Страница:
– Я что-то не совсем понимаю, – сказал Сунь У-кун.
– А это значит, – сказал дух, – что от соприкосновения с металлом они падают вниз, от соприкосновения с деревом засыхают, в воде растворяются, в огне сгорают, а прикоснувшись к земле, уходят в нее. Поэтому сбивать эти плоды с дерева можно лишь какой-нибудь металлической вещью. Когда плод сбит, его надо принять на блюдо, покрытое шелковым полотенцем. На деревянной посуде он тотчас же засыхает и теряет свою силу. Их можно держать только на фарфоровой посуде и есть, обмыв чистой водой. Если плод приблизить к огню, он засохнет и тоже потеряет свою силу. Оказавшись на земле, он уходит в нее. Плод, который вы, Великий Мудрец, только что сбили, несомненно, ушел в землю. И теперь эта земля в течение сорока семи тысяч лет будет тверже, чем чугун, даже стальной бурав не оставит на ней никакого следа. Вот почему человек, который съест плод дерева жизни, становится долговечным. Если вы сомневаетесь, Великий Мудрец, можете сами убедиться, стоит вам только ударить по этой земле.
Сунь У-кун взял посох и изо всей силы стукнул им по земле. Раздался страшный треск, посох отскочил, однако на земле не осталось даже царапины.
– Вот чудеса! – воскликнул изумленный Сунь У-кун. – Этим посохом я превращал скалы в порошок. Даже на чугуне он оставлял глубокие следы. А сейчас царапины и то не осталось. Выходит, я зря обвинил тебя! Что же, иди с миром!
И дух почвы удалился.
Теперь Сун У-кун знал, что делать. Он влез на дерево и, держа в одной руке колотушку, другой загнул переднюю полу своего шелкового халата, чтобы поймать падающие плоды. Затем, проскользнув между ветками, он сбил в полу своего халата три плода, спрыгнул с дерева и направился прямо в кухню.
– Ну как, брат, удалось достать? – с улыбкой спросил Чжу Ба-цзе.
– Сам посмотри, – сказал Сунь У-кун. – Это было не так уж трудно. На Ша-сэна тоже хватит. Надо позвать его.
– Ша-сэн, иди сюда! – махнул рукой Чжу Ба-цзе.
Услышав, что его зовут, Ша-сэн оставил вещи, которые охранял, и прибежал на кухню.
– Ты зачем меня звал, брат? – спросил он.
– Посмотри, ты знаешь, что это за штука? – сказал Сунь У-кун, раскрывая полу рясы.
– Это плоды дерева жизни, – отвечал Ша-сэн.
– Верно! Да ты, оказывается, знаешь! – удивился Сунь У-кун. – Где же тебе довелось их попробовать?
– Есть мне их, правда, не приходилось, – отвечал Ша-сэн. – Но, когда я служил распорядителем церемоний при дворе императора и сопровождал императорскую колесницу на Персиковый пир, я видел, как небожители из других стран преподносили эти плоды царице Ван-му в день ее рождения. Ну вот, видеть видел, а поесть так и не удалось. Ты уж дал бы мне, брат, попробовать.
– Ладно! – сказал Сунь У-кун, – Каждый из нас может съесть по одному плоду.
И они начали есть.
Как вам известно, Чжу Ба-цзе от природы был невероятно прожорлив и имел огромную пасть. Да еще послушники раздразнили его аппетит, поэтому, как только плод жизни попал к нему в руки, он в один миг проглотил его, а затем с невинным видом, глядя на Сунь У-куна и Ша-сэна, спросил:
– Что это вы едите?
– Плоды жизни, – ответил Ша-сэн.
– Каковы они на вкус?
– Не обращай на него внимания, Ша-сэн, – сказал Сунь У-кун. – Ведь ты уже съел свою долю, чего же пристаешь с вопросами.
– Поторопился я, дорогой брат, – признался Чжу Ба-цзе. – Надо было есть, как вы: медленно, с чувством, чтобы распознать как следует вкус. А я проглотил его целиком и не знаю даже, есть ли в середине плода косточка. Будь другом, раз уже разжег мой аппетит, достань для меня еще один плод, чтобы я как следует распробовал его.
– Ты, дорогой мой, не знаешь меры, – сказал Сунь У-кун. – Ведь это тебе не каша и не лепешки, которыми наедаются до отвала. Ты сам подумай, за десять тысяч лет их вызревает всего тридцать штук, и съесть хотя бы одну штуку – большое счастье. Нет, нет! Хватит с тебя!
С этими словами Сунь У-кун взял золотую колотушку и, не глядя, бросил ее в комнату послушников, в то время как Дурень продолжал ворчать.
Между тем послушники вошли к себе в комнату, чтобы взять чай и угостить Сюань-цзана. И тут они услышали, как Чжу Ба-цзе недовольно сказал:
– Никакого удовольствия от того, что съел плод жизни, я не получил. Вот бы съесть еще, тогда все было бы по-другому. Услышав это, Цин-фын заподозрил неладное.
– Мин-юе – сказал он, обращаясь к своему товарищу, – ты слышал, что сказал длинномордый монах? Он сказал, что неплохо бы съесть еще один плод жизни. Уходя, наш учитель наказывал нам остерегаться спутников Танского монаха. Не иначе, как они выкрали наше сокровище.
– Беда, брат, беда! – сказал Мин-юе. – Ты посмотри, почему золотая колотушка очутилась на полу? Ну-ка, пойдем скорее в сад, посмотрим, что там делается.
И они оба отправились в сад. Ворота были открыты.
– Что же это такое? Ведь я закрыл ворота, – удивился Цин-фын.
Он обошел сад и обнаружил, что ворота в огород тоже открыты. Тогда они поспешили к дереву жизни и стали считать плоды, но насчитали всего только двадцать два плода.
– Ты хорошо считаешь? – спросил Мин-юе.
– Хорошо, – отвечал Цин-фын.
– Так вот, всего было тридцать плодов, – сказал Мин-юе. – Открыв сад, учитель разделил между всеми нами два плода, значит, осталось двадцать восемь. Сейчас мы с тобой сбили два плода для Танского монаха, таким образом должно остаться двадцать шесть, а мы насчитали всего двадцать два. Выходит, четырех плодов не хватает. Совершенно ясно, что плоды украдены этими злодеями. У нас нет иного выхода, как пойти поругаться с Танским монахом.
Они вышли из сада и прошли прямо в зал.
Тыча в Сюань-цзана пальцем, послушники стали ругать его самыми непристойными словами. Они называли его и разбойником, и крысиной головой, и лысым разбойником, и бесстыжим, и брюзгой. Наконец Сюань-цзан не вытерпел:
– Почтенные послушники! – сказал он. – Что вы ругаетесь? Успокойтесь. Ведь можно говорить потише. Зачем зря шуметь?
– Да ты оглох, что ли? – возмутился Цин-фын. – Мы ведь тебя ругаем, неужели ты не понимаешь? Ты выкрал у нас плоды жизни, и хочешь, чтобы мы молчали!
– А как они выглядят, эти плоды? – спросил Сюань-цзан.
– Да ведь мы только что приносили их тебе и предлагали съесть, а ты отказался, заявив, что это младенцы.
– Боже милостивый! – воскликнул Сюань-цзан. – Да при одном только виде этих плодов я пришел в ужас, как же мог я съесть их? Да если бы даже я был прожорливым человеком, то и тогда не решился бы на такой злодейский поступок. Так что зря вы нападаете на меня.
– В таком случае плоды украли ваши ученики!
– А вот это вполне возможно, – признался Сюань-цзан. – Вы успокойтесь, а я расспрошу их об этом. Если это действительно они, я заставлю их возместить эту потерю.
– Возместить! – воскликнул Мин-юе. – Да разве купишь их за деньги?
– Может быть, их и нельзя купить, но пословица не зря говорит: «Добродетель и справедливость – дороже золота». Я прикажу им принести вам извинения, и дело с концом. И кроме того, неизвестно, виновны ли они.
– А кто же, если не они? – сказал Мин-юе. – Они и сейчас продолжают спорить, никак не поделят их между собой. – Ученики! – крикнул Сюань-цзан. – Идите-ка все сюда!
– Ну, теперь пропали! – сказал Ша-сэн. – Учитель зовет нас, да и послушники раскричались. Разговор, видимо, будет об украденных плодах.
– Ну и дела! – воскликнул Сунь У-кун. – Ведь и особенного-то ничего нет. Этими плодами можно только жажду утолить. Конечно, мы их выкрали. Однако признаваться в этом не надо.
– Вот это правильно! – подхватил Чжу Ба-цзе. – Молчок! И, выйдя из кухни, они все втроем направились в зал.
Но о том, как они отказались от того, что сделали, вы узнаете из следующей главы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
Войдя в зал, ученики сказали своему учителю:
– Кушанье скоро будет готово. Вы об этом хотели спросить у нас?
– Нет, – отвечал Сюань-цзан, – совсем не об этом. Здесь в монастыре растет дерево жизни, плоды его похожи на новорожденного младенца. Так вот, кто из вас украл и съел эти плоды?
– Я и в глаза их не видел, – отвечал Чжу Ба-цзе.
– Вот кто это сделал, – крикнул тут Цин-фын. – И еще смеется!
– У меня от рождения улыбка на лице, – крикнул Сунь У-кун. – И потом, я не видел никаких ваших плодов, почему же мне не смеяться?
– Ты не сердись, – сказал Сюань-цзан. – Нам, людям монашеского звания, не пристало ругаться и есть то, что нам не положено. Если вы виновны, принесите извинение. Зачем же отпираться?
Выслушав учителя, Сунь У-кун решил, что тот вполне прав и надо сказать всю правду.
– Учитель, – сказал он. – Я не виноват. Чжу Ба-цзе узнал, что послушники за перегородкой едят плоды жизни. Ему тоже захотелось их попробовать. Тогда он попросил меня достать этот плод. Я достал три штуки и каждый из нас съел по одному плоду. А раз съели, так о чем теперь говорить?
– Ну, не разбойник ли этот монах! – крикнул Мин-юе. – Ведь он выкрал целых четыре плода!
– О милосердный Будда! Как же так? Выкрали четыре, а у нас оказалось только три. Видимо, один плод Сунь У-кун спрятал для себя, – ворчал Дурень.
Узнав, что плоды жизни действительно украдены, послушники еще больше разозлились. Все это привело в ярость Великого Мудреца. Он заскрежетал зубами и, вытаращив свои огненные глаза, метавшие молнии, принялся вращать посохом. Едва сдерживая гнев, он пробормотал:
– Как нагло ведут себя эти послушники! Уж лучше бы отколотили нас. А то завели какую-то канитель. С какой стати мы должны терпеть это? Ну, погодите, разделаюсь я с вами, не придется вам больше кушать этих плодов.
С этими словами он выдернул у себя с загривка волосок и, дунув на него, крикнул:
– Изменись!
В тот же миг волосок превратился в точную копию Сунь У-куна, которого он усадил рядом с Танским монахом и вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном оставил выслушивать ругань послушников. А из самого Сунь У-куна в это время вылетел дух, который, вскочив на облако, поплыл прямо в сад. Здесь он постучал своим посохом и, призвав магическую силу, способную сдвигать горы и хребты, свалил дерево жизни. Увы! от дерева полетели лишь ветки, и оно свалилось, обнажив корни. Даосы лишились волшебных плодов, продлевающих жизнь.
Свалив дерево, Великий Мудрец стал искать плоды, однако ничего не нашел. А дело в том, что они, как вы уже знаете, от соприкосновения с металлом падали вниз. А так как посох Сунь У-куна имел с обоих концов золотые ободки и был сделан из железа, то плоды тут же попадали вниз и ушли в землю. Вот поэтому-то на дереве не осталось ни одного плода.
– Отлично! – воскликнул Сунь У-кун. – Теперь мы квиты!
Он вернулся в зал, водворил на место выдернутый волосок и принял свой обычный вид. Однако для простых смертных, находившихся в зале, все его действия остались незамеченными.
Но вернемся к послушникам. Наругавшись вдосталь, Цин-фын сказал:
– Эти монахи терпеливы, словно курицы, и совершенно спокойно выносят оскорбления. Сколько мы ругали их, а они и словом не обмолвились. Возможно, что не они выкрали плоды жизни. Мы могли неверно сосчитать: ветви на верхушке дерева очень густые. Не будем больше зря бранить их, пойдем-ка посмотрим еще раз как следует.
– Ты прав, пожалуй, – согласился Мин-юе.
И они снова отправились в сад. Дерево жизни лежало на земле со сломанными ветвями и изуродованным стволом. У Цин-фына от испуга отнялись ноги, и он рухнул на землю, а Мин-юе почувствовал слабость во всем теле и задрожал как осиновый лист.
У послушников в голове все помутилось, и, лежа в пыли, они причитали:
– Что ж теперь делать! Что делать! Ведь они уничтожили драгоценность монастыря Учжуангуань и лишили потомство наших бессмертных плодов! Что мы скажем учителю, когда он вернется?
– Вот что, брат, – сказал наконец Мин-юе. – Перестань кричать. Давай-ка лучше приведем себя в порядок и постараемся не вспугнуть монахов. Все это, конечно, дело рук волосатого монаха с лицом Бога грома. Это он своим волшебством погубил нашу драгоценность. Если мы станем с ними ссориться, они, конечно, будут от всего отказываться и в конце концов начнут с нами драку. А разве можем мы двое справиться с четырьмя? Поэтому не надо пока их раздражать, скажем, что мы ошиблись – плоды все на месте, и извинимся перед ними. Когда же они примутся за еду, мы добавим им закуски. Как только каждый из них возьмет в руки чашку, мы сразу же захлопнем все ворота, повесим замки и не выпустим монахов отсюда. Вернется учитель, пусть сам все рассудит. Этот монах его старинный друг. Может быть, наш учитель окажется настолько гуманным, что простит его. Если же он захочет наказать их, разбойники будут в наших руках, и мы хоть таким путем искупим свою вину.
– Вот это правильно! – подтвердил, выслушав его, Цин-фын.
Кое-как собравшись с духом и стараясь придать своему лицу радостное выражение, они пришли в зал и, низко кланяясь монаху, промолвили:
– Вы уж не сердитесь на нас, почтенный отец, за нашу грубость.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Сюань-цзан.
– Плоды, оказывается, все на месте, – сказал Цин-фын. – Листва на верхушке очень густая, и мы не могли правильно сосчитать плодов. А вот сейчас пошли проверили, и все оказалось на месте.
Тут Чжу Ба-цзе с негодованием сказал:
– Вы так молоды, что даже не умеете вести себя! Начали ругаться и понапрасну обвинили нас. Это недостойно человека!
Один только Сунь У-кун все понимал и думал про себя:
«Врете, друзья, врете! Плодов жизни больше нет! Не иначе, как вы пустились на хитрость, чтобы выйти сухими из воды».
– Ну, в таком случае накрывайте на стол, – сказал Сюань-цзан. – Подкрепимся и в путь.
Чжу Ба-цзе пошел на кухню за едой, а Ша-сэн поставил стол и стулья. Послушники поспешили принести закуски. Тут были маринованные тыквы, баклажаны, соленья, редька, маринованные бобы, семена лотоса, сельдерей – в общем, семь тарелок. Кроме того, был подан чайник с прекрасным ароматным чаем и две чайных чашки. Словом, послушники старались, как могли, угодить гостям. И вот, как только Сюань-цзан и его ученики взяли в руки чашки с едой, послушники с шумом захлопнули ворота и закрыли их на замок с двумя пружинами.
– Эй вы послушники, – сказал засмеявшись Чжу Ба – цзе. – Что вы делаете? Какие-то чудные у вас тут обычаи. Неужели, когда вы едите, вы закрываете ворота?
– Вы совершенно правы, – сказал Мин-юе. – Вы ешьте, а потом мы откроем ворота.
Но Цин-фын, не выдержав, начал ругаться.
– Погодите, лысые разбойники, мы отомстим вам за вашу жадность! Вы стащили у нас священные плоды и должны поплатиться за это, как преступники, забравшиеся в поле или в сад. Но это еще не все. Вы повалили священное дерево и уничтожили драгоценность монастыря Учжуангуань. Что вы можете сказать в свое оправдание? Лишь в том случае, если вам удастся добраться до Индии и вы увидите Будду, вы сможете пребывать в новом перевоплощении.
При этих словах Сюань-цзан выронил чашку из рук и почувствовал, как тяжело стало у него на сердце. Между тем, закрыв все ворота, послушники вернулись к дверям зала и начали всячески поносить паломников. Они кричали до позднего вечера, пока сильно не проголодались. А после трапезы ушли к себе. Тут Сюань-цзан стал отчитывать Сунь У-куна.
– Пакостная ты обезьяна! – говорил он. – Вечно из-за тебя какие-нибудь несчастья! Если бы ты только украл плоды, они посердились бы, поругались – и дело с концом. Так надо было тебе повалить дерево жизни. Ведь если разобраться в этом деле, то будь на месте судьи даже твой родной отец, он и то ничего не смог бы сказать в твое оправдание!
– Не волнуйтесь, учитель, – сказал Сунь У-кун. – Подождем, пока послушники уснут, и тут же тронемся в путь.
– Да что ты, брат! – сказал Ша-сэн. – Как можем мы это сделать, если все ворота крепко-накрепко заперты?
– Об этом не беспокойся! – сказал смеясь Сунь У-кун. – Я знаю, что делать.
– О, тебе что беспокоиться, – заметил Чжу Ба-цзе. – Ты можешь превратиться в насекомое и вылететь через любую щелочку. А вот мы не обладаем такой способностью и вынуждены будем остаться здесь: расплачиваться за других.
– Пусть только он попробует поступить так и отправиться без нас, – сказал тут Сюань-цзан. – Я прочитаю строки из псалма Старой сутры, посмотрим, как это ему понравится!
Чжу Ба-цзе хоть и был огорчен, все же не утерпел, чтобы не рассмеяться.
– Учитель, о чем вы говорите? Мне известно, что среди священных буддийских книг имеются сутры Лэняньцзин, Фахуацзин, сутра Павлина, Алмазная сутра, сутра бодисатвы Гуаньинь, но о Старой сутре я никогда ничего не слышал.
– Да ты, брат, не знаешь, в чем дело, – сказал Сунь У-кун. – Обруч, который я ношу на своей голове, подарен нашему учителю самой бодисатвой Гуаньинь. Учитель обманом уговорил меня надеть его, и как только я это сделал, он словно прирос ко мне. И теперь нечего даже думать о том, чтобы его снять. Заклинание это называется «Сжатие обруча», вот что значит Старая сутра. Как только учитель начинает читать заклинание, у меня сразу же появляется нестерпимая головная боль. Этим учитель держит меня в руках.
Учитель! – обратился он к Сюань-цзану. – Пожалуйста, не читайте своего заклинания. Я никого не собираюсь обманывать и обещаю вывести вас всех отсюда.
Когда они закончили разговор, на востоке взошла луна.
– Сейчас самое подходящее время трогаться в путь, – сказал Сунь У-кун. – Вокруг все тихо, взошла луна.
– Да что ты голову морочишь, – сказал Чжу Ба-цзе. – Куда же мы пойдем, когда все ворота заперты?
– Не веришь, так смотри! – сказал Сунь У-кун.
С этими словами он взял свой посох, повертел его в руках и произнес «Заклинание о раскрытии замков». Затем он указал им на ворота, и в тот же миг все замки с лязгом полетели вниз, а ворота с шумом распахнулись.
– Вот это ловко! – с удовлетворением воскликнул Чжу Ба-цзе. – Даже волшебник-алхимик не мог бы так сделать.
– Подумаешь, какая невидаль, – сказал Сунь У-кун. – Да если бы здесь были Южные ворота неба, и они раскрылись бы.
Сунь У-кун предложил учителю выйти из монастыря и помог ему сесть верхом. Чжу Ба-цзе взял коромысло с вещами, а Ша-сэн повел коня.
– Идите пока медленно, – сказал Сунь У-кун. – А я позабочусь о том, чтобы послушники проспали целый месяц.
– Только смотри, не причини им вреда, – предупредил Сюань-цзан. – Иначе ты поплатишься за свою неблагодарность.
– Не беспокойтесь, – ответил Сунь У-кун.
Затем он вошел в монастырь и подошел к той комнате, где спали послушники. В поясе у Сунь У-куна были запрятаны насекомые, которые усыпляли людей. В свое время он выиграл их у одного из князей неба Цзэн-чана – Вирупакши, когда играл с ним в цайцюань у Восточных ворот неба. И вот Сунь У-кун вытащил двух насекомых и бросил их в окно. Насекомые побежали прямо к послушникам, которые сладко спали. После этого Сунь У-кун нагнал Танского монаха, и они все вместе зашагал и на запад. Всю ночь, до самого рассвета, путники, не останавливаясь, шли вперед.
– Эта обезьяна доконает меня, – сказал Сюань-цзан. – Из-за тебя я не спал всю ночь.
– Вы, учитель, только и знаете, что ворчать, – обиделся Сунь У-кун. – Сейчас уже светло, и вы можете немного отдохнуть где-нибудь у дороги под деревьями.
Тогда Сюань-цзан спешился и, подойдя к дереву, устроил себе постель. Ша-сэн поставил на землю коромысло и задремал, а Чжу Ба-цзе улегся спать, подложив под голову камень. Сунь У-кун был очень доволен. Взобравшись на дерево, он начал резвиться и прыгать по ветвям. Однако о том, как отдыхали четыре паломника, мы распространяться не будем.
Вернемся теперь к праведнику Чжэнь Юань-цзы. После того как проповедь во дворце Мило была закончена, он вместе со своими учениками покинул небо Тушита, спустился на яшмовое небо и, воссев на лучезарные облака, вскоре прибыл к воротам монастыря Учжуангуань на горе Ваныноушань. Ворота монастыря были распахнуты настежь, а земля чисто подметена.
– Цин-фын и Мин-юе действительно надежные люди, – сказал праведник. – Обычно, когда солнце только под горизонтом, они еще даже не потягиваются. А вот теперь, оставшись одни, не поленились подняться рано и подмести двор.
Сопровождавших его учеников обрадовали эти слова. Однако, войдя в храм, они увидели, что никто не возжег фимиама, и не могли понять, куда девались Цин-фын и Мин-юе.
– Вероятно, они решили воспользоваться нашим отсутствием, захватить с собой кое-что из вещей и скрыться, – высказал кто-то свое предположение.
– Ну, что за глупости! – воскликнул праведник. – Разве может человек, отрекшийся от мира, совершить столь постыдный поступок. Просто вчера вечером перед сном они забыли запереть ворота, а сегодня еще не вставали.
И действительно, дверь в комнату послушников была заперта и оттуда доносился храп. Однако ни стук в дверь, ни крики не разбудили послушников. Пришлось высадить дверь и стащить послушников с кровати. Но те не просыпались.
– Ну и молодцы! – рассмеялся праведник. – Когда человек обретает бессмертие, он всегда полон энергии и не думает о сне. Неужели они так сильно утомились? Быть не может, это ктото околдовал их. Воды! Живее!
Один из послушников поспешил выполнить приказание. Праведник произнес заклинание и, набрав в рот воды, прыснул ею в лица послушников. В тот же миг они освободились от сонных чар и, широко открыв глаза, увидели своего учителя и собратьев.
Они тут же стали отбивать поклоны, приговаривая:
– Уважаемый учитель! Ваш друг хоть и монах, но он и его спутники – настоящие бандиты.
– Вы не волнуйтесь, – сказал с улыбкой праведник, – и расскажите все толком.
– Учитель, – начал тогда Цин-фын, – после того как мы расстались с вами, сюда прибыл Танский монах из Китая и с ним три его ученика. У них был конь. Не смея нарушить вашу волю, мы расспросили их о цели путешествия, а затем сорвали два плода жизни и преподнесли их монаху. Однако монах оказался простым смертным и не смог оценить наше сокровище. Как ни упрашивали мы его попробовать эти плоды, он упорно твердил, что мы предлагаем ему новорожденных младенцев, и наотрез отказался принять угощение. Тогда мы сами съели эти плоды. Кто мог подумать, что один из его учеников, странствующий монах по имени Сунь У-кун, и его товарищи украдут у нас четыре плода и съедят их? Но Сунь У-кун ни за что не хотел сознаваться в этом и, применив волшебство… – Тут Цин-фын остановился, не в силах продолжать.
У послушников потекли по щекам слезы.
– А бил вас этот монах? – спросили послушников бессмертные.
– Нет, не бил, – отвечал Мин-юе. – Но он погубил наше дерево жизни.
– Не горюйте и не плачьте! – успокоил их праведник, у которого рассказ послушников не вызвал и тени возмущения. – Вы, конечно, не знаете, что этот монах, по имени Сунь У-кун – один из бывших служителей секты Тай-и. Когда-то он учинил в небесных чертогах дебош. Он обладает необычайной сверхъестественной силой. Надеюсь, вы сможете опознать этих монахов?
– Разумеется, – отвечал Цин-фын.
– В таком случае следуйте за мной, – приказал праведник. – А вы, – обратился он к остальным ученикам, – приготовьте все, что необходимо для наказания. Мы приведем монахов обратно, и вы как следует проучите их.
Ученики отправились выполнять приказание, а сам праведник вместе с Мин-юе и Цин-фыном взобрался на волшебное облако и отправился догонять Сюань-цзана. За какой-нибудь миг они проделали расстояние в тысячу ли. Праведник внимательно посмотрел на запад, но никаких следов Сюань-цзана там не обнаружил. Тогда он посмотрел на восток и увидел, что они обогнали Сюань-цзана больше чем на девятьсот ли. Несмотря на то что Сюань-цзан со своими учениками шел, не отдыхая всю ночь, он проделал путь всего в сто двадцать ли, в то время как праведник на своем волшебном облаке в один миг обогнал его.
– Учитель, – промолвили послушники, – человек, который сидит под деревом у дороги, и есть Танский монах.
– Да я и сам вижу, – отвечал праведник. – Вы возвращайтесь, приготовьте веревки и ждите. Я поймаю и приведу его.
С этими словами праведник опустился на землю и, встряхнувшись, принял вид странствующего святого.
– Учитель! Скромный монах приветствует вас!
Сюань-цзан поспешил ответить на приветствие почтительным поклоном и сказал:
– Простите, пожалуйста, мою неучтивость!
– Откуда путь держите, учитель? – спросил праведник: – И почему сидите здесь, у дороги?
– Я послан великим китайским императором Танов в Индию за священными книгами, – отвечал ему Сюань-цзан. – И вот, утомившись, решил немного отдохнуть.
– Ах, вот как! – с притворным удивлением воскликнул праведник: – Раз вы едете из Китая, то, верно, побывали на той горе, где живу я?
– А это значит, – сказал дух, – что от соприкосновения с металлом они падают вниз, от соприкосновения с деревом засыхают, в воде растворяются, в огне сгорают, а прикоснувшись к земле, уходят в нее. Поэтому сбивать эти плоды с дерева можно лишь какой-нибудь металлической вещью. Когда плод сбит, его надо принять на блюдо, покрытое шелковым полотенцем. На деревянной посуде он тотчас же засыхает и теряет свою силу. Их можно держать только на фарфоровой посуде и есть, обмыв чистой водой. Если плод приблизить к огню, он засохнет и тоже потеряет свою силу. Оказавшись на земле, он уходит в нее. Плод, который вы, Великий Мудрец, только что сбили, несомненно, ушел в землю. И теперь эта земля в течение сорока семи тысяч лет будет тверже, чем чугун, даже стальной бурав не оставит на ней никакого следа. Вот почему человек, который съест плод дерева жизни, становится долговечным. Если вы сомневаетесь, Великий Мудрец, можете сами убедиться, стоит вам только ударить по этой земле.
Сунь У-кун взял посох и изо всей силы стукнул им по земле. Раздался страшный треск, посох отскочил, однако на земле не осталось даже царапины.
– Вот чудеса! – воскликнул изумленный Сунь У-кун. – Этим посохом я превращал скалы в порошок. Даже на чугуне он оставлял глубокие следы. А сейчас царапины и то не осталось. Выходит, я зря обвинил тебя! Что же, иди с миром!
И дух почвы удалился.
Теперь Сун У-кун знал, что делать. Он влез на дерево и, держа в одной руке колотушку, другой загнул переднюю полу своего шелкового халата, чтобы поймать падающие плоды. Затем, проскользнув между ветками, он сбил в полу своего халата три плода, спрыгнул с дерева и направился прямо в кухню.
– Ну как, брат, удалось достать? – с улыбкой спросил Чжу Ба-цзе.
– Сам посмотри, – сказал Сунь У-кун. – Это было не так уж трудно. На Ша-сэна тоже хватит. Надо позвать его.
– Ша-сэн, иди сюда! – махнул рукой Чжу Ба-цзе.
Услышав, что его зовут, Ша-сэн оставил вещи, которые охранял, и прибежал на кухню.
– Ты зачем меня звал, брат? – спросил он.
– Посмотри, ты знаешь, что это за штука? – сказал Сунь У-кун, раскрывая полу рясы.
– Это плоды дерева жизни, – отвечал Ша-сэн.
– Верно! Да ты, оказывается, знаешь! – удивился Сунь У-кун. – Где же тебе довелось их попробовать?
– Есть мне их, правда, не приходилось, – отвечал Ша-сэн. – Но, когда я служил распорядителем церемоний при дворе императора и сопровождал императорскую колесницу на Персиковый пир, я видел, как небожители из других стран преподносили эти плоды царице Ван-му в день ее рождения. Ну вот, видеть видел, а поесть так и не удалось. Ты уж дал бы мне, брат, попробовать.
– Ладно! – сказал Сунь У-кун, – Каждый из нас может съесть по одному плоду.
И они начали есть.
Как вам известно, Чжу Ба-цзе от природы был невероятно прожорлив и имел огромную пасть. Да еще послушники раздразнили его аппетит, поэтому, как только плод жизни попал к нему в руки, он в один миг проглотил его, а затем с невинным видом, глядя на Сунь У-куна и Ша-сэна, спросил:
– Что это вы едите?
– Плоды жизни, – ответил Ша-сэн.
– Каковы они на вкус?
– Не обращай на него внимания, Ша-сэн, – сказал Сунь У-кун. – Ведь ты уже съел свою долю, чего же пристаешь с вопросами.
– Поторопился я, дорогой брат, – признался Чжу Ба-цзе. – Надо было есть, как вы: медленно, с чувством, чтобы распознать как следует вкус. А я проглотил его целиком и не знаю даже, есть ли в середине плода косточка. Будь другом, раз уже разжег мой аппетит, достань для меня еще один плод, чтобы я как следует распробовал его.
– Ты, дорогой мой, не знаешь меры, – сказал Сунь У-кун. – Ведь это тебе не каша и не лепешки, которыми наедаются до отвала. Ты сам подумай, за десять тысяч лет их вызревает всего тридцать штук, и съесть хотя бы одну штуку – большое счастье. Нет, нет! Хватит с тебя!
С этими словами Сунь У-кун взял золотую колотушку и, не глядя, бросил ее в комнату послушников, в то время как Дурень продолжал ворчать.
Между тем послушники вошли к себе в комнату, чтобы взять чай и угостить Сюань-цзана. И тут они услышали, как Чжу Ба-цзе недовольно сказал:
– Никакого удовольствия от того, что съел плод жизни, я не получил. Вот бы съесть еще, тогда все было бы по-другому. Услышав это, Цин-фын заподозрил неладное.
– Мин-юе – сказал он, обращаясь к своему товарищу, – ты слышал, что сказал длинномордый монах? Он сказал, что неплохо бы съесть еще один плод жизни. Уходя, наш учитель наказывал нам остерегаться спутников Танского монаха. Не иначе, как они выкрали наше сокровище.
– Беда, брат, беда! – сказал Мин-юе. – Ты посмотри, почему золотая колотушка очутилась на полу? Ну-ка, пойдем скорее в сад, посмотрим, что там делается.
И они оба отправились в сад. Ворота были открыты.
– Что же это такое? Ведь я закрыл ворота, – удивился Цин-фын.
Он обошел сад и обнаружил, что ворота в огород тоже открыты. Тогда они поспешили к дереву жизни и стали считать плоды, но насчитали всего только двадцать два плода.
– Ты хорошо считаешь? – спросил Мин-юе.
– Хорошо, – отвечал Цин-фын.
– Так вот, всего было тридцать плодов, – сказал Мин-юе. – Открыв сад, учитель разделил между всеми нами два плода, значит, осталось двадцать восемь. Сейчас мы с тобой сбили два плода для Танского монаха, таким образом должно остаться двадцать шесть, а мы насчитали всего двадцать два. Выходит, четырех плодов не хватает. Совершенно ясно, что плоды украдены этими злодеями. У нас нет иного выхода, как пойти поругаться с Танским монахом.
Они вышли из сада и прошли прямо в зал.
Тыча в Сюань-цзана пальцем, послушники стали ругать его самыми непристойными словами. Они называли его и разбойником, и крысиной головой, и лысым разбойником, и бесстыжим, и брюзгой. Наконец Сюань-цзан не вытерпел:
– Почтенные послушники! – сказал он. – Что вы ругаетесь? Успокойтесь. Ведь можно говорить потише. Зачем зря шуметь?
– Да ты оглох, что ли? – возмутился Цин-фын. – Мы ведь тебя ругаем, неужели ты не понимаешь? Ты выкрал у нас плоды жизни, и хочешь, чтобы мы молчали!
– А как они выглядят, эти плоды? – спросил Сюань-цзан.
– Да ведь мы только что приносили их тебе и предлагали съесть, а ты отказался, заявив, что это младенцы.
– Боже милостивый! – воскликнул Сюань-цзан. – Да при одном только виде этих плодов я пришел в ужас, как же мог я съесть их? Да если бы даже я был прожорливым человеком, то и тогда не решился бы на такой злодейский поступок. Так что зря вы нападаете на меня.
– В таком случае плоды украли ваши ученики!
– А вот это вполне возможно, – признался Сюань-цзан. – Вы успокойтесь, а я расспрошу их об этом. Если это действительно они, я заставлю их возместить эту потерю.
– Возместить! – воскликнул Мин-юе. – Да разве купишь их за деньги?
– Может быть, их и нельзя купить, но пословица не зря говорит: «Добродетель и справедливость – дороже золота». Я прикажу им принести вам извинения, и дело с концом. И кроме того, неизвестно, виновны ли они.
– А кто же, если не они? – сказал Мин-юе. – Они и сейчас продолжают спорить, никак не поделят их между собой. – Ученики! – крикнул Сюань-цзан. – Идите-ка все сюда!
– Ну, теперь пропали! – сказал Ша-сэн. – Учитель зовет нас, да и послушники раскричались. Разговор, видимо, будет об украденных плодах.
– Ну и дела! – воскликнул Сунь У-кун. – Ведь и особенного-то ничего нет. Этими плодами можно только жажду утолить. Конечно, мы их выкрали. Однако признаваться в этом не надо.
– Вот это правильно! – подхватил Чжу Ба-цзе. – Молчок! И, выйдя из кухни, они все втроем направились в зал.
Но о том, как они отказались от того, что сделали, вы узнаете из следующей главы.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
в которой рассказывается о том, как праведник Чжэнь Юань-цзы захватил паломника за священными книгами и как Сунь У-кун учинил разгром в монастыре Учжуангуань
Войдя в зал, ученики сказали своему учителю:
– Кушанье скоро будет готово. Вы об этом хотели спросить у нас?
– Нет, – отвечал Сюань-цзан, – совсем не об этом. Здесь в монастыре растет дерево жизни, плоды его похожи на новорожденного младенца. Так вот, кто из вас украл и съел эти плоды?
– Я и в глаза их не видел, – отвечал Чжу Ба-цзе.
– Вот кто это сделал, – крикнул тут Цин-фын. – И еще смеется!
– У меня от рождения улыбка на лице, – крикнул Сунь У-кун. – И потом, я не видел никаких ваших плодов, почему же мне не смеяться?
– Ты не сердись, – сказал Сюань-цзан. – Нам, людям монашеского звания, не пристало ругаться и есть то, что нам не положено. Если вы виновны, принесите извинение. Зачем же отпираться?
Выслушав учителя, Сунь У-кун решил, что тот вполне прав и надо сказать всю правду.
– Учитель, – сказал он. – Я не виноват. Чжу Ба-цзе узнал, что послушники за перегородкой едят плоды жизни. Ему тоже захотелось их попробовать. Тогда он попросил меня достать этот плод. Я достал три штуки и каждый из нас съел по одному плоду. А раз съели, так о чем теперь говорить?
– Ну, не разбойник ли этот монах! – крикнул Мин-юе. – Ведь он выкрал целых четыре плода!
– О милосердный Будда! Как же так? Выкрали четыре, а у нас оказалось только три. Видимо, один плод Сунь У-кун спрятал для себя, – ворчал Дурень.
Узнав, что плоды жизни действительно украдены, послушники еще больше разозлились. Все это привело в ярость Великого Мудреца. Он заскрежетал зубами и, вытаращив свои огненные глаза, метавшие молнии, принялся вращать посохом. Едва сдерживая гнев, он пробормотал:
– Как нагло ведут себя эти послушники! Уж лучше бы отколотили нас. А то завели какую-то канитель. С какой стати мы должны терпеть это? Ну, погодите, разделаюсь я с вами, не придется вам больше кушать этих плодов.
С этими словами он выдернул у себя с загривка волосок и, дунув на него, крикнул:
– Изменись!
В тот же миг волосок превратился в точную копию Сунь У-куна, которого он усадил рядом с Танским монахом и вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном оставил выслушивать ругань послушников. А из самого Сунь У-куна в это время вылетел дух, который, вскочив на облако, поплыл прямо в сад. Здесь он постучал своим посохом и, призвав магическую силу, способную сдвигать горы и хребты, свалил дерево жизни. Увы! от дерева полетели лишь ветки, и оно свалилось, обнажив корни. Даосы лишились волшебных плодов, продлевающих жизнь.
Свалив дерево, Великий Мудрец стал искать плоды, однако ничего не нашел. А дело в том, что они, как вы уже знаете, от соприкосновения с металлом падали вниз. А так как посох Сунь У-куна имел с обоих концов золотые ободки и был сделан из железа, то плоды тут же попадали вниз и ушли в землю. Вот поэтому-то на дереве не осталось ни одного плода.
– Отлично! – воскликнул Сунь У-кун. – Теперь мы квиты!
Он вернулся в зал, водворил на место выдернутый волосок и принял свой обычный вид. Однако для простых смертных, находившихся в зале, все его действия остались незамеченными.
Но вернемся к послушникам. Наругавшись вдосталь, Цин-фын сказал:
– Эти монахи терпеливы, словно курицы, и совершенно спокойно выносят оскорбления. Сколько мы ругали их, а они и словом не обмолвились. Возможно, что не они выкрали плоды жизни. Мы могли неверно сосчитать: ветви на верхушке дерева очень густые. Не будем больше зря бранить их, пойдем-ка посмотрим еще раз как следует.
– Ты прав, пожалуй, – согласился Мин-юе.
И они снова отправились в сад. Дерево жизни лежало на земле со сломанными ветвями и изуродованным стволом. У Цин-фына от испуга отнялись ноги, и он рухнул на землю, а Мин-юе почувствовал слабость во всем теле и задрожал как осиновый лист.
У послушников в голове все помутилось, и, лежа в пыли, они причитали:
– Что ж теперь делать! Что делать! Ведь они уничтожили драгоценность монастыря Учжуангуань и лишили потомство наших бессмертных плодов! Что мы скажем учителю, когда он вернется?
– Вот что, брат, – сказал наконец Мин-юе. – Перестань кричать. Давай-ка лучше приведем себя в порядок и постараемся не вспугнуть монахов. Все это, конечно, дело рук волосатого монаха с лицом Бога грома. Это он своим волшебством погубил нашу драгоценность. Если мы станем с ними ссориться, они, конечно, будут от всего отказываться и в конце концов начнут с нами драку. А разве можем мы двое справиться с четырьмя? Поэтому не надо пока их раздражать, скажем, что мы ошиблись – плоды все на месте, и извинимся перед ними. Когда же они примутся за еду, мы добавим им закуски. Как только каждый из них возьмет в руки чашку, мы сразу же захлопнем все ворота, повесим замки и не выпустим монахов отсюда. Вернется учитель, пусть сам все рассудит. Этот монах его старинный друг. Может быть, наш учитель окажется настолько гуманным, что простит его. Если же он захочет наказать их, разбойники будут в наших руках, и мы хоть таким путем искупим свою вину.
– Вот это правильно! – подтвердил, выслушав его, Цин-фын.
Кое-как собравшись с духом и стараясь придать своему лицу радостное выражение, они пришли в зал и, низко кланяясь монаху, промолвили:
– Вы уж не сердитесь на нас, почтенный отец, за нашу грубость.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Сюань-цзан.
– Плоды, оказывается, все на месте, – сказал Цин-фын. – Листва на верхушке очень густая, и мы не могли правильно сосчитать плодов. А вот сейчас пошли проверили, и все оказалось на месте.
Тут Чжу Ба-цзе с негодованием сказал:
– Вы так молоды, что даже не умеете вести себя! Начали ругаться и понапрасну обвинили нас. Это недостойно человека!
Один только Сунь У-кун все понимал и думал про себя:
«Врете, друзья, врете! Плодов жизни больше нет! Не иначе, как вы пустились на хитрость, чтобы выйти сухими из воды».
– Ну, в таком случае накрывайте на стол, – сказал Сюань-цзан. – Подкрепимся и в путь.
Чжу Ба-цзе пошел на кухню за едой, а Ша-сэн поставил стол и стулья. Послушники поспешили принести закуски. Тут были маринованные тыквы, баклажаны, соленья, редька, маринованные бобы, семена лотоса, сельдерей – в общем, семь тарелок. Кроме того, был подан чайник с прекрасным ароматным чаем и две чайных чашки. Словом, послушники старались, как могли, угодить гостям. И вот, как только Сюань-цзан и его ученики взяли в руки чашки с едой, послушники с шумом захлопнули ворота и закрыли их на замок с двумя пружинами.
– Эй вы послушники, – сказал засмеявшись Чжу Ба – цзе. – Что вы делаете? Какие-то чудные у вас тут обычаи. Неужели, когда вы едите, вы закрываете ворота?
– Вы совершенно правы, – сказал Мин-юе. – Вы ешьте, а потом мы откроем ворота.
Но Цин-фын, не выдержав, начал ругаться.
– Погодите, лысые разбойники, мы отомстим вам за вашу жадность! Вы стащили у нас священные плоды и должны поплатиться за это, как преступники, забравшиеся в поле или в сад. Но это еще не все. Вы повалили священное дерево и уничтожили драгоценность монастыря Учжуангуань. Что вы можете сказать в свое оправдание? Лишь в том случае, если вам удастся добраться до Индии и вы увидите Будду, вы сможете пребывать в новом перевоплощении.
При этих словах Сюань-цзан выронил чашку из рук и почувствовал, как тяжело стало у него на сердце. Между тем, закрыв все ворота, послушники вернулись к дверям зала и начали всячески поносить паломников. Они кричали до позднего вечера, пока сильно не проголодались. А после трапезы ушли к себе. Тут Сюань-цзан стал отчитывать Сунь У-куна.
– Пакостная ты обезьяна! – говорил он. – Вечно из-за тебя какие-нибудь несчастья! Если бы ты только украл плоды, они посердились бы, поругались – и дело с концом. Так надо было тебе повалить дерево жизни. Ведь если разобраться в этом деле, то будь на месте судьи даже твой родной отец, он и то ничего не смог бы сказать в твое оправдание!
– Не волнуйтесь, учитель, – сказал Сунь У-кун. – Подождем, пока послушники уснут, и тут же тронемся в путь.
– Да что ты, брат! – сказал Ша-сэн. – Как можем мы это сделать, если все ворота крепко-накрепко заперты?
– Об этом не беспокойся! – сказал смеясь Сунь У-кун. – Я знаю, что делать.
– О, тебе что беспокоиться, – заметил Чжу Ба-цзе. – Ты можешь превратиться в насекомое и вылететь через любую щелочку. А вот мы не обладаем такой способностью и вынуждены будем остаться здесь: расплачиваться за других.
– Пусть только он попробует поступить так и отправиться без нас, – сказал тут Сюань-цзан. – Я прочитаю строки из псалма Старой сутры, посмотрим, как это ему понравится!
Чжу Ба-цзе хоть и был огорчен, все же не утерпел, чтобы не рассмеяться.
– Учитель, о чем вы говорите? Мне известно, что среди священных буддийских книг имеются сутры Лэняньцзин, Фахуацзин, сутра Павлина, Алмазная сутра, сутра бодисатвы Гуаньинь, но о Старой сутре я никогда ничего не слышал.
– Да ты, брат, не знаешь, в чем дело, – сказал Сунь У-кун. – Обруч, который я ношу на своей голове, подарен нашему учителю самой бодисатвой Гуаньинь. Учитель обманом уговорил меня надеть его, и как только я это сделал, он словно прирос ко мне. И теперь нечего даже думать о том, чтобы его снять. Заклинание это называется «Сжатие обруча», вот что значит Старая сутра. Как только учитель начинает читать заклинание, у меня сразу же появляется нестерпимая головная боль. Этим учитель держит меня в руках.
Учитель! – обратился он к Сюань-цзану. – Пожалуйста, не читайте своего заклинания. Я никого не собираюсь обманывать и обещаю вывести вас всех отсюда.
Когда они закончили разговор, на востоке взошла луна.
– Сейчас самое подходящее время трогаться в путь, – сказал Сунь У-кун. – Вокруг все тихо, взошла луна.
– Да что ты голову морочишь, – сказал Чжу Ба-цзе. – Куда же мы пойдем, когда все ворота заперты?
– Не веришь, так смотри! – сказал Сунь У-кун.
С этими словами он взял свой посох, повертел его в руках и произнес «Заклинание о раскрытии замков». Затем он указал им на ворота, и в тот же миг все замки с лязгом полетели вниз, а ворота с шумом распахнулись.
– Вот это ловко! – с удовлетворением воскликнул Чжу Ба-цзе. – Даже волшебник-алхимик не мог бы так сделать.
– Подумаешь, какая невидаль, – сказал Сунь У-кун. – Да если бы здесь были Южные ворота неба, и они раскрылись бы.
Сунь У-кун предложил учителю выйти из монастыря и помог ему сесть верхом. Чжу Ба-цзе взял коромысло с вещами, а Ша-сэн повел коня.
– Идите пока медленно, – сказал Сунь У-кун. – А я позабочусь о том, чтобы послушники проспали целый месяц.
– Только смотри, не причини им вреда, – предупредил Сюань-цзан. – Иначе ты поплатишься за свою неблагодарность.
– Не беспокойтесь, – ответил Сунь У-кун.
Затем он вошел в монастырь и подошел к той комнате, где спали послушники. В поясе у Сунь У-куна были запрятаны насекомые, которые усыпляли людей. В свое время он выиграл их у одного из князей неба Цзэн-чана – Вирупакши, когда играл с ним в цайцюань у Восточных ворот неба. И вот Сунь У-кун вытащил двух насекомых и бросил их в окно. Насекомые побежали прямо к послушникам, которые сладко спали. После этого Сунь У-кун нагнал Танского монаха, и они все вместе зашагал и на запад. Всю ночь, до самого рассвета, путники, не останавливаясь, шли вперед.
– Эта обезьяна доконает меня, – сказал Сюань-цзан. – Из-за тебя я не спал всю ночь.
– Вы, учитель, только и знаете, что ворчать, – обиделся Сунь У-кун. – Сейчас уже светло, и вы можете немного отдохнуть где-нибудь у дороги под деревьями.
Тогда Сюань-цзан спешился и, подойдя к дереву, устроил себе постель. Ша-сэн поставил на землю коромысло и задремал, а Чжу Ба-цзе улегся спать, подложив под голову камень. Сунь У-кун был очень доволен. Взобравшись на дерево, он начал резвиться и прыгать по ветвям. Однако о том, как отдыхали четыре паломника, мы распространяться не будем.
Вернемся теперь к праведнику Чжэнь Юань-цзы. После того как проповедь во дворце Мило была закончена, он вместе со своими учениками покинул небо Тушита, спустился на яшмовое небо и, воссев на лучезарные облака, вскоре прибыл к воротам монастыря Учжуангуань на горе Ваныноушань. Ворота монастыря были распахнуты настежь, а земля чисто подметена.
– Цин-фын и Мин-юе действительно надежные люди, – сказал праведник. – Обычно, когда солнце только под горизонтом, они еще даже не потягиваются. А вот теперь, оставшись одни, не поленились подняться рано и подмести двор.
Сопровождавших его учеников обрадовали эти слова. Однако, войдя в храм, они увидели, что никто не возжег фимиама, и не могли понять, куда девались Цин-фын и Мин-юе.
– Вероятно, они решили воспользоваться нашим отсутствием, захватить с собой кое-что из вещей и скрыться, – высказал кто-то свое предположение.
– Ну, что за глупости! – воскликнул праведник. – Разве может человек, отрекшийся от мира, совершить столь постыдный поступок. Просто вчера вечером перед сном они забыли запереть ворота, а сегодня еще не вставали.
И действительно, дверь в комнату послушников была заперта и оттуда доносился храп. Однако ни стук в дверь, ни крики не разбудили послушников. Пришлось высадить дверь и стащить послушников с кровати. Но те не просыпались.
– Ну и молодцы! – рассмеялся праведник. – Когда человек обретает бессмертие, он всегда полон энергии и не думает о сне. Неужели они так сильно утомились? Быть не может, это ктото околдовал их. Воды! Живее!
Один из послушников поспешил выполнить приказание. Праведник произнес заклинание и, набрав в рот воды, прыснул ею в лица послушников. В тот же миг они освободились от сонных чар и, широко открыв глаза, увидели своего учителя и собратьев.
Они тут же стали отбивать поклоны, приговаривая:
– Уважаемый учитель! Ваш друг хоть и монах, но он и его спутники – настоящие бандиты.
– Вы не волнуйтесь, – сказал с улыбкой праведник, – и расскажите все толком.
– Учитель, – начал тогда Цин-фын, – после того как мы расстались с вами, сюда прибыл Танский монах из Китая и с ним три его ученика. У них был конь. Не смея нарушить вашу волю, мы расспросили их о цели путешествия, а затем сорвали два плода жизни и преподнесли их монаху. Однако монах оказался простым смертным и не смог оценить наше сокровище. Как ни упрашивали мы его попробовать эти плоды, он упорно твердил, что мы предлагаем ему новорожденных младенцев, и наотрез отказался принять угощение. Тогда мы сами съели эти плоды. Кто мог подумать, что один из его учеников, странствующий монах по имени Сунь У-кун, и его товарищи украдут у нас четыре плода и съедят их? Но Сунь У-кун ни за что не хотел сознаваться в этом и, применив волшебство… – Тут Цин-фын остановился, не в силах продолжать.
У послушников потекли по щекам слезы.
– А бил вас этот монах? – спросили послушников бессмертные.
– Нет, не бил, – отвечал Мин-юе. – Но он погубил наше дерево жизни.
– Не горюйте и не плачьте! – успокоил их праведник, у которого рассказ послушников не вызвал и тени возмущения. – Вы, конечно, не знаете, что этот монах, по имени Сунь У-кун – один из бывших служителей секты Тай-и. Когда-то он учинил в небесных чертогах дебош. Он обладает необычайной сверхъестественной силой. Надеюсь, вы сможете опознать этих монахов?
– Разумеется, – отвечал Цин-фын.
– В таком случае следуйте за мной, – приказал праведник. – А вы, – обратился он к остальным ученикам, – приготовьте все, что необходимо для наказания. Мы приведем монахов обратно, и вы как следует проучите их.
Ученики отправились выполнять приказание, а сам праведник вместе с Мин-юе и Цин-фыном взобрался на волшебное облако и отправился догонять Сюань-цзана. За какой-нибудь миг они проделали расстояние в тысячу ли. Праведник внимательно посмотрел на запад, но никаких следов Сюань-цзана там не обнаружил. Тогда он посмотрел на восток и увидел, что они обогнали Сюань-цзана больше чем на девятьсот ли. Несмотря на то что Сюань-цзан со своими учениками шел, не отдыхая всю ночь, он проделал путь всего в сто двадцать ли, в то время как праведник на своем волшебном облаке в один миг обогнал его.
– Учитель, – промолвили послушники, – человек, который сидит под деревом у дороги, и есть Танский монах.
– Да я и сам вижу, – отвечал праведник. – Вы возвращайтесь, приготовьте веревки и ждите. Я поймаю и приведу его.
С этими словами праведник опустился на землю и, встряхнувшись, принял вид странствующего святого.
Подойдя прямо к дереву, под которым отдыхал Сюань-цзан, он громким голосом обратился к нему:
В сплошных заплатах ветхая ряса,
Пенькой простою подпоясан,
Из хвоста оленя в руках мухобойка,
В барабан деревянный ударяет легонько,
На ногах башмаки из соломы,
Голова платком обмотана скромным,
Рукавами встречный ветер играет,
Шагает он, песенку о луне напевая…
– Учитель! Скромный монах приветствует вас!
Сюань-цзан поспешил ответить на приветствие почтительным поклоном и сказал:
– Простите, пожалуйста, мою неучтивость!
– Откуда путь держите, учитель? – спросил праведник: – И почему сидите здесь, у дороги?
– Я послан великим китайским императором Танов в Индию за священными книгами, – отвечал ему Сюань-цзан. – И вот, утомившись, решил немного отдохнуть.
– Ах, вот как! – с притворным удивлением воскликнул праведник: – Раз вы едете из Китая, то, верно, побывали на той горе, где живу я?