– Уж очень хочется мне кушать! – пробормотал Чернышов и выставил на сотовике таймер.
Он присел на табурет у окна и принялся рассматривать двор. Вечернее солнце низко стояло над горизонтом, и бледно-синие тени от высоток легли на машины, «ракушки», людей и деревья. Артем задумался. Наблюдая за жизнью, которая кипела внизу, он вспоминал сегодняшнее дело, в который раз сжимал кулаки, когда в голове всплывало подобострастное лицо Легостаева. Завтра надо бы вызвать на опознание людей из «Сизифа» и бывшего капитана Лисякина. Просмотреть протоколы первичных допросов Обращенных, прикинуть, кто из сектантов больше всех готов сотрудничать.
Дважды на кухню заглядывала Наташа. Один раз – за новой порцией киселя, второй раз – просто так, посмотреть, что делает муж. Но, видя, что Артем задумался, не стала его беспокоить.
Телефон пропел мелодию и Артем очнулся. Когда жена появилась на пороге кухни в третий раз, Артем уже принялся за жарку. На плите шкворчала сковорода с растительным маслом, а сам Чернышов искал лопатку. Наташа бросила жадный взгляд на залитую майонезом свинину, тоскливо вздохнула и, налив очередную чашку киселя, вышла из кухни.
Артем выложил на сковороду мясо. Через несколько минут по квартире пополз восхитительный аромат. Почти сразу в коридоре послышались голоса. Спорили дочери. Ленка зашла на кухню и принялась мыть посуду, а худенькая Анюта с порога спросила:
– Ты только на себя готовишь? Мама сегодня болеет, а на ужин опять всякая гадость?
– Не говори так! Или тебе маму не жалко?
– Ну-у-у… Жалко… – замялась дочь. – Но я же не доктор, ее не вылечу.
– Все равно так больше не говори.
Анюта молча кивнула. Она побродила по кухне, машинально переставляя с места на место тарелки и сковородки. Подошла к окну и несколько минут разглядывала двор. Не выдержав, вновь вернулась к отцу и стащила со сковороды кусок мяса.
– Так мы овсянку будем есть, да?
Артем хмыкнул.
– А самим приготовить? И отца накормить?
– А самим – не так вкусно, – проворчала Анюта с набитым ртом и цапнула со сковороды еще один кусок. – Ты лучше готовишь. И вообще, мяса много – сделай нам тоже, а?
Прожевав кусок, она ускакала в детскую.
Ленка вытерла руки и тоже стащила кусочек жаркого. В последнюю секунду Артем успел схватить ее за руку. Девочка тут же сунула кусок за щеку, чтоб не отняли. Чернышов рассмеялся, потрепал Ленку по голове.
– Ладно уж, – вздохнул он, – от овсянки я вас избавлю, но на разносолы не рассчитывайте. Будет вареная картошка и вот такая же свинина.
На стене коротко звякнул телефон. Дочь взяла трубку, послушала и отнесла ее матери. Вернулась и сообщила:
– Это тетя Ирина.
Вскоре на кухне появилась Наташа. Она помахала в воздухе трубкой:
– Иринка совсем с ума сошла.
– Что такое?
– Мы ж завтра собирались в Царицынский парк? Вот я решила и ее позвать. А она – не пойду и все тут. Опять в церковь собирается.
– А что в этом плохого?
– Молодая еще, всего на два года меня старше… А в церковь зачистила, как старушка. Мужа вон запилила до того, что он от нее ушел. А теперь и сама…
– Наташа! Ты же знаешь!..
– Да я-то знаю. Только ведь и так поступать не дело, согласись? Кому будет хорошо от того, что она заживо себя похоронит?
– А что ж ей делать, по-твоему? С Николаем было тяжело – каждый день как напоминание об Инге…
Наташа покачала головой и устало опустилась на табурет.
– Да дура она. Если не хочет с Николаем вновь сойтись, пусть найдет себе какого-нибудь мужика. Хорошего. И родит еще ребенка.
Артем повернулся к дочери и сделал страшные глаза. Та состроила недовольную рожицу, но из кухни ушла. Чернышов подошел к жене, обнял за плечи:
– Ты же ее понимаешь… Не дай Бог попасть в такую же ситуацию! И ты ведь боишься, да?
Жена уткнулась ему в плечо и прошептала:
– Конечно, боюсь. Но все равно, не хочу я такой жизни, как у Иринки… Нельзя так, поговори с ней ты – тебя-то она слушает. Пусть не замыкается в себе.
– Наташ, я знаю, что ей легче становится, когда она читает Библию или когда ставит свечку за дочь. Я хорошо видел, как с души уходит этот груз…
– Я понимаю… Но все равно, поговори с ней… Библия – это не все, что ей в жизни осталось. Или ты хочешь, чтобы она жила так, как живет сейчас? Ведь не хочешь, я знаю.
– Ладно, сделаю…
Чернышов вздохнул. Он уже много раз говорил с Наташиной сестрой, и ни к чему это не привело. После того, как дочь Ирины погибла на Тушинском аэродроме, молодая веселая хохотушка исчезла. Теперь молчаливая бледная женщина ничем не напоминала бывшую первую красавицу школы. Знакомые даже перестали узнавать ее при встрече. Через год такой жизни они с мужем разошлись. Николай не выдержал душевного холода в доме и постоянных упреков жены.
И ведь не сказать, что он был в чем-то особенно виновен… Не запрещал дочери встречаться с парнями, не контролировал, чем интересуется. Спокойно отпускал на концерты. Вроде ничего особенного, а вот как оно повернулось.
Как выяснилось позже, Ингу специально подбирали на роль жертвы, следили от самого дома. Шахидка даже прошла вместе с ней на поле, выдав себя за подругу. Впрочем, точно ничего не было известно, таковы были слухи, ведь главного организатора терракта так и не нашли. Только пешек. И несколько подозреваемых рангом повыше, которых задержали на пару недель, а потом тихо отпустили – против них не было конкретных улик.
Может быть, именно по этой причине Чернышов часто задерживался на работе, сверхурочно разбирая дела и готовя материалы… А может, и нет. Просто очень хотелось чувствовать себя полезным. Террористами занимаются другие, но и он очищает город от подонков.
По крайней мере, хотелось думать именно так.
Наталья тихо всхлипнула, поднялась с табуретки, поцеловала мужа в лоб и вышла. На кухню тут же проскользнула Ленка и прошептала:
– Папа, ты на самом деле думаешь, что надо Библию читать? Да еще и в церковь ходить?
Чернышов растерялся. Прижав к себе дочь, он несколько минут молчал. Потом вздохнул:
– Не знаю Лен. Честно – не знаю… В Бога я как-то не верю. В детстве нам всем говорили, что Бога нет. Вот и не верил тогда, а сейчас, наверное, уже поздно начинать.
– Значит, в церковь ходить необязательно?
– Заставить тебя никто не может. Но знаешь, со мной работают люди, которые и помыслить себя не могут без веры в Бога. И не сказать, что им проще жить, нет. Наверное, каждый должен решить сам.
– А Библия?
– Библию в любом случае стоит прочесть. Эта книга писалась сотни лет, она – часть нашей жизни, хотим мы того или нет… Вот ты знаешь, кто такая… ну, хотя бы, Бритни Спирс? Знаешь. Но ведь она появилась не так давно, а скоро ее никто не вспомнит. А ту же Библию люди будут читать еще очень долго.
– Пап, но тогда не только Библию надо читать? И Коран? И какие-нибудь книги этих, кришниа… кришнаи…, ну, лысых таких, которые…
Чернышов нахмурился. Он не знал, что ответить. Слишком сложный это был вопрос для него, ведь он сам еще не решил, верит он до конца, как тот же Даниил. Или Савва, например. А все туда же – молодежь поучать.
– А еще есть эти… мормоны, адвентисты… Вчера на улице подходил парень, красивый такой… Сказал, что он из свидетелей Иеговы. И тоже предлагал какие-то книжки. Чем они хуже?
– Нет! – резко сказал Артем. – Эти – хуже!
– Пап, а почему? Ведь…
– Нет, я сказал! Нечего тебе мозги забивать всякой мерзостью! Знаешь, сегодня мы проверяли одну секту…
Артем на секунду задумался, стоит ли вообще рассказывать об этом. Решил, что стоит.
– Там была одна девушка, совсем молоденькая. Ей некуда было идти, все повернулось против нее. Тогда она пришла в секту. Мы приехали в такой момент… – Чернышов замялся. – В общем, если бы мы приехали чуть позже, возможно, ее уже не было бы в живых.
У Ленки расширились глаза, она испуганно прошептала:
– А что с ней делали?
– Ее хотели убить. Очень жестоко. Подробности тебе лучше не знать, да я и вспоминать не хочу. Просто пойми, я боюсь, чтобы с тобой не случилось чего-либо подобного.
– Но, пап… Мне есть куда идти: если что, я спрошу у тебя или мамы. И не такая уж я дура, чтобы остаться в секте. Просто хочется знать, что там происходит, посмотреть хоть разочек! Вот парень тот, из свидетелей Иеговы, очень красиво все описывал, приглашал к себе.
– Нет! – прихлопнул ладонью по столу Артем. – Вопрос закрыт!
Ленка явно обиделась. Чернышов вздохнул и серьезно посмотрел ей в глаза.
– Поверь, так будет лучше. Эти секты на самом деле очень опасны. Со стороны кажется, что там что-то интересное: таинственные обряды, красивые слова, люди, готовые помочь и все такое. А заканчивается все очень плохо. Очень. Лен, я тебя прошу, не связывайся с ними никогда.
Дочка молча кивнула.
За углом послышался шорох. Артем встал и выглянул. В коридоре стояла Анюта. Увидев отца, она тут же задрала нос. Мол, стою тут, и что с того? Что мне, рядом с кухней постоять нельзя?
– Подслушиваешь? – усмехнулся Артем.
– Ага! Но вы там о какой-то ерунде говорили… Библия, церковь, секты… Фу. – Тряхнула головой девочка. И тут же заинтересовалась. – А что там с Ингой было? Вы мне так и не рассказали… А обещали!
– Расскажу обязательно, но не сейчас. Хорошо?
– Вы так всегда… «Расскажу, но не сейчас»… – передразнила дочь. – А мне уже десять лет, я совсем большая. Вон и Ленке сегодня накостыляла!
– Кому накостыляла?! Да врешь ты все! – возмутилась старшая сестра. – Я тебя пожалела, дуру набитую!
Анюта захихикала. Потом повернулась к отцу и сообщила:
– А тебя мама зовет.
Артем поднялся и вышел из кухни. За его спиной тут же началась тихая игра в «щипалки». Разозленная Ленка вовсю старалась отомстить.
Наташа лежала на диване, укрывшись одеялом. Судя по бледному лицу – очередной приступ гастрита протекал тяжело. Артем без вопросов нашел таблетки, подал жене и принес стакан теплой минералки без газа.
Он сел на диван рядом с Натальей и положил ладонь ей на лоб. Они молчали. Артем остро переживал свою неспособность хоть как-то помочь жене, хоть немного облегчить ее боль. Наташа же просто лежала, не шевелясь, не тревожа желудок. Малейшее движение – и приходила новая боль.
– Нельзя тебя было волновать, – Артем озлился на себя и на Ирину. – Прости.
– Ничего. Все будет нормально, уж как-нибудь выживу.
Он пошевелился и попытался убрать ладонь. Жена поймала его руку и осторожно положила к себе на живот, под халат.
– Пусть полежит здесь, – прошептала она. – Мне так легче.
Артем придвинулся ближе и начал медленно гладить. Он смотрел на лицо Наташи и думал о том, что произошло бы с ней, если, не дай Бог, погибли бы Лена или Анюта. Холодная волна прокатилась по его душе. Чернышову на миг стало страшно, страшнее, чем было когда-либо до этого момента.
Он бы потерял не только дочь, но и жену.
Наташа что-то почувствовала. Она взяла его руку и прижала к щеке.
– Тебе стало легче? – беспомощно произнес Артем.
– Конечно, – улыбнулась Наташа, – твоя рука такая теплая и такая надежная. Любой женщине было бы приятно иметь мужа с такими теплыми руками. А повезло вот мне!
Ей на самом деле полегчало. Боль не ушла, но притупилась.
Артем наклонился над женой и поцеловал ее. Нежно, легко и быстро. Лоб, нос, губы… Щеки и шею. Наташа заулыбалась и порозовела. Потом сморщила носик и прошептала:
– Что за нехороший насильник? Напал на беспомощную женщину. А ну не приставай, рано еще, дети не спят.
– Да я… – пробормотал Артем. – Я просто так…
– Просто так? Ну да, так я тебе и поверила.
– И вообще, женщина, будешь возмущаться, уйду и ты останешься без моей ладони на пузе. Вот. Бойся этой страшной угрозы.
– Ой, боюсь, боюсь… – Наталья усмехнулась. – Неужто ты такой бессердечный?
Артем весело хмыкнул. Он собирался ответить жене очередной подколкой, но в прихожей разлился соловьем звонок.
– Папа! Открой дверь! – закричали дочери из соседней комнаты.
– А сами что?
– А мы уроки делаем! Мы не можем!
Чернышов покачал головой – вот ведь лентяйки выросли! В этот момент снаружи донеслись глухие удары. Кто-то ломился в их квартиру и стучал ногами. Артем разозлился – он знал этого надоедливого гостя. Поцеловав жену, Чернышов осторожно встал и быстро добрался до прихожей. Распахнул дверь и рявкнул:
– Что еще у тебя?
К нему испуганно обернулся Михеич, высокий и худой дед, жилец из соседнего подъезда. Увидев Чернышова, Михеич явно обрадовался, шмыгнул носом и вытер ладони об выцветшую пятнистую рубашку.
– Дык это… Ильич…
– Какой я для тебя Ильич?!
– Прости, Артем, – забормотал дед, пугливо оглядываясь и пытаясь забраться в квартиру, – тут эт-та…
Чернышов оттолкнул деда. Тот, даже не заметив этого, прижался спиной к стене и теперь дрожал, наблюдая за лестницей. Одновременно он ухитрялся шептать в сторону Артема:
– Меня эт-та, убить приходили. Да-сь… Пришли и стоят под дверью. И дышуть… и дышуть… Страшно так дышуть… Убить хотели. Но я хитрый, не стал открывать… А они дышуть…
– Михеич, никто к тебе не приходил.
– Как же? А эт-та кто же дышал-то? Стоят за дверью и дышуть…
– И как же ты сюда попал?
– Дык это… Артем Ильич… Устали они, вот и ушли. Да-сь… А я тут же сюда. Помоги! Ты же в милиции работаешь!
– Дед, я к тебе сколько раз ходил? И ни разу никого там не было.
– Так эт-та… Они того-сь… Хитрые, значить. Как ты приходишь – тут же прячутся. И не дышуть… Совсем не дышуть…
– Хитрые, вот оно что… А в дверь на кой ногами стучал? Что, звонка тебе мало?
– Так эт-та… А вдруг вы спите? Надо того-сь, разбудить! Никак нельзя звонком. Ногами… А то они того-сь, придут и… И как начнуть дышать!
Дед дрожал, мало-помалу пододвигаясь ближе к Артему.
– Михеич, я тебе вот чего хочу сказать… – начал Чернышов понизив голос. – По секрету, Михеич.
– Слухаю, слухаю!
– Вот ты ко мне пришел, Михеич, а не знаешь главного. У меня они в квартире сидят, эти… которые дышуть…
– Как, как это?! Они того-сь… здесь?!
– Ага. Ждут здесь тебя. Пришли и сказали, чтобы я тебе не говорил. Но я решил сказать.
– Ой… убьют. Убьют ведь!
– Да, Михеич, – зашептал Чернышов жарко, – не ходи сюда. Убьют и не поморщатся. И будут того-сь… дышать над твоей могилкой.
Дед задрожал. Ему уже хотелось бежать отсюда со всех ног, но было страшно – вдруг кто ждет на лестнице?! Да и привык он сюда ходить со своим страхом. Этак пожалишься целому милицейскому майору – и вроде легче становится, а те, «кто дышить», пару дней обходят его стороной.
– Убьют ведь меня, Артем! Как есть убьют!
Мутная слеза скатилась по морщинистой щеке и канула в клочковатой седой бороденке.
Чернышов мрачно молчал, состроив каменное лицо. За последний месяц дед достал его до самых печенок. Его фантазии обошлись Артему двумя домашними ссорами и напуганными детьми. Правда, сейчас семья уже попривыкла, но все равно – хорошего мало. И откуда только настырный дед узнал, что он, Артем, работает в Анафеме?!
– Эх, пропадай душа! – Дед решил вернуться домой. Милиционер нынче оказался зол, наверное со сна. – Убьют меня и квартиру себе заберут. Не зря так дышуть… Эт-та…
Артем все еще молчал. Роль надо было выдержать до конца, иначе дед не уйдет, так и будет звонить и стучать ногами в дверь.
Михеич собрался с силами, выглянул на лестницу и тут же шарахнулся обратно. Он подскочил к Чернышову, вытащил из кармана заплатанных галифе смятый листок и сунул в руку Артему.
– Эт-та… Ты того-сь… если убьют меня, не премини их поймать. Вот они, все у меня здесь записаны… да-сь…
Он пустил еще одну слезу, смахнул ее и выбежал на лестницу. Когда шаги его стали неслышны, Артем вытер вспотевший лоб и развернул бумажку – желтоватый от старости тетрадный лист в косую линейку.
На нем шли подряд с полсотни фамилий – все жильцы второго подъезда. Чернышов покачал головой, смял лист и сунул его в карман. Вздохнув, он вернулся в квартиру. Разговор с дедом его утомил, Артем решил просто полежать рядом с женой, поболтать о ерунде, хотя бы три часа не думать о работе.
Спокойные вечера в последнее время – такая редкость.
Корняков вывел свою старенькую «девятку» со стоянки перед зданием комитета и медленно покатил вниз, к бульварам. Сегодня он не спешил. Ну, в самом деле, пора и отдохнуть, развеяться. Злобу куда-нибудь стравить. А то после допроса этого подонка да разговора с Женей до сих пор душа не на месте.
«Не знаю, чей он там наместник, – зло подумал Корняков, – но таких гадов надо давить! Давить, чтоб неповадно было».
Савва вздохнул, мысленно попросил у Господа прощения за свой гнев. Этих чувств не скроешь на исповеди, отец Сергий будет недоволен. Опять станет говорить о смирении. Хотя какое уж тут смирение… Даже вспоминать не хочется, что Наместник с девчонкой сделал. Вся спина в полосочку, а она на своих спасителей кидается: «Отпустите Единственного!»
Тьфу! Мерзость! Если не получается с бабами по нормальному, сиди в уголке и не отсвечивай. А этот слизняк вон чего выдумал!
«Нет, развеяться мне точно не помешает. Хотя бы отвлекусь», – решил Корняков. Закурил, опустил стекло. Хотелось чего-то такого… чтобы можно было вспомнить если не с гордостью, то хотя бы с глубоким удовлетворением, как говаривал незабвенный Леонид Ильич. Впрочем, Ильич и сам неплохо балдел от рюмки и от быстрой езды. Что и говорить – дело хорошее, но нам сейчас нужно другое. А требуется нам поделиться радостью, излить свою печаль, задушевно побеседовать, а заодно и… того…
«Господи, прости мысли мои грешные!»
…взять женщину. Простым, природой предназначенным способом. Без плеток, наручников и цепей.
Тьфу! Опять!
«Наверняка, это тоже грех, – подумал Савва, – но сейчас я бы с удовольствием прибил подонка. Прости меня, Господи!»
Без женщины сегодня никак. И без хорошего гудежа – тоже никак. Лучше, чтобы все вместе и хорошо бы не один раз. Слава тебе… нет, похоже, тут не Господа благодарить надо, а нечто противоположное, в Москве теперь проблем с этим нет. Конечно, далеко еще Тверской улице до Пляс Пигаль, Сохо или квартала красных фонарей в Гамбурге, но подвижки в лучшую сторону уже имеются. Никто же не требует, чтобы в витринах стояли полуголые девки и трясли силиконовыми протезами. Хотя это было бы забавно. Савва представил, как из окон Главпочтамта на прохожих зазывно глядят слегка одетые проститутки, выставив напоказ резиновые и силиконовые округлости, и усмехнулся. Ладно, сойдет и то, что в полукилометре от Кремля можно снять проститутку любого цвета кожи.
– А по Тверской, а по Тверской, ходят девушки с тоской, – напевал Корняков, поглядывая на тротуар, – как в том пруду, куда тебя отведу…
«Не хочу блондинку, – подумал он, – хочу, такую смуглявую, с острыми грудками, торчащими как у козы в разные стороны, и пухлыми рабочими губками. Сначала мы скажем ей: парле ву франсе, креветка, и поставим в соответствующую позу…»
Тут воображение у Саввы заработало на всю катушку.
«Потом мы…»
В последний момент он успел нажать на тормоз – спортивного вида «мерин» впереди, вспыхнув, как рождественская елка огнями стоп-сигналов, притормозил возле группы девиц. Корняков вытер лоб. В последнее время он стал замечать, что воображение развивается не по дням, а по часам, будто берет реванш за ту невеселую жизнь, что он вел до сих пор. Все правильно: там, среди смертоносной горной «зеленки», фантазию лучше держать на коротком поводке. Если на зачистке станешь воображать, что могут сделать с тобой бородатые отморозки, быстро начнешь собирать чертиков с себя и с товарищей. Или пойдешь в ближайшую деревню с автоматом. Зачищать. Пока не кончаться патроны.
«Мерин» отъехал, прихватив сильно крашеную бабочку в юбке чуть ниже пупа, и Корняков подкатил на его место. Девицы, отступившие было в тень, облепили машину, постукивали пальчиками в стекло, зазывно улыбались. Одна прилегла на капот, задрала топик и расплющила о лобовое стекло плоскую грудь.
– Массажик тайский не желаете, мужчина? Прямо в Париже обучалася!
– …девушка из Нагасаки! У меня такая маленькая грудь, и губы алые, как маки.
– Этеншин, пли-из! Ай кисс ю беттер зен…
– Красавицы, – Савва щелчком отправил окурок точно в урну с рекламой «Макдональдса», – у вас тут пастух имеется?
Девушки поскучнели.
– Опять разборка, что ли?
Савва вспомнил, как недавно на Сухаревке в группу ночных бабочек бросили гранату, и улыбнулся как можно шире.
– Что вы, милые, какие разборки. Так, перетереть кое-чего надо.
Девица, обучавшаяся в Париже тайскому массажу, отошла в сторонку и, достав сотовый, коротко с кем-то переговорила.
– Сейчас подкатит, – сказала она, – ты бы отъехал, если не берешь никого. Нечего клиентов распугивать.
Савва подал машину вперед, заехал на тротуар и выключил двигатель. Мимо проплыла желто-синяя машина ППС. Девушки заулыбались, шаловливо помахивая пальчиками мордатому лейтенанту. Скривив губы, тот брезгливо оглядел их и равнодушно отвернулся. «Нагасаки» оттопырила вслед «канарейке» средний палец. Патрульные были сегодня сыты и довольны, иначе не преминули бы воспользоваться доступными телами на халяву. А может, то была не их зона ответственности.
Впрочем, после смены они могут и вернуться.
Вот это служба: катайся себе в казенной тачке, любуйся окрестностями. Раз в месяц сутенеры отстегнут, что положено, подложат девку, водочкой угостят. Бывает, конечно, что приходится ловить любимых клиенток, составлять протоколы, но это уж если начальство озвереет. А им самим-то чего звереть? Наоборот – предупреждают о проверках, и тоже не бесплатно. Девицы переселяются на Ленинградку, поближе к Химкам. Там трасса наезженная, точки опробованы. А на Тверской похватают приезжих малолеток, и, глядишь, через неделю опять все чинно, все спокойно. Все довольны, особенно сутенеры. Облава кроме всего прочего почистит от конкуренток территорию.
«Для вас, ребята, – мрачно подумал Корняков о сутенерах, – главное – не наглеть. Чтоб не было совсем уж девчонок тринадцатилетних, да еще, пожалуй, не стоит предлагать товар для „падали“.
Он для порядка еще раз оглядел ночных бабочек. Несовершеннолетними там и не пахло. Вот и славненько.
«А то приедем мы, и будет очень нехорошо».
Сзади мигнули фарами. Савва скосил глаза в зеркальце заднего вида. Черный «шевроле-экспедишн» накатывался, как набирающая ход лавина.
«На вшивость проверяют», – понял Корняков, ожидая, что бампер иномарки вот-вот въедет ему в багажник. Водитель знал свое дело туго: решетка радиатора «шевроле» заняла весь обзор, когда он встал, крепко вцепившись колесами в асфальт.
Распахнулись дверцы, два квадратных парня в широких брюках не спеша вылезли наружу. Один, лениво потянувшись, вразвалочку пошел к машине Саввы, второй прислонился к капоту, словно предстоящий разговор его не интересовал ни капельки. Корняков вышел навстречу, облокотился о крышу машины, разглядывая приближающегося парня. Мощные бицепсы распирали рукава толстовки, перекачанные донельзя – они смотрелись на редкость уродливо. «Стероидов переел, бедолага, – подумал Савва, глядя, как бык приближается, покручивая на толстом пальце массивную связку ключей, – хотя, если в захват возьмет – отпустит только вместе с головой. Вывод: голову не подставлять – другая не вырастет».
– Ты что ль побазарить хотел? – парень сплюнул Корнякову под ноги.
– Легче, друг, все свои, – негромко сказал Савва.
– Свои на нарах, – отрезал парень, – не тяни. Давай по делу.
– Я сказал легче. Спокойнее. – Корняков показал быку удостоверение контроллера. Тот сразу поскучнел, глаза забегали. – То-то. Никогда не гони волну без дела, кто его знает, как все может повернуться. Понял?
– Да.
– Громче!
– Понял!
– Вот так. А теперь – по делу: у тебя все девки такие стремные?
– А чем эти не нравятся? – парень оглянулся на девиц, штурмующих очередного клиента. Он немного успокоился: грозный контроллер вроде бы не собирался немедленно устраивать шмон. Нет, конечно, здесь, на улице, все было в порядке – девушки совершеннолетние, да и услуги предлагают вполне разрешенные, но если отойти в подворотню…
– Им «плечевыми» на таежном тракте работать, и то если медведи конкуренцию не составят, – ухмыльнулся Савва.
– Да ладно гнать-то! Нормальные девки, все, что надо, – есть, на клык берут – ва-аще улет.
– А поговорить? А за жизнь поплакать? Чтоб беседу поддержали, Пикассо процитировали или, к примеру, последний фильм Мураками обсудили?
Он намеренно представил Пикассо писателем, а Мураками – режиссером, уверенный, что такие тонкости быку неизвестны. Умственные способности собеседника оказались в еще более плачевном состоянии.
– Пикассо? – парень почесал загривок, – помню такого. Журналюга, в ЛДПР недавно приняли, да?
– Ну, – Савва картинно всплеснул руками, – ты ж на лету ловишь. Есть такие тетки, или в другом месте поискать?
– Найдем, – парень подмигнул, – для тебя найдем. Но встанет недешево. Сам понимаешь, интеллект нынче дорог и доступен не каждому.
– Не каждому, – легко согласился Савва, разглядывая удручающе низкий лоб собеседника, – нам цена не важна, нас качество заботит.
– Лады, кореш, – парень хлопнул его по плечу, – заказ принят. А пару потянешь?
– Вот это уже разговор. Две всегда лучше, чем одна. Значит так: интеллектуалочку, но чтоб не трухлявая, а так, студенточка, на крайняк – выпускница с дипломом, и какую-нибудь смугляночку. Соскучился я, братан, по смуглявым – не поверишь: на блондинок не тянет уже, хоть башкой об стенку!