отвратительней, чем убийство, – возразил колдун. – Ты нужен мне, для одной непростой работы. Выполнишь ее, и будешь свободен. Провалишь… И я найду другого, кто окажется половчее.
– А те пленники, в подземелье?
– У них был шанс, но они его упустили. Не повтори их ошибок, эльф. Помни, каждого можно заменить. Докажи, что я в тебе не ошибся.
– Что насчет девушки?
– Демонесса…
Чародей тихо засмеялся.
– Я говорю с вами порознь, хотя и одновременно. Для такого мага, как я, это просто безделица. Твоя подружка тоже задает мне вопросы, – но, должен признаться, у нее это получается лучше.
Прозрачное щупальце потянулось ко мне.
– Пока ты мучаешься сомнениями, зачем да почему, она спрашивает, что делать, и как остаться в живых… Мне это больше нравится.
– Ты лжешь, – хмуро ответил я.
Сложил руки на груди.
– Не пытайся меня обмануть, медуза. Ты сказал, что шанс был у всех пятерых. Но выход открылся только после того, как ловушка сработала. Кто-то из нас должен был умереть.
– Ошибаешься, – голос чародея стал строгим, и немного обиженным. – Надпись на стене предупреждала тебя, что решетка захлопнется, стоит кому-то перешагнуть порог. Вы могли сделать это все вместе…
Передо мной заметались видения прошлого.
Я вновь оказался в пыточной, где стояли пять гранитных столов. Каменный пол стал прозрачным; и я видел сложные механизмы, спрятанные под ним.
– Тогда бы мы вместе умерли, – сказал я.
– И снова ты ошибаешься. Видишь эти пружины? Вес пятерых заблокировал бы ловушку. Вы могли бы спокойно выйти, через главную дверь, – и никогда бы не узнали о том, что там была западня.
– Почему я должен тебе верить?
– Тебя ждут новые испытания, темный эльф. И твоя жизнь зависит от того, понял ли ты Правила игры.
– Возьми, и увидишь.
На мгновение, я заколебался.
Заклятие Смерти стало пульсировать. Острые шипы выросли из него, впились в мою душу, наполняя ее дурманящим ядом.
– У тебя не так-то уж много времени, темный эльф, – напомнила тварь.
– Я знаю.
Стоит колдуну захотеть, – и он меня уничтожит, а я не смогу его остановить. У меня не осталось другого выхода, кроме как играть по его правилам, – и ждать, пока мне представится случай перевернуть стол.
А это непременно случится.
И даже раньше, чем ты, ядовитый, думаешь.
– Ладно, холодец, – сказал я. – Что я должен делать?
– Какое некрасивое имя ты мне придумал, – пробормотал колдун. – Впрочем, я сам виноват; я же не представился. Называй меня…
Тварь немного задумалась.
– Уильям Шекспир.
Я поднял руку, и пальцы мои коснулись кружащегося ключа.
Он сразу же прекратил вращение, и лег в мою ладонь, подрагивая оттенками янтаря.
Тяжелая дверь, из орифманского дуба, медленно появилась передо мной, словно выходя из тумана. Не было ни дома, ни стен, – лишь створка, парящая над бесконечным обрывом.
– Открой ее, – приказал колдун.
И я подчинился.
Внутри было темно, пахнуло сыростью и ржавым металлом. Я осторожно перешагнул порог. Уильям Шекспир медленно вплыл в раскрытую дверь, следом за мной.
– Где мы? – спросил я.
– Не жди, что я все буду объяснять, – в голосе колдуна резанул холод. – Я мог бы сделать все сам, и без твоей помощи. Но сейчас я слишком далеко, во времени и пространстве. Поэтому мне нужен ты.
Глаза постепенно привыкали к темноте.
Мы находились в маленькой комнатке, вроде тех, где гроссмейстеры некромантов следят за вылуплением зомби, на огромных фабриках подземного Мертвоградья. Дубовая дверь закрылась, и слилась со стеной.
Я понял, что не сумею выйти отсюда тем же путем, каким и пришел.
– Где девушка? – спросил я.
– О, у нее другая работа. Видишь ли, я рассчитывал, что из того подземелья выйдут хотя бы четверо. Но мне не нужны неудачники; а раз вы остались вдвоем, вам придется поупираться. Впрочем, не беспокойся. В этой зале ничего сложного…
Прямо передо мной темнел заржавленный пульт, с тысячей кнопок и рычагов. Он давно покрылся паутиной и плесенью, а стимфалийские мршанки ползали по нему, медленно сжирая металл.
Вряд ли здесь хоть что-то работает.
Я протянул руку, выбрав главный рубильник.
– Минутку, – попросил чародей. – Прежде, чем ты продолжишь, мне надо кое-что прояснить. Там, на перроне, ты вдруг решил отправиться вместе с Франсуаз в Преисподнюю. Для чего? Ведь тебя ждет столица, и посох Черного дракона…
Мне оставалось только пожать плечами.
– Ты сам стер мою память, маг. Мне остается только гадать. Наверное, слишком скучно трястись в Восточном экспрессе, и до утра смотреть на мертвую пустошь. Особенно, для того, кто провел пять лет, балансируя на краю ножа, и каждый день играя с опасностью…
– На краю ножа? – чародей презрительно фыркнул. – Сам себя послушай. Ты несешь вздор, потому что боишься увидеть правду. Ты знал, что братья султана станут охотиться за Франсуаз. Там, в крае Трилистника, она была в безопасности. Но стоит ей повернуть назад…
Я пожал плечами.
– Девушка знала, на что шла. И ей это нравилось. Если не хочешь втрескаться в неприятности, не стоит убивать дэвов…
– И тем не менее, ты помчался ее спасать, – усмехнулся чародей. – И даже перед самим собой не можешь признаться, что эта девушка тебе дорога.
– Дорога? Конечно, – согласился я. – Она обошлась мне в тысячу золотых динаров, когда пришлось расхлебывать ту историю, в Аттике. А на перевале Кобола…
– Достаточно, – прервал чародей. – Лучше посмотри вниз.
Сразу за пультом, открывалось окно, – огромное, во всю стену. Сейчас его закрывали большие, ржавые жалюзи. Больше в комнате ничего и не было, только покосившийся стул, – на который я не решился сесть.
Один из малых рубильников заскрипел, и пришел в движение.
Жалюзи стали медленно подниматься, и я увидел то, что находилось внизу.
– Великая морковка в клубничном сахаре.., – пробормотал я.
Прямо у моих ног, в океане пламени, поднимались три Янтарные клетки. В каждой из них, скованный мифриловыми цепями, стоял хобгоблин, в обсидиановой мантии. Их одежда, – когда-то роскошная, полная вшитых в нее магических заклинаний, – теперь обуглилась, ее покрывали запекшаяся кровь и рваные дыры.
Черный короткий рог поднимался во лбу у каждого пленника.
– Дэвы, – пробормотал я.
– Да, – согласился колдун. – Братья Харубея, которого Франсуаз убила на твоих глазах, в Восточном экспрессе. Султан заточил их здесь, в Янтарных клетках; много веков провели они в заточении, погруженные в магический сон. Но после смерти хобгоблина, чары рассеялись, и братья начали просыпаться.
– Почему он их не убил?
– Кто знает! Думаю, при рождении на каждого была наложена руна Братства. В богатых и влиятельных семьях, в которых есть, что делить, родственники частенько пытаются прикончить друг друга. Я нахожу это очень забавным…
– Эти чары не дают им проливать кровь семьи.
– Ты прав! Поэтому Харубей заточил их в клетки, но не стал убивать. А впрочем, это только мое предположение. У нас есть дела посерьезнее…
Хобгоблины медленно просыпались.
Они поднимали головы, и я чувствовал на себе их холодные, злые взгляды.
– Пленники не видят меня, – пояснил Уильям Шекспир. – Им кажется, что ты их тюремщик. А скоро станешь их палачом… Какая ирония.
– Погоди, – возразил я. – Ты снова меня запутываешь. Хобгоблины только начали просыпаться. Но чары рухнули сразу же, когда погиб Харубей. Время не сходится.
– Оно и не должно, – сразу же согласился колдун. – Ты все еще в Восточном экспрессе. Смотришь на мертвое тело хобгоблина, и думаешь про себя: «Черт возьми, эти капли крови никогда не отойдут с туфель».
– Значит, я в прошлом?
– Да, небольшая петля времени, чтобы ты сумел быстренько здесь подчистить. Видишь ли, Харубей не был таким уж глупым. Да, конечно, ему не следовало оставлять Франсуаз в живых. Враг, которого ты не убил, это смертный приговор. Только отложенный.
– Султан не хотел, чтобы его братья вышли отсюда?
– По крайней мере, живыми… Харубей позаботился, чтобы смерть пришла к его братьям, в одной упаковке с долгожданной свободой. Конечно же, он мог больше не бояться рун Братства. Ведь если чары падут, и клетки раскроются, – значит, сам султан уже мертв, и ему нечего терять.
– Огненная лава, – пробормотал я, указывая на ревущий поток.
Бурлящая магма со всех сторон окружала остров, на котором стояли Клетки.
– Не так уж оригинально, – согласился Шекспир. – Я бы придумал что-то поинтереснее. Видимо, султан любил во всем простоту.
– А там двухглавые игуаны?
– Да, премилые существа! Когда они насыщаются, их голова сохнет и отмирает, а новая вырастает там, где был хвост. И милый зверек снова может есть, словно голодал месяц… Одно время я держал парочку у себя; пришлось отдать в зоопарк, после того, как они съели шестую горничную.
Я внимательно осматривал подземелье.
– Если братьям удастся миновать лаву…
– Что невозможно, – сразу же подсказал Шекспир.
– И они доберутся до того островка, за ним их ждут двухглавые игуаны. Да, Харубей был прав! Никто из братьев не выползет на свободу. Так зачем мы здесь, Уильям? Будем делать ставки, кто умрет первым?
– Нет, – возразил Шекспир, и в его голосе прозвучала нотка сожаления. – Хотя было бы забавно. Но к сожалению, хобгоблины нужны мне на воле. Честно сказать, мне хватит и одного, но зачем мелочиться?
– И как же ты собираешься вытащить дэвов?
Щупальца снова дрогнули.
– О, мне пришлось постараться! Правда, я не так уж всесилен. Ты останешься здесь, и будешь следить, чтобы хобгоблины выбрались на свободу… Видишь дальнюю стену?
Волшебный доспех порвался, словно бумага. Свинг демонессы проломил хобгоблина насквозь. Окровавленный кусок плоти, топорщась белыми обломками ребер, вылетел из султана, и упал на темные доски.
Харубей задохнулся, и два бьющихся сердца выпали из чудовищной раны.
Третье еще оставалось в теле; но его сил не хватало, чтобы поддерживать жизнь в искалеченном теле воина. Хобгоблин всхрипнул, и скорчился у ног девушки.
– Зря ты меня нашел, – сказала она.
Глава 4. Сжигающая плеть
1
Стоя на перроне, я вдруг поймал себя на том, что шепчу заклятия хрусталя.А, вы не слышали, что это такое?
Эльфы не любят грязной работы; истинный дроу скорее откажется от второго завтрака (небывалое дело!) – чем согласится примести пол, или почистить верхового дракона.
Многие держат слуг, – но только не эльфы.
Слуга, – это человек, который сильней других тебя ненавидит, и которому проще всех остальных прирезать тебя во сне.
С детства, темных эльфов обучают заклятиям хрусталя. С их помощью, мы создаем поющие сферы; и там, где звучит колдовская музыка, – вся грязная работа исполняется сама собой. Со временем, это входит в привычку, – как гном курит свою вересковую трубку, так темный эльф неторопливо чертит на небосклоне сияющий орб.
Не помню, когда я в последний раз чувствовал чары хрусталя.
В Пустошах от них мало толку, – там столько грязи и зла, что даже тысячи сфер не смогут справиться с этим.
А колдовская энергия, – штука ценная; в бесплодной земле гоблинов, где у каждого в кармане уже припрятана нитка, чтобы нанизать на нее твои острые эльфийские уши, – здесь не стоит расходовать ману попусту.
Но здесь, стоя на пустынном перроне, я вновь начал творить заклятия.
Это значило, что я уже дома.
Поезд стоял здесь минут пятнадцать; я вышел, лишь бы не оставаться в купе.
Позор для эльфа, – насвиньячить в вагоне; а уж тем более, кровью и кишками дэва. И хотя мусорил не я, а Франческа, мне все равно было стыдно посмотреть в глаза проводнице.
Хрустальная сфера взмыла высоко в воздух, озаряя небо ровным сиянием.
– Вот ты где, старина!
Летающее ландо остановился рядом со мной.
Резная дверца открылась, и на меня выпрыгнул Фредди Арбатнот.
Шумный, яркий, веселый, – он, как всегда, был одет по последней столичной моде.
Шейный платок повязан бантом, поверх стоячего воротника-отцеубийцы, в котором крахмала больше, чем ткани; кончики галстука спрятаны под жилет. А жилетов он носил пять, причем нижний всегда выглядывал из-под верхнего.
Поверх красовался фрак, с узкой талией, и пышный в плече.
Стоило ногам Арбатнота коснуться перрона, как на голове его распахнулся боливар, – широкополая шляпа, с изящным заклинанием, что позволяло ей складываться и исчезать, когда ее владелец захочет.
– Наконец я тебя догнал! Я еще на прошлой станции тебя видел; но когда из портала вышел, гляжу, вы уже уехали; ну я и кричу кучеру – десять золотых, если поймаешь тот поезд!
Я вздохнул с облегчением.
Старина Фредди никогда не поедет туда, где не слышен голос Черного Круга, и не сияют охранные руны эльфов. А это значило, что мы уже пересекли границу Трилистника, и можно не опасаться дэвов и их полоумных братьев.
– Майкл, до чего я рад тебя видеть, – говорил он, пытаясь оторвать мне руку. – Все мы наслышаны о твоих делах в Пустошах; в Черном Круге и Даркмуре только об этом и говорят.
Я от души надеялся, что это неправда.
Если легаты Синедриона узнают, чем я на самом деле занимался в степях Безмолвия, – я вряд ли получу хороший пост в Изумрудной Башне. За время моих скитаний, я пал так низко, что даже иногда помогал людям бесплатно, – а такой позор никогда не смыть.
Но, судя по лицу Фредди, о моих грехах никто не догадывался.
Арбатнот закинул мне руку на плечо и говорил, взмахивая в такт зажженной сигарой.
– Верховные маги прибудут в полном составе. Даже старикашка Уорлокс, – ну тот, что не встает с постели с тех пор, как выписал себе новую любовницу, – уже приехал в столицу и трясется от нетерпения.
– Как неловко, – запричитал я. – Мне казалось, будет маленькая такая встреча. Даже боялся, что на вокзал никто не придет.
– О чем ты говоришь! – возбужденно булькал Фредди Арбатнот. – Поговаривают, – хотя, конечно, это большой секрет, и ты ничего от меня не слышал, – что претор Сибелиус прямо там, у поезда, вручит тебе посох Черного Дракона.
Он вспыхнул от восторга, превратился в тысячи маленьких пузырьков, и заметался вокруг меня радугой; потом вновь принял человеческий облик.
– За тысячу лет, это первый раз, когда эльф получает верховное звание сразу после Скитаний. А еще будет Сильванна; говорят, она в тебя влюблена, и написала целую книгу стихов в твою честь.
– Да ладно, – отмахнулся я. – Она же первая красавица в столичном бомонде. Наверняка про меня забыла.
– И не думай! Я видел платье, в котором она придет на церемонию, – ну так, мельком; привяжи-ка лучше ленточкой челюсть, а то отвалится. В Даркмуре уже готовят званый обед в твою честь; а вечером будут танцы… Ты, кстати, заготовил речь?
– Нет еще.
– Так садись пиши!
Фредди почти подпрыгнул, щелкнул каблуками и почти устремился прочь.
– Только не говори никому, что я приезжал сюда, первым тебя увидеть. А то другие обидятся, – говорил он, пританцовывая на месте. – И не забудь фамильную шпагу; знаю, ты обычно ее не носишь… А, ладно! Сам велю принести, в поезде и наденешь… Темный пиджак есть?
– Цвета перца с солью.
– Надевай его; так перевязь Дракона лучше всего смотрится. Ну, я побежал; а то не успею в столицу раньше тебя. Давай, давай! Целую в носик!
Франсуаз возвращалась к нам, сжимая в кулачке ключ на Сумрачный остров.
– Кто это был? – спросила она.
– Фредди Арбатнот. Мы вместе учились в Даркмуре.
Френки сперва собиралась похвастаться Ключом, но один грех побил другой, и любопытство одержало верх над тщеславием.
– А разве он не должен быть в Поиске? Ну, как ты.
– Фредди? О, Фредди Арбатнот – городской эльф. Лучший инженер заклинаний, отсюда до Асгарда. Зачем ему Поиск? Глупо тратить два года, глотая пыль в Пустошах, если он может создавать новую магию.
– Пожалуй, ты прав.
Фредди пожил два месяца у своего кузена, в загородном имении, и Синедрион засчитал это за Скитания.
– А смотри, что у меня есть!
Глаза Франсуаз вспыхнули, и она помахала у меня перед глазами ключом.
– Вот погуляю у тебя на празднике, и махнем туда. Говорят, жемчуг просто под ногами валяется.
2
Хрясь!
В девушку, на полном ходу, врезался курьерный тролль.
Он носил зеленый жакетик в елочку, и шапку в форме свиньи. Считается, что свинья – символ скорости и надежности. Не спрашивайте меня, почему.
Рассыльный полетел в одну сторону, его самокат – в другую.
– Эк, хорошо, что я сижу на диете, – заметил тролль, почесывая тройной подбородок. – Иначе бы кобчик себе отбил. А все почему? О здоровье забочусь. Никакой лактозы, после шести не ем, утром клизма со льдом. Вы будете Франческа Дюпон?
У девушки пар из ушей валил, и я испугался, что ее сейчас спутают с паровозиком, и прицепят вагоны.
– У меня для вас хорошая новость, – поспешил Тролль, чувствуя, что запахло жареным.
Жареным Троллем.
Без веской причины, Франсуаз никогда не полезет в драку.
Правда, любую причину девушка считает веской, – но это уже детали.
Однако сейчас у нее в руке сверкал ключ на Сумрачный остров (нет, мы не поедем туда в этой книге, он здесь просто для красоты). Франсуаз давно мечтала получить этот приз, и теперь никто, – даже невоспитанный Тролль на самокате, – не мог испортить ей настроения.
Поняв, что бить не будут (по крайней мере, ногами), посыльный обрадовался, и доверительно наклонился к Френки.
– Не обращайте на него внимания, – сказал он. – Вы так красивы, любой будет рад потрогать вас за прицеп.
Тролль игриво толкнул демонессу в бок.
– А он, – почтальон презрительно махнул в мою сторону пупырчатой лапой, – Таких пруд пруди.
– Чего? – удивилась девушка.
– Я вижу, эльфишко решил вас бросить. Вы, наверное, ребеночка ждете, а ему не хочется родне объяснять, откуда у малыша рожки да хвостик. Но не волнуйтесь; у меня есть для вас хорошая новость.
Он слез с самоката, сбросил рюкзак, на котором было написано «Тролль-почтовик», открыл его и достал красный конверт, запечатанный сургучом.
Я прочитал:
Город Преисподней.
Верховный колледж Геенны.
Факультет пыток и грехов, отделение коварства, этики и эстетики.
Девице Франсуазе Дюпон, лично в руки.
– Давай! – Френки вырвала из рук Тролля письмо, и сломала печать.
– Подождите минутку, девушка, – возмутился зеленый. – А расписаться?
Франсуаз быстро прочитала пергамент, и заткнула его за пояс.
Тролль покачал головой, но продолжал стоять.
– Ну? – сказала демонесса.
– Вот именно, – отвечал пупырчатый. – Письмо доставил, хорошую весть принес. Ну и?
Они уставились друг на друга.
Тролль кипел праведным гневом, девушка же смотрела на него с полным непониманием момента.
– Золотой, – подсказал я.
– Что?
– Он ждет чаевых. Таковы правила, Френки.
– Ну, ну, ну, – ответил пупырчатый, добродушно похлопал ее плечу и спрятал монетку. – На зуб не пробую, – пояснил он. – Не гигиенично. У вас и руки, девушка, не очень чистые, да и зуб можно поломать.
Тролль хлопнул в ладоши, и между его рук вспыхнуло заклятие Гигиены.
– Но если ваш динар окажется фальшивым, – а с вашим вредным характером очень даже возможно, что вы раздаете драконьи плевки вместо золотых, – письмо сразу сгорит, прочитать не успеете. И про сам конверт забудете напрочь.
Он задумался, хотел было добавить еще страшилок, но потом решил, что это лишь смажет все впечатление.
Поэтому лишь кивнул, и весело покатил по аллее, сшибая прохожих и крича:
– Извините, извините, срочные известия! Некогда, некогда, до свидания.
Девушка посмотрела ему вслед, но даже не кинула файерболлом.
Видно, новости и правда были отличные, и не стоило портить день, убивая посыльных.
– Что пишут? – спросил я.
И тут, к моему огромному удивлению, демонесса смутилась.
Щечки у нее порозовели, на кончиках рожек искорки засверкали, – девушка опустила глазки, потом вскинула их на меня, и они засверкали неподдельной гордостью.
– Я получу Плеть Сожигательницы.
– Френки, – я покачал головой. – А мне казалось, нам удалось побороть твою пагубную страсть к извращениям. Или ты перестала делать клизмы со льдом?
– Заткнись. Это высшая награда для выпускниц Академии.
Я кивнул.
Мне-то известно, как делают победителей.
И сам я порой, в последний момент, выбирал наугад имя из огромного списка.
Но говорить об этом Френки не стоило; поэтому я спросил:
– И когда награждение?
– Через год; в Преисподней все делается не спеша. Грешники-то у нас веселятся вечность; вот и привыкли мы никуда не торопиться.
Я понял, почему девушка уехала из Геенны. С ее характером, темпераментом жизнь в Аду казалась настоящим болотом.
– Я должна подать документы, – пробормотала девушка.
Она вынула изящные часики, в форме черепа.
– Поезд дотащится до столицы только завтра к утру? Прекрасно. Я быстренько счас телелепортнусь в Преисподнюю, и заполню бланки.
3
– Да? – лениво переспросил я.
Может быть, Френочка там задержится, и не поедет со мной в столицу?
Можно, можно, можно?
Ну пожалуйста!
Франсуаз сосредоточенно почесала в затылке. Она явно клеила план на день.
– Весь Ад – это сплошная чертова бюрократия, – пояснила девушка. – Документы можно подать только раз в месяц, двенадцатого числа, после полудня; а если не успею, пиксец моей плеточке. Но не волнуйся; я быстренько обернусь.
– Можешь не торопиться!
Сказав это, я сразу же передумал.
– Нет, поеду с тобой. Посмотрю, из каких там трущоб ты родом. Трястись еще сутки в поезде, – это не для меня. Успеем догнать его на последней станции.
Глава 5. Узники Янтаря
1
Мифриловый ключ медленно вращался передо мной, – и я не был уверен, что хочу к нему прикасаться.Восточный экспресс…
Черт, как же давно это было!
Да и со мной ли?
– Думаешь, это я? – спросила девушка.
Она выжидательно смотрела на меня.
– Ну, та демонесса, что ехала с тобой в поезде? Или это вообще было не про нас?
– Не знаю, – ответил я.
Скомкал билеты, и бросил их на тропу.
– А знаешь? Ну его, к гоблинам, этот ключ. Может, он ядом каким намазан. Спустимся с горы и – как знает? Вдруг я упаду, шмякнусь головой, и память ко мне вернется.
– На это я бы не рассчитывал…
Я резко обернулся.
Передо мной, в воздухе парила медуза. Я видел, как алый ледяной яд собирается на кончиках щупалец. Радужный купол вздрагивал, и электрические искры пробегали над ним.
– Ты вовремя, – заметила девушка. – Я уже давно никого не убивала. Аж с самого утра.
Демонесса пнула большой, острый камень, лежавший на тропе. Тот подпрыгнул, словно мяч для гоблинского футбола, и лег ей в ладонь.
– Может, конечно, я просто не помню, – сказала девушка, прибросив в руке булыжник. – Ну да это все равно.
Купол медузы вновь содрогнулся, и в нем проступило человеческое лицо. Ядовитые щупальца, наполненный смертельным колдовством, теперь стали похожи на бороду ученого старца.
– Прислушайся к себе, эльф, – негромко произнес незнакомец.
– Мыслей у меня много, – согласился я. – Пока что все о том, как тебя прикончить. Нет, есть еще рецепт яблочного пирога. Ты об этом?
Щупальца медузы задрожали в усмешке.
– Загляни в свое сердце, – повторило Оно.
Ледяной ветер коснулся моей души.
Глаза закрылись, и хмурая, мертвенная усталость нахлынула на меня. Словно каждый прожитый день, я украдкой одалживал у судьбы, – и теперь настало время расплатиться за все.
Мои удачи, победы, редкие мгновения счастья, – все, что раньше казалось кратким и мимолетным, – теперь обретало смысл. Я понял, что получил от жизни гораздо больше, чем мог заслуживать, – и теперь уже слишком поздно.
Поздно для всего.
Где-то, внутри моего сознания, пряталось Заклятие Смерти.
Черный, холодный сгусток, – он засел не в моем остроухом теле, а в ауре. Эту часть нашего астрального плана мистики называют Вратами в себя.
Мы, дроу, не любим играться с праной, – и в Даркмуре нас почти не обучали тому, что писали гностики и духовидцы, еще до падения стен Веллетриума.
Шесть астральных проекций, – табу для любого эльфа, и даже проклятым магам Черного круга строго запрещено вмешиваться в дыхание праны.
Впрочем, никто из них и не пошел бы на такое безумство.
– Чувствуешь? – спросило Оно. – Смерть растет в тебе, как ребенок в животе матери… Ты сам питаешь Ее своими сомнениями, страхами, а пуще всего – надеждой…
Я думал о Заклятии Смерти.
Чары, которые может снять только маг, который их наложил.
Часовой механизм запущен, и вечность стремительно пожирает время, откусывая от него секунду за секундой. Скоро срок истечет, Заклятие вырвется на свободу, и разорвет меня на тысячи, миллионы оглушительных криков.
И все, что останется у меня, – это пытка, бесконечное страдание там, где Всегда сливается с Никогда.
– Зачем тебе это, студень? – спросил я. – Если б хотел убить меня, мог сделать это попроще.
– Нет ничего отвратительней, чем убийство, – возразил колдун. – Ты нужен мне, для одной непростой работы. Выполнишь ее, и будешь свободен. Провалишь… И я найду другого, кто окажется половчее.
– А те пленники, в подземелье?
– У них был шанс, но они его упустили. Не повтори их ошибок, эльф. Помни, каждого можно заменить. Докажи, что я в тебе не ошибся.
– Что насчет девушки?
– Демонесса…
Чародей тихо засмеялся.
– Я говорю с вами порознь, хотя и одновременно. Для такого мага, как я, это просто безделица. Твоя подружка тоже задает мне вопросы, – но, должен признаться, у нее это получается лучше.
Прозрачное щупальце потянулось ко мне.
– Пока ты мучаешься сомнениями, зачем да почему, она спрашивает, что делать, и как остаться в живых… Мне это больше нравится.
– Ты лжешь, – хмуро ответил я.
Сложил руки на груди.
– Не пытайся меня обмануть, медуза. Ты сказал, что шанс был у всех пятерых. Но выход открылся только после того, как ловушка сработала. Кто-то из нас должен был умереть.
– Ошибаешься, – голос чародея стал строгим, и немного обиженным. – Надпись на стене предупреждала тебя, что решетка захлопнется, стоит кому-то перешагнуть порог. Вы могли сделать это все вместе…
Передо мной заметались видения прошлого.
Я вновь оказался в пыточной, где стояли пять гранитных столов. Каменный пол стал прозрачным; и я видел сложные механизмы, спрятанные под ним.
– Тогда бы мы вместе умерли, – сказал я.
– И снова ты ошибаешься. Видишь эти пружины? Вес пятерых заблокировал бы ловушку. Вы могли бы спокойно выйти, через главную дверь, – и никогда бы не узнали о том, что там была западня.
– Почему я должен тебе верить?
– Тебя ждут новые испытания, темный эльф. И твоя жизнь зависит от того, понял ли ты Правила игры.
2
– Что открывает этот ключ? – спросил я.– Возьми, и увидишь.
На мгновение, я заколебался.
Заклятие Смерти стало пульсировать. Острые шипы выросли из него, впились в мою душу, наполняя ее дурманящим ядом.
– У тебя не так-то уж много времени, темный эльф, – напомнила тварь.
– Я знаю.
Стоит колдуну захотеть, – и он меня уничтожит, а я не смогу его остановить. У меня не осталось другого выхода, кроме как играть по его правилам, – и ждать, пока мне представится случай перевернуть стол.
А это непременно случится.
И даже раньше, чем ты, ядовитый, думаешь.
– Ладно, холодец, – сказал я. – Что я должен делать?
– Какое некрасивое имя ты мне придумал, – пробормотал колдун. – Впрочем, я сам виноват; я же не представился. Называй меня…
Тварь немного задумалась.
– Уильям Шекспир.
Я поднял руку, и пальцы мои коснулись кружащегося ключа.
Он сразу же прекратил вращение, и лег в мою ладонь, подрагивая оттенками янтаря.
Тяжелая дверь, из орифманского дуба, медленно появилась передо мной, словно выходя из тумана. Не было ни дома, ни стен, – лишь створка, парящая над бесконечным обрывом.
– Открой ее, – приказал колдун.
И я подчинился.
Внутри было темно, пахнуло сыростью и ржавым металлом. Я осторожно перешагнул порог. Уильям Шекспир медленно вплыл в раскрытую дверь, следом за мной.
– Где мы? – спросил я.
– Не жди, что я все буду объяснять, – в голосе колдуна резанул холод. – Я мог бы сделать все сам, и без твоей помощи. Но сейчас я слишком далеко, во времени и пространстве. Поэтому мне нужен ты.
Глаза постепенно привыкали к темноте.
Мы находились в маленькой комнатке, вроде тех, где гроссмейстеры некромантов следят за вылуплением зомби, на огромных фабриках подземного Мертвоградья. Дубовая дверь закрылась, и слилась со стеной.
Я понял, что не сумею выйти отсюда тем же путем, каким и пришел.
– Где девушка? – спросил я.
– О, у нее другая работа. Видишь ли, я рассчитывал, что из того подземелья выйдут хотя бы четверо. Но мне не нужны неудачники; а раз вы остались вдвоем, вам придется поупираться. Впрочем, не беспокойся. В этой зале ничего сложного…
Прямо передо мной темнел заржавленный пульт, с тысячей кнопок и рычагов. Он давно покрылся паутиной и плесенью, а стимфалийские мршанки ползали по нему, медленно сжирая металл.
Вряд ли здесь хоть что-то работает.
Я протянул руку, выбрав главный рубильник.
– Минутку, – попросил чародей. – Прежде, чем ты продолжишь, мне надо кое-что прояснить. Там, на перроне, ты вдруг решил отправиться вместе с Франсуаз в Преисподнюю. Для чего? Ведь тебя ждет столица, и посох Черного дракона…
Мне оставалось только пожать плечами.
– Ты сам стер мою память, маг. Мне остается только гадать. Наверное, слишком скучно трястись в Восточном экспрессе, и до утра смотреть на мертвую пустошь. Особенно, для того, кто провел пять лет, балансируя на краю ножа, и каждый день играя с опасностью…
– На краю ножа? – чародей презрительно фыркнул. – Сам себя послушай. Ты несешь вздор, потому что боишься увидеть правду. Ты знал, что братья султана станут охотиться за Франсуаз. Там, в крае Трилистника, она была в безопасности. Но стоит ей повернуть назад…
Я пожал плечами.
– Девушка знала, на что шла. И ей это нравилось. Если не хочешь втрескаться в неприятности, не стоит убивать дэвов…
– И тем не менее, ты помчался ее спасать, – усмехнулся чародей. – И даже перед самим собой не можешь признаться, что эта девушка тебе дорога.
– Дорога? Конечно, – согласился я. – Она обошлась мне в тысячу золотых динаров, когда пришлось расхлебывать ту историю, в Аттике. А на перевале Кобола…
– Достаточно, – прервал чародей. – Лучше посмотри вниз.
Сразу за пультом, открывалось окно, – огромное, во всю стену. Сейчас его закрывали большие, ржавые жалюзи. Больше в комнате ничего и не было, только покосившийся стул, – на который я не решился сесть.
Один из малых рубильников заскрипел, и пришел в движение.
Жалюзи стали медленно подниматься, и я увидел то, что находилось внизу.
– Великая морковка в клубничном сахаре.., – пробормотал я.
Прямо у моих ног, в океане пламени, поднимались три Янтарные клетки. В каждой из них, скованный мифриловыми цепями, стоял хобгоблин, в обсидиановой мантии. Их одежда, – когда-то роскошная, полная вшитых в нее магических заклинаний, – теперь обуглилась, ее покрывали запекшаяся кровь и рваные дыры.
Черный короткий рог поднимался во лбу у каждого пленника.
– Дэвы, – пробормотал я.
– Да, – согласился колдун. – Братья Харубея, которого Франсуаз убила на твоих глазах, в Восточном экспрессе. Султан заточил их здесь, в Янтарных клетках; много веков провели они в заточении, погруженные в магический сон. Но после смерти хобгоблина, чары рассеялись, и братья начали просыпаться.
– Почему он их не убил?
– Кто знает! Думаю, при рождении на каждого была наложена руна Братства. В богатых и влиятельных семьях, в которых есть, что делить, родственники частенько пытаются прикончить друг друга. Я нахожу это очень забавным…
– Эти чары не дают им проливать кровь семьи.
– Ты прав! Поэтому Харубей заточил их в клетки, но не стал убивать. А впрочем, это только мое предположение. У нас есть дела посерьезнее…
Хобгоблины медленно просыпались.
Они поднимали головы, и я чувствовал на себе их холодные, злые взгляды.
– Пленники не видят меня, – пояснил Уильям Шекспир. – Им кажется, что ты их тюремщик. А скоро станешь их палачом… Какая ирония.
– Погоди, – возразил я. – Ты снова меня запутываешь. Хобгоблины только начали просыпаться. Но чары рухнули сразу же, когда погиб Харубей. Время не сходится.
– Оно и не должно, – сразу же согласился колдун. – Ты все еще в Восточном экспрессе. Смотришь на мертвое тело хобгоблина, и думаешь про себя: «Черт возьми, эти капли крови никогда не отойдут с туфель».
– Значит, я в прошлом?
– Да, небольшая петля времени, чтобы ты сумел быстренько здесь подчистить. Видишь ли, Харубей не был таким уж глупым. Да, конечно, ему не следовало оставлять Франсуаз в живых. Враг, которого ты не убил, это смертный приговор. Только отложенный.
– Султан не хотел, чтобы его братья вышли отсюда?
– По крайней мере, живыми… Харубей позаботился, чтобы смерть пришла к его братьям, в одной упаковке с долгожданной свободой. Конечно же, он мог больше не бояться рун Братства. Ведь если чары падут, и клетки раскроются, – значит, сам султан уже мертв, и ему нечего терять.
– Огненная лава, – пробормотал я, указывая на ревущий поток.
Бурлящая магма со всех сторон окружала остров, на котором стояли Клетки.
– Не так уж оригинально, – согласился Шекспир. – Я бы придумал что-то поинтереснее. Видимо, султан любил во всем простоту.
– А там двухглавые игуаны?
– Да, премилые существа! Когда они насыщаются, их голова сохнет и отмирает, а новая вырастает там, где был хвост. И милый зверек снова может есть, словно голодал месяц… Одно время я держал парочку у себя; пришлось отдать в зоопарк, после того, как они съели шестую горничную.
Я внимательно осматривал подземелье.
– Если братьям удастся миновать лаву…
– Что невозможно, – сразу же подсказал Шекспир.
– И они доберутся до того островка, за ним их ждут двухглавые игуаны. Да, Харубей был прав! Никто из братьев не выползет на свободу. Так зачем мы здесь, Уильям? Будем делать ставки, кто умрет первым?
– Нет, – возразил Шекспир, и в его голосе прозвучала нотка сожаления. – Хотя было бы забавно. Но к сожалению, хобгоблины нужны мне на воле. Честно сказать, мне хватит и одного, но зачем мелочиться?
– И как же ты собираешься вытащить дэвов?
Щупальца снова дрогнули.
– О, мне пришлось постараться! Правда, я не так уж всесилен. Ты останешься здесь, и будешь следить, чтобы хобгоблины выбрались на свободу… Видишь дальнюю стену?