— Само собой не бывает, — Сухомлинов покачал головой.
— Естественно. Вот первая странность, за которую и зацепился Савельев. Месяц голову ломал, зачем всё это надо. И тут его озарило. Левински — подводка к объекту на предмет психокодирования...
— Метод?
— Введение в организм психотропных веществ и закладка программы.
— А служба безопасности? Они ж берут анализы всей еды и всех напитков...
— Именно! — радостно улыбнулся Бобровский. — На то и был расчет. Моника ввела препарат через свой ротик, когда обхаживала Билла. Всасывание кожных покровов детородного органа ничуть не хуже, чем слизистой. Первые контакты были пробными, затем последовали два или три рабочих. Самой Левински, естественно, ввели противоядие...
— С точки зрения биологии возможно, — Сухомлинов почесал за ухом. — Но зачем тогда было раздувать скандал?
— Монике, вероятно, недоплатили. Попытались, как это свойственно иудеям, сподвигнуть ее на дальнейшее сотрудничество под знаменем священной и бескорыстной борьбы за израильские интересы. А девочка не согласилась. И устроила истерику...
— Хорошо, в качестве версии принимается. Но при чем тут Мадленка?
— Эта старая сволочь и была пультом управления. Левински заложила реакцию на кодовое слово, а Олбрайт вводила дальнейшие программы. Госсекретарь может встречаться с президентом без свидетелей...
— Остается перманентный аудиоконтроль помещений, — майор щелкнул пальцами. — Сотрудники Секретной Службы были обязаны прореагировать. Там не лохи сидят. Любой психологический наезд — и Мадленке бы не поздоровилось.
— В Моссаде тоже не дураки. Они явно выстроили реплики Олбрайт таким образом, чтобы было не придраться. Какое нибудь сложное словосочетание — и понеслось. Дурачок Билли начинает действовать как робот. Слушает все то, что вещает Мадлен, и воспринимает это как руководство к действию... Простейший пример — Югославия. Милошевича можно было дожать на уровне дипломатии. Он и так сепаратно шел на переговоры по Косову.
— Но недостаточно активно, — возразил Сухомлинов. — Без огонька. Соглашения подписывал, однако мало что по ним выполнял.
— Верно. Хотя в дипломатии даже частичный успех считается победой. Додавить Милошевича было можно. Сдал бы он Косово, как пить дать. Еще полгодика переговоров в Рамбуйе, и Милошевич согласился бы на присутствие в крае международных наблюдателей. А затем и на контингент ООН...
— Принимается, — кивнул майор.
— Теперь смотри, Сережа, что вышло. Югославы стараются сохранить лицо, европейцы им в этом не мешают. Переговоры идут, шатко валко, но идут. И тут вдруг Штаты волевым усилием принимают решение об ультиматуме. Зачем?
— Ускорение процесса, — предположил Сухомлинов.
— Ультиматумом процесс не ускоришь.
— Янкесы так часто делают, — не согласился майор. — Привыкли, что в последние десять лет все их слушаются.
— Ага! — хмыкнул Бобровский. — И одновременно с этим заявляют о том, что с нетерпением ждут Милошевича на скамье подсудимых в Гааге. Странный какой то ультиматум, тебе не кажется? Все вместе: и этнические чистки, которых, как оказалось, никто не проводил, и требования выдать международному трибуналу законного президента, и угрозы бомбардировок... Причем, заметь, ультиматум идет вразрез с договоренностью самих Штатов с европейцами. И невыгоден ни Европе, ни Америке.
— Хорошо. А в чем выгода Израиля, если иудеи все это замутили?
— Отвлечение внимания от своего региона и замыкание агрессивной псевдоисламской дуги Алжир — Южный Ливан — Косово — Кавказ — Афганистан — Джама и Кашмир — Пенджаб — Тайланд. До момента балканской войны в дуге имелся пробел. Теперь его не существует. Более того. Со времени мирового кризиса девяносто седьмого года инвестиции в экономику Израиля уменьшились в два раза. Вот они и придумали ход, с помощью которого вытянули из штатников лишние сорок миллиардов на вооружение.
— Да, такую вероятность исключать нельзя... Но создание панисламской дуги опасно для самих евреев, — рассудил Сухомлинов. — Что, если она развернется в их сторону?
— Вот тут, Сережа, я бы хотел обратить твое внимание на политику Израиля по отношению к соседям. Иудеи на самом деле и не собираются жить с ними в мире. Ибо в таком случае они лишаются невозвратных кредитов на оборону. А без посторонних вливаний эта страна не выживет. Им все время нужен враг у своей границы. В противном случае иудеям останется только выращивать апельсины и торговать грязями с Мертвого моря, что с финансовой точки зрения невыгодно... Без внешней угрозы Израиль теряет девяносто процентов своего влияния и становится рядовой маленькой и очень захудалой страной.
— Зачем им тогда мириться с палестинцами?
— А кто сказал, что они действительно настроены на мирный исход? — вопросом на вопрос отреагировал Бобровский. — Ведь каждый раз, как процесс близится к завершению, что нибудь происходит и все возвращается на круги своя. Спровоцировать Арафата и компанию — раз плюнуть... Достаточно стычки израильтян с группой арабских подростков или пары фраз на митинге. И мы видим, что так и получается.
— По твоему, Мадленка готовится к очередной пакости?
— Я этого не исключаю. Больно спокойно все идет...
— А Югославия? Там вроде бы пока все на точке замерзания.
— Погоди немного. Через месяц там выборы. Вот и увидишь...
— Думаю, Милошевичу не усидеть, — констатировал майор. — Больно много денег сейчас у оппозиции. Янкесы только за последние полгода перевели Драшковичу, Куштунице и Джинджичу сотню миллионов. И Аркан очень удачно погиб...
— Се ля ви. Хотя Ражнятовича могли грохнуть по более приземленным мотивам. Типа коммерческих.
— Что то не верится...
— Мне тоже. Но информации — ноль... Ладно, пора за работу. Цветные схемы, говоришь? — подполковник Григорий Владимирович Бобровский с чекистским прищуром уставился на кадр аэрофотосъемки.
И тут всю правду мы узнали про него -
Как он парламент расстрелял,
Как он дочурку прикрывал,
Как с олигархами страну разворовал...
— Я слышал иной вариант последней строчки, — Рокотов вышел из за куста и встал рядом с перебирающим гитарные струны Васей Славиным, — «Как он Вована в президенты продвигал...». Собственно говоря, а откуда здесь сей щипковый инструмент?
— У этих придурков с собой был, — Вася мотнул головой в сторону связанных чеченцев, выложенных рядком на траве. — Музыканты, блин..
— Ясно, — Влад повернулся к Филонову. — Ну что, светает. Пора допросить наших юных друзей.
Никита свел брови к переносице и вытянул из ножен широкий изогнутый клинок.
— Ну ну ну, — Рокотов погрозил экс браконьеру пальцем. — В угол поставлю! Кто ж с самого начала резать начинает? Надобно интеллигентно, может, они сами всё расскажут.
На лицах сидящих вокруг Славина казаков появилось скептическое выражение.
— Попитка — не питка, — с грузинским акцентом заявил Владислав. — Итак. Остаются Никита, Леша и я, разумеется. Остальные — в круговую оборону...
— Давай я останусь, — предложил Туманишвили.
— Не надо. Кровь у тебя горячая, оглянуться не успеем, как ты их всех перебьешь. А тут подходец тонкий нужен... Вы пока отдыхайте. И ребят смените, а то они уже четвертый час на постах торчат.
— Яволь, — ответил за всех громила Лукашевич и легко поднялся на ноги. — Всё, мужики, пошли...
Когда казаки скрылись в зарослях, окружавших поляну с кострищем, Рокотов вопросительно посмотрел на Филонова.
— С кого начнем?
— Этот хрен справа вроде юнец совсем.
— Согласен. Леша, тащи его сюда...
Подробностей ночной схватки он не помнил. В памяти остались лишь мечущиеся неясные тени, крики товарищей, внезапно возникшая перед ним мохнатая фигура и сверкнувшая перед глазами молния, когда ему в лоб попало что то твердое.
Страшно болела голова.
Абдула попытался сесть и размять руки, но не смог. Кисти и лодыжки были надежно перемотаны тонкой нейлоновой веревкой.
— Очухался, гаденыш, — чувствительный удар носком сапога под ребра заставил Бицоева сфокусировать зрение на склонившихся над ним трех мужчинах в камуфляже.
Их лица, перемазанные темно зелеными полосами, не предвещали ничего хорошего.
— Жить хочешь? — вежливо поинтересовался молодой парень, присев на корточки.
Бицоев втянул голову в плечи и промолчал.
— Не понимает, — удрученно констатировал парень и пощекотал кадык Абдулы кончиком узкого кинжала. — Или глухой... Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Абла эспаньол?
Абдула зажмурился.
Парень перешел с русского на неизвестные молодому чеченцу языки.
— Перестань придуриваться, — Бицоеву опять врезали под ребра.
Абдула послушно открыл глаза и уставился на мужчин.
— А представляете, если он сейчас заявит «Ватакуши ва вакаримасен»? — хмыкнул парень. — Чо тогда делать будем?
— Это по каковски? — спросил стоящий в паре шагов от чеченца суровый мужик.
— По японски. «Я вас не понимаю...»
— Вряд ли, — поморщился мужик и погладил висящие на ремне ножны. — Давай ему палец отрежем. Сто к одному, что запоет...
— Лучше ухо, — вмешался третий.
Бицоев задергался и замычал, пытаясь вытолкнуть языком кляп.
— Ба а! — обрадовался парень. — Да мы просто кляп забыли вынуть! Ну ка, ну ка... — лезвие перерезало ворсистый шнур. — Будешь говорить?
— Буду, — выдохнул Абдула и зашелся в приступе кашля.
— Это всё они... — чеченца мелко трясло.
— Не, брат, так не пойдет! — Влад поднес к глазу бывшего боевика острие ножа. — Для начала — кто ты такой?
— А абдула Б бицоев...
— Что вы тут делали?
— Д дорогу м минировали.
— Зачем? — с невинным видом поинтересовался Рокотов.
— Федералы д должны были проехать. 3 за втра. Мы и их ждали.
— А откуда ты знаешь, что именно завтра и именно по этой дороге?
— Это не я... Это с старшие сказали.
— И вы что, вдевятером собирались брать колонну?
— Нет, — Бицоев закрутил головой. — Сегодня вечером ребята д должны подойти!
Влад оглянулся на Филонова. Тот еле заметно кивнул.
— Сколько человек идут вам в помощь?
— Н не знаю...
— Точно?
— Аллахом клянусь!
— Ты при мне Аллаха не поминай! — Рокотов несильно стукнул Абдулу кулаком в челюсть. — Не люблю, когда уроды вроде тебя язык распускают! Ишь, мусульманин нашелся! Да таких, как ты и твои дружки, в приличной исламской стране палками на площадях охаживают... Быстро вспоминай, сколько человек в отряде! Десять, сто, двести?
— Давай все таки что нибудь отрежем, — кровожадно предложил Веселовский. — Здорово память прочищает.
— Успеется, — Владислав прижал кончик клинка к щеке Бицоева. — Ну, вспомнил?
— Человек сорок! — выкрикнул чеченец, пытаясь отстраниться от ножа. — Точно брат знает!
— А где брат?
— Там лежит...
Веселовский подошел к оставшимся троим пленным.
— Который из них? — Рокотов за волосы приподнял голову Абдулы.
— В середине... — от хваленых вайнахских смелости и семейных традиций не осталось и следа.
Бицоев был готов на всё, лишь бы спасти собственную жизнь.
— Оч чень хорошо, — Влад подозвал Никиту. — Забей ему обратно кляп, а мы пока с братцем потолкуем...
Благодаря абсолютной беспринципности, корыстолюбию и тяге к стукачеству, жизнь у Дыни складывалась удачно. Покрутившись годик в псевдодемократической тусовке и немного поправив свое материальное положение, Мелонов занял пост председателя карликовой партии. Никакого веса в городе христианские демократы не имели, однако всегда очень вовремя выступали в поддержку действий западных держав и регулярно получали финансовую подпитку от своих европейских коллег.
Фактически, Дыня со товарищи представляли из себя «пятую колонну», пусть не очень многочисленную, но всегда готовую к пикетам и участию в антироссийских демонстрациях, кои время от времени организовывались «старшими товарищами» из «Яблока» или «ДемРоссии».
— Руслану надо помочь, — протянул Мелонов, разглядывая сидящих перед ним двух прыщавых юнцов. — Этот Воробьев уже достал...
Проблема Руслана Пенькова заключалась в следующем: известного педераста демократа опять обидели статьей в «Комсомольской правде», обвинив в пособничестве убийству, случившемуся больше года назад в темном подъезде дома на канале Грибоедова. Пеньков, ничтоже сумняшеся, подал в суд и теперь добивался выплаты ста тысяч рублей за «нанесенный моральный ущерб».
На пару с Пеньковым в суде выступал адвокат
Юлий Карлович Шмуц, славный тем, что еще в доперестроечные времена был исключен из коллегии за поведение, позорящее звание защитника. Он обобрал семью посаженного в камеру директора овощебазы, объясняя свои действия необходимостью дать взятку прокурору, и даже уволок из гаража подзащитного пять новых покрышек для «Жигулей», которые в тот же день загнал на авторынке. А когда родственники подследственного потребовали деньги назад, Шмуц сымитировал потерю памяти и напрочь отказался понимать, о чем речь.
— А кто этот Воробьев? — почтительно спросил один из юнцов.
— Сволочь первостатейная, — зло выдохнул Дыня. — Бывший военный прокуроришка. Сейчас адвокатом у «Комсомолки» служит. Пенькова совсем достал...
С Андреем Воробьевым у Руслана со Шмуцем это уже был не первый процесс. Все предыдущие они проиграли. Адвокат с птичьей фамилией виртуозно жонглировал статьями кодексов и юридическими прецедентами, в результате чего манерному гомику приходилось раз в три месяца оплачивать судебные издержки.
Шмуц только икал и разводил своими загребущими ручками.
— Я вам дам адресок этого адвокатишки, — Мелонов порылся в куче бумаг на столе. — Живет возле Чернышевской, на Чайковского... Дом номер тридцать восемь...
— Там РУБОП рядом, — испугался второй юнец.
— Ну и чо?
— Боязно...
— Я могу другим поручить, — скривился Дыня.
— Не надо, — у первого юнца взыграла гордость. — Уделаем в лучшем виде. Чо надо то?
— Пугануть как следует, — Мелонов поджал толстые, лоснящиеся от недавно съеденного гамбургера губы. — Рожу набить. И предупредить, чтоб не борзел.
— Говорить, за что?
— Обязательно. Пусть знает... — Юнцы переглянулись.
— Сколько платишь?
— По три штуки, — Дыня извлек из ящика стола перетянутую аптечной резинкой пачку мятых десятирублевок. — Держите...
Старший из парочки хулиганов сунул пачку в карман куртки.
— Сделаем. Когда надо?
— Вчера, — надулся лидер христианских демократов. — Дня за три справитесь?
— Ну...
— Тогда идите...
Дыня подождал, пока юнцы выйдут на улицу, затем достал из ящика вторую пачку, толще предыдущей, и бросил себе в дипломат. Пеньков заплатил за организацию нападения на Воробьева двадцать тысяч, но по червонцу на рыло восемнадцатилетним бакланам было слишком жирно.
Хватит с них и шести.
Причем на двоих.
А остальным четырнадцати Мелонов сам найдет достойное применение.
Лидер христианских демократов посмотрел на часы.
Полдень.
Через пятнадцать минут у него назначена встреча с председателем общественного движения «За права очередников» Николаем Ефимовичем Ковалевским, вместе с которым Дыня выступает в поддержку одного малоизвестного кандидата в депутаты на предстоящих в октябре довыборах в Госдуму по двести девятому округу.
Мелонов потянулся и развернул вощеную бумагу.
За четверть часа он успеет съесть еще парочку гамбургеров.
Когда его привели в чувство, облив водой из ведра, он тут же принялся материться, плеваться во все стороны и бурчать под нос угрозы в адрес казаков. Пришлось дать Ахмеду по роже.
Невоспитанный вайнах на полминуты замолчал, но по прошествии времени все повторилось сначала. Правда, теперь чеченец не матерился и не плевался, а выкрикивал лозунги.
Как на митинге в поддержку независимости Ичкерии.
Рокотову это быстро надоело, и он угомонил Бицоева тычком сложенных копьем пальцев под ухо. Потерявший сознание чеченец затих.
Третий пленный, которому Влад в пылу ночного боя засадил кастетом в грудину, в сознание не приходил. Дышал он неровно, с хрипами, и было ясно, что без квалифицированной медицинской помощи до вечера он не дотянет.
Оставался последний.
Как поведал деморализованный Абдула, Бахтияр Шарипов исполнял в отряде роль «смотрящего» и подчинялся напрямую Арби Бараеву. Соратникам по борьбе из чужих тейпов полевой командир не очень то доверял. Потому и отправлял с каждой диверсионной группой своих дальних родственников, наделяя их полномочиями командира отряда.
Бахтияру отвесили пару звонких оплеух и усадили спиной к стволу акации.
— Когда к вам в помощь придут основные силы? — с места в карьер начал Рокотов.
— Вайнахи с гяурами не разговаривают, — гордо заявил Шарипов и отвел глаза в сторону.
— Так, и этот туда же, — проворчал Веселовский.
— Нежелание говорить лечится быстро, — Влад достал тонкий шнур, на котором через каждые пять сантиметров были завязаны узелки, и покрутил им у носа Бахтияра. — Старинный испанский метод. Надевается на голову и затягивается. Воздействует на определенные нервные узлы. Даже убежденные еретики через несколько минут становились шелковыми... А это не поможет, так я тебе, идиоту, в тройничный нерв иголку суну и начну поворачивать.
Шарипову было неведомо, что такое «тройничный нерв», поэтому он с презрением посмотрел на перемазанного камуфлирующей краской парня.
— Я — вайнах. Меня не испугаешь...
— Анекдот на эту тему, — Рокотов отвлекся от связанного пленника и повернулся к приятелям. — Приходит латыш из школы. Бежит к маме и говорит: «Мама, мама! Сефотня мы проходили умножение. Нас спросили, сколько будет тфажды тфа, и я перфый отфетил!». «Это не утифительно, Янис, — говорит мама. — Феть ты же етинстфенный латыш ф классе!». Следующий день. Опять пацан прибегает из школы. «Мама, мама! Сефотня у нас было прафописание, и я перфый фсе палочки нарисофал!». «Это не утифительно, Янис. Феть ты етинстфенный латыш ф классе!». Третий день. «Мама, мама! Мы сефотня с мальчишками пиписьками мерялись, и оказалось, что у меня самая тлинная!». «Это не утифительно, Янис, феть тебе уже тфадцать три гота!»...
Алексей заржал, через секунду к нему присоединился Никита.
Не понявший шутки Шарипов зло сверкнул глазами.
— Вот так то, — Владислав развернулся к Бахтияру. — Что же касается тебя, то скоро тебе и меряться будет нечем.
Филонов присел рядом с пленником, рывком перевернул того на живот и внимательно посмотрел на его руки. На среднем пальце правой руки у Шарипова был вытатуирован перстень с залитым тушью прямоугольником, означавшим полностью отбытый срок наказания, на безымянном — перстень с трехзубцовой короной и тремя отходящими от нее лучами.
Авторитет.
Левую руку украшало изображение тигриной морды на тыльной стороне ладони. В зоне принадлежал к «отрицаловке».
Никита нехорошо улыбнулся подмигнул Владу.
— Ща все будет!
Шарипов почувствовал, как лезвие ножа вспороло его брюки, и забился, пытаясь перевернуться на спину.
— Я тебя в попу — вжик!
И ты больше не мужик! — пропел Филонов.
Бахтияр истошно заорал.
Никита резко расстегнул молнию на вороте комбинезона.
Лежащий вниз лицом Шарипов сей звук идентифицировал как расстегивание ширинки и забился еще пуще.
Филонов поднял с земли короткое округлое полено и пощекотал им сведенную судорогой задницу «гордого вайнаха».
Рокотов посильнее прижал Бахтияра к земле, не давая ему обернуться.
— Я тоже буду, — поддержал Никиту Веселовский и вжикнул молнией на кармане своего комбинезона. — Давай разыграем, кто первый.
— Можно, — громко согласился Филонов. — Монетка есть?
— Грязные свиньи!!! — завизжал Шарипов. — Собаки!!!
— Не суетись, — Влад вдавил лицо чеченца в траву. — Мы же не звери. Даже вазелин приготовили.
— Не хочу вазелин! — притворно заныл Веселовский. — Не те ощущения!
Филонов зажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, и показал Алексею кулак. Веселовский пожал плечами.
— Я все скажу, что вы хотите! — зарычал Шарипов, безуспешно пытаясь вырваться из железной хватки биолога.
— Вот это другое дело, — обрадовался Рокотов. — Погодите, ребята... Наш гость испытывает жгучее желание поделиться с нами своими мыслями. Так сколько человек в отряде?
— Стоп машина! — рявкнул командир «Бестора».
Механик мгновенно опустил вниз тумблеры реостатов. Гул трех электродвигателей стих.
— Давление?
— Норма, — бортинженер обвел глазами шкалы приборов.
— Балласт?
— Норма.
— Батареи?
— Норма.
— Напряжение?
— Норма...
— Аварийный запас?
— В порядке.
— Температура в системе?
— Нормальная...
— Тогда что это было? — командир прислушался.
— Хрен его знает, — мрачно выдал механик. — Посудине сто лет в обед. Где то пробило...
«Бестор» по инерции прошел еще три десятка метров над еле видным в свете прожекторов серым корпусом АПРК и остановился возле паруса рубки, правая часть которой была смята страшным ударом форштевня авианосного крейсера «Адмирал Молотобойцев».
Из ила совсем рядом с субмариной торчала оторванная и искривленная рулевая лопасть.
Это погружение было уже четвертым за сутки.
В преддверии подхода норвежского судна с командой глубоководных водолазов активность спасательной операции возросла. Глубоководные аппараты работали без перерыва, но результата не было.
Несмотря на то что лодка лежала на дне с минимальным левым креном в три градуса, надежно пристыковаться к люку так и не удавалось. «Бестор» и два «Приза» раз за разом садились на комингс площадку, закреплялись, начинали качать воду и спустя час совершали отстыковку, когда кончался запас энергии в старых изношенных аккумуляторах.
Вода из переходного тоннеля не уходила.
Помпы работали с полной нагрузкой, но с тем же успехом их могли и не включать. Форштевень «Адмирала Молотобойцева» пропорол не только прочный корпус в районе второго отсека атомного крейсера, он еще взрезал трубопроводы экстренной продувки аварийной системы. Так что помпы просто перекачивали забортную воду.
Заявления командования ВМФ о том, что в операции на Баренцевом море используются новейшие глубоководные аппараты, было ложью. Как и почти вся информация, предоставляемая обществу по факту аварии подводного ракетоносца. Спасательные снаряды были выпущены в начале восьмидесятых годов, давно выработали свой ресурс и держались на плаву лишь за счет энтузиазма экипажей и бесконечных ремонтов.
Но адмиралам на техническое состояние аппаратов было плевать.
Их гораздо более заботили возможности перепродать выделяемое кораблям топливо, списать тонны цветного металла и получить «откат» от фирм, коих они привлекали в качестве посредников при закупках продовольствия для личного состава.
На бумаге спасательные службы были обеспечены всем необходимым. В реальности — финансировались на пять процентов от необходимого объема вложений и постоянно сокращались. Из семи вспомогательных судов Северного флота к месту аварии «Мценска» смог выйти один «Михаил Руднев». Остальные шесть остались стоять у причалов Мурманска и Североморска. Полузатопленные, проржавевшие, с выбитыми стеклами иллюминаторов, с болтающимися на провисших тросах бесполезными спасательными аппаратами...
— Технический баллон! — бортинженер подскочил в своем кресле и ткнул пальцем в круглый белый циферблат, по которому медленно ползла черная стрелка.
— Продуваемся! — командир схватил микрофон. — Экстренное всплытие! Прием!
«Бестор» затрясло, в балластных цистернах зашипел воздух, свет в рубке мигнул, и аппарат с небольшим дифферентом на нос рванулся вверх.
Механик и бортинженер вцепились руками в подлокотники кресел.
Спасательный снаряд выскочил на поверхность в пяти кабельтовых от борта — «Михаила Руднева» и закачался на волнах.
Бортинженер крутанул штурвал внешнего люка и распахнул крышку.
Совсем рядом с всплывшим аппаратом взревел мотор катера, и в море плюхнулись трое аквалангистов в черных утепленных комбинезонах.
— Естественно. Вот первая странность, за которую и зацепился Савельев. Месяц голову ломал, зачем всё это надо. И тут его озарило. Левински — подводка к объекту на предмет психокодирования...
— Метод?
— Введение в организм психотропных веществ и закладка программы.
— А служба безопасности? Они ж берут анализы всей еды и всех напитков...
— Именно! — радостно улыбнулся Бобровский. — На то и был расчет. Моника ввела препарат через свой ротик, когда обхаживала Билла. Всасывание кожных покровов детородного органа ничуть не хуже, чем слизистой. Первые контакты были пробными, затем последовали два или три рабочих. Самой Левински, естественно, ввели противоядие...
— С точки зрения биологии возможно, — Сухомлинов почесал за ухом. — Но зачем тогда было раздувать скандал?
— Монике, вероятно, недоплатили. Попытались, как это свойственно иудеям, сподвигнуть ее на дальнейшее сотрудничество под знаменем священной и бескорыстной борьбы за израильские интересы. А девочка не согласилась. И устроила истерику...
— Хорошо, в качестве версии принимается. Но при чем тут Мадленка?
— Эта старая сволочь и была пультом управления. Левински заложила реакцию на кодовое слово, а Олбрайт вводила дальнейшие программы. Госсекретарь может встречаться с президентом без свидетелей...
— Остается перманентный аудиоконтроль помещений, — майор щелкнул пальцами. — Сотрудники Секретной Службы были обязаны прореагировать. Там не лохи сидят. Любой психологический наезд — и Мадленке бы не поздоровилось.
— В Моссаде тоже не дураки. Они явно выстроили реплики Олбрайт таким образом, чтобы было не придраться. Какое нибудь сложное словосочетание — и понеслось. Дурачок Билли начинает действовать как робот. Слушает все то, что вещает Мадлен, и воспринимает это как руководство к действию... Простейший пример — Югославия. Милошевича можно было дожать на уровне дипломатии. Он и так сепаратно шел на переговоры по Косову.
— Но недостаточно активно, — возразил Сухомлинов. — Без огонька. Соглашения подписывал, однако мало что по ним выполнял.
— Верно. Хотя в дипломатии даже частичный успех считается победой. Додавить Милошевича было можно. Сдал бы он Косово, как пить дать. Еще полгодика переговоров в Рамбуйе, и Милошевич согласился бы на присутствие в крае международных наблюдателей. А затем и на контингент ООН...
— Принимается, — кивнул майор.
— Теперь смотри, Сережа, что вышло. Югославы стараются сохранить лицо, европейцы им в этом не мешают. Переговоры идут, шатко валко, но идут. И тут вдруг Штаты волевым усилием принимают решение об ультиматуме. Зачем?
— Ускорение процесса, — предположил Сухомлинов.
— Ультиматумом процесс не ускоришь.
— Янкесы так часто делают, — не согласился майор. — Привыкли, что в последние десять лет все их слушаются.
— Ага! — хмыкнул Бобровский. — И одновременно с этим заявляют о том, что с нетерпением ждут Милошевича на скамье подсудимых в Гааге. Странный какой то ультиматум, тебе не кажется? Все вместе: и этнические чистки, которых, как оказалось, никто не проводил, и требования выдать международному трибуналу законного президента, и угрозы бомбардировок... Причем, заметь, ультиматум идет вразрез с договоренностью самих Штатов с европейцами. И невыгоден ни Европе, ни Америке.
— Хорошо. А в чем выгода Израиля, если иудеи все это замутили?
— Отвлечение внимания от своего региона и замыкание агрессивной псевдоисламской дуги Алжир — Южный Ливан — Косово — Кавказ — Афганистан — Джама и Кашмир — Пенджаб — Тайланд. До момента балканской войны в дуге имелся пробел. Теперь его не существует. Более того. Со времени мирового кризиса девяносто седьмого года инвестиции в экономику Израиля уменьшились в два раза. Вот они и придумали ход, с помощью которого вытянули из штатников лишние сорок миллиардов на вооружение.
— Да, такую вероятность исключать нельзя... Но создание панисламской дуги опасно для самих евреев, — рассудил Сухомлинов. — Что, если она развернется в их сторону?
— Вот тут, Сережа, я бы хотел обратить твое внимание на политику Израиля по отношению к соседям. Иудеи на самом деле и не собираются жить с ними в мире. Ибо в таком случае они лишаются невозвратных кредитов на оборону. А без посторонних вливаний эта страна не выживет. Им все время нужен враг у своей границы. В противном случае иудеям останется только выращивать апельсины и торговать грязями с Мертвого моря, что с финансовой точки зрения невыгодно... Без внешней угрозы Израиль теряет девяносто процентов своего влияния и становится рядовой маленькой и очень захудалой страной.
— Зачем им тогда мириться с палестинцами?
— А кто сказал, что они действительно настроены на мирный исход? — вопросом на вопрос отреагировал Бобровский. — Ведь каждый раз, как процесс близится к завершению, что нибудь происходит и все возвращается на круги своя. Спровоцировать Арафата и компанию — раз плюнуть... Достаточно стычки израильтян с группой арабских подростков или пары фраз на митинге. И мы видим, что так и получается.
— По твоему, Мадленка готовится к очередной пакости?
— Я этого не исключаю. Больно спокойно все идет...
— А Югославия? Там вроде бы пока все на точке замерзания.
— Погоди немного. Через месяц там выборы. Вот и увидишь...
— Думаю, Милошевичу не усидеть, — констатировал майор. — Больно много денег сейчас у оппозиции. Янкесы только за последние полгода перевели Драшковичу, Куштунице и Джинджичу сотню миллионов. И Аркан очень удачно погиб...
— Се ля ви. Хотя Ражнятовича могли грохнуть по более приземленным мотивам. Типа коммерческих.
— Что то не верится...
— Мне тоже. Но информации — ноль... Ладно, пора за работу. Цветные схемы, говоришь? — подполковник Григорий Владимирович Бобровский с чекистским прищуром уставился на кадр аэрофотосъемки.
* * *
— А через год его маненечко того,И тут всю правду мы узнали про него -
Как он парламент расстрелял,
Как он дочурку прикрывал,
Как с олигархами страну разворовал...
— Я слышал иной вариант последней строчки, — Рокотов вышел из за куста и встал рядом с перебирающим гитарные струны Васей Славиным, — «Как он Вована в президенты продвигал...». Собственно говоря, а откуда здесь сей щипковый инструмент?
— У этих придурков с собой был, — Вася мотнул головой в сторону связанных чеченцев, выложенных рядком на траве. — Музыканты, блин..
— Ясно, — Влад повернулся к Филонову. — Ну что, светает. Пора допросить наших юных друзей.
Никита свел брови к переносице и вытянул из ножен широкий изогнутый клинок.
— Ну ну ну, — Рокотов погрозил экс браконьеру пальцем. — В угол поставлю! Кто ж с самого начала резать начинает? Надобно интеллигентно, может, они сами всё расскажут.
На лицах сидящих вокруг Славина казаков появилось скептическое выражение.
— Попитка — не питка, — с грузинским акцентом заявил Владислав. — Итак. Остаются Никита, Леша и я, разумеется. Остальные — в круговую оборону...
— Давай я останусь, — предложил Туманишвили.
— Не надо. Кровь у тебя горячая, оглянуться не успеем, как ты их всех перебьешь. А тут подходец тонкий нужен... Вы пока отдыхайте. И ребят смените, а то они уже четвертый час на постах торчат.
— Яволь, — ответил за всех громила Лукашевич и легко поднялся на ноги. — Всё, мужики, пошли...
Когда казаки скрылись в зарослях, окружавших поляну с кострищем, Рокотов вопросительно посмотрел на Филонова.
— С кого начнем?
— Этот хрен справа вроде юнец совсем.
— Согласен. Леша, тащи его сюда...
* * *
Абдула Бицоев с трудом разлепил веки, когда ему на голову обрушился поток холодной воды.Подробностей ночной схватки он не помнил. В памяти остались лишь мечущиеся неясные тени, крики товарищей, внезапно возникшая перед ним мохнатая фигура и сверкнувшая перед глазами молния, когда ему в лоб попало что то твердое.
Страшно болела голова.
Абдула попытался сесть и размять руки, но не смог. Кисти и лодыжки были надежно перемотаны тонкой нейлоновой веревкой.
— Очухался, гаденыш, — чувствительный удар носком сапога под ребра заставил Бицоева сфокусировать зрение на склонившихся над ним трех мужчинах в камуфляже.
Их лица, перемазанные темно зелеными полосами, не предвещали ничего хорошего.
— Жить хочешь? — вежливо поинтересовался молодой парень, присев на корточки.
Бицоев втянул голову в плечи и промолчал.
— Не понимает, — удрученно констатировал парень и пощекотал кадык Абдулы кончиком узкого кинжала. — Или глухой... Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Абла эспаньол?
Абдула зажмурился.
Парень перешел с русского на неизвестные молодому чеченцу языки.
— Перестань придуриваться, — Бицоеву опять врезали под ребра.
Абдула послушно открыл глаза и уставился на мужчин.
— А представляете, если он сейчас заявит «Ватакуши ва вакаримасен»? — хмыкнул парень. — Чо тогда делать будем?
— Это по каковски? — спросил стоящий в паре шагов от чеченца суровый мужик.
— По японски. «Я вас не понимаю...»
— Вряд ли, — поморщился мужик и погладил висящие на ремне ножны. — Давай ему палец отрежем. Сто к одному, что запоет...
— Лучше ухо, — вмешался третий.
Бицоев задергался и замычал, пытаясь вытолкнуть языком кляп.
— Ба а! — обрадовался парень. — Да мы просто кляп забыли вынуть! Ну ка, ну ка... — лезвие перерезало ворсистый шнур. — Будешь говорить?
— Буду, — выдохнул Абдула и зашелся в приступе кашля.
* * *
— Будет, — удовлетворенно сказал Рокотов и сел рядом с пленником. — Давай, вещай...— Это всё они... — чеченца мелко трясло.
— Не, брат, так не пойдет! — Влад поднес к глазу бывшего боевика острие ножа. — Для начала — кто ты такой?
— А абдула Б бицоев...
— Что вы тут делали?
— Д дорогу м минировали.
— Зачем? — с невинным видом поинтересовался Рокотов.
— Федералы д должны были проехать. 3 за втра. Мы и их ждали.
— А откуда ты знаешь, что именно завтра и именно по этой дороге?
— Это не я... Это с старшие сказали.
— И вы что, вдевятером собирались брать колонну?
— Нет, — Бицоев закрутил головой. — Сегодня вечером ребята д должны подойти!
Влад оглянулся на Филонова. Тот еле заметно кивнул.
— Сколько человек идут вам в помощь?
— Н не знаю...
— Точно?
— Аллахом клянусь!
— Ты при мне Аллаха не поминай! — Рокотов несильно стукнул Абдулу кулаком в челюсть. — Не люблю, когда уроды вроде тебя язык распускают! Ишь, мусульманин нашелся! Да таких, как ты и твои дружки, в приличной исламской стране палками на площадях охаживают... Быстро вспоминай, сколько человек в отряде! Десять, сто, двести?
— Давай все таки что нибудь отрежем, — кровожадно предложил Веселовский. — Здорово память прочищает.
— Успеется, — Владислав прижал кончик клинка к щеке Бицоева. — Ну, вспомнил?
— Человек сорок! — выкрикнул чеченец, пытаясь отстраниться от ножа. — Точно брат знает!
— А где брат?
— Там лежит...
Веселовский подошел к оставшимся троим пленным.
— Который из них? — Рокотов за волосы приподнял голову Абдулы.
— В середине... — от хваленых вайнахских смелости и семейных традиций не осталось и следа.
Бицоев был готов на всё, лишь бы спасти собственную жизнь.
— Оч чень хорошо, — Влад подозвал Никиту. — Забей ему обратно кляп, а мы пока с братцем потолкуем...
* * *
Лидер питерского отделения партии «Молодые Христианские Демократы» Виталий Мелонов по кличке Дыня был рыжим конопатым толстяком с повадками комсомольского активиста.Благодаря абсолютной беспринципности, корыстолюбию и тяге к стукачеству, жизнь у Дыни складывалась удачно. Покрутившись годик в псевдодемократической тусовке и немного поправив свое материальное положение, Мелонов занял пост председателя карликовой партии. Никакого веса в городе христианские демократы не имели, однако всегда очень вовремя выступали в поддержку действий западных держав и регулярно получали финансовую подпитку от своих европейских коллег.
Фактически, Дыня со товарищи представляли из себя «пятую колонну», пусть не очень многочисленную, но всегда готовую к пикетам и участию в антироссийских демонстрациях, кои время от времени организовывались «старшими товарищами» из «Яблока» или «ДемРоссии».
— Руслану надо помочь, — протянул Мелонов, разглядывая сидящих перед ним двух прыщавых юнцов. — Этот Воробьев уже достал...
Проблема Руслана Пенькова заключалась в следующем: известного педераста демократа опять обидели статьей в «Комсомольской правде», обвинив в пособничестве убийству, случившемуся больше года назад в темном подъезде дома на канале Грибоедова. Пеньков, ничтоже сумняшеся, подал в суд и теперь добивался выплаты ста тысяч рублей за «нанесенный моральный ущерб».
На пару с Пеньковым в суде выступал адвокат
Юлий Карлович Шмуц, славный тем, что еще в доперестроечные времена был исключен из коллегии за поведение, позорящее звание защитника. Он обобрал семью посаженного в камеру директора овощебазы, объясняя свои действия необходимостью дать взятку прокурору, и даже уволок из гаража подзащитного пять новых покрышек для «Жигулей», которые в тот же день загнал на авторынке. А когда родственники подследственного потребовали деньги назад, Шмуц сымитировал потерю памяти и напрочь отказался понимать, о чем речь.
— А кто этот Воробьев? — почтительно спросил один из юнцов.
— Сволочь первостатейная, — зло выдохнул Дыня. — Бывший военный прокуроришка. Сейчас адвокатом у «Комсомолки» служит. Пенькова совсем достал...
С Андреем Воробьевым у Руслана со Шмуцем это уже был не первый процесс. Все предыдущие они проиграли. Адвокат с птичьей фамилией виртуозно жонглировал статьями кодексов и юридическими прецедентами, в результате чего манерному гомику приходилось раз в три месяца оплачивать судебные издержки.
Шмуц только икал и разводил своими загребущими ручками.
— Я вам дам адресок этого адвокатишки, — Мелонов порылся в куче бумаг на столе. — Живет возле Чернышевской, на Чайковского... Дом номер тридцать восемь...
— Там РУБОП рядом, — испугался второй юнец.
— Ну и чо?
— Боязно...
— Я могу другим поручить, — скривился Дыня.
— Не надо, — у первого юнца взыграла гордость. — Уделаем в лучшем виде. Чо надо то?
— Пугануть как следует, — Мелонов поджал толстые, лоснящиеся от недавно съеденного гамбургера губы. — Рожу набить. И предупредить, чтоб не борзел.
— Говорить, за что?
— Обязательно. Пусть знает... — Юнцы переглянулись.
— Сколько платишь?
— По три штуки, — Дыня извлек из ящика стола перетянутую аптечной резинкой пачку мятых десятирублевок. — Держите...
Старший из парочки хулиганов сунул пачку в карман куртки.
— Сделаем. Когда надо?
— Вчера, — надулся лидер христианских демократов. — Дня за три справитесь?
— Ну...
— Тогда идите...
Дыня подождал, пока юнцы выйдут на улицу, затем достал из ящика вторую пачку, толще предыдущей, и бросил себе в дипломат. Пеньков заплатил за организацию нападения на Воробьева двадцать тысяч, но по червонцу на рыло восемнадцатилетним бакланам было слишком жирно.
Хватит с них и шести.
Причем на двоих.
А остальным четырнадцати Мелонов сам найдет достойное применение.
Лидер христианских демократов посмотрел на часы.
Полдень.
Через пятнадцать минут у него назначена встреча с председателем общественного движения «За права очередников» Николаем Ефимовичем Ковалевским, вместе с которым Дыня выступает в поддержку одного малоизвестного кандидата в депутаты на предстоящих в октябре довыборах в Госдуму по двести девятому округу.
Мелонов потянулся и развернул вощеную бумагу.
За четверть часа он успеет съесть еще парочку гамбургеров.
* * *
Ахмед Бицоев оказался орешком покрепче своего насмерть перепуганного брата.Когда его привели в чувство, облив водой из ведра, он тут же принялся материться, плеваться во все стороны и бурчать под нос угрозы в адрес казаков. Пришлось дать Ахмеду по роже.
Невоспитанный вайнах на полминуты замолчал, но по прошествии времени все повторилось сначала. Правда, теперь чеченец не матерился и не плевался, а выкрикивал лозунги.
Как на митинге в поддержку независимости Ичкерии.
Рокотову это быстро надоело, и он угомонил Бицоева тычком сложенных копьем пальцев под ухо. Потерявший сознание чеченец затих.
Третий пленный, которому Влад в пылу ночного боя засадил кастетом в грудину, в сознание не приходил. Дышал он неровно, с хрипами, и было ясно, что без квалифицированной медицинской помощи до вечера он не дотянет.
Оставался последний.
Как поведал деморализованный Абдула, Бахтияр Шарипов исполнял в отряде роль «смотрящего» и подчинялся напрямую Арби Бараеву. Соратникам по борьбе из чужих тейпов полевой командир не очень то доверял. Потому и отправлял с каждой диверсионной группой своих дальних родственников, наделяя их полномочиями командира отряда.
Бахтияру отвесили пару звонких оплеух и усадили спиной к стволу акации.
— Когда к вам в помощь придут основные силы? — с места в карьер начал Рокотов.
— Вайнахи с гяурами не разговаривают, — гордо заявил Шарипов и отвел глаза в сторону.
— Так, и этот туда же, — проворчал Веселовский.
— Нежелание говорить лечится быстро, — Влад достал тонкий шнур, на котором через каждые пять сантиметров были завязаны узелки, и покрутил им у носа Бахтияра. — Старинный испанский метод. Надевается на голову и затягивается. Воздействует на определенные нервные узлы. Даже убежденные еретики через несколько минут становились шелковыми... А это не поможет, так я тебе, идиоту, в тройничный нерв иголку суну и начну поворачивать.
Шарипову было неведомо, что такое «тройничный нерв», поэтому он с презрением посмотрел на перемазанного камуфлирующей краской парня.
— Я — вайнах. Меня не испугаешь...
— Анекдот на эту тему, — Рокотов отвлекся от связанного пленника и повернулся к приятелям. — Приходит латыш из школы. Бежит к маме и говорит: «Мама, мама! Сефотня мы проходили умножение. Нас спросили, сколько будет тфажды тфа, и я перфый отфетил!». «Это не утифительно, Янис, — говорит мама. — Феть ты же етинстфенный латыш ф классе!». Следующий день. Опять пацан прибегает из школы. «Мама, мама! Сефотня у нас было прафописание, и я перфый фсе палочки нарисофал!». «Это не утифительно, Янис. Феть ты етинстфенный латыш ф классе!». Третий день. «Мама, мама! Мы сефотня с мальчишками пиписьками мерялись, и оказалось, что у меня самая тлинная!». «Это не утифительно, Янис, феть тебе уже тфадцать три гота!»...
Алексей заржал, через секунду к нему присоединился Никита.
Не понявший шутки Шарипов зло сверкнул глазами.
— Вот так то, — Владислав развернулся к Бахтияру. — Что же касается тебя, то скоро тебе и меряться будет нечем.
Филонов присел рядом с пленником, рывком перевернул того на живот и внимательно посмотрел на его руки. На среднем пальце правой руки у Шарипова был вытатуирован перстень с залитым тушью прямоугольником, означавшим полностью отбытый срок наказания, на безымянном — перстень с трехзубцовой короной и тремя отходящими от нее лучами.
Авторитет.
Левую руку украшало изображение тигриной морды на тыльной стороне ладони. В зоне принадлежал к «отрицаловке».
Никита нехорошо улыбнулся подмигнул Владу.
— Ща все будет!
Шарипов почувствовал, как лезвие ножа вспороло его брюки, и забился, пытаясь перевернуться на спину.
— Я тебя в попу — вжик!
И ты больше не мужик! — пропел Филонов.
Бахтияр истошно заорал.
Никита резко расстегнул молнию на вороте комбинезона.
Лежащий вниз лицом Шарипов сей звук идентифицировал как расстегивание ширинки и забился еще пуще.
Филонов поднял с земли короткое округлое полено и пощекотал им сведенную судорогой задницу «гордого вайнаха».
Рокотов посильнее прижал Бахтияра к земле, не давая ему обернуться.
— Я тоже буду, — поддержал Никиту Веселовский и вжикнул молнией на кармане своего комбинезона. — Давай разыграем, кто первый.
— Можно, — громко согласился Филонов. — Монетка есть?
— Грязные свиньи!!! — завизжал Шарипов. — Собаки!!!
— Не суетись, — Влад вдавил лицо чеченца в траву. — Мы же не звери. Даже вазелин приготовили.
— Не хочу вазелин! — притворно заныл Веселовский. — Не те ощущения!
Филонов зажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, и показал Алексею кулак. Веселовский пожал плечами.
— Я все скажу, что вы хотите! — зарычал Шарипов, безуспешно пытаясь вырваться из железной хватки биолога.
— Вот это другое дело, — обрадовался Рокотов. — Погодите, ребята... Наш гость испытывает жгучее желание поделиться с нами своими мыслями. Так сколько человек в отряде?
* * *
На глубине восьмидесяти пяти метров, когда спасательный аппарат «Бестор» пошел по пологой дуге вдоль зарывшегося носовой частью в ил корпуса «Мценска», в переплетении трубопроводов мини подлодки что то щелкнуло.— Стоп машина! — рявкнул командир «Бестора».
Механик мгновенно опустил вниз тумблеры реостатов. Гул трех электродвигателей стих.
— Давление?
— Норма, — бортинженер обвел глазами шкалы приборов.
— Балласт?
— Норма.
— Батареи?
— Норма.
— Напряжение?
— Норма...
— Аварийный запас?
— В порядке.
— Температура в системе?
— Нормальная...
— Тогда что это было? — командир прислушался.
— Хрен его знает, — мрачно выдал механик. — Посудине сто лет в обед. Где то пробило...
«Бестор» по инерции прошел еще три десятка метров над еле видным в свете прожекторов серым корпусом АПРК и остановился возле паруса рубки, правая часть которой была смята страшным ударом форштевня авианосного крейсера «Адмирал Молотобойцев».
Из ила совсем рядом с субмариной торчала оторванная и искривленная рулевая лопасть.
Это погружение было уже четвертым за сутки.
В преддверии подхода норвежского судна с командой глубоководных водолазов активность спасательной операции возросла. Глубоководные аппараты работали без перерыва, но результата не было.
Несмотря на то что лодка лежала на дне с минимальным левым креном в три градуса, надежно пристыковаться к люку так и не удавалось. «Бестор» и два «Приза» раз за разом садились на комингс площадку, закреплялись, начинали качать воду и спустя час совершали отстыковку, когда кончался запас энергии в старых изношенных аккумуляторах.
Вода из переходного тоннеля не уходила.
Помпы работали с полной нагрузкой, но с тем же успехом их могли и не включать. Форштевень «Адмирала Молотобойцева» пропорол не только прочный корпус в районе второго отсека атомного крейсера, он еще взрезал трубопроводы экстренной продувки аварийной системы. Так что помпы просто перекачивали забортную воду.
Заявления командования ВМФ о том, что в операции на Баренцевом море используются новейшие глубоководные аппараты, было ложью. Как и почти вся информация, предоставляемая обществу по факту аварии подводного ракетоносца. Спасательные снаряды были выпущены в начале восьмидесятых годов, давно выработали свой ресурс и держались на плаву лишь за счет энтузиазма экипажей и бесконечных ремонтов.
Но адмиралам на техническое состояние аппаратов было плевать.
Их гораздо более заботили возможности перепродать выделяемое кораблям топливо, списать тонны цветного металла и получить «откат» от фирм, коих они привлекали в качестве посредников при закупках продовольствия для личного состава.
На бумаге спасательные службы были обеспечены всем необходимым. В реальности — финансировались на пять процентов от необходимого объема вложений и постоянно сокращались. Из семи вспомогательных судов Северного флота к месту аварии «Мценска» смог выйти один «Михаил Руднев». Остальные шесть остались стоять у причалов Мурманска и Североморска. Полузатопленные, проржавевшие, с выбитыми стеклами иллюминаторов, с болтающимися на провисших тросах бесполезными спасательными аппаратами...
— Технический баллон! — бортинженер подскочил в своем кресле и ткнул пальцем в круглый белый циферблат, по которому медленно ползла черная стрелка.
— Продуваемся! — командир схватил микрофон. — Экстренное всплытие! Прием!
«Бестор» затрясло, в балластных цистернах зашипел воздух, свет в рубке мигнул, и аппарат с небольшим дифферентом на нос рванулся вверх.
Механик и бортинженер вцепились руками в подлокотники кресел.
Спасательный снаряд выскочил на поверхность в пяти кабельтовых от борта — «Михаила Руднева» и закачался на волнах.
Бортинженер крутанул штурвал внешнего люка и распахнул крышку.
Совсем рядом с всплывшим аппаратом взревел мотор катера, и в море плюхнулись трое аквалангистов в черных утепленных комбинезонах.