Опасаясь похищения или новых подстав, она назначила встречу недалеко от дома, в людном месте.

– Остановка «Театральное училище». Там справа есть небольшое летнее кафе. Садитесь за столик и ждите. И помните, Ира, если вы будете не одна или опоздаете хотя бы на пять минут, мы не встретимся никогда. Ясно?

– Да-да, конечно.

Катерина вышла из троллейбуса минут за двадцать до встречи. Присела на ограду маленького газончика, надвинула на лоб старую Оксанкину бейсболку с надписью «Eminem». Отсюда все кафе – четыре столика с зонтиками и передвижной прицеп-прилавок «тонар» – просматривалось насквозь.

Милявская пришла одна. Взяла у продавца бутылку «фанты», присела за крайний столик. Выглядела она беспокойно – то и дело оглядывалась по сторонам, смотрела на часы. Потом достала из кармана телефон, куда-то позвонила. Судя по выражению лица, трубку никто не снял – журналистка раздраженно сунула сотовый в карман.

«Мне звонила, – подумала Катерина. – Ну, пора, наверное».

Но стоило ей сесть на хлипкий пластиковый стульчик напротив Милявской, как с двух сторон за столик подсели еще двое крепких мужчин. Все случилось так быстро, что Катерина даже не успела отреагировать, лишь чуть приподнялась на стуле.

– Не бойтесь, Екатерина Алексеевна, – сказала журналистка. – Это друзья.

Катерина вздрогнула, беспомощно оглянулась по сторонам. Боже, ну почему ее не могут оставить в покое!

Старший из мужчин сунул руку за отворот куртки.

«Ну точно – похищение!»

Она напрягла ноги, чтобы в случае чего быстро рвануться в сторону. Хотя, наверное, бесполезно.

Но вместо пистолета мужчина достал бордовую книжечку с серебряным тиснением, развернул.

– Я старший контроллер Анафемы Артем Чернышов. Это, – он кивнул на своего спутника, – контроллер Савва Корняков. Спокойнее, Екатерина Алексевна, вы под нашей защитой.

Секунду стояла тишина, потом Катерина громко, навзрыд, заплакала.

– Ну-ну, – сказал второй контроллер, – не плачьте, все уже позади.

– Господи, – не стыдясь слез, с нескрываемым облегчением сказала она. – Спасибо тебе! Спасибо, что есть еще правда на свете!

Она схватила Артема за руку, посмотрела ему в глаза:

– Вы, правда… настоящие?

Чернышов чуть улыбнулся.

– Самые что ни на есть. «Сестринство Вечной Любви» у нас в разработке давно, не хватало только свидетельских показаний их мрачно-розовых делишек. Как я понимаю, вы готовы с нами сотрудничать?

4. 2008 год. Лето. Беседа

Дело выдалось сложным. Только через два месяца Анафема смогла передать все материалы в суд. Обвинение с Екатерины Смысловой сняли, а вот сестры Распе – сами угодили за решетку. Ида и Александра ждали суда, изучая пухлые тома уголовного дела.

Оксана проходила курс психологической реабилитации. Сказать, чем он закончится, пока не мог никто, но врачи осторожно высказывались о «положительных тенденциях». Девушка уже перестала при виде матери отворачиваться к стене и молчать. Изредка она даже здоровалась с Катериной. Мужественная женщина держалась из последних сил, только непоколебимая уверенность в том, что дочь скоро станет прежней, спасала Смыслову. Валентин Павлович с удовольствием согласился сотрудничать, передал следователям все собранные материалы. Кстати, выяснилось, что Вичкявичус воспользовался его именем, чтобы втереться в доверие к Катерине. Сам глава детективного агентства ни о чем подобном и не слышал, пока ему не рассказали контроллеры. Вообще он принимал в делах Катерины самое деятельное участие.

«Не исключено, что у Оксаны скоро появится новый папа», – улыбнулся Корняков.

Он сидел в кабинете Артема, заканчивал отчет о деле «Сестринства Вечной Любви», старательно подбирая нужные слова. Очень хотелось разделаться с ним побыстрее – вечером он обещал заехать к Аурике.

Неожиданно открылась дверь, вошел старший контроллер, а вместе с ним – протоиерей Адриан и отец Сергий, личный духовник Даниила и Саввы.

Бывший десантник вскочил:

– Благословите, отец Адриан. Благословите, отец Сергий.

– Благословляю тебя, сын мой, – произнесли оба иерея почти одновременно и улыбнулись.

Корняков смутился – ему показалось, что смеются над его рвением.

– Садись, Сав. – Чернышов кивнул напарнику. – Есть разговор.

Сам он сел за стол, указав гостям на узкий кожаный диванчик. Корняков устроился на стуле, развернул его боком – так, чтобы одновременно видеть всех троих.

Как оказалось, священники хотели обсудить недавнее дело:

– …конечно, я читал ваш отчет, Артем. Там все четко и понятно. Но отчет отчетом, а личные впечатления тоже важны, – сказал протоиерей Адриан.

Отец Сергий согласно кивнул.

– Что ж, – Чернышов потер лоб. – Основное вы знаете. После того, как запуганная всеми Екатерина Смыслова отказалась иметь с нами дело, мы вышли на журналистку Иру Милявскую, которая якобы написала заказную статью в «Московском регионе». Но во время разговора с ней выяснилось, что она-то как раз сдавала честный материал, уже потом его переправил редактор. Сетринство неплохо подкармливало его, и он частенько обелял их делишки подобным образом.

– Да там полгазеты забито их рекламой! – не выдержал Савва.

– Реклама секты? – удивленно переспросил отец Адриан.

– Нет. У них же прикрытие есть – «Общество помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия». Очень популярная организация, кстати. Благотворительные деньги им отстегивали наперебой. А вообще – картина мерзейшая. Сестры Распе заманивали к себе женщин, которые только-только поругались с другом, развелись, ушли из дома. Им предлагали то, в чем они больше всего нуждались: утешение, защиту, спокойствие. И только тогда раскрывали все прелести однополой любви…

Лица обоих священников окаменели.

– …а потом успешно дурили головы, настраивая против родных и близких. Конечно, не всем нравилось, но Ида Распе – стихийный психолог и лесбиянка с большим опытом – старалась браковать таких заранее.

– То есть их успокаивали, а потом выставляли на улицу?

– Да, вроде того. Собрав кое-какие материалы, мы все-таки смогли встретиться с Катериной Смысловой, уговорили сотрудничать. Дальше стало полегче. Через два дня у нас на руках были довольно веские показания, косвенно подкрепленные документами. С ордером на руках мы поехали в «Детинецъ»…

Отец Сергий шевельнулся, хотел что-то спросить, но воздержался. Впрочем, Артем и так ответил на невысказанный вопрос.

– Это риэлторская группа, которой руководила старшая Распе, Александра. Кстати, в отличие от сестры она совсем не лесбиянка и не помешенная на преклонении, как многие главы сект. Тот же Легостаев из Обращенных, например. Нет, она вполне преуспевающая бизнесвумен, содержала «Сестринство» только в угоду прихотям Иды.

– Неизвестно, кто кого содержал! – вставил Корняков.

– Да, сестрички друг друга стоят. Умеют из всего извлечь выгоду. Так что Савелий прав. – Чернышов усмехнулся, кивнув на бывшего десантника, и продолжил: – Вообще, если б не он, плохо бы нам пришлось.

– Почему? – спросил отец Адриан. – Вы встретили сопротивление?

– Не то слово. Задержание чуть не обернулось побоищем. В офисе Распе-старшей полно наемных охранников, да еще группа для грязных делишек, вроде подставного похищения Оксаны Смысловой, имеется. Обычная прикормленная банда, но Вичкявичус, начальник службы безопасности «Детинца», держал ее в ежовых рукавицах.

– И что? – заинтересованно спросил отец Сергий. – Савелий, сын мой, ты давно не был на исповеди. Не пора ли покаяться за грехи?

– Особых грехов там не было, – ответил за понурившегося Корнякова Артем. – Так… Пострелять пару раз пришлось. Ну… я писал в отчете. Савва схватился сразу с тремя, раскидал их во все стороны, а из подсобки еще человек пять лезут. Вроде в рабочих комбинезонах, похожи на грузчиков, но у каждого в руках цепь или монтировка. И лица такие, что за километр уголовщиной несет. Я и выстрелил. Два раза в воздух им хватило.

– А почему не взяли группу захвата? Или подмогу из наших, северян?

Церковные иерархи никак не могли привыкнуть именовать монахов-воинов «опричниками», как давно уже делали СМИ. Впрочем, Чернышов считал, что скоро начнут. Тяжело идти наперекор всесильному ТВ. Когда каждый день слышишь с экранов одно и то же название, хочешь не хочешь, а начнешь повторять его.

– Моя вина. Честно сказать, я не рассчитывал на серьезное сопротивление. Думал, сами справимся.

– Так и справились! – буркнул Савва. Очень ему не понравилось, что командир взял вину на себя. Ведь это он, Корняков, отговорил Артема вызывать группу захвата. Не по-мужски, мол, штурмовать скопом женское обиталище. Люди на смех поднимут.

– Ну да, – Чернышов кивнул. – С оружием не поспоришь. Сдались как миленькие. Потом только рутина одна оставалась. В «Сестринстве» состояли пятьдесят семь женщин, пять – старших, во главе с Идой, конечно. Остальные – жертвы. Постепенно разобрались, что им приказывали, на какие преступления толкали. Сейчас обе Распе ждут суда, у нас против них четырнадцать доказанных квартирных краж, мошенничества с переписыванием недвижимого имущества, религиозное мошенничество, создание деструктивного культа, незаконное предпринимательство под вывеской общественной организации… там более десяти статей. Даже если адвокаты объявят несостоятельными половину, все равно лет на десять – двенадцать они присядут. Дело, как обычно, ведется под нашим контролем…

– Простите, Артем, – сказал вдруг отец Адриан. – Вот вы сказали: половину статей адвокаты объявят несостоятельными. Как это понимать?

– Будут утверждать, что в некоторых статьях нет состава преступления. Вот, например, квартиры. Уверен, Распе заявят: ничего не знаем, никакой секты не было, никакого давления. Нам все отдавали добровольно. Вот дарственные.

– И что, – обескураженно спросил отец Сергий, – суд может им поверить?

– Не забудьте: у нас в стране презумпция невиновности. Это мы должны доказывать, что Распе в чем-то виноваты, а не они – свою непричастность. Впрочем, я уверен, материала мы собрали достаточно. У всех жертв вовремя взяли анализы. Экспертиза дала четкое заключение: в крови и слюне содержаться наркотические вещества. Есть показания родственников и даже пятерых младших «сестер». За прошедшие два месяца они более или менее отошли от наваждения и готовы сотрудничать.

– И… на них не было никакого давления?

– От кого? Вичкявичуса выслали – у него, к всеобщему удивлению, оказался дипломатический паспорт. А его красавчики тоже на нарах сейчас.

Протоиерей Адриан поднялся, перекрестил Артема и Савву, громко сказал:

– Благодарю вас от имени Господа за честную и верную службу во славу Его! Благослови вас Господь!

– Спасибо, отец Адриан! – с чувством сказал Савва. – Во имя Господа все труды наши.

Чернышов тоже поблагодарил священников, потом неожиданно спросил:

– Как я понимаю, вы к нам пришли не только за этим?

Иерархи переглянулись. Отец Сергий проворчал:

– Вам, Артем Ильич, надо исповедником быть. Ничего от вас не скроешь!

Оказывается, руководство Анафемы давно хочет узнать, как группа Чернышова, лучшая в комитете, отнесется к новому для себя делу – контролю за греховной гордыней в среде священства.

Начали батюшки издалека, высказав мысль о том, что православная церковь – самая авторитарная из всех христианских.

– …не зря же русская пословица гласит: «каков поп – таков и приход», – отец Сергий произнес пословицу медленно, почти по слогам. Поморщился. – Православие проникает в души людей через священника, а значит, слишком зависимо от его личных качеств. Как это ни прискорбно, но часто случается так, что на первом месте оказывается не Господь и не Святое Слово Его, а духовный пастырь.

– Поэтому, – подхватил протоиерей, – в духовных семинариях так опасаются молодых послушников, переполненных чрезмерными амбициями: в будущем каждый из них получит своих прихожан, «агнцев»… а если говорить мирскими словами – группу людей, толпу, послушную каждому его слову. И хорошо, если приход молодого священника окажется не так далеко от Московской или, скажем, Нижегородской епархии и всегда будет висеть над ним призрак патриаршего посланца. В отдаленных же местах может твориться все что угодно, – по огромной России раскиданы тысячи тысяч глухих деревушек, в которые дорога зачастую появляется только летом. И ни один проверяющий, даже если сильно захочет, туда не доберется.

– Священноначалие Церкви хочет взять под контроль все отклонения в православии. Но, к сожалению, это можно сделать только после окончания будущим священником духовной семинарии. Пока он не получит приход, очень тяжело сказать, как духовная власть скажется на характере и психике молодого послушника, как обернутся для него и преданной паствы его амбиции, самомнение, авторитарность.



Когда священники ушли, Чернышов облегченно вздохнул. Савва поднял бровь:

– Что, достали батюшки?

– Да нет… – Артем сделал паузу, раздумывая, говорить Корнякову или нет. – Очень уж мне все это время один вопрос не давал покоя.

– Какой?

– Почему решили поручить дела молодых иереев нам? Чем таким мы выделяемся?

– Да просто мы – лучшие! – гордо сказал Савва.

– Э-э, нет, тут что-то другое кроется…

– Например?

– Может, потому, что мы с тобой люди от Церкви и церковной иерархии далекие, особо миндальничать не будем. А чтоб совсем уж не переборщили – Даня присмотрит. Или наоборот…

Чернышов еще помолчал.

– Что наоборот? – не выдержал Корняков.

– Если мы что-нибудь особенно гадостное найдем, всегда можно лазейку найти – работники, мол, светские, пришлые, ничего в специфике православной церкви не понимают. Судили, не разобравшись, по-своему, по-мирски.

Савва помрачнел.

– Что ты все время подвохи ищешь? Какие-то интриги тебе все время видятся! Ты словно родился с манией преследования!

– Поработай с мое в МУРе и не такие мании заработаешь. Только за последние пять лет там три начальника сменилось. Чем выше лезешь, тем больше шансов, что тебя подсидят, подставят или на пенсию раньше срока отправят. Пришел с обеда, не забудь все осмотреть, чтобы пакет с «подарком» не подбросили. Или конвертик в стол. А каждый вечер перед уходом – проверь сейф, пересчитай патроны. И не дай Бог, если хотя бы одним меньше будет.

– И что?

– Завтра гильзу от него на место расстрела какого-нибудь подбросят. Нет, ты не думай, не такой там гадюшник, честных оперов куда как побольше. Но и подлецы есть… как везде.

– Как везде, – эхом отозвался Савва.

Снова помолчали. Потом Чернышов неожиданно сказал:

– Знаешь, чего я боюсь больше всего? Каждый день, с тех пор, как пришел сюда?

– Чего же?

– У нас на юрфаке был допкурс – история спецслужб. Не обязательный, так, для самообразования. Я прослушал из интереса. И вот что мне особенно запомнилось: почти каждая новая спецслужба с узкой спецификой в конце концов получала приказ начать охоту на ведьм. Руководству не удавалось побороть искушение направить отлично отлаженный механизм в нужное русло.

– То есть ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что совсем не желаю однажды ясным утром увидеть распоряжение о слежке за каким-нибудь провинившимся муллой или раввином. А чтоб по нашей юрисдикции проходил – не удивлюсь, если он окажется, например, охотником за малолетками или, скажем, извращенцем.

– Вряд ли это задание окажется таким уж трудным. Подонки всегда найдутся. Среди тех же мусульман много достойных людей, но и ублюдков я навидался предостаточно. Был, помню, в одной деревне имам…

– Кто же говорит, что это будет трудно? Материал мы соберем, отменный компромат будет, голову даю на отсечение. Меня пугает, что с ним может случиться потом.

– Ну… Передадут муфтию какому-нибудь самому главному. Пусть он и разбирается со своими.

– Нет, Савва, не все так просто. А представь, что компромат случайно, – Чернышов произнес это слово подчеркнуто нейтрально, – попадет на телевидение, в прессу?

– Раздуют скандал. Чай, не в первый раз. Через три дня все страна будет каждого муллу педофилом считать.

– Скандалом все это может и не ограничится. Особенно если приурочить материалы к годовщине, скажем, захвата заложников на Дубровке. Что тогда будет?

Савва мрачно улыбнулся:

– Чеченам в Москве не поздоровится!

– Точно сказано. И боюсь, не только чеченам, вообще всем мусульманам. Начнется травля. Причем, как с экрана, так и на улицах. И потом уже, со скорбными лицами, выполняя чаяния собственного народа, государство и церковь вынуждены будут объявить… Как наш комитет в прессе называют?

Чернышов кивнул на стенд с газетными вырезками. Заголовки кричали наперебой: «Новый успех Анафемы!», «Анафема и секты: война на уничтожение», «Анафема: гроза преступности или оружие самозащиты православия?»

Савва поежился и решил, что лучше будет промолчать. Поскольку говорить было нечего.

– Ладно, мне пора! – он посмотрел на часы, подумал, что Аурика уже, наверное, ждет. Не стоит ее обижать.

– Отчет написал? – спросил Артем.

– Почти, – честно признался Савва. – Ну не умею я!

– Писать не умеешь?

– Нет! Писать умею. Отчеты писать – не умею. Может, ты попробуешь… А?

– С какой стати? Я и по сатанистам за тебя писал, и по Обращенным. Сколько можно, Сав?! Пора и самому.

– В следующий раз, лады?

Чернышов смерил его взглядом.

– Опаздываешь?

– Да.

– Куда? К Аурике?

– Так точно, товарищ майор!

– Ладно, иди уж.

Корняков отвесил с порога шутовской поклон и выскочил в коридор.

Артем улыбнулся. Он немного завидовал Савве: легко живет, не задается глупыми вопросами, спокойно спит по ночам. Правда, теперь и ему есть за кого отвечать.

Впрочем, не знаешь, что лучше. Жить, ни о ком не заботясь, умереть бобылем, чтобы никто не пришел поплакать на твоей могиле. Или завести кучу друзей, близких и чувствовать себя в ответе за каждого, защищая и оберегая их по мере своих скромных сил. И умирая, не стыдиться прожитых лет.

«Нет, хватит размышлять о смысле жизни, – подумал Чернышов. – Собирайся-ка, брат, домой. Наташа, наверное, заждалась».

5. 2008 год. Лето. Дилеры

– Вот он, родимый, – почти весело сказал Савва и опустил бинокль.

Дремавший на пассажирском сиденье Даниил открыл глаза и покосился на Корнякова.

– Надо же! Торопится-то как! – продолжал Корняков, закрывая линзы пластиковыми крышечками. Свой чеченский трофей – американский командирский бинокль – Корняков берег пуще собственных глаз. Полезная вещь. Причем не только в кавказских горах, но и, как выясняется, в московских переулках.

Даниил потянулся, приподнялся на сиденье.

– Где?

– Сейчас из ворот выйдет.

За мелким дилером, работающим охранником в школе, они следили уже полторы недели. Поначалу ничего не вызывало подозрений. Руслан Гафауров, частный охранник с лицензией, по месту работы характеризовался положительно. Может, либеральничал слегка со старшеклассниками – позволял выбегать на улицу на переменах и сквозь пальцы смотрел на курение и потребление пива. Что поделаешь – поколение «некст» выбрало «Клинское», и не простому охраннику тягаться с телевидением, рекламирующим алкогольные напитки. Ну, угощал сигаретами пацанов, так это когда как: бывает, что он их, а в другой раз – наоборот – они его. С родителями и учителями Гафауров неизменно вежлив, нетрезвым на рабочем месте его никто никогда не видел. Одет всегда аккуратно, форма вычищена, ботинки сверкают.

Все бы хорошо, только вот в прошлом месяце одиннадцатиклассник из этой школы повесился в собственной комнате. Парень учился лучше всех в классе, уверенно шел на медаль. Спортсмен и все такое, а вот, поди ж ты, решил свести счеты с жизнью. В школе его любили. Учителя и одноклассники пребывали в шоке: и чего не жилось парню? Участковый, первым оказавшийся на месте происшествия, обнаружил родителей в трансе, а на столе – придавленную плеером записку, из которой явственно следовало, что в последние полгода парень плотно подсел сначала на травку, а вскорости и на кокаин. Снабжал парня, как следовало из посмертного письма, а вместе с ним и половину школы, охранник Гафауров. Поначалу, как водится, давал попробовать, иногда в долг, но пришло время, и он жестко потребовал долг вернуть. Выпускник украл из дома крупную сумму, отдал деньги, но то ли совесть замучила, то ли испугался разговора с родителями и неизбежной огласки в школе. Короче, утром его нашли висящим под люстрой уже холодным.

Участковый, битый-перебитый капитан предпенсионного возраста, родителям записку не показал, отнес начальству. А ОВД «Тимирязевский» по стечению обстоятельств как раз оказался одним из тех, где по недавнему распоряжению главы московского ГУВД проводился эксперимент. В целях укрепления сотрудничества полутора десяткам московских ОВД придали контроллеров из Анафемы – по одному на отделение – для связи и – негласно – для наблюдения.

Вот таким образом группа Чернышова вместе с работниками наркоконтроля и заинтересовалась скромным охранником.

Быстро выяснилось, что Гафауров снабжал школьников товаром как раз на переменах – вместе с сигаретой, которой его якобы угощал старшеклассник, а на самом деле – клиент, охраннику передавали деньги. На следующей перемене все происходило в обратном порядке: теперь угощал Гафауров. Табак в сигаретах заранее заменялся анашой. Среди его клиентов было много девчонок. Несколько раз «провожая» Гафаурова до дома, Савва и Даниил замечали школьниц, приходивших к охраннику домой. Зачем? Савва знал наверняка – не все долги Гафауров получал деньгами. Даниил, святая душа, считал, что девчонки ходят к охраннику всего лишь за новой дозой, и Корняков его не разубеждал.

Благодаря одной из девушек, которая не могла без содрогания вспомнить потные лапы дилера, и удалось снять непростую схему обмена «деньги-товар» на скрытую камеру.

Сам того не подозревая, Гафауров дохаживал на свободе последние дни. Но его решили раскрутить до конца. Сменяясь, эмвэдэшная наружка и Савва с Даниилом отследили, у кого охранник получает товар. А Чернышов через своих осведомителей потянул цепочку дальше. Теперь оставалось только взять дилера с поличным – обычно в конце недели он встречался с мелким оптовиком по кличке Кислый, отдавал выручку и брал новую партию наркоты. Они осторожничали, каждый раз назначая встречу на новом месте, да и время выбирали разное.

Но вчера не без помощи буйно скупавших «сигареты» школьников – на вечер намечалась дискотека – у Гафаурова кончился товар. Да еще две отвязные девчонки из одиннадцатого «б», постоянные клиентки, попросили «чего посильнее», коку, например.

– Трава совсем не забирает! – пожаловались они.

Хорошая афганская анаша в последнее время сильно подорожала, да и доставлять ее становилось все опаснее. Правда, Кислый намекал, что скоро будет новая поставка из Средней Азии, но пока снабжал Гафаурова только подмосковной травой и лишь иногда, по особому заказу, доставал для него кокаин. Охранник пообещал девочкам принести товар завтра, а потом долго перекидывался с кем-то эсэмэсками. Их удалось перехватить. Содержание оказалось вполне невинным – любвеобильный кавалер договаривался о встрече со своей пассией. Называя ее «милой», а два раза – даже «ласточкой».

– Угу, – сказал тогда Артем. – А у ласточки в клювике кроме милой «дури» еще и две дозы кокаина. Слишком простой код. Если бы догадывался, что за ним следят, использовал бы другой.

Чернышов приказал Савве проводить Гафаурова до встречи с Кислым, заснять обоих, по возможности взять охранника с поличным. Одновременно с этим группа захвата окружала и брала штурмом дом хозяина – неприметный коттеджик на Загородном шоссе. Остальное – дело техники. Новая цепочка сбыта наркотиков только образовалась – хозяин сам принимал гостей из Средней Азии, доставлявших ему товар, и через неуловимых мелких курьеров распределял его по дилерам вроде Кислого.

* * *

Гафауров вышел за ворота школы, огляделся, снял форменное кепи, вытер лоб и повернул направо, по обычному маршруту. Только сегодня он шел быстрее обычного – торопился. Солидное брюшко, перетянутое ремнем, колыхалось в такт шагам, сальные глазки бегали по сторонам, обшаривая лица прохожих.

Савва достал рацию.

– Артем, это я. Клиент вышел из школы, двигается по направлению к метро.

– Хорошо, – сказал Чернышов. – Сав, у нас небольшая поправка: в аэропорту взяли курьера – резиновый мешок, который он заглотил, порвался в желудке. Сейчас его откачивают.

– Ну и <…> с ним! – оглянувшись на Даниила, рыкнул Корняков. – Плакать не буду!

Инок только вздохнул. Выговаривать Савве за ругань, богохульства и гнев он уже устал.

«Господь наш, Вседержитель, ты все видишь, прости ему сказанное в сердцах. Не со зла он».

На покаянии отец Сергий опять пожурит Корнякова, тот раскается, бросится замаливать грех. С чистым сердцем, а не для того, чтобы умаслить исповедальника и быть допущенным к причастию. При всех его грехах одного было у Саввы не отнять – своеобразной честности. Врать своим он не хотел, да и не умел, наверное.

За последние месяцы Даниил хорошо изучил и Корнякова, и Артема.

Странно, но он почти смирился с крамольной мыслью: не обязательно верить в Господа, чтобы честно служить Ему. Чернышов называет умение хорошо делать свою работу долгом и честью офицера. Что ж, его заблудшей душе достаточно такого объяснения. Савва, не желавший противиться плотскому греху, ругатель, а иногда даже и богохульник, не задумываясь рисковал своей жизнью при штурме гнезда сатанистов и совсем недавно – во время захвата секты «Сестринства».