Страница:
«Если я нападу на волшебника спереди, он испугается и сбежит, – подумал улыбаясь Сунь У-кун. – Поднимусь-ка я еще выше и трахну его по макушке. Он сразу кончится».
В тот же миг наш Великий Мудрец на радужном луче поднялся на девятое небо. Но только он собрался действовать, как из радужного облака, находящегося на северо-востоке, прогремел голос:
– Сунь У-кун! Остановись!
Сунь У-кун оглянулся и увидел перед собой Манджутру бодисатву. Он тотчас же опустил посох и, приветствуя божество, спросил:
– Куда путь держите?
– Я прибыл сюда для того, чтобы помочь тебе расправиться с волшебником, – отвечал бодисатва.
– Простите, что доставил вам хлопоты, – стал извиняться Сунь У-кун.
А бодисатва тем временем вытащил из рукава зеркало, обладающее свойством вылавливать духов и оборотней, и навел его на волшебника. Тут Сунь У-кун подозвал Чжу Ба-цзе и Ша-сэна и представил их бодисатве. В зеркале они увидели отражение волшебника, вид которого был поистине ужасен:
– Никуда он не убегал, – отвечал бодисатва. – Он выполнял волю Будды.
– Как же так? – удивился Сунь У-кун. – Существо, превратившееся в оборотня и захватившее трон, оказывается выполняло волю Будды?! Сколько же препятствий я должен преодолеть и сколько страданий вынести на этом тернистом пути?
– Ты многого не знаешь, – молвил бодисатва. – Правитель страны Уцзиго постоянно совершал добрые дела и помогал монахам. Вот Будда и поручил мне перевести его в другой мир и возвести в сан золотого архата. Я не мог, конечно, явиться к нему в своем подлинном виде и, превратившись в простого монаха, пришел к нему просить подаяния. Я сказал ему несколько слов, которые поставили его в затруднительное положение, а он, не зная, кто я такой, приказал связать меня и бросить в реку в императорском саду. Я пробыл в воде три дня и три ночи и лишь благодаря духу Лю-цзя был спасен. Когда же я рассказал Будде о том, что со мной произошло, Будда послал сюда этого волшебника, приказал ему столкнуть императора в колодец и продержать его там в течение трех лет за то, что из-за него я пробыл в воде три дня. Так что все это было предопределено заранее. Ну, а вы сделали доброе дело.
– Ладно, предположим, что все это было предопре – делено заранее и правитель страны Уцзиго получил по заслугам, но ведь этот волшебник погубил уйму людей, – возразил Сунь У-кун.
– Никого он не погубил, – отвечал бодисатва. – Все время, пока он был здесь, стояла хорошая погода, шли благодатные дожди, и народ наслаждался миром и спокойствием.
– Пусть это так, – продолжал Сунь У-кун. – Но ведь он три года жил с женой императора, спал с ней. Он нарушил законы нравственности. Как же можно говорить, что он никому не нанес вреда?
– Он не осквернил ее, – возразил бодисатва. – Этот лев – кастрирован.
Услышав это, Чжу Ба-цзе подошел поближе и погладил волшебника.
– Не даром говорится: «Кто с красным носом, – не пьет вина».
– Ну, раз дело обстоит так, мы пойдем своей дорогой, – сказал Сунь У-кун. – Хорошо, что вы явились сюда, иначе я расправился бы с этим волшебником.
В этот момент бодисатва произнес заклинание и крикнул:
– Оборотень! Почему ты не становишься на истинный путь, чего ждешь?!
Тут волшебник принял свой прежний вид, и бодисатва надел на него лотосовый намордник. Простившись с Сунь У-куном, бодисатва сел на льва и на золотом луче взвился ввысь. Долетев до горы Утайшань, он опустился около драгоценного трона и стал слушать священные сутры.
Если вам интересно узнать, как Танский монах со своими учениками покинул страну Уцзиго, вы должны прочитать следующую главу.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ,
Итак, Великий Мудрец вместе со своими братьями спустился на облаке прямо во дворец. Все придворные, выстроившись в ряд, почтительно кланялись, выражая свою благодарность за совершенное ими благодеяние. Сунь У-кун подробно рассказал историю о том, как бодисатва вернул к себе волшебника. Выслушав ее, придворные стали еще усерднее кланяться. И вот как раз в тот момент, когда все радостно поздравляли друг друга, один из придворных доложил, что ко дворцу подошли четыре монаха.
– Дорогой брат, – встревоженно сказал Чжу Ба-цзе. – Тут что-то неладно. Вероятно, волшебник принял вид Манджутры бодисатвы, чтобы надуть нас, а теперь, превратившись в монахов, явился сюда.
– Черт возьми! – воскликнул Сунь У-кун и приказал ввести монахов.
Приказ был выполнен. Когда монахов ввели во дворец, Сунь У-кун сразу узнал их: это были монахи из монастыря Баолинь. Они принесли одеяние императора – головной убор, яшмовый пояс бирюзового цвета, красный халат и парадные туфли.
– Как замечательно, что вы пришли! – воскликнул Сунь У-кун и предложил императору, одетому в платье слуги, облачиться в императорское одеяние.
Затем он велел наследнику принести императорский жезл из белой яшмы, вручил его императору и пригласил его взойти на трон. Недаром еще в древности говорили: «Императорский трон ни на один день не может оставаться без правителя».
Однако император ни за что не соглашался взойти на трон. Со слезами на глазах он опустился на колени и сказал:
– Я три года был мертв и лишь благодаря милости вашего учителя вернулся к жизни. Как же могу я сейчас принимать такие почести? Я готов признать вашего учителя императором, а сам возьму жену, поселюсь где-нибудь за городом и буду жить как простой мирянин.
Трипитака, все помыслы которого были направлены на служение Будде, не мог, конечно, согласиться занять столь высокое положение. Тогда император обратился к Сунь У-куну.
– Не буду обманывать вас, господа, – отвечал улыбаясь Сунь У-кун. – Если бы я захотел стать императором, то мог бы занять трон в любом из многочисленных государств девяти континентов Поднебесной. Но мы привыкли к нашей беспечной монашеской жизни. Император должен отращивать волосы, он не может ложиться спать с наступлением сумерек, должен подниматься в пятую стражу. Ему приходится выслушивать доклады и донесения с границ, он никогда не знает ни покоя, ни отдыха. Его постоянно тревожат стихийные бедствия. Да разве смогу я привыкнуть ко всему этому? Нет уж, я лучше останусь монахом и буду продолжать свое самоусовершенствование.
Как ни отказывался император, ему все же пришлось взойти на трон. После этого он повернулся лицом к югу, провозгласил о своем возвращении, а также о помиловании всех преступников в стране и щедро одарил монахов из монастыря Баолинь. Затем был открыт Восточный дворец и устроено великолепное пиршество в честь Трипитаки. Император приказал вызвать во дворец художника и велел ему написать портреты Трипитаки и его учеников, которые и повесили в приемном зале. Как только в стране воцарился порядок, Трипитака решил не задерживаться и заявил о своем желании распроститься с государем и тотчас же двинуться в путь. Император, императрица, наследник и все придворные, в знак благодарности за оказанные милости, преподнесли Трипитаке самые лучшие драгоценности, какие только были в стране; золото, серебро, шелка. Но Трипитака решительно отказался от всего и стал торопить учеников собираться в дорогу. Когда все было готово, Трипитака сел на коня. Император, очень огорченный его отъездом, приказал заложить карету специально для Трипитаки. Впереди, двумя рядами шествовали гражданские и военные сановники. Сам император вместе с императрицей и наследником шли рядом. И лишь когда вся процессия миновала окрестности города, карета остановилась, и Трипитака вышел проститься со всеми.
– Учитель, – сказал ему император, – когда вы будете возвращаться из Индии, умоляю вас, заезжайте к нам.
– Постараюсь выполнить вашу волю, – отвечал Трипитака.
Император не мог сдержать слез. Сопровождаемый сановниками, он вернулся в город. А четыре монаха, охваченные одним желанием достичь горы Лиишань и поклониться Будде, вышли на дорогу и двинулись вперед. Осень близилась к концу, начиналась зима.
– Что прикажете, учитель? – спросил тот.
– Ты взгляни, – сказал Трипитака, – опять перед нами горы. Надо быть наготове. Возможно, здесь водятся злые духи.
– Не беспокойтесь, учитель, – сказал, улыбаясь Сунь У-кун. – Я сумею защитить вас.
Трипитака успокоился, подстегнул своего коня и вскоре очутился на вершине горы. Отсюда были видны крутые обрывы и утесы.
– Братья! – крикнул он. – Стойте! Волшебник!
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн тоже переполошились: один схватился за грабли, другой стал бешено вращать мечом; они приготовились защищать Танского монаха.
Здесь наш рассказ пойдет по двум направлениям. Итак, в пламени действительно находился злой дух. Еще несколько лет назад он слышал о том, что из Китая в Индию за священными книгами отправился Танский монах, слышал он также и о том, что монах этот был человеком высокой добродетели, является перевоплощением Цзинь-чана и целых десять поколений совершенствовал себя. Говорили еще, что будто бы тот, кто поесг мяса этого монаха, обретет бессмертие, будет вечным, как небо и земля. И вот этот дух каждый день с нетерпением ждал Танского монаха – и наконец дождался. Находясь в воздухе, он увидел, что ученики Танского монаха окружили своего учителя и готовы защитить его. Глядя на них, волшебник раздумывал:
«Белолицый и толстый, тот, что едет верхом на коне, конечно, и есть Танский монах. Каким же образом он вдруг очутился под охраной этих чудовищ, сжимающих в своих лапах оружие? Они так и рвутся в бой! Кто же из них обладает такой магической силой, что распознал меня? Видимо, не суждено мне полакомиться мясом этого монаха!»
Он долго стоял в нерешительности и все соображал, как ему быть.
«Если я буду рассчитывать только на собственные силы, – наконец решил он, – то нечего и думать, что я поймаю его. Без обмана тут не обойтись. Попробую-ка я спуститься на землю и поймать их на удочку».
И вот наш чудесный дух, рассеяв окружавшее его огненное сияние, опустился на склон горы и, встряхнувшись, превратился в семилетнего мальчугана. Он был совершенно нагой.
Связав себя веревкой по рукам и ногам, он повис на ветке сосны и закричал:
– Караул! Спасите!
Между тем, увидев, что красное облако рассеялось и никакого пламени уже нет, Сунь У-кун сказал:
– Поедемте дальше, учитель.
– Ты же сказал, что видел духа, – возразил Трипитака, – как же можно ехать дальше?
– Я действительно видел, как вверх взвилось красное облако, которое в воздухе превратилось в пламя, – сказал Сунь У-кун. – Это, несомненно, был дух. Но сейчас облако рассеялось. Я думаю, что дух живет не здесь, просто он случайно пролетал над этой горой и никакого ущерба нам не причинит. Поэтому мы можем спокойно двигаться дальше.
– Не то ты говоришь, брат, – сказал Чжу Ба-цзе. – Почему ты думаешь, что этот дух случайно пролетал здесь?
– Ничего ты не знаешь, – отвечал Сун У-кун. – Предположим, дух – властитель какой-нибудь пещеры задумал устроить пир и пригласил духов всех окрестных пещер. Духи, конечно, приняли приглашение, и по дороге мысли их были заняты только пиром. Тут уж им, конечно, не до того, чтобы наносить вред людям. Вот почему я и думаю, что дух этот оказался здесь случайно.
Слушая их разговор, Трипитака не знал, кому верить. Но все же он решился сесть на коня, и они отправились дальше. Однако, пройдя немного, они неожиданно услышали крик:
– Спасите!
– Ученики мои, – промолвил испуганный Трипитака, – кто может кричать в этих горах?
– Продолжайте свой путь, учитель, и не связывайтесь с какими-то носилками1. Если бы даже здесь и нашлись носилки, все равно некому было бы нести вас.
– Да не о носилках я говорю. Я сказал, что кто-то кричит!
– Знаю, знаю, – улыбаясь, отвечал Сунь У-кун. – А вы не обращайте внимания на пустяки и продолжайте свой путь.
Трипитака послушно подстегнул коня. Однако не проехал он и одного ли, как снова послышался крик:
– Спасите!
– Ученик мой, – сказал тогда Трипитака, – это не духи. Если бы это кричал дух, тогда он крикнул бы один раз, и эхо не откликнулось бы. Вероятно, с кем-нибудь приключилась беда. Нужно помочь.
– Вот что, учитель, – сказал на это Сунь У-кун. – Воздержитесь пока от сострадания и милосердия. Вот когда перейдем эту гору, можете снова проявлять свои чувства. Эти места сулят скорее несчастья, нежели добро. Вы слышали о том, что любой предмет в этих местах может превратиться в духа. Однако никакие твари не страшны, а есть только одна змея – питон, так вот она путем длительного самоусовершенствования превратилась в волшебника и обладает способностью принимать образ маленьких детей. И вот, когда она кричит или зовет на помощь, ни в коем случае не следует отзываться, так как стоит только кому-нибудь отозваться на ее зов, как она тотчас же завладевает духом этого человека и ночью непременно погубит его. Продолжим наш путь. Не зря в старину говорили: «Если вам удастся избежать беды, благодарите богов». Мой вам совет: не обращайте внимания на эти крики.
Трипитаке ничего не оставалось, как послушаться совета своего ученика. Между тем Сунь У-кун стал размышлять:
«Где этот дух может сейчас находиться? Ведь он продолжает звать на помощь. Ну-ка, применю я способ превращения в невидимку. Сделаю так, чтобы он ничего не видел».
Тут наш чудесный Великий Мудрец подозвал Ша-сэна:
– Возьми поводья и иди потихоньку вперед, – сказал он, – а я отлучусь по малой нужде.
Он пропустил Трипитаку вперед, а сам произнес заклинание. Затем отвел свой посох назад, и Трипитака с учениками сразу же очутился по ту сторону горы. Сунь У-кун же, оставив таким образом духа позади, что было мочи бросился догонять Трипитаку. Между тем снова раздалось: «Спасите!» Однако крик теперь уже доносился из-за горы.
– А ведь кто-то действительно попал в беду, – сказал Трипитака. – Только этому человеку не повезло. Мы оставили его далеко позади. Слышите, крики доносятся теперь из-за горы.
– Нет, вовсе не из-за горы, – сказал тут Чжу Ба-цзе. – Просто ветер относит его голос.
– Это совершенно неважно, – вмешался Сунь У-кун. – Идите вперед – и все.
После этого никто больше не заговаривал, и они наконец перешли гору. Однако рассказывать об этом мы не будем.
Вернемся лучше к духу. Итак, на его зов никто не откликнулся.
«Почему же Танский монах до сих пор не пришел? – раздумывал он, – ведь он был не более чем в трех ли отсюда. Неужели они сократили путь и прошли стороной?»
Он встряхнулся, освободился от веревок и на огненном луче взвился вверх, чтобы осмотреться. В этот момент Великий Мудрец обернулся и, убедившись в том, что тут действует злой дух, подбежал к Трипитаке, стащил его с коня и крикнул:
– Братья! Осторожнее! Дух снова появился!
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн в один момент приготовились защищать своего учителя. А волшебник, оглядев все кругом, не переставал удивляться.
– Ведь я только что видел этого монаха на коне. Зачем же они снова скрыли его от меня? Ну, сейчас я все узнаю. Прежде всего надо покончить с тем из них, который обладает волшебной силой провидения. Тогда я без труда поймаю монаха. Иначе все мои старания окажутся напрасными.
Он снова спустился на облаке вниз, проделал такое же превращение, как и в первый раз, повис на ветке сосны и стал дожидаться паломников. Только на этот раз он находился не более, чем на половину ли от них.
Между тем, заметив, что красное облако, как и в первый раз, рассеялось, Сунь У-кун попросил учителя сесть на коня и ехать дальше.
– Да ведь ты только что сказал, что волшебник снова появился, – возразил Трипитака, – как же я могу ехать дальше?
– Все же я думаю, что он появился здесь случайно, – сказал Сунь У-кун, – и не осмелится тревожить вас.
– Вот несчастная обезьяна, – рассердился Трипитака, – ты, что же, издеваться надо мной вздумал? Когда есть дух, ты говоришь, что ничего нет. Когда все спокойно, – начинаешь запугивать нас. Шумишь, шумишь, а толку мало. Ни с чем не считаешься, хватаешь меня за ноги, стаскиваешь с коня, а теперь болтаешь всякую ерунду. Хорошо еще, что ты не выдернул мне ногу. Да ведь это же… просто не знаю, как и назвать.
– Вы не бранитесь, учитель, – произнес Сунь У-кун. – Предположим, что я повредил бы вам руку или ногу, вас ведь можно было бы вылечить. А вот если бы волшебник утащил вас, что стали бы мы делать?
Эти слова окончательно вывели Трипитаку из терпения. Глаза у него округлились от злости, и он хотел уже читать заклинание о сжатии обруча, но Ша-сэн отговорил его. Успокоившись, Трипитака сел на коня и поехал дальше.
Однако не успел он усесться в седле, как снова услышал крик: «Учитель, спасите!» Перед глазами Трипитаки, на сосне, совершенно голый, висел мальчик. Трипитака остановил коня.
– Что за жестокая, бессердечная обезьяна! – возмутился он. – В ней нет ни капли доброты. Все ее помыслы только и устремлены на то, чтобы творить зло. Ведь говорил я, что кричит человек, так этот негодяй всячески старался уверить меня в том, что это злой дух. Взгляни теперь сам, кто, потвоему, висит на дереве?
Сунь У-кун стоял, опустив голову, не решаясь что-нибудь предпринять или хотя бы возразить, так как боялся, что Трипитака снова начнет читать заклинание о сжатии обруча. Молчал он и тогда, когда Трипитака подъехал к дереву.
– Ты откуда? – спросил Трипитака, указывая на мальчика кнутом, – и почему висишь на дереве? Скажи, что случилось, я помогу тебе.
Бедный Трипитака! Перед ним был злой дух. Но откуда мог он знать это? Ведь он был простым смертным. А дух, обрадовавшись, что Трипитака заговорил с ним, со слезами на глазах сказал:
– Учитель, к западу от этой горы есть горный поток Сухой сосны. По ту сторону его расположено селение. Там я и живу. Фамилия моего покойного дедушки Хун. Он накопил много денег, нажил добра, и за это его прозвали богачоммиллионером. Потом он умер, и после смерти все его состояние досталось моему отцу. Ну, а отец стал кутить, и богатство его начало понемногу уменьшаться, поэтому его и прозвали Хун-стотысячник. Он завязал обширные знакомства и начал раздавать деньги в долг в надежде нажиться на процентах. Кто мог знать, что эти бродяги не только не заплатят ему процентов, но и не вернут взятых взаймы денег. Таким образом, он не только не разбогател, но лишился еще своих собственных денег. После этого отец торжественно поклялся не давать больше взаймы ни одного фэня. Это поставило в безвыходное положение людей, нуждающихся в деньгах. Они организовали шайку и среди бела дня до нитки разграбили наш дом. Отца убили. А мать, красивую женщину, увели с собой, чтобы сделать ее женой своего главаря. Мать ни за что не хотела расставаться со мной. Дрожа от страха и горько плача, она прижала меня к своей груди, и мы последовали за разбойниками. Так мы и очутились на этой горе. Разбойники хотели убить меня, и лишь благодаря мольбам матери я остался жив. Меня связали и подвесили на дерево, чтобы я умер здесь от голода или холода. Куда разбойники увели мать, не знаю. Вот уже три дня и три ночи я нахожусь здесь. И за это время не видел ни одного человека. Не знаю даже, в каком перерождении я совершил заслуги, за что мне выпало счастье встретиться с вами, почтенный учитель. Если вы пожалеете меня, спасете и вернете домой, я жизнь свою не пожалею отдать за вас. Пусть даже желтый песок покроет мое лицо, я и тогда не забуду милости, оказанной вами.
Трипитака принял все сказанное за правду и приказал Чжу Ба-цзе освободить мальчика от веревок. Дурень, тоже ничего не понимавший, хотел приняться за дело, но Сунь У-кун не стерпел и крикнул:
– Ах ты, низкая тварь! Здесь ведь есть такие, которые знают тебя! Перестань обманывать людей! Если все ваше имущество разграблено, как ты говоришь, отца твоего убили, а мать увели, кому мы передадим тебя? И как отблагодаришь ты нас за свое спасение? Твои слова очень не похожи на правду.
Дух струсил. Он понял, что Великий Мудрец обладает большими способностями, и решил не забывать об этом. Однако весь дрожа, со слезами на глазах, он продолжал:
– Учитель! Я действительно лишился родителей и имущество наше разграблено, однако у нас осталась земля и живы все родственники.
– Какие же у тебя есть родственники? – спросил Сунь У-кун.
– Дед, отец моей матери, живет к югу от горы, – сказал на это дух. – Тетка, сестра отца, – на северной стороне. Ли-сы, дядя, брат матери, живет в верховьях потока. Дядя по отцу, Хун-сань живет в лесу. Кроме того, недалеко от нашего селения живут мои двоюродные дяди и двоюродные братья. Если только вы спасете меня, учитель, вы сможете навестить нас и повидать всех моих родственников. Я расскажу им, что вы спасли меня, они заложат часть земли и щедро отблагодарят вас.
Тут в разговор вмешался Чжу Ба-цзе, который сказал Сунь У-куну:
– Дорогой брат! Ведь это ребенок, что ты пристаешь к нему с расспросами? Ну да, их ограбили, но не могли же разбойники унести с собой дом и землю. Если он расскажет своим родственникам о том, что мы спасли его, то какие бы у нас ни были огромные желудки, нам не съесть даже того, что стоят десять му земли. Конечно, надо спасти его.
Здесь следует вам напомнить, что больше всего в жизни Дурень любил поесть и ничем, кроме этого, не интересовался. И вот он подскочил к дереву и, разрезав кинжалом веревки, освободил мальчика. А тот опустился перед Трипитакой на колени и со слезами на глазах отбивал поклоны. Будучи человеком мягкосердечным, Трипитака сказал:
– Садись, мальчик, на коня, я тебя подвезу.
– Учитель, – отвечал дух, – от того, что я долго висел, у меня онемели руки и ноги и поясницу ломит, так что мне трудно будет сидеть на коне. К тому же мы, деревенские, не привыкли ездить верхом.
Тогда Трипитака приказал Чжу Ба-цзе посадить мальчика себе на спину и нести. Дух потер глаза и снова сказал:
– У меня все тело в ссадинах, и я боюсь садиться этому господину на спину. У него слишком длинная морда и огромные уши. К тому же на загривке у него жесткая щетина, и он может искалечить меня.
– Ну, тогда неси его ты, – приказал Трипитака Ша-сэну.
В тот же миг наш Великий Мудрец на радужном луче поднялся на девятое небо. Но только он собрался действовать, как из радужного облака, находящегося на северо-востоке, прогремел голос:
– Сунь У-кун! Остановись!
Сунь У-кун оглянулся и увидел перед собой Манджутру бодисатву. Он тотчас же опустил посох и, приветствуя божество, спросил:
– Куда путь держите?
– Я прибыл сюда для того, чтобы помочь тебе расправиться с волшебником, – отвечал бодисатва.
– Простите, что доставил вам хлопоты, – стал извиняться Сунь У-кун.
А бодисатва тем временем вытащил из рукава зеркало, обладающее свойством вылавливать духов и оборотней, и навел его на волшебника. Тут Сунь У-кун подозвал Чжу Ба-цзе и Ша-сэна и представил их бодисатве. В зеркале они увидели отражение волшебника, вид которого был поистине ужасен:
– Премудрый бодисатва, – сказал тут Сунь У-кун. – Это тот самый лев с синей шерстью, на котором вы ездили. Но почему вы позволили ему убежать и превратиться в волшебника? Надо было усмирить его.
Голова, как плавильный котел,
Тело зверя, как индиго, сине;
Как стеклянные чашки – глаза,
Лапы ярко белели, как иней.
Подметал его хвост, как метла,
И тяжелые уши свисали;
Грозно дыбилась синяя шерсть,
Взоры красный огонь излучали.
Словно копий стальных острия,
Подымалась упорно щетина,
Яшмой плоских и редких зубов
Изукрашена пасть исполина.
В ясном зеркале был отражен
Шили-ван – лев, носитель Манджутры:
Бодисатва на нем восседал,
Бодисатва великий и мудрый.
– Никуда он не убегал, – отвечал бодисатва. – Он выполнял волю Будды.
– Как же так? – удивился Сунь У-кун. – Существо, превратившееся в оборотня и захватившее трон, оказывается выполняло волю Будды?! Сколько же препятствий я должен преодолеть и сколько страданий вынести на этом тернистом пути?
– Ты многого не знаешь, – молвил бодисатва. – Правитель страны Уцзиго постоянно совершал добрые дела и помогал монахам. Вот Будда и поручил мне перевести его в другой мир и возвести в сан золотого архата. Я не мог, конечно, явиться к нему в своем подлинном виде и, превратившись в простого монаха, пришел к нему просить подаяния. Я сказал ему несколько слов, которые поставили его в затруднительное положение, а он, не зная, кто я такой, приказал связать меня и бросить в реку в императорском саду. Я пробыл в воде три дня и три ночи и лишь благодаря духу Лю-цзя был спасен. Когда же я рассказал Будде о том, что со мной произошло, Будда послал сюда этого волшебника, приказал ему столкнуть императора в колодец и продержать его там в течение трех лет за то, что из-за него я пробыл в воде три дня. Так что все это было предопределено заранее. Ну, а вы сделали доброе дело.
– Ладно, предположим, что все это было предопре – делено заранее и правитель страны Уцзиго получил по заслугам, но ведь этот волшебник погубил уйму людей, – возразил Сунь У-кун.
– Никого он не погубил, – отвечал бодисатва. – Все время, пока он был здесь, стояла хорошая погода, шли благодатные дожди, и народ наслаждался миром и спокойствием.
– Пусть это так, – продолжал Сунь У-кун. – Но ведь он три года жил с женой императора, спал с ней. Он нарушил законы нравственности. Как же можно говорить, что он никому не нанес вреда?
– Он не осквернил ее, – возразил бодисатва. – Этот лев – кастрирован.
Услышав это, Чжу Ба-цзе подошел поближе и погладил волшебника.
– Не даром говорится: «Кто с красным носом, – не пьет вина».
– Ну, раз дело обстоит так, мы пойдем своей дорогой, – сказал Сунь У-кун. – Хорошо, что вы явились сюда, иначе я расправился бы с этим волшебником.
В этот момент бодисатва произнес заклинание и крикнул:
– Оборотень! Почему ты не становишься на истинный путь, чего ждешь?!
Тут волшебник принял свой прежний вид, и бодисатва надел на него лотосовый намордник. Простившись с Сунь У-куном, бодисатва сел на льва и на золотом луче взвился ввысь. Долетев до горы Утайшань, он опустился около драгоценного трона и стал слушать священные сутры.
Если вам интересно узнать, как Танский монах со своими учениками покинул страну Уцзиго, вы должны прочитать следующую главу.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ,
повествующая о том, как дух по прозвищу Красный ребенок смутил сердца, отрекшиеся от мира, и как обезьяна возвратила Чжу Ба-цзе на путь Истины
Итак, Великий Мудрец вместе со своими братьями спустился на облаке прямо во дворец. Все придворные, выстроившись в ряд, почтительно кланялись, выражая свою благодарность за совершенное ими благодеяние. Сунь У-кун подробно рассказал историю о том, как бодисатва вернул к себе волшебника. Выслушав ее, придворные стали еще усерднее кланяться. И вот как раз в тот момент, когда все радостно поздравляли друг друга, один из придворных доложил, что ко дворцу подошли четыре монаха.
– Дорогой брат, – встревоженно сказал Чжу Ба-цзе. – Тут что-то неладно. Вероятно, волшебник принял вид Манджутры бодисатвы, чтобы надуть нас, а теперь, превратившись в монахов, явился сюда.
– Черт возьми! – воскликнул Сунь У-кун и приказал ввести монахов.
Приказ был выполнен. Когда монахов ввели во дворец, Сунь У-кун сразу узнал их: это были монахи из монастыря Баолинь. Они принесли одеяние императора – головной убор, яшмовый пояс бирюзового цвета, красный халат и парадные туфли.
– Как замечательно, что вы пришли! – воскликнул Сунь У-кун и предложил императору, одетому в платье слуги, облачиться в императорское одеяние.
Затем он велел наследнику принести императорский жезл из белой яшмы, вручил его императору и пригласил его взойти на трон. Недаром еще в древности говорили: «Императорский трон ни на один день не может оставаться без правителя».
Однако император ни за что не соглашался взойти на трон. Со слезами на глазах он опустился на колени и сказал:
– Я три года был мертв и лишь благодаря милости вашего учителя вернулся к жизни. Как же могу я сейчас принимать такие почести? Я готов признать вашего учителя императором, а сам возьму жену, поселюсь где-нибудь за городом и буду жить как простой мирянин.
Трипитака, все помыслы которого были направлены на служение Будде, не мог, конечно, согласиться занять столь высокое положение. Тогда император обратился к Сунь У-куну.
– Не буду обманывать вас, господа, – отвечал улыбаясь Сунь У-кун. – Если бы я захотел стать императором, то мог бы занять трон в любом из многочисленных государств девяти континентов Поднебесной. Но мы привыкли к нашей беспечной монашеской жизни. Император должен отращивать волосы, он не может ложиться спать с наступлением сумерек, должен подниматься в пятую стражу. Ему приходится выслушивать доклады и донесения с границ, он никогда не знает ни покоя, ни отдыха. Его постоянно тревожат стихийные бедствия. Да разве смогу я привыкнуть ко всему этому? Нет уж, я лучше останусь монахом и буду продолжать свое самоусовершенствование.
Как ни отказывался император, ему все же пришлось взойти на трон. После этого он повернулся лицом к югу, провозгласил о своем возвращении, а также о помиловании всех преступников в стране и щедро одарил монахов из монастыря Баолинь. Затем был открыт Восточный дворец и устроено великолепное пиршество в честь Трипитаки. Император приказал вызвать во дворец художника и велел ему написать портреты Трипитаки и его учеников, которые и повесили в приемном зале. Как только в стране воцарился порядок, Трипитака решил не задерживаться и заявил о своем желании распроститься с государем и тотчас же двинуться в путь. Император, императрица, наследник и все придворные, в знак благодарности за оказанные милости, преподнесли Трипитаке самые лучшие драгоценности, какие только были в стране; золото, серебро, шелка. Но Трипитака решительно отказался от всего и стал торопить учеников собираться в дорогу. Когда все было готово, Трипитака сел на коня. Император, очень огорченный его отъездом, приказал заложить карету специально для Трипитаки. Впереди, двумя рядами шествовали гражданские и военные сановники. Сам император вместе с императрицей и наследником шли рядом. И лишь когда вся процессия миновала окрестности города, карета остановилась, и Трипитака вышел проститься со всеми.
– Учитель, – сказал ему император, – когда вы будете возвращаться из Индии, умоляю вас, заезжайте к нам.
– Постараюсь выполнить вашу волю, – отвечал Трипитака.
Император не мог сдержать слез. Сопровождаемый сановниками, он вернулся в город. А четыре монаха, охваченные одним желанием достичь горы Лиишань и поклониться Будде, вышли на дорогу и двинулись вперед. Осень близилась к концу, начиналась зима.
Уже более полумесяца прошло с тех пор, как Трипитака со своими учениками покинули страну Уцзиго. Как и прежде, они начинали свой путь на рассвете и лишь на ночь делали остановку. И вот однажды перед ними вдруг выросла огромная гора, которая, казалось, упиралась в небо и закрывала солнце. Трипитака встревожился, остановил коня и подозвал Сунь У-куна.
Выпал иней, покраснели листья,
Еле держатся на ветках голых,
Вовремя дожди вспоили поле,
И теперь хлеба желтеют в долах.
На вершинах, обогретых солнцем,
Яркие цветы раскрыла слива,
Лишь бамбук шатается под ветром,
Слабый шелест слышится тоскливо.
– Что прикажете, учитель? – спросил тот.
– Ты взгляни, – сказал Трипитака, – опять перед нами горы. Надо быть наготове. Возможно, здесь водятся злые духи.
– Не беспокойтесь, учитель, – сказал, улыбаясь Сунь У-кун. – Я сумею защитить вас.
Трипитака успокоился, подстегнул своего коня и вскоре очутился на вершине горы. Отсюда были видны крутые обрывы и утесы.
И вот, когда Трипитака и его ученики стояли, пораженные этой картиной, из ущелья неожиданно вырвалось красное облако: оно взметнулось прямо в девятое небо и здесь превратилось в пламя. Сунь У-кун насмерть перепугался. Он подбежал к Трипитаке, схватил его за ноги и стащил с коня.
Коснулись неба горные вершины:
Судите же, какая вышина!
И глубоки ущелья и долины:
Судите же, какая глубина!
Когда потоки, что по ним стремятся,
В подземном царстве, в темноте родятся.
Всегда предгорье в дымке прихотливой,
А выше темный стелется туман,
Как изумруд – бамбук; краснеет слива,
И на площадку в миллионы чжан,
Роями Духи весело слетают
Они в пещерах здешних обитают.
Внизу кипучий бег потоков горных;
В пещерах дивных – вечный плеск воды.
Здесь скачут стаи обезьян проворных,
Несущих в лапах спелые плоды
А к вечеру выходит тигр рычащий,
Внушая ужас задремавшей чаще.
Охотника увидев, от испуга
Глупеет и теряется сайга.
Вот на опушке, над травою луга,
Поднял олень ветвистые рога,
А на рассвете из речного лона
Уж выступает чешуя дракона.
И тихо к зачарованной пещере
Дракон в прозрачном сумраке ползет,
Но вдруг пред ним захлопывают двери –
От грохота трясется небосвод,
Взлетают ввысь испуганные птицы,
И все живое мечется и мчится.
Зверей и птиц такое изобилье,
Что человек испуган и смущен,
Пред множеством зверей свое бессилье
С тревогой тайной ощущает он.
И вдруг восторгом вспыхивают взоры
«И впрямь пещеры духов!. Ну, и горы!»
Оттенки яшм в граните горном есть,
Леса… Леса… Над ними туч не счесть.
– Братья! – крикнул он. – Стойте! Волшебник!
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн тоже переполошились: один схватился за грабли, другой стал бешено вращать мечом; они приготовились защищать Танского монаха.
Здесь наш рассказ пойдет по двум направлениям. Итак, в пламени действительно находился злой дух. Еще несколько лет назад он слышал о том, что из Китая в Индию за священными книгами отправился Танский монах, слышал он также и о том, что монах этот был человеком высокой добродетели, является перевоплощением Цзинь-чана и целых десять поколений совершенствовал себя. Говорили еще, что будто бы тот, кто поесг мяса этого монаха, обретет бессмертие, будет вечным, как небо и земля. И вот этот дух каждый день с нетерпением ждал Танского монаха – и наконец дождался. Находясь в воздухе, он увидел, что ученики Танского монаха окружили своего учителя и готовы защитить его. Глядя на них, волшебник раздумывал:
«Белолицый и толстый, тот, что едет верхом на коне, конечно, и есть Танский монах. Каким же образом он вдруг очутился под охраной этих чудовищ, сжимающих в своих лапах оружие? Они так и рвутся в бой! Кто же из них обладает такой магической силой, что распознал меня? Видимо, не суждено мне полакомиться мясом этого монаха!»
Он долго стоял в нерешительности и все соображал, как ему быть.
«Если я буду рассчитывать только на собственные силы, – наконец решил он, – то нечего и думать, что я поймаю его. Без обмана тут не обойтись. Попробую-ка я спуститься на землю и поймать их на удочку».
И вот наш чудесный дух, рассеяв окружавшее его огненное сияние, опустился на склон горы и, встряхнувшись, превратился в семилетнего мальчугана. Он был совершенно нагой.
Связав себя веревкой по рукам и ногам, он повис на ветке сосны и закричал:
– Караул! Спасите!
Между тем, увидев, что красное облако рассеялось и никакого пламени уже нет, Сунь У-кун сказал:
– Поедемте дальше, учитель.
– Ты же сказал, что видел духа, – возразил Трипитака, – как же можно ехать дальше?
– Я действительно видел, как вверх взвилось красное облако, которое в воздухе превратилось в пламя, – сказал Сунь У-кун. – Это, несомненно, был дух. Но сейчас облако рассеялось. Я думаю, что дух живет не здесь, просто он случайно пролетал над этой горой и никакого ущерба нам не причинит. Поэтому мы можем спокойно двигаться дальше.
– Не то ты говоришь, брат, – сказал Чжу Ба-цзе. – Почему ты думаешь, что этот дух случайно пролетал здесь?
– Ничего ты не знаешь, – отвечал Сун У-кун. – Предположим, дух – властитель какой-нибудь пещеры задумал устроить пир и пригласил духов всех окрестных пещер. Духи, конечно, приняли приглашение, и по дороге мысли их были заняты только пиром. Тут уж им, конечно, не до того, чтобы наносить вред людям. Вот почему я и думаю, что дух этот оказался здесь случайно.
Слушая их разговор, Трипитака не знал, кому верить. Но все же он решился сесть на коня, и они отправились дальше. Однако, пройдя немного, они неожиданно услышали крик:
– Спасите!
– Ученики мои, – промолвил испуганный Трипитака, – кто может кричать в этих горах?
– Продолжайте свой путь, учитель, и не связывайтесь с какими-то носилками1. Если бы даже здесь и нашлись носилки, все равно некому было бы нести вас.
– Да не о носилках я говорю. Я сказал, что кто-то кричит!
– Знаю, знаю, – улыбаясь, отвечал Сунь У-кун. – А вы не обращайте внимания на пустяки и продолжайте свой путь.
Трипитака послушно подстегнул коня. Однако не проехал он и одного ли, как снова послышался крик:
– Спасите!
– Ученик мой, – сказал тогда Трипитака, – это не духи. Если бы это кричал дух, тогда он крикнул бы один раз, и эхо не откликнулось бы. Вероятно, с кем-нибудь приключилась беда. Нужно помочь.
– Вот что, учитель, – сказал на это Сунь У-кун. – Воздержитесь пока от сострадания и милосердия. Вот когда перейдем эту гору, можете снова проявлять свои чувства. Эти места сулят скорее несчастья, нежели добро. Вы слышали о том, что любой предмет в этих местах может превратиться в духа. Однако никакие твари не страшны, а есть только одна змея – питон, так вот она путем длительного самоусовершенствования превратилась в волшебника и обладает способностью принимать образ маленьких детей. И вот, когда она кричит или зовет на помощь, ни в коем случае не следует отзываться, так как стоит только кому-нибудь отозваться на ее зов, как она тотчас же завладевает духом этого человека и ночью непременно погубит его. Продолжим наш путь. Не зря в старину говорили: «Если вам удастся избежать беды, благодарите богов». Мой вам совет: не обращайте внимания на эти крики.
Трипитаке ничего не оставалось, как послушаться совета своего ученика. Между тем Сунь У-кун стал размышлять:
«Где этот дух может сейчас находиться? Ведь он продолжает звать на помощь. Ну-ка, применю я способ превращения в невидимку. Сделаю так, чтобы он ничего не видел».
Тут наш чудесный Великий Мудрец подозвал Ша-сэна:
– Возьми поводья и иди потихоньку вперед, – сказал он, – а я отлучусь по малой нужде.
Он пропустил Трипитаку вперед, а сам произнес заклинание. Затем отвел свой посох назад, и Трипитака с учениками сразу же очутился по ту сторону горы. Сунь У-кун же, оставив таким образом духа позади, что было мочи бросился догонять Трипитаку. Между тем снова раздалось: «Спасите!» Однако крик теперь уже доносился из-за горы.
– А ведь кто-то действительно попал в беду, – сказал Трипитака. – Только этому человеку не повезло. Мы оставили его далеко позади. Слышите, крики доносятся теперь из-за горы.
– Нет, вовсе не из-за горы, – сказал тут Чжу Ба-цзе. – Просто ветер относит его голос.
– Это совершенно неважно, – вмешался Сунь У-кун. – Идите вперед – и все.
После этого никто больше не заговаривал, и они наконец перешли гору. Однако рассказывать об этом мы не будем.
Вернемся лучше к духу. Итак, на его зов никто не откликнулся.
«Почему же Танский монах до сих пор не пришел? – раздумывал он, – ведь он был не более чем в трех ли отсюда. Неужели они сократили путь и прошли стороной?»
Он встряхнулся, освободился от веревок и на огненном луче взвился вверх, чтобы осмотреться. В этот момент Великий Мудрец обернулся и, убедившись в том, что тут действует злой дух, подбежал к Трипитаке, стащил его с коня и крикнул:
– Братья! Осторожнее! Дух снова появился!
Чжу Ба-цзе и Ша-сэн в один момент приготовились защищать своего учителя. А волшебник, оглядев все кругом, не переставал удивляться.
– Ведь я только что видел этого монаха на коне. Зачем же они снова скрыли его от меня? Ну, сейчас я все узнаю. Прежде всего надо покончить с тем из них, который обладает волшебной силой провидения. Тогда я без труда поймаю монаха. Иначе все мои старания окажутся напрасными.
Он снова спустился на облаке вниз, проделал такое же превращение, как и в первый раз, повис на ветке сосны и стал дожидаться паломников. Только на этот раз он находился не более, чем на половину ли от них.
Между тем, заметив, что красное облако, как и в первый раз, рассеялось, Сунь У-кун попросил учителя сесть на коня и ехать дальше.
– Да ведь ты только что сказал, что волшебник снова появился, – возразил Трипитака, – как же я могу ехать дальше?
– Все же я думаю, что он появился здесь случайно, – сказал Сунь У-кун, – и не осмелится тревожить вас.
– Вот несчастная обезьяна, – рассердился Трипитака, – ты, что же, издеваться надо мной вздумал? Когда есть дух, ты говоришь, что ничего нет. Когда все спокойно, – начинаешь запугивать нас. Шумишь, шумишь, а толку мало. Ни с чем не считаешься, хватаешь меня за ноги, стаскиваешь с коня, а теперь болтаешь всякую ерунду. Хорошо еще, что ты не выдернул мне ногу. Да ведь это же… просто не знаю, как и назвать.
– Вы не бранитесь, учитель, – произнес Сунь У-кун. – Предположим, что я повредил бы вам руку или ногу, вас ведь можно было бы вылечить. А вот если бы волшебник утащил вас, что стали бы мы делать?
Эти слова окончательно вывели Трипитаку из терпения. Глаза у него округлились от злости, и он хотел уже читать заклинание о сжатии обруча, но Ша-сэн отговорил его. Успокоившись, Трипитака сел на коня и поехал дальше.
Однако не успел он усесться в седле, как снова услышал крик: «Учитель, спасите!» Перед глазами Трипитаки, на сосне, совершенно голый, висел мальчик. Трипитака остановил коня.
– Что за жестокая, бессердечная обезьяна! – возмутился он. – В ней нет ни капли доброты. Все ее помыслы только и устремлены на то, чтобы творить зло. Ведь говорил я, что кричит человек, так этот негодяй всячески старался уверить меня в том, что это злой дух. Взгляни теперь сам, кто, потвоему, висит на дереве?
Сунь У-кун стоял, опустив голову, не решаясь что-нибудь предпринять или хотя бы возразить, так как боялся, что Трипитака снова начнет читать заклинание о сжатии обруча. Молчал он и тогда, когда Трипитака подъехал к дереву.
– Ты откуда? – спросил Трипитака, указывая на мальчика кнутом, – и почему висишь на дереве? Скажи, что случилось, я помогу тебе.
Бедный Трипитака! Перед ним был злой дух. Но откуда мог он знать это? Ведь он был простым смертным. А дух, обрадовавшись, что Трипитака заговорил с ним, со слезами на глазах сказал:
– Учитель, к западу от этой горы есть горный поток Сухой сосны. По ту сторону его расположено селение. Там я и живу. Фамилия моего покойного дедушки Хун. Он накопил много денег, нажил добра, и за это его прозвали богачоммиллионером. Потом он умер, и после смерти все его состояние досталось моему отцу. Ну, а отец стал кутить, и богатство его начало понемногу уменьшаться, поэтому его и прозвали Хун-стотысячник. Он завязал обширные знакомства и начал раздавать деньги в долг в надежде нажиться на процентах. Кто мог знать, что эти бродяги не только не заплатят ему процентов, но и не вернут взятых взаймы денег. Таким образом, он не только не разбогател, но лишился еще своих собственных денег. После этого отец торжественно поклялся не давать больше взаймы ни одного фэня. Это поставило в безвыходное положение людей, нуждающихся в деньгах. Они организовали шайку и среди бела дня до нитки разграбили наш дом. Отца убили. А мать, красивую женщину, увели с собой, чтобы сделать ее женой своего главаря. Мать ни за что не хотела расставаться со мной. Дрожа от страха и горько плача, она прижала меня к своей груди, и мы последовали за разбойниками. Так мы и очутились на этой горе. Разбойники хотели убить меня, и лишь благодаря мольбам матери я остался жив. Меня связали и подвесили на дерево, чтобы я умер здесь от голода или холода. Куда разбойники увели мать, не знаю. Вот уже три дня и три ночи я нахожусь здесь. И за это время не видел ни одного человека. Не знаю даже, в каком перерождении я совершил заслуги, за что мне выпало счастье встретиться с вами, почтенный учитель. Если вы пожалеете меня, спасете и вернете домой, я жизнь свою не пожалею отдать за вас. Пусть даже желтый песок покроет мое лицо, я и тогда не забуду милости, оказанной вами.
Трипитака принял все сказанное за правду и приказал Чжу Ба-цзе освободить мальчика от веревок. Дурень, тоже ничего не понимавший, хотел приняться за дело, но Сунь У-кун не стерпел и крикнул:
– Ах ты, низкая тварь! Здесь ведь есть такие, которые знают тебя! Перестань обманывать людей! Если все ваше имущество разграблено, как ты говоришь, отца твоего убили, а мать увели, кому мы передадим тебя? И как отблагодаришь ты нас за свое спасение? Твои слова очень не похожи на правду.
Дух струсил. Он понял, что Великий Мудрец обладает большими способностями, и решил не забывать об этом. Однако весь дрожа, со слезами на глазах, он продолжал:
– Учитель! Я действительно лишился родителей и имущество наше разграблено, однако у нас осталась земля и живы все родственники.
– Какие же у тебя есть родственники? – спросил Сунь У-кун.
– Дед, отец моей матери, живет к югу от горы, – сказал на это дух. – Тетка, сестра отца, – на северной стороне. Ли-сы, дядя, брат матери, живет в верховьях потока. Дядя по отцу, Хун-сань живет в лесу. Кроме того, недалеко от нашего селения живут мои двоюродные дяди и двоюродные братья. Если только вы спасете меня, учитель, вы сможете навестить нас и повидать всех моих родственников. Я расскажу им, что вы спасли меня, они заложат часть земли и щедро отблагодарят вас.
Тут в разговор вмешался Чжу Ба-цзе, который сказал Сунь У-куну:
– Дорогой брат! Ведь это ребенок, что ты пристаешь к нему с расспросами? Ну да, их ограбили, но не могли же разбойники унести с собой дом и землю. Если он расскажет своим родственникам о том, что мы спасли его, то какие бы у нас ни были огромные желудки, нам не съесть даже того, что стоят десять му земли. Конечно, надо спасти его.
Здесь следует вам напомнить, что больше всего в жизни Дурень любил поесть и ничем, кроме этого, не интересовался. И вот он подскочил к дереву и, разрезав кинжалом веревки, освободил мальчика. А тот опустился перед Трипитакой на колени и со слезами на глазах отбивал поклоны. Будучи человеком мягкосердечным, Трипитака сказал:
– Садись, мальчик, на коня, я тебя подвезу.
– Учитель, – отвечал дух, – от того, что я долго висел, у меня онемели руки и ноги и поясницу ломит, так что мне трудно будет сидеть на коне. К тому же мы, деревенские, не привыкли ездить верхом.
Тогда Трипитака приказал Чжу Ба-цзе посадить мальчика себе на спину и нести. Дух потер глаза и снова сказал:
– У меня все тело в ссадинах, и я боюсь садиться этому господину на спину. У него слишком длинная морда и огромные уши. К тому же на загривке у него жесткая щетина, и он может искалечить меня.
– Ну, тогда неси его ты, – приказал Трипитака Ша-сэну.