Страница:
1. Подласа Кузьму Петровича лишить звания «комдив» и подвергнуть лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет с поражением в политических правах сроком на три года.
2. Шуликова Михаила Васильевича – лишению свободы сроком на два года.
3. Помощникова Александра Ивановича – лишению свободы сроком на три года…»[161].
Сфабрикованный характер этого приговора был настолько откровенным даже для сталинского руководства, что К.П. Подлас был вскоре досрочно освобожден с присвоением ему в 1941 г. звания генерал-лейтенанта, а М.В. Шуликову и А.И. Помощникову определенную меру наказания в том же приговоре было решено считать условной[162].
Такова наша интерпретация серьезного вооруженного конфликта на озере Хасан, правильное понимание которого с учетом впервые вводимых в научный оборот архивных документов будет способствовать уяснению истинных причин обострения отношений между СССР и Японией в рассмотренный период.
4. КОНФЛИКТ В РАЙОНЕ Р. ХАЛХИН-ГОЛ В 1939 Г. И СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 1939—1940 гг.
2. Шуликова Михаила Васильевича – лишению свободы сроком на два года.
3. Помощникова Александра Ивановича – лишению свободы сроком на три года…»[161].
Сфабрикованный характер этого приговора был настолько откровенным даже для сталинского руководства, что К.П. Подлас был вскоре досрочно освобожден с присвоением ему в 1941 г. звания генерал-лейтенанта, а М.В. Шуликову и А.И. Помощникову определенную меру наказания в том же приговоре было решено считать условной[162].
Такова наша интерпретация серьезного вооруженного конфликта на озере Хасан, правильное понимание которого с учетом впервые вводимых в научный оборот архивных документов будет способствовать уяснению истинных причин обострения отношений между СССР и Японией в рассмотренный период.
4. КОНФЛИКТ В РАЙОНЕ Р. ХАЛХИН-ГОЛ В 1939 Г. И СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 1939—1940 гг.
В советской историографии традиционно считалось, что этот конфликт был скрупулезно подготовлен и одобрен высшими руководителями Японии в качестве важного звена стратегического плана по захвату Монгольской Народной Республики (Внешней Монголии) и Забайкалья, изложенного в «Меморандуме Танаки».
Последними из серии такого рода работ являются книги Е. А. Горбунова «20 августа 1939» (Москва, 1986) и «Крах планов „Оцу“ (Владивосток, 1988). Исключение представляет статья В.П. Сафронова[163], в которой автор полагает, что данный конфликт возник как очередной пограничный инцидент ввиду расхождения сторон в определении границы. Он добавляет, что этому способствовали наличие большого количества карт района, которые трактовались каждой из сторон в свою пользу, а также сам характер местности – пустынной и малолюдной, где пограничные указатели были порой весьма неопределенны и отстояли друг от друга на многие километры.
Но, на наш взгляд, это общее положение. Для того, чтобы разобраться в причинах конфликта, требуется более подробное рассмотрение истории вопроса. Что же касается того, что конфликт произошел именно в этом районе, то дело объясняется нагнетанием сторонами напряженности, причем как японскими военными кругами, особенно Квантунской армией, в отличие от приверженцев умеренного курса в правительстве, так и советским руководством.
В марте 1938 г. из оперативного отдела штаба Квантунской армии в район Номонхан (Номон-Хан-Бурд-Обо) на границе между МНР и Маньчжоу-го, на левобережье р. Халхин-Гол (Халха), была направлена исследовательская группа для подготовки варианта Б (по-японски «Оцу») оперативного плана № 8, ставившего своей целью нанести удар по МНР и перерезать в случае войны с СССР Транссибирскую железнодорожную магистраль восточнее озера Байкал, с тем чтобы отрезать Дальний Восток от центральных районов Советского Союза и облегчить позднее захват советского Приморья, так как его оккупация в результате лобовой атаки в связи с укреплением обороноспособности СССР была бы сопряжена с большими трудностями.
Хотя первоначально этот план, разработанный в течение 1938 г. и представленный для его изучения на месте, носил сугубо оперативный характер и не был рассчитан на немедленное применение независимо от обстановки, командующий 23-й дивизией генерал-лейтенант М. Комацубара в марте 1939 г. решительно выступил за его претворение в жизнь и был поддержан руководством оперативного отдела Квантунской армии, которое проигнорировало указание генерального штаба японской армии о необходимости в случае опасности возникновения серьезного вооруженного конфликта с СССР заблаговременно провести консультации с Токио.
Принятию подобного решения способствовало то обстоятельство, что внимание Советского Союза было приковано к событиям на Западе, где в марте 1939 г. Германия захватила Чехословакию и выдвигала территориальные претензии к Польше; Италия совершила агрессию против Албании, а Испания и Венгрия присоединились к Антикоминтерновскому пакту, а потому, как полагало руководство Квантунской армии, СССР не сможет дать отпор Японии.
В итоге было принято решение об активном противодействии советским войскам даже в районах Маньчжоу-го с неопределенной линией границы и об установлении ее по собственному усмотрению с возможностью нанесения удара по советским войскам и временного занятия части территории Внешней Монголии (МНР)[164].
Это решение, утвержденное командующим К. Уэдой, было продиктовано стремлением в условиях переговоров о заключении Тройственного пакта с Германией и Италией попытаться, компенсировав неспособность Токио одержать быструю победу над Китаем, захватить пути снабжения его военной техникой из СССР и не допустить использования МНР в качестве базы для «большевизации» всей Монголии, Маньчжурии и центральных районов Китая через советские районы, прилежащие к границе МНР[165]. К тому же считалось, что твердая позиция Японии, занятая ею с момента инцидента у Константиновских островов в 1937 г., позволит и на этот раз рассчитывать на успех.
В качестве предлога для попытки реализовать этот вариант оперативного плана № 8, руководство Квантунской армии решило использовать неопределенность в некоторых местах линии границы между Маньчжурией и Внешней Монголией, которая, строго говоря, сточки зрения международного права являлась только административной границей между различными провинциями Китая, так как в качестве государственной границы подавляющим большинством государств она признана не была (МНР формально считалась хотя и автономной, но неотъемлемой частью Китая, а образование Маньчжоу-го как государства, отдельного от Китая, также не считалось законным государствами – членами Лиги Наций и др.).
В 1734 г: для того чтобы положить конец борьбе монгольских племен халха и баргутов (баргузинов) за этот район, правительство императорского Китая установило границу между ними по северному и восточному берегам р. Халхин-Гол (р. Халха).
Эта административная граница по той же реке (т. е. по ее середине, а не по северному и восточному берегам) была обозначена на физической карте с изображением этого района масштаба 1:84 000, изданной на основе топографических съемок в 1906 г. Забайкальского геодезического отряда России, а также физической карты Внешней Монголии масштаба 1:10 000 геодезического отряда генерального штаба армии Китайской Республики, изданной в 1918 г.[166]. (Позднее на переговорах по урегулированию этого конфликта в Чите после его окончания японская сторона предъявила еще 18 таких карт[167].)
И хотя большинство географических карт более позднего периода (карта Китайского почтового ведомства, изданная в Пекине в 1919 г., китайские карты, изданные в Шанхае в 1935 г., карты Квантунского генерал-губернаторства 1919, 1926 и 1934 гг., генерального штаба японской армии 1928 г. и Квантунской армии 1937 и 1938 гг.)[168] свидетельствовали о том, что фактическая граница традиционно проходила в этом районе восточнее р. Халхин-Гол через высоту Номонхан, чем и руководствовались МНР и СССР, штаб Квантунской армии, для того чтобы оправдать свои агрессивные действия, влиянием приобретавшего авторитет среди офицерства экстремиста майора М. Цудзи, стал исходить в своих боевых приказах из карт разграничения этого района по р. Халхин-Гол.
К указанной позиции по вопросу о линии границы в связи с участившимися пограничными инцидентами в районе этой реки советская сторона пришла не сразу. На запросы из Москвы полпредство СССР в МНР в 1932—1934 гг. отвечало, что из-за того, что в порубежной полосе шириной в 150 км проживают постоянно кочующие монголы МНР и баргуты (барга) Маньчжоу-го, в указанном районе границы точно определить невозможно.
В 1934 г. один из руководителей ОГПУ сообщил в письме И. В. Сталину о том, что в Улан-Баторе по его инициативе ведется расследование вредительского характера упомянутых выводов геодезической службы РККА, в связи с чем ее сотрудники подвергнуты арестам. Сообщалось также, что обнаружены картографические материалы, свидетельствующие о том, что японцы вторгаются на территорию МНР[169].
Фактическая граница между МНР и Маньчжоу-го в 20-километровой полосе восточнее озера Буир-Нур и р. Халхин-Гол (Халха) патрулировалась небольшими монгольскими погранзаставами, находившимися на расстоянии 40—60 км одна от другой, а регулярные советские войска были в нескольких сотнях километров от этой границы. С января 1939 г. японские войска начали периодически нарушать границу МНР. В середине апреля того же года в этот район был направлен специальный японский военно-топографический отряд, который произвел съемку местности для подготовки к боевым действиям. Начались также рейды через границу отрядов маньчжурской конницы из выдвинутого сюда полка народности барга, проживавшей на северо-востоке Маньчжоу-го.
В связи с этим для охраны линии границы в 20 км восточнее р. Халхин-Гол были направлены пограничники МНР. Против них с начала мая возобновились рейды баргутов, а 11 мая монголы подверглись нападению 23-й пехотной дивизии Квантунской армии – 20 монгольских пограничников были оттеснены 200 японцами, поддержанными минометным и пулеметным огнем, на 15 км к р. Халхин-Гол, но затем прибывшие монгольские подкрепления отбросили японцев с большими потерями за линию границы.
На следующий день в бой вступил целый японский полк 23-й пехотной дивизии при поддержке авиации и отбросил монголов к берегу р. Халхин-Гол, захватив высоту Дунгур-Обо на противоположном, западном, берегу этой реки. На следующий день к японцам присоединились несколько сот баргутских конников. 15 мая японская авиация нанесла бомбовые удары по расположению погранвойск МНР, в результате чего они понесли потери убитыми и ранеными. В ответ на это на подмогу им была направлена советская оперативная группа в составе стрелково-пулеметного батальона, саперной роты и батареи 76-мм орудий, а также монгольская дивизия и дивизион бронемашин армии МНР, которые 22 мая вновь оттеснили японцев к границе.
Потерпев поражение, японцы стали стягивать к границе МНР более значительные силы. В то же время для подготовки вторжения в Приморье, Хабаровскую и Амурскую области в Восточную Маньчжурию стали стягиваться основные силы Квантунской армии[170]. 19 мая нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов, только что назначенный на этот пост вместо М. М. Литвинова, направил протест послу Японии в СССР С. Того, в котором заявил следующее: «Поскольку между СССР и МНР имеется пакт о взаимопомощи, то по поводу… нарушения границы МНР я должен сделать послу заявление. За последнее время 11 и 12 мая и позже имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Хан – Бурд-Обо, а также Дунгур-Обо. В воинских частях МНР имеются убитые и раненые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы этого больше не было. Так будет лучше в интересах самого же японского народа…»[171]
25 мая Молотов снова заявил протест японскому послу[172]. Тем не менее 28 мая 1939 г. 23-я дивизия Квантунской армии предприняла в том же районе наступательные действия, в результате которых в июне японцы снова вышли к р. Халхин-Гол. В помощь командованию советского 57-го особого корпуса и войск МНР была направлена комиссия во главе с комдивом Т. К. Жуковым, назначенным командиром этого корпуса. ПК. Жуков разработал план ответного удара, одобренный наркомом обороны[173].
В течение июня – августа между сторонами конфликта происходили ожесточенные воздушные бои. Вначале в силу численного превосходства успех был на стороне японцев, в частности 27 июня в районе Тамцак-Булак было уничтожено около 100 и подбито около 40 советских самолетов[174], но с прибытием новой авиационной техники и летчиков, которые имели большой опыт боев в гражданской войне в Испании в 1936—1939 гг., перевес стал клониться на нашу сторону.
Это сражение 3 июля было начато японскими войсками, которые, создав огромное превосходство в живой силе, кавалерии и артиллерии, планировали окружить и ликвидировать группировку советско-монгольских войск севернее р. Хайластын-Гол – притока р. Халхин-Гол и после этого выйти в тыл этой группировке на восточном берегу р. Халхин-Гол и нанести ей сокрушительный удар.
Заблаговременно проведя разведку и выяснив направление активной дислокации японских войск, комкор Г.К. Жуков направил из Тамцак-Булака бригаду танков, бригаду и дивизион бронемашин, а также мотострелковый полк и монгольскую кавалерийскую дивизию для контрудара, что при поддержке тяжелой артиллерии обеспечило успех советских и монгольских войск в этом сражении. Проявив новаторский подход, который учитывал специфику сложившейся конкретной ситуации, Г.К. Жуков, вопреки требованию уставов, приказал использовать танки без сопровождения пехоты для того, чтобы в ходе активной обороны разбить наступающего противника, устремившегося в прорыв линии фронта и уже захватившего высоту Баин-Цаган на территории МНР.
В результате к 5 июля японские войска были с большими потерями полностью отброшены за р. Халхин-Гол.
Для подготовки контрнаступления, намеченного на 24 августа, японское командование сформировало по приказу императора Хирохито 6-ю армию, включив в нее 23-ю и 7-ю пехотные дивизии, пехотную бригаду, семь артиллерийских полков, два танковых полка, маньчжурскую бригаду, один погранотряд, три конных полка баргутов, два инженерных полка и другие части (общей численностью 55 тыс. человек, более 300 орудий, 135 танков и 310 самолетов)[175].
Но это контрнаступление 20 августа упредили советско-монгольские войска, тщательно подготовившие мощный удар по всей линии фронта – на севере, в центре и на юге.
Наибольшие успехи были достигнуты на южном направлении, где прорыв линии обороны противника определил в дальнейшем результат всей операции по охвату и затем окружению противника с правого фланга.
Наиболее тяжелые бои против глубоко эшелонированных позиций противника завязались на центральном участке фронта, где, несмотря на то что в первые дни удалось продвинуться всего лишь на несколько километров, наши войска сковали основные силы врага, лишив его возможности маневра.
С трудом продвигалась вперед и северная группа наших войск, которая должна была замкнуть кольцо окружения прорыва после переправы через р. Халхин-Гол у горы Баин-Цаган в направлении горы Номон-Хан, так как эта группа войск вынуждена была к вечеру 20 августа вступить в затяжные бои у сильно укрепленной японцами высоты Фуи.
Для достижения перелома в сражении 21 августа Г.К. Жуков решил ввести в бой все резервы, нанеся главный удар в результате развития успеха Южной группы войск, 24 августа замкнувшей кольцо окружения в районе р. Хайластын-Гол.
Бои носили исключительно ожесточенный характер, так как дисциплинированные японские солдаты сражались с фанатичной самоотверженностью, не сдаваясь в плен. Блиндажи и дзоты по несколько раз переходили из рук в руки.
Особенно упорные бои развернулись 24 августа, когда на помощь своим окруженным войскам к границе МНР с целью прорыва кольца окружения подошли бригады Квантунской армии и ринулись в наступление после ожесточенной артиллерийской подготовки. Но советские воины сумели отбить все атаки противника, и 25 августа он был отброшен назад в результате танковой атаки советских войск.
После ликвидации аналогичных попыток прорыва, предпринятых японцами 26 и 27 августа, началась операция по уничтожению окруженной 6-й армии противника, в которой активную роль сыграла советская авиация.
В период только с 28 по 31 августа были сбиты 9 японских самолетов, а всего с 20 по 31 августа – 220 самолетов при потерях с советской стороны лишь 20 самолетов[176].
В результате боев с 28 по 31 августа окруженные японские войска были полностью разбиты. За четыре месяца противник потерял, по советским данным, 18 300 человек убитыми и 464 – пленными из 76 тыс. человек, принимавших участие в конфликте[177]. По подсчетам же видного японского военного историка С. Хаяси, общие японские потери составили 73% участвовавших в боевых действиях, т. е. около 55 тыс. человек[178] (а 23-й дивизии, вынесшей на себе основную тяжесть боев, – около 80%[179]). Примерно также он оценивает и потери артиллерии 6-й армии – 72%[180]. Было сбито 608 японских самолетов[181]. По предварительным официальным советским сведениям, советско-монгольские войска потеряли 2413 человек убитыми, 10 020 ранеными и 216 пленными. Но позднее, к 1993 г, эти данные были уточнены: безвозвратные потери – 7974, а общие санитарные потери 15 925 человек[182].
Трофеи советских войск составили – 12 танков, 23 бронемашины, 25 тягачей, 100 автомобилей, 190 орудий, 40 минометов, 189 гранатометов, 9000 винтовок, 370 пулеметов, огромное количество боеприпасов[183].
Начало заключительного этапа сражения на р. Халхин-Гол – мощный охватывающий удар по японским войскам на рассвете 20 августа 1939 г. (19 августа по московскому времени) – совпал с другим исключительно важным событием. В этот день в Москве на переговорах о возможной германской агрессии от англо-французской делегации наконец было получено заверение, что в случае нападения Гитлера на одну их трех стран – Польшу, Англию и Францию, две последних страны, независимо от позиции Москвы, вступят в войну с Германией. Сталин решился прервать московские переговоры и заключить пакт о ненападении с Германией с тем, чтобы позволить ей, начав агрессию против Польши, ввязаться в войну с другими западными странами, самому же выждать, пока они не истощат друг друга, а затем использовать это для «расширения фронта социализма».
Докладывая в начале мая 1940 г. И.В. Сталину об итогах «необъявленной войны» в районе р. Халхин-Гол, Г.К. Жуков высказал следующее мнение: «Японский солдат… хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя. Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед „харакири“. Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо и склонен действовать по шаблону…»
«Для всех наших войск, командиров соединений, командиров частей и лично для меня сражения на Халхин-Голе явились большой школой боевого опыта, – сделал вывод Жуков. – Думаю, что и японская сторона сделает для себя теперь более правильные выводы о силе и способности Красной Армии».
А на вопрос присутствовавшего на беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина о характере завершившихся сражений Жуков ответил, что ближайшая цель Японии состояла в том, чтобы захватить территорию МНР, находящуюся за р. Халхин-Гол, построить в этом районе укрепленный рубеж, чтобы прикрыть проектируемую к постройке вторую стратегическую железную дорогу к границе нашего Забайкалья западнее КВЖД[184]. В дальнейшем это могло бы создать угрозу Транссибирской железнодорожной магистрали Москва – Владивосток.
Отдельные попытки японской стороны в начале сентября 1939 г., нарушая границу, вновь вторгнуться на территорию МНР в том же районе, используя прежде всего свою авиацию, успешно отбивались советско-монгольскими частями, в том числе благодаря превосходству над японской стороной в авиации[185]. За этот период японская авиация потеряла 71 самолет, советская – 18[186].
Командующий Квантунской армией К. Уэда по приказанию начальника штаба Квантунской армии принца Каньина, полученному 4 сентября, полностью прекратил военные операции, но продолжал принимать меры по подготовке армейских резервов для того, чтобы в будущем предпринять попытку реванша.
Однако посетившие район конфликта эмиссары Генерального штаба сняли с должностей К. Уэда, его начальника штаба К. Исогая, командиров 6-й армии О. Риппо и 23-й дивизии М. Комацубара, заместителя начальника Генерального штаба Т. Накадзима, начальника первого оперативного отдела Генерального штаба М. Хасимото и несколько десятков других старших офицеров[187].
Результаты упорных боев в районе р. Халхин-Гол продемонстрировали превосходство нашей армии и военной техники над сильным противником, каким была милитаристская Япония, которая, получив серьезный урок, вынуждена была изменить объект своих главных военных усилий, перенеся их на юг. В отношении же СССР Япония решила отложить сроки возможного решения «северной проблемы» и попытаться добиться своих целей в этом районе при возникновении благоприятной военно-политической обстановки, укрепив свои потрепанные в боях вооруженные силы.
В пользу обоснованности такого изменения военной стратегии Японии свидетельствовало и кардинальное изменение в характере советско-германских отношений, связанных с заключением 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении и в середине сентября того же года – советско-германского договора о дружбе и границах.
Важно в связи с этим отметить, что такое изменение в характере советско-германских отношений привело к тому, что уже 26 мая 1939 г. И. Риббентроп предложил послу Японии в Германии X. Осима урегулировать отношения Токио с Москвой. В ночь с 21 на 22 августа, в канун подписания советско-германского пакта о ненападении, статс-секретарь МИД Германии Вайцзекер сообщил тому же послу Японии о решении германского руководства заключить этот договор, подчеркнув, что советско-германский пакт «позволит нам предпринять шаги для установления периода спокойных японо-советских отношений и сохранить их на значительный срок»[188].
А 25 августа посол Германии в Токио Э. Отт заявил министру иностранных дел Японии X. Арита о возможности «немецкого влияния на стабилизацию русско-японских отношений». С другой стороны, эти изменения побудили X. Ариту направить инструкцию послу X. Осиме заявить протест германскому правительству против германо-советского сближения, как нарушающего Антикоминтерновский пакт. Этот протест ярый германофил Осима вручил И. Риббентропу только 18 сентября, после заключения советско-германского договора о дружбе и границах.
Первое из этих заявлений объяснялось тем, что при заключении советско-германского пакта о ненападении на предложение Риббентропа оказать содействие в урегулировании советско-японского вооруженного конфликта И.В. Сталин ответил: «Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но… есть пределы его терпения в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить ее. Советский Союз не боится этого и готов к этому. Если же Япония желает мира – тем лучше». Советский руководитель добавил, что «Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, что инициатива в этом направлении исходит от Советского Союза»[189].
В результате этих событий 28 августа 1939 г. кабинет К. Хиранумы, в полном составе подал в отставку, а 9 сентября того же года посол Японии в Москве С. Того от имени нового правительства Японии во главе с отставным генералом Н. Абэ предложил НКИД СССР подписать перемирие и создать комиссии по демаркации границ: первую – между СССР и Маньчжоу-го, вторую – между МНР и Маньчжоу-го и третью по урегулированию будущих конфликтов между СССР и Маньчжоу-го.
Последними из серии такого рода работ являются книги Е. А. Горбунова «20 августа 1939» (Москва, 1986) и «Крах планов „Оцу“ (Владивосток, 1988). Исключение представляет статья В.П. Сафронова[163], в которой автор полагает, что данный конфликт возник как очередной пограничный инцидент ввиду расхождения сторон в определении границы. Он добавляет, что этому способствовали наличие большого количества карт района, которые трактовались каждой из сторон в свою пользу, а также сам характер местности – пустынной и малолюдной, где пограничные указатели были порой весьма неопределенны и отстояли друг от друга на многие километры.
Но, на наш взгляд, это общее положение. Для того, чтобы разобраться в причинах конфликта, требуется более подробное рассмотрение истории вопроса. Что же касается того, что конфликт произошел именно в этом районе, то дело объясняется нагнетанием сторонами напряженности, причем как японскими военными кругами, особенно Квантунской армией, в отличие от приверженцев умеренного курса в правительстве, так и советским руководством.
В марте 1938 г. из оперативного отдела штаба Квантунской армии в район Номонхан (Номон-Хан-Бурд-Обо) на границе между МНР и Маньчжоу-го, на левобережье р. Халхин-Гол (Халха), была направлена исследовательская группа для подготовки варианта Б (по-японски «Оцу») оперативного плана № 8, ставившего своей целью нанести удар по МНР и перерезать в случае войны с СССР Транссибирскую железнодорожную магистраль восточнее озера Байкал, с тем чтобы отрезать Дальний Восток от центральных районов Советского Союза и облегчить позднее захват советского Приморья, так как его оккупация в результате лобовой атаки в связи с укреплением обороноспособности СССР была бы сопряжена с большими трудностями.
Хотя первоначально этот план, разработанный в течение 1938 г. и представленный для его изучения на месте, носил сугубо оперативный характер и не был рассчитан на немедленное применение независимо от обстановки, командующий 23-й дивизией генерал-лейтенант М. Комацубара в марте 1939 г. решительно выступил за его претворение в жизнь и был поддержан руководством оперативного отдела Квантунской армии, которое проигнорировало указание генерального штаба японской армии о необходимости в случае опасности возникновения серьезного вооруженного конфликта с СССР заблаговременно провести консультации с Токио.
Принятию подобного решения способствовало то обстоятельство, что внимание Советского Союза было приковано к событиям на Западе, где в марте 1939 г. Германия захватила Чехословакию и выдвигала территориальные претензии к Польше; Италия совершила агрессию против Албании, а Испания и Венгрия присоединились к Антикоминтерновскому пакту, а потому, как полагало руководство Квантунской армии, СССР не сможет дать отпор Японии.
В итоге было принято решение об активном противодействии советским войскам даже в районах Маньчжоу-го с неопределенной линией границы и об установлении ее по собственному усмотрению с возможностью нанесения удара по советским войскам и временного занятия части территории Внешней Монголии (МНР)[164].
Это решение, утвержденное командующим К. Уэдой, было продиктовано стремлением в условиях переговоров о заключении Тройственного пакта с Германией и Италией попытаться, компенсировав неспособность Токио одержать быструю победу над Китаем, захватить пути снабжения его военной техникой из СССР и не допустить использования МНР в качестве базы для «большевизации» всей Монголии, Маньчжурии и центральных районов Китая через советские районы, прилежащие к границе МНР[165]. К тому же считалось, что твердая позиция Японии, занятая ею с момента инцидента у Константиновских островов в 1937 г., позволит и на этот раз рассчитывать на успех.
В качестве предлога для попытки реализовать этот вариант оперативного плана № 8, руководство Квантунской армии решило использовать неопределенность в некоторых местах линии границы между Маньчжурией и Внешней Монголией, которая, строго говоря, сточки зрения международного права являлась только административной границей между различными провинциями Китая, так как в качестве государственной границы подавляющим большинством государств она признана не была (МНР формально считалась хотя и автономной, но неотъемлемой частью Китая, а образование Маньчжоу-го как государства, отдельного от Китая, также не считалось законным государствами – членами Лиги Наций и др.).
В 1734 г: для того чтобы положить конец борьбе монгольских племен халха и баргутов (баргузинов) за этот район, правительство императорского Китая установило границу между ними по северному и восточному берегам р. Халхин-Гол (р. Халха).
Эта административная граница по той же реке (т. е. по ее середине, а не по северному и восточному берегам) была обозначена на физической карте с изображением этого района масштаба 1:84 000, изданной на основе топографических съемок в 1906 г. Забайкальского геодезического отряда России, а также физической карты Внешней Монголии масштаба 1:10 000 геодезического отряда генерального штаба армии Китайской Республики, изданной в 1918 г.[166]. (Позднее на переговорах по урегулированию этого конфликта в Чите после его окончания японская сторона предъявила еще 18 таких карт[167].)
И хотя большинство географических карт более позднего периода (карта Китайского почтового ведомства, изданная в Пекине в 1919 г., китайские карты, изданные в Шанхае в 1935 г., карты Квантунского генерал-губернаторства 1919, 1926 и 1934 гг., генерального штаба японской армии 1928 г. и Квантунской армии 1937 и 1938 гг.)[168] свидетельствовали о том, что фактическая граница традиционно проходила в этом районе восточнее р. Халхин-Гол через высоту Номонхан, чем и руководствовались МНР и СССР, штаб Квантунской армии, для того чтобы оправдать свои агрессивные действия, влиянием приобретавшего авторитет среди офицерства экстремиста майора М. Цудзи, стал исходить в своих боевых приказах из карт разграничения этого района по р. Халхин-Гол.
К указанной позиции по вопросу о линии границы в связи с участившимися пограничными инцидентами в районе этой реки советская сторона пришла не сразу. На запросы из Москвы полпредство СССР в МНР в 1932—1934 гг. отвечало, что из-за того, что в порубежной полосе шириной в 150 км проживают постоянно кочующие монголы МНР и баргуты (барга) Маньчжоу-го, в указанном районе границы точно определить невозможно.
В 1934 г. один из руководителей ОГПУ сообщил в письме И. В. Сталину о том, что в Улан-Баторе по его инициативе ведется расследование вредительского характера упомянутых выводов геодезической службы РККА, в связи с чем ее сотрудники подвергнуты арестам. Сообщалось также, что обнаружены картографические материалы, свидетельствующие о том, что японцы вторгаются на территорию МНР[169].
Фактическая граница между МНР и Маньчжоу-го в 20-километровой полосе восточнее озера Буир-Нур и р. Халхин-Гол (Халха) патрулировалась небольшими монгольскими погранзаставами, находившимися на расстоянии 40—60 км одна от другой, а регулярные советские войска были в нескольких сотнях километров от этой границы. С января 1939 г. японские войска начали периодически нарушать границу МНР. В середине апреля того же года в этот район был направлен специальный японский военно-топографический отряд, который произвел съемку местности для подготовки к боевым действиям. Начались также рейды через границу отрядов маньчжурской конницы из выдвинутого сюда полка народности барга, проживавшей на северо-востоке Маньчжоу-го.
В связи с этим для охраны линии границы в 20 км восточнее р. Халхин-Гол были направлены пограничники МНР. Против них с начала мая возобновились рейды баргутов, а 11 мая монголы подверглись нападению 23-й пехотной дивизии Квантунской армии – 20 монгольских пограничников были оттеснены 200 японцами, поддержанными минометным и пулеметным огнем, на 15 км к р. Халхин-Гол, но затем прибывшие монгольские подкрепления отбросили японцев с большими потерями за линию границы.
На следующий день в бой вступил целый японский полк 23-й пехотной дивизии при поддержке авиации и отбросил монголов к берегу р. Халхин-Гол, захватив высоту Дунгур-Обо на противоположном, западном, берегу этой реки. На следующий день к японцам присоединились несколько сот баргутских конников. 15 мая японская авиация нанесла бомбовые удары по расположению погранвойск МНР, в результате чего они понесли потери убитыми и ранеными. В ответ на это на подмогу им была направлена советская оперативная группа в составе стрелково-пулеметного батальона, саперной роты и батареи 76-мм орудий, а также монгольская дивизия и дивизион бронемашин армии МНР, которые 22 мая вновь оттеснили японцев к границе.
Потерпев поражение, японцы стали стягивать к границе МНР более значительные силы. В то же время для подготовки вторжения в Приморье, Хабаровскую и Амурскую области в Восточную Маньчжурию стали стягиваться основные силы Квантунской армии[170]. 19 мая нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов, только что назначенный на этот пост вместо М. М. Литвинова, направил протест послу Японии в СССР С. Того, в котором заявил следующее: «Поскольку между СССР и МНР имеется пакт о взаимопомощи, то по поводу… нарушения границы МНР я должен сделать послу заявление. За последнее время 11 и 12 мая и позже имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Хан – Бурд-Обо, а также Дунгур-Обо. В воинских частях МНР имеются убитые и раненые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы этого больше не было. Так будет лучше в интересах самого же японского народа…»[171]
25 мая Молотов снова заявил протест японскому послу[172]. Тем не менее 28 мая 1939 г. 23-я дивизия Квантунской армии предприняла в том же районе наступательные действия, в результате которых в июне японцы снова вышли к р. Халхин-Гол. В помощь командованию советского 57-го особого корпуса и войск МНР была направлена комиссия во главе с комдивом Т. К. Жуковым, назначенным командиром этого корпуса. ПК. Жуков разработал план ответного удара, одобренный наркомом обороны[173].
В течение июня – августа между сторонами конфликта происходили ожесточенные воздушные бои. Вначале в силу численного превосходства успех был на стороне японцев, в частности 27 июня в районе Тамцак-Булак было уничтожено около 100 и подбито около 40 советских самолетов[174], но с прибытием новой авиационной техники и летчиков, которые имели большой опыт боев в гражданской войне в Испании в 1936—1939 гг., перевес стал клониться на нашу сторону.
Это сражение 3 июля было начато японскими войсками, которые, создав огромное превосходство в живой силе, кавалерии и артиллерии, планировали окружить и ликвидировать группировку советско-монгольских войск севернее р. Хайластын-Гол – притока р. Халхин-Гол и после этого выйти в тыл этой группировке на восточном берегу р. Халхин-Гол и нанести ей сокрушительный удар.
Заблаговременно проведя разведку и выяснив направление активной дислокации японских войск, комкор Г.К. Жуков направил из Тамцак-Булака бригаду танков, бригаду и дивизион бронемашин, а также мотострелковый полк и монгольскую кавалерийскую дивизию для контрудара, что при поддержке тяжелой артиллерии обеспечило успех советских и монгольских войск в этом сражении. Проявив новаторский подход, который учитывал специфику сложившейся конкретной ситуации, Г.К. Жуков, вопреки требованию уставов, приказал использовать танки без сопровождения пехоты для того, чтобы в ходе активной обороны разбить наступающего противника, устремившегося в прорыв линии фронта и уже захватившего высоту Баин-Цаган на территории МНР.
В результате к 5 июля японские войска были с большими потерями полностью отброшены за р. Халхин-Гол.
Для подготовки контрнаступления, намеченного на 24 августа, японское командование сформировало по приказу императора Хирохито 6-ю армию, включив в нее 23-ю и 7-ю пехотные дивизии, пехотную бригаду, семь артиллерийских полков, два танковых полка, маньчжурскую бригаду, один погранотряд, три конных полка баргутов, два инженерных полка и другие части (общей численностью 55 тыс. человек, более 300 орудий, 135 танков и 310 самолетов)[175].
Но это контрнаступление 20 августа упредили советско-монгольские войска, тщательно подготовившие мощный удар по всей линии фронта – на севере, в центре и на юге.
Наибольшие успехи были достигнуты на южном направлении, где прорыв линии обороны противника определил в дальнейшем результат всей операции по охвату и затем окружению противника с правого фланга.
Наиболее тяжелые бои против глубоко эшелонированных позиций противника завязались на центральном участке фронта, где, несмотря на то что в первые дни удалось продвинуться всего лишь на несколько километров, наши войска сковали основные силы врага, лишив его возможности маневра.
С трудом продвигалась вперед и северная группа наших войск, которая должна была замкнуть кольцо окружения прорыва после переправы через р. Халхин-Гол у горы Баин-Цаган в направлении горы Номон-Хан, так как эта группа войск вынуждена была к вечеру 20 августа вступить в затяжные бои у сильно укрепленной японцами высоты Фуи.
Для достижения перелома в сражении 21 августа Г.К. Жуков решил ввести в бой все резервы, нанеся главный удар в результате развития успеха Южной группы войск, 24 августа замкнувшей кольцо окружения в районе р. Хайластын-Гол.
Бои носили исключительно ожесточенный характер, так как дисциплинированные японские солдаты сражались с фанатичной самоотверженностью, не сдаваясь в плен. Блиндажи и дзоты по несколько раз переходили из рук в руки.
Особенно упорные бои развернулись 24 августа, когда на помощь своим окруженным войскам к границе МНР с целью прорыва кольца окружения подошли бригады Квантунской армии и ринулись в наступление после ожесточенной артиллерийской подготовки. Но советские воины сумели отбить все атаки противника, и 25 августа он был отброшен назад в результате танковой атаки советских войск.
После ликвидации аналогичных попыток прорыва, предпринятых японцами 26 и 27 августа, началась операция по уничтожению окруженной 6-й армии противника, в которой активную роль сыграла советская авиация.
В период только с 28 по 31 августа были сбиты 9 японских самолетов, а всего с 20 по 31 августа – 220 самолетов при потерях с советской стороны лишь 20 самолетов[176].
В результате боев с 28 по 31 августа окруженные японские войска были полностью разбиты. За четыре месяца противник потерял, по советским данным, 18 300 человек убитыми и 464 – пленными из 76 тыс. человек, принимавших участие в конфликте[177]. По подсчетам же видного японского военного историка С. Хаяси, общие японские потери составили 73% участвовавших в боевых действиях, т. е. около 55 тыс. человек[178] (а 23-й дивизии, вынесшей на себе основную тяжесть боев, – около 80%[179]). Примерно также он оценивает и потери артиллерии 6-й армии – 72%[180]. Было сбито 608 японских самолетов[181]. По предварительным официальным советским сведениям, советско-монгольские войска потеряли 2413 человек убитыми, 10 020 ранеными и 216 пленными. Но позднее, к 1993 г, эти данные были уточнены: безвозвратные потери – 7974, а общие санитарные потери 15 925 человек[182].
Трофеи советских войск составили – 12 танков, 23 бронемашины, 25 тягачей, 100 автомобилей, 190 орудий, 40 минометов, 189 гранатометов, 9000 винтовок, 370 пулеметов, огромное количество боеприпасов[183].
Начало заключительного этапа сражения на р. Халхин-Гол – мощный охватывающий удар по японским войскам на рассвете 20 августа 1939 г. (19 августа по московскому времени) – совпал с другим исключительно важным событием. В этот день в Москве на переговорах о возможной германской агрессии от англо-французской делегации наконец было получено заверение, что в случае нападения Гитлера на одну их трех стран – Польшу, Англию и Францию, две последних страны, независимо от позиции Москвы, вступят в войну с Германией. Сталин решился прервать московские переговоры и заключить пакт о ненападении с Германией с тем, чтобы позволить ей, начав агрессию против Польши, ввязаться в войну с другими западными странами, самому же выждать, пока они не истощат друг друга, а затем использовать это для «расширения фронта социализма».
Докладывая в начале мая 1940 г. И.В. Сталину об итогах «необъявленной войны» в районе р. Халхин-Гол, Г.К. Жуков высказал следующее мнение: «Японский солдат… хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя. Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед „харакири“. Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо и склонен действовать по шаблону…»
«Для всех наших войск, командиров соединений, командиров частей и лично для меня сражения на Халхин-Голе явились большой школой боевого опыта, – сделал вывод Жуков. – Думаю, что и японская сторона сделает для себя теперь более правильные выводы о силе и способности Красной Армии».
А на вопрос присутствовавшего на беседе Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина о характере завершившихся сражений Жуков ответил, что ближайшая цель Японии состояла в том, чтобы захватить территорию МНР, находящуюся за р. Халхин-Гол, построить в этом районе укрепленный рубеж, чтобы прикрыть проектируемую к постройке вторую стратегическую железную дорогу к границе нашего Забайкалья западнее КВЖД[184]. В дальнейшем это могло бы создать угрозу Транссибирской железнодорожной магистрали Москва – Владивосток.
Отдельные попытки японской стороны в начале сентября 1939 г., нарушая границу, вновь вторгнуться на территорию МНР в том же районе, используя прежде всего свою авиацию, успешно отбивались советско-монгольскими частями, в том числе благодаря превосходству над японской стороной в авиации[185]. За этот период японская авиация потеряла 71 самолет, советская – 18[186].
Командующий Квантунской армией К. Уэда по приказанию начальника штаба Квантунской армии принца Каньина, полученному 4 сентября, полностью прекратил военные операции, но продолжал принимать меры по подготовке армейских резервов для того, чтобы в будущем предпринять попытку реванша.
Однако посетившие район конфликта эмиссары Генерального штаба сняли с должностей К. Уэда, его начальника штаба К. Исогая, командиров 6-й армии О. Риппо и 23-й дивизии М. Комацубара, заместителя начальника Генерального штаба Т. Накадзима, начальника первого оперативного отдела Генерального штаба М. Хасимото и несколько десятков других старших офицеров[187].
Результаты упорных боев в районе р. Халхин-Гол продемонстрировали превосходство нашей армии и военной техники над сильным противником, каким была милитаристская Япония, которая, получив серьезный урок, вынуждена была изменить объект своих главных военных усилий, перенеся их на юг. В отношении же СССР Япония решила отложить сроки возможного решения «северной проблемы» и попытаться добиться своих целей в этом районе при возникновении благоприятной военно-политической обстановки, укрепив свои потрепанные в боях вооруженные силы.
В пользу обоснованности такого изменения военной стратегии Японии свидетельствовало и кардинальное изменение в характере советско-германских отношений, связанных с заключением 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении и в середине сентября того же года – советско-германского договора о дружбе и границах.
Важно в связи с этим отметить, что такое изменение в характере советско-германских отношений привело к тому, что уже 26 мая 1939 г. И. Риббентроп предложил послу Японии в Германии X. Осима урегулировать отношения Токио с Москвой. В ночь с 21 на 22 августа, в канун подписания советско-германского пакта о ненападении, статс-секретарь МИД Германии Вайцзекер сообщил тому же послу Японии о решении германского руководства заключить этот договор, подчеркнув, что советско-германский пакт «позволит нам предпринять шаги для установления периода спокойных японо-советских отношений и сохранить их на значительный срок»[188].
А 25 августа посол Германии в Токио Э. Отт заявил министру иностранных дел Японии X. Арита о возможности «немецкого влияния на стабилизацию русско-японских отношений». С другой стороны, эти изменения побудили X. Ариту направить инструкцию послу X. Осиме заявить протест германскому правительству против германо-советского сближения, как нарушающего Антикоминтерновский пакт. Этот протест ярый германофил Осима вручил И. Риббентропу только 18 сентября, после заключения советско-германского договора о дружбе и границах.
Первое из этих заявлений объяснялось тем, что при заключении советско-германского пакта о ненападении на предложение Риббентропа оказать содействие в урегулировании советско-японского вооруженного конфликта И.В. Сталин ответил: «Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но… есть пределы его терпения в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить ее. Советский Союз не боится этого и готов к этому. Если же Япония желает мира – тем лучше». Советский руководитель добавил, что «Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, что инициатива в этом направлении исходит от Советского Союза»[189].
В результате этих событий 28 августа 1939 г. кабинет К. Хиранумы, в полном составе подал в отставку, а 9 сентября того же года посол Японии в Москве С. Того от имени нового правительства Японии во главе с отставным генералом Н. Абэ предложил НКИД СССР подписать перемирие и создать комиссии по демаркации границ: первую – между СССР и Маньчжоу-го, вторую – между МНР и Маньчжоу-го и третью по урегулированию будущих конфликтов между СССР и Маньчжоу-го.