Страница:
В свою очередь Москва поинтересовалась, как Токио может объяснить широкомасштабную переброску японских войск в Маньчжоу-го. Такие действия были несовместимы с заявлением японской стороны о соблюдении пакта о нейтралитете с СССР и объективно служили прикрытием подготовки Японии к нападению на США.
Тоёда пытался оправдать сосредоточение японских войск в Маньчжоу-го ответственностью Токио за ее оборону в условиях, когда СССР находится в состоянии войны с союзником Японии по тройственному пакту, являющемуся фундаментом ее внешней политики, и предупредил, что увеличение числа судов, следующих со стратегическими грузами из США во Владивосток, ставит Токио в сложное положение перед его союзниками.
14 августа была провозглашена Атлантическая хартия США и Великобритании, не только направленная на «уничтожение нацистской тирании», но и содержащая требования к «государствам, которые угрожают или могут угрожать агрессией за пределами своих границ», «отказаться от применения силы»[305].
И хотя этот документ был подготовлен президентом США Рузвельтом «на случай разгрома России, чтобы дать Америке возможность вмешаться не в качестве воюющей стороны, а в качестве посредника»[306], что вызвало сильное раздражение Политбюро ЦК ВКП(б)[307], его антияпонская направленность являлась довольно прозрачной и послужила серьезным предупреждением против нападения Японии на СССР. Это, наряду с антигерманской направленностью Атлантической хартии, стало причиной присоединения СССР к данному соглашению 24 сентября 1941 г., правда, с оговоркой, что применение этих принципов на практике должно учитывать особенности исторического развития каждой страны. Оговорка касалась прежде всего положений хартии об отказе от территориальных приобретений, на которые рассчитывало советское руководство, как это следовало из предварительных условий, выдвинутых Молотовым в ответ на предложение Токио о заключении пакта о ненападении 18 ноября 1940 г.
После совещания у императора Хирохито, состоявшегося 6 сентября, Зорге 14 сентября информировал Москву о том, что японское правительство решило не предпринимать нападения на СССР, хотя и оставит свои войска в Маньчжурии на случай его поражения в войне с Германией. Советский разведчик сообщал также, что после 15 сентября советский Дальний Восток можно считать в 1941 г. гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии, так как на том же совещании было решено сконцентрировать все силы для войны с США в ЮВА и на Тихом океане[308].
Сложившаяся ситуация позволила перебросить в первой половине октября из восточных районов СССР три стрелковые и две танковые дивизии для сражения под Москвой[309].
15 ноября координационный комитет утвердил план войны на Тихом океане, в котором, в частности, было решено добиваться «по желанию двух стран – Германии и Советского Союза – привести эти страны к миру и привлечь Советский Союз на сторону стран оси»[310].
Несмотря на отказ Берлина и Москвы от мирных переговоров, некоторые влиятельные представители военных кругов, в частности военный атташе Японии в СССР М. Ямаока, в мае 1942 г. поддерживали эту широкую альтернативу с целью концентрации всех сил держав оси на войне против англосаксонского блока[311].
Таким образом, на основании изложенного выше можно сделать следующие выводы:
1. В течение рассматриваемого периода Советский Союз в своих отношениях с Японией был заинтересован в сохранении пакта о нейтралитете для того, чтобы в более благоприятных условиях отразить агрессию со стороны Германии и ее европейских сателлитов.
2. Япония, с одной стороны, также была заинтересована в сохранении в силе этого пакта с целью обеспечения безопасности «на севере» при нанесении ею удара на юге и востоке от японской метрополии, но, с другой стороны, придерживаясь стратегии «спелой хурмы», разработала оперативный план нападения на СССР под названием «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»).
3. После нападения Германии на СССР стратегия «спелой хурмы» заменила стратегию втягивания Советского Союза в состав участников тройственного пакта путем заключения «пакта четырех».
4. Несмотря на наличие в Японии экстремистских группировок, ратовавших за немедленное нападение на СССР, японское правительство, придерживаясь упомянутой стратегии, приняло решение не вводить в действие соответствующий оперативный план в случае, если СССР сумеет вопреки германскому вторжению сохранить свой суверенитет.
5. План «Кантокуэн» предполагалось реализовать только в том случае, если Советский Союз под ударами вермахта прекратит свое существование как субъект международного права, и, следовательно, советско-японский пакт о нейтралитете 1941 г. утратит свою силу.
2. СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ОТ НАЧАЛА ВОЙНЫ НА ТИХОМ ОКЕАНЕ ДО СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ (ДЕКАБРЬ 1941—1942 гг.)
Тоёда пытался оправдать сосредоточение японских войск в Маньчжоу-го ответственностью Токио за ее оборону в условиях, когда СССР находится в состоянии войны с союзником Японии по тройственному пакту, являющемуся фундаментом ее внешней политики, и предупредил, что увеличение числа судов, следующих со стратегическими грузами из США во Владивосток, ставит Токио в сложное положение перед его союзниками.
14 августа была провозглашена Атлантическая хартия США и Великобритании, не только направленная на «уничтожение нацистской тирании», но и содержащая требования к «государствам, которые угрожают или могут угрожать агрессией за пределами своих границ», «отказаться от применения силы»[305].
И хотя этот документ был подготовлен президентом США Рузвельтом «на случай разгрома России, чтобы дать Америке возможность вмешаться не в качестве воюющей стороны, а в качестве посредника»[306], что вызвало сильное раздражение Политбюро ЦК ВКП(б)[307], его антияпонская направленность являлась довольно прозрачной и послужила серьезным предупреждением против нападения Японии на СССР. Это, наряду с антигерманской направленностью Атлантической хартии, стало причиной присоединения СССР к данному соглашению 24 сентября 1941 г., правда, с оговоркой, что применение этих принципов на практике должно учитывать особенности исторического развития каждой страны. Оговорка касалась прежде всего положений хартии об отказе от территориальных приобретений, на которые рассчитывало советское руководство, как это следовало из предварительных условий, выдвинутых Молотовым в ответ на предложение Токио о заключении пакта о ненападении 18 ноября 1940 г.
После совещания у императора Хирохито, состоявшегося 6 сентября, Зорге 14 сентября информировал Москву о том, что японское правительство решило не предпринимать нападения на СССР, хотя и оставит свои войска в Маньчжурии на случай его поражения в войне с Германией. Советский разведчик сообщал также, что после 15 сентября советский Дальний Восток можно считать в 1941 г. гарантированным от угрозы нападения со стороны Японии, так как на том же совещании было решено сконцентрировать все силы для войны с США в ЮВА и на Тихом океане[308].
Сложившаяся ситуация позволила перебросить в первой половине октября из восточных районов СССР три стрелковые и две танковые дивизии для сражения под Москвой[309].
15 ноября координационный комитет утвердил план войны на Тихом океане, в котором, в частности, было решено добиваться «по желанию двух стран – Германии и Советского Союза – привести эти страны к миру и привлечь Советский Союз на сторону стран оси»[310].
Несмотря на отказ Берлина и Москвы от мирных переговоров, некоторые влиятельные представители военных кругов, в частности военный атташе Японии в СССР М. Ямаока, в мае 1942 г. поддерживали эту широкую альтернативу с целью концентрации всех сил держав оси на войне против англосаксонского блока[311].
Таким образом, на основании изложенного выше можно сделать следующие выводы:
1. В течение рассматриваемого периода Советский Союз в своих отношениях с Японией был заинтересован в сохранении пакта о нейтралитете для того, чтобы в более благоприятных условиях отразить агрессию со стороны Германии и ее европейских сателлитов.
2. Япония, с одной стороны, также была заинтересована в сохранении в силе этого пакта с целью обеспечения безопасности «на севере» при нанесении ею удара на юге и востоке от японской метрополии, но, с другой стороны, придерживаясь стратегии «спелой хурмы», разработала оперативный план нападения на СССР под названием «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»).
3. После нападения Германии на СССР стратегия «спелой хурмы» заменила стратегию втягивания Советского Союза в состав участников тройственного пакта путем заключения «пакта четырех».
4. Несмотря на наличие в Японии экстремистских группировок, ратовавших за немедленное нападение на СССР, японское правительство, придерживаясь упомянутой стратегии, приняло решение не вводить в действие соответствующий оперативный план в случае, если СССР сумеет вопреки германскому вторжению сохранить свой суверенитет.
5. План «Кантокуэн» предполагалось реализовать только в том случае, если Советский Союз под ударами вермахта прекратит свое существование как субъект международного права, и, следовательно, советско-японский пакт о нейтралитете 1941 г. утратит свою силу.
2. СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРИОД ОТ НАЧАЛА ВОЙНЫ НА ТИХОМ ОКЕАНЕ ДО СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ (ДЕКАБРЬ 1941—1942 гг.)
После провала японо-американских переговоров на рассвете 7 декабря 1941 г. японская эскадра при поддержке авиации внезапно нанесла сокрушительный удар по американскому флоту в гавани Перл-Харбор (Гавайские острова), реализовав принципиальное решение координационного совещания правительства и ставки в присутствии императора от 6 октября того же года о начале войны против США, Великобритании и Нидерландов. Почти одновременно с этим японские войска начали высадку десанта на севере Малайи и совершили налеты на аэродромы в этой стране и в Сингапуре.
8 декабря США и Великобритания объявили войну Японии.
В тот же день был обнародован рескрипт Хирохито об объявлении войны США. Вслед за этим их примеру последовали гоминьдановский Китай, Нидерланды, Франция, ЮАР, Канада, Австралия, Новая Зеландия и ряд латиноамериканских государств.
11 декабря по инициативе Токио был подписан пакт между Японией, Германией и Италией о вступлении в совместную войну против США и Великобритании с обязательством не заключать перемирия или мира с этими государствами.
Вашингтон в принципе был готов к нападению Японии на американские или английские военно-морские базы в Юго-Восточной Азии, но не предполагал, что первый удар будет нанесен на расстоянии нескольких тысяч километров от берегов Азии.
Более того, как это ни покажется странным, высшее военное руководство США считало, что нападение японцев где-либо в упомянутом районе явится хорошим поводом для начала против Токио военных действий, которые должны были бы послужить продолжением таких акций, как предпринятые в середине 1941 г. экономические санкции (эмбарго на поставки нефти, блокирование прохода японских судов через Панамский канал и др.) и создание командования вооруженных сил на Дальнем Востоке с целью предотвращения японской экспансии в Юго-Восточной Азии и района теплых морей.
Это стало ясно после того, как в 1990 г. в США был рассекречен разработанный Пентагоном и, что весьма важно, подписанный лично президентом Ф. Рузвельтом, министром обороны и военно-морского флота оперативный план «JB-355».
По этому плану, одобренному американской администрацией еще за пять месяцев до японского нападения на Перл-Харбор, было решено, прибегнув к репрессалиям, спровоцировать Токио к началу военного конфликта где-нибудь в районе ЮВА, а затем, используя это как повод, нанести по Японии «превентивные удары» с воздуха. Выполнение поставленной задачи поручалось «летающим тиграм» генерала Чэнлота, которые базировались близ Чунцина.
15 ноября 1941 г. начальник Генерального штаба США Г. Маршалл, созвав на секретный брифинг семь ведущих американских журналистов, сделал им следующее заявление: «На Филиппинах сосредоточено самое крупное в мире соединение тяжелых бомбардировщиков. Они не только защитят острова, но и сожгут бумажные города Японии».
Как видно из дневника министра обороны США Г. Стимсона, в отношениях с Японией уже тогда на основе упомянутого плана была поставлена задача, сформулированная им следующим образом: «Как бы нам так сманеврировать, чтобы Япония сделала первый выстрел, и в то же время не допустить больших опасностей для нас самих».
28 ноября, на следующий день (по токийскому времени) после вручения японскому послу в США Номуре ноты государственного секретаря, командующему Тихоокеанским флотом США адмиралу Киммелю была направлена из Вашингтона шифрованная телеграмма о необходимости подготовки в ближайшее время к военным действиям с Японией в связи с прекращением американо-японских переговоров[312].
При этом следует сказать, что гораздо ранее, чем было принято решение американской администрации по плану нападения на Японию, в Токио уже с января 1941 г. отрабатывался секретный оперативный план удара по Пёрл-Харбору. Правда, справедливости ради, необходимо подчеркнуть, что решение по нему было принято гораздо позже, чем по упомянутому оперативному плану США.
Удар, нанесенный японцами не в том районе, где ожидали США, привел к изменению в их оперативном планировании и вместо плана «JB-355» был введен в действие другой план – «Рейнбоу-5» в части, касающейся Японии[313].
8 декабря министр иностранных дел Японии С. Того, инициатор предложения о заключении в 1940 г. советско-японского пакта о ненападении, пригласил в МИД Японии посла СССР К.А. Сметанина, для того чтобы сообщить о том, что с этого дня Япония находится в состоянии войны с США и Англией.
Ему были переданы краткое изложение хода переговоров с Вашингтоном, ответ на последнюю американскую ноту-ультиматум от 8 декабря (7 декабря пополудни по вашингтонскому времени), копия рескрипта императора Хирохито об объявлении войны и заявление в связи с этим японского правительства правительству СССР.
Собеседник советского посла возложил ответственность на США за возникновение войны, сославшись на то, что последние затягивали обсуждение имевшихся между сторонами разногласий и даже прибегли к военным приготовлениям на случай их прекращения и разрыва отношений.
При этом он особо подчеркнул, что война с США и Англией нисколько не повлияет на отношения между Японией и СССР – она будет соблюдать пакт о нейтралитете с ним, так же, как и Советский Союз с Японией[314].
На следующий день в Куйбышеве, куда эвакуировались из Москвы иностранные посольства вместе с МИД СССР, посол Японии в Советском Союзе Татэкава посетил заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского и поинтересовался: «Можно ли верить тому, что СССР, несмотря на серьезные изменения в международной обстановке, будет придерживаться духа пакта о нейтралитете с Японией?»
На это собеседник довольно резко ответил, что пакт для того и заключили, чтобы его соблюдать, – раз его будет соблюдать Япония, то и выполнение данного договора будет естественным долгом СССР[315].
За день до этого, 8 декабря 1941 г., посол СССР в США М.М. Литвинов вручил верительные грамоты президенту Ф. Рузвельту. Последний в начале беседы в связи с японским нападением на Перл-Харбор поинтересовался, не ожидает ли Советский Союз объявления войны со стороны Японии.
В ответ М.М. Литвинов выразил сомнение в этом, обратив внимание на то, что с точки зрения интересов самой Японии ей вряд ли было бы выгодно в настоящий момент ввязываться в войну с нашей страной.
Затем Ф. Рузвельт затронул вопрос о возможности использования Владивостока для пополнения запаса бомб для американских бомбардировщиков, базирующихся на Филиппинах, при повторных налетах на Японию.
В связи с этой беседой нарком иностранных дел В.М. Молотов направил 11 декабря советскому послу в США телеграмму, содержание которой по поручению правительства СССР он в тот же день довел до сведения президента США.
В этой телеграмме позиция Советского Союза в отношении Японии была изложена следующим образом: «По вопросу о нашей установке в связи с японо-американской войной Вам сообщается, что мы не считаем возможным объявить в данный момент (подчеркнуто нами. – К. Ч.) состояние войны с Японией и вынуждены держаться нейтралитета, поскольку Япония будет соблюдать советско-японский пакт о нейтралитете.
Мотивы: первое. Советско-японский пакт обязывает нас к нейтралитету, и мы не имеем пока основания не выполнять свое обязательство по этому пакту. Мы не считаем возможным взять на себя инициативу нарушения пакта, ибо мы сами всегда осуждали правительства, нарушающие договоры.
Второе. В настоящий момент, когда мы ведем тяжелую войну с Германией и почти все наши силы сосредоточены против Германии, включая сюда половину войск с Дальнего Востока, мы считали бы неразумным и опасным для СССР объявить теперь состояние войны с Японией и вести войну на два фронта. Советский народ и советское общественное мнение не поняли бы и не одобрили бы политику объявления войны Японии в настоящий момент (подчеркнуто нами. – К. Ч.), когда враг еще не изгнан с территории СССР, а народное хозяйство СССР переживает максимальное напряжение, имея в виду при этом, что Япония держится нейтралитета и не дает пока что повода для объявления войны.
Мы думаем, что главным нашим общим врагом является все же гитлеровская Германия…»
В ответ на изложение М.М. Литвиновым отрицательной позиции СССР по вопросу о войне с Японией Ф. Рузвельт выразил сожаление, но сказал, что на месте Советского Союза он поступил бы так же, попросив, однако, не объявлять публично о нашем намерении соблюдать нейтралитет в отношениях с Японией, чтобы приковать, как можно больше японских сил к потенциальному фронту с СССР на Дальнем Востоке и подготовить совместное коммюнике о возможности в любой момент принять любое решение.
М.М. Литвинов отказался, сказав, что это могло бы спровоцировать нападение Японии на СССР[316]. 12 декабря, на следующий день после этой беседы, в связи с тем что после объявления в предыдущий день также Германией и Италией войны США последние становились фактическими союзниками СССР во Второй мировой войне на европейском театре военных действий, газета «Правда» изложила позицию правительства Советского Союза по вопросу о войне на Тихом океане.
В газете содержалось следующее предостережение в адрес Токио: «Японский агрессор бросился в очень рискованную авантюру, которая не предвещает ему ничего, кроме разгрома»[317]. Из этой статьи следовало, что помощь Советского Союза для этого не понадобится.
Однако в беседе с министром иностранных дел Великобритании, которая состоялась через несколько дней, 20 декабря, в Кремле, И.В. Сталин заявил, что эта помощь не будет оказана только в ближайшее время, а в дальнейшем, несмотря на наличие пакта о нейтралитете с Японией, вступление СССР в войну с нею на стороне союзников по антигитлеровской коалиции отнюдь не исключается.
К А. Идену перед его поездкой в Москву посол США в Лондоне Дж. Вайант, по согласованию с К. Хэллом, обратился с просьбой прозондировать у русских вопрос о возможности предоставления американцам авиабаз на советском Дальнем Востоке с целью бомбардировок с них Японии. В беседе со Сталиным Иден поднял этот вопрос перед советским руководителем, а также спросил, может ли Англия рассчитывать на определенную помощь ей против Японии, и если может, то когда именно.
На это собеседник ответил, что если бы СССР объявил войну Японии, то ему пришлось бы вести настоящую войну на суше, на море и в воздухе. Советское правительство, продолжал Сталин, должно тщательно учитывать свои возможности и силы. В настоящий момент СССР еще не готов для войны с Японией. Значительное количество наших войск в последнее время было переброшено на Западный фронт. Сейчас на Дальнем Востоке формируются новые силы, но потребуется не меньше четырех месяцев, прежде чем СССР сможет надлежащим образом подготовиться в этих районах.
Сталин высказал мнение, что было бы гораздо лучше, если бы Япония напала на СССР, так как это создало бы благоприятную политическую и психологическую атмосферу в нашей стране. Война оборонительного характера вызвала бы монолитное единение в рядах советского народа.
В заключение советский руководитель высказал предположение, что нападение Японии на СССР все еще возможно и даже вероятно – если немцы начнут терпеть поражения на фронтах, то тогда Гитлер пустит в ход все средства нажима для того, чтобы вовлечь Японию в войну против СССР[318].
Из этого можно сделать вывод, что, несмотря на свое официально заявленное намерение соблюдать пакт о нейтралитете, советская сторона готова была вопреки мнению советской историографии, нарушить его, вступив в войну в благоприятный для нее момент.
Вместе с тем не исключено, что, преднамеренно нагнетая угрозу нападения Японии на СССР, Сталин стремился предупредить союзников о тех роковых последствиях, какие возникли бы для них, если бы СССР не выдержал войны на два фронта, и тем самым подтолкнуть США и Великобританию к скорейшему открытию второго фронта в Европе[319].
Какова же была в этот период по вопросу о нейтралитете в отношении СССР действительная позиция Японии, которая также неоднократно заверяла СССР в верности упомянутому пакту?
На осень – начало зимы 1941 г. в генеральном штабе Японии был подготовлен видоизмененный вариант оперативного плана «Кантокуэн» на случай, если немецкие армии все же захватят Москву и добьются решающих успехов на советско-германском фронте.
Особенность этого варианта состояла в том, что в указанном случае удар Квантунской армии, учитывая наступление холодов, ограничится Приморьем и районом г. Хабаровск. На северо-западе же Маньчжурии войска должны были только выдвинуться к границам в районах Малого и Большого Хингана с тем, чтобы весной 1942 г. форсировать р. Амур и продвинуться к озеру Байкал. В отношении захвата Северного Сахалина, Камчатки и МНР первоначальный вариант плана оставался неизменным.
К моменту завершения немецко-фашистского наступления войск под Москвой для нападения на СССР было сосредоточено 50% японских пехотных дивизий, 75—80% кавалерийских частей, около 65% танковых полков и по 50% артиллерии и авиации сухопутных сил.
Однако эти силы, хотя и представляли собой серьезную угрозу для СССР, могли быть введены в действие только после принятия соответствующего политического решения.
Но такого решения не последовало. Проявив осторожность, еще за два дня до советского контрнаступления, 3 декабря 1941 г., руководство Квантунской армии получило приказ императорской ставки № 578 о том, чтобы в связи с предрешенным началом войны с США, Великобританией и Нидерландами и необходимостью быстрого продвижения в южном направлении, «в это время не допускать войны с Россией», сохраняя тем не менее согласно приложенной директиве № 1048 полную боевую готовность к весне 1942 г.
Так, 22 января 1942 г. начальник генерального штаба японской армии Сугияма сообщил императору Хирохито, что он пришел к выводу о нецелесообразности «до лета с. г. проводить операции на севере».
При этом японское руководство высказывало мнение, что если Япония не нападет на Советский Союз, то и последний не начнет военных действий, которое, как выяснилось позднее, оказалось ошибочным. (Такую точку зрения; например, высказывал командующий японским объединенным флотом адмирал И. Ямамото в секретном приказе от 1 ноября 1941 г.)[320]
Разгром немецко-фашистских войск в ходе зимней кампании в декабре 1941 г. укрепил японское руководство в его намерении воздержаться в этот период от войны с СССР.
Этому способствовало также подписание Советским Союзом 1 января 1942 г. в Вашингтоне Декларации Объединенных Наций – 26 государств, начиная с США и Великобритании, ведущих войну против «держав оси».
Советский Союз смог подписать этот документ, не нарушая пакта о нейтралитете с Японией, поскольку в нем содержалось обязательство «употребить все его ресурсы, военные и экономические», только «против тех членов тройственного пакта и присоединившихся к нему, с которыми это правительство находится в войне».
В Декларации содержалось также обязательство Объединенных Наций о взаимном сотрудничестве и отказе от заключения сепаратного соглашения о перемирии или мире с их врагами, аналогичное обязательству держав оси, содержащемуся в их соглашении от 11 декабря 1941 г.[321]
Реакция держав оси на эту Декларацию не замедлила последовать. 18 января 1942 г. в Берлине было заключено дополнительное к упомянутому пакту военное соглашение между представителями вооруженных сил Японии, Германии и Италии.
15 декабря 1941 г. японский проект соглашения о разграничении зон оперативной ответственности («сакусэн танто тиики») был вручен генералом Осима Риббентропу.
Внося этот проект, Токио стремился получить «компенсацию» за свой вклад в борьбу против США и Великобритании в связи со своим вступлением в войну на Тихом океане и захватом обширных территорий Восточной Азии, а также исходя из такого «козыря», как поражение германских войск под Москвой. Япония стремилась отыграться, памятуя о намерении Гитлера и Риббентропа, высказанном ими Мацуока в марте 1941 г., поделиться с Японией после победы Германии над СССР только той частью Советского Союза к востоку от Уральского хребта, которую они сочтут приемлемой. Японская сторона решила взять реванш у Берлина, как бы зарезервировав за собой в случае ликвидации нашей страны как субъекта международного права и, следовательно, утраты действия пакта о нейтралитете с ним после победы Германии претензии на советские территории, наряду с территориями зарубежной Азии к востоку от 70-го градуса восточной долготы. При этом в отношении СССР данное предложение делалось в неявной форме, без упоминания его территории, с тем чтобы не дать оснований обвинить Токио в нарушении пакта о нейтралитете (и такой замысел, судя по материалам Токийского процесса 1946—1948 гг., оправдался, ибо ни японский проект тройственного военного соглашения, ни его окончательный текст не были поставлены в вину японской стороне).
Этот замысел Токио был разгадан в Берлине и вызвал неудовольствие, во-первых, нежеланием связывать себя какими-либо обязательствами воевать против Советского Союза, ограничившись согласованием только оперативных планов, и во-вторых, легко подразумеваемыми, хотя прямо и не выраженными намерениями в отношении восточных районов СССР, но без их конкретного поименования. В Берлине показались чрезмерными аппетиты Токио и в отношении других районов Азии.
В пользу того, что проект Японии в отношении СССР касался лишь периода после его разгрома и как следствия утраты силы пакта о нейтралитете, свидетельствует заявление Муссолини 27 декабря 1941 г. в связи с получением из Берлина в этот день упомянутого японского проекта с предложением о его принятии после некоторых изменений. В своем выступлении дуче, в частности, заявил: «…Ситуация на Восточном фронте постепенно будет стабилизироваться. Германия оккупирует те территории, которые она сочтет необходимым с целью ликвидации России как противника»[322].
Что же касается возражений германских ведомств против японского проекта, то они заключались в следующем.
Командование вермахта заявило, что, по новому соглашению, линия разграничения военных операций не должна быть слишком жесткой, претензии Японии на советскую территорию могли бы быть более обоснованными только после ее вступления в войну с СССР, что Япония должна взять на себя отсутствующие в ее проекте обязательства поставить под контроль транспортные коммуникации в Тихом и Индийском океане, по которым направляются стратегические грузы из США в СССР, и что вообще Германии после его разгрома не следует уступать Японии большие территории в Азии.
Управление экономики и вооружений, солидаризируясь с вермахтом, предлагало сохранить в зоне военных операций Германии все основные промышленные районы Сибири, ссылаясь, например, на тесную экономическую связь Урала и Кузбасса, проведя границу упомянутых зон с Японией по Енисею, через Саянский хребет и далее по границе СССР с Тувой, Китаем и Афганистаном и далее по ирано-афганской и ирано-индийской государственным границам, но еще лучше с включением в германо-итальянскую зону части Индии, а в случае невозможности одобрить это предложение по политическим соображениям оставить этот вопрос открытым, не соглашаясь с предложениями Токио.
8 декабря США и Великобритания объявили войну Японии.
В тот же день был обнародован рескрипт Хирохито об объявлении войны США. Вслед за этим их примеру последовали гоминьдановский Китай, Нидерланды, Франция, ЮАР, Канада, Австралия, Новая Зеландия и ряд латиноамериканских государств.
11 декабря по инициативе Токио был подписан пакт между Японией, Германией и Италией о вступлении в совместную войну против США и Великобритании с обязательством не заключать перемирия или мира с этими государствами.
Вашингтон в принципе был готов к нападению Японии на американские или английские военно-морские базы в Юго-Восточной Азии, но не предполагал, что первый удар будет нанесен на расстоянии нескольких тысяч километров от берегов Азии.
Более того, как это ни покажется странным, высшее военное руководство США считало, что нападение японцев где-либо в упомянутом районе явится хорошим поводом для начала против Токио военных действий, которые должны были бы послужить продолжением таких акций, как предпринятые в середине 1941 г. экономические санкции (эмбарго на поставки нефти, блокирование прохода японских судов через Панамский канал и др.) и создание командования вооруженных сил на Дальнем Востоке с целью предотвращения японской экспансии в Юго-Восточной Азии и района теплых морей.
Это стало ясно после того, как в 1990 г. в США был рассекречен разработанный Пентагоном и, что весьма важно, подписанный лично президентом Ф. Рузвельтом, министром обороны и военно-морского флота оперативный план «JB-355».
По этому плану, одобренному американской администрацией еще за пять месяцев до японского нападения на Перл-Харбор, было решено, прибегнув к репрессалиям, спровоцировать Токио к началу военного конфликта где-нибудь в районе ЮВА, а затем, используя это как повод, нанести по Японии «превентивные удары» с воздуха. Выполнение поставленной задачи поручалось «летающим тиграм» генерала Чэнлота, которые базировались близ Чунцина.
15 ноября 1941 г. начальник Генерального штаба США Г. Маршалл, созвав на секретный брифинг семь ведущих американских журналистов, сделал им следующее заявление: «На Филиппинах сосредоточено самое крупное в мире соединение тяжелых бомбардировщиков. Они не только защитят острова, но и сожгут бумажные города Японии».
Как видно из дневника министра обороны США Г. Стимсона, в отношениях с Японией уже тогда на основе упомянутого плана была поставлена задача, сформулированная им следующим образом: «Как бы нам так сманеврировать, чтобы Япония сделала первый выстрел, и в то же время не допустить больших опасностей для нас самих».
28 ноября, на следующий день (по токийскому времени) после вручения японскому послу в США Номуре ноты государственного секретаря, командующему Тихоокеанским флотом США адмиралу Киммелю была направлена из Вашингтона шифрованная телеграмма о необходимости подготовки в ближайшее время к военным действиям с Японией в связи с прекращением американо-японских переговоров[312].
При этом следует сказать, что гораздо ранее, чем было принято решение американской администрации по плану нападения на Японию, в Токио уже с января 1941 г. отрабатывался секретный оперативный план удара по Пёрл-Харбору. Правда, справедливости ради, необходимо подчеркнуть, что решение по нему было принято гораздо позже, чем по упомянутому оперативному плану США.
Удар, нанесенный японцами не в том районе, где ожидали США, привел к изменению в их оперативном планировании и вместо плана «JB-355» был введен в действие другой план – «Рейнбоу-5» в части, касающейся Японии[313].
8 декабря министр иностранных дел Японии С. Того, инициатор предложения о заключении в 1940 г. советско-японского пакта о ненападении, пригласил в МИД Японии посла СССР К.А. Сметанина, для того чтобы сообщить о том, что с этого дня Япония находится в состоянии войны с США и Англией.
Ему были переданы краткое изложение хода переговоров с Вашингтоном, ответ на последнюю американскую ноту-ультиматум от 8 декабря (7 декабря пополудни по вашингтонскому времени), копия рескрипта императора Хирохито об объявлении войны и заявление в связи с этим японского правительства правительству СССР.
Собеседник советского посла возложил ответственность на США за возникновение войны, сославшись на то, что последние затягивали обсуждение имевшихся между сторонами разногласий и даже прибегли к военным приготовлениям на случай их прекращения и разрыва отношений.
При этом он особо подчеркнул, что война с США и Англией нисколько не повлияет на отношения между Японией и СССР – она будет соблюдать пакт о нейтралитете с ним, так же, как и Советский Союз с Японией[314].
На следующий день в Куйбышеве, куда эвакуировались из Москвы иностранные посольства вместе с МИД СССР, посол Японии в Советском Союзе Татэкава посетил заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского и поинтересовался: «Можно ли верить тому, что СССР, несмотря на серьезные изменения в международной обстановке, будет придерживаться духа пакта о нейтралитете с Японией?»
На это собеседник довольно резко ответил, что пакт для того и заключили, чтобы его соблюдать, – раз его будет соблюдать Япония, то и выполнение данного договора будет естественным долгом СССР[315].
За день до этого, 8 декабря 1941 г., посол СССР в США М.М. Литвинов вручил верительные грамоты президенту Ф. Рузвельту. Последний в начале беседы в связи с японским нападением на Перл-Харбор поинтересовался, не ожидает ли Советский Союз объявления войны со стороны Японии.
В ответ М.М. Литвинов выразил сомнение в этом, обратив внимание на то, что с точки зрения интересов самой Японии ей вряд ли было бы выгодно в настоящий момент ввязываться в войну с нашей страной.
Затем Ф. Рузвельт затронул вопрос о возможности использования Владивостока для пополнения запаса бомб для американских бомбардировщиков, базирующихся на Филиппинах, при повторных налетах на Японию.
В связи с этой беседой нарком иностранных дел В.М. Молотов направил 11 декабря советскому послу в США телеграмму, содержание которой по поручению правительства СССР он в тот же день довел до сведения президента США.
В этой телеграмме позиция Советского Союза в отношении Японии была изложена следующим образом: «По вопросу о нашей установке в связи с японо-американской войной Вам сообщается, что мы не считаем возможным объявить в данный момент (подчеркнуто нами. – К. Ч.) состояние войны с Японией и вынуждены держаться нейтралитета, поскольку Япония будет соблюдать советско-японский пакт о нейтралитете.
Мотивы: первое. Советско-японский пакт обязывает нас к нейтралитету, и мы не имеем пока основания не выполнять свое обязательство по этому пакту. Мы не считаем возможным взять на себя инициативу нарушения пакта, ибо мы сами всегда осуждали правительства, нарушающие договоры.
Второе. В настоящий момент, когда мы ведем тяжелую войну с Германией и почти все наши силы сосредоточены против Германии, включая сюда половину войск с Дальнего Востока, мы считали бы неразумным и опасным для СССР объявить теперь состояние войны с Японией и вести войну на два фронта. Советский народ и советское общественное мнение не поняли бы и не одобрили бы политику объявления войны Японии в настоящий момент (подчеркнуто нами. – К. Ч.), когда враг еще не изгнан с территории СССР, а народное хозяйство СССР переживает максимальное напряжение, имея в виду при этом, что Япония держится нейтралитета и не дает пока что повода для объявления войны.
Мы думаем, что главным нашим общим врагом является все же гитлеровская Германия…»
В ответ на изложение М.М. Литвиновым отрицательной позиции СССР по вопросу о войне с Японией Ф. Рузвельт выразил сожаление, но сказал, что на месте Советского Союза он поступил бы так же, попросив, однако, не объявлять публично о нашем намерении соблюдать нейтралитет в отношениях с Японией, чтобы приковать, как можно больше японских сил к потенциальному фронту с СССР на Дальнем Востоке и подготовить совместное коммюнике о возможности в любой момент принять любое решение.
М.М. Литвинов отказался, сказав, что это могло бы спровоцировать нападение Японии на СССР[316]. 12 декабря, на следующий день после этой беседы, в связи с тем что после объявления в предыдущий день также Германией и Италией войны США последние становились фактическими союзниками СССР во Второй мировой войне на европейском театре военных действий, газета «Правда» изложила позицию правительства Советского Союза по вопросу о войне на Тихом океане.
В газете содержалось следующее предостережение в адрес Токио: «Японский агрессор бросился в очень рискованную авантюру, которая не предвещает ему ничего, кроме разгрома»[317]. Из этой статьи следовало, что помощь Советского Союза для этого не понадобится.
Однако в беседе с министром иностранных дел Великобритании, которая состоялась через несколько дней, 20 декабря, в Кремле, И.В. Сталин заявил, что эта помощь не будет оказана только в ближайшее время, а в дальнейшем, несмотря на наличие пакта о нейтралитете с Японией, вступление СССР в войну с нею на стороне союзников по антигитлеровской коалиции отнюдь не исключается.
К А. Идену перед его поездкой в Москву посол США в Лондоне Дж. Вайант, по согласованию с К. Хэллом, обратился с просьбой прозондировать у русских вопрос о возможности предоставления американцам авиабаз на советском Дальнем Востоке с целью бомбардировок с них Японии. В беседе со Сталиным Иден поднял этот вопрос перед советским руководителем, а также спросил, может ли Англия рассчитывать на определенную помощь ей против Японии, и если может, то когда именно.
На это собеседник ответил, что если бы СССР объявил войну Японии, то ему пришлось бы вести настоящую войну на суше, на море и в воздухе. Советское правительство, продолжал Сталин, должно тщательно учитывать свои возможности и силы. В настоящий момент СССР еще не готов для войны с Японией. Значительное количество наших войск в последнее время было переброшено на Западный фронт. Сейчас на Дальнем Востоке формируются новые силы, но потребуется не меньше четырех месяцев, прежде чем СССР сможет надлежащим образом подготовиться в этих районах.
Сталин высказал мнение, что было бы гораздо лучше, если бы Япония напала на СССР, так как это создало бы благоприятную политическую и психологическую атмосферу в нашей стране. Война оборонительного характера вызвала бы монолитное единение в рядах советского народа.
В заключение советский руководитель высказал предположение, что нападение Японии на СССР все еще возможно и даже вероятно – если немцы начнут терпеть поражения на фронтах, то тогда Гитлер пустит в ход все средства нажима для того, чтобы вовлечь Японию в войну против СССР[318].
Из этого можно сделать вывод, что, несмотря на свое официально заявленное намерение соблюдать пакт о нейтралитете, советская сторона готова была вопреки мнению советской историографии, нарушить его, вступив в войну в благоприятный для нее момент.
Вместе с тем не исключено, что, преднамеренно нагнетая угрозу нападения Японии на СССР, Сталин стремился предупредить союзников о тех роковых последствиях, какие возникли бы для них, если бы СССР не выдержал войны на два фронта, и тем самым подтолкнуть США и Великобританию к скорейшему открытию второго фронта в Европе[319].
Какова же была в этот период по вопросу о нейтралитете в отношении СССР действительная позиция Японии, которая также неоднократно заверяла СССР в верности упомянутому пакту?
На осень – начало зимы 1941 г. в генеральном штабе Японии был подготовлен видоизмененный вариант оперативного плана «Кантокуэн» на случай, если немецкие армии все же захватят Москву и добьются решающих успехов на советско-германском фронте.
Особенность этого варианта состояла в том, что в указанном случае удар Квантунской армии, учитывая наступление холодов, ограничится Приморьем и районом г. Хабаровск. На северо-западе же Маньчжурии войска должны были только выдвинуться к границам в районах Малого и Большого Хингана с тем, чтобы весной 1942 г. форсировать р. Амур и продвинуться к озеру Байкал. В отношении захвата Северного Сахалина, Камчатки и МНР первоначальный вариант плана оставался неизменным.
К моменту завершения немецко-фашистского наступления войск под Москвой для нападения на СССР было сосредоточено 50% японских пехотных дивизий, 75—80% кавалерийских частей, около 65% танковых полков и по 50% артиллерии и авиации сухопутных сил.
Однако эти силы, хотя и представляли собой серьезную угрозу для СССР, могли быть введены в действие только после принятия соответствующего политического решения.
Но такого решения не последовало. Проявив осторожность, еще за два дня до советского контрнаступления, 3 декабря 1941 г., руководство Квантунской армии получило приказ императорской ставки № 578 о том, чтобы в связи с предрешенным началом войны с США, Великобританией и Нидерландами и необходимостью быстрого продвижения в южном направлении, «в это время не допускать войны с Россией», сохраняя тем не менее согласно приложенной директиве № 1048 полную боевую готовность к весне 1942 г.
Так, 22 января 1942 г. начальник генерального штаба японской армии Сугияма сообщил императору Хирохито, что он пришел к выводу о нецелесообразности «до лета с. г. проводить операции на севере».
При этом японское руководство высказывало мнение, что если Япония не нападет на Советский Союз, то и последний не начнет военных действий, которое, как выяснилось позднее, оказалось ошибочным. (Такую точку зрения; например, высказывал командующий японским объединенным флотом адмирал И. Ямамото в секретном приказе от 1 ноября 1941 г.)[320]
Разгром немецко-фашистских войск в ходе зимней кампании в декабре 1941 г. укрепил японское руководство в его намерении воздержаться в этот период от войны с СССР.
Этому способствовало также подписание Советским Союзом 1 января 1942 г. в Вашингтоне Декларации Объединенных Наций – 26 государств, начиная с США и Великобритании, ведущих войну против «держав оси».
Советский Союз смог подписать этот документ, не нарушая пакта о нейтралитете с Японией, поскольку в нем содержалось обязательство «употребить все его ресурсы, военные и экономические», только «против тех членов тройственного пакта и присоединившихся к нему, с которыми это правительство находится в войне».
В Декларации содержалось также обязательство Объединенных Наций о взаимном сотрудничестве и отказе от заключения сепаратного соглашения о перемирии или мире с их врагами, аналогичное обязательству держав оси, содержащемуся в их соглашении от 11 декабря 1941 г.[321]
Реакция держав оси на эту Декларацию не замедлила последовать. 18 января 1942 г. в Берлине было заключено дополнительное к упомянутому пакту военное соглашение между представителями вооруженных сил Японии, Германии и Италии.
15 декабря 1941 г. японский проект соглашения о разграничении зон оперативной ответственности («сакусэн танто тиики») был вручен генералом Осима Риббентропу.
Внося этот проект, Токио стремился получить «компенсацию» за свой вклад в борьбу против США и Великобритании в связи со своим вступлением в войну на Тихом океане и захватом обширных территорий Восточной Азии, а также исходя из такого «козыря», как поражение германских войск под Москвой. Япония стремилась отыграться, памятуя о намерении Гитлера и Риббентропа, высказанном ими Мацуока в марте 1941 г., поделиться с Японией после победы Германии над СССР только той частью Советского Союза к востоку от Уральского хребта, которую они сочтут приемлемой. Японская сторона решила взять реванш у Берлина, как бы зарезервировав за собой в случае ликвидации нашей страны как субъекта международного права и, следовательно, утраты действия пакта о нейтралитете с ним после победы Германии претензии на советские территории, наряду с территориями зарубежной Азии к востоку от 70-го градуса восточной долготы. При этом в отношении СССР данное предложение делалось в неявной форме, без упоминания его территории, с тем чтобы не дать оснований обвинить Токио в нарушении пакта о нейтралитете (и такой замысел, судя по материалам Токийского процесса 1946—1948 гг., оправдался, ибо ни японский проект тройственного военного соглашения, ни его окончательный текст не были поставлены в вину японской стороне).
Этот замысел Токио был разгадан в Берлине и вызвал неудовольствие, во-первых, нежеланием связывать себя какими-либо обязательствами воевать против Советского Союза, ограничившись согласованием только оперативных планов, и во-вторых, легко подразумеваемыми, хотя прямо и не выраженными намерениями в отношении восточных районов СССР, но без их конкретного поименования. В Берлине показались чрезмерными аппетиты Токио и в отношении других районов Азии.
В пользу того, что проект Японии в отношении СССР касался лишь периода после его разгрома и как следствия утраты силы пакта о нейтралитете, свидетельствует заявление Муссолини 27 декабря 1941 г. в связи с получением из Берлина в этот день упомянутого японского проекта с предложением о его принятии после некоторых изменений. В своем выступлении дуче, в частности, заявил: «…Ситуация на Восточном фронте постепенно будет стабилизироваться. Германия оккупирует те территории, которые она сочтет необходимым с целью ликвидации России как противника»[322].
Что же касается возражений германских ведомств против японского проекта, то они заключались в следующем.
Командование вермахта заявило, что, по новому соглашению, линия разграничения военных операций не должна быть слишком жесткой, претензии Японии на советскую территорию могли бы быть более обоснованными только после ее вступления в войну с СССР, что Япония должна взять на себя отсутствующие в ее проекте обязательства поставить под контроль транспортные коммуникации в Тихом и Индийском океане, по которым направляются стратегические грузы из США в СССР, и что вообще Германии после его разгрома не следует уступать Японии большие территории в Азии.
Управление экономики и вооружений, солидаризируясь с вермахтом, предлагало сохранить в зоне военных операций Германии все основные промышленные районы Сибири, ссылаясь, например, на тесную экономическую связь Урала и Кузбасса, проведя границу упомянутых зон с Японией по Енисею, через Саянский хребет и далее по границе СССР с Тувой, Китаем и Афганистаном и далее по ирано-афганской и ирано-индийской государственным границам, но еще лучше с включением в германо-итальянскую зону части Индии, а в случае невозможности одобрить это предложение по политическим соображениям оставить этот вопрос открытым, не соглашаясь с предложениями Токио.