Страница:
– Наставник! – стал звать он.-Прошу тебя, выйди вместе с правителем! Я прогнал чудовище.
Танский монах вместе с правителем вышел из убежища, поддерживая его под руку. Небо прояснилось и стало совершенно чистым, а в воздухе даже не пахло никакой чертовщиной. Правитель подошел к столу с угощениями и, собственноручно взяв кувшин с вином, стал разливать его по чаркам. Налив до краев золотую чарку, он обеими руками поднес ее Сунь У-куну с такими словами:
– Преосвященный монах! Благодарю и еще раз премного благодарю тебя!
Сунь У-кун взял в руки золотую чарку и только было хотел ответить правителю, как вдруг в дворцовых дверях показался сановник и доложил:
– За западными воротами дворца бушует пожар!
Услышав эти слова, Сунь У-кун подбросил чарку с вином высоко в воздух. Раздался звон, и пустая чарка упала на землю.
Правитель засуетился и, изогнувшись в три погибели, стал кланяться Сунь У-куну:
– Преосвященный монах! – умоляюще заговорил он. – Прости меня. Я сознаю свою вину. Мне бы следовало просить тебя, как положено, откушать вино в парадных хоромах дворца! Но поверь, я дерзнул предложить тебе выпить здесь только потому, что под руками оказалось это вино. Не потому ли ты кинул чарку, что хотел показать свое недовольство мною?
– Да что ты! – рассмеялся Сунь У-кун. – Совсем не в этом дело.
Немного погодя появился еще какой-то сановник и доложил:
– Ну и дождь! Только что за Западными воротами разбушевался пожар, а тут как хлынет ливень: так сразу же залил огонь. По всем улицам текут потоки воды, но почему-то от нее пахнет вином.
Сунь У-кун вновь рассмеялся и сказал:
– Правитель! Ты видел, как я кинул вверх чарку с вином, и подумал, что я чем-то недоволен, но, видишь, оказалось вовсе не так. Дело в том, что чудовище, потерпев поражение, умчалось на Запад, а я не погнался за ним. Тогда оно вернулось и напустило огонь. Я же этой чаркой вина загасил дьявольский огонь и спас от пожара жителей города, живущих по обе стороны Западных ворот. Разве могло быть у меня какое-либо иное намерение?!
Правитель еще больше обрадовался и удвоил свое почтение к монахам. Он поспешил пригласить Танского наставника и всех его спутников в тронный зал, желая, видимо, уступить им трон и передать бразды правления.
– Правитель! – смеясь, сказал Сунь У-кун, желая отвлечь государя от его намерения: – Оборотень, который появился здесь, назвал себя головным дозорным злого дьявола Сай Тайсуя и сказал, что послан за двумя дворцовыми прислужницами. Сейчас этот оборотень, потерпев поражение, вернулся ни с чем и, безусловно, доложил о случившемся главному дьяволу, который непременно явится сюда, чтобы сразиться со мною. Для этого он сразу же поднимет всю свою ораву и приведет с собой. А это, неизбежно, встревожит весь твой народ, да и тебя, государь, напугает. Поэтому я хочу выйти ему навстречу, схватить его еще в воздухе и освободить из плена твою Золотую царицу. Не знаю только, в какую сторону мне направиться. Не скажешь ли ты, как далеко отсюда логово этого дьявола?
– В свое время я посылал туда лазутчиков, – отвечал правитель. – Они отправились на боевых конях, и им потребовалось более пятидесяти дней, чтобы побывать там и вернуться обратно. Его обиталище находится на юге, больше чем в трех тысячах ли отсюда.
Услышав об этом, Сунь У-кун крикнул:
– Чжу Ба-цзе! Ша-сэн! Побудьте пока здесь и охраняйте нашего наставника, а я живо слетаю туда и обратно. Но правитель стал удерживать его!
– Преосвященный монах! – уговаривал он. – Обожди хотя бы денек! Тебе приготовят сушеную и жареную еду, соберут серебра на дорожные расходы, выберут лучшего коня-рысака – вот тогда и можно будет отправиться!
– Да что ты, правитель! – смеясь, сказал Сунь У-кун. – Ты говоришь так, будто я собираюсь карабкаться через горы и хребты! Не стану тебя обманывать и скажу прямо: эти три тысячи ли я проделаю за такой короткий срок, что вино не успеет остыть в чарке!
– Преосвященный монах! – удивился правитель. – Ты только не обижайся на меня, но своим достопочтенным обликом ты, право, очень напоминаешь обезьяну. Хотелось бы знать, как смог ты овладеть таким волшебным способом передвижения.
И Сунь У-кун отвечал правителю так:
– О преосвященный монах! – произнес он. – Тебе предстоит совершить дальний путь и великий подвиг. Прими от меня этот кубок с пожеланием успеха!
Но Сунь У-кун был охвачен столь неистовым желанием покорить дьявола, что даже и помышлять не мог о вине. Он лишь воскликнул:
– Поставь пока этот кубок, правитель. Я мигом слетаю туда и обратно, и тогда выпью!
И вот наш герой, едва договорив последние слова, рванулся с места и со свистом умчался, быстро исчезнув из виду. Изумлению правителя и его сановников не было границ, но об этом мы рассказывать не будем.
Между тем Сунь У-кун вскоре увидал высокую гору. Облако, на котором он мчался, зацепилось краем за ее выступ. Тогда Сунь У-кун прижал все облако вниз и встал во весь рост на самой вершине. Внимательно осмотревшись, он убедился, что гора была поистине замечательная.
Вот послушайте сами:
Представьте себе:
«Эх, я, видимо, сбился с пути! – подумал Сунь У-кун. – Здесь не может быть обиталища дьявола. Судя по ударам в гонг, это должна быть почта. Видимо, где-то близко проходит столбовая дорога, по которой идет посыльный с казенным пакетом. Пойду-ка я ему навстречу и узнаю, так ли это».
Едва он вышел на дорогу, как увидел бесенка с желтым флажком на плече и с сумкой для пакетов за спиной. Бесенок бил в гонг и мчался во весь дух. Сунь У-кун засмеялся и сказал самому себе:
– Так вот кто, оказывается, бьет в гонг! Интересно, что за грамоту он несет. Надо узнать!
Ну и молодец наш Сунь У-кун! Он снова встряхнулся, превратился в шмеля, полетел за бесенком, сел на сумку с грамотой и стал слушать, как бесенок бьет в гонг и бормочет:
– До чего же лют наш великий князь! Сверх всякой меры! Три года назад похитил он Золотую царицу в Пурпурном царстве, да видно не судьба им жить вместе, никак не может добиться ее расположения. Зря только губит неповинных прислужниц царицы, желая удовлетворить свою страсть. В первый раз привез двух – убил, затем четырех – тоже убил. В позапрошлом году вытребовал прислужниц, в прошлом году опять понадобились, в этом году то же самое: вот и теперь еще потребовались, да ничего не вышло. Нашелся какой-то Сунь У-кун, который сразил головного дозорного, посланного за царицыными прислужницами. Наш великий князь так разгневался, что решил проучить то государство, и велел мне доставить им грамоту о войне. Вот я иду и думаю, если тамошний правитель не станет воевать, значит, он человек с умом, если же вступит в бой, то наверняка потерпит неудачу. Наш великий князь как напустит на его царство огонь, дым да еще песок, так никого не останется в живых: ни самого правителя, ни его слуг, ни подданных! Тогда мы займем столицу ихнего царства, наш великий князь провозгласит себя императором, а нас сделает придворными слугами. Я хоть и получу какой-нибудь чин, а совесть все равно будет мучить за нарушение законов неба!
Сунь У-кун слушал, а сам втихомолку радовался.
«Ишь ты, оказывается, оборотни тоже бывают с добрым сердцем! Ну, как не похвалить этого бесенка за его слова: «Совесть все равно будет мучить за нарушение законов неба»? Только никак я не пойму, что это он говорил про Золотую царицу, будто все время у ихнего князя с ней ничего не получается – никак он не может овладеть ею. Ну-ка, дай расспрошу его об этом».
Сунь У-кун зажужжал, отлетел в сторону, пролетел вперед на десять с лишним ли, там встряхнулся и превратился в отрока-послушника:
– Приветствую тебя, господин мой! Куда спешишь так? Какую грамоту несешь?
Бесенок как ни в чем не бывало отозвался, словно давно был знаком с отроком. Он перестал бить в гонг и, радостно хихикая, в свою очередь поклонился и сказал:
– Наш великий князь послал меня в Пурпурное царство передать грамоту о войне!
Подхватив последние слова бесенка, Сунь У-кун притворился весьма удивленным:
– Что ты говоришь? Пурпурное царство? – переспросил он. – Да ведь великий князь породнился с тамошней царицей!
– В позапрошлом году, – отвечал бесенок, – как раз когда он похитил ее, здесь объявился какой-то волшебник, который подарил Золотой царице пестрый свадебный наряд. Как только она его надела, у нее по всему телу выросли колючие шипы, такие острые, что наш великий князь даже погладить ее не осмеливается. А стоит ему прижать ее к себе покрепче, как в руки ему вонзаются шипы и причиняют нестерпимую боль. По сей день нашему великому князю никак не удается слиться с ней. Сегодня рано утром он послал своего головного дозорного за прислужницами царицы, но какой-то Сунь У-кун схватился с этим дозорным и побил его. Наш великий князь сильно разгневался, а потому и велел мне отправиться в Пурпурное царство с грамотой о войне. Завтра он нападет на это царство.
– Отчего же это великий князь так разгневался? – притворился удивленным Сунь У-кун.
– Да он и сейчас еще злится, – отвечал бесенок. – Ты бы сходил к нему и спел свои псалмы. Может быть, он сменил бы гнев на милость – вот было бы хорошо!
Сунь У-кун попрощался и сразу же побежал прочь, а бесенок пошел своей дорогой, продолжая бить в гонг. Тут у Сунь У-куна возникло злодейское намерение. Подняв свой посох, он повер – нул обратно, нагнал бесенка и так хватил его по затылку, что у бедняги голова раскололась, брызнула кровь и выскочили мозги; кожа на шее лопнула, а позвоночник вылез наружу.
Тогда Сунь У-кун убрал свой посох, и его охватило раскаяние.
– Эх, зря я поспешил! – огорченно сказал он. – Даже не спросил чертенка, как его зовут! Ну, делать нечего! Достану-ка из его сумки грамоту о войне и засуну ее в рукав, а желтый флаг и медный гонг спрячу в придорожной траве.
Но когда он собрался было потащить за ноги труп бесенка, чтобы сбросить его в горный поток, он услышал, как что-то звякнуло. Оказалось, что это была служебная табличка в золотой оправе, которая выпала из-за пояса. Надпись на табличке гласила:
«Предъявитель сего – доверительное лицо в чине сяосяо по имени Юлай Юцюй – «Приходи, когда зовут, и ступай, когда пошлют». Приметы: рост – пять четвертей; лицо прыщавое, без усов и бороды. Сию табличку носить при себе на всем пути следования, без оной считать самозванцем».
– Значит, этого подлеца звали Юлай Юцюй – Приходи, когда зовут, и ступай, когда пошлют! – смеясь, проговорил Сунь У-кун. – Но после моего удара посохом его можно назвать «Ушел и больше не придет»!
Сунь У-кун снял табличку с пояса бесенка, засунул ее себе за пазуху, а затем хотел было столкнуть труп в горный поток, но, представив себе ужасный дым и огонь, которые он только что видел, раздумал и не решился даже искать пещеру дьявола. Он быстро поднял посох, пронзил насквозь бесенка и, подхватив его труп, помчался обратно, чтобы сообщить пока о своем первом подвиге. В пути он успел подумать да поразмыслить, а потом со свистом прибыл в Пурпурное царство. Между тем Чжу Ба-цзе, который расположился перед парадным залом Золотых колокольчиков и охранял покой царя и Танского монаха, невзначай повернул голову и вдруг заметил в воздухе Сунь У-куна, тащившего бесенка.
– Вот тебе на! – огорченно произнес он. – Если бы я принес беса, мне бы это не посчитали за заслугу!
Не успел он это сказать, как Сунь У-кун прижал книзу передний край облака и сбросил мертвого бесенка прямо к ступеням зала. Чжу Ба-цзе подбежал к нему, ударил его своими граблями и громко воскликнул:
– Это заслуга моя, почтенного Чжу Ба-цзе!
– Какая же заслуга? – спросил Сунь У-кун.
– Провести меня вздумал? Не выйдет! – закричал Чжу Ба-цзе – У меня есть доказательство! Видишь на бесе девять отверстий? Это от моих граблей.
– А ты погляди лучше, есть ли у него голова?
– А он таким и был, без головы, – возразил Чжу Ба-цзе. – Я еще подумал, почему это он даже не вздрогнул, когда я хватил его граблями…
– Скажи, где наставник? – перебил его Сунь У-кун строго.
– Он сейчас в парадном зале беседует с правителем.
– Попроси его сюда!
Чжу Ба-цзе поспешно вошел в зал и кивнул головой Танскому монаху. Тот сейчас же встал и вышел из зала. Сунь У-кун сунул в рукав наставнику грамоту о войне и сказал:
– Спрячь у себя и пока не показывай правителю!
Не успел он произнести эти слова, как показался сам правитель, который тоже вышел из зала и направился к Сунь У-куну со словами:
– Преосвященный отец монах! Рад твоему прибытию! Что можешь сообщить мне о дьяволе?
Сунь У-кун, указывая рукой, ответил:
– Разве это не черт-оборотень здесь у ступеней крыльца? Ведь это я убил его.
– Несомненно, это черт-оборотень, – сказал правитель, – но не Сай Тайсуй. Того я видел собственными глазами. Он ростом больше одного чжана, а плечи у него в пять раз шире, чем у простого смертного. Лицо с золотистым блеском, голос громоподобный. Разве похож он на этого заморыша?!
Сунь У-кун рассмеялся.
– Выходит, ты, правитель, знаком с дьяволом! Верно, это не Сай Тайсуй, а бесенок, посланный глашатаем. Мы встретились с ним в пути, я убил его и доставил сюда, чтобы доложить о первой удаче.
Правитель расхохотался:
– Ладно, ладно, ладно! – с удовлетворением проговорил он. – Зачтется тебе как первая заслуга! Я много раз посылал гонцов добывать сведения об этом дьяволе, но никто из них не мог сообщить ничего определенного. А ты, преосвященный монах, впервые взялся за это дело и уже изловил бесенка, да еще успел вернуться сюда! Ты и в самом деле владеешь волшебными чарами!
Обратившись к слугам, царь приказал:
– Подать сюда подогретого вина! Отблагодарим почтенного монаха за его заслугу!
– Пить вино не такое уж важное дело, – молвил Сунь У-кун. – Ты лучше скажи мне вот о чем. Когда ты расставался со своей Золотой царицей, не оставила ли она тебе каких-нибудь вещиц на память? Дай мне что-нибудь.
Слова «вещицы на память» словно ножом вонзились в сердце правителя, он не сдержался, и слезы заструились по его лицу.
Вот что поведал он Сунь У-куну:
– А зачем тебе? – поинтересовался правитель.
– Видишь ли, – отвечал Сунь У-кун. – Этот дьявол дей – ствительно обладает огромными чарами. Я видел, как он напускает дым, огонь и песок. С ним в самом деле будет не легко справиться. Но, положим, я одолею его, все равно царица не пожелает последовать за мной, так как совершенно меня не знает. Она поверит мне лишь в том случае, если я передам ей одну из ее любимых вещиц. Тогда я легко смогу доставить ее сюда. Теперь ты понимаешь, почему я хочу взять с собой такую вещицу.
– Во дворце Солнца Золотой царицы, в ее покоях, хранятся четки из чистого золота, – сказал правитель. – Она никогда с ними не расставалась, но, так как в праздник Лета полагается носить разноцветные нити, она сняла свои любимые четки. Сейчас они хранятся в шкатулке. Мне тяжело смотреть на них, так как они напоминают мне ужасную разлуку. Всякий раз, глядя на эти четки, я вспоминал ее прелестное, словно выточенное из яшмы, личико, и здоровье мое сразу же резко ухудшалось.
– Хватит говорить об этом, – остановил его Сунь У-кун. – Вели лучше принести золотые четки. Если тебе не жаль, дай две штуки, если жаль, я возьму только одну.
Правитель тут же приказал Яшмовой царице принести четки. Она вынесла их и передала царю. Увидев четки, царь несколько раз воскликнул:
– О горячо любимая, ласковая моя царица!
После этого он передал четки Сунь У-куну. Тот принял их и надел себе на руку.
Он не стал пить вина в честь своей первой заслуги, а вскочил на облако и с резким свистом понесся прямо к горе Чудесного оленя-единорога. На этот раз ему было не до того, что-бы любоваться видами. Он сразу же принялся отыскивать вход в пещеру.
Пока он шел, до его слуха донеслись голоса и крики. Остановившись, он стал вглядываться, напрягаясь изо всех сил, и увидел, что у входа в пещеру столпилось множество стражников разных рангов, охраняющих ворота.
Танский монах вместе с правителем вышел из убежища, поддерживая его под руку. Небо прояснилось и стало совершенно чистым, а в воздухе даже не пахло никакой чертовщиной. Правитель подошел к столу с угощениями и, собственноручно взяв кувшин с вином, стал разливать его по чаркам. Налив до краев золотую чарку, он обеими руками поднес ее Сунь У-куну с такими словами:
– Преосвященный монах! Благодарю и еще раз премного благодарю тебя!
Сунь У-кун взял в руки золотую чарку и только было хотел ответить правителю, как вдруг в дворцовых дверях показался сановник и доложил:
– За западными воротами дворца бушует пожар!
Услышав эти слова, Сунь У-кун подбросил чарку с вином высоко в воздух. Раздался звон, и пустая чарка упала на землю.
Правитель засуетился и, изогнувшись в три погибели, стал кланяться Сунь У-куну:
– Преосвященный монах! – умоляюще заговорил он. – Прости меня. Я сознаю свою вину. Мне бы следовало просить тебя, как положено, откушать вино в парадных хоромах дворца! Но поверь, я дерзнул предложить тебе выпить здесь только потому, что под руками оказалось это вино. Не потому ли ты кинул чарку, что хотел показать свое недовольство мною?
– Да что ты! – рассмеялся Сунь У-кун. – Совсем не в этом дело.
Немного погодя появился еще какой-то сановник и доложил:
– Ну и дождь! Только что за Западными воротами разбушевался пожар, а тут как хлынет ливень: так сразу же залил огонь. По всем улицам текут потоки воды, но почему-то от нее пахнет вином.
Сунь У-кун вновь рассмеялся и сказал:
– Правитель! Ты видел, как я кинул вверх чарку с вином, и подумал, что я чем-то недоволен, но, видишь, оказалось вовсе не так. Дело в том, что чудовище, потерпев поражение, умчалось на Запад, а я не погнался за ним. Тогда оно вернулось и напустило огонь. Я же этой чаркой вина загасил дьявольский огонь и спас от пожара жителей города, живущих по обе стороны Западных ворот. Разве могло быть у меня какое-либо иное намерение?!
Правитель еще больше обрадовался и удвоил свое почтение к монахам. Он поспешил пригласить Танского наставника и всех его спутников в тронный зал, желая, видимо, уступить им трон и передать бразды правления.
– Правитель! – смеясь, сказал Сунь У-кун, желая отвлечь государя от его намерения: – Оборотень, который появился здесь, назвал себя головным дозорным злого дьявола Сай Тайсуя и сказал, что послан за двумя дворцовыми прислужницами. Сейчас этот оборотень, потерпев поражение, вернулся ни с чем и, безусловно, доложил о случившемся главному дьяволу, который непременно явится сюда, чтобы сразиться со мною. Для этого он сразу же поднимет всю свою ораву и приведет с собой. А это, неизбежно, встревожит весь твой народ, да и тебя, государь, напугает. Поэтому я хочу выйти ему навстречу, схватить его еще в воздухе и освободить из плена твою Золотую царицу. Не знаю только, в какую сторону мне направиться. Не скажешь ли ты, как далеко отсюда логово этого дьявола?
– В свое время я посылал туда лазутчиков, – отвечал правитель. – Они отправились на боевых конях, и им потребовалось более пятидесяти дней, чтобы побывать там и вернуться обратно. Его обиталище находится на юге, больше чем в трех тысячах ли отсюда.
Услышав об этом, Сунь У-кун крикнул:
– Чжу Ба-цзе! Ша-сэн! Побудьте пока здесь и охраняйте нашего наставника, а я живо слетаю туда и обратно. Но правитель стал удерживать его!
– Преосвященный монах! – уговаривал он. – Обожди хотя бы денек! Тебе приготовят сушеную и жареную еду, соберут серебра на дорожные расходы, выберут лучшего коня-рысака – вот тогда и можно будет отправиться!
– Да что ты, правитель! – смеясь, сказал Сунь У-кун. – Ты говоришь так, будто я собираюсь карабкаться через горы и хребты! Не стану тебя обманывать и скажу прямо: эти три тысячи ли я проделаю за такой короткий срок, что вино не успеет остыть в чарке!
– Преосвященный монах! – удивился правитель. – Ты только не обижайся на меня, но своим достопочтенным обликом ты, право, очень напоминаешь обезьяну. Хотелось бы знать, как смог ты овладеть таким волшебным способом передвижения.
И Сунь У-кун отвечал правителю так:
Царь выслушал Сунь У-куна с изумлением и радостью и поднес ему царский кубок вина.
Пусть даровала мне судьба нечеловечий лик,
Искать всеобщие пути я с малых лет привык,
Которыми шагает жизнь, и с ней бок о бок – смерть.
Горнилом мне была земля, а крышкой тигля – твердь,
Когда наставника нашел, к которому спешил,
Когда ученье о Пути достойный мне открыл,
Когда приют мне свой дала гора Хуагошань,
Где приобщался я в тиши от мира скрытых тайн.
И тело я свое и дух в те поры закалял.
Трудился день, трудился ночь, усталости не знал;
Тогда постичь мне удалось состав, каким полна
Планета Заяц иль в ночи светящая луна,
А также из каких веществ образовался круг
Светила, что в моей стране все Вороном зовут;
Постиг начала «инь» и «ян», борьбу огня с водой,
Великого ученья суть раскрылась предо мной;
Узнал, что участь всех людей, и вместе с ними стран,
Находится во власти сил созвездия Тяньган.
Жизнь наша может быть плоха, быть может хороша,
Как повернется рукоять созвездия Ковша;
Все нужно делать в должный срок: огонь сильней раздуть,
Или уменьшить, или тигль со сплавом повернуть,
Опорожнить его совсем, коль выплавке конец,
И вовремя добавить ртуть, и в срок извлечь свинец.
Двух этих действий меж собой взаимосвязь сильна,
Без них в цепи благих веществ недостает звена;
Объединение стихий рождает страсть и мощь –
Вот также тучи с высоты прохладный дарят дождь.
Взаимно связан и светил главнейших тихий бег,
И время года узнает по звездам человек.
Три славных школы все труды разделят сообща,
Бессмертья золотой залог без устали ища.
Два духа жизненных должны друг к другу подойти,
Чтоб круг свой плавный совершить по Желтому пути.
Движенья рук и ног людских легко постичь закон –
Ведь каждый из простых людей тем знаньем наделен!
Но духи помощью своей как будто бы дарят
Того, кто ходит колесом, как я, сто раз подряд!
Как только кувыркнусь разок – перемахну шутя
Хребет Тайхан – так через кочку прыгает дитя,
Еще разок – и позади и реки, и леса,
И переправа, что ведет с земли на небеса…
Не мне страшиться гор крутых, что поперек пути
Встают, – не им мне помешать, куда хочу дойти!
Не побоюсь и сотни рек таких же, как Янцзы,
Лишь полюбуюсь с высоты на скал и волн красы…
Ведь я могу быстрей орла по воздуху летать,
И облик свой перед лицом опасности менять!
– О преосвященный монах! – произнес он. – Тебе предстоит совершить дальний путь и великий подвиг. Прими от меня этот кубок с пожеланием успеха!
Но Сунь У-кун был охвачен столь неистовым желанием покорить дьявола, что даже и помышлять не мог о вине. Он лишь воскликнул:
– Поставь пока этот кубок, правитель. Я мигом слетаю туда и обратно, и тогда выпью!
И вот наш герой, едва договорив последние слова, рванулся с места и со свистом умчался, быстро исчезнув из виду. Изумлению правителя и его сановников не было границ, но об этом мы рассказывать не будем.
Между тем Сунь У-кун вскоре увидал высокую гору. Облако, на котором он мчался, зацепилось краем за ее выступ. Тогда Сунь У-кун прижал все облако вниз и встал во весь рост на самой вершине. Внимательно осмотревшись, он убедился, что гора была поистине замечательная.
Вот послушайте сами:
Наш Великий Мудрец Сунь У-кун с неослабевающим любопытством разглядывал гору и уже готовился пойти на поиски пещеры, как вдруг заметил, что из расселины вырвался яркий столб пламени, и мгновенно все небо запылало красным заревом. Затем из пламени вырвался клуб зловещего дыма, еще более страшного, чем пламя. Вот что рассказывается об этом в стихах:
Она, возвышаясь до неба, захватывала и землю,
Солнце собой закрывала, и тучи рождались на ней;
Вершин своих острия до синих небес подъемля,
Землю она загружала россыпями камней,
Гребнями кряжей и жилами мощных отрогов;
Много таила красот и таила опасностей много.
Солнце она заслоняла вершинами темными сосен,
Там же, где тучи свивали клубы грозовые свои,
В мрачных теснинах, под сенью тяжелых утесов
Мчались седые потоки и рокотали ручьи.
Сосны зимою и летом зеленый покров не теряли,
Облик свой скалы столетия не изменяли,
С шелестом тихим порой расступались травы,
И раздавался воды неожиданный плеск,
Ропот листвы и кустов потревоженных треск;
То выползали на поиски пищи удавы;
Крик разносился порою и резкий и странный,
Слышались скорбные вопли ночной обезьяны.
Воздух наполнен был клекотом, щебетом птичьим,
Шумом, и ревом, и писком, и рыканьем хищным;
Как шаловливые дети, олени и серны сновали,
У водопоя месили прибрежный песок;
Облаком, ветром гонимым, под самое небо взлетали
Стаи крикливых ворон и болтливых сорок.
Ну, а цветы луговые – никак не окинуть их взглядом –
Ярко пестрели в высокой траве их наряды.
Ветви склонялись под тяжестью спелых плодов,
Зрели орехн под сенью листвы шелестящей.
Пусть здесь опасны пути, непролазны кустарников чащи,
Все же убежищем может служить настоящим
Эта гора для того, кому надобен кров;
Многие праведники здесь приют обретали,
Многие оборотни здесь спасенья искали.
Великий Мудрец струхнул, но вот из горы вдруг взметнулся огромный столб песка, который сразу же затмил солнце и скрыл небеса.
Свет от тысячи фонарей дворцовых
Перед этим пламенем померк;
Пламя сбросило подземные оковы,
Тысячами языков пунцовых
Небо лижет и стремится вверх;
Не походит дым на тот дымок,
Что летит из труб жилья людского,
Ни на тот, что от костра ночного
Вдаль уносит легкий ветерок,
Ни на дым пожарища лесного.
Синий, черный, красный, желтый, белый, –
Он несется в горные пределы,
Как всеистребляющий поток,
Закоптив небесных врат основы –
Их литые, прочные столбы, –
Он, рожденный полымем багровым,
Вьет свои зловещие клубы.
Самый воздух страшно раскален,
Задыхаются, забившись в норы, звери,
Загораются на горных птицах перья,
Их теснит огонь со всех сторон,
И дворец небесный окружен
Пламенем, что буйно рвется в двери…
Как же сквозь огонь и дым пробиться,
В глубь горы себе проход открыть,
Чтоб в земные недра углубиться
И владыку демонов смирить?
Представьте себе:
Сунь У-кун так увлекся этим зрелищем, что не заметил, как ему в нос забился песок. В носу зачесалось, защекотало, и Сунь У-кун стал чихать. Он чихнул раза два, быстро оглянулся и, протянув руки, нащупал в выступе скалы два круглых камешка, каждый величиной с гусиное яйцо, которые и запихал себе в ноздри; качнувшись всем телом, он превратился в ястреба, обладающего способностью собирать огонь, и полетел в самое пекло, в огонь и дым. Там он сделал несколько кругов, и вдруг песок улегся, дым исчез, а огонь погас. Тогда Сунь У-кун поспешно принял свой первоначальный вид. Когда он опять стал оглядываться, его внимание вдруг привлекли резкие металлические звуки «дин-дин, дон-дон», словно били в гонг.
Весь необъятный небосклон
Седым песком запорошен,
Туман окутывает землю,
Несется прах со всех сторон,
Столбы огромные подъемля.
Пыль мелкая глаза слепит,
А та, что покрупней, летит
И стелется к земле поближе,
Спускается все ниже, ниже,
Ее разносит вихрь лютый,
Подобно семенам кунжута.
Через долины нет пути,
И через горы не пройти,
Из берегов выходят реки…
Тропинку нужную найти
В лесу не могут дровосеки,
И сборщики целебных трап
Друг друга кличут безуспешно
Плутают все во тьме кромешной,
От тщетных поисков устав
И если б ты держал в руках
Жемчужину, что ярко светит,
То все ж пути бы не приметил, –
Столь очи застилает прах!
«Эх, я, видимо, сбился с пути! – подумал Сунь У-кун. – Здесь не может быть обиталища дьявола. Судя по ударам в гонг, это должна быть почта. Видимо, где-то близко проходит столбовая дорога, по которой идет посыльный с казенным пакетом. Пойду-ка я ему навстречу и узнаю, так ли это».
Едва он вышел на дорогу, как увидел бесенка с желтым флажком на плече и с сумкой для пакетов за спиной. Бесенок бил в гонг и мчался во весь дух. Сунь У-кун засмеялся и сказал самому себе:
– Так вот кто, оказывается, бьет в гонг! Интересно, что за грамоту он несет. Надо узнать!
Ну и молодец наш Сунь У-кун! Он снова встряхнулся, превратился в шмеля, полетел за бесенком, сел на сумку с грамотой и стал слушать, как бесенок бьет в гонг и бормочет:
– До чего же лют наш великий князь! Сверх всякой меры! Три года назад похитил он Золотую царицу в Пурпурном царстве, да видно не судьба им жить вместе, никак не может добиться ее расположения. Зря только губит неповинных прислужниц царицы, желая удовлетворить свою страсть. В первый раз привез двух – убил, затем четырех – тоже убил. В позапрошлом году вытребовал прислужниц, в прошлом году опять понадобились, в этом году то же самое: вот и теперь еще потребовались, да ничего не вышло. Нашелся какой-то Сунь У-кун, который сразил головного дозорного, посланного за царицыными прислужницами. Наш великий князь так разгневался, что решил проучить то государство, и велел мне доставить им грамоту о войне. Вот я иду и думаю, если тамошний правитель не станет воевать, значит, он человек с умом, если же вступит в бой, то наверняка потерпит неудачу. Наш великий князь как напустит на его царство огонь, дым да еще песок, так никого не останется в живых: ни самого правителя, ни его слуг, ни подданных! Тогда мы займем столицу ихнего царства, наш великий князь провозгласит себя императором, а нас сделает придворными слугами. Я хоть и получу какой-нибудь чин, а совесть все равно будет мучить за нарушение законов неба!
Сунь У-кун слушал, а сам втихомолку радовался.
«Ишь ты, оказывается, оборотни тоже бывают с добрым сердцем! Ну, как не похвалить этого бесенка за его слова: «Совесть все равно будет мучить за нарушение законов неба»? Только никак я не пойму, что это он говорил про Золотую царицу, будто все время у ихнего князя с ней ничего не получается – никак он не может овладеть ею. Ну-ка, дай расспрошу его об этом».
Сунь У-кун зажужжал, отлетел в сторону, пролетел вперед на десять с лишним ли, там встряхнулся и превратился в отрока-послушника:
Обогнув склон горы, Сунь У-кун вышел навстречу бесенку и, подняв руки в знак приветствия, воскликнул:
Одет он в рубище из ста заплат,
По барабану ударяет билом,
И тянет голосом пронзительно-унылым
Молитву длинную, сопровожденью в лад.
Рогульками закрученные, две
Косицы у него на голове.
– Приветствую тебя, господин мой! Куда спешишь так? Какую грамоту несешь?
Бесенок как ни в чем не бывало отозвался, словно давно был знаком с отроком. Он перестал бить в гонг и, радостно хихикая, в свою очередь поклонился и сказал:
– Наш великий князь послал меня в Пурпурное царство передать грамоту о войне!
Подхватив последние слова бесенка, Сунь У-кун притворился весьма удивленным:
– Что ты говоришь? Пурпурное царство? – переспросил он. – Да ведь великий князь породнился с тамошней царицей!
– В позапрошлом году, – отвечал бесенок, – как раз когда он похитил ее, здесь объявился какой-то волшебник, который подарил Золотой царице пестрый свадебный наряд. Как только она его надела, у нее по всему телу выросли колючие шипы, такие острые, что наш великий князь даже погладить ее не осмеливается. А стоит ему прижать ее к себе покрепче, как в руки ему вонзаются шипы и причиняют нестерпимую боль. По сей день нашему великому князю никак не удается слиться с ней. Сегодня рано утром он послал своего головного дозорного за прислужницами царицы, но какой-то Сунь У-кун схватился с этим дозорным и побил его. Наш великий князь сильно разгневался, а потому и велел мне отправиться в Пурпурное царство с грамотой о войне. Завтра он нападет на это царство.
– Отчего же это великий князь так разгневался? – притворился удивленным Сунь У-кун.
– Да он и сейчас еще злится, – отвечал бесенок. – Ты бы сходил к нему и спел свои псалмы. Может быть, он сменил бы гнев на милость – вот было бы хорошо!
Сунь У-кун попрощался и сразу же побежал прочь, а бесенок пошел своей дорогой, продолжая бить в гонг. Тут у Сунь У-куна возникло злодейское намерение. Подняв свой посох, он повер – нул обратно, нагнал бесенка и так хватил его по затылку, что у бедняги голова раскололась, брызнула кровь и выскочили мозги; кожа на шее лопнула, а позвоночник вылез наружу.
Тогда Сунь У-кун убрал свой посох, и его охватило раскаяние.
– Эх, зря я поспешил! – огорченно сказал он. – Даже не спросил чертенка, как его зовут! Ну, делать нечего! Достану-ка из его сумки грамоту о войне и засуну ее в рукав, а желтый флаг и медный гонг спрячу в придорожной траве.
Но когда он собрался было потащить за ноги труп бесенка, чтобы сбросить его в горный поток, он услышал, как что-то звякнуло. Оказалось, что это была служебная табличка в золотой оправе, которая выпала из-за пояса. Надпись на табличке гласила:
«Предъявитель сего – доверительное лицо в чине сяосяо по имени Юлай Юцюй – «Приходи, когда зовут, и ступай, когда пошлют». Приметы: рост – пять четвертей; лицо прыщавое, без усов и бороды. Сию табличку носить при себе на всем пути следования, без оной считать самозванцем».
– Значит, этого подлеца звали Юлай Юцюй – Приходи, когда зовут, и ступай, когда пошлют! – смеясь, проговорил Сунь У-кун. – Но после моего удара посохом его можно назвать «Ушел и больше не придет»!
Сунь У-кун снял табличку с пояса бесенка, засунул ее себе за пазуху, а затем хотел было столкнуть труп в горный поток, но, представив себе ужасный дым и огонь, которые он только что видел, раздумал и не решился даже искать пещеру дьявола. Он быстро поднял посох, пронзил насквозь бесенка и, подхватив его труп, помчался обратно, чтобы сообщить пока о своем первом подвиге. В пути он успел подумать да поразмыслить, а потом со свистом прибыл в Пурпурное царство. Между тем Чжу Ба-цзе, который расположился перед парадным залом Золотых колокольчиков и охранял покой царя и Танского монаха, невзначай повернул голову и вдруг заметил в воздухе Сунь У-куна, тащившего бесенка.
– Вот тебе на! – огорченно произнес он. – Если бы я принес беса, мне бы это не посчитали за заслугу!
Не успел он это сказать, как Сунь У-кун прижал книзу передний край облака и сбросил мертвого бесенка прямо к ступеням зала. Чжу Ба-цзе подбежал к нему, ударил его своими граблями и громко воскликнул:
– Это заслуга моя, почтенного Чжу Ба-цзе!
– Какая же заслуга? – спросил Сунь У-кун.
– Провести меня вздумал? Не выйдет! – закричал Чжу Ба-цзе – У меня есть доказательство! Видишь на бесе девять отверстий? Это от моих граблей.
– А ты погляди лучше, есть ли у него голова?
– А он таким и был, без головы, – возразил Чжу Ба-цзе. – Я еще подумал, почему это он даже не вздрогнул, когда я хватил его граблями…
– Скажи, где наставник? – перебил его Сунь У-кун строго.
– Он сейчас в парадном зале беседует с правителем.
– Попроси его сюда!
Чжу Ба-цзе поспешно вошел в зал и кивнул головой Танскому монаху. Тот сейчас же встал и вышел из зала. Сунь У-кун сунул в рукав наставнику грамоту о войне и сказал:
– Спрячь у себя и пока не показывай правителю!
Не успел он произнести эти слова, как показался сам правитель, который тоже вышел из зала и направился к Сунь У-куну со словами:
– Преосвященный отец монах! Рад твоему прибытию! Что можешь сообщить мне о дьяволе?
Сунь У-кун, указывая рукой, ответил:
– Разве это не черт-оборотень здесь у ступеней крыльца? Ведь это я убил его.
– Несомненно, это черт-оборотень, – сказал правитель, – но не Сай Тайсуй. Того я видел собственными глазами. Он ростом больше одного чжана, а плечи у него в пять раз шире, чем у простого смертного. Лицо с золотистым блеском, голос громоподобный. Разве похож он на этого заморыша?!
Сунь У-кун рассмеялся.
– Выходит, ты, правитель, знаком с дьяволом! Верно, это не Сай Тайсуй, а бесенок, посланный глашатаем. Мы встретились с ним в пути, я убил его и доставил сюда, чтобы доложить о первой удаче.
Правитель расхохотался:
– Ладно, ладно, ладно! – с удовлетворением проговорил он. – Зачтется тебе как первая заслуга! Я много раз посылал гонцов добывать сведения об этом дьяволе, но никто из них не мог сообщить ничего определенного. А ты, преосвященный монах, впервые взялся за это дело и уже изловил бесенка, да еще успел вернуться сюда! Ты и в самом деле владеешь волшебными чарами!
Обратившись к слугам, царь приказал:
– Подать сюда подогретого вина! Отблагодарим почтенного монаха за его заслугу!
– Пить вино не такое уж важное дело, – молвил Сунь У-кун. – Ты лучше скажи мне вот о чем. Когда ты расставался со своей Золотой царицей, не оставила ли она тебе каких-нибудь вещиц на память? Дай мне что-нибудь.
Слова «вещицы на память» словно ножом вонзились в сердце правителя, он не сдержался, и слезы заструились по его лицу.
Вот что поведал он Сунь У-куну:
– Государь мой, – начал утешать его Сунь У-кун. – Зачем так убиваться? Ведь ты находишься в кругу своих близких! Если от твоей милой царицы у тебя ничего не осталось на память, то не может быть, чтобы в ее покоях не было ничего любимого ею. Дай мне хоть что-нибудь.
В тот год, когда беда случилась эта,
Которой я доселе не постиг,
Чудесным праздником мы все встречали лето,
Как вдруг, издав громоподобный клик,
Сам дьявол, злой Тайсуй, предстал пред нами,
Сверкая грозно круглыми очами.
Он пожелал жену мою похитить,
Грозился уничтожить мой оплот,
И мною обожаемый народ
Жестоким разорением обидеть.
Я, как отец о подданных радея,
Сам отдал милую жену злодею.
Расстались с ней мы в этот час суровый,
Печаль глубоко в сердце затаив,
Не побеседовав, не вымолвив ни слова
И даже слез горючих не пролив.
Не проводив супругу до повозки
И не проехав с ней до перекрестка,
Остался я тогда один как перст,
И ничего на память не осталось…
А как утешила б меня любая малость!
Но лишь скорбям с тех пор мой дух отверзт…
– А зачем тебе? – поинтересовался правитель.
– Видишь ли, – отвечал Сунь У-кун. – Этот дьявол дей – ствительно обладает огромными чарами. Я видел, как он напускает дым, огонь и песок. С ним в самом деле будет не легко справиться. Но, положим, я одолею его, все равно царица не пожелает последовать за мной, так как совершенно меня не знает. Она поверит мне лишь в том случае, если я передам ей одну из ее любимых вещиц. Тогда я легко смогу доставить ее сюда. Теперь ты понимаешь, почему я хочу взять с собой такую вещицу.
– Во дворце Солнца Золотой царицы, в ее покоях, хранятся четки из чистого золота, – сказал правитель. – Она никогда с ними не расставалась, но, так как в праздник Лета полагается носить разноцветные нити, она сняла свои любимые четки. Сейчас они хранятся в шкатулке. Мне тяжело смотреть на них, так как они напоминают мне ужасную разлуку. Всякий раз, глядя на эти четки, я вспоминал ее прелестное, словно выточенное из яшмы, личико, и здоровье мое сразу же резко ухудшалось.
– Хватит говорить об этом, – остановил его Сунь У-кун. – Вели лучше принести золотые четки. Если тебе не жаль, дай две штуки, если жаль, я возьму только одну.
Правитель тут же приказал Яшмовой царице принести четки. Она вынесла их и передала царю. Увидев четки, царь несколько раз воскликнул:
– О горячо любимая, ласковая моя царица!
После этого он передал четки Сунь У-куну. Тот принял их и надел себе на руку.
Он не стал пить вина в честь своей первой заслуги, а вскочил на облако и с резким свистом понесся прямо к горе Чудесного оленя-единорога. На этот раз ему было не до того, что-бы любоваться видами. Он сразу же принялся отыскивать вход в пещеру.
Пока он шел, до его слуха донеслись голоса и крики. Остановившись, он стал вглядываться, напрягаясь изо всех сил, и увидел, что у входа в пещеру столпилось множество стражников разных рангов, охраняющих ворота.
Увидев это полчище, Сунь У-кун не осмелился идти дальше: он съежился и повернул обратно. Вы можете подумать, что он съежился от страха? Ничего подобного! Он вовсе не испугался. Он дошел до того места, где убил бесенка, нашел желтый флажок и медный гонг, повернулся лицом к ветру, прочел заклинание и, представив себе, как выглядел бесенок, встряхнулся, после чего сразу же принял его облик. Он начал бить в гонг и большими шагами направился прямо к пещере. Но только было он собрался разглядеть пещеру, как его окликнула какая-то обезьяна-горилла:
Стояли они, сомкнув ряды,
Как деревья в лесной глуши,
Каждый держал свое копье
И выставил прочный щит.
Стояли они, сомкнув ряды
И развернув знамена,
Ясное солнце на них с высоты
Свет свой лило червонный.
Как воплощенье самой беды
Стояли они, сомкнув ряды.
Здесь полководцы различных мастей
Под стягами яркого шелка
Готовы непрошеных встретить гостей
С яростью лютого волка,
Здесь тигр и медведь бок о бок стоят
С пантерой и барсом рядом;
Все они злобы своей не таят,
Пылают огнем их взгляды.
Подобно тапиру, они храбры,
Отважны, увертливы и хитры.
Владеют они с незапамятных пор
Наукою превращенья.
Спустились они с высоких гор,
Выползли из потаенных нор,
Готовы любому дать отпор,
Готовы воздать отмщенье.
Здесь серны коварны, а зайцы ловки,
Здесь змеи – отличнейшие стрелки,
Гориллам понятен язык людской,
И все они без исключенья
Умеют порядок блюсти боевой,
Умеют вести сраженье.